Текст книги "Дневник Великого поста"

Чудесное рядом

На Казанскую ездил в столицу. Нужно было пройти в Манеж. А пройти можно было только по пригласительному билету. Пока дождался, чтобы меня провели, пока прошел, пока осматривали. Только потом обратил внимание на очередь, что стоит к какому-то образу. Издали присмотрелся, вроде как Тихвинская. Я Тихвинскую ни с какой другой не спутаю, все-таки наша храмовая икона. Думаю, здешняя, откуда-нибудь из-под Москвы. Сейчас по делам побегаю и подойду.

Побежал, потом резко остановился. А вдруг? Не может быть! Откуда ей здесь взяться?! И назад.

Точно, она… чуть не заплакал… неожиданная радость.

Встреча

Вернулся из тюрьмы, а вернее, из зоны строгого режима. Проводили встречу с заключенными. Проговорили почти два с половиной часа, народ даже на обед не пошел. Просили приходить еще. Это уже моя четвертая зона, которую я посещаю. Как же там у них неуютно, холодно и сыро. Причем везде. Если краски, то обязательно серые. И везде туберкулезные больнички.

В пятницу будем служить святителю Афанасию Ковровскому. Тридцать лет лагерей и ссылок. Какую же надо было иметь веру, чтобы все это преодолеть.

Основание

Утро сегодня выдалось свободное, и я снова ушел в лес. Тетя Рая, наша прихожанка и сама большая любительница походить по лесу, вызвалась показать мне грибное место. В лесу тихо и вообще никого, так здорово.

– Раньше-то, – говорит Раиса, – человека в лесу услышишь и радуешься, даже стараешься перестретиться с ним, поздороваться. А сейчас нет, не так. Как услышишь «аукаются», так затаишься и стараешься тихонько мимо прошмыгнуть. Страшно стало с человеком в лесу повстречаться.

Вышли на большую поляну.

– Здесь хутор прежде был. Василий Петрович, хуторянин, жил с семьей, хозяйство у них было большое, лошади, коровы. Гречиху здесь сеяли, рожь. Такие люди были работящие. Потом его в тридцатые раскулачили, хутор отняли и в деревне рядом с мамкиным домом участок дали.

Говорили, будто Василий, перед тем как уйти, тайник где-то здесь соорудил да кое-что утаил. И что ты думаешь, правнук его нашел-таки этот тайник. В нем хуторяне попрятали всякие железки, скобы там, топоры и много чего еще пригодного для хозяйства.

Сейчас Павел, правнук его, задумал у нас в деревне новый дом ставить. Старый-то его сгорел. Так он эти железяки прадедовские из лесу привез и в фундамент дома замуровал. «Пускай, – говорит, – мой новый дом стоит на отеческом основании». Вот какие дела.

Если бы

Если бы я мог писать иконы, то, наверное, дерзнул бы написать образ Пресвятой, идущей по России и за поясок ведущей за собой миллионы людей. Кто-то говорит, что пояс Богородицы – это подделка, но я сам видел, как рядом с ним корежило бесноватых. Обе женщины. Возле одной стоял мужчина, наверное муж, и плакал, достало, видать, его женино беснование.

Когда мы ехали служить в Москву, я предложил моей старосте ехать вместе со мной. Тем более что в это время тяжело заболел ее муж. Она поехала, но только сама и отстояла в очереди двадцать часов.

«Благодать, батюшка, вымаливается, а не достается по знакомству».

Очередь в несколько часов – для кого-то паломничество к святыне, но для большинства, кто стоял, – это путь, пройдя который человек меняется и становится другим.

Помню, когда в первый раз я осознанно приехал в лавру к мощам Преподобного и готовился подойти к его раке, прямо передо мной перекрыли движение и велели выйти из храма. Кого-то ждали. Монах, что перекрывал движение, довольно грубо оттолкнул меня.

В другой раз я бы обязательно ударил его в ответ, но тот путь, который я прошел до того, как приехать к Преподобному, не позволил мне этого сделать.

Чтобы измениться, нужно время, хотя бы для того, чтобы пообщаться с собственной совестью. Наверное, в этом, кроме всего прочего, одно из основных наших отличий от сект.

Впечатлило

Сейчас ночь. Только что вернулся из Храма Христа Спасителя. Служили возле святыни. Подходил четыре раза, прикладывался вместе со всеми. Потом долго, в течение двух часов, стоял возле ларца с поясом Богородицы и смотрел на проходящих мимо людей. Скажу честно, в ларце подлинная святыня, я это проверил на собственной шкуре, это ощущение благодати не спутаешь ни с чем иным.

Люди подходили и, прикоснувшись рукой к святыне, бежали дальше, иначе нельзя – слишком большая очередь, стоящие с двух-трех часов утра подходили к ней только в конце дня. И всякий раз, прикасаясь к ларцу, я считал себя преступником, потому что своим прикосновением задерживал на секунду того, кто честно отстоял свои пятнадцать-семнадцать часов.

Видел, как прикладывался певец Иосиф Кобзон, помоги ему Бог, видно, что он очень болен.

Последнее время я слишком часто замечаю, что плачу. Но что делать, если, смотря на всех этих людей, я действительно плакал от любви и восхищения всеми ими. Они способны на то, что не в силах сделать я. Может, это возрастное, но как не восхититься народом-мучеником, в такую погоду согласившимся пойти на такие испытания ради Пресвятой, даже не секунды ради, а много меньше, единения с Ней страдать в продолжение многих часов.

И еще мне надавали множество всяких святынек, в четверг на молебне раздам их своим.

Вернувшись из поездки в Москву, я ощущаю в себе прилив любви ко всему, что меня окружает, и в то же время понимаю, что моя любовь есть ничто в сравнении с Ее любовью.

Немножко о грустном

Мой сборник рассказов «Преодоление» выходил целый год. Но в электронном виде я давно уже отвез его своим родным в Беларусь. Сестра, распечатав его на принтере, давала читать друзьям и читала вслух родителям. После этого звонит мне мой папа:

– Саша, приедешь, я тебя очень попрошу кое-что исправить в твоих рассказах.

– Где, папа?

– Там, где ты пишешь об отце. Люди станут читать и подумают, будто бы я какой-то герой. А это неправда, я боялся так же, как и все остальные.

– Папа, взгляни на имя автора, ты же видишь, пишет некто Дьяченко, а вовсе не твой сын. Так что мой герой – это не ты, а некий гипотетический солдат-фронтовик. И если хочешь знать, мои рассказики – это плод художественного творчества, и автор имеет полное право приписать своему герою все что угодно. Скажи спасибо, что я тебя еще в космос не отправил.

– Ладно, сынок, приедешь, поговорим.

Когда я последний раз ездил домой, то все со страхом ждал, когда отец заговорит со мной на эту тему, а он, наверное понимая мое состояние, так и не решился.

Возлюбленные

Сегодня в дневном чтении на литургии. В Послании к Римлянам (двенадцатая глава) апостол Павел, обращаясь к читателям, говорит «возлюбленные». Весь день нахожусь под впечатлением этого обращения.

Думаю, если бы мне кто-нибудь прислал что угодно, начинающееся со слов «Возлюбленный о Господе о. Александр…» – ни за что бы не поверил в их искренность.

С другой стороны, если меня, не дай Бог, занесет на Олимп и вы прочитаете где-нибудь что-нибудь за моей подписью, начинающееся со слов «Возлюбленные мною братья и сестры…» – не верьте, туфта все это, не способен я на такое.

А читаю апостола Павла и верю, даже через две тысячи лет верю. Потому и в Церковь пришел, потому и пытаюсь христианином стать.

Лесная сказка

Человек мне один рассказывал, а вернее, одна старушка. Ходила она по лесу, грибы искала. Дело было еще по осени. Ходила, ходила, нет грибов, вообще нет, ни одного.

Вдруг лай слышит и понимает, что собаки гонят какого-то зверя. Зверь, ломая ветки, прет прямо на нее. Бабушка посторонилась, и мимо нее вихрем промчался здоровенный лось. А еще через несколько секунд появились две гончие.

Моя знакомая, сама не понимая, как это получилось, встала на дорожку и преградила собакам путь. Собаки остановились. Отважная старушка замахнулась на них корзинкой и закричала что было сил. Собаки испугались и повернули назад.

Придя в себя, бабушка обернулась посмотреть в сторону, куда побежал лось, и неожиданно увидела белый гриб. Кинулась к нему, а рядом еще один, потом еще и еще…

Короче, полную корзинку она тогда набрала.

– Это, – говорит, – лес меня за лося отблагодарил.

Разговор

Мой знакомый Иван Иванович, заболев, перенес операцию. Встречаемся:

– Иван Иванович, ты же у нас крещеный, православный?

– Ну да.

– В церковь бы походил, к исповеди подготовился, причастился.

– Тяжеловато мне, батюшка, не могу долго стоять.

– А тебе и не нужно стоять. Сиди на лавочке и только вставай на Евангелие.

– На Евангелие? Вставать?!

– Ну да. Услышишь, как я читать стану, так и вставай.

– А что, и все остальные тоже встают на Евангелие?

– Да, так принято. И ты вставай.

– Я не могу, батюшка, встать на Евангелие. Боюсь.

Короче, мы с ним еще долго препирались, пока я наконец не догадался, что мой собеседник фигурально представлял себе, что на службе люди кладут Евангелие на пол и встают на него ногами.

А мы говорим, катехизация…

Тема

Вчера отпевал старого человека. Страшно подумать, был парализован двадцать один год, из них семь последних – полностью лежачий. Дети его любили и ухаживали за отцом, как могли.

Дочь:

– Шесть раз мне удавалось его спасти, на седьмой, увы, не смогла.

В связи с этим вспомнил, как мой тесть рассказывал про свою работу на скорой помощи:

– Мы приезжали и делали все, чтобы человек ожил.

Я спрашивал:

– А если это был умирающий человек и завтра он все равно умрет, вы тоже его спасали?

– Да, разумеется, – отвечал мне тесть. – На то мы и врачи.

Мы однозначно против эвтаназии, не должно вмешиваться в Промысл Божий. А как быть здесь? Возвращать умирающего всякий раз к жизни, продлевая мучения и не давать ему уйти. Разве это не вмешательство в Промысл Божий?

Старый текст

Еще в студенческие годы попалась в руки маленькая книжечка маленького поэта. Ничего не помню, ни имени, ни стихов, а вот эта строка осталась, близко к тексту, конечно:

 
Всегда найдется человек,
с кем скоротать ты можешь век,
С кем провести сумеешь ночку.
А умираем в одиночку.
 

Про мечту

Так получилось, что в один день мне удалось пообщаться с учащимися одиннадцатого класса средней школы, а вечером – встретиться с отдыхающими в доме отдыха.

Спрашиваю молодых людей:

– Молодежь, о чем мечтаете?

Вспоминается собственное детство, юность, тогдашние мечты. Вот и захотелось поговорить на эту тему с нынешними выпускниками. Те хором отвечают:

– Сдать ЕГЭ! – Бедные дети, они уже запуганы.

Я:

– Нет, экзамены, тесты – это только средство реализации мечты.

Они:

– Тогда – поступить в институты и получить востребованное образование.

Я:

– Но это тоже только средство.

Одна из девушек:

– Выйти замуж, родить детей, чтобы муж не пил.

Я:

– Ребята, хорошая семья – это нормальный фон человеческой жизни. Я вас спросил о мечтах, мечтаете о чем-нибудь? В космос полететь хотите?

Молчат и смотрят на меня недоуменно.

Вечером, встречаясь с людьми пожилыми, рассказываю о разговоре с молодежью и задаю тот же вопрос людям пожилым.

– Умереть без боли, батюшка, ни о чем другом уже и не мечтаем.

Время прошло, читал Ивана Тхоржевского и вспомнил о тех моих стариках:

 
Легкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: подожди немного.
Ты меня попросишь о другом.
 
 
Вот уже кончается дорога,
С каждым днем все тоньше жизни нить.
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить.
 

Обещание

В прошлую пятницу ко мне на беседу перед крещением пришел старик. Сел за спинами молодых родителей и сидит. Лицо знакомое, у него недалеко от храма дача была. Они еще на велосипеде туда со своей бабушкой ездили. Потом жена умерла, и надобность в даче отпала. Я даже интересовался у своих, куда, мол, старик с велосипедом подевался?

И мне рассказали, как бабушка упрашивала своего несговорчивого мужа пойти покреститься, а тот все на нее ругался: тоже мне, богомолка нашлась.

Несколько лет я его не видел, и вот он пришел на беседу.

– Отец, садись поближе.

Тот отмахивается:

– Все одно ничего не слышу, тут посижу.

– Креститься хочешь?

Вздыхает:

– Жене вот в свое время обещал.

– А сам-то в Христа веруешь?

– Уж, почитай, как год верую, только до храма никак не дойду.

Назначил ему день отдельно от малышей. Сегодня он пришел в церковь. Холодно, пронизывающий ветер в лицо. Я побоялся крестить старика полным погружением, больно уж он немощен.

Потом на трапезе рассказывают:

– А глаза какие у старика счастливые, точно у ребенка. Из храма вышел и, глядим, на кладбище направляется. Кричим: «Куда ты собрался? В такую-то погоду?» Он в ответ улыбается: «Я на минутку, Маше расскажу и назад. Пусть она за меня порадуется».

Протест

Прежде чем стать священником, я десять лет проработал рабочим на железной дороге. Работа была тяжелой, грязной и очень опасной. Вот уже двенадцать лет, как служу в храме, но очень часто мне снится сон, будто я снова возвращаюсь на железку. Подхожу к своему шкафчику, ищу рабочую робу, желтую безрукавку, флажок. Потом иду работать на поле, только мне уже не удается, как раньше, совладать с вагонами. Сноровка-то уже не та, да и возраст свое берет.

Сегодня во сне я снова заявился на станцию, хотел было подойти к ящику, а мне кто-то говорит:

– Ты слишком стар, мы больше не нуждаемся в твоих услугах.

Короче, уволили меня с железной дороги, не знаю, что и делать. Может, пожаловаться в профсоюз?

Из личного опыта

Став священником, будучи в облачении, с незнакомыми мне людьми первым никогда не здоровался. Имел грустный опыт напороться на сектантов. И честно говоря, не вдумывался в смысл слова «здравствуй».

Сейчас, проводив в последний путь много более тысячи человек, ловлю себя на том, что здороваюсь все чаще первым, не боясь наткнуться на грубость, и слово «здравствуй» значит для меня именно то, что оно значит.

Откровение

А вы задумывались, что зимой мы становимся ближе к солнцу сантиметров на тридцать – сорок, а то и на целых полметра? Все это, наверное, из-за того, что летом оно само способно достать нас в любом уголочке, а зимой, увы, слабеет. Вот и придумали посыпать землю снегом.

Звонок

Вчера вечером мне звонили из штата Нью-Йорк, поздравляли с праздником «защитников Отечества». Звонила наша прихожанка, она вынуждена, помогая дочке, приглядывать за внучкой. Говорит, утром, как провожу девочку на школьный автобус, возвращаясь домой, обязательно захожу в одно местечко. Там совсем рядом друг от друга растут дуб и три березки. Прямо-таки маленький уголочек России. У нее уже ритуал сложился: подойти ко всем деревцам и обязательно их расцеловать.

Увидела ее за этим делом знакомая дочери американка и спросила, что это, мол, мама твоя делает? Зачем деревья целует? Та ей и ответила, что не деревья, родину свою она целует.

Вообще, ей там нравится, красиво, ухоженно, только вот синиц и ласточек очень не хватает, и еще тоскует по соловьям.

Много наших сейчас живет за границей. Интересно, поздравят ли сегодня тамошние русские женщины своих русских мужчин, некогда служивших в нашей армии, с Днем защитника Отечества? Вроде как и не поздравить нельзя: уже традиция. И в то же время поздравлять-то бессмысленно. Где оно сейчас, их отечество?

Хотя, может, я чего-то и не понимаю.

Победила дружба

Вчера после службы две наши постоянные прихожанки возвращались из храма домой. Проходя мимо поселкового Дворца культуры, они обратили внимание на большое скопление рядом с ним веселого народу. И принялись гадать, что же заставило людей в таком количестве собраться на пятачке перед Домом культуры, скакать и горланить песни?

– Слушай, – предполагает Петровна, – чего они все орут-то? А я, небось, знаю, у нас же сегодня выборы. Точно, по телевизору об этом говорят. Ты за кого голосовать будешь? – спрашивает она спутницу.

Семеновна отвечает:

– За Зюганова.

– Ага, – радуется глухая Петровна, – я тоже за Путина. Пойдем за паспортами.

Семеновна после перенесенного инсульта ходит с большим трудом, но и она решительно направилась к своему подъезду.

Петровна, помоложе и побойчее, поспешила к себе. Проходя мимо Дома культуры, она все же не утерпела и поинтересовалась у проходящего мимо мужчины:

– Чегой-то вы все такие пьяные? На выборах, что ли, наливают?

– Какие выборы, мать? – засмеялся тот. – Масленица сегодня! Выборы через неделю!

Петровна представила, как ее болящая подруга сейчас станет подниматься к себе на четвертый этаж, а после с паспортом направится к участку голосовать, и почти побежала за Семеновной.

В это время Семеновна сквозь неубранный снег уже подгребала к подъезду.

– Семеновна! Стой! Это не выборы, это просто пьянка. Масленица сегодня.

От неожиданности Семеновна, что собиралась голосовать за Зюганова, зацепилась ногой за ногу и упала в сугроб, а глухая Петровна, что тоже собралась идти выбирать Путина, ринулась ей на помощь.

Вытащила. Короче, победила дружба.

Жизнь собачья

С месяц назад прибилась к нашему храму дворняга. Кормящая мамка, кто-то из наших прихожан ее пожалел и стал подкармливать. Та рада стараться да давай хату сторожить. Сперва только гавкала на входящих в храм, а недавно кого-то и покусала. Да говорят, что уже не одного. Хорошая псинка, службу несет исправно, да народ жалуется, страшно, мол, стало в храм ходить.

Что я только не придумывал, чтобы ее отвадить, ничего не помогало, не стрелять же ее, правда?! Но мало того, недавно она еще и кутенка к нам притащила.

Один знакомый, узнав о нашей проблеме, пообещал помочь. И действительно, принес с дачи пневматическую винтовку и стал на глазах у собаки спускать курок. Вроде как целится в нее и щелкает курком.

Нужно было видеть, как всполошилась новоявленная хозяйка. Собачья мамка мигом, схватив щенка зубами, умчалась за забор. И уж с неделю как не появляется. Все понимает, и что ружье несет в себе смерть – тоже. Думаешь, какая-то неразумная псинка, а гляди, как ей жить хочется. И смерти она боится, словно человек. Все живое боится смерти, даже распоследний таракан, и тот туда же.

И все живое из-за нас под грехом, мучается и страдает. Мы понятно за что, заслужили, а скотинку жалко.

Закон джунглей

У моей хорошей знакомой сыночек, здоровенный такой парень, к тому же еще и спортсмен, проходит службу в рядах ВС. Призвали его последним призывом, и сейчас он, получается, «дух».

Сегодня мамка с бабкой ездили навещать своего защитника. Говорят, жалуется, достается ему от «дедушек», это от тех, кто старше его всего на призыв.

Раньше мы служили два года и процветала дедовщина. Потом Совет солдатских мамочек добился, чтобы их дети служили практически рядом с домом. Ездили контролировать ситуацию, все одно бьют. Призывов слишком много, аж целых четыре.

Тогда армию перевели на годичный срок службы. Поглядели – опять бьют. Сократили число призывов до двух, а не помогает.

Гиперактивные солдаты с Кавказа придумали писать на лысых головах наших детей гордое название своей горной республики. Ладно, прекратили призывать дагестанцев. Теперь свои колошматят своих. Терпят пацаны полгода побои и прочее, чтобы потом отыграться на младшем призыве. Вся надежда на военную полицию.

Думаешь: может, такое явление встречается только среди людей? Нет, товарищ рассказывал, у них дома жил одинокий угрюмый кенарь. Его соседке друзья дарят маленького волнистого попугайчика. Девушке такой подарок был ни к чему, вот и принесла она попугайчика к соседям, мол, птичкам вдвоем веселее будет. Но сердитый кенарь вместо дружбы так отмутузил бедного попугайчика, что от того только перышки полетели. Пришлось гостя отсаживать в отдельную клетку. Спустя какое-то время мой товарищ узнает, что у его знакомых живут в одной клетке целых двенадцать волнистых попугайчиков. На предложение впустить в семью еще и тринадцатого знакомые отреагировали положительно.

Но уже очень скоро владельцы попугаев звонили моему товарищу и кричали в трубку:

– Ты где взял этого бандита?! Впечатление, что он у тебя из тюрьмы только освободился!

Короче, бывший добродушный волнистый попугайчик, приобретя опыт общения с желтым кенарем, первым же делом разобрался со всеми прежними двенадцатью сидельцами и установил в коллективе строгую дедовщину.

Так что закон зла, он и в Африке закон.

Современный патерик

Комбат лег на гранату и спас своих бойцов. Во всяком случае, того, кто так неумело попытался ее метнуть.

Такие ситуации при метании гранат – дело обычное. Мой отец, будучи командиром учебной роты, году в пятьдесят четвертом проводил занятия по метанию гранаты лимонки из башни танка. Солдат должен был бросить гранату из-за открытого люка. В башне они вдвоем. Солдатик гранату бросил, а она, задев за люк, падает назад в башню. Батя не растерялся и успел выбросить лимонку из люка по направлению вверх, на большее времени не оставалось. Повезло, иначе бы я не появился на свет.

Мой товарищ детства Игорь Ч., уже будучи капитаном, в сходной ситуации тоже лег на гранату, но остался жив. Дослужился до подполковника. Награды ему, правда, так и не дали. Но это было тогда, давно, когда мы жили совсем в другой стране. Подвиг тогда был делом обычным.

Сегодня понятие «родины» часто не выходит за пределы обеденного стола, где кусок пожирнее, там и дом родной. Потому подвиг майора – больше, чем просто подвиг. Это еще и надежда. Если у нас остаются такие люди, значит…

Мы все когда-нибудь умрем. Жизнь такая коротенькая. За первые три месяца этого года я уже отпел тридцать три человека. Для поселка в шесть тысяч, согласитесь, многовато. Онкология, водка, наркотики, иногда просто старость.

Это очень важно, как ты умрешь, ведь с этого момента для тебя начинается новое рождение.

Нет, как красиво ушел человек, не задумываясь ни на секунду, как ему поступить. Редко кто так уходит, даже зависть берет.

Вот пример настоящего христианского выбора: творить добро так же естественно, точно дышать воздухом или есть хлеб.

Я записал имя этого человека в свой помянник и всякий раз буду о нем молиться, а он станет там молиться о нас.