Текст книги "Семья Звонаревых. Том 2"

– Всё же я предлагаю всем командирам произвести обыски в своих частях. Надо всё-таки изъять прокламации, – распорядился Хоменко.

На этом совещание кончилось.

Звонарёв пошёл проводить Хоменко до домика лесника, надеясь повидать жену, но её на перевязочном пункте не оказалось. Вместе с Ветровой и Осипенко она уже перебралась в окопы пехотного полка, где и решила обосноваться на время наступления.

Хоменко пришёл в восторг от такой предприимчивости Звонарёвой и не стал слушать Емельянова.

– Ведь это просто бабье сумасбродство, – тонким голосом жаловался уполномоченный. – Всякий раненый стремится, прежде всего, попасть в безопасное место. Да и медицинский персонал под огнём будет работать плохо. Какая уж тут работа, когда кругом снаряды рвутся.

– Бегут из боя только трусы, а чем скорее раненым будет оказана помощь, тем лучше. Это им сохранит жизнь. Что же ещё нужно для солдата и командира? Неужели не ясно, что поступок госпожи Звонарёвой правилен и благороден? – отрезал полковник и отправился дальше.

Варю Хоменко нашёл в своём блиндаже.

– Надеюсь, вы не в претензии, Михаил Игнатьевич, что мы выселили вас к телефонистам, а сами обосновались здесь? – встретила его Звонарёва.

– В тесноте, да не в обиде, лишь бы раненым было хорошо да вам, врачам и сёстрам, удобно работать. За всю войну первый раз вижу, чтобы передовой перевязочный пункт действительно оказался передовым и располагался в пехотных окопах.

К перевязочному пункту начали собираться ротные фельдшера и санитары. Они с любопытством поглядывали на Варю и сестёр милосердия.

– Неужто и в бою вы останетесь тут? – спрашивали солдаты.

– Вы будете здесь, отчего же и нам не остаться? – отвечала Варя.

– Так мы солдаты, мужчины, а вы женщины – доктор да сёстры.

– Вот именно – врачи да сёстры. И быть здесь наш долг. Какие же мы тогда сёстры милосердия, если за милосердием вам придётся тащиться версту с гаком?

Варя показала своим гостям некоторые новые способы перевязки. Сначала солдаты только слушали, но потом заинтересовались и сами начали задавать вопросы. Завязалась беседа, которая затянулась надолго. Хоменко тоже подсел к Варе и, посасывая трубку, одобрительно кивал головой.

Потом полковник подозвал к себе старшего разведчика Гриценко.

– Слухай, що я тоби буду казать, – проговорил полковник и, показав листовку солдату, приказал: – Щоб ты, як хочешь, разузнал мне, яки шкидник листы разбрасывает. Мерзостники эти нам у спину нож всажают. Поняв, хлопчик, що от тэбэ треба?

– Так точно, Ваше высокоблагородие, понял. Изловить щпигунов и шкидников, – ответил Гриценко и отошёл от командира, стараясь понять, каким образом попали к Хоменко им самим так секретно розданные листовки. Не иначе в темноте обронил, а какая-то шкура отнесла начальству.

Когда Хоменко наконец ушёл, Гриценко неожиданно окликнула Звонарёва.

– О каких листках говорил с вами полковник? – поинтересовалась докторша.

– Якись подпольни листки. Я их и не бачив. Що в них писано, не знаю, – уклончиво ответил солдат.

– А вы бы поинтересовались, – посоветовала Звонарёва.

– Мы и без чтения знаем, что в них написано. Только про то балакать не треба, – замкнулся солдат и поспешил отойти от докторши.

Звонарёва решила завтра же поговорить с Гриценко и с Блохиным.

Около полуночи разведчики тихонько выбрались из окопов и незаметно направились в сторону немецких укреплений, откуда доносился смутный шум голосов, стук лопат и кирок. Немцы торопились исправить повреждения. Увлечённые работой, они не слышали продвижения русских разведчиков, хотя стояла тихая тёплая ночь. С речки поднимался лёгкий туман, над которым методично взлетали германские ракеты. Не было слышно ни единого выстрела, и только нестройный лягушачий концерт нарушал ночную тишину.

Разведчики осторожно навели лёгкие мостики через речку и перебрались на вражеский берег. Подрывники положили патроны под кое-где уцелевшую ещё проволоку, подожгли фитиль и вернулись назад.

Только когда грохнул взрыв, немцы начали усиленно пускать ракеты, застрочили их пулемёты, заполыхали зарницы орудийных выстрелов, и несколько снарядов с визгом разорвалось над русскими окопами.

Русские батареи не замедлили с ответом, и скоро загрохотал весь фронт. Прошло с полчаса, пока артиллерийская дуэль утихла, и только лёгкие батареи ещё продолжали вести редкий огонь, мешая немцам исправлять повреждённые заграждения.

Хоменко, обходя окопы, делал последние наставления командирам наступающих рот:

– Не терять связи со мной и артиллерией. Солдатам идти смело и бить немчуру беспощадно. Работать штыком и гранатой, и только когда захватим окопы – приниматься за стрельбу. Cмотри, Гриценко, щоб ты мэни завтра десяток германцев в плен забрав, – обернулся он к чернявому разведчику с Георгиевским крестом.

– Цилу дюжину заберу, а не десяток, Ваше высокоблагородие, – бойко отозвался солдат.

Проходя мимо одного из свободных блиндажей, Хоменко заметил в нём белую косынку и, осветив блиндаж электрическим фонариком, увидел сконфуженные лица Зуева и Осипенко.

– Тю, хай ему грец! Никак, ковбасник! Я-то думаю, шо вин свою ковбасу стереже, а вин замисть ковбасы та гарну дивчину тутечке караулыть, – засмеялся Хоменко.

– Никак нет! Я только проводил сестрицу и хотел повидать тётю Варю, – смущённо оправдывался молодой офицер.

– Твою дивчину, сынку мий, постережуть четыре тысячи чоловик, тётя твоя спыть, а сам ты иди-ка до своей ковбасы. Смотри, як тилько займётся заря, я поднимусь з нею, – сказал Хоменко артиллеристу.

Ира тоже поторопилась прошмыгнуть в свой блиндаж.

После полуночи Хоменко прилёг, не раздеваясь, вздремнуть до рассвета. В полку остались бодрствовать лишь дежурные и часовые.

Батарея Кремнёва должна была всю ночь вести редкий огонь по противнику.

Тёплая ночь медленно плыла над израненной, искалеченной фронтовой землёй, призывая к отдыху и покою. Только резкие звуки орудийных выстрелов, грубо нарушая её тишину и обаяние, будили многоголосое эхо в лесу.

Выстрелам кремнёвской батареи вторила батарея Бояровского. На рассвете предстоял бой. Солдаты это знали. Прислушиваясь к выстрелам, не спали, и ночь казалась бесконечной.

Солдаты то и дело выходили из блиндажей, зевали, почёсывались, справлялись, долго ли ещё до рассвета, и опять скрывались в блиндажах в тщетной надежде заснуть под грохот пушек.

– Когда эта проклятущая война кончится? – сердито бурчали бородачи кремнёвской батареи. – Ни днём ни ночью нет покоя.

– Дурак, кто на войне думает о покое. Живым бы остаться и непокалеченным – и то хорошо, – отозвался Солопов.

– Как побьём немцев, так и пойдём по домам, – проговорил фейерверкер Симонин. – Но долгонько того нам придётся ждать.

Глава 20

Едва засерел восток, как на батарею Кремнёва пришёл Хоменко.

– Пидлетим пид небеса, сынку! Треба побачить, що робится у немчуры, – предложил он командиру батареи.

Капитан мигом оделся, и они вместе направились к батарее Борейко. Аэростат ещё только выводили из эллинга, когда офицеры подошли к нему. Зуев хриплым от сна голосом отдавал нужные приказания. Хоменко и Кремнёв наскоро ознакомились с парашютом и заняли места в корзине.

Утренний туман сильно ограничил видимость, но ждать, когда он разойдётся, не было времени. Осмотрев немецкие тылы против своего участка, Хоменко тут же на местности указал Кремнёву рубежи, которые он намечал занять в течение дня.

Гул моторов возвестил о приближении самолётов, и аэростат поспешили опустить на землю.

С первыми лучами солнца раздались и первые выстрелы тяжёлых батарей.

Хоменко и Кремнёв заторопились на передний край обороны. Там они застали уже готовые к атаке головные роты.

И вот под прикрытием дыма от разрывов тяжёлых снарядов роты двинулись вперёд. Передняя волна атакующих быстро докатилась до Путиловки, переправились через неё, и без единого выстрела достигла линии вражеских окопов. Солдаты быстро распространились по ним вправо и влево. Из уцелевших блиндажей виднелись поднятые вверх руки перепуганных немцев.

Пока головные роты обосновывались в занятых окопах, следующие за ними цепи шли дальше. Поддерживая их, русская артиллерия перенесла огонь на тылы противника.

Но внезапно усилившийся огонь немецких батарей приостановил дальнейшее продвижение русских. Роты отошли на только что занятые позиции.

Обеспокоенный этим Хоменко поспешил в передние окопы, над которыми ежеминутно рвались десятки лёгких и тяжёлых немецких снарядов, уничтожающих всё живое. Солдаты забились в блиндажи, пережидая огненный шквал.

Этого момента со вчерашнего дня ждали командиры всех тяжёлых русских батарей. Наконец-то немецкая артиллерия полностью обнаружила себя. Борейко едва успевал засекать взблески выстрелов вражеских батарей и распределял цели между мортирной и тяжёлой батареями. Наиболее удалённые и поэтому наиболее опасные цели он оставлял для себя.

Страдая от раны, капитан поддерживал силы малыми дозами водки. Мешая команды с бранью, Борейко ежесекундно требовал усиления огня, хоть и без того орудия до предела использовали свою скорострельность.

Как раз в этот момент Хоменко приказал вызвать Борейко к телефону.

Не успел полковник взять трубку, как сзади раздался громоподобный грохот тяжёлых батарей, и воздух наполнило воем многопудовых бомб. Огонь вражеских батарей сразу ослабел.

– Прошу вас, капитан, и впредь не давать ходу немцам, – всё же предупредил Борейко полковник.

– Слушаюсь, буду неустанно следить за германской артиллерией и постараюсь привести её к полному молчанию.

Русские батареи отлично справились со своей задачей.

– За мной, вперёд! – скомандовал Хоменко, как только огонь немецкой артиллерии был подавлен.

Он неторопливо выбрался из траншеи и спокойно пошёл к переправе через речку. Солдаты выскакивали на бруствер, устремлялись за своим полковником к немецким окопам. Издали доносились крики «ура». Это вторая и третья волны русских цепей продвигались в глубь вражеской обороны. Справа неожиданно затрещал оживший германский пулемёт. Очередь скосила сразу несколько человек. Внимательно осмотревшись вокруг, полковник заметил среди обломков разбитых блиндажей дуло пулемёта.

– Гриценко, возьми несколько гренадёр и уничтожь его, да поживее, – приказал Хоменко.

Разведчики метнулись в сторону пулемёта, раздалось несколько взрывов ручных гранат, и пулемёт смолк.

Видя, что цепи снова беспрепятственно продвигаются вперёд, полковник вернулся к своему штабу. Здесь он приказал двигаться последним двум батальонам: одному правее, другому левее рот головного батальона.

Затем Хоменко на минуту заглянул на перевязочный пункт. Легкораненые шли теперь беспрерывным потоком, тяжёлых переносили на носилках. Звонарёва, обе сёстры и человек десять санитаров быстро осматривали и перевязывали раненых. Варя, держа в руке окровавленный ланцет, ловко и умело орудовала им, удаляя раздробленные кости, осколки снарядов, подрезая края ран.

– Шприц морфия… лигатуру… тампон… забинтовать, – бросала она спокойно и уверенно.

Варино лицо было сосредоточенно и сурово, глаза смотрели остро и твёрдо, руки, смоченные йодом, действовали точно и безошибочно. Глядя на неё, трудно было представить, что это та самая весёлая и кокетливая женщина, лишь накануне вечером лихо отплясывавшая вместе с солдатами, которые теперь, искалеченные, беспомощно лежали перед ней на операционном столе.

– Вам ничего не нужно, доченьки мои? – ласково спросил полковник.

– Если можно, побольше вина или горилки, мий тату! Она прекрасно предохраняет от раневого шока. Нам не хватает также воды, – в тон Хоменко ответила Звонарёва, не отрываясь от работы.

– Сейчас прикажу доставить и то и другое.

– Ира, получишь в штабе полка водку и будешь давать по чарке каждому тяжелораненому. Разумеется, кроме черепных, – распорядилась Варя, всё так же не поднимая головы, сосредоточенно оперируя раненого в плечо солдата. – Шприц камфары!

Хоменко оставил при себе лишь несколько разведчиков и связистов и знамённой полк. Он перенёс штаб полка в первую линию германских окопов, а сам отправился вперёд. За ним неотступно следовал Борейко, чтобы в нужную минуту поддержать пехоту артиллерийским огнём. Тут же находились Кремнёв и Павленко.

Вдруг впереди раздалась частая ружейная перестрелка и пулемётная трескотня, прерываемые взрывами ручных гранат.

– Ваше высокоблагородие, немец перешёл в контратаку! – прибежал связной от головной роты.

– Выдвинуть все пулемёты вперёд! – отдал приказание полковник. – Помогите и вы нам, – обратился он к Борейко.

– Немедленно выведите сюда на рысях один взвод, – приказал Борейко Кремнёву.

– Слушаюсь, сейчас прикажу по телефону подать передки на батарею. Отправляйся на батарею, – коротко приказал капитан прапорщику.

Павленко исчез.

Пехота, наскоро приспособив с тыла захваченные окопы, отбивала немцев ружейным и пулемётным огнём. Сзади загремели частые выстрелы лёгких батарей. Перед атакующими немцами выросла огневая завеса шрапнелей и снарядов. Мортирная и тяжёлая батареи, несколько уменьшив прицел, тоже обрушились на вражеские цепи, которые моментально утонули в дыму и пыли. Немцы в панике отхлынули назад.

Едва контратака была отбита, как Кузнецкий полк вновь ринулся вперёд, но это продвижение задержала своя же артиллерия, которая не сразу перенесла огонь в тыл немцев.

– Сынку, скомандуй своим батареям, щоб воны мне дорогу не закрывали, а расчищали, – попросил полковник Борейко.

– Сейчас будет исполнено! – И капитан бросился к телефону.

Но провод оказался перебитым, связь прервалась. Капитан с досады выругался и послал связистов по проводу.

В это время показалось несколько тяжело нагруженных солдат. Они торопливо пробирались среди бревён, обломков бетона, обрывков колючей проволоки, перескакивая через рвы и воронки.

– О, сейчас мы дело поправим! – обрадовался Борейко. – Блохин, установи рацию, – приказал он старшему разведчику.

На двух шестах протянули небольшую проволоку, разместили в одном из блиндажей тяжёлую аккумуляторную батарею и телеграфный аппарат. Связист надел наушники, застучал ключом, послушал и, наконец, доложил:

– Связь с батареей установлена, ваше благородие.

Борейко приказал батареям перенести огонь в тыл противника. Не прошло и минуты, как заградительная стена огня и дыма передвинулась вглубь немецкого расположения.

– Оце добре дило! – улыбнулся Хоменко. – Два шматка проволоки – и связь готова. Шо це за штукенция?

– Беспроволочный телеграф, Михаил Игнатьевич, изобретённый двадцать лет назад нашим русским учёным Поповым, а затем вновь открытый итальянцем Маркони. Весьма удобен в боевой обстановке. Только аккумуляторы уж очень громоздки и весят больше шести пудов.

– Нельзя ли вашу рацию, – кажись, так она называется? – прикомандировать к моему штабу? – попросил Хоменко.

– Её не следует часто перемещать с места на место. Это расстраивает работу аккумуляторов, а штаб всё время находится в движении. Протяните свой провод к рации, она будет передавать батареям ваши распоряжения, – предложил Борейко.

Наладив связь с артиллерией, Хоменко пошёл в район третьей линии немецких окопов, где вели бой передовые роты. Здесь находилась приспособленная немцами к обороне и сильно укреплённая деревня Ставки.

Полковник подоспел в тот момент, когда 3-й батальон полка уже обосновался в Ставках. Тут Хоменко заметил, что соседние части сильно отстали от Кузнецкого полка и находились ещё во второй, а частью даже в первой линии немецких окопов. Это делало дальнейшее продвижение полка рискованным, и Хоменко решил закрепиться на захваченных рубежах.

Сразу за деревней остановился приведённый Павленко взвод кремнёвской батареи. Присутствие артиллерии придало устойчивость стрелковым частям. Борейко приказал также продвинуться вперёд и обеим лёгким и мортирной батареям. Тяжёлую и свою батареи он временно оставил на месте.

Глава 21

Вечерело. После жаркого дня над землёй белыми косами плыл туман. Растекаясь, он постепенно заполнил низины, а потом, набравшись силы, белым плотным облаком лёг на землю. Грохот орудий стал утихать. Последними замолчали лёгкие батареи, которые использовали оставшиеся светлые минуты, чтобы пристреляться к ночи по важным целям и ориентирам с новых позиций.

Хоменко со своим штабом занял хату на окраине деревни. Рассыпавшиеся за день по полю сражения солдаты теперь собирались к своим ротам, связисты тянули линии связи, артиллеристы устраивались на новых позициях. Как бы прочищая глотку на ночь, впереди раздалась скороговорка пулемёта и смолкла.

Было уже совсем темно, когда в штаб Хоменко пришла Варя, бледная, осунувшаяся, с синими кругами под глазами. Сев на табуретку у стола, обратилась к полковнику:

– За сегодняшний день я сделала около пятидесяти операций, всего прошло через перевязочный пункт свыше четырёхсот человек. Израсходован весь запас перевязочных материалов. Пока его подвезут, я решила перенести свой пункт сюда. Я займу соседнюю хату, попрошу дать людей для уборки. Нельзя ли у вас попросить стакан чаю? За весь день мне так и не удалось поесть.

Хоменко поспешил отдать нужные распоряжения.

– Ладно, доченька. От лица своих солдат благодарю всех вас за работу, – с чувством проговорил полковник, прижимая руку к сердцу.

– Гриценко, иди сюда, чернявый хлопчик! Поможешь со своими разведчиками докторше.

– Он сегодня дважды ранен – в ногу и в бок, но отказался от эвакуации. Как себя чувствуешь? – спросила Звонарёва у солдата.

– Трохи пече в боци, быстро идти трудно, а воевать ще можно!

Звонарёва вышла вместе с солдатом. В темноте безлунной туманной ночи очень трудно было продвигаться по изрытой снарядами улице. В намеченном для перевязочного пункта помещении при слабом свете простого деревенского масляного каганца Ветрова и Осипенко наводили порядок. Гриценко не замедлил привести десяток солдат, которые принялись убирать мусор, обметать стены. Хозяйка хаты принесла мел и вместе с сёстрами принялась за побелку. Общими усилиями пункт был быстро оборудован. Поздно вечером пришёл проведать жену Звонарёв. Он принёс ей еду и фляжку с вином.

– С утра наступление продолжится. Эту деревушку, конечно, будут сильно обстреливать, напрасно ты поторопилась с переездом сюда, Варя. По-моему, перед рассветом вам следовало бы отодвинуться в тыл, – посоветовал Звонарёв жене.

– Ты сам говоришь, что предстоит наступление. Следовательно, если нас и обстреляют, то недолго, пересидим и здесь, а затем пехота продвинется дальше, и мы окажемся в глубоком тылу, – возразила она.

– На батарее у Кремнёва есть большие и прочные немецкие блиндажи. Он предлагает вам в случае сильного обстрела переместиться туда. До него отсюда сажен двести, не больше.

– Будем иметь это в виду, а пока спасибо за угощение и уходи, – сказала она мягче. – Меня ждёт не меньше десятка раненых.

Звонарёв вышел.

Со стороны немцев слышался скрип повозок, шум автомобильных моторов. Ракеты то и дело взлетали вверх, смутно белея в тумане. Хоменко со своим адъютантом несколько раз обошёл расположение полка.

– Собирает немец против нас свою силу, вашскобродие. Больно сильно гомонят у него, – подходя, доложил Гриценко.

– Добре, надо и нам подтянуть сюда резервы. Телефонная связь со штабом дивизии уже работает?

– Так точно.

– Попросите к телефону начальника дивизии, – распорядился полковник.

Через несколько минут генерал подошёл. Хоменко подробно доложил обстановку и просил подтянуть резервы к его полку.

– Все командиры полков меня уверяют, что против них скапливаются немцы. Обходись своими силами. С рассвета вас поддержит тяжёлая артиллерия, – отказал начальник дивизии.

Хоменко оставалось лишь вздохнуть.

– Придётся перевязочный пункт перевести в тыл, в один из блиндажей первой немецкой линии. Там, насколько я помню, сохранился один большой железобетонный блиндаж. В нём они и разместятся.

Узнав о распоряжении Хоменко, Варя энергично запротестовала и с возмущением сообщила о нём своим сотрудникам, но не встретила сочувствия ни у сестёр, ни у санитаров. Хоть было и обидно и досадно уходить с передовой, не подчиниться приказу Варя не могла.

Скрепя сердце Варя попросила Кремнёва отправить разведчиков на поиски нового перевязочного пункта, в ожидании возвращения прилегла на сено и почти сразу заснула.

– Ты, Боб, отправляйся на поиски. Увидишь, кстати, и свою Ирочку, – обратился Кремнёв к Павленко.

В темноте он увидел несколько двигающихся светлых точек. Кто-то освещал себе дорогу, идя по изрытой воронками и окопами местности. Прапорщик пошёл в этом направлении и вскоре нагнал перевязочный отряд.

– Где наша балерина? – лукаво улыбаясь, спросила Ветрова.

– Спит у нас на батарее.

– А вы, надо думать, оберегали её сон? – заметила Ирина.

– Зачем же я, достаточно заботы моего командира, – в тон ей ответил Павленко.

Болтая таким образом, они добрались до нужного им блиндажа и немедленно приступили к его оборудованию. Работа спорилась, и вскоре всё было готово.

Павленко отправился уведомить об этом Звонарёву.

На батарее прапорщик застал по-прежнему спящую Варю и Кремнёва, дремлющего у костра. Прапорщик доложил капитану, что пункт готов.

– На рассвете я сам разбужу Варвару Васильевну. А ты, Боб, пока приляг отдохнуть: нам предстоит большая работа.

Вскоре на батарее все, за исключением часовых, спали крепким сном.

Незадолго до рассвета за деревней Ставки затрещали пулемёты и мгновенно сильная ружейная перестрелка, раздались взрывы ручных гранат, донеслись отдалённые крики. В воздухе запели ружейные пули.

– Тревога! Номера, к орудиям, приготовиться к стрельбе на картечь, – скомандовал прислушавшийся и быстро разобравшийся в обстановке Кремнёв.

У орудий всё пришло в движение. Варя заторопилась к себе на перевязочный пункт.

– Прапорщик вас проводит, заодно и разведает дорогу в тыл, – распорядился капитан.

Шум боя быстро нарастал; загремели гулкие в тумане орудийные выстрелы, заговорили пулемёты, и вскоре всё слилось в один протяжный тяжкий грохот. В темноте беспрестанно сверкали зарницы выстрелов и разрывы снарядов.

На перевязочном пункте Варя застала переполох. Ветрова, Осипенко и санитары метались около блиндажа, не зная, что предпринять.

– Надо приготовиться к приёму раненых, – первое, что произнесла Варя, как только перевела дыхание после быстрой ходьбы.

– Да что вы, Варвара Васильевна! Слышите, что творится? Немец с минуты на минуту может прорваться, и мы окажемся в плену, – хором запротестовал весь персонал.

– Впереди нас целый полк и две батареи. Атака, конечно, будет отбита. Приготовить бинты и инструмент. Таня, будешь ассистировать мне. Ира, займёшься лёгкими ранеными, – не допускающим возражения тоном проговорила Звонарёва.

Пункт начал работать.

Между тем немцы, обрушившись на деревню Ставки, выбили оттуда полк Хоменко, но дальнейшее продвижение их было приостановлено картечным огнём лёгких батарей. Хоменко сосредоточил свои резервы на флангах и приготовился к контрудару. По рации полковник сообщил Борейко о тяжёлом положении на своём участке. Тяжёлые батареи ударили по пристрелянной накануне деревне. Их огонь сразу внёс расстройство в ряды врага. При первых проблёсках рассвета сквозь серую пелену тумана было видно, как вражеские солдаты метались среди чёрных фонтанов земли.

Хоменко, смотревший в бинокль с наблюдательного пункта, был поражён величественной и грозной картиной боя.

У батареи Кремнёва за старшего был Крутиков, тут же находился и Сологубенко. Когда непосредственно за орудиями стали разрываться тяжёлые снаряды, Крутиков приказал всем свободным номерам укрыться в вырытые около орудий ровики. У пушек остались лишь наводчики, правильные и заряжающие да взводные и орудийные фейерверкеры. Батарея продолжала вести огонь. Один из снарядов попал в третье орудие, исковеркал пушку и перебил расчёт. В соседних расчётах тоже оказались раненые.

– Снести раненых в офицерский блиндаж, заменить выбывших из строя, – скомандовал Крутиков. – Батареей огонь!

Твёрдый, уверенный голос офицера внёс успокоение.

Артиллеристы вернулись к орудиям, стрельба возобновилась. Желая подбодрить солдат, Сологубенко сам сел за наводчика. Взводный первого взвода Батурин, контуженный и оцарапанный камнями, остался в строю и, превозмогая слабость, громко покрикивал на солдат:

– Не робей, братцы! Тонка кишка у немца сбить нашу батарею! Солопов, целься в самого главного колбасника!

Наводчик Гребенюк с украинской неторопливостью протирал окуляр панорамы и затем припадал глазом к панорамную прицелу.

– Чуть вправо! Много, малость левее, ось так, прямисенько в ихнего генерала. Готово! – балагурил он.

– Огонь! – И ствол пушки с грохотом откатывался назад.

Взводный командир 3-го взвода Требных, спокойный коренастый сибиряк, то и дело подгонял своих номеров:

– Поскорей двигайтесь, язви вас в душу! Ровно блох ловите, а не немцев бьёте, – ворчал он.

– Блох-то, Тимофей Максимович, ловить надо быстро, не то они враз ускачут, а немцам наша пехота не даст далече уйти, – ухмылялся солдат.

– Подвяжи своё болтало и поворачивайся поживей! – прикрикнул взводный.

Крутиков спокойно расхаживал вдоль батареи, как вдруг осколок от разорвавшегося неподалёку снаряда попал ему в руку. Охнув от боли, штабс-капитан пытался зажать рану носовым платком, но кровь продолжала течь.

– Примите командование батареей, Леонид Романович, пока я перевяжусь в блиндаже, – приказал он Сологубенко.

– Батарея, слушай мою команду! – заорал прапорщик во всю глотку. – По проклятым врагам два патрона – беглый огонь!

Громовые раскаты выстрелов потрясли воздух. Грузная, крепкая фигура Сологубенко чётко рисовалась на светлом фоне зари. Густые брови сдвинулись к переносице, на лице застыло выражение боевого воодушевления.

– Огонь! – то и дело вскрикивал он с металлическим звоном в голосе, и новая партия снарядов, урча, улетала вдаль.

Телефонисты едва поспевали передавать распоряжения Кремнёва.

– Левее ноль-ноль пять, уровень тридцать ноль – один патрон беглый огонь! – кричал из блиндажа телефонист. Взмах руки Сологубенко – и снова грохот орудий.

За суматохой боя все перестали замечать разрывы немецких снарядов и свистевшие в воздухе осколки.

«Та-та-та»! – застрочили из пулемёта по батарее с аэроплана.

Пули защелкали по земле и щитам, с характерным взрывом возникали маленькие фонтанчики голубого дыма. Немец бил разрывными пулями. Солдаты прижались к щитам, но Сологубенко только отмахивался от пуль и осколков, как от надоедливых мух. Опасность только разжигала его азарт. Глаза загорелись злобой, большие добрые ладони сжались в кулаки.

– На тоби, на тоби, бисов сын! – приговаривал прапорщик после каждой очереди, грозя кулаком в сторону немецких позиций.

Глядя на него, не верилось, что ещё недавно он мирно трудился в тиши студий Академии художеств над сельскими пейзажами.

– Приготовиться к отражению газовой атаки. Надеть противогазы, – вдруг передал с наблюдательного пункта Кремнёв.

Но вскоре газовое облако неожиданно сменившимся ветром понесло в сторону немецких войск. Немцы поспешно убегали в тыл. Видя это, Хоменко только потирал руки:

– Ось так – чого хотели, того получили! – И он отдал распоряжение своим частям, миновав заражённое газами пространство, двинуться в обхват флангов.

Кремнёв с наблюдательного пункта видел, как над линией русских цепей взлетели белые сигнальные ракетки. Одновременно над окопами появилась волна быстро движущихся, поблескивавших штыками солдат. Солдаты бежали во весь рост. Они быстро нагнали врага и перемешались с ним в жаркой рукопашной схватке. Лишь ветер доносил издали мощное «ура».

Расположенный справа, уступом назад 407-й Саранский полк тоже перешёл в энергичное наступление и тем самым обезопасил правый фланг Кузнецкого полка. Это дало возможность Хоменко все свои резервы направить на свой фланг и, ударив в тыл немцам, отрезать значительную группировку от главных сил.

На пространстве в несколько квадратных километров металась в панике немецкая пехота, скакали артиллерийские запряжки в тщетной надежде найти выход из железного кольца русских войск. Батареи Кремнёва и Бояровского беглым огнём прямой наводкой поражали их. Вскоре над немецкими войсками появились прикрепленные к штыкам белые флажки. Хоменко приказал прекратить огонь артиллерии. И тут-то произошло совершенно неожиданное. Часть немецких солдат кинулась на поднявших белые флаги, и на глазах у русских началась кровавая свалка между немцами.

– Такого сроду не бачив! – бормотал себе в усы Хоменко. – Не разберешь, кому тут помогать. Пускай уж дерутся сами, – решил он. – Гриценко, Гапотченко, помните, что я вам приказал захватить немецкие гарматы и самих немцев набрать побольше!

– Слушаемся, Ваше высокоблагородие. Усэ будэ исполнено до точности.

Прошло с четверть часа. Русская пехота всё более сжимала кольцо окружения. Сотни немецких солдат, побросав оружие, поднимали вверх руки.

– Какой части? – по-немецки спросил одного пленного Хоменко.

– Сто десятого полка тридцать седьмой австрийской дивизии, – по-русски, но с акцентом ответил пленный.

– Так вы чехи?

– Русины, словаки, чехи… Одним словом – западные славяне. Но среди нас есть и немцы. Сейчас вы видели, какая «дружба» между нами и ими, – усмехнулся пленный.

– Где тут берут в плен? – спросила подошедшая к Хоменко обезоруженная группа австрийцев.

Хоменко захохотал:

– Ось як дело обернулось! И воевать не треба – сами до ас бегут.

Вскоре подошли ещё пленные. Безоружные, угрюмые немцы были окружены австрийцами, которые с винтовками наперевес не спускали глаз со своих бывших союзников.

– Позвольте вам представить взятых нами в плен германцев, – вытянулся перед Хоменко австрийский лейтенант.

Затем в сопровождении конных разведчиков подъехала целая австрийская батарея. Её командир тоже объявил о сдаче в плен и протянул Хоменко свою саблю.

– Честь имею представить германские гарматы, – доложил Гапотченко. – Приказ вашего высокоблагородия сполнен.

– Спасибо, хлопчик!

Полковник вызвал к себе Борейко.

– Принимайте немецкую батарею и поскорее пускайте в дело, – распорядился полковник.

В захваченной батарее были лёгкие орудия. Борейко приказал Кремнёву и Бояровскому укомплектовать трофейную батарею, а командиром её назначил Крутикова, который вместе с Павленко принялся знакомиться с материальной частью немецких пушек. Австрийские офицеры любезно давали им подробные пояснения и снабдили Крутикова правилами и таблицами стрельбы. Узнав, что он не владеет немецким языком, один из австрийцев вызвался перевести их на русский язык.

Радостно возбуждённые австрийские артиллеристы быстро передали русским пушки, зарядные ящики, лошадей, амуницию, телефоны, стереотрубы и, построившись под командой своих офицеров, пошли в плен. К ним был приставлен лишь один солдат – проводник и он же конвойный.