Текст книги "Миллионноглазый (сборник)"

4.

Союз писателей в эпоху кухонных стратегов начала девяностых раскололся по национально-либеральному признаку. То есть половина ушла в русский Союз, а половина – в «демократический». Кто и почему куда подался, об этом сейчас никто не вспомнит. Вражда двух Союзов в Петербурге началась с пожара. Сгорел дворец, наполненный подлостью прошлых лет. Самое же огорчительное – ресторан пропал! Какой был ресторан! Какие воспоминания!

В городе два старых литературных журнала: «Звезда» и «Нева». И говорить бы не стоило о них, зная тираж. Однако это – всё, что осталось для писателей Петербурга. Здесь стоят в очередь десятки авторов. Те, кто поумнее, давно живут на гранты.

Иногда шумят общие собрания. На них случаются скандалы местного значения. Не скучно, в общем. Если не видеть контингента. Контингент седой, лысый, хромой и никуда уже не годный – ни в ресторан, ни по бабам.

А вот предупредить этих пожилых членов Союза о том, что пребывание в Союзе указом Ельцина (большого любителя демократии) уже не входит в стаж и человек может элементарно пенсии лишиться – об этом руководство не подумало. И они хотят, чтобы их народ читал, как Пушкина с Некрасовым.

Хотя – читать будут. Но не завтра. И не их.

В Петербурге существует настоящая литература, еще более подпольная, чем при Обкоме. Она давно не ходит в Союзы. Она по завету Льва Толстого пишется только тогда, «когда невозможно не писать». Пути к читателю у нее нет.

Положение с тайной русской литературой сегодня настолько трагическое, что надо предпринять буквально следующее. Надо выделить небольшие деньги из любого источника на «Библиотеку Северо-Запада». Эти деньги необходимы немедленно. Следует издавать в год не менее тридцати названий настоящими тиражами не менее 50 тысяч экземпляров. Рекламу можно обеспечить через СМИ в приказном порядке. Существует квота на эфир и прочее. Ни один из писателей не должен быть в жюри «Библиотеки СЗ». В городе достаточное количество великолепных читателей, которые сами смогут оценить уровень прозы, поэзии, драматургии. Если Москва не желает беспокоиться о состоянии основного богатства России – ее культуры, то мы сделать это обязаны по рождению.

5.

Два года как член сценарной комиссии «Ленфильма» я читаю сценарии. За это время ситуация в кино изменилась кардинально (пока только в смысле денег). Сегодня хорошие сценарии необходимы, как воздух. Мы не можем награждать сами себя, как в «Золотой маске». В Берлине, Венеции и в Канне этот номер с судорожным нетворческим усилием не пройдет. Поэтому сценарий превратился из средства наживы в валюту.

Что происходит? Происходит то же, что везде: Москва гонит халтуру, ворованные западные сюжеты, компьютерно-диктофонный бред. Наши сценаристы разнообразны, профессиональны, но поражены вирусом безверия. Их понять можно: в городе денег или нет, или их не хотят давать находящемуся в упадке «Ленфильму», непонятным Союзам писателей, скучнейшим БДТ, МДТ и иным проявлениям мафиозности.

Что можно сделать?

Кино, как известно, самое демократичное из искусств. Чужой роман можно не читать по причине чуждости, чужой спектакль не смотреть по причине незнакомого языка, а вот кино чужое смотреть даже интереснее, чем свое.

Я предлагаю дать немного денег и организовать Сценарный международный центр. Я убежден, что мы через два-три года станем монополистами сценариев в Европе. Хороший сценарий на дороге не валяется. Заодно мы поднимем уровень отечественного кино. Ибо сказано: в начале было слово. Я добавлю: русское.

6.

Журналистика захирела так же быстро, как поднялась. Не нашлось в Петербурге сильной газеты типа «Известий», чтобы она выдержала удары судьбы.

Был у меня один проект, который, как мне кажется до сих пор, имеет право на большую жизнь. Называется этот проект «Голос улицы» и он целиком должен быть составлен из комментариев прохожих на всё на свете. Проект удивительно дешевый и удивительно прибыльный. При нормальном отношении к процессу он мог бы поддержать и «Библиотеку Северо-Запада», и даже экспериментальный театр «Драматург».

Мы наследовали великую страну и спустили ее в унитаз за рекордно короткий срок. Увы.

Попробуем спасти сохранившееся.

Александр Образцов, Санкт-Петербург

Сила слов

«Мы – люди простые…» – слышится вокруг. Это говорится походя, для связки слов. Но пришло время вдуматься в грозный смысл проходных фраз, вслушаться в их интонацию, ворчливую, обещающую, беспощадную.

«Я, как каждый простой человек…» «А мы просто рассуждаем…» «Я простой зритель, и я скажу…» «Я читатель простой, и вы мне эти свои штучки, знаете, в другом месте…» «Все простые люди земли».

Теперь произведем одну подмену. Поставим вместо определения «простой» определение «глупый», поскольку именно оно из синонимов здесь ближе всего по смыслу. Подставляйте.

Не думаю, что после этого останется хотя бы один знаменосец данных фраз.

Но почему, однако, в сознании массового человека слово «простой» больше тяготеет к другим рядам, почти героическим?

«Простой солдат» (простой долго не навоюет). «Простой учитель» (вздрагивают родители). «Простой инженер» (массовое явление). «Простой руководитель» (и вот мы здесь).

У В.И.Даля со словом «простой» сложно. Нет смысла переписывать пять столбцов, которые еще и мелким шрифтом. Но приведу два определения, чтобы дать размеры, вернее, безразмерность понятия. «Человек этот прост, не далек умом». И тут же: «Аще убо будет око твое просто (без хитрости, коварства), все тело твое светло будет. (от Матфея)»

Такое ощущение, что все мы, русскоязычные люди, по неизвестным причинам вот уже тысячелетие попадаем в какие-то лингвистические ловушки, западни, капканы. Лев Толстой призывал учиться жить у простого народа

И как будто буквальное следование этим словам привело к власти простолюдинов Сталина, Ворошилова, Калинина, Ежова, Кагановича, Хрущева и т. п., несть им числа. И это простые люди из ВОХРа, из НКВД устроили громаднейшую мясорубку в истории. И простые люди не хотят сейчас никаких рынков, ферм, сытости.

Так, может быть, все-таки убогих надо жалеть, а не простых? А простым не нужно заниматься саморекламой, а постараться стать посложнее, поинтереснее, поярче. Как это происходит у немцев.

Второе слово, косвенно виновное во многих случившихся с нами бедах, это слово «народ». Ничего, кроме населения оно у Даля не означает. Но стоило родиться нелепому словечку «интеллигенция», как слово «народ» тут же встало на дыбы. И совершенно справедливо. Никому в мире до нас в голову не приходило на уровне языка подводить мину под общественное согласие. С тех пор люди в очках, шляпах, с портфелями преследуются не только простыми людьми, но и собаками. А в зазор между «народом» и «интеллигенцией» спокойно села «номенклатура».

И вот мы здесь.

Сирота

Атеизм приобретает смысл только в том случае, если Бог существует. Если Бога нет, то ни атеизма, ни смысла также не существует.

Атеисты, если отбросить из их числа подлинных зверей, – глубоко несчастные люди, полные сироты. Подлинные же звери – это те, кто примазывается к любой идее, позволяюшей им жрать, пить, рвать – садистически.

Только ли неверие в Бога укрепляет атеистов в их горе? Видимо, нет. Это тот тип героических, пафосных людей, который так любим со времен непослушного Каина человечеством. Человечество в данном случае – это молчаливая толпа, наблюдающая перебранку заведомо сильного (Бога) и заведомо слабого (атеиста) и – вполне готовая исполнять любые пожелания сильного – душой на стороне слабого.

Когда Розанов говорит о неполноте сотворения мира, об ошибке Отца, которую тот заметил слишком поздно, это и есть голос сироты, желающего верить в то, что родители живы и разыскивают его. Как это ни издевательски звучит.

Хотя, в сущности, весь атеизм стоит именно на сиротстве, на страхе смерти. Страдания человека больше умственные, чем физические. Физически я могу ощущать счастье бытия в тарелке каши и смене погоды.

Но если смерть – благо? Где тогда оказываются обиды атеистов? Если смерть – это финишная лента, за которой победителей ждет ликующая толпа друзей? А сейчас они страстно болеют за тебя – потерпи, ну? еще немного!

Но если жизнь для меня – изумительна, если я наслаждаюсь даже ее неполнотой, скудостью, если не хочу терять ее, не хочу иной жизни (а эта безусловно конечна)? Кто же я, как не сирота?

Ситуация ненависти

В ситуации взаимной ненависти, сложившейся в ненормально развивавшейся России (и всего бывшего лагеря социализма) проще отыскать корни, чем разглядеть будущее. Но ненормально развивался и другой лагерь – победившего капитализма, поскольку воспользоваться плодами победы не смог и, более того, оказался деморализован этой победой.

Кто победит?

Я это знаю. Победят те, кто терпит.

Терпит китайское население, всячески страдая от разделения на город и село. Их терпение легко объяснить бурным приростом города, куда село стремится изо всех своих сил, потому что город – это сытость и благополучие.

Не терпит Европа, заливаемая волнами иммиграции с юга и востока. Вначале это были ближние югославы, затем турки, потом пакистанцы, прибалты, поляки, африканцы, карибы. Здесь нет даже языкового единства, здесь только права постоянной прописки. Без перспектив для ЕС, для НАТО. Операция НАТО в Ливии была ужасна во всех отношениях – она отбросила Европу за грань средневековья.

Не терпит США, живущие под гнетом немыслимого госдолга и непонятно каким врагом сформулированной задачи наведения порядка во всем мире. Кроме того, в этой стране абсолютное большинство населения не становится взрослым. Комиксы ли в этом виноваты или Голливуд, сказать трудно. Видимо, способность терпеть также прекращается, как и способность сострадать.

О нас.

Нас губит принцип личной преданности. Личная преданность коварна. Нельзя сказать, что лидеры (лидер) поставившие ее выше остальных достоинств (и признавшие это достоинством) не понимали ее коварства. Но всегда кажется, что еще немного своих людей расставлю, еще немного раздам привилегий, а потом уже буду принципиален и строг. Не станешь. Принцип личной преданности предполагает скрытое уязвленное самолюбие, отсутствие необходимых знаний и профессионализма и, как следствие, желание удержаться любыми средствами на достигнутом, в том числе и способом мгновенного предательства. И вот мы здесь.

Нас губит стремление к личному участию во всех переменах. И одновременная приверженность к демократии. Но если ты ощущаешь себя вождем, ты не сможешь быть сменяемой равнозначно деталью. Рано или поздно твой вождизм (совсем неплохое качество, кстати) сцепится в клинче с гражданской совестью. И это конец.

Наконец, мы до сих пор не можем залечить раны разрыва. Тварь Ельцин вместе с тварью Горбачевым сами, возможно, не поняли, что сотворили. А они разорвали страну – руки отдельно, ноги отдельно и отдельно голову. И каждая из частей должна была нарастить отсутствующее. Двадцать с лишним лет это не удается сделать: комплектующие отдельно, основное производство зарастает бурьяном, а рынки сбыта захвачены другими.

Что можно было сделать в 1991 году? Можно было объявить срок развода -2, 3, 5 лет, чтобы решить условия, долги, перспективы и способы проживания. «Неграждане» – такой же позор Европы, как смерть Каддафи.

И эта ситуация ненависти не затухает. Спичкой большой войны может стать любая Грузия, любая Эстония. Любая Болотная площадь, будь она проклята, как потом окажется.

Ситуация с Бараком Обамой

Вчера вечером М.Шевченко собрал в очередной раз на 1 канале неглупых людей и они битый час рассуждали об Обаме. Мне кажется, что в своей статейке «Обама – первый коммунист США» я сказал об этом лидере значительно больше и точнее. Однако упустил одну важную особенность ситуации.

Это касается косвенно также предсказания Ванги о последнем черном президенте Америки. Сейчас, утром я понял, что под этим лежит.

Под этим лежит бомба в виде президента Обамы, вернее, его сохранности. Не секрет, что Обамой американская госмашина решила выплатить компенсацию черным в США и во всем мире за унижения и гибель миллионов черных рабов при захвате Америки. Это было сделано в засахаренном виде, с приторными улыбочками и восторгами либерального меньшинства во всем мире. Апофеоз был всеобщий. Сегодня апофеоз прекратился как по команде. Белые разъярены. Как же! Ему, обычному ниггеру, вручили приз на триллион долларов, а он возомнил себя пророком!

Я советовал бы американской госмашине заткнуться и сидеть тихо. Потому что они сами положили под свою страну бомбу с датчиком.

Как только с Обамой что-то произойдет типа Кеннеди, тут же рванет. Черные американцы выйдут с битами и стальными прутьями и всех убьют.

То есть, американская госмашина получила четыре года страха, несравнимого даже с русской угрозой времен Карибского кризиса. Ей еще три года придется трястись от страха за жизнь Обамы.

Если верить Ванге – с Обамой что-то должно случиться. Но она не говорит о всемирной катастрофе. Если это так, то вспомним Новый Орлеан во время наводнения. Вспомним Лос-Анжелес. И зрительно продолжим на все США. Луддиты покажутся нам тогда мальчиками на сборе металлолома. ВСЯ Америка будет разбита на строительный мусор. Вся.

А без Америки Западная Европа бессильна и безвольна. Им вспомнят и карикатуры на пророка, и запрет паранджи. Можете зрительно продолжить пожары из частных машин в пригородах Парижа.

Оставленный один на один с арабами Израиль рванет на пластиковых лодках на Кипр.

Начнется ледниковый период.

Скоро стариков не станет совсем

Выборгский собес получил разнарядку: количество пенсионеров должно быть уменьшено на восемь процентов в год. Каждый инспектор получает премию за ударный труд.

И это не шутка. Если всё начнет развиваться по логике Комитета по труду и социальной защите, то к 2010 году в Петербурге останется 400 тысяч стариков, а к 2032 не будет вовсе. Как происходит выполнение разнарядки?

В середине октября пенсионеры получили извещения от Комитета социальной защиты (!) и телефонного узла о том, что необходимо прийти в собес и подтвердить льготу на телефон. Якобы эта льгота куда-то там запропастилась. Старики, естественно, каждый сам по себе решили, что это его льгота потерялась. В результате в Выборгский собес набилось несколько тысяч пенсионеров.

Для того, чтобы падёж был надежнее, включили отопление. Я вам скажу: люди стояли так плотно, что потерявшие сознание на пол не падали. Никто мне не докажет, что здесь произошло обычное головотяпство. Стариков убивают намеренно.

Еще пример. Попробуйте посетить Южное кладбище в будний день. У метро «Московская» выстраивается гигантская очередь (конечно же, из стариков) и час, два, два с половиной никакого транспорта не подходит. Ни рейсового, ни маршрутных такси.

Вы спросите, почему нет маршруток? Я тоже удивился. Но когда маршрутки все же подрулили, то понял. Они (владельцы транспорта) таким образом ВОСПИТЫВАЮТ стариков, чтобы они решились потратить последние гроши на платный транспорт.

Я уже не буду говорить о том, как на оптовых рынках старикам и прочим «нелюдям» продают подделку еды и безусловную химическую отраву.

Весь город в лице властей всех уровней убивает пенсионеров.

Может быть, им обрядиться в саваны и добровольно, молча, колоннами проследовать туда, где поближе: на Южное, Ковалевское, а еще лучше – сразу на Пискаревское кладбище?

Там монумент примет всех.

Слова

Досада и отчаяние – такие чувства испытывают немногие страдающие за Родину люди.

То есть, страдают почти все, называя сами себя недотепами, варварами, бездельниками, но знают, как исправить несовершенства жизни, немногие. Собственно, их и исправлять-то не нужно. В основе русская жизнь хороша, иначе она не устояла бы и несколько дней под градом западных ударов. Может быть, причины этих ударов непонятны, а отсюда и растерянность, разобщенность народа? Может быть.

Лично мне вражда Запада представляется нетерпением. Запад давно мечтает о полном мировом господстве. Таком, как в 19 веке. Чтобы солнце никогда не заходило в пределах империи. Но и тогда Россия одним своим присутствием приводила империалистов в ярость. Еще на памяти историков Турецкая империя не давала Западу покоя. И тут же, без зазора, победители турок заняли их место.

Да что это за проклятье? Сколько можно обманываться демократическими манифестами Запада, направленными на внутреннее употребление?

Но и внутренние западные дела не так уж единодушны. Если в России личные беды вливаются в народное море и теряют там вкус крушения жизни, то западные одиночки гибнут на безлюдном берегу.

Спасение России – в словах. Значит, еще не найдены убедительные краткие изречения, которые всё объяснят и куда надо направят. Одно понятно: на путях личных достижений – тупики. Это давно ясно. У нас даже Маяковский приходил от безмерного эгоизма к бескрайнему коллективизму и погибал, растворяясь в нем. Кстати, еврейская мечта о личном – мечта стайного существа. Русская мечта об общем – мечта личности, которой тесно в высшем круге, над которым новое небо.

Потому существование в одном мире русского и еврея – абсурд.

Может быть, именно эти слова сегодня самые нужные.

14 февраля 2008

Слово «еврей»

Я прожил жизнь без страха. Во времена Советов я был слишком занят собой и не замечал запретов. Заметна была лишь тупость, с которой эти запреты выполнялись.

Новое время пришло со словом «свобода».

Лично мне эта свобода не принесла ничего нового: несколько раз я побывал за границей, в основном же жизнь вместо того, чтобы развернуться – я много писал и уже имел имя – начала скукоживаться.

Я не дал ей окончательно иссякнуть, встав против течения.

Вначале это имело вид газетного бунта против стереотипов. Затем, когда газеты были вычищены от идеологии анархизма и разлинеены, я вернулся к ящику стола.

Настало время итогов. Видимо, это позволяет встать сбоку и от действительности, которой я мало интересовался.

Прежде всего меня возмутила подмена смыслов. Там, где говорилось: свобода, демократия, либерализм – безраздельно господствовали беззаконие, цинизм, лицемерие. На месте культуры красовалась сплетня. Историю заменил держиморда.

Если Сталин давал срок за колосок, то сегодня воры миллиардов слышат только аплодисменты.

То есть, шабаш достиг такого звучания, что вылетают любые глаза из орбит. И в то же время над миром гнусаво звучит свобода! Свобода!! Свобода!!!

Что уже само по себе подозрительно. Мы помним, как звучало «единодушно одобряем и поддерживаем».

Как ни странно, но все наши лишения и разочарования закончились соединением этих двух несовместимых понятий: ЕДИНОДУШНАЯ СВОБОДА.

Я же, стоя сбоку, ничего не требуя, не прося и даже не желая, хочу прояснить несколько последних, видимо, вопросов.

Позволено ли мне изучить, исследовать слова и понятия, ими обозначаемые? Или в каких-то секретных документах эти слова нельзя даже произносить?

Я всё же произнесу. Поскольку моя Родина еще существует по воле населяющего ее народа. И с этим вынуждены считаться ее подлые враги на Западе, а также их московско-кремлевские Иуды.

Я желаю исследовать и исследую слова ЕВРЕЙ, ХРИСТИАНСТВО, ВЕДЫ, НОВАЯ ХРОНОЛОГИЯ, КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ, ПЯТАЯ КОЛОННА.

Я считаю сегодняшний режим власти наиболее преступным в истории России. Еще более преступным, чем большевизм 1917-31 годов. Потому что там был шанс.

Сегодня, похоже, нет ни одного шанса.

Пропаганда, объединив методы ГПУ, гестапо и ЦРУ, полностью перевернула мозги населения. Именно сегодня на Земле в общем масштабе осуществляется программный роман Орвелла «84 год».

Надо спешить.

Смертельная столица

Мы вынуждены тащить на себе проклятие Москвы

1.

Все плохое начинается великими именами. Когда Гоголь писал волшебные сказки о Малороссии, великую пьесу «Женитьба» и петербургские повести, он еще не предполагал таких черт своего характера, как доверчивость и слепая любовь. Иначе он не бросился бы в проекты, подсказанные Пушкиным. Или хотя бы оставил их на потом. Нет.

Всей силой своего ослепительного таланта он пустился в путешествие по жалким схемам анекдотов. Забавные, изящные в разговоре, эти анекдоты от пристального внимания к ним превратились в злых насекомых. «Ревизор» и «Мертвые души» и породили в дальнейшем русские революции и террор. Они обозначили врагов, они избрали в качестве врагов власть имущих. Они вооружили недорослей динамитом презрения, самым простым, самым универсальным и самым громким из оружий.

Это большая тема. Я коснусь здесь только одного – роли провинции в России. В сущности, эта великая пьеса («Ревизор») сформировала на века роль и место провинции в России. Это она оказала решающее влияние на жизнь, не имея на то никаких прав.

Как раз провинция в России во весь московский период – и в начале петербургского – была так сильна, что заставляла трепетать поляков, Наполеона, Петра и Екатерину. Как раз в провинции росло и крепло государство. В центре оно загнивало. Однако тут же вспоминался «Ревизор», Чичиков с Собакевичем, и на экранах ТВ снисходительные баловни народа через губу рассуждали о Самаре, Иркутске и Дудаеве.

Чечня вспыхнула от непомерных амбиций Москвы. И, в большой степени, из-за великих, катастрофических заблуждений позднего Гоголя.

Таково влияние литературы на жизнь. Как бы его не пытались принизить. Не случайно верховные власти лет триста пытаются его регулировать. Тщетно.

Сегодня Петербург-Ленинград оказался в странной роли псевдостолицы. Провинция им восхищается и готова принять в роли своего вождя, но сам он не желает быть провинцией. В этом основное противоречие русской жизни.

Пока неразрешимое.