Текст книги "Воспоминания ученого-лесовода Александра Владимировича Тюрина"

С той поры минуло много десятков лет. В 1968 году Богородицкое среднее сельскохозяственное училище, преобразованное в советское время в Богородицкий сельскохозяйственный техникум, отмечал 70-летний юбилей. В подготовке к юбилею я принял посильное участие. В связи с этим я получил от дирекции задушевное послание, на которое ответил сердечным письмом. Привожу послание дирекции и мой ответ.

Уважаемый тов. Тюрин А. В.

Дирекция, партийная, комсомольская и профсоюзная организации Богородицкого сельскохозяйственного техникума поздравляют Вас с 70-летием родного учебного заведения, в котором Вы провели лучшие годы своей юности, выражают Вам искреннюю благодарность и признательность за активное деятельное участие в подготовке техникума к празднованию этого славного юбилея, желает Вам доброго здоровья, благополучия и успехов в Ваших делах.

Директор Богородицкого сельскохозяйственного техникума (Зеленцов)

Секретарь партийного бюро (Ушков)

Секретарь комитета ВЛКСМ (Туманова)

Председатель месткома (Савельев)

г. Богородицк, 1968 г.

Директору Богородицкого сельскохозяйственного техникума

тов. Зеленцову Л. В.

Секретарю партийного бюро тов. Ушакову

Секретарю Комитета ВЛКСМ тов. Тумановой

Председателю месткома тов. Савельеву

Уважаемые товарищи!

Благодарю Вас за ваше задушевное послание с приложением очерка (проспекта) «Богородицкий сельскохозяйственный техникум», 1968 г., и альбома фотоснимков, характеризующий техникум и город Богородицк.

Мысленно, с душевным волнением, побывал я в тех местах, где жил и учился с 1898 по 1904 год.

Вижу, каким огромным и благоустроенным учебным заведением стал ныне Богородицкий сельскохозяйственный техникум.

Горжусь им и желаю ему дальнейшего расцвета.

Мой глубокий привет всему коллективу техникума!

15.07.68 г., А. Тюрин

Город Пушкино Московской области, Оранжерейная 15, кв. 8.

Наш совместный жизненный путь

Наши встречи

В книге говорится о том, как дедушка и бабушка встретились друг с другом и повенчались в сельской церкви в глуши Брянских лесов, как долго жили в них, как переехали в Воронеж, как пережили Великую Отечественную войну и как под старость поселились в Подмосковье, в Пушкино.

Дедушка и бабушка, 1971 год.

Мы повенчались с бабушкой 22 января 1913 года. Произошло это венчание в сельской церкви села Полпино, близ города Брянска, недалеко от Брянского опытного лесничества, куда я приехал, как лесничий, в конце декабря 1912 года. Бабушка, как невеста, приехала из Уфы в Брянское опытное лесничество вместе со своей матерью Верой Алексеевной Воскресенской 21 января 1913 года, накануне нашего венчания.

Прошло с тех пор более 50 лет нашей жизни. Естественно, что перед датой золотой свадьбы, мы были полны трогательных воспоминаний. Нам легко было это сделать, так как еще в 1941—1946 годах мы записали нашу жизнь под заглавием «Путешествие в собственное прошлое». Получилась большая повесть, перепечатанная потом Екатериной Петровной на машинке.

Историю нашего знакомства коротенько воспроизвожу здесь, пользуясь записями бабушки. С моей стороны будут сообщены лишь некоторые разъяснения.

Мы познакомились в 1906 году. В 1906 году я был студентом Петербургского лесного института. Мне было двадцать три с небольшим года. В годы первой революции наш институт, как и остальные вузы страны, был закрыт с 22 января 1905 года до сентября 1906 года. В конце 1905 года я все же приезжал в Петербург, полагая, что занятия вот-вот начнутся, и пробыл там до весны 1906 года. Затем в конце апреля 1906 года я уехал на лето к сестре и зятю Астаповым, жившим в селе Булгаково близ Уфы.

Проездом через Уфу я познакомился с семейством Воскресенских. Вера Алексеевна (мать Екатерины Петровны) была учительницей в начальной школе. У нее было три дочери: Елизавета Петровна (старшая) – учительница в той же школе; Марья Петровна (средняя) – учительница в школе села Булгаково, и Екатерина – ученица средней школы (ей было тогда пятнадцать лет).

Вспоминаю курьезный случай. Во время прогулки вместе с сестрами Воскресенскими по окрестностям Уфы, мне и девушкам потребовалось перепрыгнуть через канавку. Я любезно подал руку, и все девушки, кроме одной благополучно ее перепрыгнули. С Екатериной Петровной случился конфуз, она, подавая руку, неумышленно оторвала рукав моей рубашки. Возможно, это был знак судьбы.

Дальше даю место воспоминаниям Екатерины Петровны.

«Мать моя была выдающимся педагогом и сердечным отзывчивым человеком. Общественность города Уфы ценила ее за безупречную работу, а ученики любили ее за доброе сердце. Уже в советское время, в 1921 году она получила звание «Герой труда».

Поощрение Вере Алексеевне Воскресенской от «Милостивой Государыни»

В семье нас было три сестры. Старшая Елизавета была застенчива, кротка, добра до самопожертвования. Вторая сестра Мария была с неровным характером. Энергичная, веселая, остроумная, временами изумительно интересная. Около нее был постоянно круг молодежи. Она была очень добра и жалостлива. В порыве жалости могла отдать положительно все, что имела. В запальчивости же, к чему была склонна, она могла обидеть человека, поступить даже несправедливо, а потом, остынув, не знала, чем искупить свою вину. Я была более сдержанной, очень замкнутой, слегка настороженной к людям и самолюбивой. Свою мать я любила какой-то ревнивой болезненной любовью. С ранних лет я наблюдала за ней (мы росли без отца: отец умер, когда мне было два года), чувствовала всем своим существом, как тяжело доставалась ей жизнь, и с каким мужеством и достоинством она несла тяжесть жизни.

Вера Алексеевна (урожденная Стешина), Петр Платонович, Елизавета Петровна Воскресенские и Николай (приемный сын Стешиных). Уфа, 1989 год

Верхний ряд: Александра Васильевна и Анна Ильинична (мать Веры Алексеевны) Стешины. Средний ряд: Зинаида (племянница А. И. Стешина), Екатерина Петровна и Вера Алексеевна Воскресенские. Нижний ряд: Мария Петровна и Елизавета Петровна Воскресенские, Александр Алексеевич Стешин. Уфа, 1904 год

Елизавета, Мария, Екатерина Воскресенские и Андрей Николаевич Стешин. Уфа, 1909 год

Елизавета Петровна, Мария Петровна, Екатерина Петровна, Вера Алексеевна Воскресенские и Николай (приемный сын А. А. Стешина). Уфа

Моя сестра Мария познакомилась с Александром Владимировичем весною 1906 года. С первого же раза он произвел на нее сильное впечатление. При последующих встречах и беседах это впечатление усилилось и вскоре перешло в сильное чувство. Ее письма из Булгаково, где она в то время (1906) учительствовала, были наполнены восхищением. Стало ясно, что на сей раз она увлеклась серьезно. У нас в семье сложилось впечатление, что она пользуется взаимностью. Как оказалось потом, это мнение было ошибочным. Мария Петровна в описываемое время считалась невестой одного учителя, А. В. Титова. Вера Алексеевна Воскресенская, боясь проявления ревнивых чувств со стороны жениха, А. В. Титова, сама предупредила Александра Владимировича об этой помолвке. Из уважения к Вере Алексеевне Александр Владимирович ответил ей, что он не ищет чужих невест.

Мария Петровна Воскресенская. Уфа, 1912 год

Я познакомилась с Александром Владимировичем позже сестры Марии.

1905 год со своими революционными событиями застал меня в стенах закрытого учебного заведения. Несмотря на полную изолированность от жизни, к нам все-таки проникли новые веяния. Меня они застали врасплох, но заставили, несмотря на очень молодой возраст (мне было пятнадцать лет), глубоко задуматься над происходившими событиями.

Екатерина Петровна Воскресенская. Уфа, 1906 год

В это переломное для меня время я познакомилась с Александром Владимировичем. Он произвел на меня большое впечатление, как человек с сильным характером, хорошо образованный и, главное знающий твердо и уверенно свое место в жизни. Он резко отличался от прежних моих знакомых молодых людей. Я наблюдала за ним со стороны и часто приходила к мысли: «Вот человек, который сможет дать ответ на многие вопросы жизни». Стороной я слышала, что он принимал участие в революционной борьбе.

Когда выяснилось, что моя сестра Мария серьезно увлеклась Александром Владимировичем, я смотрела на него, скорее как на своего будущего родственника. Тем не менее, я его стеснялась, старалась быть незамеченной им, пристально наблюдала за ним со стороны и посильно изучала его.

Александр Владимирович Тюрин. СПб, 1906 год

При случайных встречах, замечая иногда пристальный взгляд на себе Александра Владимировича, я сильно смущалась и еще больше старалась замкнуться в себе и отойти в сторону.

Благополучно сдав экзамены, я перешла осенью 1906 года в Уфимскую гимназию в седьмой класс и с азартом принялась за изучение всех предметов, посещая также нелегальные кружки самообразования. В кружках я встречала многих сверстников из мужской молодежи и невольно проводила параллель между ними и Александром Владимировичем, и каждый раз убеждалась в его превосходстве».

Прошло два года после описанных встреч. За эти два года я не был ни в Мензелинске, где жила моя мать, ни в Булгакове, где жила моя сестра и зять Астаповы. Я перешел на последний курс лесного института. Передо мною виднелась пора моей самостоятельной службы, как лесничего. Мне было двадцать пять лет, и я не был женат и еще не думал о женитьбе. К тому же у меня не было невесты. Некогда было ее искать. Но по временам я вспоминал с нежным чувством подростка Екатерину Воскресенскую: «Какова-то она теперь?»

В июле 1908 года я поехал в Булгаково на отдых. В Уфе я неожиданно встретился с Екатериной и был поражен, как из подростка за два года выросла прелестная девушка. Я был восхищен ею и сразу сказал себе: «Вот моя невеста».

Женя, Елизавета Петровна, Мария Петровна, Екатерина Петровна Вознесенские, Катя и Александр Владимирович Тюрин. Уфа, 1908 год

Екатерина Петровна Воскресенская – ученица гимназии. Уфа, 1908 год

Даю дальше место воспоминаниям Екатерины Петровны.

«Прошло два года. Весной 1908 года я успешно окончила гимназию с золотой медалью. Передо мной открывались дальнейшие возможности осуществления поставленной цели – получения высшего образования. Я была в приподнятом настроении и была уверена в дальнейших своих успехах. Будущее рисовалось для меня в самых радужных красках. На лето я осталась в Уфе, чтобы заменить в семье врача С. П. Знаменского, уехавшую в отпуск, домашнюю учительницу М. В. Спасскую. Иногда, в качестве отдыха, я заходила навестить бабушку и дядю с тетей (Стешиных). Однажды (это было в конце июля 1908 года) я встретилась у них с Александром Владимировичем, заехавшим к Стешиным по пути в Булгаково, куда он ехал на отдых к своей сестре. Мы не виделись с ним два года. На этот раз при встрече с ним я не испытывала прежней детской робости. Я встретилась, как равная, с равным.

Весь вечер того дня мы оживленно беседовали. Александр Владимирович был очень внимателен и предупредителен ко мне. Весь вечер я присматривалась к Александру Владимировичу, замечая в нем некоторые перемены. Он отличался от Александра Владимировича, которого я знала в 1906 году. Теперь он был менее хмур, менее резок в суждениях. У него не было порывистых движений, он чувствовал себя уверенней и спокойней. Взгляд был, как и прежде, открытый, светлый, но более добрый. На лице часто появлялась задорная улыбка, очень красившая его. Эта встреча с Александром Владимировичем, разносторонняя по содержанию беседа, как бы сблизила нас, и мы сильнее, чем прежде, заинтересовались друг другом.

В начале августа я, мама, сестра Лиза отправились на несколько дней в Булгаково в гости к Астаповым. Там случайно я осталась дольше, чем предполагала. Мама и сестра Лиза уехали на несколько дней раньше меня. Однажды во время прогулки с Александром Владимировичем он признался мне, что любит меня. Это признание в первый момент настолько сразило меня своей неожиданностью, что у меня невольно вырвалось восклицание: «Как, но ведь Вас любит моя сестра Маня!» Я невольно выдала тайну сестры, чего она не могла впоследствии мне простить. Затем, когда мой испуг прошел, чувство светлой радости наполнило мою душу. Эта радость не покидала меня все время, пока я была в Булгакове. Для меня в те дни все было ясно и светло. Но когда я вернулась домой, тут только осознала всю сложность создавшегося положения. Страх и ужас сжали мое сердце, наполнив его щемящей тоской, не покидавшей меня потом в течении нескольких лет.

Возвратившись из Булгаково домой, я узнала, что получено извещение с Петербургских Бестужевских курсов о моем зачислении в число студенток. Сборы были коротки.

Приехав в Петербург, мы с сестрой Лизой (Лиза училась на курсах Раева с 1906 года) сняли комнату на Васильевском острове и поселились вместе. Спустя некоторое время, приехала в Петербург, получив частную стипендию, и сестра Мария, поступившая на Рождественские фельдшерские курсы.

Начался учебный год. С Александром Владимировичем мы виделись довольно часто. Или он приезжал к нам, или я ездила в Лесное. Я предпочитала видеться с ним в Лесном. В Лесном я отрешалась от всех тревожных дум и сомнений. Мир входил в мою душу. Впереди было все ясно, определенно, светло. Чувство радости от близости и общения с любимым человеком наполняло душу. Мы гуляли по чудесному парку Лесного института и беседовали на разные темы. С каждой новой встречей увеличивалась наша духовная близость. Я чувствовала при встречах устремленный на меня восхищенный взгляд Александра Владимировича. Это меня радовало и в то же время несколько пугало. Так незаметно шло время, о котором у меня сохранились самые теплые воспоминания, как о весне нашей любви.

Александр Владимирович Тюрин – студент Лесного института. СПб, 1908

Екатерина Петровна Воскресенская – студентка Бестужевских курсов. СПб, 1909

Я регулярно переписывалась с матерью. В одном из писем я написала ей о своих чувствах к Александру Владимировичу и о его признании мне. Ответное письмо матери положило резкую грань в моей жизни. Возникшее между мной и Александром Владимировичем чувство повергло мою мать в ужас. Она знала о чувстве моей сестры Марии к Александру Владимировичу, знала также, что это чувство серьезно. Она страшилась самых трагических, решительных поступков с ее стороны. Я же была молода (мне было 18 лет), до встречи с Александром Владимировичем я никем не увлекалась. Возможно, поэтому мама не допускала с моей стороны сильного и глубокого чувства и давала совет проверить свое чувство, не принимать окончательных решений, высказывала желание, чтобы Александр Владимирович прошел мимо жизни нашей семьи. В ту пору не одобрялся выход замуж младшей из сестер раньше старших. Главным лейтмотивом писем мамы ко мне было предостережение, что Маня не переживет своего горя, если я стану женой Александра Владимировича, что она в этом случае сделает что-нибудь над собой. Случись это несчастье, мама не переживет такого удара, что и я сама не буду счастлива в браке, буду виновницей гибели сестры.

Эти письма матери были для меня тяжелым приговором. Они повергли меня в тяжелое раздвоенное состояние. Все спуталось в моем существе. Я мучительно решала вопрос: либо я должна принести в жертву свое личное счастье, либо покой матери и сестры, а может быть жизнь той и другой. После долгих колебаний я решила отказаться от Александра Владимировича, ради спокойствия матери. Началась тяжелая полоса моей жизни, которая продолжалась четыре года. Порой мне казалось, что я сойду с ума. Ничто меня не радовало. Никому я не говорила, как мне было тяжело на душе. Кое как закончив первый семестр, я уехала домой на зимние каникулы».

Прошло четыре года, тяжких для нас обоих. Но мы, несмотря на длительный перерыв, не забыли друг друга и не потеряли надежды на встречу друг с другом. Мы встретились осенью 1912 года в Петербурге, куда Екатерина Петровна приехала для продолжения своего образования, прерванного по семейным обстоятельствам и серьезной болезнью, а я вернулся после долгих (2-х летних) путешествий с исследовательской целью по северным лесам. Добавлю, я кончил Лесной институт с отличием осенью 1909 года, отслужил год в армии и осенью 1910 года был избран Ученым советом лесного института аспирантом при институте на два года для подготовки к научной работе.

Как мы встретились, далее рассказывает Екатерина Петровна.

«Раздался звонок, и я пошла открывать дверь. Не знаю, что выражало мое лицо в момент первого взгляда на Александра Владимировича, но только я увидела в ответ вдруг заблестевшие глаза и ласковую улыбку. Он протянул мне букет осенних кленовых листьев со словами: «Это вам запахи земли!»

Сняв пальто и фуражку, он прошел за мной в мою комнату. На нем был изящный черный костюм, красиво облегавший его высокую стройную фигуру. Между расстегнутых пол тужурки мелькал (модный в то время) белоснежный жилет. За годы разлуки Александр Владимирович сильно изменился: возмужал, пополнел. От пребывания в течение длительного времени на свежем воздухе во время путешествий по северным лесам цвет лица принял здоровый розовый оттенок. Он был интересен. Весь, как-то по-военному подтянут. На лице было выражение спокойной уверенности в себе. Ожидая его приезда, я тщательно продумала свой туалет. Мне хотелось быть особенно интересной в этот вечер.

Между нами, сразу завязался оживленный разговор на всевозможные, сменяющие друг друга темы. Мы как бы опасались, чтобы, между нами, не возникло молчания. Пришла моя компаньонка по комнате; я познакомила ее с Александром Владимировичем, после этого разговор сделался более общим и менее напряженным.

К концу вечера у меня сильно разболелась голова и от волнения, и возбуждения. Я с трудом поддерживала разговор. Александр Владимирович стал более молчаливым и скоро распростился с нами. При прощании, обращаясь к нам обоим, пригласил нас как-нибудь заглянуть к нему в Лесное.

Через две недели в воскресенье 7 октября по старому стилю, после концерта, слегка утомленная обилием звуков и впечатлений от напряженной тяжеловатой музыки Вагнера, я поехала в Лесное к Александру Владимировичу, согласно его приглашению. Сойдя с трамвая, я увидела недалеко от остановки Александра Владимировича. Заметив меня, он пошел все ускоряющимися шагами ко мне навстречу. Он, очевидно, давно меня ждал. Я почувствовала свою неловкость за опоздание, так как я не предполагала, что он выйдет меня встречать. На его слегка смущенную улыбку я ответила благодарным взглядом за внимание и извинилась за опоздание, объяснив причину. Мы решили пройтись по парку. После душного концертного зала, в котором я пробыла несколько часов, я с наслаждением вдыхала чистый, слегка морозный воздух парка. Кругом было чисто от пушистого снега.

После прогулки мы пошли обедать. У Александра Владимировича была большая светлая комната. На столе все уже было сервировано к обеду. За обедом я исполняла обязанности хозяйки. Продолжая беседовать, мы пообедали вдвоем. После обеда среди наступающих сумерек мы сидели с Александром Владимировичем на диване. Разговор как-то прервался, и мы некоторое время сидели молча. Это молчание меня не тяготило под действием впечатлений проведенного вместе этого воскресного дня. Я как-то утратила представление о времени. Вся обстановка Лесного, всей комнаты, носящий отпечаток характера человека, в ней обитающего, так напомнили мне прежние приезды к Александру Владимировичу в 1908 году, что я отдалась этим воспоминаниям, и все последующие годы моих тяжелых переживаний в связи с моим отходом от Александра Владимировича как-то вдруг исчезли и стали не ощутимы. Чувство душевного покоя и сознание душевной близости к Александру Владимировичу охватили все мое существо. Трудно теперь припомнить, долго ли длилось наше молчание в наступающих сумерках. Очевидно, наши мысли и ощущения шли по одному и тому же направлению, так как вдруг я почувствовала, что Александр Владимирович, движимый тем же чувством душевной близости, взял мою руку и поцеловал, поцеловал и другую, склонив свою голову над моими руками, лежавшими у меня на коленях. Все стало как-то сразу ясно само собой, без слов и уверений, что мы снова нашли друг друга. Вот почему, мы сообщили в тот же вечер о нашем решении своим матерям. Через некоторое время мы получили благословение.

Наступивший душевный покой после моего первого посещения Александра Владимировича не покидал меня больше всю последующую жизнь.

После принятого нами решения соединить наши жизни мы довольно часто встречались. При каждой встрече мы обсуждали наши дальнейшие действия. Александр Владимирович решал вопрос о своей дальнейшей службе, я продолжала занятия на курсах и понемногу готовилась к свадьбе. Много внимания я уделила своему венечному наряду. Это был мой единственный наряд, который я так тщательно продумывала во всех его самых мелких деталях. Это удивляло, а порой и раздражало сестру Маню, которая принимала самое деятельное участие в моих приготовлениях к свадьбе.

Приближалась рождественские каникулы. Я успешно сдавала экзамены один за другим. Мной с Александром Владимировичем было решено, что на рождественские каникулы я еду домов в Уфу, он едет в Брянское опытное лесничество, принимает дела, возьмет отпуск и приедет в Уфу, где должно быть наше венчание. Александр Владимирович был назначен 19 ноября 1912 года (по старому стилю) лесничим Брянского опытного лесничества.

Екатерина Петровна Воскресенская. 1912 год

Александр Владимирович Тюрин – лесничий Брянского опытного лесничества. 1912 год

За несколько дней до отъезда из Петербурга мы с сестрой Марией пошли к портнихе за подвенечным платьем. Выйдя от портнихи, я на перекрестке простилась с Марией. Ее прощальные слова (Мария не ехала в Уфу) меня поразили и наполнили душевной болью и печалью. «Ну прощай! – сказала сестра. – Я сделала все, что могла. А теперь забудь, что у тебя есть сестра Мария, как и я забуду, что у меня есть сестра Екатерина!» Молча разошлись мы в разные стороны. Чувство моей радости от сознания своего счастья было снова разрушено. На него снова легли тени пережитых лет. Все время до отъезда в Уфу и дорогой, да, пожалуй, и до самого венчания я не могла отделаться от чувства грусти.

Дома (в Уфе) меня встретили радостно, сердечно. Сразу начались всякие хлопоты к предстоящей свадьбе. Нужно было выполнить ряд неизбежных формальностей, как оглашение в течение нескольких дней о браке в приходской церкви. Если бы кто-либо заявил претензию на брачующихся, то венчания не мог бы совершить ни один священник.

Скоро выяснилось, что Александр Владимирович не может получить отпуск и приехать в Уфу, и что венчаться придется или в городе Карачеве, или в городе Брянске. Родные были очень огорчены этим обстоятельством. Предоставив семье заканчивать все хлопоты по сбору меня на новую жизнь, я занялась прощальными визитами. Перед самым отъездом я возобновила поиски в магазинах недостающих к моему подвенечному наряду цветов. В одном из магазинов я, наконец, нашла то, что мне понравилось: богатый гарнитур цветов для подвенечного убора из парижской мастерской. Цветы были хороши, но дороги (25 рублей золотом). Мама видела, как мне хочется иметь эти цветы, и она после некоторого размышления решила сделать мне приятное и купила их мне. Родным очень хотелось посмотреть на меня в подвенечном наряде, и они просили меня одеться и сняться в фотографии. Я из какого-то суеверного чувства категорически запротестовала и обещала, что, поскольку, я буду венчаться в городе, где наверняка есть фотографии, то я и снимусь с Александром Владимировичем после свадьбы и пришлю всем карточку. Но я этого обещания не выполнила, так как венчание было в селе Полпино, а специально поехать в город сниматься мы так и не собрались.

Первая встреча. Свекровь и теща

Шестого января 1913 года (по старому стилю) я выехала с мамой из Уфы в город Карачев Орловской губернии, где было решено венчаться. На вокзале меня провожало много знакомых, приехавших на нескольких подводах. Проводы были шумные с тостами, с шампанским, что меня очень смущало, и я с нетерпением ожидала подхода поезда. Несколько дней пути дали нам возможность отдохнуть от суеты, предшествующей нашему отъезду. Мама была усталой, слегка встревоженной и возбужденной. Я была спокойна и, наконец, мое спокойствие благотворно подействовало и на мамину нервную систему, и мы хорошо доехали до Карачева (в сорока километрах по железной дороге от Брянского опытного лесничества).

Выйдя на перрон вокзала Карачева, я встретила Александра Владимировича, от которого узнала, что надо ехать дальше, прямо в Опытное лесничество, так как священники города Карачева побоялись венчать неизвестных людей, что венчание будет в селе Полпино. Так как я привезла справки об оглашении, исповеди, паспорт, метрическую выпись, то осложнений больше не могло быть.

Проехав еще три станции, мы благополучно прибыли к месту моей будущей жизни, на станцию Белобережская Пустынь Риго-Орловской железной дороги.

Дома нас встретили братья и двоюродная сестра Александра Владимировича, Варя. Все были предупредительны и внимательны. Сразу все стали предоставлять мне права будущей хозяйки дома. Меня это смущало и даже несколько раздражало. Настроение у меня было самоуглубленное, сосредоточенное, и внешние проявления жизни как-то диссонировали с душевным настроением. Я шутливо просила меня пока избавить от хозяйственных хлопот. После обеда мы с Александром Владимировичем пошли в лес, окружавший усадьбу. Громадные сосны и ели, покрытые большими глыбами пушистого снега, были величавы. Кругом была изумительная тишина. Особым миром веяло от зимней природы. Я первый раз была в таком большом сосновом лесу. Мы медленно подвигались вперед. Дошли до просеки, где лежал большой обрубок дерева, на который мы сели и просидели, беседуя некоторое время, подчиняясь чарующему влиянию величавой природы леса. Вернувшись домой, застали в столовой все готовым к вечернему чаю. В камине уютно потрескивали дрова. Меня заставили сесть за самовар и разливать всем чай. Вероятно, я делала это не очень хорошо от смущения и оттого, что мне не хотелось этого делать. Вечер прошел оживленно, уютно.

На другой день (9 января по старому стилю) с утра начались приготовления к венчанию. По правилам церкви до венчания нельзя принимать пищи, жених и невеста не должны видеться, в церковь должны ехать врозь. Сначала едет жених, потом невеста. Венчание было назначено в пять часов вечера. Ехать надо было за семь километров, в село Полпино. Началось мое одевание к венчанию, которое затянулось слишком долго. Когда я была совершенно готова, Александр Владимирович привел знакомить со мной своих помощников, которые были его шаферами. Наконец, настал час выезда в церковь села Полпино для венчания. Я ехала с Варей, Иваном Владимировичем и Петром Владимировичем, которые были моими шаферами (свидетелями).

Ехали мы на паре прекрасных лошадей, но несмотря на это, путь показался мне очень длинным. И я была очень довольна, когда он закончился. В селе Полпино большая, красивая старинная церковь, двухсотлетней давности. Сняв шубу и шаль, я могла, наконец, осмотреться кругом. В церкви было темно, освещен был только предел, где и должно было произойти венчание. Ко мне подошел Александр Владимирович, и мы с ним вместе пошли расписываться в книге брачующихся. Затем под руку направились в предел церкви к аналою, стоящему посреди предела. Царские врата были открыты, алтарь и иконостас были освещены, над нами горели паникадила. Среди темной церкви особенно ярко выделялась освещенная дорожка, идущая от аналоя, где мы стояли, через открытые царские врата к престолу.

«Вот светлый путь мое будущей жизни» – подумала я и уверенно твердо встала на подостланный розовый атласный коврик, который обычно подстилается под ноги брачующихся.

Какое-то особое ощущение спокойствия охватило мою душу и создало сосредоточенное настроение. Я и раньше присутствовала при совершении таинства брака, но вся обрядовая сторона как-то не затрагивала моего внимания, но когда начался обряд венчания меня, то я воспринимала все иначе. Меня поражало глубокое содержание песнопений, молитв, евангелия. Все удивительно гармонировало с моим настроением. Вся служба настолько поглотила мое внимание, что я не воспринимала ничего, что было за моей спиной. И была странно удивлена после венчания, увидев переполненную народом церковь, пришедшим посмотреть свадьбу. К концу венчания я почувствовала, что сильно озябла. Церковь большая, нетопленая, а на улице мороз в 25—30 градусов. Помню, с большим удовольствием сделала три глотка подогретого вина, данного священником, как символ общего разделения радостей и горестей в предстоящей совместной жизни. Венчание закончилось. Все нас поздравили. Оделись в шубы. Вышли на паперть. нас окружили кольцом сельские девушки и пареньки, требовавшие «выкуп» и не пускавшие нас сойти со ступенек. Шафера заплатили «выкуп». При выходе из ограды (церкви) нас оцепило другое кольцо молодежи. Нас откупили. Сели в сани. Сомкнулось третье кольцо. После третьего «выкупа» нас с веселыми песнями проводили за околицу села.

Обратно мы ехали с Александром Владимировичем на лошади, запряженной в небольшие сани. Была лунная ранняя ночь. Кругом был белый пушистый снег. Лицо у меня не было закрыто, и я любовалась чарующими картинами зимней природы. Обратный путь не показался мне столь длинным, как первый. Оживленные мы вошли в наш дом. Сверху на нас посыпался хмель, хлебные зерна, как пожелания счастливой и богатой жизни. Вечер прошел в небольшом кругу родных и знакомых. Так кончилась моя девичья жизнь, началась счастливая семейная жизнь, давшая мне трех прекрасных сыновей».

Выписка из метрической книги о сочетающихся браком за 1913 год