Текст книги "Диктаторы и террористы. Хроники мирового зла"

70 процентов населения Ирана – в возрасте до 30 лет, то есть родились уже после антишахской революции. Это образованное поколение, они дети совсем другой – коммуникационной – революции. Это поколение тянется в мир, к нормальной жизни – к тому, что считается нормальной жизнью в развитом мире, – и сталкивается со строгостями из другого века. То, как маленькая телефонная трубка, на которую была снята смерть молодой женщины, нанесла поражение системе террора, убившей Неду, символизирует куда более широкий конфликт.

В положении женщин этот разрыв особенно заметен. Аятолла Хомейни призвал благородные семейства дать образование своим дочерям, и его послушались. Нынче в иранских университетах девушек больше, чем юношей. При этом основополагающие порядки остались прежние. Девочку можно отдать замуж с 13 лет. Все права на наследство – в пользу мужского пола. Даже пляжи на Каспийском море раздельные, как автобусы для черных в американской Алабаме полвека назад. Порыв ветра может превратить любую девушку или женщину в «ветреницу»: за юбку, открывающую лодыжку, или за открытую шею она может быть подвергнута унизительному наказанию. За этим следит полиция нравов. Мусави пообещал убрать ее с улиц. Ахмадинежад всячески поощрял.

Женщины громче мужчин кричали «Смерть диктаторам!» и поддерживали Мусави. Рядом с ним всегда была его жена – политолог, бывший декан университета. Женщинам это нравилось.

Родившееся после революции поколение не заморочивается прошлым. Это поколение не политизировано и не идеологизировано, как отцы и деды. Оно жаждет не переворота, а перемен. Это совсем иной конфликт, чем в 1979 году, но не менее глубокий.

Жизнерадостная Неда Ага-Султан не была ни борцом, ни политической активисткой. 26-летняя студентка философии даже не голосовала. Но у нее была тайная страсть: она брала уроки пения. А поскольку женщинам в Иране воспрещается петь публично, эти уроки были подпольные. Ей нравилась поп-музыка, которая очень не нравится клерикальной власти. Она не была активной участницей демонстраций. Просто, возвращаясь со своего тайного урока пения, попала в водоворот, из которого уже не выбралась. Таково лицо современной иранской трагедии.

Когда самые обыкновенные человеческие желания равносильны преступлению – это режим катастрофы. Там, где модерн должен склоняться перед архаикой, жди, когда революция постучит в дверь. Это революция не столько политическая, сколько культурная. В ней не хватает фанатизма, жертвенности – и слава Богу. Но она необратима, хотя, какие формы и темпы она обретет, одному Богу и известно.

Так что это было – революция или не революция? Или революция – это только то, что побеждает, а то, что откатывается, это не революция, а волна? Но эта зеленая волна еще аукнется – в травмированном национальном сознании. И в поведении элит. Охота на телефоны с камерами стала одной из главных задач басиджей, прочесывающих улицы. Интересно, это единственный урок, который извлекли иранские власти?

Четыре тысячи человек были арестованы в бурные дни, по официальным данным. Большинство отпущено, утверждается, что в тюрьмах осталось около трехсот человек. Одну из провинциальных тюрем даже пришлось закрыть по личному распоряжению Хаменеи, когда выяснилось, что в ней были забиты до смерти трое молодых людей, включая сына помощника Мохсена Резаи, бывшего кандидата в президенты.

Пиком реакции стал откровенно постановочный показательный процесс (его показали по телевидению), так, чтобы страна могла насладиться зрелищем либералов-реформаторов в тюремных робах. Бывший (при президенте Хатами) вице-президент, министры той поры, редактор закрытой газеты – каялись под копирку в связях с иностранной прессой и спецслужбами, оглашали компромат на соперников Ахмадинежада и просили верховного вождя, «чья мудрость и бдительное руководство гарантируется ночной близостью между ним и Господом», простить их великодушно. Прокурор утверждал, что решительные и своевременные действия властей предотвратили «бархатный переворот» по модели Сербии и Грузии, приводя в качестве примеров подрывной деятельности связи известных иранских ученых с зарубежными университетами и скопом занося движения активистов, защищающих права женщин, этнических меньшинств, профсоюзов, студенчества, во враги нации.

Должного эффекта эти сигналы элите и стране не принесли. На церемонии повторной инаугурации Ахмадинежада 3 августа помимо троицы главных непослушных подозрительно отсутствовали многие другие известные фигуры, включая членов семьи покойного аятоллы Хомейни, для которых в ходе предыдущих процедур этого класса резервировались самые почетные места. А в сам этот день в Тегеране вновь прошли демонстрации протеста, хотя и не столь массовые, как сразу после выборов.

Что дальше? Будут ли до предела закручены гайки, отвернется ли теократия от своих игр с демократией, предстанет ли чистой диктатурой? Или она постарается достичь компромисса – внутри себя с фракцией менее оголтелых, а в конечном счете внести поправки на современность? Настоящая борьба ушла под ковер, но мы это увидим – если не в ближайшей, то уж в среднесрочной перспективе точно.

А пока можно сделать более широкие наблюдения за призраком революции, у нас ведь уже накопился немалый статистический материал.

Боязнь цветных революций – недуг нередкий, это известная слабость сильных режимов.

Вопреки тому, что о цветной революции говорят и пишут креативные труженики официоза, ее призрак не напоминает террориста. Скорей он появляется в белом венчике из роз. Его легко расстрелять. Хотя тут действует некая высшая математика: разогнать митинг в 5 тысяч человек не составляет труда, перед митингом в 500 тысяч задумается даже тоталитарная дубина. Так или иначе, это верная примета: если является призрак цветной революции, значит, власть преступна сверх всякой меры. Значит, демократия в стране совсем призрачная. И нечего тут ссылаться на «суверенность демократии» или поблекший мандат былой революции.

Все революции по-своему призрачны – в том смысле, что они редко исполняют свои обещания. И поэтому рано или поздно появляется призрак новой революции – против режима, установленного революцией предыдущей и обманувшей ожидания, либо появившегося в результате ее перерождения.

Можно ли избежать цветной революции? Для этого нужно всего ничего: не узурпировать власть, не заниматься махинациями с властью в особо крупных размерах… Ответ слишком простой, излишне морализаторский, сильно противоречащий природе людей у власти? Ну хорошо. Нужно не доводить котел до кипения, а для этого требуется встроенный механизм эволюции. Эволюция – это революция на каждый день, маленькая постоянно действующая революция, которая точно не разорвет котел. И нужен котел, который умеет выпускать пар, но еще больше направлять общественную энергию в русло назревших преобразований. Такой котел давно изобретен, он называется демократия.

Во всех странах, где замечен призрак цветной революции, плохо с разными вещами, но прежде всего с демократией. Там власть очень уж нечиста на руку, что на самом деле симптом гораздо худшей болезни – она неадекватна, она в катастрофическом разладе с главными потребностями общества.

Август 2009 г.

Приключения Салмана Рушди

Самая знаменитая фетва нашего времени принадлежит аятолле Хомейни и звучит так: «Я сообщаю гордым мусульманам всего мира, что автор „Сатанинских стихов“ – книги, направленной против Ислама, Пророка и Корана, и все те, кто был посвящен в ее замысел, приговариваются к смерти. Я прошу всех мусульман уничтожить их, где бы они ни были обнаружены».

Что такое фетва? В данном случае смертный приговор, не подлежащий апелляции, вынесенный теократическим вождем одного государства гражданину другого государства на территории третьего государства и который не просто может, но обязан привести в исполнение любой и каждый член мусульманской уммы, живущий на этой планете. Юрисдикция несколько широковата? Но виновный оскорбил Пророка! И не вздумайте сомневаться, любое сомнение в высшей справедливости – по определению святотатство и автоматически подпадает под фетву.

Книга и фетва вышли в 1989 году. Волнения и погромы, вызванные книгой (или все-таки фетвой?), стоили сотни жизней, но Салман Рушди выжил и выпустил книгу как раз об этом – о своей жизни под сатанинским приговором.

Книга называется «Джозеф Антон. Мемуары». Что за странное имя?

Прежняя жизнь англо-индийского писателя Салмана Рушди, рожденного в Бомбее в мусульманской семье, кончилась в одночасье. Дом, семья, близкие и знакомые – все оказалось под прицелом. Он должен был исчезнуть. Превратиться в невидимку под охраной правительства Великобритании. Бронированный автомобиль стал скорлупой в его невольных скитаниях, два выделенных охранника и два водителя – бессменным кругом общения.

Имя он себе сочинил в честь двух своих литературных кумиров – Джозефа Конрада и Антона Чехова.

А вокруг гремела буря. «Он сделал это ради денег… Он сделал это ради славы… Евреи подвигли его на это… Ни одна душа не купила бы его нечитаемую книгу, не будь в ней подлых нападок на ислам…»

Писатель обречен носить в себе собственный мир. Но не до такой же степени!

Новая жизнь была невыносима, необъяснимые страсти, разгоревшиеся вокруг его персоны, нужно было успокоить любой ценой, и он попытался. Он сделал публичное заявление: «Как автор „Сатанинских стихов“ я признаю, что мусульмане во многих частях мира искренне переживают из-за публикации моего романа. Я глубоко сожалею, что публикация моего романа вызвала такие переживания у искренних последователей ислама. Мы живем в мире многих верований, и этот опыт служит напоминанием нам, что мы все должны всегда помнить о чувствах других».

Бесполезно. Со смертного одра непреклонный аятолла продиктовал: «Даже если Салман Рушди покается и станет самым благочестивым человеком за все времена, долг каждого мусульманина использовать все, что есть в его распоряжении, свою жизнь и свое имущество, чтобы отправить его в ад».

Жизнь в подполье в ожидании убийц продолжалась девять лет. В 1998 году иранские правители решили, что им надо восстановить дипотношения с Великобританией. Это было, безусловно, богоугодное, хотя и не теологическое решение, и фетва покойного аятоллы была отозвана. Теперь Джозеф Антон мог вернуться к себе самому, хотя и далеко не прежнему. Салман Рушди живет и работает в Нью-Йорке.

Последняя фраза могла бы звучать как формула относительного хэппи-энда. Увы. На девятой волне нового мусульманского шквала, вызванного появлением в YouTube трейлера к некоему фильму, о котором достоверно известно лишь его название «Невинность мусульман», сразу несколько источников сообщили, что религиозные авторитеты в Иране вновь призвали кару на голову Салмана Рушди. К каноническим аргументам добавлен логический. Мол, если бы приговор писателю был исполнен, то другим святотатцам было бы неповадно. Не было бы, надо полагать, истории с датскими карикатурами в 2005 году, стоившей еще сотни жизней. Не было бы и приступа «арабской осени». Все надо делать вовремя…

Сообщается, что новое небесное предписание подкреплено наградой в 3,3 миллиона долларов на этой земле.

В этой заметке на тему «литература и (или) жизнь» я уже было поставил точку, но тут лыко в строку – новое сообщение из небесной канцелярии после пятницы – спятницы, когда толпы правоверных в разных юго-восточных странах с особым рвением наломали костей друг другу во имя Аллаха. На пресс-конференции в Пешаваре пакистанский министр железных дорог Гулям Ахмад Билур объявил, что он выплатит сто тысяч долларов из своих личных средств тому, кто убьет автора «Невинности мусульман». Новая «фетва», такая же самодельная, как и фильм, ее вдохновивший. Неисповедимы железнодорожные пути твои, Господи!

Лондон – Москва. Сентябрь 2012 г.

Атом, нефть, газ и идеократия

Иран – это Коран – безапелляционно провозгласил аятолла Хомейни.

Теократы, что пришли ему на смену, дополнили символ веры: Иран – это Уран.

В результате Иран на всех парах двигался к созданию собственной Бомбы и, обретя полный набор санкций, стал изгоем мировой политики.

В июле 2015-го второе уравнение, а возможно и первое, было опровергнуто. Соединенные Штаты вместе с другими пятью грандами международной политики и Иран достигли сенсационного соглашения: иранская ядерная программа замораживается, как минимум, на десять лет. В ответ с Ирана снимаются международные санкции. Обе половины сделки необыкновенно весомы. После метаметаморфоз по линии главных противостояний второй половины ХХ века: СССР – США и США – Китай это крупнейший прорыв в международных отношениях.

Формула переговорного процесса: Иран и шестерка посредников. Шестерку посредников еще обозначали как 5 + 1 (пять постоянных членов Совета Безопасности ООН – Великобритания, Китай, Россия, США и Франция плюс Германия). Шесть ведущих стран мира выступают от имени международного сообщества в целом. Такова цена вопроса.

Универсальный смысл достигнутого соглашения в том, что Иран не нарушит мирового ядерного статус-кво и не вломится в клуб ядерных держав, основной состав которого составляет та самая первая пятерка.

Ядерная бомба – аналог геенны огненной – самое грозное и противоречивое явление мировой политики. Рожденная страхом перед фашизмом, она сама стала источником самого большого страха во второй половине ХХ века. Оружие супертеррора предотвратило, однако, худшее, удержало глобальную холодную войну в мирных берегах, не дало выплеснуться в третью мировую. Это абсолютная валюта мировой политики, которой, однако, а) нельзя пользоваться и б) она подвержена девальвации, с каждым новым своим национальным рождением Бомба становится более «обычной» и взрывоопасной. В индийском и пакистанском обличиях она стала следствием сведения счетов (но и средством сдерживания) на субконтиненте. В северокорейском – вообще невесть чем.

Мировой клуб ядерных держав – парадоксальное, по определению закрытое заведение, куда входят без спроса, а то и без объявления, и не сказать, что одни джентльмены. Расширение его смертельно опасно, как бы ни относиться к имеющимся членам и какие бы надежды и фрустрации ни обуревали новых претендентов. В разные годы у ядерного порога удалось остановить ЮАР, Ливию, Ирак, за ядерным порогом оставить Украину… Иранский звонок – последняя по счету и самая громкая мировая тревога. Тем более, что следом за Ираном в сорванные двери клуба неизбежно устремятся Саудовская Аравия, Египет, Турция. Гонка ядерных вооружений на Ближнем и Среднем Востоке – худшее, что можно себе представить…

Соглашение шестерки с Ираном – возможная гарантия от такого развития. Хотя и не абсолютная.

Соглашение компромиссное. Оно предполагает сокращение материальной инфраструктуры иранского атомного проекта на две трети, если считать по центрифугам, но не уничтожает ее полностью. Формально оно на десять лет, а не бессрочно. В нем тьма дьявольских деталей. Об них сам черт ногу сломит, госсекретарь Керри уже сломал – как раз на финальном вираже переговорного процесса… И у него мощные противники. Премьер Израиля Нетаньяху (Израилю нужны абсолютные гарантии безопасности). Саудовская Аравия и арабские страны, которые не хотят экономического усиления соперника в регионе. Обамофобия американских республиканцев, заправляющих в конгрессе США, – у них неограниченные возможности блокировать любые инициативы президента – «хромой утки»…

Конкретные риски велики – вплоть до возможного нарушения и срыва. Куда больший риск, однако, захлопнуть окно исторической возможности, запугав себя подсчетом этих рисков.

Как образовалось это окно? Это реально только в одном случае – в правящем классе Ирана назрела ментальная перемена. Атомная жар-птица в руках, конечно, хорошо – в парадигме конфронтации с миром ей нет цены. Но стратегическое загнивание плохо – сколько ни уговаривай себя, что гордая страна выстоит вопреки всему миру и что народ все вытерпит. Под эти мантры, что повторяются по пять раз на дню все тридцать пять послереволюционных лет, выросло новое поколение, которое мечети предпочитает социальные сети. Оно глядит в мир с надеждой, а не ненавистью. В этих условиях, кажется, приходит осознание того, что обменять гипотетическое место в ядерном клубе на возможность развития и нормальное место в мировой экономике – неплохая сделка. Правда, в конечном счете в обмен на отмену санкций придется отказаться не только от атомной жар-птицы в руках, но и от конфронтации с миром. Анафема, но тоже не беда. Прагматизм – противоположность идеократии. Антидот и симптом излечения от нее – одновременно.

Тут стоит процитировать президента Рухани: «Некоторые думают, что мы должны либо воевать с миром, либо сдаться на милость мировых держав. Мы говорим: ни то, ни другое, есть третий путь. Мы можем сотрудничать с миром».

Язык президента Рухани заметно контрастирует с языком аятолл, к которому мы привыкли со времен революции Хомейни. Легко поставить под сомнение его слова, высшая власть принадлежит не ему, а имаму Хаменеи. Напротив, нужно обладать огромным воображением, чтобы представить, что пассионарный идеократический режим может отказаться от того, чему поклонялся. Такое, однако, бывает. Пассионарные идеократические режимы обладают одной далеко идущей особенностью – они заводят свои страны и общества в тупики истории. Когда такое случается, невозможное становится необходимым.

Нужно видеть такие исторические развилки. Опасно их пропустить. Одну такую развилку пережил Китай в пору Дэн Сяопина. Другую – Советский Союз в период своего полураспада. Ответы страны дали (дают до сих пор) разные, что не отменяет наличия самой развилки.

Иран явно у такой развилки.

5 + 1 в шестерке посредников, ищущих атомного соглашения с Ираном, может расшифровываться и по-другому. Главный груз и дипломатического, и не дипломатического убеждения взяли на себя США, что, безусловно, давало иранским муллам немало риторических возможностей обвинить Вашингтон в империалистическом диктате. Почему-то в унисон с ними звучат и некоторые филиппики на русском языке.

В оценках соглашения с Ираном с российской стороны ходовые слова нефть и газ, а не атом, как будто Россия вовсе и не входит в шестерку посредников.

Иран живет за счет нефти и газа. Ничего не напоминает? А еще нас роднят санкции. Санкции в отношении нефтяных и финансовых секторов экономики заметно тормозят иранский поток энергоресурсов на мировые рынки. Но когда нога санкций отпустит иранский тормоз, как это аукнется на российском экспорте? Не потеснит ли Иран Россию на рынке энергоносителей?

Резонный вопрос. По некоторым подсчетам, падение экспорта Ирана из-за санкций составляет порядка 50 миллионов тонн в год – менее 2 % от общемировой торговли физической нефтью. Эту добычу надо еще нарастить. Потенциально богатейшие газовые запасы – разработать. Инфраструктуру создать заново. Работа на годы. Иранский поток – серьезный фактор, но не критическая величина.

Значит, соглашение с Ираном – событие позитивное? Вовсе не значит. Почему? По причинам глубоко идейного характера – ищите интриги! Американские, в первую очередь. Но и европейцы не лучше. Оказывается, Европа готова уже сейчас признать иранскую бомбу, только чтобы навредить России – ослабить тиски своей энергозависимости от нее. Так утверждают российские мудрецы очень популярной ныне школы.

То, что Европа постарается включить в рацион своего энергопитания иранский, а также катарский, азербайджанский, туркменский и газ любой другой национальности, чтобы избавиться от своевольного российского монополизма, не большая тайна. Но откуда такой безумный полет фантазии?

Кажется, мы живем в мире не фактов, а идей. Русский мир, которого еще недавно не было ни на каких картах, сейчас превыше ОБСЕ и ООН, вместе взятых, превыше всех принципов и границ. В нашем политическом дискурсе политэкономию вытесняет теология вкупе с теллурией. Важны не факты, события, стоимости, а то, что объявляется сакральным. Тут правит первородный грех, идея имманентной порочности Запада. Давно известно, что их, супостатов, хлебом не корми, дай только насолить России. Но даже на этом фоне идея, что ради такого удовольствия Америка с Европой готовы подвергнуть себя атомному шахсей-вахсей – всем гвоздям гвоздь…

Таков эффект идеократии. Когда публицистику или хуже того – политику заносит на очень зыбкую почву идеократии, это не проходит даром.

Иран не прочь заменить Россию на рынке энергоносителей, даже если ему это не удастся. Но, кажется, и Россия готова заместить Иран.

Пафос и апломб, с которыми наши отечественные проповедники твердят, что Вашингтон обуревает «русофобия», может сравниться лишь со страстью, с какой иранские муллы клеймят «исламофобию», оккупировавшую тот же град.

Мы равно должны уверовать, что Запад движется к кризису и упадку. И что, утратив свои моральные скрепы и традиции, гнилой, разложившийся, он старается ослабить и унизить… Тут мы, правда, слегка расходимся. Они говорят Иран, хотя мы твердо знаем, что – Россию.

И даже афоризмы Верховных правителей двух стран порой совершают невольную перекличку.

Америка – это Большой Сатана! Ау!

Нет-нет, она – товарищ волк и строгий дядя в пробковом шлеме с ракетной дубинкой…

С отрезвлением в Тегеране место идейного противника США и главного изобличителя аморального и порочного Запада освобождается. Нельзя, чтобы свято место пустовало. И кому его занять, если не возрождающейся не по дням, а по часам святой Руси!

Суть происходящей иранской перемены политолог Алексей Малашенко из Фонда Карнеги определяет так: «Одним словом, Иран будет превращаться во вменяемое государство, которому можно будет доверять». Если одним словом, то Россия движется в противоположном направлении.

Июль 2015 г.

* * *

В мае 2018 года США безапелляционно «вышли из ядерной сделки с Ираном». Президент Трамп привычно обозвал ее «ужасной», ввел санкции против этой страны и пригрозил санкциями всем, кто ослушается его прескрипций. Неважно, что МАГАТЭ подтверждает: Иран соблюдает условия договора. Неважно, что остальные участники – Великобритания, Франция, Германия, Россия заявили, что будут придерживаться договора. Неважно, что Евросоюз, Китай, Индия несогласны с американской логикой. И уж совсем неважно, что США были инициатором этого договора. Это было при Обаме, а Трамп не считает себя обязанным сохранять преемственность. Напротив, он просто крушит все, что создал его антипод. Таков фирменный стиль Трампа. В американском политическом пространстве это проходит, все больше со скрипом. На международной арене игрища слона в посудной лавке опасней по определению. А уж хуже площадку для демонстрации слоновьей грации, чем Иран и Уран, и вовсе трудно придумать.

Май 2018 г.