Текст книги "Дневник Великого поста"

– Батюшка, скажите, кем вы мечтали быть в детстве? Ведь наверняка космонавтом?

– Ну, да. Тогда всем хотелось отправиться в космос. Еще мечтал быть пожарным, и моряком, и военным. Кайлом только не планировал на железной дороге махать, а пришлось. А ты небось фотомоделью хотела стать. Или стюардессой? Почему-то девочкам хочется летать на самолетах. Их манит к себе небо?

– Да не небо их манит, батюшка, их красивая форма манит. Туфли на шпильках и чемоданчик на колесиках.

Нет, я мечтала только об одном: начиная с шестнадцати лет мне каждый день хотелось стать итальянкой. Я обожала всех итальянских певцов и артистов одновременно и мечтала выйти за итальянца. Но только за такого, которого полюблю по-настоящему, а он полюбит меня. Девочки мечтают о любви.

Причем я не просто мечтала, но и принялась изучать итальянский язык. Много читала об этой стране, ее истории, людях. Если хочешь, чтобы твоя мечта осуществилась, то и тебе нужно сделать какое-то усилие. Захотелось стать космонавтом, так для начала сходи хотя бы в планетарий. Когда чего-то очень хочется, судьба сама идет тебе навстречу.

Время шло, я перебралась в Москву и занялась самым тогда популярным бизнесом – торговлей вещами. Закупались в столице, ехали к себе, реализовывали товар и возвращались обратно. Так продолжалось несколько лет. В реальности я, словно челнок мотаясь туда-обратно, таскала на себе тяжелые сумки с вещами, а закрою глаза – и вот я уже в сказочно прекрасной Италии и вокруг начинается музыка: «Скузи, синьорита, перфаворе, куантокоста».

То, что случилось потом, не могло не случиться. Однажды в одной из компаний таких же, как и я, молодых беззаботных «челноков» меня познакомили с итальянцем. Представляете, это все равно как если бы меня вдруг познакомили с инопланетянином. И только я одна могла с ним общаться. К тому времени я уже владела вполне приличным запасом итальянских слов и могла сносно объясняться по-итальянски.

Мы проговорили с ним весь вечер и, конечно, влюбились друг в друга. Во всяком случае, тогда мне так казалось. В нем одном я полюбила целую Италию. Еще через неделю он сделал мне предложение, и я согласилась.

Все, что случилось, случилось быстро и неожиданно. Через месяц я уже была в Италии, и мой жених представлял меня своим родителям. Я, не веря своему счастью, не ходила, а парила над землей моей новой родины. Казалось, ничто не могло помешать моему счастью, как вдруг приходит известие из Тольятти: тяжело заболела моя мама.

Должен сказать, что Марина очень любила свою маму. К тому времени, как нам довелось познакомиться, ее мамы давно уже не было в живых, а она рассказывала о ней, словно все это случилось вот буквально на днях и еще не утихла боль от утраты самого близкого ей человека.

– Вместо свадьбы мне пришлось экстренно возвращаться домой. Мой жених взял с меня клятвенное заверение, что я обязательно вернусь и тогда мы с ним поженимся.

Наверное, тогда он и сам искренне верил в то, что говорил.

Маме стало легче, три месяца спустя я прилетела в Италию и узнала, что мой жених, пока меня здесь не было, вел разгульную жизнь, изменяя мне налево и направо. Хотя брак наш не был официально зарегистрирован, я, посчитав себя обманутой, забрала вещи и ушла из его дома.

– А он пытался как-то реабилитироваться?

– Да, просил, чтобы я не уходила, но после того, что произошло, любое его прикосновение вызывало во мне только отвращение. Простить можно – с отвращением справиться не получилось.

– Ты не знаешь, как сложилась его дальнейшая судьба?

– Он женился, и у него родилась девочка. Год назад он умер, еще совсем молодым.

– Ты решила остаться в Италии?

– Да. Первое время удавалось несколько раз продлевать туристическую визу. Хоть я и не имела разрешения на работу, тем не менее что-то делала, зарабатывая на жизнь случайными заработками. Познакомилась с одной нашей русской девушкой. Мы сняли комнату на двоих, места немного, но ничего, нам хватало.

Моя новая знакомая была девушкой высокой и очень красивой. Потом она вышла замуж за итальянца, а я стала крестной у их ребенка, так на всю жизнь и породнились. В Италии она жила много больше моего, потому у нее уже был свой круг знакомых, в том числе и итальянцев. Она и меня стала брать с собой на разные вечеринки. Однажды во время одной из таких посиделок на природе с вином и танцульками я познакомилась с Антонио.

Он приехал на большом японском мотоцикле, возбужденный после победы своих любимцев на каком-то там очередном этапе мотогонок, и на радостях окатил всех нас шампанским. Только бутылка у него была большая, обычно такие открывают победители гонок, и стоила она несколько тысяч евро.

Тогда он был еще без живота, со спортивной фигурой, носился на мотоцикле, играл в теннис. В конце вечеринки он сам подошел ко мне и заговорил. Мы болтали с ним на разные темы, и вдруг он предложил мне работать у него. Зарплата пускай и небольшая, но стабильная – для меня это была удача.

Через несколько лет я задала ему вопрос: почему он предложил мне, незнакомой ему русской девочке, работу, а потом еще и жилье по льготной цене в одном из его доходных домов? Он сказал, что кто-то из гостей рассказал ему мою историю, и Антонио подумал, что если этой русской не помочь, то она может погибнуть. Тогда он меня просто пожалел.

До сих пор он воспринимает меня, словно я его собственная дочка. Своей семьи у него нет, а заботиться о ком-то хочется. Хотя на работе он не давал мне никаких поблажек, я выкладывалась у него на все сто процентов. Зато потом он предложил мне стать компаньоном и продолжить его бизнес, но я отказалась.

Более того, я ушла от него и теперь занимаюсь своим собственным небольшим делом. Оказалось, что, лишившись экономической зависимости, дружба становится даже еще крепче. А вообще, он мне нравится. Наверное, подспудно я пытаюсь во всех знакомых мне мужчинах разглядеть такого, как Антонио, но не нахожу, потому до сих пор остаюсь одна. Будь бы он моложе, я смогла бы его полюбить.

Раньше можно было продлевать туристическую визу без присутствия самого заявителя. Я отсылала документы друзьям в Россию, те делали мне визу и слали обратно. Однажды мои документы благополучно затерялись. Конечно, жить можно и без открытой визы, но домой уже не поедешь.

Маме стало совсем плохо, она умирала, и я решила все бросить и вернуться домой. Пришла в полицию, а меня не выпускают из страны. Потребовали, чтобы из России приехал кто-нибудь из родственников, кто бы мог здесь подтвердить мою личность. Приехать мог только брат, а он в это время еще только заканчивал службу в армии.

Мама умерла, а я не смогла с ней проститься и побывать на похоронах. Потом приехал брат и подтвердил мою личность. Мне начинают выправлять документы, и в этот момент правительство Италии объявляет амнистию нелегалам. Все, кто как-то закрепился в Италии и зарабатывал себе на жизнь, могли заявить о себе властям и, заплатив подоходный налог за все уже нелегально заработанное, получали право на оформление рабочей визы.

Антонио подтвердил, что я работаю у него в фирме, и заплатил за меня налоги. Так я легализовалась в Италии. Эта амнистия и делается ради получения дополнительных денег в бюджет, но конкретных сроков ее принятия не существует. Потому здесь как повезет – кто-то может ждать и пять лет, и восемь, мне повезло больше – нелегально я прожила в Италии всего два года.

Однажды приснилась мама. Во сне она была очень красива и величественна – настоящая королева! Жестом подозвала меня к себе и сказала:

«Дочка, нужно съездить домой и встретиться с отцом».

«Мама, брат пишет, отец приватизировал квартиру. Сам живет на даче, а в квартиру пустил квартирантов. Брат пришел из армии и все это время обитает где придется».

«Поезжай. Привези ему в подарок хорошую рубашку. Прояви к отцу любовь и будь смиренной».

Я так и сделала. Сказать по правде, мне было жалко брата. Я устроилась в Италии, и квартирный вопрос передо мной не стоял, а брат еще только начинал взрослую жизнь.

Приехала. Отец (на самом деле он мне отчим) принял меня неприветливо, а я словно и не замечаю: «Папочка, дорогой, я привезла тебе подарок! Ты у нас самый хороший и самый добрый. Приехала помочь брату – нужно как-то помочь ему устроиться. Сейчас хочу снять ему комнатку в общежитии, потом будет видно». Он заводит разговор о квартире, которую приватизировал, а я ухожу от этой темы: «Папа, ты наш отец, как скажешь, так и будет; главное, чтобы между нами троими были мир и любовь». Отец вдруг заплакал, обнял меня и говорит: «Прости, дочка, это все соседи. Мол, теперь после смерти матери дети тебя, старика, облапошат и по миру пустят. Завтра же едем к нотариусу и переписываем квартиру на тебя».

Даже нотариус и тот начал его переубеждать: «Что вы делаете?! Зачем переписываете квартиру на дочку? Обманут и бросят!» Отец гордо так встал и говорит: «Мои дети меня не бросят! Они замечательные. Потому что они меня любят, а я люблю их».

После маминой кончины я как-то само собой стала чаще бывать в церкви. Особенно когда приезжала домой в Россию. Постепенно пришла мысль о покаянии. Я физически ощущала в этом потребность. Словно я долго-долго ехала в переполненной душной электричке без кондиционера и, вернувшись домой, мечтаю только об одном: поскорее встать под прохладный освежающий душ. Так и душа потребовала чистоты.

Знакомые посоветовали съездить в один из женских монастырей. Когда-то до революции в этом монастыре подвизался один известный епископ. Выйдя на покой, много лет он здесь молился и работал своими руками. Еще владыка вел огромную переписку. Люди со всей страны обращались к нему по духовным вопросам, он им отвечал. Сейчас он прославлен в чине святителей, а его переписка переиздавалась уже несколько раз.

Недалеко от монастыря в скиту живет старенький батюшка, иеромонах. В скиту его келья, а служит он в монастыре, там же принимает исповедь. Мне сказали, человек он духовный, только не с каждым соглашается разговаривать.

Я бросила все свои дела и помчалась в тот монастырь. Как добралась, сейчас сама удивляюсь. Ехала наудачу, сперва поездом, потом ловила попутки, а под конец пути, когда уже началось смеркаться, пошла пешком. Двадцать километров в сторону от проезжей дороги, попутчиков не нашлось. Шла и молилась: помоги, Еосподи! Только бы дойти.

Добралась-таки. И не только добралась. За все эти годы монастырь стал вторым моим домом. А как я упрашивала старца, чтобы тот меня принял! Думала, что все, не станет разговаривать со мной святой человек, а он, оказывается, меня испытывал. Сейчас созваниваемся с ним по всем духовным вопросам. – И она показала мне фотографию своего духовника. – Посмотрите, батюшка, у него глаза радостные. Они у него всегда такие.

Однажды спросила его: «Может, мне вернуться в Россию и жить здесь, в монастыре?»

Он ответил: «Кроме тебя, там, где ты живешь, есть еще русские люди?»

Я сказала: «Да. Не так много русских, сколько выходцев из Молдавии и Украины. В основном это женщины. Чем занимаются? По-разному – кому-то повезло выйти за итальянца, кто-то работает, чаще всего нелегально, ухаживая за стариками. Кто-то, получив рабочую визу, занимается торговлей или, зная язык, сопровождает туристов, есть и проститутки. Кто как пристроился. Итальянцы люди неплохие, но, бывает, и обижают, особенно нелегалов. Православного храма нет, только католические».

«Тогда послушай меня. Вернуться сюда в монастырь ты всегда успеешь, прояви любовь к тем, кто сейчас там живет рядом с тобой. По себе знаешь, на чужбине о вере задумываются даже те, кому раньше Бог был совсем неинтересен. Марина, собирай православную общину».

Слушая Марину, я представил, каково это – создавать приход из людей, волей обстоятельств оторванных от родной земли. Живущих где-то там, на чужбине, даже если эта чужбина – солнечная счастливая Италия. Я делал это здесь, в России, но дома и стены помогают, и люди у нас совсем другие.

Марина рассказывала, как она отыскивала соотечественников, живущих в городе со сказочным для нашего уха названием, и предлагала всем вместе создавать православную церковь. Те с радостью отзывались на ее предложение, но, будучи людьми небогатыми, кроме как молитвой, помочь ничем не могли.

Тогда Марина и обратилась к своему другу Антонио: «Антон, нам нужна помощь!»

За десять лет до описываемых событий Антон в одном из районов города возвел большой деловой центр. Офис этого центра до сих пор оставался свободным. Дело в том, что конкуренты все десять лет не переставая продолжали судиться с Антонио, подвергая сомнению право на участок земли, отведенный под строительство центра.

Антон сказал: «Я бы мог пускать вас молиться в помещение офиса, но уже через два месяца состоится последнее заседание суда, который объявит заключительное решение по судьбе самого центра. Боюсь, оно будет не в мою пользу».

«Антонио! – с присущей ей горячностью воскликнула Марина. – Давай так. Я попрошу всех наших верующих молиться о предстоящем судебном разбирательстве. Если суд решит в твою пользу, ты передаешь нам помещение офиса под православную церковь».

– Он согласился. Может, просто чтобы я от него отстала. Не знаю, он не надеялся на победу. И напрасно, потому что мы победили!

Не успели мы вдоволь нарадоваться, как откуда ни возьмись появились протестанты и предложили Антонио за наш офис тройную стоимость аренды с правом дальнейшего выкупа. Вот тут он и задумался. А я ему: «Антонио! Это искушение! Тебе искушение. Посмотри, вот, в день, когда суд вынес решение в нашу пользу, владыка подписал указ о создании православной общины города! Впрочем, тебе решать. Через два дня, пожалуйста, дай нам ответ».

Через два дня Антонио нашел меня и вручил ключи от офиса.

Теперь нам предстояло офис в деловом центре переоборудовать в православный храм. Пускай очень скромный, без иконостаса, но с иконами, престолом и жертвенником. За всем приходилось летать в Россию. Однажды наши верующие собрали денег шестьдесят тысяч рублей и отправили меня за утварью.

В России, покончив с собственными делами, я сперва решила заехать к себе в монастырь, а уже непосредственно перед отъездом – закупиться и лететь в Италию.

Примчавшись в монастырь к моим дорогим матушкам, мне так сильно захотелось сделать им что-нибудь хорошее, что я тут же, побросав вещи, отправилась в ближайший магазин за мороженым. Мороженое принесла и обнаружила, что пропали все мои шестьдесят тысяч, что были приготовлены для закупки необходимой утвари для нашего итальянского храма.

Деньги лежали у меня в сумочке, и, расплачиваясь за мороженое, я их, видимо, обронила. Помчалась назад в магазин. Нет, никто ничего не находил. Это был удар. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, я зашла в храм, подошла к иконе Божией Матери «Черниговская», встала на колени и только здесь дала волю чувствам.

Тут же ко мне подлетела одна из монахинь:

«Марина, что случилось?»

«Я потеряла церковные деньги. Шестьдесят тысяч».

Матушка незаметно ушла, оставив меня одну. А я молюсь и чувствую, внутри появляется уверенность, что все образуется самым наилучшим образом. Подошло время ужинать, и я отправилась в трапезную. Сперва мы поужинали, а после молитвы, перед тем как отправиться в келью, ко мне подошла та матушка, что дежурила в храме и видела меня, как я молилась перед «Черниговской». Она с сияющим от радости лицом подает мне пакет. Я открываю – там шестьдесят тысяч.

«Матушки между собой собрали. На святое дело не жалко».

«Я не могу так! Я обязательно отдам!»

«Не нужно ничего отдавать. Подари людям радость».

Получилось купить все, что я и планировала. Наши на самом деле радовались, когда я рассказывала им о своих приключениях и о том, как меня выручили матушки-монахини. Через год, в свой следующий приезд домой, я вернула им долг, хотя никто с меня ничего не требовал. Наверное, это гордыня…

Марина возила нас с матушкой показывать свой храм. Непривычно вместо иконостаса сразу видеть открытый престол. Понятно, что построить иконостас, даже самый простой, им пока не под силу, но это и не главное. Главное, что есть престол, что раз в месяц к ним в церковь приезжает православный батюшка служить литургию. Раньше, чтобы причаститься, нужно было отправляться в Рим, а это три часа автобусом в одну сторону. Одно время в храме был свой священник, Антонио взялся платить ему зарплату. Но потом он по семейным обстоятельствам должен был уехать.

Марина показывала церковные облачения, книги, утварь. Показывала и радовалась, что теперь у них есть своя церковь.

– У нас все, как и в других храмах. Есть даже своя бесноватая. Одна женщина все молилась о своем муже. Загулял он у нее и выпивать начал. Его вымолила, а сама заболела. Врачи пытались помочь, но не смогли. Тогда – а дело было перед самой Пасхой – мы попросили батюшку, который приехал к нам служить литургию, помолиться над несчастной. Священник согласился. Батюшку привезли к ней домой, и он стал читать над ней молитвы. Та как заорет: «Ты кто такой?!» Соседи-итальянцы испугались и тут же вызвали полицию и скорую помощь. Медики приехали, пытаются сделать ей укол – ничего не получается. Мышцы напряжены так, что лекарственный раствор только стекает по коже, а внутрь не попадает. Потом нащупали-таки подходящее место, помягче, ввели успокоительное, еще какое-то лекарство – бесполезно. Она орет и орет. Итальянские врачи, не зная, что с нею делать, передали нарушительницу покоя полицейским. Те на ночь увезли ее к себе в участок, а утром, когда женщина успокоилась, отпустили.

А однажды во время службы неожиданно загорелись покровцы. Сами по себе. Иконостаса нет, и все видели, как вдруг на них появилось пламя.

Постоянного священника у общины нет, а нужно, чтобы кто-то мог рассказать о празднике, объяснить Евангелие, разрешить недоуменный вопрос. Все заняты, у всех дела, у всех проблемы. Я и чтец, и на клиросе пою.

А еще, раз у нас существует полноценный приход, значит, должна быть и воскресная школа. Кто будет преподавать Закон Божий? Кроме меня, некому. Чувствую, не хватает знаний. Поговорила с моим батюшкой-духовником. Тот благословил поступать учиться.

Сдаю экзамены только благодаря его молитвам, но учусь. Сама удивляюсь, как это у меня получается. Сейчас уже работаю над дипломом. Тема у меня замечательная. Знаете какая? О любви. О любви Бога к человеку и наоборот, человека к Богу, в духовном наследии святителя, да, того самого, что подвизался когда-то в нашем монастыре. Всякий раз, приезжая в обитель, я подходила к его мощам и молилась, чтобы он научил меня, что значит любить Бога и любить ближнего. И вдруг мне предлагают такую тему дипломной работы – разве это не чудо, а?..

Незадолго до нашего с матушкой отъезда назад в Россию Марина вдруг вспомнила:

– Однажды вы спросили меня об Антонио. Помните, как бы он хотел, чтобы его похоронили? Я тоже, чем старше становлюсь, все больше задумываюсь на эту тему. Человек я одинокий, положиться здесь, в Италии, по большому счету, могу только на Антонио, но и он уже стар и из жизни уйдет раньше меня. Что-то за эти годы я смогла отложить, и в России есть недвижимое имущество. Завещание я уже составила. Вещи распределить легко, и деньги найдут своих адресатов. Одна только мысль и мучает: где, в какой земле меня похоронят? Кто придет помолиться ко мне на могилу?

Будучи в монастыре, попыталась задать вопрос своему духовнику: «Батюшка, где…» Он посмотрел на меня своими сияющими глазами и, не давая договорить, прервал: «Не беспокойся, время помирать придет – здесь умрешь. И ляжешь в свою родную землю…» Помолчал (он вообще человек такой, особо не разговорчивый) и добавил: «В России лежать будешь в награду за твое апостольство».

На прошлой неделе меня пригласили в храм соседнего с нами города. Попросили принять участие в отпевании новопреставленной женщины, пятидесяти трех лет от роду. Я знал ее. Человеком она была неравнодушным и очень деятельным. Главной ее заботой были старики-инвалиды и дети.

Войдя в храм, увидел тех, кто пришел с ней проститься. Многих из числа тех, кого она окормляла. Напомнило, как в Деяниях апостольских по смерти Тавифы пришли к апостолу Петру вдовицы и показывали ему рубашки, которые та им пошила. Вдовицы, старики-инвалиды, те же рубашки…

Эта женщина, ее звали Татьяна, «выбила» у городской администрации помещение для магазина секонд-хенда. Цены на вещи в нем были скорее условные – просто показать, что здесь расположен именно магазин. А так вполне еще приличная одежда свозилась в это место из всех ближайших храмов и раздавалась неимущим. Можно было прийти и взять все, что тебе нужно. Несколько раз в год на большие праздники ей удавалось мобилизовать местных предпринимателей. Те закупали продукты, формировали пищевые наборы и развозили по домам неимущих.

Затем она обратила внимание на детей и решила создать в городе подростковый военно-спортивный клуб. Вышла на организацию ветеранов спецподразделения «Альфа», свела их с местными казаками. Давайте, мужики, думайте, как будем создавать клуб. Договорилась с колледжем, где готовят преподавателей физкультуры, сейчас они проводят с детьми спортивные тренировки. Пошили детям одинаковую форму, и они с песнями маршируют по улицам города. Очищают город от мусора и следят за чистотой вокруг своих домов и на детских площадках. Городская управа выделяет деньги, на которые нанимают транспорт и возят детей в экскурсии.

В приходе Татьяна значилась помощником настоятеля храма по социальной работе. В храме, в котором она никогда не была, а если и видела, так только на картинках. Неходячий инвалид первой группы, на всю жизнь прикованная к инвалидной коляске. Последние годы ее мышцы ослабели настолько, что любое неосторожное прикосновение к телу причиняло ей боль. А она не переставала радоваться. Много и постоянно молилась. Не знаю, может, потому, что Татьяна, наподобие блаженной Матроны, была инвалидом с детства и не имела присущих нам грехов, Господь и избрал ее в провидицы. Она не пророчествовала о будущем, зато к ней запросто являлись души усопших и просили передать живым какую-нибудь просьбу или о чем-то предупредить.

Помню, она дозвонилась на предприятие, где работал незнакомый ей человек, я знаю его лично. Дозвонилась и оставила номер телефона, чтобы тот с ней связался. Потом этот человек мне рассказывал:

– Тетка у меня померла. Своих детей у нее никогда не было, и пришлось нам с братом ее хоронить и организовывать поминки. Все чин по чину, отпели мы ее в церкви, на кладбище проводили и отправились в ресторан помянуть старушку. Ну и помянули. Хорошо помянули, даже танцы под гармошку устроили.

Короче, звонит мне Татьяна и говорит:

– Тетка ваша ко мне приходила, – и называет ее по имени, – просила передать: «Все родные собрались и смотрели на тебя с братом, как напились вы у меня на поминках и не пойми чего вытворяли. Эх вы! Разве кто водкой покойников поминает? Мне за вас было очень стыдно».

Подробно о том, как к ней являлись души усопших, она не рассказывала, но удивлялась, если их не видели другие. Причем все, кто приходил к ней, являлись не во снах, когда она спала, а днем наяву. Почему-то для усопших главной заботой становятся семьи своих пока еще живущих на земле потомков, и очень они переживают, если кто-то из супругов вдруг начинает блудить. Одному из родственников Татьяна передавала требование его матери. Он уехал на работу в Москву, а его жена в это время загуляла. «Сынок, не думай о деньгах. Бросай все и возвращайся домой. Семья распадается». Тот к предупреждению не прислушался, а жена, закрутив роман с другим мужчиной, ушла из семьи.

Иногда те, кому Татьяна передавала послания, начинали с ней спорить или что-то доказывать. В ответ она говорила всегда одну и ту же фразу:

– Я только «окно». Передала тебе то, о чем меня просили, а какие ты сделаешь выводы и как поступишь, дело твое.

Молилась она непрестанно. К ней многие приходили советоваться. Вопрос о том же магазине с одеждой для нуждающихся поднимался давно. Ходили в администрацию, просили выделить помещение. Чиновники обещать обещали, но реально никто ничего не делал. Тогда обратились к Татьяне.

– Не тех просите. Сперва просите Бога, потом идите к людям. Без Христа у вас ничего не получится.

Если глава города кого-то не слушал или ходокам по церковным делам отказывали в приеме, она могла позвонить в приемную и сказать:

– Передайте ему: я жду его у себя. Пусть придет.

У нее дома последовательно побывали все главы городской администрации, и все с ней о чем-то беседовали.

Вскоре после того, как меня назначили настоятелем в село Иваново, в храме появился ее родной брат. Он представился и вручил конверт:

– Здесь моя десятина. Сестра велела. Теперь буду вам помогать.

Стоило ему потом начать в чем-нибудь отлынивать, сестра тут как тут и начинает звонить:

– Тебя же Зина, староста, просила ей помочь траву вокруг храма покосить. Обещал? Обещал. Тогда почему не идешь?!

Понятно, что Зина никогда ей не звонила, но в сердцах могла и пожаловаться, просто, в воздух:

– Как же так?! Ведь обещал, а не приходит!

После похорон, в воскресенье по окончании службы он подошел ко мне. Мужику под шестьдесят, в глазах слезы:

– Ушла. Кто теперь станет меня уму-разуму учить?

В те же дни отпевали одну женщину. Впервые я увидел ее года три назад. Можете представить: мотороллер с прикрепленной к нему сзади тележкой, а на тележке во весь ее размер – кресло. Настоящее, большое, с подлокотниками. В кресле женщина сидит важная, точно царица. Я как раз шел по дороге из храма, а мотороллер остановился у входа в наш деревенский магазин. Хозяин отправился за покупками, а женщина оставалась сидеть в кресле. Я, проходя мимо нее, поздоровался, а она, не реагируя, молча проводила меня взглядом. Тогда я понял, что она больная.

Пять лет таким образом он вывозил свою парализованную жену на дачу. В машину ее усадить не получалось, потому и придумал всю эту конструкцию с мотороллером и креслом. Всякий раз, отправляясь на дачу, тащил ее на себе по лестнице, усаживал в кресло, закреплял жену ремнем безопасности и заводил свою драндулетку. Для человека стороннего эта процессия казалась забавной. Завидев «царицу на троне», одни начинали, смеясь, показывать пальцем, другие записывали на камеру мобильника. Но он не боялся казаться смешным и продолжал возить ее на природу.

Нужно сказать, что дорога, по которой он вывозил парализованную на дачу, непростая. Гаишники шалят на ней регулярно. А он им за пять лет так ни разу и не попался. В церкви, пока она была жива, я его никогда не видел. Теперь заходит. Вернее, подъедет на своем «паджеро», свечку за упокой поставит, неумело перекрестится и уходит.

Казалось бы, все честно, отмучился мужик, теперь можно и забыть про смешную конструкцию мотороллера с креслом, а он тоскует…

Не ошибусь, если скажу, что сейчас во всех храмах народ готовится к Пасхе. Кругом все все чистят и намывают. Мы тоже готовимся. Сегодня во время уборки прямо рядом с храмом умер один из наших прихожан. Восемь лет назад с ним случился инсульт. Парализовало. Как только поднялся, начал приходить в храм. Сегодня старался работать, как все. Хватался за любое дело. Зина, наша староста, ему говорит:

– Игорь, ты бы отдохнул, хватит с тебя, поезжай домой.

Он не уходит. Тогда ему поручили самую легкую работу, а он все к нам да к нам, не хочет один оставаться. Видим, неожиданно захрипел, упал и умер. Пятьдесят девять лет. Накануне соборовался, в субботу исповедался, вчера, на Вход Господень в Иерусалим, причастился. Стоял на службе с веточками в руках и радовался. Никто, кроме близких, не знал, что из каждой пенсии он в храм отдавал десятину. И даже больше, чем десятину. Привезли жену – в свое время Игорь и ее привел за собой в храм. Сказала:

– Он Пасху ждал. Пост держал как никогда. Сегодня утром я ему говорю: «Ты все в храм да в храм. Побыл бы дома». А он мне: «Не понимаешь. Может, я в последний раз иду».

Почему я эту историю поставил в своем дневнике на Вербное воскресенье, за сутки до его смерти?

Все это случится с ним завтра, а сегодня он стоит на службе прямо передо мной. А когда я начинаю кропить народ святой водой, улыбается и вместе со всеми протягивает мне свои вербочки.

Татьяне в благодарность за все ее добрые дела вскоре после кончины было присвоено звание почетного гражданина города.