Текст книги "Россия и современный мир №2 / 2014"

Большевистская идеология («склонность привязывать все к социально-экономическим условиям») не объясняет полностью политику советского государства по отношению к населению. Идеология действовала в условиях «революционной политической экосистемы» – термин, заимствованный у Катерины Кларк для описания новых понятийных категорий у всех претендентов на политическую власть в России [с. 144]. П. Холквист считает, что большевиков отличала «та степень, с которой они использовали и трансформировали инструменты, предназначавшиеся для тотальной войны, приспосабливая их к новым целям революционной политики, как во время гражданских войн, так и, в особенности, после их окончания» [с. 287]. Однако сохранение военного государства в мирное время нельзя приписать только идеологии. Из-за слабого развития гражданской сферы в довоенной России институты и практики тотальной мобилизации «стали “кирпичиками” для построения как нового государства, так и нового социально-экономического строя» [с. 286]. Что делало ситуацию в России исключительной, так это тот факт, что в то время как после окончания войны другие страны более или менее успешно вернулись к несколько модифицированной форме старого строя, большевики не отказались от революционной массовой мобилизации. Они хотели переформировать общество, и для достижения этой цели продолжали применять военные методы. Советская система, в понимании П. Холквиста, была перманентной революцией. Эту систему, заключает автор, создали не только идеология большевиков и вековое наследие самодержавия, но также война и революция.

О.В. Большакова

Россия и мир в XXI веке

Россия и EC: проблема исторического выбора

В.Н. Чернега

Чернега Владимир Николаевич – доктор юридических наук, консультант Совета Европы, Чрезвычайный и Полномочный Посланник.

Настоящая статья в известной степени является продолжением другой статьи автора, опубликованной еще в 2000 г. под названием «Шансы России в XXI веке» 9696
  «Международная жизнь». – М., 2000. – № 1. – С. 50–58.


[Закрыть] , в которой он попытался обобщить свои размышления по указанной теме после довольно продолжительного периода работы на российской дипломатической службе. Являясь в 2000–2012 гг. штатным сотрудником Совета Европы в Страсбурге, автор, в соответствии с требованиями устава этой международной организации, не мог публиковаться по внешнеполитической тематике, хотя регулярно участвовал в аналитических мероприятиях СЕ по проблемам восточноевропейских стран, в первую очередь Российской Федерации. Опыт работы в СЕ, по большому счету являющемуся политическим инструментом Европейского союза, но включающем Россию и другие постсоветские государства, побудил автора заострить внимание прежде всего на проблеме взаимоотношений РФ с ЕС, все более определяющих судьбу европейского континента и в значительной мере структуру меняющегося сейчас мироустройства.

Несколько лет тому назад германский политолог А. Рар высказал мнение, что доминирующей тенденцией в политике Запада по отношению к России является стремление вытеснить ее из Европы в Азию. В перспективе, заявил он, это может привести к геополитическому разлому мира, похожему на тот, который в свое время вообразил Дж. Оруэлл: «Три громадные империи будут воевать между собой, Трансатлантическая, евразийская, в которой Россия и Китай будут вынуждены объединиться, чтобы противостоять натиску Европы, и халифат. Эти три направления ясно кристаллизуются в мировой политике»9797
  Независимая газета, 2007 г., 30 января.


[Закрыть]. По его словам, авангард сил, которые хотели бы «выдавить» Россию в Азию, составляют Польша, Чехия и прибалтийские государства, но их неявно поддерживают западноевропейские страны, в частности Германия, Великобритания и Франция, ныне самые влиятельные государства – члены ЕС.

Нынешние события на Украине и вокруг нее, в которые оказались вовлеченными Европейский союз и РФ, подтвердили реальность по меньшей мере одного ключевого элемента этого прогноза, а именно: «натиск Европы» в лице ЕС, которому приходится противостоять России. Конечно, к счастью, взаимоотношения между ними этим не ограничиваются. Россия активно сотрудничала и продолжает сотрудничать с государствами – членами ЕС в различных областях, что постепенно создает взаимозависимость, особенно в области энергетики. Есть впечатляющие примеры сотрудничества в космической и военно-технической сферах. В то же время отношения с ЕС в целом, точнее с Европейской комиссией, носили и носят более «жесткий» характер. Еще до кризиса на Украине между ЕС и Россией существовали серьезные расхождения по ряду вопросов, например по Энергетической хартии, так называемому «третьему энергопакету», проблематике прав человека. Однако даже сейчас, когда ЕС в связи с присоединением Крыма к России прибег к санкциям против нее, не говоря уже о жесткой антироссийской риторике, эти отношения все же нельзя назвать откровенно враждебными.

Вместе с тем Россия и ЕС все более ожесточенно конкурируют между собой за влияние на постсоветском пространстве, что особенно ярко проявилось именно на Украине. Причем импульс этой конкурентной борьбы исходит главным образом от Европейского союза, который действительно медленно, но верно превращается в своего рода новую европейскую империю. Пока она еще весьма аморфна, в ней недостает политико-государственных скреп, однако логика внешней экспансии, присущая любой империи, проявляется в ней уже достаточно отчетливо.

До поры до времени эта рождающаяся империя была оригинальной по принципу своего формирования, поскольку новые государства-члены не просто входили в нее добровольно, но осуществляли реформы, чтобы соответствовать критериям вступления. Однако уже в случае с Болгарией, Румынией и в определенной степени с прибалтийскими государствами, которые не соответствовали или не вполне соответствовали этим критериям, на первое место уже вышла логика экспансии. В случае же с Украиной Европейский союз вышел на новый ее этап, поскольку впервые откровенно борется за перспективу включения этой страны в свой состав. Идеологи этой экспансии не скрывают, что другими ее целями на постсоветском пространстве, помимо Украины, являются Белоруссия, Молдова, Грузия, Армения, Азербайджан. Все эти страны, как известно, включены в проект ЕС под названием «восточное партнерство».

На нынешнем этапе основным двигателем этой экспансии является стремление заполучить новые рынки сбыта для своих товаров и дешевую рабочую силу. Однако в долгосрочном плане речь идет не только об экономическом освоении новых территорий, но и об их включении в политическое, идеологическое и культурное-цивилизационное пространство создающейся империи. Вопрос о включении в военное пространство, который до сих пор решался через НАТО, в связи с жесткой реакцией России на переворот в Киеве, поддержанный ЕС и США, остается пока открытым. Однако в длительной перспективе отнюдь не исключается создание Европейском союзом собственного «военного измерения». Но это произойдет скорее всего тогда, когда ЕС достаточно далеко продвинется по пути создания упомянутых выше политико-государственных скреп и начнет отходить от зависимости от США в оборонной сфере.

В России по ряду причин довольно скептически оценивают эту перспективу. Российские специалисты по-прежнему видят в ЕС главным образом общий рынок, единое экономическое пространство со свободным движением товаров, капиталов и рабочей силы. Введение постов «президента»9898
  Председатель Европейского совета.


[Закрыть] и «министра иностранных дел»9999
  Верховный представитель ЕС по внешним делам.


[Закрыть] ЕС не вызвало большого интереса. Действительно, эти новые институты пока обладают скорее потенциальной, чем реальной эффективностью, хотя события на Украине, приведшие к активизации деятельности собственно евросоюзовской дипломатии и к выработке единой позиции ЕС по крымской проблеме, несколько повысили их роль.

В целом, однако, значение этих институтов видится по-другому в общем контексте движения ЕС к превращению в конфедеративно-федеративное государственное образование, которое, парадоксальным образом, в результате нынешнего экономического и финансового кризиса отнюдь не прекратилось, а, наоборот, ускорилось. Это происходит, по крайней мере, на уровне его «твердого ядра», представляемого Германий, Францией, Италией и странами Бенилюкса, а также на уровне евробюрократии в Брюсселе, все более превращающейся в самодовлеющую силу. Под разговоры вовне, да и внутри ЕС о «кризисе евро» или «кризисе еврозоны» лидеры этих стран и Европейская комиссия продвигают, хоть и с большим трудом, реформы, направленные на сближение в областях бюджетно-налоговой и банковско-финансовой политики, что должно придать бóльшую прочность «евро», но одновременно создает важнейшую скрепу для политико-государственного единства.

Единая политика и единые стандарты в этих областях неизбежно будут толкать интеграционный процесс в сторону укрепления существующих и создания новых наднациональных механизмов регулирования и управления, по сути, элементов квази-государственности. Это, в свою очередь, ведет к дальнейшему усилению и расширению полномочий фактического правительства ЕС – Европейской комиссии, которая все активнее продвигает унификацию самых различных сфер жизни государств-членов. Один из самых недавних примеров – завершающаяся инкорпорация в законодательство этих государств Директивы ЕС 2011/98 о введение на их территориях единого документа, представляющего собой одновременно разрешение на работу и вид на жительство для иностранных трудящихся. В ведение Европейской комиссии переходят и вопросы усыновления / удочерения иностранных детей в странах ЕС, столь чувствительно воспринимаемые сейчас в России. Именно все более заметное управленческое проникновение никем не избираемой Европейской комиссии в разные сферы жизни государств ЕС вызывает сейчас наибольшие протесты определенной части их населения и выражающих настроения этих людей политических сил.

Это недовольство объективно ведет к усилению роли Европейского парламента как демократического противовеса Европейской комиссии.

Стоит упомянуть и все более заметные усилия, также предпринимаемые прежде всего в странах «твердого ядра» ЕС, направленные на формирование «единой европейской идентичности» или, если позаимствовать в несколько измененном виде формулировку из советского прошлого, «нового европейского человека». Они уже не ограничиваются сферой СМИ, но все больше затрагивают школы, университеты и даже дошкольные учреждения. Речь идет о внедрении не только идеи такой идентичности в самом общем ее виде, но и конкретных цивилизационно-культурных элементов, например, связанных с воспитанием «антисексизма», подавлением «гомофобии» и т.п.

Разумеется, формирование европейского конфедеративно-федеративного государственного образования потребует еще много времени и будет сопровождаться спорами, трениями и конфликтами как между странами ЕС, так и внутри их. Возможно, некоторые государства, в частности Великобритания, даже останутся, по меньшей мере на какое-то время, вне этого процесса. Однако это вряд ли изменит заданный вектор движения в сторону указанного «твердого ядра» во главе с Германией, поскольку диктуется объективными потребностями их экономик. Новые государства-члены будут вынуждены подтягиваться к ним. Вхождение Эстонии и Латвии в «еврозону» подтверждает эту тенденцию.

В создаваемой новой империи уже видны уязвимые места, например увеличивающийся, по мере экспансии, ее «лоскутный» характер, громоздкость в управленческом плане, а также неоднородность с точки зрения уровней социально-экономического развития и культурных характеристик. Формирование «единой идентичности», к примеру шведов и греков, представляется весьма проблематичным.

Во внешнеполитическом плане, как подтвердили события вокруг Крыма, большой проблемой остается согласование интересов всех 28 государств – членов ЕС перед лицом внешних вызовов, хотя, как отмечалось выше, в результате этих событий ЕС все же сделал определенный шаг к усилению механизма достижения единства и в этой области.

Для России экспансия Европейского союза на постсоветском пространстве даже в его нынешнем виде представляет собой вызов стратегического характера. Превращение же ЕС в хотя бы в конфедеративное образование и неизбежное усиление этой экспансии чревато для нее утратой большей части сферы ее жизненных интересов, что объективно толкает ее в сторону Средней Азии и Китая.

Соотношение сил в этой борьбе явно не в пользу России. Речь идет не только о преобладающей экономической мощи ЕС. Хотя все же стоит напомнить, что его совокупный ВВП превышает ВВП России почти в 6 раз при перерасчете по паритетной покупательной способности и более чем в 8 раз по номинальной стоимости, а производительность труда и конкурентоспособность ведущих экономик ЕС в несколько раз превышают соответствующие показатели российской экономики.

Очень важная составляющая мощи ЕС, на которую редко обращают внимание российские специалисты, – высокая степень социальной сплоченности обществ в странах его «твердого ядра», в которых она еще с 50-х годов прошлого века рассматривается как непременное условие устойчивого экономического развития и способности противостоять внешним и внутренним вызовам. Эта сплоченность основывается прежде всего на мощных системах социальной солидарности (социальная защита, социальная помощь), доступности жилья, образования, здравоохранения, а также на уменьшении бедности и последовательном сокращении разрыва между наименее и наиболее обеспеченными слоями населения. Лишь один пример: во Франции в 2000–2008 гг. число бедных (имеющих доход менее 60% среднедушевого дохода по стране) уменьшилось до 7,5% (исторический минимум), а разница в доходах между 10% наиболее обеспеченных и 10% наименее обеспеченных людей уменьшилась с 8,3 раза до 6,7 раза. Среди других «старых» государств – членов ЕС самый большой разрыв был зафиксирован в Португалии (7,9 раза), самый маленький в Швеции (3,3 раза).

Вместе с тем социальная сплоченность в указанных странах зиждется на разделяемых большинством населения ценностях, прежде всего таких, как демократия, правовое государство и права человека. По сути, эти ценности превратились в них в своего рода религию, потеснив религию настоящую, роль которой ослабевает. В любом случае они успешно играют роль идеологической скрепы, без которой не может обойтись ни одно общество и государство.

Конечно, нынешний кризис нанес удар по весьма дорогостоящей соцзащитной компоненте системы социальной сплоченности, поскольку правительства государств – членов ЕС были вынуждены проводить политику жесткой экономии, которая всегда означает прежде всего экономию на социальных расходах. Однако запас прочности, создававшийся десятилетиями, достаточно велик, чтобы выдержать это испытание. Да и экономики этих стран, обладающие необходимой гибкостью, постепенно восстанавливаются и модернизируются, что рано или поздно позволит восстановить и требуемый уровень затрат на поддержание и развитие данной системы. Следует еще раз подчеркнуть, что речь идет не о благотворительности, а о важнейшем условии устойчивого развития самих этих экономик.

Именно «европейская социальная модель» была и остается важнейшим фактором притягательности ЕС для населения тех стран, которые заявляют о своем стремлении продвигаться по пути «европейской интеграции». Другие факторы – достаточно эффективно функционирующая демократия, весьма автономная по отношению к исполнительной власти и пользующаяся доверием населения система правосудия, высокий уровень правовой защищенности индивида, а также сведенная до исторического минимума коррупция в большинстве государств-членов – тоже, разумеется, принимаются в расчет.

Справедливости ради нужно отметить, что привлекательность ЕС в кризисные годы несколько снизилась, в том числе во многих государствах-членах, в частности таких как Болгария и Греция. При всем этом она остается весьма значительной, особенно вовне, и является важнейшим фактором его «мягкой силы». Это следует подчеркнуть, поскольку в России, прежде всего на уровне практиков, существует тенденция сводить и внутреннюю борьбу в разных постсоветских странах, и отношения с этими странами только к отношениям элит и поддержке последних внешними игроками. Глубинные изменения, происходящие в обществе, среди населения, почти не учитываются. На деле, как показали события на Украине еще в момент «оранжевой революции», никакое вмешательство извне, в частности со стороны Запада (которое, несомненно, было, в том числе на стадии подготовки этой «революции), не принесло бы результата, если бы значительная часть украинского общества, особенно самые активные его слои, не добивалась смены режима. Движение это было столь мощным, что сделало невозможным соглашение известных своей способностью договариваться украинских элит.

Новая украинская «революция», вылившаяся в государственный переворот, только подтвердила значение этого фактора, который на этот раз был еще более активно использован Западом для нового массированного вмешательства во внутриукраинскую борьбу. Конечно, отказ в последний момент президента В. Януковича подписать соглашение об ассоциации с ЕС явилось лишь последней каплей, переполнившей чашу. Основные причины недовольства лежали в социально-экономической области. Однако преуменьшать значение «евроинтеграционной» составляющей, особенно применительно к Западной Украине и Киеву, все же не стоит.

В этой связи принципиальное значение имеет тот факт, что, как показывают опросы общественного мнения, число сторонников «евроинтеграции» в западных и центральных областях Украины не просто больше, чем противников, но продолжает увеличиваться. Такая же тенденция наблюдается и в Белоруссии. Примечательно, что идея «евроинтеграции» особенно популярна среди молодых поколений.

Нынешняя экспансия ЕС в направлении Украины и неизбежная в будущем экспансия в отношении Белоруссии ставит перед Россией очень трудную дилемму. Она не может не реагировать на нее, поскольку речь идет о самой важной части сферы ее жизненных интересов. Вместе с тем Россия не может позволить себе прямую длительную конфронтацию с ЕС, прежде всего по экономическим причинам. К счастью, ЕС, несмотря на принятие ряда санкций в отношении России и антироссийскую риторику, тоже в этом не заинтересован и, судя по всему, будет ее избегать.

Однако политика экспансии при этом вряд ли прекратится. Скорее всего, с учетом событий на Украине, она будет скорректирована, движение «парового катка» сменит более гибкая и более осторожная тактика, рассчитанная на более длительную перспективу. В этом случае Россию ждет конкурентная гонка, основанная со стороны ЕС на принципе постепенного вытеснения противника из стран, вовлеченных в «восточное партнерство». Собственно, смысл последнего, как и соответствующих соглашений об ассоциации, именно в этом.

Очевидно, что если Россия будет втянута в такую длительную гонку, это потребует напряжения всех ее ресурсов.

В краткосрочной перспективе у России, несомненно, есть шансы какое-то время сдерживать этот «натиск Европы». Она располагает рядом необходимых для этого важных «козырей», причем больше всего именно на постсоветском пространстве. «Козыри» эти хорошо известны, это прежде всего энергетические ресурсы мирового значения, огромный внутренний рынок, оставшаяся после советской эпохи взаимодополняемость ее экономики с экономиками большинства других бывших советских республик и не исчезнувшие кооперационные связи, культурно-ментальная близость с ними, особенно с Восточной Украиной и Белоруссией. Россия является страной массовой трудовой миграции из этих республик, занимая второе место в мире по числу трудовых мигрантов после США.

Однако в длительной перспективе все более негативную роль будут играть «факторы слабости» РФ, которые активно используются в проводимой против нее пропагандистской войне на Западе, но отмечаются и в самой России. Эти факторы обычно сводятся к тому, что в политическом плане она застряла где-то между демократией и авторитарным режимом (что предопределяет отсутствие прочной политической стабильности), ее судебная система не независима и неэффективна, Российское государство, в том числе правоохранительные органы, поражено беспрецедентной коррупцией, а права человека в стране защищены очень слабо или незащищены вовсе, в частности в российской глубинке. Все это так или иначе сказывается на социальной стабильности, но также на инвестиционном климате, на инновационной активности и на экономике в целом, остающейся, несмотря на все предпринимаемые, ныне усилия, в основном сырьевой, малоэффективной и неконкурентоспособной. Указывается также на тревожную демографическую ситуацию и наличие огромных проблем в социальной сфере.

Следует отметить, что многое из вышеперечисленного признается и российской властью, которая предпринимает определенные меры в целях улучшения ситуации с демократией (восстановление прямых выборов руководителей субъектов Федерации, облегчение условий для регистрации политических партий, возвращение к смешанной избирательной системе), уменьшения коррупции и развития реального сектора экономики. Делаются попытки придать российской промышленности более инновационный и высокотехнологичный характер. В последние годы больше внимания стало уделяться демографической ситуации и проблеме бедности.

К сожалению, на ряде очень важных направлений принимаемые меры изначально не могут принести желаемых результатов в силу, с одной стороны, недостаточности выделяемых средств, с другой – застарелости, долгосрочности самих проблем. На других направлениях власти явно недостает политической воли.

В первом случае имеются в виду прежде всего демографические тенденции. По прогнозам большинства зарубежных и российских экспертов, население РФ уменьшится к 2030 г. с нынешних 143 млн (или 145 млн вместе с Крымом) до 115–120 млн человек, к 2050 г. до 90–95 млн человек. Речь идет о демографических тенденциях, которые складывались десятилетиями. Для того чтобы их повернуть вспять, нужно не менее 25–30 лет, при условии проведения государством активной демографической политики и огромных затрат.

Российское руководство, как уже отмечалось, в последние несколько лет стало прилагать усилия для улучшения ситуации в этой области, которые позволили несколько повысить рождаемость, уменьшить смертность и увеличить среднюю продолжительность жизни. Средний показатель рождаемости, например, увеличился с 1,21 до 1,34 (на одну среднестатистическую женщину репродуктивного возраста). Однако только для простого воспроизводства населения нужно достичь показателя в 2,1. Рост начинается с показателя 2,2.

Иными словами, достигнутые успехи не являются переломными. Отмечающийся ныне некоторый прирост населения является временным явлением (поскольку новые репродуктивные поколения родившихся в 1990-е годы не могут продолжить его из-за своей малочисленности), при этом в значительной степени он был достигнут за счет более высокой рождаемости на Северном Кавказе и миграции. В перспективе Россию ждет депопуляция, которая затронет прежде всего традиционные русские области.

Таким образом, Россия, которая уже сегодня очень существенно уступает в численности населения ЕС (500 млн человек) и Китаю (1,3 млрд) стоит перед неизбежным и опасным усугублением этого дисбаланса. Сокращение населения России ставит под вопрос даже сохранение ею статуса великой региональной державы. Кроме того, возникает проблема сохранения контроля над всей огромной территорией страны, особенно Восточной Сибирью и Дальним Востоком. Наличие в этих регионах огромных запасов полезных ископаемых и соседство быстро развивающегося Китая, все острее нуждающегося в сырье, может стать главной проблемой безопасности страны.

Стоит также отметить уже ощущающуюся нехватку трудовых ресурсов, побудившую российское руководство принять Концепцию государственной миграционной политики до 2025 г., в которой констатируется, что к указанному году эти ресурсы уменьшатся на 10 млн человек. Концепция предусматривает замещать их главным образом иностранными трудящимися. С учетом уже имеющихся проблем, вызываемой внешней и внутренней миграцией, нетрудно предсказать, что это будет вести к дальнейшему росту напряженности и конфликтам между коренным населением и мигрантами и ослаблять социальную сплоченность российского общества.

Однако больше всего ее подрывает увеличивающееся неравенство в доходах людей, находящихся вверху и внизу социальной лестницы. В этом отношении Россия движется в направлении, прямо противоположном ЕС. В 2000 г. разрыв между 10% самых зажиточных и 10% наименее обеспеченных россиян составлял 8 раз. В 2012 г., согласно официальным данным, он достигал 17 раз. Однако, по данным экспертов различных международных организаций, он составлял не менее 23 раз, а в Москве – более 60 раз. Этот разрыв неизбежно переносится в жилищную сферу, здравоохранение, область образования.

Рост неравенства сочетается с сохраняющейся проблемой бедности значительной части населения. Российская власть с основанием говорит о сокращении бедности по сравнению с 2000 г., но если за основу подсчета взять не прожиточный минимум (6,5 тыс. руб. в месяц), а критерий ЕС (менее 60% среднедушевого дохода по стране), то число бедных составит все же не менее 40%. Это – самый высокий показатель среди экономически развитых стран, в том числе тех, которые уступают России по объему произведенного ВВП на душу населения.

Прямым следствием неравенства и бедности, оборачивающихся социальной маргинализацией миллионов людей, в том числе молодежи, является ряд печальных рекордов России, характеризующих качество ее социальной системы: первые места в мире по числу лиц, страдающих алкоголизмом и наркоманией, первое место в мире по числу абортов, одно из первых мест в мире по числу заключенных. Хорошо известно, в том числе из истории России, что нищета, маргинализация, ощущение социальной несправедливости являются питательной средой для экстремизма и терроризма.

Огромная социальная разобщенность российского общества делает весьма затруднительным продвижение в нем какой бы то ни было «национальной идеи», которая бы играла роль идеологической скрепы. Патриотическое единение вокруг присоединения Крыма не должно обманывать: каким бы мощным оно ни было, оно не может объединить общество надолго.

Наличие указанных проблем отмечается и российской властью. О «высокой дифференциации доходов» по сравнению с европейскими странами и о том, что «каждый восьмой россиянин живет ниже черты бедности», говорил в одной из своих предвыборных статей В. Путин100100
  Комсомольская правда, 13 февраля 2012 г.


[Закрыть]. К сожалению, принимаемые российским руководством меры для их решения носят частичный характер и по определению не могут переломить ситуацию. Для того чтобы добиться этого, нужно прежде всего радикально менять систему перераспределения национального богатства страны.

Как представляется, имеет место недооценка того, насколько указанные проблемы подрывают социальную сплоченность российского общества, политическую стабильность страны и одновременно сокращают возможности ее устойчивого экономического развития. Сам термин «социальная сплоченность» пока даже не вошел в обиход в коридорах власти, а российские элиты не выказывают признаков готовности к необходимым самоограничениям (прежде всего, к уплате высоких налогов на большие доходы и соответствующих взносов в социальные фонды), которые давно стали нормой для элит других развитых стран, в частности ЕС.

Очевидно, что с учетом одной только хрупкости российского социального организма длительное отвлечение значительных ресурсов на внешние цели, в частности на защиту жизненных интересов России в Украине и Белоруссии, других постсоветских государствах чреваты дестабилизацией страны. Ситуация усугубляется тем, что экспансия ЕС поддерживается Соединенными Штатами, которые, как вновь показали события на Украине, проявляют стойкую приверженность политике, направленной на то, чтобы не допустить возрождения России в качестве сильной державы.

Если в этой связи посмотреть на «факторы слабости» России в более широком международном плане, становится очевидным, что они будут со временем оказывать все большее негативное влияние на ее шансы занять достойное место в рамках меняющегося мироустройства. Российская дипломатия всегда отвергала идею «однополюсной» мировой структуры, которую после распада СССР воплощали собой США, и противопоставляла ей концепцию «многополярности». США и сегодня остаются сильнейшей экономической, научной, военной и информационной державой мира. Однако чрезмерный триумфализм после исчезновения главного противника, чрезмерная вера в свои возможности, давний мессианизм привели к тому, что США, вместо того чтобы перестраиваться под вызовы нового и быстро меняющегося мироустройства, стали пытаться подстроить его под себя, в том числе с помощью силы. Результатом стала непомерная растрата ресурсов страны, усугубленная экономическим кризисом. Между тем на горизонте появились новые великие державы, прежде всего Китай и Индия, активизировалась Россия, стали менее послушными многие союзники Америки, например Турция и Пакистан.

Сегодня, как считают большинство политиков и экспертов, США уже не в состоянии обеспечивать «однополярность» мировой структуры, хотя далеко не все из них согласны с тем, что на смену ей пришла «многополярность» в классическом смысле этого слова. Министр иностранных дел Франции Л. Фабиус, например, предпочитает говорить о «нулевой полярности».

Как бы то ни было, теоретически новая складывающаяся мировая структура предоставляет России больше шансов сохранить свой статус великой державы, претендовать на роль одного из центров силы. Активная многовекторная внешняя политика, прагматизм, сочетающийся с твердостью в принципиальных вопросах, до сих пор позволяли ей не только удерживать, но и временами усиливать свои международные позиции. Твердость, проявленная Россией в связи с ситуацией в Сирии, а затем в вопросе Крыма, несмотря на мощнейшее давление США и Запада в целом, вынуждают их больше считаться с ее интересами на международной арене. В то же время проявляемая Россией готовность искать, там, где это возможно, развязки самых сложных проблем на путях сотрудничества часто позволяет достичь необходимых компромиссов.

Однако какой бы успешной ни была внешняя политика, она не сможет бесконечно долго восполнять недостаточность экономических, социальных и демографических ресурсов в сравнении с другими центрами силы. Речь уже идет не только о ЕС, США, Китае и Индии. К России в экономическом и демографическом плане подтягиваются или начинают приближаться такие страны, как Бразилия или Мексика, на подходе и другие, причем, в отличие от РФ, основным источником роста в них является реальный сектор экономики. Объективно появление новых, динамично развивающихся держав ведет к понижению международного ранга России и ее возможностей влиять на мировые процессы.