Текст книги "Диктаторы и террористы. Хроники мирового зла"

Сезон вождей

Сколько может длиться правление живого трупа?

Свежий ответ дал Роберт Мугабе, последний по счету мировой долгожитель-рекордсмен, первый и единственный премьер – президент Зимбабве. Не то, чтобы собственными устами.

Ноябрь 2017. Танки появилось на улицах Хараре. Люди в погонах – на телеэкране. «Президент и его семья в полном порядке и их безопасность гарантирована», – многозначительно заявил начальник генштаба. Армия будет делать вид, что это не переворот. Мугабе, когда после упорных препирательств, продолжавшихся несколько дней он согласится объявить о своем уходе, будет делать вид, что делает это по доброй воле – то, что его собственная партия исключит его из своих рядов и предъявит ультиматум: отставка или импичмент, не в счет… Но это уже мелкие подробности.

А ведь казалось, что никакая перемена при этом режиме уже невозможна.

Не считать же знамениями маленькие происшествия из хроники первого семейства.

За несколько дней до переворота страну облетело видео: младший отпрыск Мугабе поливает шампанским часы на своей руке. Картинку комментирует его восторженная подпись в Инстаграмме: «Шестьдесят тысяч долларов на запястье, когда твой папка управляет всей страной, вот это да!»

А чуть раньше – публичное обращение Грейс, 52-летней второй жены Мугабе к мужу (она моложе его на сорок с лишним лет): «Если ты хочешь передать мне (свой) пост, передай его мне без колебаний».

Именно это оказалось слишком для старой гвардии. Такого поворота они никак не желали.

У президента Мугабе были два вице-президента – можно сказать, официальные наследники Джойс Миджура и Эмерсон Мнангагва. Старые соратники, верные слуги, и обоих он уволил в последнее время. Джойс Миджуру – женщину с героическим ореолом со времен освободительной войны – Грейс (неформальный титул жены президента «королева шоппинга») обвинила в предательстве, колдовстве и ношении коротких юбок… 75-летний Эмерсон Мнангагва, по кличке «Крокодил», опытный, коварный и притом пластичный, «свой человек» для генералов и старой гвардии, был отставлен с не менее экзотическими формулировками. В переводе на наш бюрократический язык: «вышел из доверия». Не тратя ни минуты, он бежал заграницу – сначала в Мозамбик, затем в ЮАР, где у него есть союзники, в частности, в спецслужбах. Утверждается, что Мугабе планировал еще одну акцию – снять с поста командующего вооруженными силами Зимбабве Константина Чивенгу. Тот в это время находился Пекине с официальным визитом и по возвращении должен был быть арестован прямо на аэродроме. О чем ему сообщили верные люди. Отринутым соратникам ничего не оставалось, кроме как свергнуть «выжившего из ума» вождя.

Страшная сила – длинный женский язык…

93-летний Роберт Мугабе безраздельно правил 37 лет – с того самого момента в 1980 году, когда англичане оставили свою последнюю колонию после пятилетней национально-освободительной войны. Первый премьер-министр молодой страны, семь лет спустя первый президент, далее вождь навсегда. То, что наши теоретики открыли сравнительно недавно и пока не формализовали – статус «национального лидера» (кстати, почему бы не говорить по-русски или по-африкански – вождь?) у Мугабе было еще с тех пор, когда страна называлась Родезией в честь знаменитого колонизатора Сесиля Родса. Так что сам приход его к власти был закономерен.

7 миллионов черного населения на 230 тысяч белых поселенцев – притом, что это была самая крупная белая община в Южной Африке. Южная Родезия была обречена стать Зимбабве уже по законам демографии. А к ним присоединились еще мировые законы демократии. Международное сообщество не могло принять «рабовладельческой» утопии белой республики Яна Смита. Выжить в изоляции под режимом санкций у нее не было шансов.

Однако история независимого Зимбабве (она же история ничем не ограниченного правления Роберта Мугабе) – классическая иллюстрация того, как меняются и подменяются цели и средства.

Комментарий «Экономиста» от 8 марта 1980 года перенесет нас в самое начало.

«Все сейчас зависит от того, каким окажется реальный Мугабе… Судя по последним пяти годам и его поведению в Лондоне в ходе переговоров (о независимости), г-н Мугабе относится серьезно к своему марксизму. Постоянные ссылки на „научный социализм“ и его подчеркнуто аскетические манеры вызывают обоснованные страхи, что, отдав дежурную дань национальному единству, он может попытаться навязать Зимбабве доктрины, которые принесли экономическую неэффективность и политические репрессии во множество других стран.

Однако последние недели и в особенности последние дни породили надежду на появление нового Мугабе.

…В его кабинете будут белые министры, найдется работа для бывшего партнера и главного соперника Джошуа Нкомо, что предотвратит разрушительную межплеменную распрю… Марксизм отставлен в сторону – или отложен – с обещаниями, что широкой национализации не будет и что (крайне необходимая) земельная реформа, по новому Мугабе, не будет означать изгнания белых фермеров… Признавая, что нынешняя весьма успешная экономика организована на капиталистических началах, г-н Мугабе утверждает, что любые перемены будут „зиждиться на этом фундаменте“…

Но… если старый Мугабе попытается провести в Зимбабве экономические эксперименты, которые проваливались везде и всегда с того момента, как сошли с пера Карла Макса, хаос даст о себе знать по всей южной Африке».

В комментарии из 1980 года точно описана развилка возможных исторических путей, открывавшихся перед молодой страной. Мугабе безошибочно выбрал тот из них, который вел в бездну, и прошел его до конца, не пропустив ни одного гибельного шага.

Белые министры? Это просто черный юмор.

Национальное единство? Это в действительности синоним единоличной власти. Чтобы убрать со сцены первого лидера национально-освободительного движения Джошуа Нкомо, Мугабе развязал гражданскую войну. Верная ему 5-я Бригада, обученная северокорейцами, в ходе операции «Гукурахунди», что переводится как «Ранний дождь смывает солому», вырезала двадцать тысяч жителей племени нбелеле, повинных только в том, что они сородичи Нкомо. «Крокодил» Эмерсон Мнангагва тогда по-настоящему показал свои зубы, чем и пришелся ко двору.

Чтобы завоевать популярность у ветеранов, Мугабе науськивает их на белых фермеров, предоставляя карт бланш на грабежи, насилия и убийства. Эта земля ваша! В 2000 году был проведен референдум с предложением отнять и поделить земли белых фермеров силой (конфисковать без компенсации). Удивительным образом, большинство в 55 процентов из пришедших на референдум, проголосовали против. Но Мугабе и собственный референдум не указ. Черный расизм в любых насильственных формах – эффективное популистское средство, которым он весьма успешно пользуется, чтобы поднять дух своих соотечественников в критических для себя ситуациях.

Все это было предсказано – во втором сценарии «Экономиста», сценарии – предупреждении. Я бы только поспорил с терминологией.

Словом – оменом, сулящим реальные катастрофы, в предупреждении «Экономиста» является «марксизм». В ту пору это было привычно, хотя и тогда не слишком точно. Мугабе действительно долгое время называл свою партию марксистско-ленинской, потом переименовал в социалистическую. Инсургенты, революционеры, переворотчики, вожди – в разных концах света – от династии Кимов до братьев Кастро до Пол Пота апеллировали к «научному социализму». В разделенном мире холодной войны это было не просто модно, это было выгодно, открывало неограниченный кредит – деньгами и оружием – в Москве и Пекине. К марксовой теории все это имеет очень дальнее отношение, хотя искренне исповедующим эти взгляды стоит задуматься: почему диктатуры всех мастей так любят рядиться в марксистские одежды. Видно, удобны они, лучше других подходят для их специфических целей. Тем не менее надо понимать, что единственно реальной целью для каждого из них является не коммунизм – социализм, не национальная свобода – народное благо, это рекламные лозунги, а самовластье.

Нужно различать цель и цену. Мугабе добился всего, чего хотел. Он построил совершенную пирамиду самовластья, притом что полностью развалил страну.

Самая развитая и во многих отношениях наиболее благополучная из девяти стран, окружающих ЮАР, оказалась у разбитого корыта.

Экспорт сельскохозяйственной продукции сменила угроза голода. Что с того? Это козни Запада. Известно, что засуху с помощью химического оружия спровоцировал еще Тони Блэр.

Но режим знает, что им противопоставить.

«Если мы не можем получить деньги за наши продукты, мы напечатаем их сами». – Невозмутимо изрек Мугабе.

Как вам нравится, к примеру, купюра в 100 миллиардов долларов? И чего она стоит? Или курс местной валюты: четыре триллиона за один американский доллар? Попробуйте подсчитать динамику инфляции. 79,6 миллиарда процентов в ноябре 2008 года! Мировой рекорд.

Иммиграция – преимущественно в соседнюю ЮАР – носит характер массового бегства. Речь уже о черном населении, а не о белых.

Зато политическая система выстроена идеально.

В 1990, 1996, 2002, 2008 и 2013 году Мугабе проходил через перевыборы – демократия! Многопартийная система, оппозиция… – все как у людей. Результат гарантирован на сто процентов. По части нравов и технологий парламентско – президентские выборы 29 марта 2008 год образцово – показательны.

2 апреля Избирательная комиссия подвела итоги парламентских выборов. Впервые в истории правящая партия Роберта Мугабе ЗАНУ – Патриотический фронт проиграла оппозиционной партии Движению за демократические перемены Моргана Цвангираи, к которой должно перейти большинство в парламенте. Такого поражения и унижения Роберт Мугабе не испытывал никогда. Что с того?

Итоги президентских выборов не оглашались в течение пяти недель. Требования оппозиции, утверждавшей, что ее кандидат выиграл вчистую, игнорировались. Наконец, официальная черта была подведена. Было объявлено, что Цвангираи получил 1 195 562 (47,9 %), а Мугабе – 1 079 730 голосов (43,2 %).

Это явное поражение Мугабе. Но как бы неявная победа Цвангираи. Получается, что никто из кандидатов не набрал 50 процентов голосов, и должен быть назначен второй тур. Оппозиция назвала эту официальную цифирь «грабежом средь бела дня».

Второй тур по Закону о выборах должен был пройти не позже, чем через три недели после первого. Если, гласит Закон, выборы не состоятся в течение двадцати одного дня, президентом становится кандидат, набравший большинство голосов в первом туре. То есть, Морган Цвангираи. Второй тур состоялся через три месяца. Началось с того, что были арестованы сто членов Избирательной комиссии. Кончилось тем, что Цвангираи отказался участвовать в безнадежном фарсе насилия. Во всей красе показал себя генерал Константин Чивенга. Восемьдесят человек погибли, сотни людей пропали без вести. Сотни тысяч людей лишились крова.

Когда агитацией занимаются армия и полиция, результаты предопределены. Официальные цифры второго тура появились без задержки: Мугабе – 2 150 269 голосов (85,5 %). Цвангираи – 233 000 (9,3 %). Убедительная победа!

Казус Мугабе хорош тем, что это фактически безупречная модель абсолютистской власти. Авторитарии в других частях света могут лишь стремиться к такому совершенству или завидовать ему.

Власть монопольна, непобедима и несменяема ни при каких обстоятельствах.

Вождь по определению единственный в своем роде. Он безальтернативен.

Оппозиция – это декорация. Или враги народа.

Избирательная кампания может принять любые формы, вплоть до кампании физического террора.

Выборы – это не выбор. Выборы это перевыборы, постановочный референдум, демонстрация лояльности вождю.

Вождь всемогущ. Никаких законов для него не существует, даже физических. Он сам источник любой законности. И он вечен.

Как публично повторяла Грейс до своего падения: Он может править страной даже «будучи трупом».

Мугабе регулярно и подолгу ездил в Сингапур на лечение. Как-то вернувшись с очередного сеанса омоложения, сравнил себя с библейским Лазарем, восставшим из гроба. Год назад, выступая на Ассамблее Африканского союза, заявил, что останется у кормила, «пока Господь не скажет: Приди ко мне».

Господь благ. Диктаторы вечно живые. Вплоть до того момента, когда…

Дальше следуют варианты.

Вариант Ленин – Сталин – Мао… Назовем его: Мавзолей. Впрочем, из Мавзолеев порой выносят (Сталин. Ленин?). А сами Мавзолеи порой взрывают и сносят (Димитров, Чойбалсан)…

Ноу-хау, получившее свое имя от Мавсола из Галикарнаса и датированное серединой IV века до н. э., в нашу эру взрывной энергией масс теснит вариант Чаушеску, Саддама, Каддафи… Не приведи, Господь!

Слишком задерживаться, засиживаться на таком месте опасно и неразумно. Если бы у Мугабе хватило чутья не откладывать божественную встречу, статус золотой мумии ему был бы обеспечен. Впрочем, кажется, между двумя полюсами истории находится компромисс. Вести из Хараре интригующие. Оказывается, всю жизнь у африканского аксакала была мечта – уехать в деревню и заняться сельским хозяйством, и сейчас, когда он получил гарантии неприкосновенности, он, наконец, может ее осуществить. Об этом рассказал его племянник. По его словам, 93-летний Роберт Мугабе с нетерпением ждет возможности переехать в домик в деревне и стать фермером.

Какое терпение оказалось у этого сверхчеловека!

Впрочем, городская резиденция останется за ним. Вместе с обслугой и охраной. И президентская зарплата – $150 тыс. ежемесячно. А еще он получит «подъемные» $10 миллионов. В сочетании с ультиматумом от верных соратников это объясняет, как он стал легок на подъем. Срочно вернувшийся из бегов на свою инаугурацию «Крокодил» Мнангагва встретился с бывшим президентом и заверил его, что никакие проблемы последних лет не перечеркнут его заслуги перед страной. В радостной атмосфере, охватившей страну, появилась идея объявить день рождения экс-вождя Днем молодежи.

Так это делается нынче в Африке. Сверхчеловеческий труд заслуживает срочного поощрения. Человеческий отдых после такого труда нуждается в энергичных стимулах. Всегда молодой Мугабе снова показал пример коллегам.

Ноябрь 2017 г.

Про Иран, Коран и уран
Фрагменты сатанинской прозы

Призрак бродит по миру… Призрак цветной революции. Он является нежданно – негаданно – то в Белграде, то в Киеве, то в Тбилиси, даже в Бишкеке или Кишиневе (или это был его двойник?), баламутит честной народ и переворачивает все вверх дном. На этот раз он объявился там, где его, кажется, меньше всего ждали, – в Тегеране. На нем зеленая повязка – цвет ислама, самый правоверный цвет в Исламской Республике Иран. Но от этой зеленой революции бросило в дрожь режим аятолл.

Неда

История повторяется, как под копирку. Снова выборы. Как ни крути, это все-таки очень неудобная процедура. И как всегда, камнем преткновения стал их итог.

Двумя главными кандидатами на прошедших 12 июня 2009 года президентских выборах в Иране были действующий президент Махмуд Ахмадинежад и бывший премьер-министр «умеренный реформатор» Мир Хосейн Мусави. Кампания была бурной, голосование активным, исход до последней минуты казался неясным. Когда объявили итоги, никто им не поверил. Согласно официальным цифрам, за Ахмадинежада проголосовали 24 миллиона избирателей – 63 процента, а за Мусави лишь 13 миллионов – 34 процента. Мусави заявил, что это ложь, что у него украли победу, и призвал власти провести новое голосование, а народ – выйти на улицу. Прокатившаяся волна протестов – Исфаган, Керман, Шираз, Табриз, кульминацией которых стал состоявшийся, несмотря на запрет, 20 июня миллионный митинг в Тегеране, подтвердила, что множество народу по всей стране разделяет эту веру и это требование. Протестующей волне противостоял силовой террор. Против демонстрантов были брошены черные мотоциклисты, натасканные на разгон мятежей, и басиджи; эти вооруженные дубинками и автоматами добровольцы – кумсомольцы (если производить от Кума – религиозной столицы Ирана) проявили особую жестокость. Пролилась кровь. Официально говорилось про двадцать с лишним погибших, молва оглашала гораздо большие цифры.

Власти запретили любые публичные прощания с убитыми. Весьма предусмотрительно. По мусульманским обычаям с ушедшим прощаются на третий, седьмой и, наконец, на сороковой день. Но каждое такое прощание поднимает новую волну гнева. Именно так и было в ходе революционных событий 1979 года: похороны и прощания автоматически перерастали в новые восстания с новыми убитыми, что тянуло и тянуло за собой вереницу протеста, скорби, ненависти. Антишахская революция продолжалась год, она не была одномоментным взрывом. Она как раз и являла собой цепную реакцию противостояния, месяц за месяцем набиравшую критическую массу.

У мулл, пришедших к власти в результате именно такого хода событий, хорошая память. Загоняя в подполье даже похороны погибших, они рассчитывали скрыть масштаб и характер событий. Их подвела самая малость – телефонная трубка, совмещенная с камерой, которая есть теперь у каждого подростка. По крайней мере, одна жертва оказалась неанонимной.

Два мегабита информации произвели мировой переворот. Вот как это случилось.

Гибель Неды Ага-Султан снял на телефонную трубку случайный свидетель. Он отправил эти кадры знакомому блоггеру за границей, тот переправил ее на «Голос Америки», в лондонскую «Гардиан» и еще пятерке онлайновых друзей с припиской: «Пожалуйста, пусть мир узнает…» Дальше 40-секундное видео попало на Facebook, YouTube (с иранской стороны они контролировались, но не из Европы), наконец, на CNN. Сцену смерти молодой красивой женщины, умирающей на асфальте, ее последние слова «Как жжет…» увидели и услышали миллионы людей.

Имя Неда значит Голос. Несчастная Неда стала современной иранской иконой, зримым образом всего того, что последовало за голосованием.

У неприступных как горный утес мулл, оказывается, есть свои слабости и страхи. О том, что Хаменеи опасается бархатной революции, писали и раньше. Сейчас стало понятно, до какой степени.

Пятничная проповедь верховного вождя – главная форма инструктирования страны – являла собой хорошо дозированную смесь угроз и мольбы о клановой солидарности. «Если политическая элита нарушит закон, хочет она того или не хочет, она примет на себя ответственность за хаос и кровопролитие», – сурово начал Хаменеи. И закончил: «Я заклинаю старых друзей и братьев быть терпеливыми и не терять над собой контроль». Он высмеял саму возможность того, что расследование может изменить результаты голосования.

«Уличный протест неприемлем!» – это было главное предупреждение, содержавшееся в пятничной молитве. Глава режима, получившего свой мандат на улице, знал, от чего предостерегать.

Но народ не послушался верховного вождя. И даже троица посчитавших себя обманутыми кандидатов посмела ослушаться – такое случилось впервые. «Протестовать против лжи и подтасовки – это ваше право!» – стоял на своем Мусави. И тогда борьба «против анархии и вандализма», обещанный стражами исламской революции «революционный отпор заговору и предательству» развернулись на всю катушку. Первую дубинку в этом «революционном отпоре» сыграли басиджи, и это показательная роль.

«Басидж» значит «Мобилизация»; изначальное название – «Организация мобилизации обездоленных иранского народа». Отряды басиджей были созданы тридцать лет назад по велению Хомейни как народное ополчение, в котором нуждалась безоружная антишахская революция. В ходе ирано-иракской войны на долю этой защитницы молодой Исламской Республики выпала самая жертвенная роль пушечного мяса, противостоящего хорошо вооруженной иракской армии. Толпы необученных парней посылались на минные поля во всеоружии одной лишь святой веры, будто самопожертвование гарантирует им место в раю, и это считалось верхом подвига. Сейчас басиджи – это те же совсем молодые парни и девушки в основном из провинции. Грамоту им заменяет фундаментальная вера, что они и есть сильные духом «воины имама Хусейна»; их выводят на улицы больших городов наводить порядок и следить за нравами. От народного ополчения до всеми ненавидимой карательной дубины – так выглядит эта революционная парабола…

Иностранных журналистов срочно лишили аккредитации. Десятки иранских журналистов были подвергнуты аресту. В штаб-квартирах оппозиционных кандидатов были проведены обыски и аресты. Немедленно обнаружилось, что каждый из таких офисов – это в действительности «штаб-квартира психологической войны против национальной безопасности», откуда «преступные нити ведут за границу»… Густо запахло «саботажем» и «предательством». Общий диагноз не вызывал сомнений: это «сионистско-империалистический заговор». Особенно гадит англичанка… В своей пятничной проповеди Хаменеи выразился почти дословно так, Великобританию он наградил эпитетом «вызывающая отвращение». Тут же красочными деталями поделился с публикой министр иностранных дел. Оказывается, все последние авиарейсы в Тегеран были битком набиты английскими шпионами – куда только глядят иммиграционные власти страны. Позже были арестованы иранские сотрудники британского посольства. Особо отвратительная роль, как всегда, принадлежала двум спутниковым телестанциям – Би-Би-Си и Голосу Америки, которые позволили себе передавать комментарии и снимки иранских событий. На сей раз выяснилось, что делали они это даже не по гнусной своей природе, а в рамках секретного плана Израиля по развалу страны…

Стандартная шизофреническая реакция.

Так или иначе, тегеранскую улицу удалось усмирить. Режим вернул статус-кво. Надолго ли и можно ли его так называть?

Несущую конструкцию режима тряхануло до самой вершины.

Верховный вождь – фигура, занимающая место рядом с пророком, – должен быть над схваткой. А аятолла Хаменеи показал, что он не арбитр, равноудаленный и справедливый, а заинтересованное лицо. Большая ошибка. Тот, у кого голова в тюрбане, не может иметь нос в табаке. Не потому что грешно, а потому что видно.

Иранская власть потеряла свою сакральность. В демократии власть должна быть популярна. В автократии – сакральна. Попытка смешения жанров опасна. Очевидная ангажированность и пролитая кровь нанесли удар по мифу, который лежит в основе государства. Перед собственным городом и перед миром муллы предстали голые и кровавые.

Привычный крик толпы «смерть Америке!» неожиданно сменился на «смерть диктаторам!». Иранская толпа пассионарна до крайности – нам ли, однажды увидевшим, как «Грибоеда везут», этого не знать. Но это знак отвержения режима.

Рожденный в горниле антишахской революции 1979 года иранский режим – это умопомрачительная помесь демократии с теократией. Демократия – мандат революции. Неистовая проповедь несгибаемого аятоллы (слово божье, божественное чаяние) пала на всеобщее отчаяние и народную кровь – так родилась иранская демократия. Оппозицию шахскому абсолютизму олицетворяли муллы, и как орган высшей справедливости они естественным образом узурпировали власть, оставив за собой право формулировать, чего же хочет демос теперь уже в повседневной жизни.

Политическая конструкция Исламской Республики Иран отражает формулу теократии как высшей формы демократии. В стране есть президент, правительство, парламент. Но над ними парит и царит высшее духовенство, верховный вождь, чья власть абсолютна и непререкаема. Пост пожизненный. После смерти Хомейни на него заступил аятолла Хаменеи. Власть национального лидера Ирана предусмотрительно не сводится лишь к духовным основаниям. Он официальный верховный главнокомандующий, ему подчиняются стражи революции и остальные военизированные формирования.

Но при всем своем абсолютизме рожденный народной революцией теократический режим нуждается в демократическом облачении. Президент и парламент – выборные, и избирательные кампании в Иране проходят весьма бурно с непоказной борьбой. Есть только две тонкости – тщательный фейс-контроль на входе и на выходе. Вся организация выборов, включая подсчет результатов, находятся безальтернативно в надежных руках. И кто получит право баллотироваться, решается наверху, шорт-лист кандидатов утверждает верховный вождь. Неугодные кандидаты на президентских либо парламентских выборах отсекаются без малейших церемоний. Паршивая овца (оппозиционный верблюд) не пройдет в иголье ушко этого отбора. В итоге система как бы не монохромна, в том смысле, что выборы – не из одного-единственного кандидата нерушимого блока неба и земли. Но и плюрализм тут специфический: кандидаты могут представлять лишь разные оттенки того черного цвета, который так к лицу муллам.

Так было и на этот раз. Помимо Ахмадинежада было еще три кандидата. Мохсен Резаи, бывший командующий стражей исламской революции. Мехди Карруби – из духовенства. Мир Хосейн Мусави – «умеренный либерал» лишь по сравнению с Ахмадинежадом. Любимый ученик аятоллы Хомейни, он всегда был вне подозрений. Но своего соперника он критиковал остро, потому что за дело. Безработица превышает 20 процентов… Страна прожила тучные нефтяные годы (Иран – пятый по счету производитель нефти, экспортирующий более двух миллионов баррелей в день), получила десятки миллиардов долларов – и где эти деньги?.. Произошло то, что происходит в вольтовой дуге. Искавшие точку приложения надежды огромной человеческой массы нашли ее в кандидатуре оппозиционного кандидата. В наэлектризованной до предела атмосфере кандидатура Мусави радикализировалась.

Первым дрогнул бывший глава стражей революции – негоже идти против своих. Он формально отозвал свои обвинения в подтасовке. Еще недавно Мохсен Резаи громогласно утверждал, что у него есть доказательства, что за него были поданы по крайней мере 900 000 голосов (а не официально объявленные 680 000), но сейчас он произнес ритуальную фразу, которую от него ждали: прошедшее голосование было «чистым примером религиозной демократии». Довольно двусмысленное заявление, зато дословно повторяющее слова из пятничной проповеди верховного вождя. Перемену позиции бывший главстраж объяснил довольно откровенно: «социально – политическое положение и ситуация с безопасностью вступили в особо чувствительную и решающую стадию, и это более важно, чем выборы».

На 600 поданных заявлений о нарушениях был один ответ: «Крупных нарушений не имело места». Таков был вердикт Наблюдательного совета (он же избирком). «Проверка показала, что нынешние выборы были самыми здоровыми со времен революции», – заявил его глава. А представитель МИДа выразился еще убедительней: «Выборы стали сверкающим бриллиантом, венчающим достоинство иранской нации».

Можно ли доказать выборный мухлеж, когда небо в бриллиантах? Доказательства скорей косвенные.

Результат – 63 процента за Ахмадинежада – был объявлен уже через два часа после закрытия избирательных участков, когда были подсчитаны 5 процентов голосов, и потом в течение десяти дней, что заняли подсчеты, он не менялся ни на йоту. Вообще-то так не бывает. В экономическом, этническом и прочих отношениях страна являет собой картину крайнего разнообразия. Больше похоже на то, говорят критики, что итоговая цифра была задана сверху, а потом под нее подгонялся подсчет. Для чего и потребовалось столько времени.

На долю двух оппонентов досталось совсем уж мало голосов. Керруби на выборах 2005 года собрал 5 миллионов голосов, а на этот раз – лишь 330 тысяч; недействительных бюллетеней и то было больше. Уж в родном-то районе Керруби должен был взять верх над Ахмадинежадом, но нет, и тут проиграл.

Во многих населенных пунктах число проголосовавших превысило число зарегистрированных избирателей. В ответе Комиссии говорится, что, как показала проверка, такое превышение действительно имело место, оно исчисляется в три миллиона голосов, однако оно имело место не в 80 и тем более не в 170, как утверждали заявители, а лишь в 50 городах. И… это обстоятельство вовсе не говорит о нарушении, поскольку люди могли реально голосовать не по своему месту жительства.

Ситуация, когда организаторы выборов не подпускают на пушечный выстрел никаких наблюдателей – ни внутренних, ни, тем более, внешних, сосредоточив в своих руках тотальный контроль, кажется, гарантирует комфорт и ясную перспективу. Однако есть здесь и своя слабость. Если тотальный мухлеж недоказуем, то и официальный итог можно принимать только на веру. А веры властям нет. Напротив, уже в самый момент объявления, по крайней мере, половина страны уверовала, что имел место грандиозный наглый обман. И теперь ее в этом не разуверить никакими средствами. Как узнать хотя бы, какая половина страны больше, и главное, что делать с ее оскорбленным чувством?

Когда все говорят – на улице или на кухне, – что власти мухлюют, это и есть кризис системы. Основополагающий миф единства власти и народа, теократии как демократии рухнул. Заодно обнажился и раскол в самих высших эшелонах власти. Ахмадинежад с предыдущих выборов пользуется поддержкой и покровительством Хаменеи, но агрессивного выскочку не любят и боятся многие. Он тащит за собой во власть так называемое поколение ирано-иракской войны, которое готово потеснить старших – поколение антишахской революции. МВД, органы юстиции, Совет национальной безопасности оккупировали ставленники Ахмадинежада. Он сменил большинство губернаторов и мэров. Такое не прощается. Его ненавидит Али Акбар Хашеми Рафсанджани, некогда правая рука Хомейни, бывший президент и один из самых богатых людей Ирана. 75-летний Рафсанджани – очень противоречивая фигура. За глаза его называют серым преосвященством, человеком № 2 во властной иерархии. Парадокс в том, что это он двадцать лет назад, когда умер Хомейни, поставил на пост верховного лидера Хаменеи, отодвинув на второй план законного наследника аятоллу Хусейна Али Монтазери.

Святость престола никогда не мешала интригам, но сейчас они вылезли наружу. Спикер парламента Али Лариджани глухо высказался в том смысле, что претензии оппозиции не лишены оснований и что у людей должно быть право на мирный протест. С другой стороны, аятолла Ахмад Хатами в своей пятничной проповеди в Тегеранском университете заявил, что демонстрантов следует судить за то, что они «развязали войну против Господа Бога». Это не простая фигура красноречия, это точная формулировка статьи исламского закона, наказание по которой – смертная казнь. Хорошо, что Ахмад Хатами – сравнительно мелкий аятолла. А тем временем молчат многие кумские авторитеты. О чем они молчат?

Режим, который зрит в Коран, как в корень, неадекватен. Вера в Божий закон как суррогат идеи справедливости может поднять миллионы людей в исторические мгновения отчаяния, но считать, что по заветам пророка, убитого в VII веке, можно разбираться с социально-экономическими вызовами XXI века, – это шиитская утопия. Пустив немалую часть нефтяных доходов на вспомоществования бедным, Ахмадинежад продемонстрировал себя умелым популистом. Это привлекло на его сторону низшие слои. Нефтяные доходы действительно от Бога. Но как создать здоровую современную экономику, ни действующий президент, ни его духовные покровители не знают.