Текст книги "Дневник Великого поста"

Провожая, я помог гостям снести вещи в машину. Уложил в багажник их многочисленные сумки с пакетами. Потом мы с матушкой усаживали наших гостей в их кресла на заднем сиденье и пристегнули ремнями безопасности. Рассадив всех по местам, еще раз проверили, все ли те взяли с собой.

Благословив каждого, поцеловав в макушку, я смотрел за тем, как матушка их тоже целует и благословляет. Трогаясь, дочь опустила боковые стекла, чтобы все могли еще на мгновение посмотреть друг на дружку и помахать на прощанье руками. И только тогда четырехлетняя Полинка поняла, что бабушка с ними не едет. И до тех пор, пока автомобиль не скрылся за углом, мы слышали ее отчаянный рев.

А бабушка с красным от волнения лицом все крестила и крестила отъезжающую машину, потом повернулась ко мне и сказала:

– Пойдем, надо помолиться о путешествующих.

Дочь уверенно чувствует себя за рулем, но матушка права – лишний раз помолиться о тех, кого любишь, никогда не помешает. Часа через три, когда, по нашим прикидкам, путешествующие должны уже были подъезжать к своему дому, на моем телефоне раздался звонок.

– Папа, на меня гаишники составили протокол. Они заявили, что я будто выехала на встречку. А я только немного заехала на разделительный треугольник. Чуть-чуть, всего одним колесиком.

– Что сказали?

– Прибыть в субботу на разборку в ГАИ. Что грозит? Минимум – пять тысяч штрафа, максимум – лишение прав на полгода.

Начиналась первая неделя Великого поста. Все эти дни я помнил о предстоящем разборе и молился, чтобы все разрешилось благополучно. Дети часто болеют, а поликлиника только в соседнем городе, как и магазины, и аптеки, и все остальное. Куда ни сунься – все на расстоянии. Новая Москва еще слишком новая, так что без колес никак не обойтись.

В пятницу вечером мы с ней поговорили:

– Поедешь в ГАИ, в позу не вставай. Хоть и считаешь, что не нарушала, лучше не спорить и никого не злить. Там тоже люди работают. Ты с ними по-человечески – и они с тобой по-человечески. Где-то когда-то все равно нарушала. Скажешь, виновата, и заплатишь штраф. А так дело пойдет в суд, и еще неизвестно, чем оно кончится. Да и время терять жалко. Великий пост, лучше в церковь сходи.

Зять в субботу работал, потому на разборку в районное отделение автоинспекции дочь поехала вместе с малышами. К назначенному времени в указанное помещение набилось множество народа. Кроме нее, других женщин-нарушительниц не было. Дочь заняла очередь в кабинет и, поскольку стульев в приемной тоже не оказалось, сняла с себя куртку и расстелила ее на полу. Сверху посадила девчонок, дала каждой по пачке сока и включила им мультфильм. Дети смотрели мультик, а в это время окружавшие их нарушители-мужчины, вынужденно став товарищами по несчастью, рассказывали друг другу, как и при каких обстоятельствах они попались гаишникам. И если доверять их рассказам, выходило, что никто из них ни в чем не виноват. В этот момент из кабинета вышел старший лейтенант и объявил:

– Те, которые прибыли на обмен документов, предупреждаю, не ждите. Много сотрудников болеет, потому лучше приходите в среду. Тем, которые пришли сдавать на права, по той же причине нет смысла ждать – скорее всего, тоже никто не придет.

Мамочка, обеспокоенная таким поворотом событий, не зная, как ей поступать дальше, робко из-за спин впереди стоящих нарушителей-мужчин выкрикнула:

– А тем, которые выехали на встречку, есть смысл ждать?

Нарушители дружно засмеялись, а полицейский поинтересовался:

– Это кто спрашивает?

Мужики расступились. Офицер увидел сидящих на полу детей и кивнул головой:

– Этим есть смысл ждать.

Когда подошла очередь, в кабинет они зашли все втроем. Гаишник за столом со множеством разложенных на нем документов спрашивает кратко, по-деловому:

– Как фамилия?

Пока старший лейтенант разыскивал их протокол, Полинка с интересом рассматривала красивую форму полицейского. Больше всего ее заинтересовал шеврон у него на рукаве. Она подошла ближе, улыбнулась полицейскому своей неотразимой улыбкой и, указывая пальчиком на шеврон, произнесла:

– А у дяди вот здесь машинка!

Офицер, оторвавшись от бумаг, глянул на дитя и тоже улыбнулся, потом на маму. И уже сочувственно:

– Что, мамочка, нарушаем?

– Нарушаем, товарищ милиционер. Вы уж нас, пожалуйста, не наказывайте слишком строго.

– Ладно, раз вы признаете факт нарушения, подписывайтесь вот здесь. И попробуем ограничиться штрафом.

Потом документы на всех нарушителей старший лейтенант относил куда-то на подпись и, вернувшись, объявил, что заходить к нему в кабинет за результатом все будут строго по очереди. Нарушители быстро выстроились друг другу в затылок, а мама с девчонками снова оказалась сзади.

Дверь, закрывшись, снова открывается, офицер выходит и начинает выискивать кого-то в толпе.

– Так, где здесь мама с двумя детьми? – И, заметив дочь, призывно машет ей рукой: – Ты чего не идешь?

– А я вот стою в самом конце очереди.

– Какая вам очередь?! Идите, будете первыми.

И уже в кабинете:

– Так, на первый раз штраф пять тысяч. По закону, если штраф оплачивается в первые десять дней, то его размер уменьшается вдвое. Так что радуйся и больше в течение года не попадайся – тогда уже будет лишение.

* * *

Летом этого года мы у себя в поселке планируем завершить строительство большой и очень красивой часовни в честь святителя Луки. Остались еще кое-какие небольшие отделочные работы в цокольном этаже, где мы собираемся делать учебный класс для воскресной школы.

Минувшая зима показала, где у нас в подвале слабые места. Как раз в одном таком месте мы и обнаружили протечку грунтовых вод. А это не пустяк.

Стали думать, что делать и где искать специалистов? Один знакомый, узнав о нашей проблеме, предложил помощь. Оказалось, его зять работает в метро и занимается устранением подобных протечек. Набив руку, он приобрел необходимое оборудование и теперь уже в свободное время разъезжает по округе с напарником и оказывает услуги частным клиентам. Они и сюда приедут.

– Ребята – молодцы, делают махом. И за работу берут по-божески. Тем более для храма.

Парни действительно оказались мастерами. Работали быстро, а самое главное, качественно. Почему я о них рассказываю? Поговорив с дочерью, после того как она меня уже успокоила, позвонив из ГАИ, я поспешил в часовню рассчитаться с метростроителями за выполненную работу. Прихожу – там уже и тот человек, что пригласил к нам своего зятя, и сами ребята.

Они называют цифру, у меня волосы дыбом. Тот знакомый человек – тоже:

– Ты что, сынок? Это же для храма! Куда вы столько загнули? Делайте скидку.

А сынок – нет, уперся и стоит на своем. Наш знакомый – чувствую, неудобно ему за зятя:

– Слушай, это грабеж! Давай по совести!

Парень взвился:

– Грабеж?! Извини, отец, в стране кризис, и каждый у нас зарабатывает как может. А про совесть не надо! Совесть здесь ни при чем!

Я не стал дальше спорить и отдал деньги. Жалко, конечно, сумма немалая, но, может, им они нужнее.

Вечером после всенощной включаю телефон, и почти сразу звонок:

– Батюшка, простите, это я.

Голос знакомый, а кто – не соображу.

– Да это же я, – он называет свое имя, – мы у вас в часовне протечку устраняли. Батюшка, у вас в таком-то, – он называет номер, – батальоне ГАИ нет ли кого знакомых? Так глупо попали. Мы с приятелем деньги получили, на радостях отметили. Ну, выпили, да. Так, самую малость. И поехали домой. Я не понимаю, откуда они взялись, эти гаишники? И главное, никого не трогают, а нас – хлоп! Иди сюда! Я – по газам. Да разве от них уйдешь! Короче, требуют, – и он назвал сумму, в четыре раза превышающую ту, что они получили от нас, – батюшка, вы представляете?! Иначе все, года на полтора я без прав! Нет, ну это же форменный грабеж! Гайцы эти – ни стыда ни совести! Батюшка, может, есть кто знакомые в этом батальоне, а? Похлопотали бы, сумма неподъемная! Пусть скинут, хотя бы наполовину! А?

3-я седмица
(28 марта – 3 апреля)

Веду машину. Порой мне кажется, что я только и делаю, что служу, а между службами все куда-то еду. Или наоборот, служу, урывая время между поездками.

Спасибо тому, кто догадался установить в автомобиль радиоприемник. Иногда хоть можно послушать что-нибудь полезное. Вот и сейчас нажимаю на кнопку, и в салон свежим ветром врывается поющий под гитару, сильный и удивительно красивый женский голос.

 
Как по Божией горе,
Там поклоннички идут.
Там поклоннички идут,
В руках свечки все несут.
 
 
Аллилуйя, аллилуйя,
В руках свечки все несут.
 
 
В руках свечки все несут,
Херувимскую поют.
Аллилуйя, аллилуйя,
Херувимскую поют.
 

Я обрадовался, про «поклонничков» моя любимая. Сколько лет слушаю эту песню, кажется, пора бы ей и надоесть, ан нет, так бы слушал и слушал. Правда, сейчас такого слова «поклонничек» никто не знает, сейчас все больше паломники. Те к святыням пешком ходили, не считаясь со временем, порой покрывая тысячи верст пути. В Иерусалим не боялись ходить. Сейчас уже никто не ходит, устарело. Сегодня мы ездим, поездами, автобусами и автомобилями. На огромных скоростях, обгоняя друг дружку, спешим поклониться чудотворным иконам и святым мощам. Или отправляемся к старцам. Хотя к старцам просто так лучше не ездить. Потому как к ним едут тогда, когда хотят узнать волю Божию.

Так что паломник, прежде чем отправиться по святым местам, должен понимать: паломничество – это не просто прогулка. Хотя я не раз наблюдал наших православных туристов, всем автобусом атакующих духовного человека, потому как в программе их путешествия значилось: «благословение от старца». Без очереди идут косяками, заставляя еще дольше ждать тех, кто приехал действительно по неотложному делу, или тех, кого к старцу привела беда.

То, что, казалось бы, обычное паломничество может круто изменить человеческую судьбу, я узнал из разговора со случайной попутчицей. Мы познакомились с ней в поезде. Я возвращался от родителей из Гродно. А она отдыхала в каком-то белорусском санатории и ехала домой. Узнав, что я священник, моя попутчица обрадовалась и сообщила, что помогает в храме и дежурит за свечным ящиком в одном из больших городских приходов.

– Батюшка, как вы относитесь к «бабушкам», что заговаривают болезни? Да, те что заговорами исцеляют больных?

– Мое отношение к таким «помогающим» однозначно, я никому не рекомендую обращаться к ним за помощью.

И рассказал ей одну реальную историю. Дочь моих друзей еще со школы дружила со своим одноклассником. Сейчас они муж и жена, у них растет дочечка, а тогда они еще только заканчивали школу. Юноша увлекался спортом и показывал пример своей подруге. И одно время они ходили плавать в бассейн. Непонятно, может, от грязной воды или по какой-то другой причине, но однажды утром он проснулся покрывшись герпесом и с высокой температурой. Маленькие волдыри густо покрывали его шею, ноги, особенно в паху, и грудь. Когда герпес высыпает на губе несколькими крошечными пузырьками, и тогда неприятно. А что говорить, когда болезнь охватит значительную часть тела. Ощущения очень болезненные. Пошли в больницу. Там развели руками, они с такими случаями еще не сталкивались и сказали, поезжайте, в областной центр в специализированную клинику, но помогут вам там или нет, это еще вопрос. И терапевт, явно сочувствуя страдающему юноше, предложила его маме обратиться за помощью к «бабушке».

Моя знакомая вспоминала то время:

– Сваха меня просит, мол, давай вместе съездим, а то мне одной страшно. Я тогда уже ходила молиться в церковь и к «бабушке» ехать не хотела. Но сваха упросила, и я в конце концов согласилась. Помню, входим в дом. Колдунья нас уже встречает. Улыбаясь, берет моего будущего зятя за руку, ведет в комнату, сажает на стул и начинает шептать быстро-быстро. Я отказалась проходить и осталась стоять у двери. До меня то и дело доносится: «Уйди! Уйди!» Мне не по себе. Невольно начинаю молиться. Читаю «Отче наш», «Богородицу», молитву Иисусову, что-то еще. «Бабушка» то и дело бросает на меня косые взгляды. Чувствую, я ей мешаю, но молиться не перестаю. Тогда колдунья поворачивается в мою сторону, машет рукой и громко произносит:

«Иди на того, у кого нет!»

На следующий день мальчик пошел на поправку, зато моя дочь превратилась в сплошной страдающий комочек. Если у моего зятя герпес располагался несколькими отдельными очагами, то у дочери, казалось, не осталось ни одного непораженного сантиметрика кожи. Более того, герпес обметал и слизистую изнутри рта, да так, что губы вывернуло наружу. Она только и могла, что лежать и тихо стонать от боли. Но если бы только это. В тот же день у нее под мышками стали образовываться огромные нарывы, в народе их называют «сучье вымя». Большие и очень болезненные. Как сейчас помню, под одной рукой их было десять штук, под другой – девять.

Наша терапевт снова отправляла меня к знакомой уже «бабушке», но я, уже наученная горьким опытом, отказалась. Лечились обычными лекарствами.

Моя попутчица призналась, что и она три года тому назад побывала у такой вот «бабушки» и та ей здорово помогла.

– Представляете, у меня неожиданно высыпал опоясывающий лишай. О, скажу вам, не дай Бог кому-нибудь испытать то, что пришлось пережить мне. Каждый день, утром и вечером, домашние делали мне уколы, и это только для того, чтобы хоть немного унять боль. К целительнице я идти не собиралась, но мой лечащий врач сама предложила. Сказала, есть болезни, наподобие опоясывающего лишая, лечить которые обычными методами трудно и долго, а «бабушки» каким-то образом с этим успешно справляются. И я пошла.

Та меня только и спросила:

«Ты в Бога веришь»?

«Верю».

Она взяла обычный кусок тряпки красного цвета и принялась крутить им у меня перед глазами. Крутит и что-то нашептывает, потом умыла водичкой, иди, говорит, теперь тебе полегчает.

Действительно, недели через две лишай начал исчезать.

– Да, интересно. Вы не первая, кто мне рассказывает о таких вещах. Скажите, а как вы заболели? Может, простудились или заразились от кого-нибудь?

– Нет, батюшка, ничего такого я не помню. Единственно, может быть, только из-за перемены климата. Накануне, перед тем как заболеть, я вернулась из Израиля. Давно мечтала побывать на Святой Земле, и наконец мечта исполнилась.

 
Херувимскую поют,
В Иерусалим они идут.
Аллилуйя, аллилуйя,
В Иерусалим они идут.
 
 
Там Христос проходил,
И следочки проследил.
Аллилуйя, аллилуйя,
И следочки проследил.
 

Всю Страстную седмицу мы жили в Иерусалиме. Где я только не побывала, к каким святыням не прикоснулась! А в пятницу отправилась вместе со всеми путем, каким Господа вели на распятие. Идти и молиться в окружении множества верующих людей, таких же, как ты, – это непередаваемое чувство. Крестный ход по Виа Долороса – самое сильное впечатление из тех, что мне удалось тогда пережить. Я шла и представляла: вот здесь Господь упал на землю, и подбежавшие стражники бьют Его палками. А вот место, где сердобольная израильтянка подала Ему плат, чтобы Он мог отереть с лица пот и кровь. И вот уже не Он, а это я иду на Голгофу и несу на плечах свой неподъемный крест. Нет, словами этого не расскажешь. Помню, иду, плачу, а на сердце удивительная легкость и, как ни странно, радость.

 
И следочки проследил,
И пять ран Он получил.
Аллилуйя, аллилуйя,
И пять ран Он получил.
 
 
А из правого ребра,
Текла кровь и вода.
Аллилуйя, аллилуйя,
Текла кровь и вода.
 

Прилетела в Москву, вот уже мой дом, квартира. Ключом открываю дверь, захожу в прихожую, ставлю на пол вещи, и тут мое тело пронзает боль.

Я слушал ее и не верил своим ушам. Вместе со мной в купе железнодорожного вагона ехал человек, которому для чего-то позволили прикоснуться к великой тайне искупительных страданий Христовых. Прикоснуться к Его боли, самым краешком, малой толикой, почувствовать ее и потрогать. Но понести ее она не смогла и отправилась «спасаться» к колдунье. Нет, ни в коем случае я ее не винил, потому как не имею на это никакого права. Тем более что сам не испытывал подобных мук. И потом, кто я, чтобы судить?

После этой встречи я стал внимательнее относиться к тем, кто побывал на Афоне или вернулся из паломничества в Иерусалим.

Часто вспоминаю мою хорошую знакомую Н., женщину цветущую и в полном расцвете сил. Чистая верующая душа, я очень любил с ней общаться. Сейчас пишу и вижу ее глаза, лучистые и всегда радостные. Редко встречаются такие глаза. Как обрадовалась она известию, что едет в Иерусалим. Вернулась потрясенной, а через два-три месяца умерла, сгорев от непонятно откуда взявшейся онкологии.

Я тогда еще подумал, может, там, рядом с Голгофой, ей открылось нечто такое, из-за чего кто-то на Небесах счел, что сейчас самое время уйти ей туда навечно? Я верю, Господь каждого из верующих призывает в момент какого-то его особого духовного апогея. В точке наибольшего с Ним сближения, что ли.

Я? Я нет, никогда не был на Афоне и не ездил в Иерусалим. На Святую Гору не пускает стойкое чувство недостоинства. Не мне ходить по этим местам, и вряд ли когда-нибудь решусь. А Иерусалим, он словно мечта. Исполнись она сегодня, и больше ее не будет. Зачем жить, когда не о чем больше мечтать?

 
А Он этою водой
Весь мир напоил.
Аллилуйя, аллилуйя,
Весь мир напоил.
 
 
А честной Своею Кровью
Все грехи их омыл.
Аллилуйя, аллилуйя,
Все грехи их омыл.
 

А вскоре нас потрясло известие о трагической кончине матушки Т. Еще молоденькой девушкой она познакомилась со святителем, исповедником Афанасием Ковровским. Владыка тогда только освободился из мест заключения и поселился в Петушках, в скромной деревянной избушке. Т. вместе с мамой жили на той же улице, что и владыка, как раз напротив его домика. Часто у него бывала и помогала, чем могла.

Всю жизнь она прожила как монахиня в миру и только в зрелом возрасте наконец решилась принять постриг. И тоже исполнила давнишнюю мечту побывать в святом городе Иерусалиме. Она хотела поехать еще при жизни ее старенькой мамы, но не благословил духовник. Сказал: «Не время еще». Потом сам настаивал: «Езжай, а то не успеешь».

По возвращении ее спрашивали:

– Матушка Т., расскажи, что ты там видела?

Всякий раз отвечала:

– О, дорогие мои, я еще при жизни побывала в раю!

Каждый вечер матушка приходила в домик святителя Афанасия и два часа до полуночи читала Псалтирь. Одна наша верующая, из тех, что тоже приходят молиться в домовой храм, устроенный в домике святителя, рассказывала, как незадолго до гибели матушки Т. между ними произошло небольшое недоразумение, а потом, когда все благополучно разрешилось, та задала вопрос:

– Знаешь, какая добродетель самая высокая? Смирение, – и рассказала такую притчу.

В древности в одной земле жил епископ. Человек во всех отношениях достойный. Однажды мимо него стражники проводили узника, и он подумал: «Почему его арестовали? Наверное, заслужил». В этот момент подул сильный ветер и сорвал с его головы шапочку. Епископ искал ее, а она точно испарилась. И внутренний голос произнес:

«Ты осудил человека. Найди его и попроси прощения». Он пошел к стражникам, а те сказали, что этот узник только что сбежал.

Епископ много лет, сбивая ноги в кровь, ходил по свету в поисках того человека. И однажды попал в плен к разбойникам. Они схватили странника и отвели к своему главарю. И когда узник увидел атамана, то признал в нем того самого человека, которого когда-то осудил. Увидел и упал перед ним на колени:

«Прости меня, я тогда-то и тогда-то мысленно тебя осудил. Прошу, прости меня, Христа ради». И в тот же миг он увидел перед собой свою шапочку, она была совсем новой, будто он обронил ее только что.

Разбойник был потрясен. И самой этой сценой, и тем, что этот епископ много лет искал его, чтобы попросить прощения. Он отпустил пленника с миром, а сам пошел в сокровищницу. Но вместо радости, которую он обычно испытывал, глядя на золото, вдруг пришел в ужас, увидев, что все оно в крови. И, знаешь, разбойник покаялся, раздал золото бедным и ушел в монастырь.

Эту притчу мне рассказал святитель Афанасий. Я ему ответила, как странно слышать про епископа, сбившего ноги в кровь. Ведь епископы не ходят на далекие расстояния, они только стоят на службах или ездят в автомобилях. Владыка ответил:

– Летом 1941 года, когда началась война, наш этап погнали собственным ходом в Онежские лагеря. Переход в четыреста километров. Изможденные, со всеми вещами, мы шли, едва передвигая ноги. А охранники подгоняли нас штыками, а тем, кто отставал, кололи икры. У некоторых не было на ногах живого места.

Я потом поняла, что под этими «некоторыми» он имел в виду самого себя.

Матушка Т. погибла рано утром, она спешила на воскресную службу. Декабрь, утром еще темно, а она очень спешила. Накануне мы с сестрами читали акафисты в домовом храме у святителя Афанасия. Во время чтения неожиданно я почувствовала дивное благоухание. Оно доносилось из-за стеклянной двери, что отделяла сам храм от остального пространства комнаты. Закончив читать, сестры, поскольку у меня есть благословение, попросили войти внутрь и вынести икону «Явления Пресвятой Богородицы преподобному Сергию Радонежскому». Этим образом Матрона Андреевна, мама тогда еще Сережи Сахарова, благословила его на иноческий путь.

Открываю дверь, вхожу и погружаюсь в благоухание. Оно стоит в самом храме, а в комнату не проходит.

Подзываю остальных, они просовывают головы внутрь и тоже наслаждаются этим запахом. Радуются:

– Это нас Владыка благословляет.

Она погибла спустя всего несколько недель после своей поездки в Иерусалим. Духовник запретил ей переходить автотрассу напрямую, только по специальному переходу под мостом. Очевидцы рассказывали, что дорога была совершенно пуста, ни одного огонька от фар. Старушка и решилась сократить путь. Никто не понял, как появилась эта одинокая машина. Удар был такой силы, что священник, в это время совершающий в алтаре проскомидию – а храм отстоит от шоссе в сторону метров на двести, – услышав его, сразу понял, что кого-то сбили. И почему-то вслух произнес имя матушки Т.

Через несколько часов в Петушки из монастыря, в котором матушка принимала постриг, приехали монахини. Сестры омыли ее тело и подготовили к погребению. Монахини рассказывали, что когда омывали матушку Т., они слышали пение ангелов.

 
Ой, блаженный этот путь,
Куда страннички идут.
В Иерусалим они идут,
А их ангелы ведут.
 
 
Аллилуйя, аллилуйя,
А их ангелы ведут.
Аллилуйя, аллилуйя,
А их ангелы ведут.