Текст книги "Воспоминания ученого-лесовода Александра Владимировича Тюрина"

В Брянских лесах

В ноябре 1912 года я был назначен заведующим Брянским опытным лесничеством, в которое я приехал в конце декабря 1912 года, и где началась наша семейная жизнь с Екатериной Петровной.

Назначение на должность заведующего Брянским опытным лесничеством

Брянское опытное лесничество находится в центре обширных брянских лесов. Эти леса расположены, главным образом, по верхнему течению реки Десны и ее левых притоков: Болвы, Снежети, Свены, частично по реке Ресете, принадлежащей уже к бассейну реки Оки. Брянские леса образованы различными древесными породами: сосною, елью, дубом, кленом, ясенем, ильмом, осиною, березою, черной ольхой. Эти леса сохранились до сих пор и являются мощным источником сырья для промышленности Брянского района. Брянское опытное лесничество было образовано в 1906 году. В качестве основной задачи для опытного лесничества было поставлено всестороннее изучение брянских лесов в целях построения рациональных основ для ведения лесного хозяйства. Первым лесничим (с 1906 по 1909 годы) был П. З. Виноградов-Никитин, впоследствии доктор сельскохозяйственных наук, профессор лесоводства лесного института в Тбилиси. Он умер в 1939 году. Вторым лесничим (с 1909 по 1912 год) был В. П. Веселовский, будущий доктор сельскохозяйственных наук, профессор лесоводства в Новочеркасске. Он умер в 1940 году. После ухода В. П. Веселовского временно заведовал лесничеством до моего приезда помощник лесничего С. Н. Краснопольский, впоследствии лесничий в брянских лесах, а затем лесничий Шиповского и Теллермановского лесничества Воронежской области, умерший в 1935 году.

Площадь опытного лесничества была невелика, около 1650 га. Таковой она оставалась до Отечественной войны. При образовании лесничества в нем были построены дома для служащих, лаборатории и музей леса. Дом лесничего находился близ железнодорожной станции Белобережская Пустынь, на песчаной террасе, падавшей обрывом к железнодорожному полотну, в старом сто двадцатилетнем сосновом бору. Для усадьбы была вырублена небольшая поляна в половину гектара. В усадьбе, кроме дома лесничего, находились небольшие надворные постройки. Небольшой сад и огород примыкали ко двору. Лаборатория и музей находились на большой поляне, в одном километре от дома лесничего. Вблизи лаборатории и музея были выстроены дома для помощника лесничего, культурного надзирателя и рабочих. Внутри лесничества имелись дома для лесной охраны. Дома лесничества были связаны телефоном. Кроме того, телефон связывал опытное лесничество с соседними лесничествами и с городом Брянском. По железной дороге удобно было ездить в Брянск (пятнадцать километров) и в усадьбу Снежетьского лесничества (около станции Снежетьская). Через лесничество проходило прекрасное шоссе Брянск – Орел. Помимо шоссейной дороги, в лесничестве имелось большое количество удобных грунтовых дорог, соединявших отдельные части лесничества с его усадьбой, с шоссе и с железнодорожными станциями Снежетьская и Белые Берега. Лесничество располагало хорошо подобранной библиотекой по лесному делу и выписывало новые книги и журналы на русском и иностранных языках. В лесничестве был заложен (со времени В. П. Веселовского) ряд интересных опытов по естественному возобновлению леса, по лесным культурам, и ряд постоянных учетных площадей для изучения роста леса. В лесничестве имелась хорошо оборудованная метеорологическая станция, ведшая систематические наблюдения над температурой воздуха и почвы, осадками и над разнообразными явлениями в жизни леса. В целом Брянское опытное лесничество являлось хорошо организованной лесной опытной станцией. Оно сохранилось до начала Отечественной войны и являлось ценнейшим опорным пунктом для изучения обширных брянских лесов. Мы прожили в Брянском опытном лесничестве с Екатериной Петровной шесть с половиной лет. Здесь родились наши дети. Здесь же выросли и расширились мои научные горизонты. Здесь была задумана и закончена одна из важнейших моих научных работ: «Естественная история брянских сосновых лесов», вышедшая отдельной книгой в 1925 году, но под новым названием: «Основы хозяйства в сосновых лесах» (издательство «Новая деревня»). В 1952 году она была переиздана издательством Гослесбумиздат. В том же году эта книга была премирована ЦЕКУБУ (Центральная Комиссия по улучшению быта ученых).

Приняв лесничество (на это ушло около двух недель), я познакомился с моими сотрудниками. Это были в первую очередь мои помощники: С. Н. Краснопольский, окончивший Петербургский лесной институт годом позже меня, С. Е. Доронин, окончивший Карачижско-Крыловскую лесную школу близ Брянска В лесничестве служили также метеорологический наблюдатель П. Я. Сулковский, объезчик по охране леса А. Н. Шилан, секретарь-письмоводитель И. В. Стариков, телефонистка А. Ф. Куренкова, лесники по охране леса Я. Д. Конов, И. В. Софронов и А. Кондрашов, сторож при лаборатории Ф. Куренков. Все эти лица проработали со мною много лет, а некоторые служили в Брянском Опытном лесничестве до начала войны 1941 года, как А. Н. Шилан, Я. Д. Конон, И. В. Стариков, И. В. Софронов и А. Ф. Куренкова.

Брянское опытное лесничество входило в то время вместе с лесничествами Свенским, Варламовским, Снежетьским, Белобережским, Журиническим, Батоговским и Карачижско-Крыловским в особый брянский ревизорский район. Лесным ревизором в год моего приезда был лесничий Свенского лесничества В. М. Домбровский. Все лесничества района вели много лет хозяйственные заготовки леса. Древесина в заготовленном виде сдавалась государственным учреждениям (брянскому арсеналу) и железным дорогам.

В лесничествах работали тысячи сезонных рабочих (преимущественно зимой и осенью). Заготовленный хвойный и лиственный лес вывозился силами лесничеств к железнодорожным станциям Батогово, Снежетьская, Белые берега и в город Брянск. Рабочими в лесу были жители ближайших лесных сел, главным образом из сел Большое и Малое Полпино и Батогово. Я приехал в самый разгар заготовки и вывоза леса. Хотя брянское опытное лесничество было невелико, оно все же производило до 10000 кубических метров древесины. Естественно, что в опытном лесничестве на первом месте стояли исследовательские задачи, и им были подчинены хозяйственные работы. Мне пришлось потратить много усилий, чтобы в первую очередь овладеть искусством рациональной заготовки леса и должным образом организовать все работы. На это ушли первые месяцы моей службы (январь-апрель 1913 года). Одновременно я приложил много усилий, чтобы поставить должным образом сложную отчетность по разработке леса, весьма, к сожалению, запущенную в опытном лесничестве за предшествующие годы. К весне 1913 года я добился этого, и отчетность поднялась на должную высоту не только во время моей службы в лесничестве, но и после моего ухода (1919 год). И. В. Стариков, мой письмоводитель-секретарь, быстро усвоил мои приемы работы. До начала Отечественной войны он работал на том же посту, что и в мое время. К весне 1913 года я овладел искусством заготовки леса. Мои отношения с местными крестьянами, рабочими по разработке леса, с самого начала моей службы установились на основе взаимного доверия. Я сам производил расчеты по субботам, сам ездил за деньгами в Брянское казначейство и тщательно следил за правильностью приемки заготовленного леса от рабочих. Рабочие знали, что у меня они получат все, заработанное ими, до последней копейки. Но они также знали, что меня трудно надуть, так как я входил во все детали заготовки и учета леса. Постоянно работали у меня артели И. Демьяшкина и П. Яшина.

Наряду с хозяйственной работой шла у меня и научно-исследовательская работа. Составление отчета за 1912 год дало мне возможность познакомиться с общим планом научно-исследовательских работ по лесничеству и с теми опытами, которые заложили мои предшественники. Это знакомство с прошлым позволило мне без особого труда составить план научно-исследовательских работ на 1913 год. План был послан в Петербург, в постоянную комиссию по лесному опытному делу при лесном департаменте Министерства Земледелия.

Постоянная комиссия по опытному лесному делу являлась в то время научно-исследовательским институтом по лесному хозяйству. В начале марта 1913 года в Петербурге было созвано совещание научных работников по лесному опытному делу, в том числе лесничих опытных лесничеств.

Участвуя в этом совещании, я доложил итоги работы по лесничеству за 1912 год и план научно-исследовательских работ на 1913 год. То и другое было одобрено. По окончании совещания я приехал в Брянское лесничество (10 марта), а Екатерина Петровна осталась в Петербурге. Весна в тот год была ранняя. В половине марта я уже приступил к подготовительным работам по культуре леса. Из опытных работ в этот первый год я обратил особое внимание на рубки леса в целях его естественного возобновления. С этой целью были заложены и вырублены (в зиму 1912/13 года): сплошная лесосека в сосновом лесу с оставлением семенников в кв. 26, постепенная лесосека в кв. 30, положившая начало серии лесосек для возобновления старого соснового леса на площади около ста гектар, и постепенная лесосека в елово-осиновом лесу в кв. 43. Из опытных работ по культуре леса должен быть отмечен заложенный мною весной 1913 года опыт по культуре сосны из семян различного географического происхождения. Для опыта была использована лесосека 1910 года в кв. 10, на площади около пяти гектар. Мои опыты по естественному возобновлению леса и по культуре сосны из семян различного географического происхождения получили впоследствии широкую известность и были неоднократно отражены в специальной литературе, впрочем, часто без упоминания моего имени.

Весною и летом 1913 года по окончании работ по культуре леса я приступил к очистке лесничества от мертвого леса (санитарные рубки) и к рубкам по уходу за лесом.

Я делал это с огромным увлечением. В середине лета приехал ко мне профессор М. М. Орлов, как председатель постоянной комиссии по лесному опытному делу. Он пробыл у меня два или три дня, осмотрел опытные работы, как новые, так и прежние (я поддерживал их весьма тщательно), также состояние лесного хозяйства и остался доволен моей работой. С этого года Брянское Опытное лесничество стало примером образцового ведения хозяйства, сохранив этот высокий уровень на многие годы и после моего ухода из лесничества в 1919 году.

В конце 1913 года был организован съезд лесничих Орловской и Курской губерний в Курске, где находилось в то время управление государственными земельными имуществами обеих губерний. Я поехал на этот съезд с докладом на тему: «Принципы возобновления сосновых лесов в Брянском лесном массиве». Уже летом 1913 года я заинтересовался вопросом о происхождении старых сосновых насаждений в Брянском опытном лесничестве. Мною был собран на свежих вырубках (лесосеках) 1912—1913 года обширный материал, свидетельствовавшей об одновозрастности естественных сосновых лесов Брянского массива. Было также выяснено мною, что причиной этой одновозрастности являются лесные пожары. Показав, что лесные пожары являлись в прошлом лесообразователями, я пришел в конце своего доклада к выводу, что огонь может быть использован на службу человека для возобновления леса. Мой доклад произвел на лесничих (людей с высшим образованием и с огромным в большинстве случаев производственным стажем) сильное впечатление. Я был среди них самым молодым лесничим (мне было тридцать лет). Общую восторженность съезда выразил старик Петрушев, лесничий одного из лесничеств Трубчевского уезда Орловской губернии. На торжественном обеде по окончании съезда он провозгласил в честь меня тост, поддержанный всеми, подошел ко мне, чтобы поблагодарить меня за доклад и чокнуться со мною. Я был несказанно рад, что завоевал на съезде лесничих внимание к Опытному лесничеству. До съезда к Опытному лесничеству и его деятельности, о которой ничего не знали, относились с большим холодком и считали организацию опытного лесничества ненужной и дорого стоящей затеей.

Во второй половине лета я много времени уделил устройству новых улучшенных грунтовых дорог. Так была проведена мною короткая дорога на станцию Снежетьская и в квартал 43. Везде я отремонтировал мосты, а во многих местах построил новые. Осенью 1913 года были отремонтированы также жилые дома. К концу года можно было подвести итоги моей разнообразной деятельности. Везде были положительные результаты. Добавлю, что за это же время я обработал материалы, собранные во время второго моего путешествия по лесам Севера. К сожалению, книга (результат этого труда под названием: «Еловые насаждения в северной и северо-восточной России») вышла из печати только в 1916 году. Начавшаяся в 1914 году империалистическая война была причиной такой задержки.

Уверенно и спокойно я подходил ко второму году своей деятельности. Моя работа увлекала меня: я был и лесным хозяином-лесничим и исследователем-ученым. Практика и теория теснейшим образом увязывались в моей работе. День я был в лесу, пешком или верхом, а вечером – в своем кабинете, за письменным столом, читал или писал.

Дом лесничего, в котором мы поселились с Екатериной Петровной (я в конце 1912 года, а она в начале 1913 года) был очень обширен. Это был деревянный одноэтажный дом из толстых вековых сосновых бревен с крутой крышей из сосновой щепы. Он не был красив и не отличался удобством расположения комнат. Его построил первый лесничий Брянского опытного лесничества П. З. Виноградов-Никитин. Вдобавок он был очень холоден. Второй лесничий В. П. Веселовский улучшил дом, отштукатурив его изнутри, однако это его мало утеплило. Первую зиму 1912—1913 года мы сильно мерзли. Это заставило меня в 1913 году переложить печи, оконопатить стены паклей снаружи и утеплить деревянный фундамент. Результат оказался положительным: дом стал теплым. Кроме того, я поставил печку в уборной, что сделало теплыми и сени. В умывальной комнате я поставил и ванну, в которую горячая вода поступала из котла, вмазанного в лежанку голландской печи. Проведенные мероприятия сделали дом удобным для жилья, и мы не чувствовали больших неудобств, прожив в нем шесть лет. В доме было пять больших комнат: столовая, гостиная, спальня, комната для приезжих, и три маленьких комнаты, из которой одна была ванной. Высокая крутая крыша вмещала дополнительную комнату, девятую, в которой очень удобно было жить летом приезжавшим к нам гостям. К дому через утепленные сени примыкала обширная кухня. Всего в доме было шесть печей, не считая кухонной и печи в сенях. Дополнительно было сооружены два камина, один в столовой, а другой в кабинете.

Дом лесничего. Впереди пристройка – кухня. 1913 год

Для обогрева уходило много дров (около пятидесяти кубических метров). Первое время мы, оставшись с Екатериной Петровной одни, терялись в обширном доме, который к тому же было трудно уютно обставить. В первую очередь мы обставили столовую, гостиную, кабинет и спальню. Наша столовая с большим столом посредине, накрытым коричневой хорошей клеенкой, с венскими желтыми стульями, хорошими часами на стене, простым сосновым буфетом, коричневыми обоями, камином и красивой висящей лампой была очень уютна. В ней мы чаще всего проводили время, в ней чаще всего зажигался камин. В столовой же собирались наши гости в дни наших семейных праздников.

Мой кабинет имел большое окно на юг. В кабинете имелся письменный стол, за которым я написал все мои научные работы, начиная с 1913 года и кончая серединой 1942 года, несколько венских стульев и высокая конторка, оставшаяся от П. З. Виноградова-Никитина, в которой хранились официальные документы и за которой я работал в служебные часы, отведенные мною для выполнения обязанностей лесничего. Впрочем, свои служебные обязанности лесничего я выполнял, как правило, в лаборатории, где находилась и канцелярия (контора) лесничества. На стене кабинета висели деревянные полки, устроенные еще В. П. Веселовским. На них стояли книги. Часто эти полки падали, но, однако, сохранялись до конца моего пребывания в лесничестве. Потом в кабинете был поставлен сосновый лакированный шкаф. Ни дивана, ни кресел не было у нас ни в кабинете, ни в столовой, ни в гостиной. Камин в кабинете топился значительно реже, чем в столовой, обычно зимою для поддержания тепла. На окне кабинета всегда стояли цветы. Екатерина Петровна любила цветы и удачно разводила их. Она выписывала семена и луковицы из Риги, Москвы, Голландии. В кабинете ранней весной можно было видеть цветущие гиацинты, выращенные Екатериной Петровной. Откуда-то попал к нам кактус и так пышно разросся, что каждый год веселил нас чудесными огромными цветами, ярко красными, прямо огненными. На письменном столе стояла хорошая удобная для занятий керосиновая лампа.

В гостиной стоял лишь письменный стол Екатерины Петровны, привезенный из Уфы и подаренный ей еще в девические годы. Он был сделан из липы и окрашен в черный цвет. Кроме стола, в гостиной стояло несколько венских черных стульев. Над столом висела керосиновая лампа. В спальной комнате стояли лишь две кровати, комод из ясеневого дерева, умывальник, стол, гардероб и несколько стульев.

Лаборатория в Брянском опытном лесничестве. Вдали кабинет лесничего

Кабинет лесничего

Как можно видеть, обширные и многочисленные комнаты были убраны очень скромно. Но все комнаты блистали чистотой. В солнечные дни они были наполнены светом солнца, а зимою и летом ароматом соснового леса, среди которого стоял дом. В доме была веранда. Она охватывала ротондой боковой фасад дома и выходила в сад. Но сад был очень скуден. На песчаной почве могли расти лишь немногие деревья и кустарники. Довольно хорошо росли в нем барбарис и малина. Екатерина Петровна развела в саду лишь цветы, из них наиболее удачно развивались флоксы, астры и ирисы. Цветник из разноцветных флоксов был очень красив и радовал глаз. Непосредственно к саду примыкал огород. Он был на такой же песчаной боровой почве, как и сад, и не отличался плодородием, однако картофель уродился на нем в достаточном количестве. Особенно хорошо удавались Екатерине Петровне огурцы (по навозу) и морковь. Во всяком случае овощи у нас были в достаточном количестве. В окружающем нас лесу были в изобилии черника и брусника, земляника и малина. Эти ягоды разнообразили наш стол не только летом и осенью, но и зимою, так как бруснику заготавливали впрок. В лесу было также изобилие грибов, в частности, белых. Последние водились близ нашего дома. Но яблок, груш, слив в нашем саду не было. Их мы покупали либо в Брянске, где было большое количество садов, или в соседнем Белобережском монастыре, где хорошо содержался большой промышленный сад.

В нашем доме не было водопровода, но на дворе и на огороде близ сада имелось два колодца. Оттуда и доставали воду. Хотя вода была недалеко, доставать ее было трудно, и Екатерина Петровна не мало испортила своего здоровья, черпая бадьей воду из колодца, хотя у нас была домашняя работница. Правда, я построил новый колодец с деревянным насосом, но он проработал недолго: зимою деревянный насос лопнул. Для поливки огорода мы пользовались иногда пожарным насосом, приобретенным мною в 1913 году, но применение у нас его почему-то не привилось. Особенно тяжело было пользоваться колодцем (бадьей и воротом) зимою. Я с грустью думаю сейчас, что в то время я уделял мало внимания этому делу и не улучшил дела водоснабжения, хотя это и можно было сделать. Бани на нашей усадьбе не было. В лесничестве имелась лишь одна баня, во дворе лаборатории (в одном километре от нашего дома). Сторож при лаборатории Ф. Куренков топил ее по субботам, и мы ходили в баню за километр. Впрочем, когда это было неудобно, мы заменяли баню своей ванной, но баню все же предпочитали и путешествовали туда даже с детьми, когда они появились у нас.

Прошло более двух десятков лет с тех пор, как мы покинули этот дом, но я часто вспоминаю его. Он оставил у меня самые теплые воспоминания. Я никогда не забуду, что в этом доме началась наша совместная жизнь с Екатериной Петровной, что здесь родились наши дети.

Спустя полтора месяца после венчания, как я уже сообщал выше, мы поехали с Екатериной Петровной в Петербург (в конце февраля или в начале марта 1913 года) – я на совещание по лесному делу, а Екатерина Петровна учиться на Лесгафтских курсах. Я вернулся после совещания в Брянское опытное лесничество после совещания 10 марта, а Екатерина Петровна приехала на пасхальные каникулы. В первый раз мы встретили с ней пасху вместе, в своей собственной семье. На каникулы к нам из Москвы приехала моя двоюродная сестра Варя. К пасхе Екатерина Петровна впервые самостоятельно пекла куличи, делала пасху, готовила ветчину, жареного гуся и многое другое. Она продемонстрировала успехи в кулинарии, и наш пасхальный стол хотя и был скромен с точки зрения знатоков этого дела, но мне он нравился своей простотой. Я заснял его, и фотоснимок сохранился до сих пор.

Наша первая пасха. 1913 год

У нас не было гостей, и пасху мы провели втроем. Погода была теплая, сухая, сосновый лес благоухал первым весенним смолистым запахом, и мы много гуляли по дорогам и тропинкам в лесу. Хозяйства в первый год у нас не было: мы не содержали ни коровы, ни кур, ни прочих домашних животных. Мы жили по-городскому. Продукты можно было покупать или в Брянске, где я бывал каждую неделю (иногда со мной ездила и Екатерина Петровна), или на станции Снежетьская, где был кооперативный магазин и куда ездила за продуктами наша домашняя работница и привозила все необходимое по заборной книжке (в эту книжку мы записывали все, что нам нужно). Я не помню случая, чтобы магазин не прислал бы нам просимого. Всякого рода деликатесы мы привозили из Брянска.

Пасхальную заутреню мы прослушивали в соборной церкви Белобережского монастыря. В эту весну я сделал много снимков, характеризующих нашу жизнь. Многие из них сохранились до сих пор.

Александр Владимирович и сестра Варя. 1913 год

После пасхи сестра Варя уехала учиться, а Екатерина Петровна решила остаться дома, чтобы нам больше не разлучаться. Наступил май месяц. Вначале он был холоднее апреля, но затем установилась теплая погода. Екатерина Петровна работала в саду и в огороде. Мы делали с ней дальние прогулки по лесничеству. Было много интересных мест, и я с увлечением знакомил ее с отдельными красивыми уголками леса.

В конце мая к нам приехала Елизавета Петровна. Она была впервые в таком огромном лесу и живо воспринимала красоты природы. Мне запомнились наши прогулки втроем ночью, когда светляки горели в траве, в папоротниковых зарослях. Я собирал их и украшал ими волосы Екатерины Петровны и Елизаветы Петровны. Ночью они шествовали обе, как в алмазных коронах. Одну я называл лесною царицей, другую – царевной.

В июне заглянул ко мне мой товарищ И. И. Борисов. Я имел возможность показать ему мои хозяйственные начинания и достижения. Он одобрил мой пыл и мое рвение. Мы много ходили с ним по лесничеству. Это была, к сожалению, наша последняя с ним встреча. Он умер в конце двадцатых годов где-то в северных лесах. В середине лета приезжала к нам также ненадолго моя мама Анастасия Васильевна и мать Екатерины Петровны Вера Алексеевна Воскресенская. Кажется, обоим им показалось, что мы живем слишком уединенно, вдали от общества. Им обоим было у нас скучно. В середине лета Екатерина Петровна почувствовала себя матерью и стала готовиться к появлению ребенка. В августе она съездила со своей мамой в Уфу поглядеть на родные места и вернулась в начале сентября. В ее отсутствие я ездил в Курск на съезд лесничих, где сделал удачный доклад, сблизивший меня с коллегами – лесничими Курской и Орловской губерний. После возвращения из Уфы Екатерины Петровны мы не разлучались с нею ни на один день до конца 1913 года. Мы много и часто думали о будущем ребенке, которого ждали в начале 1914 года. Наша душевная и физическая близость приобрела иной характер, мы думали не только о себе, а будущий ребенок соединял нас в одно существо.

Осень была дождливая, но мы имели возможность прогуливаться по дорогам ближайших участков леса. В сосновом лесу не было грязи, и потому слякоть дождливой осени у нас не чувствовалась. В доме изредка топились печи, было сухо и тепло.

На прогулке. Брянское опытное лесничество. 1913 год

В день Екатерины (24 ноября по старому стилю) мы собрали наших соседей. Это были лесничие ближайших лесничеств и их жены. Такой сбор у нас был впервые. Екатерина Петровна выступала на этом вечере впервые как хозяйка дома. Вечер прошел интересно, хотя Екатерина Петровна и была недовольна собой за дефекты отдельных кушаний. Но я считал, что это было преувеличением с ее стороны, некоторой излишней требовательностью к себе.

В ноябре наступила зима. В брянских лесах она была всегда очень пышной, красивой. Нас очаровывали покрытые снегом вековые сосны и молоденькие ели, окружавшие нашу усадьбу. Под снежным покровом было как-то особенно уютно, и теплый, чистый дом пленял своим простором, тишиной и достаточными удобствами для жизни. Мы получали газеты и журналы, выписывали книжные новинки, и нам не было скучно, хотя мы жили с Екатериной Петровной одни.

На рождественские каникулы 1913/14 года приехали мои братья Иван и Петр и сестра Варя. Брату Петру было около семнадцати лет. Он был веселый одаренный мальчик. Его присутствие наполняло дом смехом, веселыми проказами. «Чудесная книга» – говорил я о нем, но еще не переплетенная. В пятидесятых годах брат Петр Владимирович стал доктором биологических наук, профессором. Братья и я много фотографировали. От того периода сохранилось много превосходных снимков. Как-то раз мы гуляли перед сном с Екатериной Петровной по двору. Наши гости были в комнатах. На дворе было снежно, тихо. Разговорились о брате Петре, о его превосходных душевных качествах. Невольно мысли перешли у нас к нашему будущему ребенку: «Каков то он будет у нас! – сказал я и продолжал – Я думаю, что он будет не хуже Пети!»

Петя (Петр Владимирович) Тюрин. 1913 год

Ваня (Иван Владимирович) Тюрин. 1912 год

Через несколько дней после прогулки, 8 января по старому стилю 1914 года у нас родился сын. Роды были мучительные и опасные. У нас было предложено и договорено, что перед родами Екатерина Петровна уедет в Орел, в клинику, но расчеты Екатерины Петровны не оправдались, ребенок появился раньше, чем ожидали. Принимала ребенка А. И. Ровская, фельдшерица со станции Снежетьская, которую вызывали по телефону и которая приехала поездом (расстояние было пять километров), и очень удачно. Мы были несказанно рады появлению ребенка, которого назвали Борисом. Когда я пишу эти строки, Борис в качестве горного инженера работает на Алтае по розыску рудных ископаемых. Он вырос, окреп, получил образование в Ленинградском Горном институте, который блестяще окончил по двум факультетам в 1937 году и пристрастился к просторам Азии. Рождение сына произошло в тот же день (8 января), в который Екатерина Петровна в качестве невесты приехала в Брянское опытное лесничество за год перед этим (8 января 1913 года). О рождении сына я дал телеграмму в Уфу, и через три дня приехала к нам на помощь мать Вера Алексеевна. Надо отметить, что в это время у нас жила чрезвычайно неудачная домашняя работница, беспорядочная работа которой мучила нас всех, и, в первую очередь, нашу больную, Екатерину Петровну. Я очень жалею, что тогда сам не вникал в наши внутренние домашние дела и допустил существование такой неудачливой домашней работницы. Не будь ее, мы избежали бы многих тяжелых огорчений и недоразумений, затянувших выздоровление Екатерины Петровны и давших некоторую душевную ссадину нам обоим. Но будет об этом. Наступил второй год нашей семейной жизни, и у нас уже был свой сын, которого мы так ждали и которого уже любили.

Екатерина Петровна с сыном Борисом. 1914 год