Текст книги "Абрис"

31

 
Прошла неделя. Ровно в полдень
Приехал в лес один мужик,
Достал и дал нам по студёной
Бутылке водки. Мы все, вжик,
Упали в снег. Закуска – это
Олень! Прекрасно. Мне полсвета
Дай и корми, но в первый раз
Он крепко удивил и нас.
Досталась мне нога оленья,
Я вгрызся, и блаженство шло
Да водка. Сладкое тепло
Мгновенно выстроило звенья
Меж мной и миром. Я лежал
И жизнь свою воображал.
 

32

 
Заболеваю, еду. Скоро,
Через неделю, мне конец.
Я в Кандалакше. Врач Егоров
Рассматривает мой рубец.
– Откуда? Так. Ложись в палату.
Ложусь и сплю, и мне по блату
Дают лежать пятнадцать дней.
Я месяц дальше без идей
Провёл прекрасно в Кандалакше.
Я ездил на машине на
Ремонт с ребятами. Дана
Хорошая для нас шабашка:
На крышах трудимся весь день,
Попробуй щас меня задень.
Все путешествия с лихвою.
Я понимал, что я усвою
Все промахи мои и все
Услады, счастие и бредни,
Что я сегодня буду в Вене,
А завтра в море, на косе,
Которая уходит в путь,
Где только ветру дуть и дуть.
 

36

 
Пустыня далеко вдали,
Сей Мангышлак в тумане млеет,
И море мелкое. Палим,
Под солнцем городок белеет.
Песок на наших ртах, зубах.
Песок на наших волосах.
Песок везде. Куда не кинься,
И только ты остановился —
Песок, пе-сок, пе-сок, пе-сок.
В казармах окна все закрыты.
Песок навроде жизни быта,
И в бане взглянешь на лобок —
Песок! Куда деваться нам?
Вот, то-то-же, песочек – срам.
 

37

 
А море было далеко.
Дыру огромная в ограде
Мы проходили так легко,
Как будто танки на параде.
А дальше сорок пять минут,
Пришли, ныряем сразу в пруд,
Который с виду есть квадрат,
Огромный, вроде агрегат
С водой прохладной, чистой, звонкой.
Плывём, и не достанешь дна,
А небу над тобой дана
По воле собственного слова
Парить сквозь люк, и над тобой
Устраивать по эху бой.
 

Десятая глава

1

 
Мы промышляли. Сотка стоит
Всего лишь шестьдесят рублей.
А кайф большой, и он покроет
Все горести твои, ей-ей.
Держали сотку мы все трое.
Обыщут – я стою в покое,
А сотка в правом сапоге.
Кто будет думать о ноге?
Когда всех и прельщает сотка?
Никто, и денежки текли
В карманы наши. Я свалил,
Когда Валерку обработал
Какой-то спец из тех кругов,
Там тоже много дураков.
 

2

 
Всё прежде раньше добытое
И новое на нас пошло.
Прокуривали мы крутое,
Марихуану. Нас гребло,
Что что-нибудь нам всем не хватит.
Курили, мысля о возврате
Тех средств, что тратили всегда,
А то бы горькая беда
Для нас была, но, слава богу,
Мы жили весело. Лишь раз
Упал в строю. Я и наказ,
Признаю, сотворил убого,
Но, право слово, не при чём,
Томило солнце басмачом.
 

3

 
Курил я сигареты «Прима»,
Четырнадцать за штуку. Вот,
Прихожу я. Мне, вестимо,
Из-за прилавка, идиот,
Вдруг говорит: «Давай мнэ двадцать».
Я: «Что? Зубами буду клацать.
Давай мне «Приму»». «Нэт». Пошёл
Я к Булановичу. Козёл
Майор тот статненький, Никита.
Он перед строем, напоказ
Меня поставил. Я приказ
Не выполнил, и карта бита.
Я высказал ему про всё.
Братва ржала: «Во Тбилисо!»
 

4

 
Грузин, что явно промышлял
На сигаретах, он две «Волги»
Домой отправил. Каждый знал
Об этом. Звали его Гоги.
Солдат, стоявший целый день,
Обкрадывал солдат. Мне лень
С ним, с Булановичем тягаться.
Те в результате операций,
С полка имели чёткий куш,
А Гоги – тот стоял как барин.
Солдатик заходил, он ранен,
Как множество солдатских душ.
А Гоги хорошо стоит,
Он знает, тянет и молчит.
 

5

 
Наутро я переведён
В другую часть. Минут за тридцать
От нашей. Вот же, фараон.
Он обоср-ся! Он побитый.
Я высказал ему про нас
Пред строем. Быстро он угас.
Он мелко струсил, потому
Что я сказал в тот день ему
Про папу – собственно, отца.
Я напишу ему, быть может.
А может, нет. Мне Бог поможет.
Какая в этом грязнотца,
Что нужно папе написать,
О том, что грешно мне не знать.
 

6

 
Лежу на койке и скучаю,
Тут парень, беленький такой.
Мне говорит: – Ты хочешь чаю?
– Хочу. – Минуточку… С собой
Немножко пали. – Пали? – Пали. —
Курнули и пошли в отвале.
У парня был акцент. Спросил:
– Откуда ты? – Он огласил:
– С Прибалтики, из дальней Риги. —
Сдружились крепко, навсегда.
Поможет мне и скажет «да»,
Какие б ни случились сдвиги
В башке неправильной моей.
Он был, по правде, всех добрей.
 

7

 
А море – лужа средь пустыни.
Воды-то там совсем чуть-чуть.
По голубой идёшь равнине,
А впечатленье – по ручью.
Прошёл полкилометра. Только.
Поймёшь, что худшего заскока
И не было давно с тобой.
Жара и солнце. Тяжкий зной
Обрушился и жарит спину.
И надо повернуть назад,
А то ты к перечню досад
Добавишь потную турбину,
Что быстро справиться с тобой
И с тенью маленькой, любой.
 

8

 
Работал я немного. Утром
Я отправлялся на трубу.
Пришёл мужик с женой Анютой,
Даёт ведро. Такому лбу
Как я легко покрасить. Крашу
Я до обеда. Дальше вашим
И нечего меня будить.
В трубе прекрасно можно жить.
Зашёл туда и дальше спать,
А вечером идёшь обратно.
Назавтра снова ку-клус-клана
Против тебя тебе хлебать.
Мужик с Анютой пьют весь день,
Попорчен в них какой-то ген.
 

9

 
Так понемногу дембель грянул,
Мы вышли на тропу любви.
А Мангышлак стоял стаканом.
Ты просто сразу придави
Его присутствие на карте,
С водой отвратной, вроде справки,
Которую дают тебе,
Мол, ты свободен. КГБ
Тебя сечёт, но без придирок.
Ты волен есть, а также пить,
Но ты не должен говорить,
А то навешают подтирок
И на тебя: твою судьбу,
Сейчас же превратят в рабу.
 

10

 
Мы сели в самолёт и взмыли
Над Мангышлаком. Там, вдали,
И Форт-Шевченко. Отвали,
Марихуана с водкой! Были
Хорошим средством для всех нас
Не впасть в уныние. Погас
И город, и вся служба наша,
Как вылилась вся простокваша
На стол. Летели мы в Москву,
Под водочку с марихуаной.
Всем пассажирам было странно,
Но все молчали. Я живу
По-разному, то видит Бог.
Какой же будет мне итог?
 

11

 
Мы попрощались. Он на Ригу,
Я в Горький. Поклялись писать
Друг другу. Носом шмыгал
Я всю дорогу. В Горьком мать
Обрадовалась мне. Так, сразу,
Покуда есть во мне мой разум,
Отправил всю одежду вон,
Рубашку пожалел. Разгон
Я взял потом. Сейчас покушал.
Уж восемь, тут и началось.
Я лёг в постель, и забралось
Видение. Марихуана в душу
Вошла. Я видел всё вокруг
Таким как я хотел, мой дух.
 

12

 
Так всю неделю продолжалось.
Я лёг в постель, и, поманя,
Исчезло то, что начиналось
Тихонечко – и нет меня.
Я встал, оделся, сел в трамвай.
Поехал в город. Отдавай
Моё безумье. Где же я?
Мне неизвестно. Как друзья?
На улице пустой я вышел
На берег Волги и пошёл.
Кафе. Зашёл туда. Там ореол
В стеклянных стенках. Грянул свыше
И надо мной чудесный шанс,
Нашёл я друга средь волжан.
 

13

 
Я познакомился в кафе
Со Славой Рудаковым. Вместе
Пошли в кино. В моей графе
Среди друзей на первом месте,
Конечно, он. Он был лихим,
Дурашливым, и был любим
По-гроб-девицами и всеми.
Он был причисленным к богеме,
Поскольку был длинноволос.
Художник, не отсюда родом,
Из Липецка, где нет уродам,
Одни красавцы. Даже нос
Его внушал любовь к нему,
К его пытливому уму.
 

14

 
Мороз и солнце. Мы зашли
К одной его прелестной даме.
Меня, по правде, распалил
Сей вид. Я рай покинул при Адаме.
А Слава двинулся в кино,
Чтоб взять билеты. Я, взрывной,
Сказал прелестной даме: «Можно?».
«Конечно, только осторожно».
Она сидела. Стул под ней
И стал постелью для обоих.
Я кончил. Дама, качеств коих
Не перечесть, сказала мне,
Что редкий получила кайф
И назвала меня мой граф.
 

15

 
Я этим днём молочным братом
Стал Славе, другу моему.
Отныне только эта дата
Моя особая. Всему
Я научился в полной мере,
Неверью моему и вере.
Какой-то смысл, что движет нас,
Во мне проснулся тот заквас,
Который всё дурное видит,
Пусть что угодно говорят,
Поёт невидимый набат,
Кого похвалит он, обидит,
Но только знать мне нет резона
Хвалить – или просить пардона.
 

16

 
Вот странность: научил её
Тому, что было неизвестно,
Ей, проходящей сквозь бытьё,
Отныне будет нотабене
И чувств, и страхов, и любви,
И первым будет – удиви,
Тогда-то можешь осторожно
Ты взять своё, будь непохожим
На всех, кто раньше был в плену
Её щедрот непредставимых,
А тот игрец пусть лучше мимо
Пройдёт по-тихому. Одну,
Как не люби, не тронет он,
Прошелестит как махаон.
 

17

 
Теперь всё пылко получилось,
Наверное, хотела так,
Да всё напрасно, всё стремилось
К любви. Таинственный наждак,
Что нас прельщает постоянно,
Является всегда нежданно
И начинает нас пилить,
Желая в койку положить.
Мне было всё равно: я страждал
Любви, случилось всё тогда.
Я не любил её, беда
Случилась с ней, когда я жажду
По женщине познал в момент,
Как засланный к врагу агент.
 

18

 
Любовные мои дела
Позднёхонько со мной случились,
А родина, как кабала,
За мной по свету волочилась.
Положим, в восемнадцать лет,
Всё ново, правильно, билет
Получен, и ты, друг, поехал.
Кто ознакомится без смеха
С служеньем родине в полках,
Где нет оружья, только сила,
Которая тебя набила,
По морде, ну подставь – ба-бах!
На улице, где снег сиял,
Меня мой Божий мир обнял.
 

19

 
Звонила мне. Всё бесполезно.
Я был другою приглашён.
Отказывался я любезно.
Решила так – я пустозвон.
На Новый Год пришёл, и сразу
Увидел то, что нужно глазу.
Она сидела в двух шагах,
И в платьице, и в кружевах.
Я сел поближе. Завязалась
Беседа. Дальше мы пошли,
И я её закабалил.
Она недолго отбивалась
От наступленья моего,
Меж нами выросло родство.
 

20

 
«В горлышках таллинских улиц
Утро выдалось серым».
 
 
Вот так я написал в те дни
О Таллине. Мы с мамой вместе
Отправились туда. Мигни,
И ты увидишь, что на свете
Случайностей и сдвигов нет.
Мы с нею увидали свет.
Путёвки нам дала подружка,
Что папа называл – хвостушка.
В Эстонии, среди снегов,
Бродили мы, и удивляло,
Что всё валялось тут навалом,
У Юлимитских берегов.
Вернулись в Горький. Беден он,
Как будто нищенский загон.
 

21

 
Чем ближе к западу, тем лучше,
Усвоил я, поехав к ней,
Эстонии, а больше куша,
И не было в душе моей.
С эстонками мы водку пили,
Всю ночь на это мы убили.
Под утро только я ушёл.
Глотала мать норсульфазол,
Когда я спать залёг. Ну, бог с ним.
Я Таллин полюбил с тех пор,
От башен погляди – простор,
Какая ширь! Неколебимо
Стоит во мне тот дивный вид,
К которому привёл наш гид.
 

22

 
Вдруг вспомнилось. Я засмеялся.
Восьмой, весёлый, шумный класс.
Нам объявляют: «Кто собрался,
Прошу в автобус. Эй, я вас!»
Приехали мы целым классом,
И Карабаса-Барабаса
Не может испугать игра,
Которая – как Ангара
В анатомическом музее.
Уставились мы на манду,
Зовут Наташку. Я в аду
Не видел Зеленовой злее.
Она сказала: «Дураки!»
Что есть реальность, чуваки.
 

23

 
«Плыву в трамвае допотопном,
желудку мамонта подобном.
В нём виснут ручки на ремнях,
гипнотизируя меня.
Здесь пахнет, кажется, мышами,
которым дуста подмешали.
Туманясь авторской слезой,
ползёт трамвай в палеозой».
 
 
Стихи, как песенка простая,
Тогда я написал в тиши.
Я стал известным краснобаем
В воспоминаньях анаши.
Мне хлопали в ладоши люди
Из зала. Каждодневной нуди
Из радио достало их,
А телевизор городских
Людей лишь заставлял смеяться.
Царил наш Леонид Ильич,
Включил – и д-о-олгий куцый спич
Разбередит в душе паяца,
Что мямлит дорогую речь,
Вас всех пытаясь поразвлечь.
 

24

 
Вся жизнь под КГБ обрыдла,
Куда деваться от неё?
Ты понимаешь, что ты быдло,
Да сколько ж можно, ё-моё!
Куда не двинешься – не надо.
Ты слишком мерин узкозадый,
Ты хочешь целый мир объять,
Так не получиться. Лабать
Ты будешь только по приказу.
Ты не трепись, всё хорошо.
Ты против? Повтори, ты шо,
Отказваешься? Дайте газу
Ему и всей его семье,
Салат сготовим оливье.
 

25

 
Тут Караулова всплыла.
Звонит ко мне: – А можно Сашу? —
Я отвечаю: – Как дела?
– Ты помнишь, Саша, в общем, нашу
Любовь? Тебя на берегу
Я жду. – Я говорю: – Смогу. —
Пришёл, и Люська как свинья.
Громадная! Ну где тут я.
Огромная, и морда – во.
Вся заплыла, и столько жира!
Глаза торчат для облезира,
А вам увидеть каково
Такую массу! Я ушёл.
Не нравится мне произвол.
 

26

 
Весна. Мы с Игорем идём
По берегу Оки. Мы оба
Глядим: на небе голубом
Ни облачка. Вода как бомба,
Холодная. Мы пьём её,
Вода – по чести H₂O.
Прекрасная вода. Мы млеем,
Боюсь, мы скоро заболеем
Водой, взлелеянной природой,
И надо же такому быть.
Хорошая вода. Попить
И расплатиться одой
О прелести. Пьём воду мы,
Как будто мы берём взаймы.
 

27

 
Проходит день. Сижу я дома.
Звонят. Я открываю дверь.
Гляжу и вижу, что знакомы.
Прошу войти, и тут, теперь,
Я вижу Люську, только младше,
И говорит со мной, как с вашим
Отцом, и сообщает мне,
Что Караулова вовне
Всех правил, что она такая
Противная, что муж у ней
Подобен тысяче свиней.
Она садится, помыкая
Им, на спину и в оборот
Взяла его: он пол всё трёт!
 

28

 
Прошли по шпалам. Вот село.
Вот магазинчик. Вот работа.
Мы входим в домик. Как голо.
Начальник здесь. В лице забота.
Он говорит, что надо нам
Решить, без всяких мелких драм,
Кто здесь останется дежурить,
Но только здесь не бедокурить.
Спасеньем тонущих потом
Займёмся мы. Нам всё понятно?
А что касается зарплаты,
То в государстве развитом
Оплата всякого труда
Получит всякий завсегда.
 

29

 
Остался я – и ночь в окне.
Река бежит чуть-чуть пониже
Окна. Стол пригодился мне,
Лежу и сплю, себя мурыжа.
Вот утро. Подниматься лень.
Вставать сейчас же! Новый день.
И Игорь в девять ровно входит.
Поговорили, а в природе
Всё дарит новое тебе.
Иду домой, а май уж близко,
Как будто вложена записка,
Где только смысл в самой божбе,
Мол, Бог всё видит, ты смотри
И лучшее в себе дари.
 

30

 
Вода, ты по ночам блестишь,
Как будто ты нам прислана от Бога.
Быть может, Бог – ты? Ты-то удивишь
Сим пристальным вниманьем педагога.
Вода, среди твоих щедрот,
Которым радуется рот,
Когда ты прячешься, что краше,
И жажда, всё мученье наше,
И правда, что дана в тебе,
И память наша, всё на свете,
Что даже знаем мы и дети,
В твоей, да и моей судьбе,
Всё до конца доступно нам
В короткой жизни, к грамму грамм.
 

31

 
А в космосе вода – вот штука,
А если космос из воды?
Жизнь есть везде. Молчит наука
О качествах простой среды,
В которых жизнь, и космос ближе.
Где ты живёшь, в Москве, Париже,
Где не был прежде никогда.
Гляди, вот штука странная – вода.
Поклонимся мы ей, я знаю,
Что все проделочки её
Для нас. Живёшь, и только бытиё
Я постепенно уломаю,
И будет так, как я хочу.
Жизнь, ты подобна трюкачу.
 

32

 
Пришло нежданно первое число,
Мы майский праздник отмечали вместе.
На улице всё рассвело.
С утра народ. А тяжести привесьте:
Жратва и водка, а гитара – ноль.
Пришёл на праздник слабый пол.
Уселись. Лёня – речь.
Все выпили. Сидели. Свеч
Зажгли, когда спустилась тьма
На домик, служащий нам благом.
Потом вернулись, и салака
Осталась только. Но ума
Не повредило. Взяв гитару,
Концерт устроили на пару.
 

33

 
Наутро встали и пошли
Мы с Лёней в магазин за водкой.
Он зиждился от нас вдали —
Минуток пять, путь не короткий,
Когда всю ночь ты только пил.
Пришли мы в очередь. Дебил
Стоял с лицом, что хуже нету,
Таскайся, жизнь, по белу свету.
Тут Лёня Скульский говорит:
– Мужик, сыграть тебе на дудке?
– А что? – Что хочешь. – Ты на штуке
Вот этой? Парень, ты побит.
– Давай. – Чайковского, балет.
А Лёня: – Почему бы нет?
 

34

 
А дудочка копеек в двадцать,
Пластмассовая, ровно та,
Что детям дать – поиздеваться
Над слухом собственным. Уста
Того смешного дяди с мордой,
Пропитой вдрызг, своей методой
Изрядно позабавил он,
Наш музыкальный чемпион.
Мужик захочет – он пожал-те,
И музыку играет так,
Что слушает любой дурак
Глиэра, Баха, в бога матерь
Ругнулся тот, сказав шельмец,
И рубль дал, бухла ловец.
 

35

 
Мы месяц с Игорем трудились,
Но, правда же, в конце концов
Претензии ко мне нудились
От имени всех молодцов.
Так, ночью, когда я был с девчонкой,
Поцеловав, подняв юбчонку,
Расположился на столе —
Стук в дверь. Я, как на корабле,
Вскочил. Она оделась быстро.
Начальничек вошёл. Глядит.
Не нравится наш общий вид.
Я представляю ему: «Ира».
Он говорит мне, что нельзя.
Я: «Можно». Правду исказя,
 

36

 
Внушил ему, что Ира, правда,
Сестра моя, пришла ко мне.
Сказал он, помолчав: «Ну ладно».
Ушёл. Мы справились вполне.
Прошёл на службе нашей месяц.
Начальничек, наш сердцеведец,
Обоих вывел нас и взял
С собою вместе на причал.
Жмуров мы не видали. Плавать
По речке утром самый кайф,
Подобно пенью дивных арф.
Всё обернулось столь кроваво,
Что расскажу я только вам —
Во избежанье эпиграмм.
 

37

 
Мы вышли на большую Волгу.
Почувствовал: я снова юн.
Начальничек с лицом бульдога
Сказал: «Почистите гальюн».
Ну, сразу мы и отказались.
Расчёт. В дальнейшие детали
Не буду даже я входить,
Но дальше протянулась нить,
Которая с рассказом, право,
Имеет кровное родство.
Вы скажете мне: дальше, браво!
Отвечу вам: вы большинство.
Так продолжаю свой рассказ,
Коль столь интересует вас.
 

38

 
Прошла весна, настало лето,
И Слава мне сказал: «Пора
Поехать нам, чтоб с культпросвета
Помацать капельку добра».
Другой художник ехал с нами.
Мы подсчитали всё глазами,
Сказали цифры. По рукам.
Подобно правильным жукам
Работаем в колхозе. Спирта
Тут очень много. Не для нас.
Тут яблоки, прямой заказ
Оттуда, только вбита
Меж нами горькая черта —
Нельзя, и дальше тра-та-та.
 

Одиннадцатая глава

1

 
Договорились мы с завхозом
По банке получать вина.
Мы пьём. Не тащит. Мы психозом,
Нет, не больны. У банки дна
Достигли. Что же делать дальше?
Где спирт? Позвольте, где же наше?
Отдайте без задержек нам.
Немножечко, по триста грамм.
Пошли на склад. Я влез на крышу.
Спустился прямо на чердак.
Ищу лазейку, снизу: «Дак
Хто вошкается там, не слышу?»
Я понимаю, что хана,
Что карта грозная сдана.
 

2

 
Спустился. Сторож – он с ружьём.
Я говорю: «Проклятый голубь!
Дутыш влетел! Он в голубом».
Тот слушает меня, и соло,
Которое я выдаю,
Враньё прямое ко вранью.
«Ты не печалься. Спать пора.
Иди в гостиницу». Игра
Закончена. Идём и шутим.
Два друга, захвалив меня,
Всё удивляются: вранья
Ну сколько хочешь. Мы накрутим.
А завтра надо рано встать.
Пойдём, поспим, айда в кровать.
 

3

 
Мы жили в сельском гранд-отеле.
По крайней мере туалет
В конце кридора. Баба в теле,
Давала нам сожрать обед.
Мы на втором, конечном жили,
По вечерам мы с Сашей пили
Из трёхлитровой банки сок
Со спиртом. Выпьем, и итог
Мы проводили у tv.
Как только Брежнев пасть откроет,
Мы вскакивали, и заноет
В груди сердешной синевы
Пейзаж противный и глухой.
Все удивляясь, боже мой!
 

4

 
Потешив постояльцев всласть,
Мы уходили восвояси.
Ложились спать, плюя на власть.
Приятно, если в выкрутасе
Есть что-нибудь, пардон, своё,
Сермяжное и ё-моё,
Отвратное, что в полной мере
Показывает, кто ты в вере,
Малец или большой холуй,
Что папу с мамой сдаст задаром.
Мечтает он большим ударом,
Покажет всем: «Ты не балуй!»
А Слава, он уехал в город.
Вина побольше – слаще взору.
 

5

 
Мы поработали, а башли  —
По двести им и сотню мне —
Мы получили. Я, всегдашний,
Художник никакой и не
Сказал им, что неправда ваша.
Нормально. Попрощались с Сашей.
Пришёл домой. Все рады мне.
С отцом, ну, истина в вине,
Я выпил и пошёл гулять
По городу. Иду, глазею,
Вдруг замечаю я плебея,
Который может накропать
В ГБ писульку на меня,
И зырит, сзади семеня.
 

6

 
Да что ж такое! Я вернулся
Из армии. Сказали мне:
Конец. Прошёл шажок – наткнулся
На шпика я. В своей стране.
Ну, ладно, дорогие шпики.
Не буду я срываться в крике,
Таскайтесь, если вам не лень,
Сегодня лучший в жизни день.
Какое солнце! Чудо солнце!
Какое небо надо мной!
Вы поглядите, и гобой
Вам с Божьей выси отзовётся.
И пенье тонкое его
Покажется важней всего.
 

7

 
А Карауловых как смыло
Из жизни пламенной моей,
Она меня затеребила,
Так пусть же будет плохо ей.
Я осенью пришёл учиться:
Одна приятная девица
Вписала в чёткий универ,
В который и хотел. Тех сфер,
Меня особенно не греют
И не было, была она,
О, филология, жена
Моя, моё за ней поспеет,
За праздником твоим-моим,
Я знаю, я тобой любим.
 

8

 
Учёбой начались занятья.
Я сразу понял: вот он я.
На первой лекции понятья
Касались строго бытия.
Курил я на скамейке. День —
Он золотой, и даже тень.
Сияло солнышко, и птички,
Казались мне, что фанатички,
Ведь небо уравняло всех,
От сложного и до простого,
Конечно, высшего, другого.
Быть может, совершаю грех:
Я птичкам сыплю белый хлеб,
И думаю про крепость сцеп.
 

9

 
Зима. Звонит домой мне Игорь:
– Давай же, приходи скорей!
Оделся, вышел, и до стыка
Не представлял, что буду ей
Я увлечён. Увидел, замер:
Богиня! Что же, я не фраер.
С ней рядом девушка стоит.
Идём, подружек раздвоив.
Садимся на пустой трамвай,
Вот к Игорю в квартиру входим,
Пьём с пряниками чудный чай,
Сидим полчасика. Мы бродим.
Вокруг кружится снег впотьмах —
Во весь разгон, во весь размах.
 

10

 
Ну, бог с ним. Я недолго думал
Об этом, не мои дела.
Вдруг что-то, как внезапный тумор:
Идём мы с Игорем (Кремля
Почти не видно, снег и холод).
Я предсказатель, суть – астролог.
Увидел девушку, звезду,
И превратился враз в балду.
Мы с Игорем знакомы с ними.
Идём по парам, говорим.
Я думаю, не изъясним
Той магией и колдовскими
Приёмами, что нас влечёт
И попросту нас вечно гнёт.
 

11

 
Мы в телефонный автомат
Тогда зашли. Поцеловала
Она меня. Я – адресат.
И показалось мне: немало
Она сим поцелуем мне,
Дала. Я, опьянев,
Летел всё дальше за пределы,
Пока не встретил антитело,
Которое сказало мне:
– Ну, всё. Ты своего дождался.
Ты часто так в кого влюблялся,
Чтобы совсем окаменел
От таинства любви слепой?
Тогда ты, братец, лучше спой.
 

12

 
Зашли домой перед обедом
Я и дружок мой, Рудаков.
Тогда не знал я: к новым бедам
Прибавить нужно адресов.
Отец был дома. Слава сразу,
Невидимому повинуясь глазу,
Сказал отцу, что у него
Побаливает: отчего?
Отец, конечно, улыбнулся,
Позвал его. Чрез пять минут
Сказал: «Да ладно, что сболтнут.
Ну, что по правде, видно, вздулся
Тут у тебя, так ты сходи
В больницу. Ты себя блюди».