Текст книги "У мечты должны быть крылья"

Глава 35

Вахак Зурабович полностью взял на себя организацию похорон. Лене не пришлось заниматься ни выбором гроба, ни местом на кладбище, ни поминками. Молодой человек, назначенный кавказцем, регулярно звонил вдове и спрашивал её мнение по тому или иному поводу. Но она всегда отвечала ему одно и то же: «Как вы считаете нужным». Её не интересовали ни цвет и качество обшивки гроба, ни надписи на похоронных венках, ни меню поминального обеда. Целыми днями она апатично просиживала в кресле и смотрела в окно.

За окном росли сосны.

Лена смотрела на стволы с оранжево-бурой корой, на нежно-зелёные, молодые побеги хвои, на бугристые, нераскрывшиеся шишечки. Степан любил сосны. Когда-то самой большой его мечтой было построить дом среди этих величественных деревьев.

Строить среди сосен было запрещено законом.

Степан запретов не признавал. Он выбил себе этот участок возле моря, выгрыз, вырвал его из горла у тогдашних властей, задарив и засыпав деньгами чиновников разных уровней. Власть растаяла и уступила. Лена помнила, как её муж впервые приехал сюда, выправив документы о собственности. Он бегал среди сосен, как ребёнок, обнимал и целовал каждое дерево, прикидывал, где будет стоять его новый дом, рисовал проекты палкой на песке. «Это всё моё! Моё!!!» – кричал он и смеялся счастливым смехом.

Теперь Степана не стало.

Никогда больше Лена не услышит его тяжёлые, грузные шаги в прихожей. Его голос, капризно и недовольно зовущий жену по имени, никогда больше не зазвучит в её ушах. Он никогда больше не будет сидеть в большом плетёном кресле под деревом. Никогда не потребует чаю с луковым пирогом. Никогда, никогда…

Лена старалась не думать о Степане плохо. Не вспоминать его скупость, пошлость, пренебрежение приличиями, демонстративное превосходство над всем и над всеми. Старалась забыть о его, унизительной для себя, любовной истории с московской актрисой. Недавнюю интрижку мужа вдова вообще обходила в мыслях стороной. Она загоняла в самые дальние уголки памяти все оскорбления, которые вытерпела за годы семейной жизни.

О покойниках нельзя думать плохо – так ведь?

А о себе можно.

Лена без конца корила себя. Когда-то где-то она услышала выражение, что от хороших жён не гуляют. Степан не просто гулял от неё. Он уходил к другим женщинам, будучи совершенно беспомощным по мужской части. Значит, он искал у них чего-то другого… Ласки, нежности. Любви…

То, что супруг таким образом просто развлекался, почему-то не приходило ей в голову.

Без сомнения, она была плохой женой. Тогда, шестнадцать лет назад, произнеся в ЗАГСе заветное слово «да», она хотела поправить своё материальное положение. А получается, испортила жизнь и себе, и мужу…

Дверь тихо скрипнула, и в комнату ужом скользнула Егоровна. Сочувственно глядя, пожилая женщина погладила её по руке.

– Сидишь? – вполголоса спросила она.

– Сижу, – слабо улыбнулась Лена.

– Поела бы хоть.

– Не хочу.

– Ну чайку попей. С пирогом. Хочешь?

– Нет, – покачала головой вдова. – Какой чай в такую жару?

– Какой-какой… Обыкновенный! – Егоровна была верна себе и принялась ворчать: – Чего ты к этому креслу прилипла, как муха к паутине? Не ешь, не спишь… Мало Степан помер – ты и себя извести решила?

– Я не хочу есть, мама, – прикрыла глаза Лена. – Я просто не голодна. Как проголодаюсь, обязательно приду и поем.

– Придёт она… – продолжала скрипеть мать. – Что вот ты тут сидишь, я не пойму. О чём думаешь?

Ответов на её вопросы не прозвучало.

– Что молчишь?! – Егоровна явно пошла в наступление. – Разговаривать не хочешь?!

– О Степане, – нехотя двинула бровью Лена. – Я думаю о Степане. И о себе…

– О Степане она думает… Что о нём думать? Помер – царство ему небесное. Сколько крови нам попил, ирод! А вот о себе подумать стоит. О себе-то – самое время.

Дочь непонимающе покосилась на мать.

– Что смотришь? – произнесла та. – Я о деле с тобой пришла поговорить.

– О каком?

– Не нравится мне этот Зурабович, – без обиняков начала Егоровна. – Уж больно он заботливый. И денег тебе дал, и похороны на себя взвалил, и звонит тебе по пять раз на дню. С чего бы это, а?

– Звонит не он, а человек, которого он назначил, – поправила Лена.

– Всё равно! – отмахнулась мать. – Уж больно подозрительно он тебя обхаживает. Не иначе поиметь чего хочет! Как ты считаешь?

Дочь пожала плечами, промычав что-то невразумительное.

– Чего плечами-то жмёшь? – Егоровна уже начала сердиться. – Я ей дело говорю, а она плечами жмёт! Ты, чем вселенскую скорбь изображать, лучше бы на завод съездила!

– Зачем? – вздохнув, спросила Лена.

– Зачем… Затем! Неизвестно, что там без Степана творится! Может, его Зурабович уже к рукам прибирает! Обведёт тебя вокруг пальца, пока ты тут кресло юбкой протираешь!

Вдова отвернулась, всем своим видом показывая, что не жалает это слушать.

– Что ты отвернулась?! – взвилась мать. – Что ты отвернулась?!! Тебе на себя наплевать, что ли?! Шестнадцать лет издевательства терпела, через сколько унижений прошла! Чтобы сейчас, в последний момент, всё упустить, чужому человеку отдать?! Если себя не жалко, то хоть нас с Веркой пожалей! И внука своего, которого ещё поднимать надо! Как мы все жить-то будем?!! На какие шиши?!!

– Мама, сейчас не время об этом! – вспыхнула дочь.

– Не время?! А ты уверена, что когда настанет время, то не будет уже поздно?!

– Мама, я контролирую ситуацию!

– Как?! Сидя в кресле и ничего не делая?!

В Лене начало закипать негодование.

– Мам, уйди! – сверкнула она глазами. – Уйди, не хочу тебя слушать! Оставь меня в покое!!

Её голос сорвался на крик.

– Да как тебя в покое-то оставить! – всплеснула руками Егоровна. – Тебя в покое оставь – так ты всю себя изведёшь! А то я тебя не знаю! Сидишь небось и думаешь, какой Степан хороший и какая ты плохая!

Вдова изумлённо взглянула на мать.

– Что – права я? – удовлетворённо кивнула та. – Можешь не отвечать – я и так знаю, что права! Так вот – выбрось эту чушь из головы! Твоему Степану Бог тебя вместо ангела послал! И красивая, и трудолюбивая, и терпеливая. Умная, образованная, из хорошей семьи. А он – быдло помойное, алкаш! Одно достоинство – денег куча… Вот и гнобил он тебя за это всю жизнь – чувствовал, что ты ему не ровня. И не кори себя, что ты его не любила. Чем он заслужил-то эту любовь? Это только дураки говорят, что любить надо ни за что, просто так. Любовь ни к кому никогда просто так не приходит! Страсть приходит, а любовь – нет. Страсть – животное чувство, а любовь – человеческое. Не заслужил твой Степан любви, вот и не получил. Сам виноват! За то его Бог и наказал несчастной жизнью и ранней смертью. А тебя за твои мытарства Господь наградил! Теперь ко всем твоим достоинствам ещё и богатство прибавится. Только не надо рот разевать. А то в жизни всякое случается … Вот! И будешь ты у нас богатая невеста. А что? Какие твои годы? И любовь ещё найдёшь, и счастье. А про Степана не думай! Земля ему будет пухом, похороним, да и бог с ним.

С этими словами Егоровна обняла дочь и вышла из комнаты. Потрясённая Лена продолжала сидеть в кресле.

Похоже, никто из её родственников не считал, что она в чём-то виновата перед покойным мужем. Никто не ощущал ни скорби, ни горечи утраты. Никто и от неё не ждал проявлений подобных чувств. Всех волновало лишь свалившееся на вдову богатое наследство, которое нельзя упустить.

Бетонная плита совести медленно приподнялась.

Что ж, если все вокруг жаждут только денег, нисколько этого не стесняясь, то чего стесняться ей? К чему изводить себя?

Бетонная плита совести поднялась ещё выше.

Вдова встала с кресла, в котором просидела несколько часов, и медленно стала обходить комнату, за окном которой росли сосны. Теперь и сосны, и эта комната… да что там комната – дом, большой участок дорогущей земли, винно-водочный завод – всё это её. Её собственность, которой она может владеть и распоряжаться по своему усмотрению.

«Вы видите меня богатой вдовой? Ходячим кошельком? Что ж, такой я и буду! – подумала Лена. – Если всем вокруг только того и надо, к чему переживать и мучить себя? Вы получите то, что хотели, дорогие мои!»

Бетонная плита совести, покинув плечи вдовы, взлетела вверх.

От апатии не осталось и следа, мозг заработал чётко и ясно. Первое, на что упал взгляд Лены, оказался стол.

«Он слишком громоздок, – решила женщина. – И стоит неправильно, в самом центре комнаты. Всё пространство занимает. Надо сдвинуть его куда-нибудь в угол».

Лена закрутила головой, прикидывая, куда бы лучше передвинуть стол.

«Сюда нельзя – здесь камин. А если сдвинуть в эту сторону, то к окну не подойдёшь».

Места для стола не было.

«Надо его вообще выбросить! А вместо него купить что-нибудь более изящное и лёгкое».

Камин тоже перестал устраивать Лену.

«Это не камин – это печь какая-то! Нужно пригласить специалистов, чтобы переделали. Украшений добавить, завитушек каких-нибудь. И чтобы поверх топки доску положили, на которую рамки с фотографиями можно ставить».

Рамки с фотографиями на выступе камина Лена недавно увидела в американском фильме.

«Мягкий уголок тоже надо заменить. Заказать каталог итальянской мебели и выбрать что-нибудь очень красивое».

Буквально несколько дней назад по телевизору Лена видела мельком рекламный ролик фирмы, занимающейся итальянской мебелью.

«Жаль, телефон не записала – сейчас бы уже могла позвонить. Но кто же знал, что всё так обернётся? Ладно, ничего страшного – был бы покупатель, а товар найдётся».

Поглощённая раздумьями, вдова вышла на улицу. Критическим хозяйским взглядом окинула прямоугольный, вытянутый в длину дом, похожий на вагон поезда. «Снаружи вид ужасный, – констатировала она, как будто видя своё жилище впервые в жизни. – Как можно было построить в таком красивом месте такое убожество? Надо хотя бы эркеры пристроить, что ли».

Женщина принялась ходить вокруг усадьбы, прикидывая, где и что можно пристроить или сломать, чтобы хоть как-то, по её мнению, исправить ситуацию.

Егоровна изумлённо наблюдала за дочерью из окна кухни.

А та, начав, уже не могла остановиться. Снова войдя в дом, Лена схватила листок бумаги и принялась делать карандашные наброски перепланировки. С упоением она передвигала стены, расширяла дверные проёмы, вычерчивала огромные окна и сглаживала углы.

– Наклон крыши надо увеличить, – шептала вдова. – На втором этаже обязательно сделать балконы, а лучше – террасу. Да! Никакого дерева, перила обязательно должны быть коваными. Возле входа поставлю уличные фонари. Круглые. А может, конусовидные? Ладно, потом подумаю какие. Но фонари надо обязательно! А ещё фонари нужны вдоль дорожки, которая ведёт от ворот к дому. Так, хорошо…

Бережно сложив листок бумаги с рисунком, Лена поднялась на второй этаж. На следующем листе бумаги она уже рисовала интерьеры спален.

«Мама будет спать наверху, в комнате напротив моей. Надо здесь всё переделать! Шторы обязательно нужны другие, эти никуда не годятся. Так… Здесь будет детская для Костика, а здесь спальня для Веры с Петей. Завтра, после похорон, поговорю с ними – пусть переезжают сюда. А городскую квартиру будем сдавать. Обои Вера пусть сама выбирает, и мебель тоже. Кстати, а что я мучаюсь? Может, дизайнера позвать?»

На лестнице раздались размеренные шаги, и в комнату заглянула Егоровна.

– Ты что здесь делаешь? – прервала она поток мыслей дочери.

– Мам, какая из этих спален тебе больше нравится? – спросила та. – Окнами на запад или на восток?

– Я внизу сплю, – удивлённо ответила Егоровна.

– А теперь будешь спать наверху. Как тебе эта комната?

– Никак. Я сюда, на верхотуру, каждый вечер лазить не собираюсь. Возраст уже не тот.

– Возраст? – улыбнулась вдова. Перемена в её настроении была разительной и оттого несколько пугающей. – Мамочка, да какой у тебя возраст? Подумаешь, семьдесят лет! Ты ещё лет до ста доживёшь, а может, и больше. Ты здоровая красивая женщина. Давай, я тебя в санаторий отправлю, а?

– Чего? – сдвинула брови мать. – В какой санаторий?

– В самый лучший! Хватит тебе на кухне горбатиться. Теперь ты у меня будешь только отдыхать. А готовкой займётся прислуга.

– Какая прислуга? – Егоровна озабоченно глянула на дочь. – Лен, ты что – умом тронулась?

Бетонная плита совести совсем испарилась, как будто её и не было. На душе было легко и весело. Оказывается, невероятно легко дышится, когда молчит совесть.

– Я в здравом уме, мам, – продолжала говорить Лена. – Просто мы начинаем новую жизнь. Ты ведь этого хотела? Завтра похороним Степана, а в среду я поеду на завод. Вы все мне говорите, что я теперь наследница миллионов. Теперь я и сама это поняла! Я поеду на завод и возьму там много денег. И буду распоряжаться ими по своему усмотрению. Сначала хочу переделать дом, поменять всю обстановку. Потом займусь участком, закажу ландшафтный дизайн-проект. Найму прислугу, куплю машину. Перевезу сюда Веру с семьёй, помогу Виталию с его бизнесом. Мы все будем жить дружно, счастливо и богато. Слышишь, мам? Дружно, счастливо и богато! Мы будем ездить на лучшие курорты, отдыхать в самых лучших отелях. Мы накупим себе кучу модной одежды и будем проводить время в салонах красоты. Мам, ты хочешь проводить время в салонах красоты?

Егоровна в упор смотрела на дочь, во взгляде её сквозила тревога. Что-то в поведении Лены было неправильно. Пожилая женщина явно не ожидала такой реакции на свои слова, когда чуть раньше пыталась встряхнуть вдову, апатично сидящую в кресле. Сейчас Егоровна уже явно об этом жалела.

– Не хочу! – буркнула она. – Никогда там время не проводила, и не желаю!

– Ну не хочешь – и не надо, – покладисто согласилась Лена. – Найдёшь себе другое занятие – по душе.

– Что-то ты больно размечталась! – хмуро бросила мать. – То сидела, по креслу растекалась, как кисель. А то вдруг забегала, как в одно место ужаленная! Ты ещё пока не владелица, а всего лишь наследница. Ты сначала получи его, этот завод! Ещё неизвестно, что тебе Зурабович скажет, когда похороны пройдут. Выгонит взашей поганой метлой, и останешься на бобах вместе со своими мечтами о лучшей жизни.

– Не выгонит, – неожиданно твёрдо заявила Лена, и взгляд её стал жёстким. – Никто меня оттуда не выгонит. Правильно ты сказала – зря я, что ли, шестнадцать лет мучилась? Я никому не дам отнять у меня то, что я завоевала по праву!

– Ну-ну, – вздохнула мать. – Дай бог, чтобы так.

* * *

Назавтра ранним утром обитательниц усадьбы разбудил сигнал автомобиля.

– Лен! Кто там гудит в такую рань? – прокричала снизу выскочившая из своей спальни Егоровна.

– Думаю, это Дина Игоревна приехала. – Дочь бросилась к окну в одной ночной рубашке.

– Кто?

– Сейчас увидишь, – ответила вдова и, накинув халат, поспешила встречать гостью.

Хозяйка элитного бутика, обвешанная объёмистыми сумками, но при этом чудесным образом не утратившая элегантности, семенящими шажками прошла в гостиную.

– Ах, боже мой, какая трагедия! – то и дело восклицала она, воздевая глаза к небу. – Душечка Елена Вячеславовна, какая ужасная трагедия! Какая бессмысленная кончина, какая страшная потеря для всех нас! Степан Васильевич был потрясающим человеком, добрым, с широчайшей душой и большими возможностями! – Дина Игоревна осеклась, поняв, что ляпнула глупость, но тут же снова продолжила, поморгав ресницами и картинно смахивая слезу: – Примите мои самые искренние соболезнования!

– Спасибо. – Вдова благосклонно наклонила голову. – Кофе хотите, Дина Игоревна?

– Ну что вы, какой кофе! – отмахнулась та. – Работать надо. Я начну, если вы позволите?

– Да, конечно. Мам, иди сюда! – позвала Лена и опустилась в кресло. В дверном проёме появилась Егоровна.

– Здрассте! – произнесла она, неловко теребя уже нацепленный на себя передник.

– Здравствуйте! – подняла голову гостья, активно извлекающая из своих сумок нечто, аккуратно развешенное на плечиках и упакованное в целлофан. – Я Дина Игоревна! Очень рада! Примите соболезнования!

– Татьяна Егоровна, – кивнула мать Лены и присела на стул. – Спасибо.

Тем временем, хозяйка бутика принялась распаковывать целлофан, извлекая из него чёрные платья.

– Милочка Елена Вячеславовна! – начала она. – Я после вашего звонка просто с ног сбилась! Очень мало времени вы мне дали. Ну что приличного можно найти меньше чем за сутки?

– Похороны уже сегодня, – напомнила Лена.

– Ну а зачем так скоро, вы мне объясните? Отложили бы ещё на денёк-два, я бы подыскала более подходящие к случаю модели. Не идти же на похороны мужа в первом попавшемся платье!

– Я уверена, что вы привезли самые лучшие модели, – тихо произнесла вдова.

– Уж не обессудьте, если что не так, – вздохнула Дина Игоревна и аккуратно встряхнула подготовленный к показу наряд.

– Леночка Вячеславовна, вот – взгляните! Платье от «Вивьенн Вествуд». Самая настоящая Италия, привезли лично мне этой весной из Милана. Натуральный чёрный шёлк – очень изысканно! На лифе присборено, талия затягивается широким поясом, юбка длинная, широкими фалдами. Плечи открытые, сверху пристёгивается пелеринка. Очень сексуальное платье, давайте примерим! Размер ваш.

Егоровна поперхнулась и растерянно захлопала глазами, глядя на дочь. Та невозмутимо принялась переодеваться.

– Сидит отлично! – воскликнула Дина Игоревна, расправляя какие-то складки. – Я настолько выучила вашу фигуру, дорогая, что подобрала вам платье идеально! С первого раза, заметьте! И акцент на плечах сделан кстати – они у вас невероятно соблазнительные.

– Не слишком ли вызывающе для похорон? – Лена придирчиво разглядывала себя в зеркало, рядом с которым валялась сброшенная с него простыня.

– Нисколько! Платье дополняют траурная шляпка с вуалью и перчатки. Примерим?

– Конечно.

– Боже мой! – облачив клиентку, Дина Игоревна молитвенно сложила руки. – Леночка! Вы просто Марлен Дитрих! Сюда ещё прекрасно подойдёт бриллиантовый гарнитур – колье, серьги и кольцо. И вы будете просто ослепительны!

– Кольцо? – Вдова удивлённо посмотрела на свои руки. – Но я же буду в перчатках.

– Прямо поверх перчатки и наденете, этикетом это вполне допускается. И вы будете умопомрачительны, моя дорогая!

– А туфли? – Лена подняла подол платья.

– Ах ты, господи, конечно, туфли! – всплеснула руками гостья, весело хохотнув. – Прямо, как в сказке о Золушке! Вы превращаетесь в принцессу, моя дорогая. А я ваша добрая фея!

– Да уж, – бормотнула вдова.

Дина Игоревна извлекла из своей бездонной сумки обувную коробку.

– Туфли от «Фенди»! – нараспев произнесла она. – Тоже Италия! Самая что ни на есть! Материал – шёлк-бархат, на ножке сидят идеально! А удобные, как тапочки! Пр-рошу!

Встав на каблуки, Лена снова критически оглядела себя в зеркало.

– Прекрасно! Умопомрачительно! – стенала Дина Игоревна, закатив глаза. Егоровна, напротив, скептически хмыкнула:

– Как ты на таких каблучищах кладбищенскую грязь месить будешь?

– Какая грязь – лето на дворе?! – заступилась за клиентку гостья. – На кладбище сухонький песочек, вполне можно пройти, если аккуратно. Потом, не обязательно же к самой могиле подходить, можно попрощаться с телом на дорожке, выложенной плиткой. Попросить, чтобы гроб там поставили – и всё. Правда, Елена Вячеславовна?

– Конечно, Дина Игоревна, – согласилась вдова. – Я беру этот наряд. Сколько он стоит?

– Дорогая Леночка Вячеславовна, исключительно для вас, учитывая ваше горе, скорбь и доставку на дом, самая низкая цена – две тысячи пятьсот.

– Долларов? – уточнила Лена.

– Ну конечно, – невозмутимо произнесла гостья. Егоровна судорожно закашлялась, услышав цифру.

– Я беру!

Дина Игоревна расплылась в довольной улыбке:

– Леночка Вячеславовна, вы… вы красавица! – произнесла она и даже слегка прослезилась. – А как насчёт бриллиантового комплекта? Я могу вам подсказать место, где можно купить бриллианты по весьма умеренным ценам. Не желаете?

– Желаю.

– Ох, душечка вы моя!!! – Торговка проворно вытащила из сумки ручку, блокнот и принялась что-то судорожно строчить на листке бумаги. – У моего нового зятя… Вы, кстати, знаете, что моя дочь Элеонора недавно снова вышла замуж? Так вот, у моего нового зятя прекрасный ювелирный магазин в центре города. Я вам тут черканула адрес и телефон. Скажете, что от меня – зять будет в курсе. Лично вам он продаст драгоценности на любых условиях! В долг, в рассрочку, как пожелаете. Можете даже напрокат взять! А что такого? Многие сейчас так делают. Скажу вам по секрету, Илона Бабенко часто так поступает. А потом в газетах пишут, какая она роскошная женщина, меняет драгоценности, как перчатки!

Дина Игоревна хихикнула, но тут же снова придала лицу серьёзное выражение.

– А можно вашему зятю позвонить прямо сейчас и попросить привезти бриллианты сюда, в усадьбу? – спросила Лена.

– О чём разговор! Конечно, можно! – воскликнула хозяйка бутика. – Если вы покажете мне, где у вас телефон, я сама позвоню!

– Буду вам очень благодарна, – опустила глаза вдова.

– А причёску и макияж где будете делать? Решили уже? – Гостья впилась глазами в лицо выгодной покупательницы.

– Нет ещё.

– Могу вызвать прямо сюда самого лучшего стилиста! Я сама пользуюсь исключительно его услугами!

– А это возможно? Наверное, он занятой человек, его время расписано по минутам…

– Конечно, возможно! Ради вас он бросит любого клиента!

– Вызовите, пожалуйста.

– С удовольствием!

От предчувствия хороших барышей Дину Игоревну даже пробила нервная дрожь.

– Ты как будто не на похороны собираешься, а на свадьбу! – недовольно проскрипела Егоровна.

– Ну и что? – снова бросилась на защиту клиентки торговка. – На похоронах разве не надо хорошо выглядеть? Тем более Леночка Вячеславовна теперь у нас в городе самая что ни на есть завидная невеста. Женихи скоро стаями полетят!

– Дина Игоревна, – Лена снимала с себя обновку, – если я завтра с вами рассчитаюсь, ничего страшного?

– Нет, конечно, ради бога! – замахала руками та.

– Ну и отлично, – кивнула вдова. – А теперь давайте займёмся моей мамой!

Гостья поспешно бросилась к своим сумкам, а Егоровну снова настиг приступ кашля.

* * *

Когда стрелки на часах показывали половину второго, Лена стояла у зеркала при полном траурном параде. Её волосы были уложены волнами в аккуратную причёску. Лёгкий, соответствующий случаю, макияж придавал мраморную бледность коже, обрамлял загадочными тенями глаза и скрадывал яркость губ. Бриллианты сверкали в ушах и на шее скорбящей вдовы, кольцо с крупным алмазом мерцало, надетое поверх плотно обтягивающей руку перчатки. Чёрный шёлк платья струился, обволакивая стройную фигуру. Явно довольная увиденным, Лена слегка улыбнулась своему отражению и, блеснув глазами из-под умело накрашенных ресниц, опустила на лицо тонкую вуаль. Она хорошо выспалась этой ночью, была свежа, хороша и энергична. Кокетливо взглянув на дизайнерские часики с бриллиантами, Лена подошла к окну. Уже пять минут, как Славка должен был заехать за ней и Егоровной, но опаздывал. Вдова нахмурилась – опаздывать она не любила.

За спиной раздалось тихое шуршание. Лена обернулась – на пороге стояла мать. Для Егоровны Дина Игоревна подобрала классическое прямое длинное платье. Её волосы были взбиты стилистом в высокую причёску, на голове красовался чёрный шифоновый платок. От драгоценностей пожилая женщина категорически отказалась.

– Ну что – готова, дочь попова? – хмыкнула Егоровна, оглядывая новоиспечённую вдову. И, нисколько не заботясь о дорогом платье, плюхнулась в кресло.

– Не нравится мне это всё, – вздохнула она. – Не по-людски как-то. Степана даже в дом не привезли, из морга человек в последний путь отправится. Ну как так можно? Лен? А?

Дочь молчала, не отрывая взгляда от окна. За окном росли сосны. Её сосны. Лене даже показалось, что сегодня они стали стройнее и зеленее.

– Чего молчишь? – повысила мать голос.

– Мам! – Вдова слегка повернула голову в её сторону. – Гроб с телом привозят домой, чтобы с ним попрощались люди, которые не смогут прийти на кладбище. Для чего было везти домой тело Степана? Кто пришёл бы сюда с ним прощаться?

– Ну как кто? Люди и пришли бы.

– Кто конкретно?

– Ну не знаю, – замялась Егоровна. – Соседи, например.

– Какие соседи? Мам, что ты несёшь? Где тут у нас соседи? Нет никого. Все, кто захочет, придут проститься на кладбище. Из города до кладбища ближе добраться, чем до нашей усадьбы.

– И попа не позвали, – продолжала нудеть Егоровна. Похоже, ей было всё равно, по какому поводу ворчать. – Поп должен был прийти, отпеть, молитвы прочитать.

– Мам, Степан был некрещёный, – терпеливо пояснила Лена.

– Ну и что? Сейчас и некрещёных отпевают! Попу на лапу дай – он тебе, кого хошь, отпоёт и не спросит, крещёный или нет.

– Это лицемерие, мама, – укорила дочь. – Уж лучше обычная гражданская панихида.

– Всё равно. – Пожилая женщина недовольно поджала губы. – Хоть поминки надо было дома сделать.

– На поминки придёт больше сорока человек, – произнесла Лена. – Ты представляешь, что значит накрыть стол на такое количество людей? Сколько продуктов закупить, сколько у плиты простоять? Накрыть, обслужить, убрать?

– Ну и ничего, накрыли бы – места много, – гнула своё Егоровна. – А у плиты не впервой стоять – подумаешь. Верка бы приехала, помогла. Здесь всё надо было устраивать – и прощание, и поминки. Степан этот дом строил, он здесь всё любил, здесь его и оплакивать надо было, отсюда и путь его последний должен лежать.

– Мам, всё уже сделано как сделано, – дёрнула плечом дочь. – Хватит бухтеть.

Недовольная Егоровна поднялась и вышла из комнаты. Раздался телефонный звонок. Быстрыми шагами Лена подошла к аппарату и сняла трубку.

– Алло! Елена Вячеславовна? – послышался Славкин голос. – Выходите, я подъехал.

– Хорошо, я иду, – ответила вдова. – Мам! – позвала она. – Мам! Пойдём, за нами машина пришла!

* * *

У входа на городское кладбище собралась довольно большая и разношёрстная толпа. Пришедшие проводить Штыря в последний путь перемежались с простыми зеваками. Обособленно стоял небольшой духовой оркестр. На лицах оркестрантов, переминающихся с ноги на ногу, читалась неподдельная скука.

Из-за поворота, подскакивая на ухабах и громыхая всеми своими железными частями, появился облезлый ЗиЛ, в открытом кузове которого стоял гроб с телом Васильича. Тёмно-красная, тяжёлая домовина сверкала среди похоронных венков лаковой поверхностью. Четвёрка дюжих молодцев в отглаженных чёрных костюмах тряслась в кузове рядом с гробом, исподлобья бросая на зевак хмурые взгляды.

Следом за грузовиком из-за поворота важно выплыл длинный белый «кадиллак». Его чистые, недавно вымытые бока переливались на солнце, тонированные стёкла надёжно защищали от чужих глаз тех, кто сидел внутри. Замыкал похоронную процессию шестисотый «мерседес».

Противно лязгая, открылась дверца грузовика, и с пассажирского места выпрыгнул юноша в очках. Деловито глянул на собравшуюся толпу и коротко кивнул дюжим молодцам. Те откинули заднюю стенку кузова, соскочили на землю и принялись снимать гроб.

Из «кадиллака» появился Вахак Зурабович, сменивший свой, уже ставший всем привычным, белый костюм на чёрный. Толпа зашепталась.

А вот когда из шестисотого «мерседеса» вышла Лена, люди растерянно замолкли. Вдова стояла, ожидая, пока из автомобиля выберется замешкавшаяся Егоровна. Расправив прикрытые пелеринкой плечи и вздёрнув подбородок, ослепляя собравшихся блеском бриллиантов, мадам Штырь была похожа на прекрасную статую. Опомнившаяся толпа загудела, кое-где защёлкали затворы фотоаппаратов. Даже Вахак Зурабович изумлённо замер на секунду. В следующее мгновение он поспешно отвернулся, стараясь, чтобы женщина ненароком не заметила его кривую усмешку.

– Мама! – раздался громкий шёпот над ухом Лены. Вера с охапкой красных гвоздик наперевес сердито смотрела на мать. Вдова даже не заметила, когда та успела подойти. – Где вы были так долго? Мы уже полчаса тут стоим! – Дочь рассерженно сверкала глазами. За её спиной маячил муж, держащий за руку маленького Костика. – И почему ты без цветов?

Лена вздрогнула, резко побледнев. Действительно, переложив все заботы о похоронах на Вахака Зурабовича, она забыла даже про цветы. Непростительное упущение! Что скажут люди? Взгляд вдовы растерянно забегал.

– На, держи половину! – зашипела Вера. – Так и знала, что ты, как клуша, про всё на свете забудешь! Кстати, а что ты так вырядилась?!

Лена, приняв от дочери букет гвоздик, промолчала.

– Мам, ты что, не знаешь, что бриллианты надевать на похороны неприлично?! – кипятилась дочь. – Ты выглядишь, как новогодняя ёлка среди могил!

– Я ей говорила! – ехидно проскрипела Егоровна, наконец покинувшая автомобиль и присоединившаяся к семье. – А она меня не послушала. Теперь вот стой, позорься вместе с ней!

– Замолчите все! – тихо, но твёрдо, сквозь зубы процедила Лена. – Я оделась так, как посчитала нужным. Прилично – неприлично, мне наплевать Не нравится – пошли вон!

Отвернувшись от родственниц, застывших с открытыми ртами, вдова поискала глазами Вахака Зурабовича. Тот уже шёл ей навстречу, неся в руках бордовые, почти чёрные, розы, изысканно оформленные траурными лентами.

– Здравствуйте! – произнёс он, кивая всем присутствующим. – Примите мои самые искренние соболезнования! Эти цветы заказаны мной специально для вашей семьи – возьмите, пожалуйста. Они лучше подойдут к вашим платьям, чем гвоздики. А гвоздики подойдут мне.

Без тени улыбки кавказец вынул из рук Лены букет, переданный ей дочерью, а взамен отдал розы. Такие же розы перекочевали ко всем остальным. Вера ошарашенно захлопала глазами.

– Позвольте, я вас поддержу в этот скорбный для всех нас день, – продолжал Вахак Зурабович, предлагая вдове свой локоть. – Для вас он особенно печален. Потерять мужа – это огромная утрата.

Лена послушно взяла его под руку.

Тем временем дюжие молодцы с явным трудом сгрузили на землю тяжеленный гроб. Водитель облезлого ЗиЛа, меланхолично сплёвывая шелуху от семечек, с грохотом закрыл задний борт кузова. Чихнув мотором, грузовик не спеша удалился. Лена наблюдала за этим действом с каменным выражением лица.

– Не удалось найти достойный катафалк, простите, – перехватил её взгляд Вахак Зурабович. – Оказывается, в нашем городе ритуальные услуги не на самом высоком уровне. Никогда об этом не задумывался. А тут пришлось, и вот – неувязка. Но зато гроб самый лучший, изготовленный по заграничным образцам.

– Спасибо, – поблагодарила Лена. – Не знаю, что бы я делала без вас.

– Не за что. – Кавказец бросил на вдову внимательный взгляд. – Это мой долг – помогать вам.

Лена не стала уточнять почему.

– Пойдёмте к гробу? – предложила она.

– Конечно, – с готовностью согласился Вахак Зурабович.

Переместившись вплотную к тускло поблёскивавшей домовине, вдова опустила голову.

– Откройте, пожалуйста, крышку, я хочу проститься, – произнесла она глухим голосом.