Текст книги "Дневник Великого поста"

Всему свое время

Матушка идет по поселку и видит пьяного, лежащего на земле рядом с дорогой. Человек пожилой, одет чисто. Матушка решает ему помочь. Наклоняется к лежащему и чувствует сильный запах перегара. Но это ее не останавливает, она полна решимости поставить лежащего на ноги.

– Мужчина, вставайте, давайте я вам помогу.

Сперва пьяный никак не реагирует, потом поднимает палец вверх и произносит:

– Погоди, еще не время.

О мыслях в очередях

Архимандрит Софроний (Сахаров) говорит: «Всякое сердце человеческое создано Богом в тайне от других». На свете так много сердец, и каждое – неповторимая личность. Грешим, правда, все одинаково, точно под копирку. Никакого эксклюзива.

Впервые за полтора десятка лет имел отпуск целых восемнадцать дней. В это время много ездил на машине, летал самолетом. Вокруг постоянно люди.

Огромный аэропорт. Объявляют посадку на несколько рейсов. Самолеты взлетают почти одновременно. В очередях на посадку выстраивается множество людей. Характерные европейские лица. Русской речи совсем не слышно.

Ловлю себя на том, что в ожидании своей реальной очереди здесь, в аэропорту, мысленно представляю, как души усопших покидают тела и присоединяются к такой вот интернациональной очереди, только там, на Небесах.

Души следуют одна за другой, а их сортируют: вам туда, а вам – сюда. Вдруг появляется душа праведника, какой-нибудь бабушки, в земной жизни совсем неприметной. Ангелы перед ней в полупоклоне – да, пожалуйста, для вас «проход бизнес-классом», а вам, простите, придется подождать.

Не знаю, как там на самом деле обстоят дела с очередями, только наше бытие, а следовательно, и значимость, на самом деле определяется близостью к Творцу. Один только Бог есть Сущий. И подлинное бытие только в Нем одном. Человек, оторвавшись от Бога, пребывает в небытии. Как в той притче:

«Над могилой усопшего богоборца поставили памятник. Написали имя, даты указали рождения и смерти, все чин по чину, а внизу приписка: „Жизнь прожил, а так и не родился“».

Соединение с Богом делает жизнь осмысленной и оправданной. Само стремление к Нему есть признак выздоровления души и возвращения в подлинную реальность.

Потому мой вам совет: летайте в вечность бизнес-классом.

Парадокс

Сегодня редко кто соглашается венчаться. Говорят, слишком ответственно. Мол, венчаясь, мы же обещаем быть друг другу верными, Богу обещаем. Это же, если чего не так пойдет, перед Богом отвечать придется. Зато все поголовно идут крестить детей, и никто никого не боится.

Венчая, молимся о даровании детей, о создании хорошей семьи, как малой церкви, и нигде никаких клятв о взаимной верности друг другу. Видимо, само намерение вступить в брак уже подразумевало супружескую верность, иначе зачем?

Католики, те да. Дают такое обещание перед алтарем. Присутствовал неоднократно при венчании в костеле и сам слышал.

А вот при крещении как раз-то такое обещание дается. Быть верным Христу и отвратиться от сатаны.

И вот интересно – венчаться боимся, хотя ничего не обещаем, а крестимся, обещаем и с чистой совестью забываем о своих обещаниях.

Конфликт поколений

Звонок батюшке. На том конце молоденькая девочка, ей нужно покрестить младенчика.

– Я хочу крестить ребенка.

– Прекрасно. Приходите такого-то и туда-то на предварительную беседу.

– Я не могу прийти. Я ведь мама, и у меня нет времени. Нельзя ли все сделать одним днем?

– Нет, к сожалению, так не получится.

– Ну ладно, а вы не будете задавать мне глупых вопросов?

– ???

– Однажды я уже ходила на такую беседу. Так батюшка меня замучил: «Зачем вы хотите крестить вашего ребенка?» Зачем я хочу его крестить! Да откуда я знаю?! Потом все приставал, в какого Бога вы веруете? Да откуда я знаю, в какого Бога я верую? Вот чего он пристал, а? А потом вообще про бесов стал рассказывать. Короче, я вспылила и сказала ему: «Мне эту лабуду слушать неинтересно». И ушла.

И вообще, че у вас там творится? Вот моя тетка взяла меня, когда я еще только родилась, пошла, покрестила. Никаких тебе бесед. Че вы там сегодня, блин, напридумывали?

– Сколько вам лет?

– Восемнадцать.

– За восемнадцать лет много воды утекло. Сейчас мы обязательно предварительно проводим такие вот беседы.

– Значит, никак? А вы глупые вопросы задавать не будете?

Старость

Нина, наша староста, рассказывает:

Приходит в храм знакомая старушка. Год ее не было. Приехала на лето.

– Вот, Нина, это моя лепта на храм. – И протягивает купюру в пять тысяч рублей. – Куда положить?

Староста показывает ей на кружку. Вот сюда. Та положила и ушла довольная.

Сегодня утром приходит, плачет. Пять тысяч потеряла.

Нина ей:

– Ничего ты не потеряла. Здесь твои деньги, в кружке лежат. Ты же сама вчера их на храм пожертвовала.

Бабушка слушает. Успокоилась. Вздыхает:

– А на что же я теперь жить буду? Денег-то у меня больше нет.

– Тогда давай назад твои деньги доставать.

– Давай.

Достали. Забрала и ушла довольная.

Не поверил

Сегодня с утра работал в храме, потом отправился в поселок. Подъезжаю на велосипеде к нашей часовне. Двое рабочих, они меня не знают, в это время красят вокруг нее металлическую ограду. Я походил, поглядел. С рабочими пообщался. Замечаю, один из них наш, с крестом на шее. Смотрит на меня недоверчиво. Потом, тысячу раз сомневаясь, все-таки уточняет:

– Ты уж не батюшка ли?

– А что, не похож? Вот и борода вроде, и худобой не обижен…

– Нет, все равно не похож. Батюшки, они другие. Вот я в Курскую область ездил. Гостили у родственников жены. Вот там батюшка да, настоящий. Два метра пять сантиметров ростом и в плечах косая сажень. И в соседней деревне тоже почти такой же. Правда, ростом на семь сантиметров пониже, зато кулаки – во какие! С голову.

Я сразу визуально представил двух своих собратьев из Курской губернии. Да, им легче, им и проповедовать не надо. На амвон вышел, руку вверх поднял, и достаточно. На таких посмотришь, и без слов понятно – велик Бог христианский.

– Аты нет, не верю. Таких шибздиков батюшками не ставят. Это ж позор один.

Я уж молчу, не спорю. Хорошо, он, кроме меня, других наших отцов не видал. Есть же и еще меньше. Совсем человек в вере разочаруется.

С надеждой на будущее

Часто общаюсь с молодыми родителями. И всякий раз поражаюсь ограниченности их познаний. Вынужден был полностью исключить из обихода фразу, начинающуюся со слов: «Кстати, а вы читали…» Некоторые в ответ даже начинают смеяться. Недавно в аудитории человек из двадцати пяти не нашлось ни одного родителя, кто бы знал про икону преп. Андрея Рублева «Троица», понятно, что и о самом художнике никто из них ничего не слышал.

В прошлую пятницу неосторожно произнес имя героя войны Александра Матросова. Кто это такой, не знал никто, кроме единственной женщины одних со мной лет.

Возвращаюсь после беседы и думаю: ну не может быть, чтобы никто из молодых не знал этого имени. Александр Матросов, для нас он был таким же героем, как Гагарин. И встречаю знакомого молодого человека, приехал на выходные из Москвы навестить родителей.

Поздоровались, и я его спросил, говорит ли ему что-нибудь это имя, Александр Матросов. Парень задумался и отрицательно покачал головой: нет, не знаю. Я уже ухожу, а он вдруг оживляется и кричит:

– Знаю! Знаю! У меня знакомая в Солнцево живет. Как раз на улице Александра Матросова. Так она постоянно жалуется, что у них на улице вечная темень и жуткая нехватка парковочных мест.

Смысл

Месяц назад заезжал к своему хорошему знакомому. Он предприниматель, грузин. Все эти годы помогал нам понемногу строить храм. Сначала-то был равнодушен. До тех пор, пока единственная дочечка не попала под автомобиль. Машина ударила ребенка, та отлетела с дороги на газон, перевернулась через голову и встала совершенно невредимой. С тех пор мой знакомый считал своим долгом благодарить Бога за чудесное спасение дочери. Сейчас она уже выросла и учится где-то в Англии.

Сегодня мы особо ни в чем не нуждаемся, но раз в год я обязан приехать к моему товарищу и привезти прошение об оказании нам помощи. Иначе обидится. Сидим, разговариваем, пьем кофе.

В этот раз приехал и узнал, что у него в деревне на родине, в Грузии, сильный ветер в одно мгновение сгубил весь урожай.

– Ветер обрушился так внезапно. Все, что на деревьях росло, что на поле, все унесло. Поверишь, ни одной кукурузины не осталось стоять. Урожай ожидался хороший. Кто-то его продал еще на корню, детей на будущий год планировали учить. У меня там отец, дядя, тетя. Старики уже. Люди выходили из домов, видели такую беду и молча ложились на землю. Не плакали, не кричали, а просто лежали.

Сегодня снова встретились мы со своим товарищем-грузином. Утром я шел в храм, он меня увидел и вышел из машины. В глазах тоска. Вот все в этих глазах написано.

– Домой к отцу ездил. Совсем плохо, умирают старики. Я говорю: не надо так переживать! Я вам денег привез, дорогие мои. Не надо так. А они: «Что деньги? Урожай пропал, хлеб пропал. Страшно, когда буквально в минуту погибает целый год твоих ежедневных трудов, твоей надежды, твоей любви. Силы уходят, и с ними смысл жизни уходит. Сынок, ты думаешь, этот смысл в деньгах?»

Теория относительности

Вчера крестил малышей. И услышал, как какая-то из мам, указывая в мою сторону, сказала:

– А это – дедушка.

На что я немедленно возразил:

– Нет, не дедушка, а батюшка! Дедушек много, а батюшек единицы.

И почему-то меня это задело. Какой я им дедушка? Я еще очень даже и в силах. Борода седая? Так это еще не факт.

Сегодня в два часа ночи звонок:

– Саша, это ты?

– Да.

– Помоги, пожалуйста. Ромка разбушевался. Голову отцу разбил, а нас всех выгнал на улицу. Вязать надо Ромку, иначе нам до утра не протянуть.

Я встаю одеваться. Представил себе этих стариков, выгнанных на улицу пьяным сыном, и не мог уже оставаться в постели.

– А куда идти? Где вы живете?

Стали выяснять, оказалось, что люди, живущие в другом городе, по ошибке набрав неправильный номер, попали ко мне. А «Саш» у нас пруд пруди. С балкона плюнь, не промахнешься.

– Я вам очень сочувствую, но вы ошиблись. Набирая, нажали не на ту кнопку. Простите, но я ничем не могу вам помочь.

Помолился об этих людях и о пьяном Ромке. Укладываясь в постель, вспомнил женский голос и подумал, что люди, которых я пожалел и счел стариками, скорее всего, ровесники мне, не старше. А я их тоже в старики записал.

Пригодился

В детстве, помню, отец пару раз привозил меня к себе на родину, в село Кривое Озеро, что на границе Одесской и Николаевской областей, и оставлял у родных на все лето. Он хотел, чтобы я прикоснулся к его детству и прочувствовал красоту взрастившей его земли.

Я был спокойным ребенком, не шкодливым, хлопот не доставлял, но и радости Володе с Сеней (Сеня – это моя двоюродная сестра, лет на двадцать – двадцать пять меня старше) со мной особенной не было. Крестьяне, для них лето – пора особая. Да и кормежка, все-таки лишний рот. Хотя наверняка отец оставлял им денег. Но все равно, и готовка, и стирка.

Их младший сынок, и мой младший племяш, так правду-матку в глаза и резал:

– Сашко до нас исты приихав.

Правда, и я старался, помогал как мог: и за коровой ходил, и кукурузу полол. Плохо ощущать себя лишним ртом. Хотя все равно больше пропадал на речке и книжки читал.

Сейчас ни Володи, ни Сени, никого уже нет. А я их помню и, став священником, поминаю на каждой литургии.

Получается, смиренно возясь со мною, и не только со мною, они учили нас любить. И еще, чтобы многие годы спустя, вспоминая их улыбки, добрые шутки, их ласковые, натруженные руки, воздавать им хотя бы благодарной памятью.

До свиданья три раза

Сегодня рано утром, в пять часов, у меня, мирно спящего, вдруг все внутри взорвалось задорной казачьей песней:

 
До свиданья, до свиданья, до свиданья три раза,
А еще раз до свиданья, ваши карие глаза!
 

И так все это громко, залихватски, с выходом вприсядку. Только почему-то от этой развеселой песни все внутри у меня заболело и почему-то даже заплакало.

Проснулся. На часах пять. Окошко открыто, а рядом птичка незнакомая сидит и крякает, словно перед ней особая нотная партия: «кря-кря-кря», пауза и снова трижды «кря». И мелодично у нее это выходит, может, отсюда и получается про «три раза»?

Пока размышлял, проснулся окончательно, лежал и про себя молился.

Тут еще матушка рассказывала: у них в этом году в отпуске в заросшем пруду под окошком лягушки распевали свои брачные песни. Всем ничего, а у зятя никак не получалось заснуть. Я подумал, если бы под моим окном пели лягушки, так мне вполне могло бы присниться что-нибудь и из классики.

Потом весь день служил, поминал, крестил.

Возвращаюсь домой – звонок. Влад, товарищ мой дорогой, умер сегодня утром ровно в пять. Подумал, не он ли ко мне заходил попрощаться:

 
До свиданья, до свиданья! До свиданья три раза…
 

До свиданья, хороший мой, отпевать мне тебя в понедельник…

Несостоявшаяся встреча

Впервые в Тихвинский монастырь, где находится чудотворный образ Пресвятой Богородицы, я попал году в 2005-м. Тогда мельком виделся с отцом Евфимием. Наш храм в честь Тихвинского образа появился благодаря князю Симеону Васильевичу Прозоровскому. Князь четыреста лет назад руководил обороной Тихвинского монастыря. Спустя некоторое время он получил в награду за заслуги перед Отечеством нашу деревню и устроил у нас родовое поместье. В старости вернулся в Тихвинский монастырь, принял схиму и здесь же окончил свою земную жизнь.

В течение почти десяти лет мы с отцом Евфимием передавали друг другу поклоны, но только заочно.

В этом году снова приехал в Тихвин. Хотелось наконец-то в реальности пообщаться с отцом архимандритом. Зашли с товарищем в храм, помолились возле чудотворной иконы и отправились прогуляться по территории. Обходим вокруг храма и видим свежий могильный холм, крест с фотографией и множество венков.

Архимандрит Евфимий, сорок три года. Сердце. Венок с лентой от отца Сергия Гарклавса.

До слез. Но не без надежды. Верю, наша встреча когда-нибудь да состоится.

Петербург Достоевского

В этот раз, собираясь в Петербург, я часто вспоминал о Достоевском. Устроившись в купе, хотелось с кем-нибудь перекинуться словом. Хотя человек я по природе не очень-то коммуникабельный, но предстоящая встреча с Петербургом возбуждала и побуждала искать собеседника.

Двое ребят-строителей, возвращаясь домой после месяца работы, забрались к себе на верхние полки и тут же захрапели. Внизу напротив поселилась девушка лет тридцати. Тоже питерская и тоже неразговорчивая. Она совершенно спокойно, не обращая на меня внимания, разделась топлес и легла, укрывшись одеялом. Весь ее интерес был сосредоточен только на том, что происходило в ее мобильном телефоне.

Даже если она и решила бы поговорить со мной о Достоевском, я бы не стал с ней разговаривать.

Утром мне исполнилось пятьдесят пять. Подъезжая к самому городу на Неве, я увидел несколько старых домов, и у меня само собой вырвалось: «Вот он, Петербург Достоевского!» – и увидел, как на меня оглянулись две пожилые китаянки.

В первую же ночь после поездки в область к Тихвинскому образу Божией Матери снится мне сон. Будто бы я, армейский офицер в чине капитана, будучи в библиотеке, обратил внимание на порванную кем-то книжку. Выхожу из помещения и первому попавшемуся солдатику вручаю ключ от библиотеки и приказываю ему в течение пятнадцати минут привести книжку в порядок и доложить.

Солдат, уже явно не мальчик, небольшого роста, с несчастным взглядом, умоляет:

– Пощадите, господин капитан, но за пятнадцать минут никак не успеть.

– Хорошо, – соглашаюсь я с солдатом, – просто возьмите книгу и подклейте.

Он уходит, а я в последний момент успеваю спросить его имя.

– Я – Достоевский.

Все оставшееся время, находясь в Петербурге, я вспоминал свой сон, и меня не покидала мысль, что, несмотря на парадность и помпезность, город продолжает оставаться городом «маленького человека», униженного и оскорбленного.

Жертва стереотипов

Помню, давно-давно читал у Ярослава Гашека рассказ про одного отставного австрийского офицера. Тот, вспоминая дела минувших дней, прибыл на место, где когда-то находилась воинская часть, в которой он служил. Части уже нет, остались лишь казармы, плац и прочее. Он ходит и, ностальгируя, забредает в солдатский туалет. И что он видит?! Какой-то гражданский сидит в солдатском туалете и справляет нужду.

Офицер хотел было прогнать наглеца, но сердце его не выдержало, и он замертво упал здесь же, в туалете.

Почему я это вспомнил? Выхожу из магазина, беру свой велосипед и вижу шикарный «мерседес». Тот самый, про который уже двадцать пять лет все наши средства массовой информации в один голос утверждают, что это любимое и чуть ли не единственное средство передвижения попов.

Никогда прежде я не имел чести сидеть внутри автомобиля этой уважаемой марки и всегда посмеивался над заявлениями СМИ, но когда увидел это чудо – в восхищении остановился.

Потом посмотрел, кто же за рулем, ожидая увидеть какого-нибудь уважаемого иеромонаха или протоиерея. Что же вы думаете? За рулем сидит девчонка, фифулька какая-то несерьезная, и курит тоненькую сигаретку.

И хотя раньше я исправно хохотал над глупыми журналистами, а увидел эту деву, и все мое нутро воспротивилось увиденному. Захотелось подойти и заявить ей строго:

– Выйди из «мерседеса»! Запомни, ты можешь ездить в автомобиле любой марки, но только не в этой, мерседес – это наша поповская прерогатива! И не смейте трогать нашу голубую мечту вашими непосвященными руками.

Но, слава Богу, не подошел и ничего не сказал, а взгромоздился на свой велик и покатил дальше, удивляясь устойчивому восприятию навязанного газетчиками образа. Присоединяюсь к Булгакову – «не читайте советских газет, тем более перед обедом».

«Неупиваемая Чаша»

Каждый раз на Радоницу в определенном месте возле могилок двух своих сыновей ждала меня старенькая-престаренькая бабушка. Я знал, дойдем до этого места, она и появится. В этом году бабушки не было. Я специально посмотрел, нет ли на ее участке новых захоронений. Нет. Значит, совсем ослабла или даже слегла.

Утром сплю, звонок. Помирает дедушка семидесяти лет. Его мама ухаживает за ним и просит причастить сыночка.

Три года не пил горькую и хорошо себя чувствовал, а на мамины девяносто два года позволил больше обычного, лег и уже больше не вставал. Скорая приехала. Посмотрели дедушку и сказали, надо бы его положить в больницу. Тот отказался и велел звать батюшку.

Я приехал и сразу узнал ту самую старушку. Третьего сына на тот свет провожает.

– И слава Богу, сейчас-то я за ним ухаживаю, а так-то без меня кому он будет нужен? Семьи у него нет, все уж давно пропито.

Подхожу к лежащему на кровати старику.

– Отец, узнаешь меня? Понимаешь, кто я?

Понимает:

– Ты батюшка.

– Скажи, ты в Бога веруешь, во Христа веруешь?

– Верую.

– И покаяться хочешь?

– Очень даже хочу. Как слег, так сразу и решил: каяться надо. Хватит, свое отжил, пора уходить.

Я его соборовал и причастил.

На улицу вышел. Меня провожает его племянник. Спрашиваю:

– Скажи, что твой дядька в своей жизни сделал такого доброго, что перед кончиной дождался священника, покаялся и причастился?

Тот задумался:

– Трудно сказать. Не помню ничего за ним такого.

– Может, он кого-нибудь спас?

– Так меня и спас. В детстве я тонул в Оке. От берега далеко уже утащило, а он увидел, бросился в воду и спас.

Я возвращался из деревни домой с чувством очередного прикосновения к тайне. В день образа Божией Матери «Неупиваемая Чаша» причастил покаявшегося умирающего алкоголика, много лет назад рисковавшего своей жизнью ради спасения маленького человечка.

Немного о парадоксах

На днях разговаривал со знакомой. Она обычно помогает проводить в школе последний звонок и выпускной вечер.

– Батюшка, я еще не сталкивалась с такой ситуацией, чтобы при мне и при учителях ребята-одиннадцатиклассники открыто обсуждали, где и сколько они собираются выпить. Я родителям прямо сказала: имейте в виду, я не собираюсь таскать ваших детей на себе. Хотите, идите на праздник вместе с ними.

Сегодня после службы подходит ко мне мама одного из выпускников:

– Батюшка, хотела попросить вас отслужить молебен для наших ребятишек на святых братьев Кирилла и Мефодия, чтобы им экзамены лучше сдать. Оказывается, чтобы собрать ребят в храме, нужно согласие родителей. На собрании предлагаю, давайте послужим. Большинство против. Опасаются дурного влияния церковников.

Соседи

Сегодня служили у нас на кладбище, на братской могиле. У нас боев не было, но хоронили бойцов, умерших от ран в 1941 году. Люди принесли фотографии своих родных – ветеранов. Поставили здесь же у памятника. Хорошо помолились, всех помянули, и воинов и военачальников…

Служба закончилась, народ стал расходиться. Слышу:

– Ну, я к себе пойду!

– А я к себе!

Это они к своим близким на могилки зайти хотят. Там и сами, как время придет, лечь собираются. Хорошее у нас кладбище, мне нравится. Мы с матушкой тоже здесь же небольшой участочек огородили. Оградка уже в зеленый цвет покрашена, хорошо…

Возвращаясь, еду на велосипеде мимо своего участочка. Смотрю, возле могилки через дорожку стоят несколько человек и с ними маленькая собачка. Дорогая машина со столичными номерами. На меня смотрят. Чудно им попа на велосипеде видеть, оно и понятно, масштаб не тот.

Я их приветствую:

– Здравствуйте, дорогие соседи! С Днем Победы вас поздравляем!

Они поблагодарили и спрашивают: а почему «соседи»? Вроде как в разных регионах живем.

– Так самые что ни на есть соседи. Моя будущая могилка вот за этим зеленым заборчиком. А вы сюда костьми ляжете, участок-то большой огородили. Вечность соседствовать будем.

Мне кажется, раньше они об этом не задумывались. Да и я как-то прежде будущими соседями не интересовался. А сегодня услышал: «я к себе», «а я к себе» и подумал…