Текст книги "История России"

Тесная взаимопомощь волощан закреплялась идущими из древности пирами и братчинами. Волость (мир) сооружала и поддерживала на свои средства церковное здание, так как в большинстве случаев в территориальном отношении волость и церковный приход совпадали. Весь церковный притч во главе со священником был выборным и часто состоял из крестьян данной волости (прихода).

В историографии общим местом стало утверждение об усилении княжеской власти в «монгольский период» нашей истории. Как мы уже знаем, для политической системы Киевской Руси был характерен симбиоз двух основных институтов: веча (народного собрания) и князя, которые не могли существовать друг без друга.

После нашествия вече, сосредоточенное в городских центрах, постепенно отмирает, а княжеская власть усиливается. В новых условиях возникла удельно-вотчинная система – на этом этапе эффективный механизм управления землей и сохранения нормального модуса межкняжеских отношений. Удел – доля каждого князя в общей отчине. Первоначально «удел» – это кормление, территория, с которой передавались права сбора дохода, куда древние князья «въезжали». Но теперь князья стали в гораздо меньшей степени путешественниками по земле русской, происходит оседание князей, и удел в этом смысле таил потенциальные возможности перерастания в земельные владения. Удельная система доживает до конца XVI в. Она является специфически русской чертой политического строя и никак не связана с феодализмом.

Ярлык на великое княжение, «оседание» княжеской власти, трансформация прежних отношений внутри княжеского рода в удельную систему – все это, скорее, новые условия, в которых оказывается княжеская власть. Интересно понять, каков же тот механизм, за счет которого она усиливалась.

Опорой княжеской власти становится двор, который поглощает дружину. «Двор» – совокупность служилых людей князя в противоположность ополчению. Двор в таком значении упоминается в источниках уже в XII в., но в «монгольский период» значение двора постоянно возрастает. Двор участвует в войнах, действуя или под личным началом самого князя, или посылается князем в поход.

Но двор – разветвленное хозяйство с достаточно сложным устройством. В плане управления делилось на особые ведомства – «пути», по которым были распределены и промысловые слуги. При ближайшем рассмотрении оказывается, что двор – разросшаяся служебная система, с которой мы уже сталкивались, когда речь шла о Великом княжестве Литовском. «Кормление» – с одной стороны, средство управления тем или иным районом, а с другой – способ материального содержания тогдашней «элиты». Кормления своими корнями уходят во времена Киевской Руси, и у нас уже была возможность убедиться в их огромной роли в истории тех времен. Такую же роль они сыграли и в истории Литовско-Русского государства. Еще большую – Московского. Кормление фактически архаическая редистрибуция прибавочного продукта.

Вотчина, по отношению к кормлениям явление вторичное, появляется не ранее второй половины XIV в. В вотчины могли перерастать как боярские кормления, так и мелкие удельные княжества, в которых сами «кормившиеся» там князья становились вотчинниками. Вотчина оказывалась под контролем княжеской власти. Везде и в западнорусских и в северо-восточных землях развитию крупного землевладения предшествует служба, служебные отношения, которые связаны все с той же служебной системой. Закономерным развитием такого рода воззрений стала поместная система, которая, в свою очередь, значительно изменит характер служилых отношений. Но будет это уже в едином Московском государстве.

Налоговая система развивалась в Северо-Восточной Руси примерно по тому же пути, который мы наблюдали в Великом княжестве Литовском. Это, прежде всего, сохранение древнего полюдья и «дара». Подобного рода повинности связаны непосредственно с княжеской властью и кормленной системой, так как они могли передаваться в корм. К этим повинностям близки и «дворцово-княжеские»: косьба сена для княжеских коней, кормление княжеских коней и собак, участие в облавах во время княжеской охоты и т. д. С ними (несколько запоздало по сравнению с Великим княжеством Литовским) происходит коммутация – превращение в денежные платежи. Впрочем, это не относится к городовому и ямскому делу, которые были очень важны для молодого государственного организма. В глубь столетий уходят судебные и военные повинности в княжествах. Получает развитие система торговых пошлин. Прямое обложение также веяние нового времени. Как и в Великом княжестве Литовском, в Северо-Восточной Руси потребовался внешний толчок для появления прямого обложения как системы. Здесь он был гораздо более мощным – монгольское нашествие. «Неминучая татарская дань» тяжким бременем легла на плечи населения русских земель.

Таково было устройство княжеств Северо-Восточной Руси, формировавшихся на основе древнерусских городов-государств в условиях монгольского ига. От него мало отличалось и великое княжество – Московское государство. Подобные политические и социальные организмы мы уже встречали в соседнем Великом княжестве Литовском. По сути дела, это все та же разросшаяся служебно-гродская система, известная по материалам Центральной Европы более раннего времени. Можно говорить о некоей переходной, вернее начальной стадии государственности. В дореволюционной и зарубежной историографии ее часто называли «вотчинной». Более удачным представляется название «военно-служилое государство».

Основным орудием присоединения земель становится Боярская дума. Изучение ее несколькими поколениями отечественных и зарубежных ученых XIX–XX вв. показало, что она как слоеный пирог, в который по мере присоединения земель входили те или иные группировки знати. В эту страту вошли потомки князей Гедиминовичей, Стародубских, Оболенских, Звенигородских (старомосковские княжата), княжат Северо-Восточной Руси (суздальских, ярославских, ростовских), тверских и рязанских удельных княжат, служилых князей Юго-Западной Руси и нетитулованного старомосковского боярства. Симптоматичным было появление термина «боярин – князь», что совершенно нельзя представить для эпохи Киевской Руси. В источниках появляются сведения о «боярах введенных», «путных», «окольничих». Значение бояр в управлении государством постоянно возрастает.

Своеобразие российской ситуации заключалось в том, что государство вырастало из княжеского двора и бояре – одновременно «чиновники» и в то же время высший слой княжеской дворни. Сбиваясь в некую более или менее единую страту, бояре строят свои отношения на основе местничества – сугубо российского института, призванного регулировать не только отношения внутри правящего слоя, но и замещение должностей в государстве и служебное функционирование чинов государева двора.

По источникам можно проследить развитие и усложнение системы управления «унитарным» государством. Долгое время основные функции управления осуществлялись путем устных распоряжений, наказов, речей и т. п. Лишь при Василии Темном появляются дьяки, а в последние десятилетия XV в. дьячество становится чином. Такая трансформация дьячества напрямую связана с появлением и развитием приказной системы.

Отдельную служилую страту составили «дети боярские», формировавшиеся из разных слоев населения. Именно они со своими отрядами составляли основу вооруженных сил двора. Современники воспринимали их как целостную историко-социальную категорию, в иерархии служилых людей занимавшую четко определенное место – ниже бояр, но выше дворян. Сложнее всего дело обстоит именно с дворянами. В источниках этого времени термин «дворяне» чаще всего обозначает мелких судебных исполнителей в штате местных княжеских управителей – наместников и волостелей. В дальнейшем этот термин будет применяться для обозначения поместного войска и отдельного сословия.

Наличные военно-служилые силы со временем перестают удовлетворять потребности растущего государства. Это объяснялось и особой геополитической ситуацией. Результатом успешной попытки решить «военный вопрос» стала поместная система, создателями которой стали Иван III и Василий III. Поместная система положила начала коренной перестройке государства и социальных отношений, нанесла удар по той старине, которая корнями уходила в домонгольские времена. Поместная система доживет в России до позднейших времен, она будет неотъемлемым элементом государственно-крепостнического строя.

По мере развития поместного землевладения менялся и Государев двор. К середине XVI в. он приобрел более строгую иерархию чинов, составляя определенные чиновные группировки: думные и дворцовые чины, группа стольников и стряпчих, князья и дети боярские, городовые корпорации. Становление поместной системы сопровождалось описанием земель. Это было мероприятие центральной власти, и писцы имели широкие полномочия, будучи судьями, межевщиками, разъездчиками.

Кого же описывали писцы, что представляло из себя население военно-служилого государства за пределами Государева двора? Как отмечал А. А. Зимин, «основную массу населения страны составляли холопы и крестьяне». В ранний период Московского государства еще не было расчленения земельной собственности на фонд великокняжеских (дворцовых) и государственных земель. Образование последнего связано с появлением в источниках новой категории населения – «черных людей». «Черные» люди – свободное крестьянское население, служба которого заключается в выплате дани и «городовой» повинности, т. е. поддержанию в порядке городских укреплений. «Черные» люди жили общинами. В советской историографии долгое время шел спор о характере землевладения «черных» крестьян. Одни историки утверждали, что эти земли – своего рода верховная феодальная собственность государства в лице великого князя, другие считали собственностью самих крестьянских общин, третьи полагали возможным говорить о «разделенной» собственности. Историографическая ситуация подобная той, которая возникла вокруг «господарского» землевладения в Великом княжестве Литовском.

Спор этот ныне представляется несколько схоластическим, поскольку не учитывал особенностей менталитета людей того времени. Само понятие «собственность» тогда еще не определилось должным образом. Крестьяне вполне искренне считали эту землю «божьей, государевой и своей», а великий князь, в свою очередь, распоряжался ею, выделяя из нее поместные «дачи».

Со временем увеличивалось количество владельческих крестьян, работавших в светских и церковных вотчинах, поместьях. Крестьянское население как черносошное, так и вошедшее в состав вотчин и поместий, сохраняло в это время свободу перехода. У нас мало сведений о категориях зависимого крестьянского населения. Мысль о принадлежности к зависимому населению «старожильцев», популярная в ранней советской историографии, была в последние десятилетия опровергнута. Термин, судя по всему, заключал в себе не социальный, а бытовой смысл. Не совсем ясен и статус «половника», которые отбывали повинности из «половья» – половины. Но вот половины чего, на каком основании, как? Исследователи этого понять не могут. Скорее всего, половники, так же как и бобыли, подсоседники и захребетники, были людьми, хозяйственно плохо обеспеченными.

К «черному», т. е. податному населению стало со временем относиться и городское. В интересующее нас время город, сохраняя свой сельскохозяйственный характер, в социальном и политическом отношении постепенно отделялся от деревни, замыкаясь в рамках посадской общины. Впрочем, как отметил Н.Е. Носов, городовой строй даже Москвы напоминал строй волостной, деревенский.

В отличие от Великого княжества Литовского, города в Московском государстве не пользовались иммунитетом в виде Магдебургского права. Они не знали коммунального устройства, сохраняя архаическое общинное самоуправление в виде городских мирских сходов.

Еще одну страту российского общества этой поры составляло духовенство. Оно укрепило свои позиции благодаря веротерпимости монголов и их стремлении опереться на церковь в утверждении своей власти. Белое духовенство, правда, не процветало, существуя за счет же руги – даров мирян. Да и паства зачастую не радовала, по-прежнему предаваясь язычеству.

В лучшем положении оказалось черное (монашествующее) духовенство. В это время келиотский устав, который позволял монахам жить в своих кельях и вести индивидуальное хозяйство, сменился общежительным (студийским), что привело к появлению своего рода монастырской «коммуны». Изменился и сам характер христианской доктрины: в условиях ожидания конца света вклады в монастырь стали делать гораздо охотнее. Быстро стало развиваться монастырское землевладение, как грибы росли крупные монастыри: Троице-Сергиев, Пафнутьев-Боровский, Соловецкий и др. В XVI веке явственно выделилась верхушка духовенства – церковные иерархи. Уже тогда у них были сложные отношения с приходским духовенством. Главные усилия епископов направлялись на сохранение контроля над приходским духовенством в финансовой сфере.

Итак, были ли сословия в военно-служилом Московском государстве? Можно со всей ответственностью заявить, что таких сословий, как в Западной Европе, здесь не было. Но определенные архаические и своеобразные «сословия» в Московском государстве, также, как и в Великом княжестве Литовском, вызрели. Как мы видели, это было некое высшее сословие (будем так называть), крестьянское, посадские люди, рабы. Сословия эти различались своими служебными обязанностями по отношению к государству. Причем «сословность» здесь была гораздо меньше выражена, чем в Великом княжестве Литовском. Над всеми «сословиями» возвышалась гораздо более сильная с самого начала княжеская власть.

В исторической литературе неоднократно отмечалось, что русская государственность времен Ивана III и Василия III не соответствовала тем задачам, которые перед ней поставил XVI в.: небывалый рост территории, постоянная внешняя опасность, усложнение общественной структуры, определенное экономическое развитие и т. д. Действительно, архаическое военно-служилое государство, которое своими корнями уходило в «удельные» времена, нуждалось в усовершенствовании. Прежде всего в сфере управления, в военном деле. Нужна была большая централизация. Именно по такому пути и двигалась страна в первой половине столетия. На это была направлена и политика великокняжеской власти, старавшейся мобилизовать все ресурсы архаической государственности. Это причина «реформ» 50-х гг. XVI в.

Опричнина – это следующая, гораздо более эффективная попытка централизации. Политика царя Ивана в годину опричнины была, фактически, продолжением прежней политики. Все направления внутренней политики Иван Грозный, если можно так выразиться, «акцентировал». Какой, однако, ценой было за это заплачено! Это было начало самодержавия, начало становления государственно-крепостнического строя, формирование которого завершается уже в XVII в., а развитие продолжается в последующие века.

Та военно-служилая государственность, которая существовала в Восточной Европе в XIII–XV вв., содержала в себе альтернативные возможности для дальнейшей истории и пример тому – Великое княжество Литовское, выросшее с Московским государством на «одном корню». В конечном итоге главная направленность опричнины заключалась в том, чтобы неимоверно усилить власть и оторвать, отделить ее от массы населения. Это, безусловно, удалось. Но парадокс ситуации заключался в том, что опричнина же привела к формированию народной доктрины «доброго», истинного царя, способствовала сакрализации царской власти. Результатом стал монархизм русского народа, особенно основной его части – крестьянства. Конечно, сказались здесь и древние представления о святости высшей власти.

Изменения в социальных и политических отношениях отражало и право. В юридической практике Московской Руси продолжала жить Русская Правда, хотя следовали больше ее духу, чем букве. Наряду с Русской Правдой сильны были и нормы обычного права, которое не сдавало своих позиций. Однако по мере становления государственной власти все большую роль начинали играть те нормы права, которые исходили от нее.

Наиболее типичной и распространенной формой нормотворчества князей XIV – первой половины XV в. являются жалованные грамоты. Грамоты XIV в. отличаются еще глубокой архаикой терминов, широтой судебных и податных привилегий. О силе княжеской власти говорят уставные грамоты. В отличие от Великого княжества Литовского их здесь известно всего две: Двинская и Белозерская. Обе грамоты объединяет наличие в них сильных еще «горизонтальных» отношений, значительной роли общины в правовой сфере, своим корнями уходящих во времена Русской Правды. Усиление княжеской власти – вот то, что ярче всего отличает эти грамоты от Русской Правды, как, прочем и Белозерскую от более древней Двинской. Сила княжеской власти отличает московские уставные грамоты от земских уставных грамот ВКЛ. Сильную княжескую власть мы видим и в Судебнике 1497 г. – памятнике правовой мысли, причудливо сочетающем в себе фиксацию норм обычного права с указами великого князя. Судебник посвящен в основном уголовному праву, упорядочивая и систематизируя эту важнейшую сферу права. Пока еще влияние общины в праве было значительно.

Целый раздел Судебника посвящен вопросам землевладения и землеустройства. Он включил в себя знаменитую статью о Юрьеве дне («О христианском отказе»), т. е. о праве крестьянских переходов.

Итак, Судебник 1497 г., вобравший в себя многие нормы обычного права, знаменовал окончательное утверждение великокняжеской власти. Что можно сказать о Судебнике 1550 г.? Изучение памятника многими исследователями показало, что в основу нового Судебника был положен прежний – даже порядок расположения статей удержан тот же, но статьи правильнее одна от другой отделены и пронумерованы. Здесь 100 статей. Новый Судебник «отличается строгостью наказаний за нарушение утвержденного порядка» (И. Д. Беляев) Это, в свою очередь, свидетельствует о еще большем усилении центральной власти в Московском государстве.

Среди важных юридических памятников Московского государства этого времени обычно называют еще указные книги приказов и Стоглав. Указные книги показывают, как недостатки обоих Судебников восполнялись вплоть до Соборного уложения 1649 г. изданием новых указов.

Исследователи и западные и отечественные отмечают отсталость российского права, по сравнению с западноевропейским. Московское право выглядит гораздо беднее, чем даже новгородское и псковское. В России не сложился юридический язык – совокупность понятий, терминов, которыми выражаются правовые нормы. Во многом это объясняется отсутствием рецепции римского права. В России не произошло выделения юриспруденции в особую сферу человеческой деятельности, по этой причине не появились и юристы.

Само по себе это не так страшно. В конце концов, право могло бы развиваться в самобытных формах. Плохо то, что важнейшие изменения в государственном строе Московского государства, знаменовавшие зарождение самодержавия, проходили вне правового поля даже в этих самобытных формах. Я имею в виду опричнину. Опричник Генрих Штаден так характеризовал «правосудие» Ивана Грозного: «Великий князь послал в земщину приказ: „Судите праведно, наши виноваты не были бы"».

Русская культура XIV–XVI вв.

Лишь постепенно русская культура оправлялась от последствий монгольского нашествия, нанесшего ей страшный урон. Но захватчики не могли уничтожить созидательные силы славянской души, которая как птица Феникс возродилась из пепла и стала созидать новую культуру на древней основе.

По мере формирования великорусской государственности и народности, эти факторы стали определяющими в развитии русской культуры. В то же время сами они находили опору в духовной культуре, которая является мощным катализатором политических и этнических процессов. Культура и отражала, и обслуживала те основные процессы, которые шли в политической сфере: трансформацию военно-служилой государственности в самодержавный государственно-крепостнический строй.

В это время появляются элементы научных знаний. Внимание летописцев привлекали всякого рода экстремальные явления. Интерес к строению Земли и Вселенной привел к появлению специальных сочинений. Усиливается интерес и к медицине. В летописях описывались многие болезни и эпидемии, а в XV в. появился перевод на русский язык трактатов ученого и врача Галена. Стали систематизироваться сведения о лекарственных растениях, появляться переводные «Лечебники». В 1581 году в Москве открылась первая аптека.

В XIV–XV веках значительно расширились географические представления русских людей. Это записи о путешествиях («хожениях»). Вершиной такого рода сочинений является «Хожение за три моря» тверского купца Афанасия Никтина, которое содержит описание Индии, сделанное с большой наблюдательностью и тонкостью.

Становление государственно-крепостнического строя, усиление самодержавных тенденций повлекло значительное развитие зачатков научных знаний. Для оценки платежеспособности земель с фискальными целями потребовалось не только определять ее качество, но и измерять земельные площади. Рос интерес и к устройству мира. Были переведены такие рационалистические сочинения, как «Шестокрыл», «Космография».

Основным памятником «общественно-политической» и исторической мысли как, впрочем, и литературы были летописи. Летописание отражало те процессы социальной и политической жизни, которые шли на Руси. Любое значительное стремление претендовать на гегемонию сопровождалось составлением летописи, которой старались придать общерусское значение и звучание. Так появилась Лаврентьевская летопись, составленная в 1377 г. по заказу суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича.

Московские записи появились с основания первого каменного Успенского собора (1326 г.), но уже в 1408 г. в Москве был составлен не местный, а общерусский летописный свод – знаменитая Троицкая летопись. Она не дошла до нашего времени – сгорела во время московского пожара 1812 г., но исследователь М. Д. Приселков восстановил эту летопись по ссылкам на нее у Н.М. Карамзина.

В связи с созданием нового большого Успенского собора возник московский летописный свод 1480 г. – одно из самых значительных произведений русского летописания.

В XVI столетии официальный характер московского летописания усилился. В нем широко используются различные официальные документы. Одним из таких памятников официального московского летописания является Воскресенская летопись (по Воскресенскому монастырю в новом Иерусалиме), которая доведена до 40-х гг. XVI в. В начале 50-х гг. XVI в. была завершена работа над огромным компилятивным летописным сводом – Никоновской летописью, авторы которой весьма вольно обращались со своими источниками. В третьей четверти XVI в. при участии самого Ивана Грозного была составлена «Царственная книга» – большая, богато иллюстрированная рукопись. Но в опричном 1568 г. официальное летописание прекратилось. Вновь оно возобновилось через 60 лет, но уже не при царском, а при патриаршем дворе.

Надо отметить, что в области исторического знания уже в XVI в. наметились изменения, которые свидетельствуют, если не об изживании летописного жанра, то о прекращении его доминирования. Так, новой по форме изложения была составленная в третьей четверти XVI в. «Книга степенная царского родословия». Здесь изложение велось не по годам, а по «степеням» или «граням», т. е. исторический материал группирован по правлениям князей и митрополитов. Основная идея – союз великокняжеской власти с церковью, исключительное значение православия и Церкви в истории России. Новый тип исторического сочинения – «История о Казанском царстве», которая посвящена определенному сюжету – покорению Казани Иваном Грозным. Здесь также нет погодного изложения материала.

С образованием единого государства усилилось стремление осмыслить историю России в связи с всемирной историей. Вот почему получили дальнейшее распространение хронографы. Наиболее известен хронограф редакции 1512 г., описывающий события византийской, южно-славянской и русской истории. В это же время появляются произведения о всемирно-историческом значении России. Ярче всего они отразились в «Повести о новгородском белом клобуке» и уже известных нам посланиях старца псковского Елеазарова монастыря Филофея.

Во второй половине XIII–XV в. центральной темой литературы стала борьба русского народа против завоевателей.

До нас дошел целый ряд повестей, посвященных этим событиям. Одним из значительных произведений стала «Повесть о разорении Рязани Батыем», которая находится в сборнике XVI в. Это произведение воспевает мужество русских людей перед лицом страшной опасности. В нем идет речь о богатыре Евпатии Коловрате, который, узнав о нападении Батыя на Рязань, быстро прибыл из Чернигова и, догнав монголов в Суздальской земле, напал на них.

Разорению Руси монголами посвящено и сочинение Серафима Владимирского. «Повести об Александре Невском и псковском князе Довмонте» повествуют о борьбе с немецкими и шведскими захватчиками. Повесть об Александре Невском открывалась «Словом о погибели Русской земли» – произведением изумительным по своему пафосу и поэтическому звучанию.

По мере роста Москвы и Твери на передний план выдвигается их литература. Яркие произведения: «Повесть об убиении князя Михаила Ярославича в Орде» и «Повесть о Шевкале» повествуют о драматических событиях, связанных с Тверью.

Со временем пальма первенства окончательно переходит к Москве. Вместе с ней русская литература вступает в полосу своего подъема. Это время значительного южнославянского влияния на Русь и ее культуру. Этим обусловлен новый «экспрессивно-эмоциональный» стиль литературных произведений того времени.

Целый цикл произведений возникает под влиянием Куликовской битвы. Это и летописная повесть, вошедшая в состав многих летописей, и появившаяся в конце XIV в. «Задонщина», автором которой был «Софоний старец рязанец». Данное произведение идейно, да и стилистически тесно связано со «Словом о полку Игореве», оно показывает живую связь московского периода нашей истории с Киевской Русью.

Не менее широко бытовало на Руси «Сказание о Мамаевом побоище», близко стоящее к народному эпосу. Отдельная повесть посвящена печальным событиям 1382 г. «О московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении земли Русской».

Во второй половине XV в. стал распространяться жанр сюжетной повести. Яркий пример такой повести – «Повесть о Петре и Февронии Муромских», – повествующая о любви крестьянской девушки и князя. По своему сюжету произведение напоминает «Тристана и Изольду». Тут есть и болезнь, вызванная брызгами крови убитого змея и совместное правление двух любящих супругов, соединение их тел в одном гробу после смерти и т. д.

Литература XVI в. рубежа веков в наибольшей степени оказалась связана с общественно-политической мыслью. В посланиях Сильвестра развивались мысли о высокой ответственности царя перед богом, высказывалась идея о необходимости ограничения монастырского землевладения, о «мудрых подвижниках царя». Сильвестр же написал (или отредактировал) знаменитый «Домострой» – своеобразную энциклопедию домашнего хозяйства и моральных норм XVI в.

Выходец из русских земель Великого княжества Литовского И.С. Пересветов служил долгое время польскому королю, затем чешскому и венгерскому. В конце 1530-х гг. он оказался на службе у великого князя московского. В своих челобитных он, ссылаясь на печальную судьбу Византии, предлагал в качестве образца мудрого и сильного правления турецкого «Магмет-султана». Многое, о чем писал Пересветов, вовсе отсутствовало в Турции, но ему важно было обосновать идею централизованной монархии.

Поддерживал царскую власть, но по-своему, и митрополит Макарий – сторонник идеи сильной Церкви. Из круга его сподвижников вышел целый ряд произведений, направленных к прославлению и возвеличиванию Церкви. Был создан грандиозный свод житий святых «Великие Четь Минеи». Это была претензия на своего рода религиозную энциклопедию.

Очень интересны сочинения Ермолая Еразма. Его сочинение «Благохотящим царем правительница и землемерие», пожалуй, впервые обращало внимание на тяжелое положение масс населения, предлагало изменить систему налогообложения.

Одним из ярчайших памятников общественно-политической мысли и литературы того времени была переписка Грозного и Курбского. Последний – крупный военачальник и близкий царю человек – в 1564 г. бежал в Литву. Он написал письмо Грозному в объяснение своего поступка, тот ответил. Завязалась переписка. Если Курбский был, как уже отмечалось, сторонником правления государя с опорой на знать, то Грозный старался доказать божественное происхождение самодержавной власти. Кроме послания Курбскому, Ивану Грозному принадлежит еще несколько посланий разным лицам.

Процессы, которые шли в российском обществе, отражала и «поэзия в камне» (в России чаще – «в дереве»). Первым городом Северо-Восточной Руси, где после нашествия снова началось каменное строительство, стала Тверь. Здесь в 1285–1290 гг. был построен главный храм – Спаса-Преображения. Во второй четверти XIV в. началось каменное строительство в Москве. В 1326–1333 годах были построены четыре небольших каменных храма в Кремле, не сохранившиеся до нашего времени. В 1367 году в Москве был возведен каменный кремль и начинается полоса нового интенсивного каменного строительства. Крупнейшей постройкой века был Успенский собор в Коломне. Были восстановлены древние соборы во Владимире, Переяславле-Залесском, Ростове. В архитектуре преобладали традиции Владимиро-Суздальской Руси.

Древнейшие московские памятники представляют собой крестово-купольные одноглавые церкви с тремя апсидами, но выполнены они с меньшим декоративным убранством, чем владимирские храмы. Убранство московских храмов скромнее, чем владимирских, но в нем появились новые мотивы – килевидные арочки и «дыньки» в порталах, ставшие характерной особенностью московского зодчества. Древнейшими сохранившимися памятниками московского зодчества являются Успенский собор в Звенигороде (ок. 1400 г.), собор Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде (1505) и Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря в Загорске (1422).

С образованием унитарного государства в архитектуре наметился новый подъем, признаки которого стали проявляться уже во второй половине XV в. Увеличился сам размах строительства, стали восстанавливаться ветхие здания. Но подъем строительной деятельности выразился не только в реставрационных работах, но и в сооружении новых каменных зданий. Каменное строительство охватывает и гражданские постройки. В конце века распространяются кирпич и терракота. На смену традиционному белокаменному строительству приходит кирпичная кладка.