Текст книги "Вторжение (сборник)"

– Погодите, – Алексей вовсе не был шокирован идеей, но предпочел сразу уточнить детали, – что значит «предоставляется право»? Это что, лицензия на отстрел?

– Что-то вроде того, – кивнул собеседник. – Вы можете убить ровно одного человека, и не понесете за это никакого наказания.

– В смысле, меня не поймают? Или оправдают?

– Могу лишь повторить то, что уже сказал: вы не понесете наказания. Как именно это будет обеспечено, несущественно. Существенно то, что вам гарантирован результат.

– То есть я могу среди бела дня, при куче свидетелей, подойти к кому-нибудь и застрелить его, и мне за это ничего не будет?

– Как вам уже было сказано, время, место и способ – на ваше усмотрение.

– А могу я, ну это самое, нанять киллера? – осведомился Алексей, словно и впрямь располагал необходимой для этого суммой.

– Нет, право на убийство предоставляется лично вам и не может быть делегировано третьему лицу.

– Так, – Алексей лихорадочно соображал. Где тут может быть подвох? В сказках и легендах в сделке с дьяволом непременно был подвох… – Я не понесу наказания на земле, зато потом попаду в ад?

– Ада не существует, – слегка поморщился собеседник, – во всяком случае, в том значении термина, который вкладываете вы. Рая, кстати, тоже.

– А в каком значении существует?

– Существует лишь тот ад, который внутри человека.

– Ага! – восторжествовал Алексей. – Значит, меня не посадят, зато меня будут терзать муки совести?

– Разве сейчас вы чувствуете муки совести? Или чувствовали их прежде, мечтая о расправе со своими врагами?

– Нет, – чистосердечно ответил Алексей.

– Так откуда же им взяться? В любом случае, вынужден еще раз повторить – за совершенное вами убийство вы не понесете никакого наказания. «Никакого» – это и значит никакого. Включая уголовное преследование, месть родственников жертвы, моральные терзания, чертей с котлами и сковородками и все, что вы можете и не можете представить.

– Хм… а какая у меня гарантия, что меня не… – «кинут», ехидно подсказало подсознание, но Алексей отбросил ненавистное слово, – не обманут?

– Здравый смысл, Алексей Александрович, – пожал плечами собеседник, и на лице его проступила гримаса скуки. – Уж поверьте, если бы моей целью было причинить вам вред, я нашел бы для этого множество более простых и прямых способов. Равно как и мне нет никакого смысла использовать вас в качестве киллера-дилетанта для устранения кого-то третьего. Впрочем, вы, разумеется, не обязаны принимать мой подарок. Многие дорого дали бы, чтобы очутиться на вашем месте, но…

– Нет-нет, я его принимаю! – поспешно воскликнул Алексей. После бесконечной череды неудач ему в руки идет невероятный шанс, и уж его-то он не упустит! – Значит, я могу это сделать, когда угодно?

– В любой момент в течение срока действия предоставленного вам права. Поскольку право предоставлено вам в порядке рождественско-новогоднего подарка, то и действовать оно будет до последней минуты 31 декабря уходящего года включительно. По местному времени, – добавил визави. – Вы, кажется, огорчены ограниченностью этого срока? Поверьте, так лучше для вас же. В противном случае вы бы всю жизнь терзались проблемой выбора и откладывали свой подарок на тот случай, если в будущем у вас появится еще более заслуживающий смерти враг. А так в вашем распоряжении неделя. Поверьте, это много. Талантливым полководцам этого хватало, чтобы начать и выиграть войну, а не то что убить одного человека…

– Ну ладно, – угрюмо кивнул Алексей, задетый противопоставлением себя талантливым полководцам. – Значит, я все правильно понял? Убить – это не в каком-то там фигуральном смысле, а в буквальном?

– В самом что ни на есть. Физически уничтожить.

– И мне за это ничего не будет?

– Вы не понесете наказания. И вот вам, кстати, бесплатный бонус, – даритель расстегнул пиджак и сунул руку под полу. – Да не шарахайтесь вы! Неужто вы вообразили, будто после всего этого я собираюсь в вас стрелять? Этот пистолет – ваш. Берите, не бойтесь. Здесь нет никакой магии, он не превратится в ответственный момент в сухой лист. Это абсолютно материалистический пистолет системы Стечкина, произведенный на Тульском оружейном заводе в 1984 году. Очень хорошее оружие – несколько тяжеловат, правда, зато отличные для пистолета характеристики дальнобойности и кучности… Разумеется, вы можете реализовать ваше право любым другим способом. Просто я подумал, что пистолет может вам пригодиться, а достать его за оставшиеся дни вам было бы сложно.

– Угу… это самое… спасибо, – Алексей осторожно повертел оружие в руке, убедился, что оно поставлено на предохранитель (этому его на военной кафедре научили) и засунул во внутренний карман куртки. Когда он вновь поднял голову, перед ним уже никого не было. И буквально через пару секунд магазин наполнился людьми. Покупатели, расхаживающие меж полок и изучающие ассортимент, возникли прямо из воздуха, некоторые – совсем рядом с Алексеем; для них, очевидно, из воздуха должен был появиться он, но никто не обратил на него внимания. На улице по-прежнему было светло, хотя часы Алексея показывали, что солнце должно было зайти почти час назад. Однако часы, висевшие под потолком торгового зала, были с этим не согласны. Судя по ним, он покинул университет всего несколько минут назад, но он знал, что не смог бы добраться сюда так быстро. Впрочем, тяжесть во внутреннем кармане свидетельствовала о реальности произошедшего даже более веско, чем фокусы со временем.

Из-за этой тяжести Алексей в первый момент струхнул, направляясь к выходу мимо магазинного охранника, но затем вспомнил, что ему даны гарантии безопасности, и гордо прошествовал на улицу. Охранник покосился на него, но ничего не сказал.

На сей раз автобус подошел почти сразу. Уже трясясь в набитом салоне, Алексей вдруг сообразил, что на самом деле зря он почувствовал себя так уверенно. Ему была обещана лишь безнаказанность за убийство. Относительно незаконного хранения и ношения оружия ничего сказано не было.

Вот, значит, где те детали, в которых прячется дьявол! Впрочем, ничего еще не потеряно. И даже нельзя сказать, что его обманули. Напротив, его несколько раз предупредили, чтоб он был внимательней. Надо быть внимательным и осторожным, и тогда все получится. Алексей попытался встать так, чтобы напирающая сбоку жирная тетка не могла даже теоретически нащупать оружие под его курткой. Тетке он привычно мысленно пожелал поскорей сдохнуть и тут же подумал, что на сей раз это пожелание не такое уж риторическое. Он мог бы убить ее прямо здесь и сейчас, в переполненном автобусе, и ему ничего бы не было. Впрочем, он, конечно, не станет тратить свое право, свой единственный шанс, на какую-то автобусную тетку. А на кого станет?

Всю дорогу до дома он сосредоточенно размышлял на эту тему. Само случившееся с ним не стало для него большим шоком, как можно было бы ожидать от идейного материалиста – или, точнее, шок этот очень быстро прошел. Дело в том, что, неоднократно и громогласно заявляя публично о своем научном атеизме, на самом деле в глубине души он всегда верил в чудеса – вплоть до того, что однажды на полном серьезе чуть было не выложил деньги какой-то найденной в Интернете «школе магии», обещавшей обучить колдовству всех желающих. Лишь вмешательство супруги, поднявшей его на смех, помешало интернет-мошенникам обогатиться за его счет (точнее, за счет семейного бюджета, в котором доля Алексея была весьма скромной). Ну что ж, теперь он им всем покажет, кто будет смеяться последним…

Первым делом он рассмотрел кандидатуру своего последнего врага – декана. Конечно, тот заслуживал смерти за то, что посмел уволить Алексея, но вряд ли его преемник будет лучше, да и масштабы причиненного им зла были, на самом деле, не самые большие. В положении безработного есть свои плюсы – не придется больше никуда таскаться, встречаться с постылыми коллегами и студентами, можно будет спокойно жить на родительские деньги. До тех пор, пока он не устроится на новую работу, разумеется. Когда-нибудь.

Стоит ли, в таком случае, расходовать свое право на декана? Или на завкафа, или на кого-нибудь из коллег с кафедры. Большинству из них Алексей не раз желал подохнуть, но были ли это главные враги его жизни? А выбрать-то надо кого-то одного, и к делу надо применить системный подход, а не решать под влиянием минутного настроения. Жаль, что его списки на уничтожение остались дома, да и искать их под грудой всяческих бумажек придется долго…

Алексей сосредоточился, пытаясь вспомнить всех, когда-либо причинивших ему зло. Перед ним развернулась длинная шеренга, дальний конец которой, уходивший чуть ли не ко временам детского сада, был едва различим; время стерло и лица, и голоса (давно уже, очевидно, ставшие другими), и, нередко, даже и самый состав преступления, и лишь с большим трудом, словно бы водя пальцами по обомшелым провалившимся могильным камням в дальнем заброшенном углу кладбища, удавалось восстановить имена.

Нет, на этих, конечно, не стоит тратиться. Пусть живут. Тем более что и найти их за оставшиеся дни вряд ли реально…

Дальше – школа. О, вот уж где простор для выбора! Учителя… среди них были гнусные типы, несправедливые к Алексею, которых, конечно, неплохо бы покарать, но главными его врагами были, разумеется, другие школьники. Алексей провел по несколько сладостных минут, представляя, как казнит каждого из них. Но… в том-то и была проблема, что их было слишком много и среди них невозможно было выделить главного. Сделав выбор в пользу кого-нибудь одного, Алексей, пожалуй, будет потом терзаться запоздалым сожалением, думая, что другой или третий заслуживал смерти в большей мере… Проблема буриданова осла, усмехнулся Алексей – не в этом ли была дьявольская каверза полученного им дара? Правда, ему обещали, что моральных терзаний не будет… Да, но ему обещано лишь, что он не будет терзаться из-за того, что кого-то убил. А вовсе не из-за того, что не убил другого.

Ну да ладно, он, в отличие от осла, способен кинуть жребий. И так бы и поступил, если бы у него не было иных кандидатур. А они есть, они очень даже есть…

Замечтавшись, Алексей едва не проехал свою остановку и успел протолкаться к выходу лишь в последний момент, наступив кому-то на ногу и получив сочный заряд матерщины в спину. Он молча проглотил это, как поступал всегда, когда слышал мат в свой адрес – как он убеждал себя, потому, что был выше этого, хотя на самом деле по той простой причине, что ему не хватало духу ответить. На сей раз, однако, он подумал: «Знал бы ты, кого материшь, сволочь – да я, если захочу…» И, хотя он подумал это про себя, никак не подав вида, от этой мысли выходило, что он словно бы и не проглотил оскорбление, и словно бы автобусный хам и впрямь был наказан, лишь чудом избежав смерти.

Дома (точнее, в квартире, которую, после его изгнания бывшей супругой, снимали для него родители) Алексей все же перерыл кучу хлама в шкафу и нашел последнюю редакцию своего «Списка подлежащих уничтожению». Он был составлен еще до распада брака, и Алексей убедился с кривой усмешкой, что список возглавляют недруги его бывшей жены. В свое время, когда она рассказывала ему о своих неприятностях (а ей и впрямь доводилось сталкиваться с людьми вредными и глупыми, но при этом наделенными полномочиями – из-за чего, в частности, ее несколько лет не допускали до защиты кандидатской), Алексей демонстрировал ей этот список и живописал в кровавых подробностях, как будет убивать ее обидчиков, причем проделывал это с таким гордым видом, словно уже покарал их и отчитывается о свершенных в ее честь подвигах. К его искреннему недоумению, вместо благодарности за заботу его любимая лишь брезгливо морщилась и просила его перестать городить чепуху. О, теперь бы он показал ей, насколько это «чепуха»… и показал бы уже не на примере ее старого маразматика – завкафа или истеричной стервы – научной руководительницы. О нет, она, не оценившая всех жертв, на которые он шел ради нее долгие годы, предавшая, бросившая, растоптавшая и унизившая его, сама заслуживает самой худшей кары! По пути домой эта мысль уже успела посетить его несколько раз, но он всякий раз отгонял ее, считая необходимым сохранить верность «системному подходу» и прежде скрупулезно рассмотреть другие кандидатуры.

Однако теперь он дал волю своему воображению – и с удивлением обнаружил, что обычные его кровожадные фантазии как-то не идут применительно к девушке, которую он любил со студенческих лет. Он был сильно зол на нее и мечтал, чтобы она была наказана, жестоко наказана, чтобы она испытала те же страдания, которые пережил из-за нее он сам – но убить… Ну, пожалуй, подумал Алексей без большой уверенности, он мог бы застрелить ее со спины – но какое в этом удовольствие, если жертва даже не узнает, кто и за что ее убил? А если действовать лицом к лицу, глядя ей в глаза – у него просто ничего не получится. Он не сможет. Опустит пистолет и убежит, сгорая со стыда. Может быть, потому, что его любовь к ней была вовсе не столь мертва, как он пытался себя уверить. А может, просто потому, что она всегда была намного сильнее его как личность, и он это чувствовал. Разумеется, вместо того, чтобы признать подлинную причину, Алексей мигом выдумал себе альтернативное объяснение: он не станет убивать ее, поскольку полностью выкинул ее из своей жизни. Она потеряла для него всякое значение – даже в качестве объекта для мести, и он не станет тратить свой единственный шанс на какую-то там…

С бывшей супруги кровожадные помыслы Алексея естественным образом переключились на другого врага, который на протяжении нескольких месяцев был ему куда ненавистнее, чем все деканы и завкафы, вместе взятые. На «разлучника», на человека, который, как считал Алексей, разрушил его брак. Правда, основную часть зла этот человек причинил Алексею, даже не догадываясь об этом – просто самим фактом своего существования. Он стал причиной самого последнего, затяжного и жестокого приступа ревности – впрочем, едва ли уместно называть приступом состояние перманентной изматывающей злобы, длившееся несколько месяцев. И, надо сказать, эта злоба была не лишена основания: в отличие от всех прочих мужчин, возбуждавших ревность Алексея, этот человек был для него по-настоящему опасен. Все дело в том, что он не только на словах, но и на деле придерживался тех же антисексуальных взглядов, что и жена Алексея. Любые домогательства сексуально озабоченных она бы брезгливо отвергла (что и делала при случае), но ничто не мешало ей сойтись с единомышленником. О, разумеется, сойтись отнюдь не в том смысле, какой обыкновенно беспокоит ревнивых мужей – но Алексея это ничуть не утешало. Тем паче что подобная дружба давала ей возможность сравнить подлинного антисексуала и мнимого, из какового сравнения и последовали весьма неутешительные для последнего выводы.

Причем почти до самого конца «разлучник» даже не догадывался, что кто-то воспринимает его, как соперника (и, учитывая его взгляды, весьма удивился бы самой мысли о возможности подобного), ибо девушка не хотела говорить ему о своих семейных неурядицах. Но, в конце концов, когда сцены, закатываемые новоявленным Отелло, приняли слишком уж бурный и регулярный характер, она сочла, что молчать и покрывать лицемера больше нельзя. Только тогда свежий взгляд со стороны помог ей отбросить последние иллюзии в отношении мотивов и чувств Алексея (до этого она все же надеялась, что его ревность обусловлена лишь превратными представлениями о дружбе) и укрепил ее решимость разорвать брак. Алексей не знал этих подробностей, но был уверен, что пассивной роль нового друга его жены никак не была.

О, вот уж кому он мечтал выпустить кишки! В свое время он не мог без ярости слышать не то что имени своего врага, но даже слов, звучавших похоже на его фамилию. Сейчас, когда после развода прошел уже достаточный срок, прежняя ненависть подостыла – но под пеплом еще оставались тлеющие угли, которые нетрудно было раздуть. Однако… существовало серьезное препятствие. Этот враг жил далеко, в Москве (бывшая жена Алексея познакомилась с ним во время командировки в столицу). Для того, чтобы добраться туда, нужны деньги. К тому же перед Новым годом многие отправляются в путешествие, и билетов на поезд на ближайшие дни уже не достать. Тем более что поезд идет до Москвы почти три дня, и сроки получаются очень жесткими. А денег на самолет у Алексея не было и в помине. Можно, конечно, попросить у родителей, как он всегда делал, но сумма достаточно крупная, могут и не дать. Во всяком случае, точно не дадут без весьма убедительного объяснения, зачем ему срочно понадобилось так много. И, хотя врать Алексею было не впервой, подходящей версии на ум что-то не приходило.

Денежная проблема подтолкнула его мысль в новом направлении. Личная месть – вещь, конечно, чрезвычайно приятная, но в практическом плане пользы от нее немного. Почему бы ему не поступить более умно и не воспользоваться предоставленным ему шансом, чтобы раз и навсегда решить свои финансовые проблемы? Скажем, ограбить банк. Или какого-нибудь олигарха. В первый миг эта мысль показалась ему чертовски привлекательной – и, само собой, не вызвала никаких моральных терзаний. Если бы Алексея попросили объяснить отсутствие таковых, он, вероятно, заявил бы, что умные люди не занимаются зарабатыванием денег, поскольку у них есть более достойные занятия (например, сетевые компьютерные игры); следовательно, те, кто зарабатывает деньги – дураки; а перераспределение ценностей от дурака к умному естественно и справедливо. Однако разработка плана, к которой он немедленно приступил, охладила его пыл. Во-первых, любые хранилища денег хорошо охраняются, и отнюдь не факт, что эту проблему удастся решить, убив лишь одного человека. А во-вторых, что куда важнее, ему гарантировали безнаказанность лишь за убийство, а не за ограбление! Внимательность и осторожность, еще раз напомнил себе Алексей, нужно очень четко соблюдать правила игры, и тогда он сможет использовать свой дар, как надо.

Тем не менее, мысль о возможности мгновенно разбогатеть и тем закончить долгую полосу неудач в своей жизни была столь привлекательной, что Алексей продолжал обдумывать, нельзя ли как-нибудь устроить успешное ограбление и без поддержки высших сил. В конце концов, не каждого же грабителя ловят, а у него есть над прочими огромное преимущество – право на безнаказанное убийство… Он даже вытащил с полки детективные романы и весь вечер вместе с большей частью ночи посвятил их перечитыванию, в надежде, что хитроумные планы героев натолкнут его на гениальную идею.

Проснувшись за полдень на следующей день и вяло завтракая зачерствевшим уже белым хлебом, Алексей, однако, вынужден был согласиться с печальным фактом, что Джона Дилинджера из него не получится. Да и тот, впрочем, кончил плохо. Мысли Алексея вновь обратились от банковских счетов к личным счетам. В частности, он задумался, не прикончить ли мать своей бывшей жены, которая, хоть и хлопотала за него в свое время в университете (о чем он, впрочем, давно уже не вспоминал), никогда его не любила и приняла самое деятельное участие в его изгнании. Однако, многократно обсосанная в анекдотах тема зятя, мстящего теще, разрушала всю величественность неумолимой кары, низводя ее до какого-то пошлого балагана. Некстати вспомнился Салтыков-Щедрин из школьного курса: «От него великих злодейств ждали, а он чижика съел!» А может быть, все-таки декана? Или завкафа?

Так ничего и не придумав, Алексей поплелся на свою секцию единоборств. Сэнсэй, как всегда, гонял и муштровал своих подопечных с жестокостью, которой позавидовали бы иные коменданты концлагерей и сержанты морской пехоты, а Алексей, занятый своими мыслями, был вдобавок недостаточно внимателен и дважды пребольно получил шестом по ноге, а в довершении всего из-за ошибки партнера крепко приложился затылком мимо мата о твердый пол – так, что на несколько секунд даже лишился сознания. Полностью измочаленный, как обычно после тренировок, да еще и с гудящей головой, на которой, казалось, так и пульсировала шишка, он еле дополз до дома и повалился на кровать, не раздеваясь. Ни о каких планах и стратегических решениях речь в этот день уже, понятно, не шла.

Не до них ему было и на следующий день. Алексей проснулся в прескверном состоянии тела и духа. Мышцы ныли, ушибы отзывались болью, башка гудела и тяжело соображала, вдобавок подташнивало. Врач, скорее всего, констатировал бы легкое сотрясение мозга, но врачей Алексей боялся еще больше, чем продавцов и официантов, и обращался к ним лишь в самых отчаянных случаях, да и то, как правило, под родительским давлением. Весь день он отлеживался, периодически выползая к компьютеру сыграть партию-другую. Игра шла с переменным успехом, но к вечеру ему несколько раз подряд повезло, так что настроение его заметно улучшилось. Однако оно тут же вновь упало, когда он осознал, что прошло уже три дня, а он так ничего и не сделал и даже не придумал, кого же все-таки будет убивать! Да что ж это за бред – он столько раз мечтал, мол, если бы я знал, что мне за это ничего не будет… и вот теперь такая возможность ему предоставлена, а он теряет попусту время и не может принять решения! Может быть, все-таки школьных обидчиков? Но их надо еще разыскивать, и неизвестно, сколько времени на это уйдет…

Наутро четвертого дня он почувствовал себя лучше и подумал, что надо все-таки наведаться в чертов университет, чтобы завершить дела, связанные с увольнением. В библиотеке за ним числились какие-то две книжки, взятые сто лет назад, и без них ему не подписывали обходной лист. Проще было сразу заплатить за них штраф и развязаться с университетом, нежели пытаться их найти, тем более что они запросто могли остаться на квартире его бывшей жены – однако мысль о подобной трате Алексея дико возмущала, тем более что последние свои деньги он спустил на очередные дорогостоящие карты для «Magic: The Gathering» (он играл не только по сети, но и вживую, в карточном клубе). Но, если развязаться с библиотекой сейчас, он еще успеет получить последние причитающиеся ему с университета деньги до Нового года – а то потом поймать бухгалтершу, не зря заработавшую кличку «Гиена», будет невозможно…

Итак, с утра Алексей устроил в своем жилище генеральный обыск, и три часа спустя (книги стояли и лежали в шкафах и в углу без всякой системы, в том виде, в каком он распихал их, когда целый грузовик привез их от бывшей жены) усилия все-таки были вознаграждены – нашлась одна книга, а затем, с полуоторванной обложкой, вторая. «Усталый, но довольный», как пишут в школьных сочинениях, Алексей отправился в университет. Пистолет он, после некоторого колебания, взял с собой. Может быть, все же кого-то из университета… в конце концов, до них добраться проще всего, и, если он примет такое решение, то не тащиться же туда ради них еще один раз!

Библиотекарша, разумеется, немного поскандалила с ним по поводу состояния порванной книжки, но в конце концов, выслушав в пятнадцатый раз гундосое «Так и было», тяжело вздохнула и шлепнула заветный штампик. Теперь оставалось только сдать пропуск и получить соответствующую отметку. Но, шагая по коридору первого этажа мимо доски объявлений, Алексей вдруг замер, как вкопанный, когда его рассеянный взгляд зацепился за плакат, висевший в самом центре доски:

«29 декабря в 17:00 состоится встреча учащихся нашего университета с ПРЕЗИДЕНТОМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», – гласили аккуратно выведенные багровым фломастером на листе ватмана буквы. Не иначе, в секретариате не нашлось принтера подходящего формата – а может, там решили, что от руки получится душевнее… Не веря своим глазам, Алексей перечитал еще раз. Нет, все правильно – речь шла не о каком-нибудь новогоднем карнавале или капустнике (и вообще шутки на эту тему в последнее время, мягко говоря, не особенно поощрялись), и не о президенте какого-нибудь акционерного общества «Россия». Но что президенту страны делать так далеко от столицы накануне Нового года, когда деловая и политическая активность сходит на нет? И что за идиотская идея – встречаться в это время со студентами? Занятия уже закончились, студенты либо сидят по домам и готовятся к экзаменам, либо бегают за преподавателями, торопясь досдать последние «хвосты»… Впрочем, наверное, кого надо, пригласят по телефону – хоть в объявлении и сказано «приглашаются все желающие», тут же уточнено, что сначала они должны зарегистрироваться, и, очевидно, чем меньше на встрече будет случайных людей, тем лучше… Да какая, к черту, разница, о чем там думают президентские пиарщики и университетское начальство?! Вот он – шанс! Великий Шанс! Это вам не чижик!

Нельзя сказать, чтобы Алексей прежде особенно интересовался политикой. То есть он, конечно, подобно большинству образованных русских людей во все времена, пребывал в твердой уверенности, что страной правят дураки и мерзавцы, но в дальнейшие детали не вдавался. При этом он полагал себя патриотом и держал в шкафу на видном месте российский флаг, что никак не мешало ему считать подавляющее большинство русских (хотя и не только их) тупым быдлом, которое не худо бы перестрелять. Одновременно он активно не любил коммунистов и фашистов, которые как раз немало преуспели на этом поприще. И несколько раз голосовал за демократов – сторонников отмены смертной казни, легализации проституции, парадов сексуальных меньшинств и прочих глубоко ненавистных Алексею идей. В последнее время на почве личных неурядиц он окончательно перестал следить за новостями, предпочитая реальной политике «Magic: The Gathering» и разборки колдунов в книгах фэнтезийного жанра, которые покупал не менее охотно, чем карты. И все же даже от его рассеянного внимания не могло укрыться, что в последние годы гайки в стране затягиваются все туже. Цензура была по-прежнему запрещена, но всякая критика президента исчезла не только с телевидения, но и из бумажных СМИ, не считая совсем уж маргинальных; официальный курс провозглашал «укрепление многопартийности и гражданского общества», но каждое новое переписывание избирательного закона делало позиции правящей партии все более незыблемыми, а шансы оппозиции – все более призрачными; за анекдоты никого не хватали, границы оставались открыты, но все больше становилось арестов и приговоров по явно надуманным «шпионским» делам. Пока что счет таковых шел на единицы, но один случай произошел уже и в университете, где работал Алексей – за шпионаж был осужден один из профессоров, имевший вполне открытые деловые контакты с Китаем. Правда, в то время как по всей стране немногочисленные правозащитники собирали подписи в его поддержку (ровным счетом ничего, естественно, не добившись), в самом университете коллеги жертвы режима злорадно усмехались: деловой профессор был не слишком чист на руку и уже не раз проворачивал сомнительные комбинации, в результате которых факультет оставался в убытке, а он – в прибыли. Что, впрочем, все равно не делало его шпионом.

Так или иначе, никаких симпатий к президенту и его политике Алексей не испытывал. А вот антипатию – очень даже. Уже хотя бы за то, что, несмотря на неоднократные обещания, зарплата преподавателей при этом режиме так и оставалась мизерной, а чиновники и их родня купались в роскоши. Ну и не только за это, разумеется… взять, к примеру, ту же шпиономанию, точнее, шпионофобию – сегодня они сажают за сотрудничество с Китаем физиков, а завтра, того и гляди, доберутся до секций китайских единоборств… В общем, с какой стороны ни глянь, выходило, что убийство такого субъекта – вполне достойное выдающейся личности деяние. Это не какое-то мелочное сведение личных счетов с женой и тещей, и не погоня за геростратовой славой – это благородный акт свержения тирана, это поворот судеб России, а значит, и всего мира! И, кстати говоря, о славе… В первый момент Алексей решил, что данные ему гарантии попросту не позволят ни свидетелям на месте, ни следствию впоследствии установить личность тираноубийцы. И, стало быть, о том, что великое деяние совершил именно он, не узнает никто, кроме него самого. Однако затем он понял, что все в его руках – ему не просто не надо заботиться о том, чтобы уйти живым и свободным с места преступления, он может сознательно никуда не уходить и не скрываться! Наказания он не понесет в любом случае, даже морального. Безвестным человек, застреливший президента страны и не скрывающий этого, остаться тоже не может. Тогда что остается? Только одно – слава, причем именно слава героя!

Когда первое возбуждение прошло, Алексей подумал, что неплохо бы для начала собрать побольше информации о выбранном объекте и этом странном предновогоднем визите. Единственной разновидностью независимых СМИ в стране оставался Интернет… что ж, это его вполне устраивало. В университете много подключенных к Интернету компьютеров. Самый простой путь – на кафедру. Там в это предсессионное время, скорее всего, никого нет, хотя вообще-то должен сидеть дежурный преподаватель, но этим правилом часто пренебрегают. Но вдруг в этот раз не пренебрегли? И он увидит какую-нибудь из постылых рож, которой наверняка уже известно о его увольнении. Рожа, по всей видимости, не будет мешать ему посидеть за компьютером, но все равно, придется выслушивать лицемерные слова сочувствия, а то и хуже – злорадство, он же знает, что его не любят, ну и хрен с ними, он не нуждается в их любви, он сам их всех ненавидит… Короче, на кафедру он решил не ходить.

Вместо этого он направился в один из компьютерных классов, где работал его знакомый лаборант. К нему Алексей относился покровительственно и антипатии не испытывал. Все вышло удачно: класс оказался открыт и Валерка – на месте. В дальнем углу класса длинноносая девица и щекастый парень корпели над клавиатурой, пытаясь – вероятно, не в первый раз – сдать лабу по программированию. Скучающий Валерка гонял какую-то флэш-игру и даже не глядел в их сторону.

– Привет, Валера, – деловито произнес Алексей, входя быстрой походкой занятого человека и плюхаясь за компьютер через два от валеркиного прямо в распахнутой куртке (вообще-то правила запрещали входить в компьютерный класс в верхней одежде). – Мне тут одну вещь в инете надо глянуть по-быстрому. Блокировку сними, ОК?

– Хорошо, Алексей Александрович, – кивнул лаборант, без особой спешки переключаясь в режим сетевого администратора и щелкая клавишами. – Комп намбер четыре… готово.

Как только доступ в Интернет был открыт, Алексей зашел на сайт «газеты. ру» и быстро обнаружил искомое. Геворкян разразилась по поводу новогодней поездки президента очередной ядовитой статьей под названием «Слон в новогодней лавке». Не так давно президент снял губернатора края и назначил на его место «варяга» из Москвы (Алексей слышал об этом краем уха, но не помнил фамилий ни старого, ни нового). Официально этот шаг, естественно, встретил полное одобрение, но на деле местные элиты остались недовольны, и отставной губернатор, к коему еще вчера была куча претензий, в одночасье обрел негласный ореол радетеля за родной край и жертвы московского произвола. И вот теперь президент прибыл поддержать своего назначенца. Предновогодняя же пора, разъясняла Геворкян из своего парижского далека русскому читателю, выбрана потому, что кому-то из президентских пиарщиков «стукнуло в голову выстроить у обывателя простой ассоциативный ряд: Новый год – праздник – радость – президент. Присланный же губернатор должен, очевидно, ассоциироваться с новогодним подарком. И вот ради этой нехитрой, на уровне собаки Павлова, комбинации по всему краю и, в особенности, в его столице, проводится целый комплекс поражающих своей слоновьей грацией мероприятий. Например, студентов местного госуниверситета насильно сгоняют на встречу с президентом, отрывая от подготовки к экзаменам. Представьте себе на миг, что президент Франции…» и т. д. и т. п.