Текст книги "У мечты должны быть крылья"

Глава 19

Поднявшись в номер, Штырь придирчиво оглядел обстановку. Прихожей не было – сразу за порогом начиналась гостиная, где стоял мягкий уголок, журнальный столик и телевизор. Из гостиной был проход в спальню. Зайдя туда, Штырь присел на кровать, оценивая её ширину и мягкость. Заглянул в санузел, проверяя белизну сантехники, прислушался к тишине, стоящей в гостевом доме. Остался доволен.

– Доллары принимаете? – обратился он к стоявшей в дверях администраторше.

– Конечно! – отозвалась та.

Достав из бумажника толстую пачку зелёных купюр и отслюнявив немалую сумму, Васильич протянул её Надежде Семёновне.

– На сутки!

– Хорошо, – кивнула та. – Ужинать будете?

Васильич посопел и вопросительно взглянул на Еву. Та неопределённо дёрнула плечиком.

– Будем – почему нет?

– Стандартный набор блюд входит в стоимость номера. Можете заказать ужин по своему вкусу. Если его стоимость превысит стоимость стандартного набора, придётся доплатить. Заказ надо делать за два часа до ужина. Ужин в восемь, – отчеканила Надежда Семёновна заученный текст.

– Ладно, насчёт заказа мы ещё подумаем, – произнёс Васильич. – А сейчас меня вот что интересует – я хотел бы арендовать бассейн на пару часов.

– Пожалуйста, – администраторша не повела даже бровью. – Закрытый или открытый?

– Закрытый.

– Двойная цена от цены, указанной в прайсе – и бассейн на два часа в вашем личном распоряжении.

– Не вопрос.

– Когда желаете арендовать?

– А вот прямо сейчас.

– Хорошо. Оплата вперёд.

Штырь снова достал пачку долларовых купюр и, отсчитав несколько, протянул администраторше.

– Сауну включить? – забрав деньги, спросила та.

Васильич снова вопросительно взглянул на Еву, которая неторопливо прохаживалась по номеру.

– Мне не надо, – отказалась она.

– Не надо! – подтвердил Васильич.

– Хорошо. Тогда пройдёмте, я вас провожу.

– Через пять минут, – сказал Штырь.

– Как угодно. Я жду вас внизу.

Надежда Семёновна бесшумно ретировалась из номера. Васильич тяжёло протопал к дивану, стоящему в гостиной, плюхнулся на него так, что жалобно застонали пружины, и обратился к Еве:

– Ну что ты там маячишь? Подойди.

Ева послушно подошла. Васильич притянул её к себе поближе, обнял за бёдра и прислонил к своему объёмистому животу.

– Ну как, детка, тебе здесь нравится? – промурлыкал Штырь, задирая Еве юбку и запуская обе руки ей в трусики.

– Да, замечательно! – в тон ему ответила она, улыбнувшись алым ртом. – Я даже не знала, что у нас на побережье есть такие места. Думала, просто дома стоят – и всё.

– Правильно, – наглаживая гладкую попку, произнёс Васильич. – Просто стоят дома – и всё. Ничего больше.

– Я хочу в бассейн! – Ева сделала капризную рожицу.

– Сейчас идём. – Рука Штыря с попки перешла несколько глубже.

– Ах, пупсик, ты шалишь! – хихикнула красотка, однако с места не сдвинулась.

– Пу-упсик! – скривился Васильич, убрал руки и отодвинул от себя Еву. – Что ты за прозвище выдумала?

– А что? – захлопала та ресницами. – Не нравится?

– Какой я тебе пупсик?! Шариком ещё обзови или колобком! Я что, похож на розовую куклу?

– Ну… Ну… Не сердись! – засуетилась Ева. – А как мне тебя называть?

– Не знаю. Что-нибудь поинтереснее для мужчины нельзя, что ли, придумать?

– Поинтереснее – это как?

– Как-как! Как – и будет кучка! – пыхтел директор завода. – Ты должна называть меня так, чтобы я ощущал себя сильным и красивым. Супермен, например, или ковбой.

– Ковбой? – подняла Ева аккуратно нарисованные брови. Одновременно она поправляла трусики и одёргивала юбку.

– Да, ковбой. А что? – запальчиво спросил Васильич.

– Ничего, – пожала плечиками та. – Очень даже замечательно. Буду называть тебя «мой суровый ковбой».

– Во-от! – одобрительно протянул Штырь и со всего размаха хлопнул её по заду. – Давай, пошли в бассейн!

Когда парочка, сопровождаемая администраторшей, спустилась в подвальное помещение, их взорам предстала небольшая чаша бассейна, наполненная изумрудной водой. Вокруг располагались кадки с искусственными пальмами и фикусами. Шезлонги, накрытые белыми полотенцами, услужливо ждали клиентов.

– А почему вода зелёная? – удивилась Ева.

– Вода у нас морская, изумрудный оттенок придаёт плитка на дне бассейна, – отрапортовала Надежда Семёновна. – Напитки не желаете? Я принесу из бара.

– Пить будешь? – обратился Штырь к своей спутнице. Та кивнула. – Желаем!

– Принести карту вин?

– Не надо карту вин, – отмахнулся Васильич. – Девушке шампанское, а мне коньяк.

– Каких марок?

– Самых дорогих!

– Сколько?

– Шампанского бутылку, а коньяка грамм двести.

Когда напитки были доставлены, Штырь захлопнул за администраторшей дверь и повернул ключ. Теперь, в течение двух часов, их с Евой никто не должен был беспокоить.

– Всё, птичка, клетка захлопнулась! – довольно произнёс директор завода, обращаясь к своей спутнице. – Мы здесь одни, можешь раздеваться.

Девушка начала стягивать с себя одежду. Первой скользнула на пол юбка, за ней последовала блузка. Босоножки на высоченных каблуках Ева скинула последними и, сразу уменьшившись ростом, осталась в купальнике.

– Не понял! – нахмурился Васильич. – Ты что, в этой фигне плавать будешь? – указал он на купальник.

– Не нравится? – тоненьким голоском спросила девушка, жалобно глянув на своего покровителя.

– Нет, не нравится! Снимай, к чёрту! Я бассейн арендовал, чтоб на твои тряпки смотреть, что ли?!

Ева покорно разделась догола. Открылась неплохая грудь с торчащими розовыми сосками, плоский живот, круглая попка, стройные ноги без каких-либо волос между ними.

Штырь между тем тоже полностью разделся. Нисколько не стесняясь обвисших складок жира, он уселся в шезлонг с бокалом коньяка в руке. Указав Еве между ног, спросил:

– Зачем здесь бреешь? Не брей больше! Я люблю, чтобы там волосы были.

– Как скажешь, мой суровый ковбой! – жеманно улыбнулась блондинка.

– Молодец, соображаешь! – похвалил Васильич. – Подойди!

Ева подошла. Штырь отставил коньяк и пребольно схватил её за грудь. Девушка дёрнулась, но улыбку с лица не стёрла. Васильич мял её соски пальцами, стискивал рёбра железной хваткой и запускал руку в промежность. Ева терпеливо сносила всё. Она лишь обратила внимание, что мужское достоинство её спутника оставалось в неподвижном состоянии.

– Ладно, иди плавай! – закончил Штырь своё занятие и с размаху ударил девушку по попке, оставив красный след. – Я коньячка пока попью.

Ева осторожно спустилась в изумрудный бассейн и поплыла. Прохладная вода приятно и непривычно будоражила обнажённое тело. На плиточном потолке отражались световые блики, дрожащие и пляшущие. Девушка перевернулась на спину, затем на живот. Хлебнула солёной воды, фыркнула, закашлялась, засмеялась.

– Плещешься, русалка? – раздался из шезлонга голос Васильича. Ева попыталась уловить интонацию – доволен или нет? Кажется, доволен. Блондинка снова засмеялась и помахала ему из воды рукой. В голове одна за другой неслись мысли.

Что ж, её новый любовник действительно богат. Ева с замирающим сердцем следила, как он в буквальном смысле сорит деньгами направо и налево. А шестисотый «мерседес» с личным водителем! Девушка ощущала себя просто королевой, когда садилась в эту шикарную машину.

При этом Васильич, естественно, женат. С этим Ева смирилась сразу – по-другому, к сожалению, в жизни не бывает. За достойными мужчинами женщины выстраиваются в очередь, и почему-то всегда в этой очереди кто-то стоит впереди тебя.

А вот к третьему обстоятельству Ева не знала, как относиться. Штырь оказался импотентом. Хорошо это или плохо? Наверное, всё-таки хорошо – отпадает необходимость с ним спать. Потискает немного, как сейчас, да и всё. Можно жить за его счёт, не напрягаясь на секс. Но, с другой стороны, чем тогда его к себе привязывать? Если главное оружие женщины – постель – оказывается недейственным, возникает опасность, что такая связь будет недолгой. Это Еву не устраивало. Ей хотелось чувствовать себя королевой как можно дольше. Лучше всего, до конца жизни.

– Ну, хватит там круги нарезать! – снова раздался голос Васильича. – Уже марафонскую дистанцию проплыла. Иди сюда!

Очнувшись от раздумий, Ева вышла из бассейна.

– Иди сюда, моя девочка! – захмелевший Штырь вытянул губы трубочкой. Блондинка послушно запечатлела на них поцелуй.

– У них тут, оказывается, кушетка стоит, – указал в угол Васильич. – Пошли, сделаешь мне массаж.

– Я не умею! – хлопнула ресницами девушка.

– Ну, значит, просто спинку почешешь.

Штырь протопал в угол и, кряхтя, примостился на узкой кушетке. Ева встала на колени и принялась почёсывать ему спину.

– Ох, хорошо! – прижмурился тот. – Можешь ещё сиськами об меня потереться, мне это нравится.

Привстав, красотка наклонилась вперёд и стала исполнять пожелание.

* * *

Подвезя начальника с любовницей к гостевому дому, Славка поставил «мерседес» на расположенную здесь же, на территории, стоянку. Автоматические ворота с лязгом распахнулись, поглотили машину и с таким же лязгом закрылись снова.

«Почему бы Васильичу у себя дома такие не сделать? – подумал водитель. – А то как приедешь в усадьбу – вечно топай, с замком возись…»

– Можешь здесь нас подождать, – предложил шеф. – В баре посиди, кофе попей. А хочешь, сходи куда-нибудь. Только сотовый с собой возьми.

– Я на квартиру схожу, братана повидаю, – сказал Славка. – Тут пять минут ходу.

– Между прочим, Жанна тебя ждёт! – поведала ему Ева непонятно зачем.

– Ага, – буркнул Воробьёв. – Привет ей передавай.

– И всё?!.

Посчитав диалог законченным, водитель развернулся и пошёл в сторону пятиэтажек. У подъезда дома, как всегда, на скамеечке сидели бабульки.

– Здрассти! – бросил им парень. Те закивали и проводили его внимательными взглядами.

Квартира снова оказалась пустой. Никак не хотел брат сидеть дома. На зеркале в прихожей красовалась надпись, сделанная губной помадой:

«Завтра в 19.00 на том же месте».

Славка усмехнулся – видимо, вчерашняя девица ушла от Сашки по-английски. Вздохнув, парень прошёл на кухню, порылся в ящиках и извлёк на свет ручку и огрызок бумаги. Начал прикидывать.

«Так, завтра встретиться с братом не получится – у него вечером свидание. Ева работает два дня через два. В воскресенье и понедельник она отдыхала, значит, завтра и послезавтра она в бутике. Васильич эти два дня просидит дома, и у меня будут два свободных вечера. Из этого следует, что надо назначать встречу с братом на послезавтрашний вечер. Что ж, так и сделаем».

Воробьёв накорябал на огрызке бумаги:

«В среду после семи будь дома. Заеду. Славка».

Постоял в раздумье, куда бы прикрепить записку, чтобы брат её, наверняка, заметил. Не придумал ничего лучше, как положить бумагу на телевизор рядом с пультом. Ещё раз усмехнувшись красной надписи на зеркале в прихожей, парень покинул квартиру.

Не успел он выйти из подъезда, как вдруг сотовый телефон разразился длинной громкой трелью. На экране высветилась надпись: «Подавление номера». Такое случалось, лишь когда кто-то звонил Славке со стационарного поселкового телефона. Номера старенькой аналоговой телефонной станции, обслуживавшей посёлок, не определялись сотовым оператором.

«Мать, что ли, с почты звонит? – подумал Славка. – Случилось, что ль, чего?»

Галина Сергеевна звонила сыну на сотовый только в самых крайних случаях.

– Алё, – произнёс парень в трубку. Бабульки, сидящие на лавочках, смотрели на него, открыв рты. – Алё, кто это?

– Привет, Слав! – раздался в ухе женский голос.

– Алё, мам, ты?

– Это Вика Матюшина.

– Кто?! – оторопел Славка.

– Вика Матюшина.

– Вика?! Как ты… Чего тебе… – От возмущения парень стал заикаться. Потом вдруг тревожная мысль пришла ему в голову: – С матерью что-то случилось?

– Нет-нет, Слав, с твоей мамой всё в порядке!

– В порядке? – Воробьёв расслабился и продолжил свой путь. – Точно?!

– Точно.

– А чего ты тогда звонишь? Как ты вообще этот номер узнала?

– Галина Сергеевна дала.

– Ага. – На парня накатило раздражение. – Ну, хорошо. С ней я отдельно разберусь. Так, ладно. Что тебе надо?

– Я хотела спросить, Слав, во сколько ты сегодня вечером приедешь?

– Во сколько я вечером приеду? – удивился тот. – А какая тебе разница, Матюшина?

– Я хотела к тебе в гости зайти.

– В гости?

– В гости.

– Матюшина, а я тебя не приглашал!

– Близкие люди приходят без приглашения! – Вика всеми силами старалась обратить разговор в шутку.

– Да? – Славка не был настроен на весёлый лад. – Может быть. Только ты к моим близким людям не относишься.

– Я знаю. Но очень хочу относиться. Очень-очень. – Вика перешла на шёпот.

– Матюшина, я тебе по этому поводу всё вчера сказал! – поморщился Воробьёв. – Хочешь, чтобы я тебе сегодня ещё раз повторил?

– Значит, я могу прийти? – В голосе девушки появилась надежда. – Во сколько, Слав?

– Матюшина, ты меня удивляешь! – усмехнулся парень. – Вот просто удивляешь, честное слово!

Вика молчала, в трубке слышно было только её дыхание.

– Ну хочешь, приходи. – Воробьёв внезапно согласился. – Приходи. В восемь устроит?

– Да.

– Отлично. Пока! И не звони больше на этот телефон, поняла?

– Почему?

– Потому! Твои звонки денег стоят! Сама будешь их оплачивать!

– Хорошо, Слав, не буду звонить. До встречи!

– Ага, давай.

Водитель с облегчением отключил связь. Он знал, что сегодня шеф не отпустит его домой до ночи.

* * *

– Расскажи мне о себе, – попросила Ева, почёсывая спину Васильича и разглядывая его затылок.

– Чего? – приоткрыл тот один глаз.

– Расскажи мне о себе, – повторила просьбу девушка.

– На фига? – удивился Штырь.

– Просто. Мне интересно.

– Что тебе интересно? – закряхтел тот, поворачиваясь к ней лицом.

– Всё.

– Что – всё? Биографию, что ль, тебе рассказать?

– Ну, хоть бы и биографию.

Васильич хмыкнул и смерил Еву скептическим взглядом.

– Биография как биография. Родился, учился, женился.

– А потом сразу стал директором завода и разбогател?

– А, вон что тебя волнует! – догадался Штырь. – Откуда бабки. Зачем тебе это знать, девочка? Меньше знаешь – лучше спишь.

– Ну, тогда расскажи про детство, – не унималась блондинка.

– Про детство? – Васильич подпёр голову рукой и наморщил лоб. – А что – детство? Двоечник я был и лоботряс. С уроков сбегал. Еле-еле из класса в класс переползал.

– А что же родители тобой не занимались?

– А когда им было заниматься? Отец с матерью на заводе пахали. Батя пил, как сволочь. Я сам по себе рос.

Штырь почесал волосатую ляжку и с нотками самодовольства добавил:

– Зато я к восьмому классу хорошистом стал! Море любил, хотел в морское училище поступить. Знаешь, как учителя удивлялись?! Был двоечником, стал хорошистом. А всё потому, что стимул появился, желание! Я в науку, как зверь, вгрызался! Сказал себе, что должен поступить в морское училище, и пёр напролом. Такая сила воли была, ух!

Васильич сжал кулак и потряс им в воздухе.

– Поступил?

– А как же! Я – да не поступлю! Поступил и закончил. У меня специальность знаешь какая? Механик судовых установок. Вот так! И в море ходил. Интересно было.

Штырь решил принять вертикальное положение, спустил ноги с кушетки и сел.

– Дай мне коньячку! – обратился он к Еве. Девушка принесла. – А сама что не пьёшь?

Та пожала плечами.

– Для кого я это долбаное шампанское покупал? – поднял брови Васильич. – Пей, давай!

Блондинка послушно взяла бокал.

– Вот так, – продолжил Штырь свой рассказ. – Семь лет в море отходил. Я бы и дальше ходил, да здоровье подкачало. Воспаление лёгких подцепил, запустил. А когда спохватился, осложнение пошло. Сосуды стали ни к чёрту, давление начало скакать… В общем, списали меня на берег. Обидно было до слёз. Здоровый мужик, а тут – бабах! – инвалид. И главное, ни с чего! От простуды какой-то идиотской!

Ева сочувственно смотрела на своего покровителя, сидя в шезлонге и маленькими глотками прихлёбывая шампанское.

– Пошёл на винно-водочный завод, к алкашам, блин.

– Почему к алкашам? – удивилась красотка.

– Потому что там одни алкаши работают! И я вместе с ними алкашом стал.

– Наверное, на любом заводе работяги пьют, – предположила девушка.

– На любом, – согласился Штырь. – Только на этом в три раза больше. Если водка– вот она, под носом, как её не выпить? Воруют – и пьют, воруют – и пьют! Знаешь, как они мне надоели? Во как!

Васильич полоснул себя ребром ладони по шее. Взял со столика пачку сигарет и закурил.

– Ну и что, ты дослужился до директора? – задала вопрос Ева.

– Ага! – Штырь выпустил изо рта струю дыма. – Но сначала высшее образование получил. Заочно. А потом назначили директором. Так что всё честно.

– Что честно?

– Ты хотела узнать, откуда у меня бабки? – прищурился Васильич. – Так вот я тебе и говорю – деньги честно заработаны. Никого не убил, никого не ограбил. Руковожу заводом, получаю прибыль. А директором ещё при Союзе стал, с тех пор и тружусь. Тащу на себе весь этот воз. Всю эту шушеру, которая работать не хочет, а только денег требует! Заехал сегодня утром на работу. Зашёл в отдел маркетинга. А они там знаешь что делают? В футбол гоняют! Листы ватмана в трубки свернули, на стульях ездят и мяч этими трубками гоняют!

– Это не футбол, это, скорее, хоккей, – улыбнулась Ева.

– Один хрен! – отмахнулся Штырь. – Разогнать надо всех к чёртовой бабушке!

– Не кипятись. – Девушка положила свою ладонь ему на плечо.

– Да надоела вся эта богадельня! – Васильич затянулся дымом.

– Какая богадельня – завод?

– Ага! Хочу накопить деньжат да продать его на фиг.

Ева навострила уши и осторожно спросила:

– А что, уже что-то накопил?

– Конечно. – Штырь затушил сигарету и откинулся в шезлонге. – Счётик в швейцарском банке на кругленькую сумму имеется.

– И насколько кругленькая сумма? – игриво спросила блондинка. Встав со своего места, она села на колени к Васильичу.

– А вот этого я тебе не скажу! – в тон ей ответил Штырь. – Этого у меня даже жена не знает.

– А! – Ева накрутила на палец золотистую прядь. – Да я и не настаиваю, я просто так спросила.

Васильич погладил её по округлой груди.

– А ты жену любишь? – сменила красотка тему.

– А что тебе до моей жены?

– Интересно.

– Какая мне любопытная девочка попалась! – ущипнул её Штырь. – Всё-то ей интересно!

– Да. – Блондинка жеманно наклонила голову.

– А если люблю, то что?

– Тогда я обижусь, – надула губы Ева.

Васильич засмеялся.

– Хорошо, тогда не люблю.

– А если не любишь, зачем тогда с ней живёшь?

– Привык.

– А дети у вас есть?

– Нет. У неё есть дочь, а у меня детей нет.

– Почему?

– По кочану.

– А ты хочешь детей?

– Девочка, ты стала меня уже доставать! – В голосе Штыря послышались жёсткие нотки. – Нет, я не хочу детей! Я хочу покоя! Хочу накопить денег, продать завод и свалить на Карибы. Хочу до конца жизни сидеть у тёплого моря и умереть в объятиях молоденькой красотки. Ещё вопросы будут?

– Будут!

Васильич напрягся.

– Можно этой красоткой буду я?

– Можно! – Васильич обмяк, стиснул Еву в объятиях и укусил за грудь.

Он даже не подозревал, что в эту секунду сам определил свою судьбу.

Глава 20

На плоской поверхности скалы, разделённой лучом закатного солнца на две части, – светлую и тёмную, – каждый на своей стороне, сидели Ангел и Дьявол. Спокойствие и безмятежность царили вокруг. Морские волны тихо плескались, о чём-то перешёптываясь друг с другом. Чайки кружили над волнами, то садясь на воду, то с громким криком снова взлетая в небо. Прозрачный, дрожащий, разогретый до духоты воздух казался осязаемым.

– Давай в шашки сыграем! – позёвывая, предложил Хранитель Тьмы. – Ты чёрными, а я белыми.

В глазах Ангела мелькнуло удивление.

– Почему это я должен играть шашками твоего цвета? – спросил он.

– А так, из интереса, – последовал ответ. – Не всё же тебе беленькими-чистенькими играть! Поиграешь немного чёрненькими.

– Хочешь примерить на меня чёрный цвет?

– Ты, как всегда, недогадлив! Хочу примерить на себя белый.

Хранитель Тьмы щёлкнул пальцами, и на каменном плато возникла клетчатая доска с шашками. Красный луч заката разделял её ровно пополам. На стороне Ангела стояли чёрные шашки, на стороне Дьявола – белые.

– Как ты думаешь, если я буду играть белыми, я выиграю или проиграю? – задал вопрос Хранитель Тьмы.

– Проиграешь. Свет не повинуется тебе.

Ангел бросил на доску мимолётный, равнодушный взгляд. Вытянув перед собой руку, он сжал пальцы в кулак. Когда, в следующую секунду, Хранитель Света раскрыл ладонь, на ней лежали маленькие кусочки хлеба.

– А тьма не повинуется тебе, – парировал Дьявол. – Значит, ты тоже проиграешь. Но в игре не может быть двух проигравших. Где логика?

– Будет ничья, – пожал плечами Ангел. – Всё просто. Зачем ты затеял этот разговор?

Он подбросил кусочки хлеба вверх, и подоспевшие чайки тут же подхватили их, жадно проглатывая на лету.

– Но ничьей быть не должно, – изрёк Хранитель Тьмы. – Зачем тогда состязание, если нет победителя и побеждённого? Игра теряет свой смысл.

– Что поделаешь! Так устроен мир – тьма и свет равноправны. Тьма никогда не победит свет, а свет никогда не победит тьму.

– Очень жаль, очень жаль, – пробормотал Дьявол. – Я не могу выиграть у тебя, когда играю чёрными, и не могу выиграть, когда играю белыми. Я всё время должен соглашаться на ничью!

С силой он смёл шашки с доски.

– Но я не хочу ничьей! – воскликнул с досадой Хранитель Тьмы. – Я хочу побеждать!

– Мало ли, кто чего хочет, – философски заметил Хранитель Света. – Усмири свои желания, иначе Господь усмирит их.

– Что? – презрительно скривился Дьявол. – Твой Господь усмирит мои желания?! Не смеши меня, Апостол! Как может усмирить меня распятый еврей? Напугает? Чем? Землетрясениями, цунами, эпидемиями? Картины каких страданий заставят дрогнуть моё сердце? Апокалипсис вызывает в моей душе лишь чувство удовлетворения! Что может быть прекраснее, чем созерцать разрушающиеся города, страны, стираемые с лица Земли, народы, вымирающие от неизлечимых болезней?! Я становлюсь лишь сильнее, наблюдая всё это, ибо души отверженных Богом поступают в моё полновластное распоряжение! Я радуюсь проявлениям гнева Божьего, а ты вздумал меня им пугать! Глупость твоя не знает границ, Апостол!

Хранитель Света невозмутимо слушал его.

– Кстати, Христу пора бы научиться контролировать свои эмоции! – продолжил Хранитель Тьмы. – Людской гнев Он причислил к семи смертным грехам, а сам же даёт волю Своим чувствам весьма часто. Стараясь усмирить грешников, Господь устрашает и уничтожает целые народы, обрушивает на них всевозможные напасти. По меньшей мере, это несправедливо по отношению к роду человеческому! Какой же смертный будет уповать на Бога после этого? Неужели распятый еврей не боится, что люди, с лихвой познав Его гнев, отвернутся от Него?

– Гневу Божьему должно быть на Земле, – ответил Ангел. – Божий гнев – это логическое продолжение Его праведности. Это торжество Божественной справедливости. Так как Господь праведен, то и гнев Его праведен, и творит он Божью правду!

– Ничего себе правда, – усмехнулся Дьявол. – Когда Содом и Гоморра исчезли под огнём, обрушившемся с неба, это было торжеством Божьей правды? Что кричали Христу жители этих городов в последние секунды своей жизни? Благодарили Господа за проявление Его справедливости, по отношению к ним?

– Божий гнев вызывает лишь грех, – изрёк Хранитель Света. – Жители Содома и Гоморры погрязли в грехах, за что и были наказаны Господом! За пренебрежение Спасителем и неверие в Него Бог вынужден был явить силу гнева Своего над этими дерзкими грешниками!

– Так Он наказал их за пренебрежение к Себе… – произнёс Дьявол. – Естественно, за что же ещё?! Бедные содомляне… Не грешны они были, а непокорны! Как и я в своё время, они не желали быть рабами Господа. Распятый еврей не терпит свободолюбия! Ему нужны лишь верные псы, преданно виляющие хвостом. Иных людей Он не приемлет и обрушивает на них свой гнев! И почему только Вселенная наградила Его этим правом?… Бедные, бедные содомляне… Как мужественны они были, глядя смерти в глаза! Спасая близких, они горели в огне, но не бежали трусливо прочь! Разве грешники так ведут себя? Нет, Апостол, на самопожертвование способны лишь святые! Но Христос поставил на них клейма грешников и отдал их души мне. Дабы неповадно было никому шатать Его небесный престол!

Что ж, да будет так! Аминь! Что остаётся людскому роду, если не принимать волю Божью? Устрашённые Библией, народы роптать не решаются! Кто же не испугается, когда прочтёт слова:

«Тогда из месяца в месяц, из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лицо Моё на поклонение. И будут выходить, и увидят трупы людей, отступивших от Меня: ибо червь их не умрёт, и огонь их не угаснет; и будут они мерзостью для всякой плоти… И будут народы, как горящая известь, как срубленный терновник, сожжены в огне!»

Окровавлены ризы Господа, насаждает Он власть свою железной рукой! Проповедуя «Не убий!», Сам предаёт людей смерти, и нет Ему за это наказания! Почему? Почему не воздастся Богу за грехи Его?

Хранитель Тьмы замолчал, и звенящая тишина повисла в воздухе. Чайки не кричали более, безмолвно паря в небесной выси. Море замерло, остановив движение волн. Водная гладь натянулась, как струна, застыв от ужаса. Казалось, время остановило свой ход, не в силах вынести слов, произнесённых Дьяволом. Тем громче показался раздавшийся голос Хранителя Света.

– Не старайся извратить суть вещей, враг мой! – сказал он. – У тебя это не получится. Ни Земной, ни Загробный миры не внемлют твоим проповедям. Слишком крепка людская вера в Господа, и даже ты не в состоянии её пошатнуть. То, что ты назвал грехами Бога, есть не что иное, как Божье наказание людям, и только. Господь справедлив и праведен, и лишь твой поганый язык мог повернуться, чтобы очернить Его! Христос любит людской род, ведь они – дети Его. Но не только любит, а и наказывает. Наказание – не следствие гнева Его, а следствие любви. «Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает». Бог наказывает детей Своих, как родители наказывают своих отпрысков. Ведь Богу не безразлично, что происходит в жизни человеческой. Он не согласен с людскими грехами, с их уродливыми чертами и несовершенством. Наказание означает, что небесный Отец воспитывает их. А, получив свою порцию наказания, смело они могут идти к Нему за утешением. С твёрдой верой, что они обретут его. Любовь и прощение получат раскаявшиеся в грехах своих!

Вздох облегчения пронёсся в Земном пространстве. Возникнув из самых глубин морского дна, он поднялся на поверхность, всколыхнул замершие волны и взлетел в небеса, оставив за собой вибрирующий от звука эфир. Чайки закричали сердито и требовательно, время продолжило свой ход. Мир, ободрённый словами Ангела, снова начал жить.

– Людская вера в Бога шатается давным давно, – усмехнулся Хранитель Тьмы. – Только глупцы могут уповать на Того, Кто грозит им страшной смертью за неповиновение. Чтобы сохранить Свою власть, распятому еврею надо бы остановить прогресс. Ибо безраздельное господство Его возможно только над сирыми, убогими и непросвещёнными. Человек, обладающий светлым умом, способен выстроить логические цепочки и проследить все несоответствия между словами, делами Господа и их подоплёкой. Множество их бесчисленно! Гнев и смертоубийство запрещены человеку, как грехи, но разрешены Христу. Почему? Бог создал Дьявола. Зачем? Нет ответов на эти вопросы, которые показали бы Господа в праведном свете. А есть ответы, обнажающие тёмные стороны души Его. Не думаю, что люди, открыв это, будут продолжать любить Бога с прежней силой…

– Несовершенен не Господь, а людские умы, – возразил Хранитель Света. – Мысли Господа мы постигаем из Библии. Трактовать же написанное можно по-разному. Чья душа светла и чиста, кто верует в Бога и любит Его, тот видит в Библии только Истину и путь к спасению. Чья же душа черна сомнениями и неверием, кто, в гордыне своей, жаждет принизить Христа, тот извращает слова Его и возводит напраслину на Господа. И нет здесь разницы, просвещён человек или невежествен, здоров он или убог, богат или беден. Любовь Иисуса для всех одинакова. А что же касается гнева Божьего, то вот что отвечу я.

Не в несчастьях и напастях на род человеческий Его гнев проявляется, а в молчании. Не наказание страшно, а равнодушие. Когда замолкает глас Господа, и оставляет Он человека в его грехе и наедине с грехом. И радуется человек, что грешит он безнаказанно, а, на самом деле, грехи порабощают его. И живёт он с ними, рука об руку, пока не станет их рабом подневольным, пока не опутают сети грехов его так, что не будет ему освобождения из этих пут. И настигнет его неизбежная смерть, а после смерти – Ад и вечные муки. Вот что являет собой гнев Господа!

– Хорошо сказано, – прищурился Дьявол. – И, главное, убедительно! Но посмотрим на ситуацию с другой стороны. Жизнь во грехе сладка, и ты, Апостол, не можешь отрицать это. Грех притягивает и манит. Так почему Бог отбирает у людей эту сладость, если Он любит их? Зачем Он дарит жизнь детям Своим, если нет возможности ею насладиться? Страдание Он ставит во главу угла, а жизнелюбие почитает за грех. К чему такая расстановка приоритетов? Если Господь так справедлив и милостив, как хочет казаться, пусть даст возможность людям самим распоряжаться своей жизнью и пить сладость греха столько, сколько сами они посчитают нужным. Почему бичует Он их за это желание, а устав бичевать, проклинает? Это ли есть проявление любви?

– Бесспорно, – ответил Хранитель Света. – Бесспорно, это проявление любви. Ибо, если не сдерживать человека в его желаниях грешить, сам себя остановить он не сможет. Человек слишком слаб, чтоб отказаться от сладкого! Грехи разрушают природу человеческую – так уж устроен мир. Плоть людская не выдержит пресыщения грехами и умрёт. Род человеческий прекратит своё существование. А превыше всех желаний у людей одно – желание жить! Господь бичует детей своих, дабы не умерщвляли они грехами плоть свою, и не прекращали род свой, и жизнь продолжалась на Земле! Вот в чём смысл всего сущего, вот в чём предназначение Господа и суть Его слов и поступков! Вот в чём любовь Бога!

– Что ж, допустим. – Хранитель Тьмы сложил руки на груди. – Тогда что ты ответишь мне на другой вопрос? Зачем Бог создал меня, Дьявола? Зачем призвал меня совращать род человеческий? Если настолько любит Он детей своих, почему заставляет их мучиться в борьбе со мной?

– Бог не создавал тебя Дьяволом, – глухо произнёс Ангел. – Бог создал тебя Ангелом по имени Люцифер, отверженным Сатаной стал ты сам по воле своей. Две тысячи лет ты терзаешь душу Христа неверием, желанием разоблачить и свергнуть Его с престола. Господу больно смотреть на тебя, горько осознавать твою ненависть. Сердце Его рыдает от жалости к тебе. Но не смог Он терпеть твоих деяний и наказал тебя. И терпеливо ждёт, когда ты опомнишься и придёшь к Нему с покаянием. Бог любит тебя, враг мой, ибо ты такой же сын Его, как и все остальные. Ты лишь сбился с пути истинного и упрямо не желаешь вернуться! Но Христос готов простить тебя и будет ждать, сколько потребуется. Даже если потребуется вечность…