Текст книги "У мечты должны быть крылья"

– Подождите, ещё не время, – тихо ответил кавказец.

– Почему?

– Мэр ещё не подъехал.

Лена послушно замерла в ожидании. Что-то подсказывало ей, что сценарий, написанный Вахаком Зурабовичем, нарушать было нельзя. Члены семьи, стоявшие позади небольшой кучкой, тоже застыли в ожидании. От нечего делать женщина стала изучать глазами толпу собравшихся зевак. Взгляд тут же наткнулся на брата Виталия и его жену.

– Почему мой брат к нам не подходит? – спросила Лена кавказца.

– Не знаю. Послать за ним?

– Да, пожалуйста.

Вахак Зурабович сделал знак телохранителю и, когда тот поспешно приблизился, негромко о чём-то распорядился. Тот кивнул и через несколько минут подвёл к гробу Виталия, Катерину и их сына.

– Лен, а мы решили пока не подходить, – объявила Катерина громким шёпотом.

– Почему? – подняла вдова вопросительный взгляд.

– Ну, вроде как вы все тут при таком параде… А нас не предупредили! Если б мы знали, то тоже прикупили бы что-нибудь по такому случаю. А так придётся стоять, как бедным родственникам. Что только люди скажут?

Лена в ответ лишь раздражённо дёрнула плечом.

Мэр всё не ехал, ожидание затягивалось. Наконец, из-за поворота вырулил «мерседес», снабжённый атрибутами городской администрации. Юрий Петрович Бабенко, галантно поддерживая под руку супругу, в окружении охраны направился к скорбящей вдове. Лена смотрела на его важную фигуру в чёрном костюме, на серьёзную Илону в траурном платке, наброшенном на голову. Как диссонировал этот облик супружеской пары с тем, что мадам Штырь привыкла видеть у себя в усадьбе! В памяти вдруг всплыла последняя их встреча, когда Юрий Петрович напился до чёртиков и заснул на полу. С большим усилием женщина подавила улыбку.

– Примите наши соболезнования, – произнёс мэр, приблизившись.

– Да-да, примите, – поддакнула Илона, ревниво разглядывая бриллианты вдовы.

– Спасибо, – ответила Лена, делая вид, что не замечает взгляда мадам Бабенко.

Теперь все были в сборе, и Вахак Зурабович кивнул дюжим молодцам, топчущимся в ожидании. Водрузив гроб на плечи, те медленно направились на кладбище, руководимые юношей, деловито поглядывающим сквозь очки. Оркестр фальшиво заиграл траурный марш. Несколько маленьких девочек побежали впереди и усыпали путь идущих лепестками роз. За гробом вышагивала Лена под руку с Вахаком Зурабовичем, за ними тянулись остальные.

– Прямо как молодожёны, – буркнула им в спину Егоровна. Вера строго посмотрела на бабку, взглядом приказывая молчать.

На открытом пространстве кладбища нещадно палило солнце. Под вуалью Лене моментально стало нечем дышать, жаркий чёрный шёлк платья прилип к телу. Выложенная плиткой дорожка сразу кончилась, и вдова пошла по утрамбованному глинозёму, застревая в нём каблуками. Если бы не локоть Вахака Зурабовича, вдова упала бы здесь в своём дорогом траурном наряде и вряд ли смогла бы подняться.

Наконец похоронная процессия достигла своей цели, и дюжие молодцы с явным облегчением сняли гроб со своих плеч возле свежевырытой могилы. Один из них откинул крышку домовины, и Лена увидела Степана.

Она даже не сразу поняла, что это он. Чужая, жёлтая, будто вылепленная из воска, голова покоилась на белых подушках. Глаза и рот были закрыты, но выражение предсмертного страдания не стёрлось с лица усопшего. На переносице залегла трагическая складка, которой при жизни у мужа никогда не было. Бескровные ладони были сложены на груди, как большие вялые листья непонятного дерева. Белый воротничок рубашки подпирал шейные складки, лацканы чёрного пиджака были аккуратно отутюжены. Лена не помнила, когда в последний раз Степан надевал белую рубашку и чёрный костюм. Наверное, на свадьбу. А вот теперь на собственные похороны.

Вахак Зурабович выступил первым. Он говорил недолго, но красиво. Кавказцы вообще умеют произносить речи. Потом своё слово сказал Юрий Петрович, тоже довольно умело и уверенно. Представители от завода публично попрощались со своим руководителем. Лена почти не прислушивалась к тому, что говорили все эти люди. Она смотрела на чужое лицо Степана и думала, что, наверное, ей надо бы заплакать. Интересно, когда, по сценарию Вахака Зурабовича, проходит плач вдовы? Нужно было поинтересоваться заранее.

– Елена Вячеславовна, скажете что-нибудь? – раздался тихий голос кавказца. Лена очнулась и кивнула. Покашляла, пытаясь прочистить пересохшее горло. Стараясь не смотреть на несколько десятков пар глаз, устремлённых на неё, она судорожно копалась в мыслях, не зная, с чего начать.

– Я, – наконец начала она охрипшим голосом, – понесла невосполнимую утрату. Умер мой муж, которого я любила больше своей жизни. Умер достойнейший человек, талантливый бизнесмен, приверженец демократии, почётный гражданин нашего города! К сожалению, у нас не было детей, но он всегда был замечательным семьянином, любил меня и мою дочь, обожал внука. Не только мы, но и завод, которому он отдавал все свои силы, и город, в котором он жил, были для него одной большой и дружной семьёй. Здесь уже звучали слова благодарности в его адрес от главы городской администрации, от сотрудников завода, от друзей и близких. И даже чужие ему люди собрались здесь, чтобы почтить его память добрым словом, чтобы проводить его в последний путь с почётом и скорбью. Широта его души не знала границ. То, что сделал он для нас, не сможет сделать больше никто. Прекрасный, добрый, отзывчивый, любящий человек, муж, отчим, демократ и достойный гражданин России! Мы всегда будем помнить о тебе. Пусть земля тебе будет пухом. Покойся с миром!

С этими словами, Лена откинула с лица вуаль и, наклонившись, поцеловала мужа в лоб. Губы почувствовали сухую и тонкую, как пергамент, кожу. Бриллиант на пальце послал в толпу радугу разноцветных искр.

Жара становилась невыносимой.

Лена выпрямилась и неожиданно для себя покачнулась. Вахак Зурабович предусмотрительно подхватил её под руку. Вдова сильно побледнела, по лицу заструились капли пота. Присутствующие тихо ахнули.

– Вам плохо? – В голосе кавказца зазвучала тревога.

– Ничего-ничего, всё в порядке. – Лена сделала глубокий вдох и попыталась потвёрже встать на ноги. – Минутная слабость. Продолжайте церемонию, пожалуйста.

К гробу вереницей потянулись люди, желающие проститься. Когда людской ручеёк иссяк, Вахак Зурабович, одной рукой придерживая вдову, другой сделал знак парням, стоящим в отдалении. Те споро приблизились и закрыли крышку гроба.

– Как? Уже всё? – встрепенулась Лена.

– А вы хотите что-нибудь ещё? – участливо спросил кавказец. – Пожалуйста, я распоряжусь.

– Не знаю… Нет, наверное, ничего. Подождите! Можно, я ещё раз попрощаюсь?

– Конечно!

Гроб снова открыли. На плохо слушающихся ногах женщина подошла к телу. Посмотрела несколько секунд и отвернулась.

– Теперь всё, – произнесла она.

Гроб опустили в могилу. Вдова бросила в яму первый ком земли.

* * *

Путь от кладбища до ресторана «Прибой», в котором были организованы поминки, Лена проделала в «кадиллаке» Вахака Зурабовича. Мягко покачиваясь на просторном заднем сиденье, обдуваемая ветерком из кондиционера, она смотрела в окно. Кавказец сидел рядом.

– Вы хорошо держитесь, Елена Вячеславовна, – произнёс он. – Вы стойкая женщина, я вами восхищаюсь. И речь на кладбище произнесли замечательную. Готовились?

– Нет. Всё как-то само собой вышло, – ответила вдова.

– Значит, вы ещё и умная. – Вахак Зурабович повернулся и посмотрел в лицо Лене долгим взглядом. Глаза его были чёрные и бездонные. – Красивая, нежная и умная, – неожиданно добавил он.

Женщина промолчала, продолжая смотреть в окно.

– Знаете, Вахак Зурабович, – сказала она после долгой паузы. – У меня к вам есть одно дело. Сегодня вечером мне должен позвонить некий молодой человек…

* * *

На опустевшем кладбище, возле свежей могилы, под палящим солнцем маячила одинокая мужская фигура. Это был Славка. Он стоял и смотрел на деревянный памятник без креста с прибитой на нём табличкой.

«Штырь Степан Васильевич. 15.04.1953 – 17.06.1999», – читал парень в сотый раз, как будто не понимая смысла написанного. Потом шмыгнул, потёр кулаком нос и вдруг заплакал. Он стоял и плакал. Никого рядом не было, и никто не видел его слёз. Слёз единственного человека, заплакавшего на этой могиле.

Глава 36

К хорошему быстро привыкаешь.

Если каждый день светит солнце, кажется, что дождь не пойдёт никогда. По утрам открываешь глаза в полной уверенности, что за окном – бесконечное жаркое лето, недалеко – тёплое ласковое море, а унылая Москва – где-то на краю Галактики, куда и возвращаться-то не хочется. Но отпуск не резиновый, время подпирало, и именно эта мысль мучила Сашку, валяющегося сейчас на пляже.

Ночью он спал плохо. Липкий страх не давал мозгу отключиться, сердце постоянно колотилось, желудок противно сжимался. Парень сбегал в палатку за водкой, но спиртное помогло мало. Ему удалось забыться лишь на несколько часов. Сон был тяжёлый, с кошмарами.

Сашке снилось, что его сажают в тюрьму. Он идёт в наручниках по длинному узкому коридору с облупленными стенами и дощатыми полами. Впереди маячит железная дверь камеры с маленьким решётчатым окошком. Ноги, налитые свинцовой тяжестью, не слушаются, он с трудом их переставляет. Чей-то голос надрывно кричит: «Шевелись! Быстрее, мать твою!» Сашка не хочет быстрее. Он вообще не хочет туда, к этой ужасной железной двери. И тогда он загадал: «Если я успею проснуться до того, как меня запихнут в камеру, значит наяву всё сложится хорошо». Так и не достигнув железной двери, парень открыл глаза.

Получается, есть надежда на удачный исход дела.

Теперь Сашка лежал на пляже, подставив спину солнечным лучам, и мысли кружились хороводом.

Сегодня он должен позвонить вдове и снова потребовать у неё деньги взамен негативов. По идее, нужную сумму она уже должна была найти. Хорошо, а как получить у неё эти деньги? Опять назначить ей встречу в кафе? Прийти, забрать сто тысяч долларов и уйти, отдав женщине плёнку? Парень попытался представить, как он шагает по набережной с чемоданчиком, в котором лежит целое состояние. Картинка не складывалась.

А если она придёт не одна или вызовет милицию? Доблестные хранители правопорядка будут наблюдать за ними из толпы, дождутся, пока вдова передаст ему деньги… И что тогда?

Тогда явно ничего хорошего.

С другой стороны, какие ещё есть варианты развития событий? Сашка начал припоминать, что более-менее подобное он видел в кино. Можно арендовать ячейку в камере хранения и положить плёнки туда. А при встрече, получив деньги, передать вдове ключ. Но сначала напугать её, что у его сообщника есть дубликат ключа и, если что-то пойдёт не так, он доберётся до ячейки быстрее, чем милиция.

То есть сейчас вместо того, чтобы валяться на пляже, он должен ехать на вокзал и искать камеру хранения. А если её там нет? Да и сообщника тоже нет…

Можно заставить вдову положить деньги на его банковский счёт и только тогда отдать ей негативы.

Ага, очень умно! Равносильно тому, чтобы продиктовать ей паспортные данные и адрес прописки. Интересно, открывают ли в наших банках анонимные счета? На предъявителя, например? Бред.

А вот по почте послать что-либо до востребования можно. Выслать плёнки и фотографии на имя Штырь Елены Вячеславовны. А при встрече, взяв деньги, объявить ей номер почтового отделения, куда придёт письмо. Опять же если всё пройдёт гладко. А если нагрянет милиция, то он скажет, что деньги эта женщина передала ему добровольно, в качестве подарка. И пусть попробуют доказать, что это не так.

А если она запишет их разговор на диктофон? Надо потребовать, чтобы она выложила на стол содержимое сумочки и всех карманов.

Что ж, последний вариант, наверное, самый приемлемый. Времени только мало, в пятницу вечером он уже должен уехать домой, в Москву. Сегодня вторник, надо успеть провернуть всё максимум за два дня.

А если вдова откажется платить? Скажет, что не нашла деньги? Дать ей эти два дня, чтобы она всё-таки собрала нужную сумму? Или бросить всё и больше с этим не связываться? Отнести фотографии в местную газету – просто так, забесплатно, только чтобы отомстить?

Сашка нервно заёрзал и повернулся к солнцу животом. Времени осталось мало …

* * *

День клонился к вечеру. Осоловевший от жары Сашка вошёл в подъезд и поднялся по ступенькам на второй этаж. Не глядя по сторонам, всунул ключ в замочную скважину и открыл дверь.

Наверное, поминки уже закончились и Елена Вячеславовна сейчас должна быть дома. Надо ей позвонить.

В следующую секунду Сашка получил ощутимый тычок в спину и чудом не упал, повиснув на дверной ручке. Обернул изумлённое лицо – второй удар пришёлся ему в челюсть. На этот раз парень не удержался и рухнул на пол прихожей. В голове стоял звон, перед глазами плыли круги. Слышно было, как кто-то, переступив через его тело, вошёл в квартиру и захлопнул за собой дверь. Сашка приподнялся на руках и с трудом сел, прислонившись к стене. Туман перед глазами постепенно рассеивался. Прямо перед ним стояли два накачанных парня.

– Живой? – спросил один из них.

Сашка в ответ закашлялся.

– Живой, – подтвердил другой. И, вытащив сотовый телефон, набрал номер.

– Вахак Зурабович, – произнёс он в трубку. – Всё в порядке, мы его взяли. Можете подъезжать.

С этими словами незваные гости прошли в комнату и, как ни в чём ни бывало, плюхнулись на диван.

– Вы кто? – хриплым голосом спросил Сашка, вытирая кровь, сочащуюся из губы.

– Сейчас узнаешь, – лениво произнёс один из парней. – Подожди – хозяин приедет, расскажет. Мы бы сами тебе рассказали, да он не велел.

«Вот и всё, – мелькнула мысль. – Допрыгался. И сон не в руку оказался».

Страха, преследовавшего его целые сутки, почему-то уже не было. Он испарился вместе с ударом в челюсть. Взамен навалилось тяжкое чувство обречённости.

Воцарилось молчание, все ждали. Сашка пошевелился и попытался подняться.

– Э! – дёрнулся один из парней. – Ты куда?

– В туалет.

– Попробуешь сбежать – всё равно догоним. И тогда уж мало не покажется, – предупредил тот.

– Понял – не дурак. – Журналист скрылся за дверью ванной комнаты. Затем вышел и снова сел на полу в прихожей.

– Да ладно, можешь на стул присесть, – милостиво разрешили ему.

– Спасибо, мне и тут удобно.

– Пожалуйста, – кривляясь, кивнул парень, а его товарищ хмыкнул.

Где-то через полчаса дверь квартиры отворилась и на пороге возник высокий мужчина, одетый, несмотря на жару, в чёрный элегантный костюм. Дюжие молодцы, завидев хозяина, моментально подскочили с дивана. Вахак Зурабович, не здороваясь, окинул Сашку цепким взглядом.

– Где-то я вас уже видел, молодой человек, – произнёс он. – Не могу вспомнить где. Ну да ладно. Елена Вячеславовна, зайдите, пожалуйста!

Кавказец сделал шаг в сторону, освобождая дверной проход, и в узенькую прихожую, шурша шелками, протиснулась вдова Васильича. На стенах, плохо освещённых маломощной электрической лампочкой, тут же заиграли блики от её бриллиантов. Сашка бросил на женщину мимолётный взгляд, судорожно вздохнул и отвернулся.

– Это он? – обратился кавказец к Лене, кивая на Сашку.

– Здесь мало света, – тихо произнесла вдова.

– Хорошо, пройдёмте в комнату. Эй ты, вставай!

Журналист нехотя поднялся во весь рост и шагнул через порог. Туда же переместились и Лена с Вахаком Зурабовичем. Исподлобья Сашка взглянул на вдову.

– Это он, – твёрдо сказала Лена. Его синие глаза она не могла перепутать ни с чьими другими.

– Что ж, я был в этом уверен, – произнёс Вахак Зурабович. – Но лишний раз проверить никогда не помешает. Спасибо, Елена Вячеславовна! Теперь вы можете спокойно ехать домой и отдыхать. А я здесь сам разберусь.

– Спасибо вам, – слабо улыбнулась вдова.

– Я заеду завтра, – пообещал кавказец. – Расскажу, как обстоят дела.

– Хорошо, – ответила женщина. – До свиданья!

Затем повернулась и пошла к выходу.

– До свиданья. Проводи! – распорядился Вахак Зурабович, метнув взгляд на одного из своих парней. Тот кивнул и поспешил за вдовой.

– А ты иди покарауль выход, – приказал кавказец второму парню. Охранник послушно занял свой пост.

– Ну что, Сивухин Александр Антонович, семьдесят четвёртого года рождения? Я присяду, с вашего позволения? – Не дожидаясь разрешения, Вахак Зурабович элегантным движением опустился на диван. Сашка стоял перед ним, как школьник.

– Где фотографии и негативы? – без обиняков начал кавказец. Глаза его превратились в щёлки, в голосе зазвучал металл.

– Какие фотографии? – Сашка сделал вид, что не понимает, о чём речь. А как же иначе? По законам жанра сдаваться без боя не следовало. – Вы кто вообще? – повысил он голос. – Врываетесь ко мне в квартиру, избиваете, вопросы какие-то задаёте… Какое вы имеете право?!

– Фотографии, которые ты показывал Елене Вячеславовне, – терпеливо пояснил незваный гость, пропустив мимо ушей гневную тираду в свой адрес.

– Какой Елене Вячеславовне?

– Которая только что здесь была.

– Которая только что здесь была? Но я впервые видел эту женщину! С чего вы взяли, что я ей что-то когда-то показывал?

– Послушай… – Кавказец поморщился и закинул ногу на ногу. – Хватит придуриваться! Я вычислил тебя с первого раза, заняло это у меня ровно пять минут. Следующие пять минут ушли на то, чтобы узнать твои паспортные данные, место жительства и всё прочее. Мне пришлось испытать массу неудобств, потому что я вынужден был ехать сюда прямо с поминок моего усопшего друга. Мало того, мне пришлось доставить неудобства вдове моего друга и везти её с собой, так как только она могла узнать тебя в лицо. Сейчас я испытываю сильнейшее раздражение по отношению к тебе, хотя внешне этого, может быть, и не видно. Я не желаю больше тратить на тебя время. Отдай то, что я прошу, и я просто уеду.

– Но я правда не знаю, о чём вы. Какие фотографии? – Сашке вдруг показалось, что если с ним начали переговоры, то есть шанс как-нибудь выкрутиться. – И кто вы такой, в конце концов? И какое право…

– Хорошо. – Вахак Зурабович скривился, как от зубной боли. – Андрей! – позвал он. – Подойди сюда.

Накачанный парень не спеша подошёл и встал в дверях, опираясь на косяк.

– Видишь моего телохранителя? – Кавказец указал на него подбородком. – Он в одиночку может отбить тебе почки, несмотря на то что ты, кажется, какой-то там спортсмен. Сейчас сюда вернётся второй такой же. По-моему, ты уже познакомился с их кулаками – губа вон, вижу, рассечена. Хочешь продолжить знакомство?

– Нет. – Здесь у Сашки не было аргументов.

– Тогда я прошу во второй раз – отдай фотографии и негативы. Третий раз просить не буду.

Поняв, наконец, что брыкаться бесполезно, парень потопал на кухню. Красочный бумажный пакет лежал в ящике с ложками.

Вытащив из пакета фотографии, Вахак Зурабович рассматривал их, не меняя выражения лица.

– А ты, оказывается, шустрый, – с расстановкой произнёс он. – Всех опередил! Как только догадался нащёлкать снимки? Ах да – ты же у нас журналист. Профессиональный навык, значит, сработал. И фотоаппарат, видимо, всегда при себе. Да, Александр Антонович?

– Да, – без особого желания ответил Сашка.

– Угу. Не люблю я вас, писак. Терпеть не могу. Всюду лезете, везде свой нос суёте. Ни совести у вас, ни жалости, ни понятий каких-то. Вот, жил себе хороший человек и жил, никого не трогал. К тебе, между прочим, по-доброму относился, в гости приглашал, поил, кормил. А ты теперь его смертью так по-скотски торгуешь, несчастную вдову шантажируешь. Противно даже на тебя смотреть.

– Кто бы говорил, – сквозь зубы процедил Сашка. Он решил поменять тактику поведения. Изображать непонимание и оскорблённую невинность больше не было смысла. Парень приступил к оборонительным действиям.

– Что? – поднял бровь Вахак Зурабович. – Что ты сказал? Не слышу.

– Ничего. Забирайте фотографии и уходите. Не надо читать мне лекции.

– Это ты мне? – Кавказец швырнул пакет со снимками на диван.

– Вам!

– Мне не нравится твой тон, мальчик. – Незваный гость сцепил пальцы рук. – Я никому не позволяю разговаривать с собой таким тоном. Я люблю, чтобы меня уважали. Обычно люди понимают это сразу и ведут себя должным образом. А тех, кто не понимает, приходится учить.

– Снова бить будете? – Сашка скучающе посмотрел в окно. – Бейте.

– Смелый, да? – ухмыльнулся кавказец. – Нет, бить я тебя не буду. Пока. Я вообще добрый и на крайние меры иду только в крайних случаях. Да и брат за тебя просил, скажешь ему потом спасибо. Славка – парень хороший, Степану Васильевичу долго служил верой и правдой, что называется. А ты не такой. С гнильцой оказался человечишка, продажный.

– Послушайте, – вспылил парень. – Я отдал вам фотографии, что вам ещё надо? Вы сказали, у вас мало времени – так езжайте! Зачем вы здесь сидите?

– Я уеду, когда посчитаю нужным, – заявил Вахак Зурабович. – А пока хочу посмотреть на тебя, раз уж так сложилось. На представителя молодого поколения, так сказать. Кого наша страна вырастила нам на смену.

– Ну уж лично вам я смену составлю достойную, не сомневайтесь, – усмехнулся Сашка.

– Лично мне смену составят мои сыновья, – окоротил его кавказец. – А ты… Ты радуйся, что я сам с тобой решил разобраться. А то ведь мог бы плюнуть и сдать тебя милиции. Сейчас бы на тебе уже живого места не осталось. Менты церемониться бы не стали, разговоры тут с тобой вести. Рёбра бы тебе переломали – и в камеру, на цементный пол. Подох бы, и крайних не оказалось. Дело бы закрыли и забыли, да ещё и звёздочки на погоны за это получили. – В голосе Вахака Зурабовича звучала издёвка.

– Значит, мне повезло? – в тон ему спросил журналист.

– Считай, что я тебя пожалел. Даже не столько тебя, сколько маму твою. Ты ведь у неё единственный сын, насколько я знаю?

– Да, – буркнул Сашка.

– Вот видишь. Но наказать тебя всё-таки стоит, чтобы впредь под ногами не путался. Только вот я ещё не придумал, как это сделать.

– Поэтому и лекцию взялись читать? – усмехнулся парень.

– Поэтому. Жалко мне вас, молодых. Государство вас в своё время не воспитало, не смогло вырастить порядочными людьми. Правители наши страну на части кромсали – кому кусок пожирнее достанется. Вот вы и выросли без чести, без совести, без понятий каких бы то ни было. Только деньги вам подавай любыми способами.

– А вы не такие, – произнёс Сашка. – Вас государство правильно воспитало, вы честные, благородные и трудолюбивые. Интересно, костюмчик ваш сколько стоит? Может, поделитесь, где вы столько зарабатываете, чтобы такие костюмы покупать?

Откинувшись на спинку дивана, Вахак Зурабович принялся изучать Сашку долгим пристальным взглядом.

– Вот, что я тебе отвечу, Александр Антонович, – сказал он. – Меня в детстве правильно воспитывали. У кавказских народов вообще очень правильное воспитание. Мы гордые, честные, свободу любим. Почтительно относимся к старшим, особенно к отцу и матери. Дружба для нас свята, честь семьи неприкосновенна, за родину мы готовы умереть.

– Я вас про костюмчик спрашивал, – напомнил Сашка.

– Я депутат местного совета, – спокойно ответил Вахак Зурабович. – Заместитель председателя городской думы. И аморальными вещами я не занимался никогда. Это противно моей природе.

– Что-то я не слышал, чтобы у нас депутаты в провинциальных городах получали наравне с президентом, – хмыкнул парень.

– А с чего ты взял, что я получаю наравне с президентом?

– Имел уже возможность оценить уровень вашего благосостояния…

– То-то мне показалось, что я тебя где-то уже видел, – пробормотал кавказец и, помедлив, произнёс: – Я сразу понял, что ты не дурак. Васильич дураков не любил и никогда их к себе не приближал. Раз он перед смертью с тобой компанию водил, значит, что-то в тебе есть. А насчёт того, как я зарабатываю деньги, – Господь всем велел делиться, и я просто забираю мою долю.

– А! Теперь это так называется, – закивал Сашка.

– Именно.

– Раз Господь всем велел делиться, значит, и вам тоже. Вы-то сами с кем-нибудь делитесь?

– А как же, – усмехнулся кавказец. – Если б я ни с кем не делился, меня бы давно отсюда убрали.

– Понятно, – произнёс журналист. – И кто же ваш верховный жрец, собирающий с вас дань?

– А вот это, – Вахак Зурабович сделал многозначительную паузу, – тебе знать совсем необязательно.

– Хорошо. – Сашка тоже сцепил пальцы рук. – Замечательно. Передо мной сидит человек, который утверждает, что рэкетом заниматься честнее, чем шантажом. Всё логично.

– Чем бы ты ни занимался, жить надо по понятиям, – изрёк Вахак Зурабович.

– По понятиям или по закону?

Неожиданно для Сашки кавказец пустился в философские рассуждения.

– Называй, как хочешь, – сказал он. – Есть некая черта, которая отделяет законопослушных граждан от преступников. Но и с той и с другой стороны черты люди должны жить по совести. Закон, как и беззаконие, – это всего лишь выбор хозяина своей жизни. Хочешь, чтобы твоим хозяином было государство – живи по закону. Хочешь стать членом преступного мира – у тебя будет другой хозяин. Хотя очень часто цепи с обеих сторон замыкаются в одной точке.

– Жизнь – это выбор хозяина? – усмехнулся журналист. – Интересный подход.

– Это не подход, это правда. Так вот, как только ты сделал выбор, будь добр, начинай служить своему хозяину. Уважай его, не лги ему, не воруй у него, не предавай, защищай его. Если будешь служить верой и правдой, твои труды будут вознаграждены. Если оступишься, тебя защитят. Заслонят от того, кто стоит с другой стороны. Но если скурвишься, тебя накажут и самое главное – перестанут верить. Человек, которому не доверяют, не нужен нигде – ни с той стороны черты, ни с другой. Тебя вышвырнут отовсюду, а, значит, на твоей жизни будет поставлен жирный крест. Как правило, после такого падения уже не подымаются.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – отвернулся Сашка.

– Понимаешь. Я не сдал тебя ментам не только потому, что мне жалко твою мать. Я увидел, что ты решил перейти за черту, но при этом повёл себя не по понятиям. Маленький ты ещё мальчик, никто не объяснил тебе, как надо себя вести. И я решил взять эту миссию на себя.

– Зачем?

– Зачем? А затем, что я ценю интеллектуальных людей, особенно молодых. Очень сложно вырастить человека интеллектуалом. Гораздо проще человека уничтожить – отбить ему почки, например, или просто убить. Да? – Вахак Зурабович испытующе посмотрел на Сашку. – Но зачем это делать, если можно попросить его на тебя поработать. Так просто он, скорее всего, не согласился бы. А когда есть, чем припугнуть, наверняка согласится. Мне нужные умные люди. Дураков в моей команде полно, а вот с умными напряжёнка.

– Я тоже дурак, – изрёк Сашка. – Был бы умным, не вляпался бы в это дерьмо.

– И это правильно, – произнёс кавказец. – Но иначе мы бы с тобой не познакомились.

– Васильич тоже предлагал мне на него работать, – произнёс парень.

– Да? – вздёрнул бровь Вахак Зурабович. – Интересно – кем?

– Сначала журналистом в газете, а потом место главного редактора обещал.

– Васильич много чего обещал. – В голосе кавказца проскользнули насмешливые нотки. – Воображал, что он – хозяин города, выдавал желаемое за действительное. На самом деле на СМИ он не имел никакого влияния, так что твои мечты стать главным редактором остались бы мечтами.

– Кстати, а он жил по понятиям? – решил спросить Сашка.

– Кто? Васильич?

– Да.

– Последние несколько лет по понятиям. А поначалу тоже, как и ты, рыпался, хозяина не хотел признавать. Пришлось показать ему его место. Поплатился он за тот урок здоровьем. И, как выяснилось теперь, преждевременной кончиной. Так что мой совет тебе, Александр Антонович – будь умнее.

– Так, а кто этот самый хозяин? Вы? – Сашка пытливо заглянул в глаза своему собеседнику.

– Для тебя – я.

– Почему это?

– Потому что благодаря вот этим замечательным фотографиям, – Вахак Зурабович указал глазами на красочный бумажный пакет, валяющийся на диване, – я держу тебя за жабры, мальчик. И могу в любой момент поставить на твоей судьбе жирный крест. Понятно?

Входная дверь хлопнула, впустив в квартиру возвратившегося охранника.

– Проводил? – спросил его Вахак Зурабович. Тот утвердительно кивнул.

– Так что вы от меня всё-таки хотите? – задал вопрос Сашка.

– Фотографии и негативы я заберу себе. – Кавказец взял в руки пакет. – А вот в Москву ты теперь вряд ли вернёшься. Когда ты собирался уезжать?

– В пятницу… – пробормотал враз побледневший Сашка.

– Можешь больше не собираться. – Вахак Зурабович обнажил зубы в нехорошей улыбке. – Теперь ты мне должен. И должок придётся отработать.

– К-как это? – От вновь нахлынувшего страха парень стал заикаться. – К-как в Москву не вернусь? Вы что?!. Я же всё отдал, что вы просили! Вы что?!!

– Испугался? – подмигнул Вахак Зурабович. – Пошутил я. Катись в свою Москву, к мамке под крылышко. Не нужен ты мне.

Давая понять, что разговор окончен, кавказец поднялся.

– Спасибо, – произнёс журналист, облегчённо расслабившись и даже попытавшись изобразить некое подобие улыбки.

– Пожалуйста, – снисходительно кивнул Вахак Зурабович и направился к выходу. Телохранители посторонились, освобождая ему дорогу.

– Знаете что, – вдруг повысил голос Сашка. Кавказец обернулся. – Степан Васильич, при всей его омерзительности, в качестве хозяина мне нравился больше, – выпалил журналист.

– Почему? – Видно было, что мужчину в чёрном костюме мало интересует этот вопрос, но зачем-то он его всё-таки задал.

– Потому что он был открытым человеком – весь как на ладони. А от вас не знаешь, чего ждать.

– Именно поэтому он сейчас в могиле, а я диктую тебе условия, – произнёс кавказец. – Жизнь меняется, мальчик. Эпоха таких, как Степан Васильевич заканчивается, осталось совсем немного. Начинается эпоха таких, как я. Скоро смена тысячелетий, не забыл?

– А я и не помнил, – пробурчал Сашка.

– Теперь будешь помнить!

Сверкнув взглядом, кавказец вышел, не прощаясь. Сашке показалось, что на мгновение его глаза из иссиня-чёрных стали водянисто-голубыми. И очень похожими на глаза одного его знакомого…

За своим хозяином потянулись и его телохранители. Дверь захлопнулась. Тупо поглядев им вслед несколько секунд, парень с размаху плюхнулся на диван и закрыл руками лицо. Очнуться его заставил звонок в дверь.