Текст книги "Последний император России. Тайна гибели"

Глава 6
А. АВДОНИН, «ГАНИНА ЯМА»: МОДЕРНИЗАЦИЯ ФАЛЬСИФИКАЦИИ

В предыдущей главе мы рассмотрели только те факты из книги А. Авдонина «Ганина яма», которые имеют отношение к захоронению в Поросенковом логе. Теперь рассмотрим ее содержание от первой до последней страницы.

Первое, что невольно отмечаешь после прочтения, – гордость автора за свое открытие. Это нормально. Человек, сознающий важность выполненной работы, имеет право на гордость. Но гордиться имеет право только тот, кто верит в подлинность и значимость своего труда. В книге Авдонина я нашел много признаков гордости, но не встретил признаков УВЕРЕННОСТИ в правоте своей позиции.

В предисловии к своей книге Авдонин пишет: «Автор будет благодарен всем, посчитавшим необходимым прислать свои замечания, пожелания и предложения в отношении содержания книги».

Далее указан адрес.

У меня есть достаточно много замечаний, пожеланий и предложений. Но поскольку мои замечания опровергают официальную версию о екатеринбургских останках, я считаю целесообразным не отсылать их автору, а изложить их здесь, в своей работе.

Еще раз вспомним историю «открытия века». В 1979 году Авдонин с группой единомышленников обнаружили в Поросенковом логе захоронение, в котором, по их твердому убеждению, находились останки членов семьи Николая Романова и прислуги, расстрелянных в Доме особого назначения в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

В 1991 году это захоронение было вскрыто официально. Проведенные в рамках уголовного дела исследования дали следствию основание объявить: останки принадлежат Николаю Романову, членам его семьи (за исключением двоих) и слугам, которые находились с семьей в Ипатьевском доме. После этого останки были захоронены.

На Авдонина обрушились известность и слава. Его назвали автором открытия века. И всё было бы хорошо, если бы не некоторые обстоятельства. Не все члены Правительственной комиссии подписали протокол № 9 от 30 января 1998 года, которым в том числе признавалась принадлежность останков 9 человек, обнаруженных в захоронении, членам семьи последнего императора. Патриарх Московский и всея Руси на церемонии захоронения останков в соборе Петропавловской крепости не появился.

Все это было очень неприятно для тех, кто признал результаты следствия, кто был согласен с выводами комиссии, кто считал происходящее покаянием. Неприятно было всем: от президента России, который вынужден был участвовать не в той церемонии, в какой ему хотелось бы, до телезрителя из российской глубинки, который верил следствию, верил комиссии, верил президенту, но у которого невольно возникали если не сомнения, то по меньшей мере недоуменные вопросы.

Демонстративное поведение ряда членов Правительственной комиссии и Православной церкви не просто омрачили мероприятие ельцинского режима, которое по замыслу организаторов должно было стать высоконравственным поступком новой власти, символом полного неприятия новой властью большевистских методов утверждения режима, публичным покаянием власти от имени всего народа за грехи предыдущих поколений. Церемония должна была стать демонстрацией неприятия бесчеловечных методов управления страной и своего рода клятвой в преданности принципам демократии, принципам гуманизма.

Непослушные члены Комиссии и руководство Православной церкви своим поведением не просто омрачили замысел организаторов. Они сделали намного больше: дискредитировали это мероприятие. По непонятным мне причинам они не отважились открыто заявить о своем несогласии с выводами комиссии.

Отказ членов комиссии подписать протокол, решение патриарха не участвовать в церемонии не могут быть истолкованы иначе, как несогласие с выводами комиссии. И представляется естественным, чтобы в новой России, изо всех сил тщащейся доказать миру свою приверженность демократии, несогласные открыто заявили свою позицию. Допустим, что члены Комиссии, при всей значимости своего социального положения, все же не избавились от страха перед репрессивной машиной и не рискнули выступить в открытую. Но церковь – это не частные лица. Им, иерархам церкви, что мешало заявить о несогласии открыто? Не знаю. Но что-то вынудило их избрать форму протеста, более привычную для граждан и официальных лиц, выросших в первом в мире государстве победившего пролетариата.

Я не знаю мотивов, которыми руководствовались иерархи нашей церкви. Ограничусь повторением ранее сделанного предположения: Православная церковь – очень серьезная и очень информированная организация. Такого рода организация в принципе неспособна к совершению необдуманных поступков. Каждый публичный шаг, каждое слово в официальном заявлении руководства церкви осмысленны и наполнены конкретным содержанием. Последствия любого действия руководства церкви просчитаны. При этом церковь не ищет, а скорее избегает конфликтов со светской властью. И идет на них только в принципиальных вопросах, когда бесконфликтное решение возникшей проблемы невозможно.

В случае с останками церковь заняла принципиальную позицию, но со свойственной ей осторожностью постаралась, чтобы ее несогласие не было принято как вызов режиму. Очевидно, что результаты работы Правительственной комиссии русскую православную церковь не убедили. Возможно, церковь не удовлетворена качеством выполненных экспертиз. Но возможно, что в распоряжении церкви есть иные, неизвестные нам основания не верить в принадлежность останков из екатеринбургского захоронения членам семьи последнего российского императора. Если так, тогда очевидно, что по указанным выше причинам (нежелание открыто конфликтовать с властью) церковь избрала максимально сдержанную форму выражения своего неприятия результатов работы комиссии.

Причина несогласия ряда членов Правительственной комиссии с предложенным ее председателем решением по останкам кроется там же – в обосновании выводов комиссии. В результатах тех самых судебно-медицинских экспертиз, коими так гордятся их исполнители.

Не меньше вопросов к следствию, которое вел старший прокурор-криминалист Главного следственного управления Генеральной прокуратуры Российской Федерации В. Н. Соловьев. Расследуя дело всемирно-исторического и огромного нравственного значения, он избрал довольно-таки странный алгоритм действий. Он не стал скрупулезно анализировать все имеющиеся в его распоряжении факты. Он не стал анализировать противоречия в свидетельствах участников расстрела, не стал сопоставлять воспоминания участников расстрела и показания свидетелей с установленными Наметкиным, Сергеевым и Соколовым фактами.

Соловьев избрал кажущийся совершенно необъяснимым для специалиста его уровня алгоритм расследования. Суть его подхода к расследованию дела была предельно простой: первым делом назначить и провести молекулярно-генетическую экспертизу. Если генетики скажут: это – они, то расследование можно считать законченным, а результат – достигнутым.

Так и произошло. Генетики заявили: в захоронении – останки последнего императора, членов его семьи и самых преданных слуг. Соловьева не смутило предупреждение генетиков, что достоверность их выводов – всего 99 процентов.

Да и сами генетики слукавили. Они не написали, что 99 процентов – это очень мало и с большими оговорками достаточно лишь для предположительного вывода. Вместо этого они совершают непростительный для экспертов их квалификации поступок: сформулировали вывод о принадлежности останков Романовым в категорической форме.

Соловьев удовлетворен: дело успешно расследовано. Теперь, когда в его руках есть заключения молекулярно-генетических экспертиз, можно и вовсе не обращать внимания на противоречия в свидетельствах участников, на обоснованные фактами выводы его предшественников. Соловьев приступил к оформлению дела. И как опытный следователь увидел, что в нем не хватает зрелищности.

Чтение заключения генетиков интересно только специалистам. Простой смертный в изобилующем специальными терминами заключении генетиков не поймет ничего, кроме выводов. Соловьеву ясно, что такое громкое дело должно выглядеть убедительно. Его надо дополнить результатами таких экспертиз, которые могут быть и не убедительными с научной точки зрения, но убедительно иллюстрированы. Опытный следователь Соловьев знает такие экспертизы. Это: фотосовмещение и реконструкция.

Когда неспециалист увидит иллюстрацию фотосовмещения, он тоже ничего не поймет. Отсутствие специальных знаний не позволит ему правильно оценить, насколько грамотно выполнено фотосовмещение, насколько доказательна эта экспертиза. Простой смертный увидит, что череп «вписался» в фотографию, и поверит выводам эксперта. Откуда ему, простому смертному, знать, что фотосовмещение требует строгого соблюдения целого ряда условий, а это в случае с екатеринбургскими останками было изначально невозможно? Попробую кратко и на понятном неспециалисту языке изложить методику проведения такого исследования.

Первое обязательное условие фотосовмещения черепа с прижизненной фотографией – целость черепа. Сам процесс фотосовмещения состоит из следующих этапов:

1. На фотографии предполагаемого лица и на исследуемом черепе отмечают узловые точки, характеризующие индивидуальные особенности лица и черепа. Таких точек на лице и черепе много. Чем больше удается отметить, чем точнее выполнена отметка точек, тем больше шансов на получение объективного результата. Следовательно, идеальной для экспертизы фотографией предполагаемого лица является такая, когда лицо изображено строго в фас, когда на лице (а лучше – на голове) нет усов, бороды, вообще волос, когда человек улыбается и видны сомкнутые зубы. А идеальный для экспертизы череп не должен иметь повреждений.

2. С подготовленной изложенным выше способом фотографии получают негатив в половину нормальной плотности. Затем получают такой же негатив исследуемого черепа, при этом череп должен быть строго в той же проекции, что и лицо на фотографии. Оба негатива должны быть выполнены строго в одном и том же масштабе.

3. Получают фотоотпечаток с наложенных один на другой негативов.

4. Смотрят, «вписался» ли череп в фотографию, совпали ли узловые точки.

Из приведенного общего описания методики очевидно, что, чем лучше предложенная фотография предполагаемого лица, чем лучше сохранился череп, тем больше шансов провести полноценную экспертизу и получить достоверный результат.

Главное в фотосовмещении – лицо. При положительном результате экспертизы череп должен «вписаться» в фотографию по ширине и по высоте, глазницы на черепе должны совпасть с глазами на лице, носовое отверстие – с носом, и так далее. В книге «Покаяние» (Материалы правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи. М., 2003) приведены фотографии черепов из захоронения в Поросенковом логе. Все черепа имеют значительные дефекты костной ткани лицевого скелета. Про череп № 8 вообще говорить не приходится, он представлен лишь частью свода.

В «Покаянии» приведено медико-криминалистическое исследование останков из захоронения. Вот что пишут эксперты: «Череп № 2… Некоторая непропорциональность высоты лица объясняется отсутствием зубов и фактически альвеолярного отростка нижней челюсти, что и делает невозможным правильную фиксацию положения нижней челюсти». Выделим: делает невозможным правильную фиксацию положения нижней челюсти. Можно ли в этом случае говорить о каком-то фотосовмещении? Столь же велики дефекты костной ткани на черепах №№ 3, 4, 5, 7 и 9. Каким образом удалось добиться фотосовмещения при таком дефиците идентифицирующего материала?

Да потому и удалось добиться, что «втиснуть» поврежденные черепа в заданные фотографии было легче всего.

В среде практических судебно-медицинских экспертов доверие к фотосовмещению невелико. Архимед говорил: дайте мне рычаг, и я переверну землю. Так же и эксперты между собой говорят: в ЛЮБУЮ фотографию можно вписать ЛЮБОЙ череп.

Добросовестные эксперты очень осторожны в выводах. Если им назначают идентификацию черепа методом фотосовмещения, при этом череп имеет повреждения, они заявляют о невозможности выполнения экспертизы. Увы, в данном случае этого не произошло.

Но ударной, убойной по производимому на обывателя впечатлению была призвана стать пластическая реконструкция внешнего облика по черепам. И она ею стала. Эксперт выполнил заказ следствия (или, что вернее, заказ свыше) блестяще. Скульптурные изображения, гипсовые копии реконструированных им голов дополнены нужными прическами, к получившимся мужским головам, которые были сделаны с черепов, признанных принадлежащими Императору и Боткину, добавлены бороды (такие же, как и те, что носили Император и Боткин), в гипсовые модели вставлены глазные протезы с радужкой именно тех цветов, которые нужны, и в результате получен фантастический результат: вылепленные им головы являются точными скульптурными портретами узников Ипатьевского дома. Для человека, далекого от судебной медицины, такой результат является самым зрелищным и самым убедительным доказательством принадлежности останков Романовым. Все остальные экспертизы работали на подтверждение желанного для власти и Соловьева результата.

Ограничусь одним примером. В выводах профессора В. Л. Попова указано: «При условии достоверности результатов генетического исследования возможна персонификация останков». И далее профессор указывает, кому из Романовых и их слуг принадлежит тот или иной скелет в таком случае.

Абсолютно честный, абсолютно научный вывод прекрасно работает на официальную версию. Ход мыслей В. Соловьева прост: В. Л. Попов говорит: если это они, то скелет номер четыре принадлежит Николаю Романову. Прекрасно! Что нам говорят генетики, фотосовмещение и реконструкция? Они говорят, что это Романовы. Значит, скелет № 4 – это Николай Романов!

Вот таким образом Соловьев выдал желанный для власти результат, а Правительственная комиссия под руководством Немцова утвердила его своим протоколом № 9.

И все было бы прекрасно, если бы не заняли пусть и не вызывающую, но непримиримую позицию семь членов комиссии Немцова. Если бы не было заявления члена комиссии, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, в котором сказано: «Представленные на данном заседании заключения Генеральной прокуратуры и Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы Российской Федерации подводят итог исследованиям. Полагаю, что их нельзя принять с абсолютной достоверностью… Одновременно считаю, что вся научная, историческая и нравственная ответственность целиком ложится на авторов заключения, которые представили в комиссию свои выводы».

Несмотря на указанные обстоятельства, несмотря на неприятие результатов работы Комиссии многими специалистами в области молекулярно-генетических исследований, Комиссия вынесла желанный для власти вердикт.

Признание найденных останков принадлежащими Романовым сделало Авдонина если не знаменитым, то во всяком случае известным. Но указанные выше обстоятельства омрачали его радость. А кроме них есть и другие. Например, вынужденное признание Соловьева и казавшихся прирученными экспертов в невозможности сожжения двух тел в Поросенковом логе за те несколько часов, в течение которых, по официально признанной версии, там хоронили остальные девять трупов. Признать это обстоятельство признали, но попыток каким-нибудь образом объяснить возникшее противоречие ни Соловьев, ни члены Комиссии, подписавшие протокол № 9, не предприняли.

Это было неприятно. Авдонина раздражало, что есть ученые, в том числе генетики, которые не признали результаты официальных молекулярно-генетических экспертиз, а также результаты фотосовмещения и реконструкции достаточным основанием для категорического вывода о принадлежности останков Романовым. Раздражало, хотя с этим он еще мог бороться. Но как быть с признанием Соловьева и самой Комиссии, что два трупа не были сожжены в Поросенковом логе? Надо же как-то объяснить, куда эти трупы делись. Это совершенно необходимо, чтобы окончательно и навсегда утвердить официальную версию тех событий. И сохранить за собой звание «автора открытия века».

Именно это обстоятельство и подвигло Авдонина к написанию «Ганиной ямы». Именно это обстоятельство и было главной целью книги.

В ней есть много другого. В том числе очень полезная и ценная информация о поисках в районе «открытой шахты», проведенных Авдониным в 1998–2000 годах. Но сначала мы рассмотрим, каким образом Авдонин избавляется от нежелательных противоречий между наукой и официальной версией, не устраненных в «Покаянии».

А делает он это очень элегантно. Он объявляет: в Поросенковом логе никого не сжигали. Два недостающих в захоронении трупа были сожжены раньше, у «открытой шахты».

Но Авдонину этого мало. Заявляя, что два трупа сожжены возле шахты, он одновременно опровергает утверждения тех, кто считает, что там сжигали всех. Чем он это обосновывает? Да тем же самым! Одни и те же факты для Авдонина в одном случае доказывают, что трупы НЕ СЖИГАЛИСЬ, в другом они же, эти же самые факты свидетельствуют, что два трупа ВСЕ-ТАКИ СЖИГАЛИСЬ.

Для утверждения своей, а значит и официальной, версии Авдонину приходится опровергать результаты следствия, проведенного Н. Соколовым. Посмотри, уважаемый читатель, как он это делает.

А. Авдонин. Ганина яма, с. 83: «…было также найдено 30 костей. В протоколе отмечается, что они „были найдены втоптанными в верхние наружные слои на „глиняной площадке“ или же под прошлогодними листьями и травой по склонам шурфа или ямы“. Нет костей, обнаруженных „В результате работ (под руководством Н. Соколова – Ю. Г.) в районе непосредственно среди углей в кострах, они выявлены на достаточно удаленном расстоянии. Этот факт подчеркивает отрицание сжигания трупов на кострах“».

Уважаемый читатель! Ты понял, о чем говорит автор «открытия века»? Он говорит, что если кто-то обнаружит обгоревший труп не в костре, а на некотором удалении от костра, то это означает «отрицание сжигания трупа в костре».

А. Авдонин, с. 93–94: «Никто из свидетелей не заметил в кострах проявления кислотного жжения древесины… Если бы жгли костры с использованием кислоты, то это важнее было бы у двух первых костров. В этом случае на почве должны были остаться фиксированные следы кислотных проявлений. Но никаких следов кислоты в районе первых двух костров, так же как и в третьем, не было».

Речь идет о трех маленьких кострах: у пня, у «старой березы» и на «глиняной площадке». Костер у пня – это дымокур, его развели, чтобы отгонять комаров и мошку. В двух других сжигалась одежда. Трупы сожгли на костре, который на тот момент еще не был обнаружен. Авдонину это известно. Но отсутствие признаков кислоты в кострах, в которых ее применение и не было нужно, ему выгодно. Для Авдонина это – доказательство того, что кислота у «открытой шахты» не применялась.

А. Авдонин, с. 102: «Грунт площадки был исследован в полном объеме, и он не содержит костных частиц, которые так энергично искало следствие. Стало быть, костные фрагменты являются привнесенными и не связанными с костром на площадке».

Та же система доказательств. Примерно такая: если обнаружен труп зарубленного топором человека, а в нескольких метрах от него лежит окровавленный топор, то, по Авдонину, раз топор лежит не рядом с трупом и не застрял в его голове, значит, топор кто-то «привнес». Привнес, конечно! Для любого здравомыслящего человека топор привнес не кто иной, как убийца. Привнес с очевидной целью. Но для Авдонина такой топор не имеет отношения к наступлению смерти человека, труп которого с рубленой раной головы лежит в нескольких метрах от топора.

А. Авдонин, с. 102: «При просеивании и промывке грунта костра с „глиняной площадки“ ни одной даже мельчайшей косточки не было обнаружено. Следовательно, можно считать, что костные фрагменты являются привнесенными, но не горевшими в костре, расположенном в ее эпицентре».

Уж если топор привнесли, то обгорелые кости тем более. В этой сентенции Авдонина, при всей ее корявости, есть правда. Трупы действительно не жгли в малых кострах. Но Авдонин так построил фразу, чтобы ее поняли как доказательство «отрицания сжигания» вообще.

А. Авдонин, с. 106: «В итоге изучения содержимого „открытой шахты“ в грунте забоя и иле на ее дне следов присутствия останков не было обнаружено, даже мельчайших, горелых костных объектов не было встречено. Следовательно, сброшенные остатки костра также не содержали горелых костных объектов».

Совершенно справедливый вывод. Только – к чему он? Отсутствие костей в остатках костра в равной степени позволяет предположить как то, что в костре никого не сжигали, так и то, что останки после сжигания из костра были тщательно выбраны. А оставшиеся угольки, без признаков костей, были сброшены в шахту. Но так как тот костер невелик, никто и не подозревает, что в нем производилось сжигание тел. Тогда для чего глубокомысленный вывод Авдонина? Все та же цель: он не устает нам внушать: у «открытой шахты» сжигания тел не было.

А. Авдонин, с. 125–126: «Можно уверенно предположить, что так называемые чекисты после доставки трупов на старый рудник имели задание снять все драгоценные вещи с убитых узников дома Ипатьева. Именно поэтому на рудник вместе с чекистами выехал и Юровский… И может быть, усердно выполняя это задание, исполнители пользовались какими-нибудь инструментами для сдирания с мертвых принадлежащих им драгоценностей».

Предположить можно все что угодно. Только в любом предположении надо учитывать, что чекисты действовали жестоко, но осмысленно. Они были жестокими, они были кровожадными, но не были слабоумными. Авдонин почему-то говорит о них «так называемые чекисты». Почему «так называемые»? Это были самые настоящие чекисты. Первозданные. Из тех самых: с холодными головами, с чистыми руками, с горячими сердцами.

Про чистоту рук чекистов после расстрела Семьи и того, что они сотворили с трупами, можно навсегда забыть. Но головы у них были холодными, этого у них не отнимешь. Горячкой они не страдали. И действовали с расчетливой жестокостью.

Мы уже выяснили, что снимать драгоценности с трупов чекисты начали еще в расстрельной комнате. Это разумно. Зачем, зная о драгоценностях на телах, откладывать их изъятие до прибытия в лес? Чтобы как можно больше пропало? Если бы они так сделали, вот тогда у нас были бы основания подозревать их в слабоумии.

Не ездил Юровский с тремя латышами в лес. Он ездил туда с верным Никулиным. И не затем, чтобы забрать полпуда бриллиантов. Абсолютное большинство ценностей было изъято еще в доме. А то немногое, что чекисты упустили в лесу (главным образом – зашитое в пуговицы и т. д.), досталось практически полностью ермаковской братве. Соглашусь с Авдониным: члены этой ватажки, конечно же, пользовались «какими-нибудь инструментами для сдирания с мертвых принадлежащих им драгоценностей». Внезапно проснувшаяся скромность при одновременно уснувшей сообразительности помешали Авдонину сказать хотя бы в излюбленной им форме предположения, какие это могли быть инструменты. Придется помочь автору «открытия века». Это были ножи и топоры.

Не менее интересно то, что на странице 207 Авдонин вдруг заявляет: «Комендант распорядился раздевать трупы около шахты и на костре всю одежду сжечь. Это распоряжение было бы нелепым, если бы Юровский не заметил драгоценности в одежде членов Царской Семьи еще при их убийстве. Поэтому причина его поездки на рудник была связана определенно с драгоценностями, а совсем не с подозрениями в отношении Ермакова, хотя и они могли тоже иметь место».

На мой взгляд, не просто нелепость, а полный маразм увидеть еще в комнате, что на трупах полно драгоценностей, и при этом распорядиться: везите трупы в лес, там их разденете, соберете все ценности и доставите сюда. Так мог поступить кто-то, кто был в сговоре с Ермаковым: давай поделим драгоценности между собой. Но Юровский таким человеком быть не мог. Не думаю, что меня можно заподозрить в симпатиях к Юровскому. Но не могу не признать: Юровский вором не был. Он известен своей честностью и неподкупностью. Голощекин и сам брал, и другим дарил царские вещички, Белобородов тоже, Войков носил царский перстенек, которым хвастался. Про Юровского ничего подобного никто сказать не может: сам не брал и другим не давал. И не мог он, увидев на телах Романовых драгоценности, позволить, чтобы их увезли в лес. Тем более что сразу после расстрела ему уже пришлось серьезно разбираться с мародерами. Прямо там, в комнате, мародеры не постеснялись грабить трупы в присутствии высших чинов. Почему Авдонин считает, что Юровский не соображал: в лесу «сознательные пролетарии» растащат вообще всё подчистую? Он был хладнокровным убийцей, но не дураком.

Что же касается причины его поездки на рудник во второй половине дня 17 июля, то эта поездка, как я уже говорил, никоим образом не могла быть связана с ценностями. Потому что к тому времени ценности, еще остававшиеся на трупах и в их одежде, вне всяких сомнений, были найдены и присвоены Ермаковым и его братвой.

П. В. Кухтенков (завхоз рабочего клуба Верх-Исетского завода) на допросе показал: «Числа 18–19 июля, часа в 4 утра в клуб пришли: председатель Верх-Исетского исполнительного комитета совета р. к. и красноарм. деп. Сергей Павлович Малышкин, военный комиссар Верх-Исетска Петр Ермаков и видные члены партии коммунистов: Александр Егорович Костоусов, Василий Иванович Леватных, Николай Сергеевич Партин и Александр Иванович Кривцов. Кто-то из собравшейся компании сказал мне: „Товарищ Кухтенков, уходи, у нас деловой разговор“… В следующую ночь, так же часа в 4, те же самые лица, за исключением Малышкина, пришли в клуб; вид у них, как и в прошлый раз, был „воинственный“… Дверь в комнату была не притворена, и, подходя, я услышал сказанную кем-то отрывочную фразу: „Всех их было 13 человек, тринадцатый – доктор“… я услышал следующую сказанную Александром Костоусовым фразу: „Второй день приходится возиться; вчера хоронили, а сегодня перехоранивали“… Про царя говорили, „что пальтишко у него было некорыстное и сам он оброс бородой“… Далее кто-то говорил, что в одежде были зашиты драгоценные камни: „Пояс подобрал – глядеть не на что, а в нем тоже камни были зашиты“».

Чего ради участникам возни с трупами собираться среди ночи в клубе? Они же устали как собаки. Им бы помыться, отдохнуть. А они вместо этого глубокой ночью делятся друг с другом впечатлениями. При этом говорят то, что каждый из них и так знает: обсуждают одежду царя, рассказывают, где члены Семьи прятали ценности. Не лучше ли воспользоваться временем для отдыха и сна?

Ночные посиделки Костоусова и других представляются очевидной глупостью. Но если допустить, что они собрались, чтобы ПОДЕЛИТЬ ДОБЫЧУ, всё становится на свои места.

Воровать втайне друг от дружки они не могли. Каждый следил за своими товарищами, каждый понимал, что другие тоже видят, как он прячет перстенек или жемчужинку. Но если они перемигнулись друг с другом, если сумели шепнуть один другому: «Всё – поровну», – то задача становится намного легче. Сообщники уже не угрожают разоблачением, они страхуют один другого, каждый помогает каждому как может. В том числе отвлекают внимание тех, кто не в доле. Но по окончании трудов праведных приходит время делить добычу. И тут уж не жалуйся, что устал и хочешь спать. Когда надо делить добычу, тут уж не до отдыха!..

А вот как Авдонин устанавливает принадлежность обгорелых кусочков сукна, которые, по словам Теглевой и Эрсберг, от шинелей либо Государя, либо Наследника:

А. Авдонин, с. 124: «Убийство Царской Семьи произошло в теплую июльскую ночь, все члены Семьи и их приближенные были одеты в легкие дорожные костюмы и не имели верхней одежды. П. Медведев на допросе у А. И. Сергеева указывает, что Государь и Наследник были одеты в военные гимнастерки. После убийства Царской Семьи шинельным сукном был застелен кузов автомобиля, куда положили трупы и закрыли сверху этим же сукном. При уничтожении следов преступления на руднике чекисты, конечно же, сожгли это сукно, и горелые остатки его были приняты, со слов свидетелей, за остатки сгоревших шинелей Государя и Наследника… А шинели в огонь не попадали. Произошла ошибка. На основании вышеуказанных утверждений достаточно убедительным кажется отсутствие шинелей у Государя и Наследника».

Не станем придираться к утверждению Авдонина, что «все члены Семьи и их приближенные были одеты в легкие дорожные костюмы и не имели верхней одежды (выделено мной – Ю. Г.)». Неправ Авдонин: узники были не в исподнем, а именно в верхней одежде. Спишем это утверждение г-на Авдонина на его проблемы с русским языком. Это так, попутно. Главное для нас сейчас другое: в чем именно были одеты узники.

Кроме сукна, свидетелям предъявили пять пуговиц, и они заявили: «Пуговицы с гербами – это от шинели Государя» (Теглева), «У Государя и у Алексея Николаевича на их шинелях были такие же пуговицы» (Тутельберг).

Очередные свидетельства не смущают Авдонина. Вот как он их опровергает: «В предыдущем пункте показано, что шинелей на трупах не было, поэтому с большой вероятностью можно предполагать, что медные пуговицы с орлами принадлежали Наследнику и находились в его карманах среди прочих мелочей».

Вопрос о шинелях и пуговицах при кажущейся малозначительности на самом деле очень серьезный. В пользу того, что шинелей на Государе и Наследнике не было, есть только одно свидетельство – Павла Медведева. Больше никто не говорил, в чем были одеты Государь и Наследник.

Но какие у Авдонина основания безоговорочно верить П. Медведеву? Он всего лишь один из многих свидетелей, и нет никаких оснований считать его показания правдивыми абсолютно во всем. Доказательная база в этом расследовании, как я уже неоднократно отмечал, чрезвычайно мала, поэтому необходимо с особенной осторожностью принимать любое свидетельство очевидца, а уж тем более – участника преступления. Излишняя доверчивость может серьезно повредить объективности. А потому не будем безоговорочно верить Павлу Медведеву и попробуем смоделировать этот эпизод из цепи событий той ночи.

Уважаемый читатель, предлагаю воспользоваться своим воображением и представить ситуацию, в которой оказались узники Ипатьевского дома. Ночь. Авдонин нам напоминает: теплая июльская ночь. Да, в некотором смысле теплая. Александра Федоровна, перед тем как последний раз в жизни отправиться спать, записала в дневнике температуру: плюс пятнадцать градусов. Прямо скажем: не жара. Тем более что такая температура была в одиннадцать часов вечера. Ночью температура обычно снижается, и самая низкая ночная температура, как известно, наблюдается перед рассветом. В полночь Романовых будят и объявляют о том, что оставаться в доме опасно, что им предстоит эвакуация в безопасное место, для чего надо спуститься на первый этаж. Куда повезут – не говорят.