Текст книги "Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование"

46. ВСЁ ГЕНИАЛЬНОЕ ПРОСТО

Мой рассказ, совсем короткий: чего там рассказывать – вот чек, а вот дата, отстоящая от сентября 2016 года на целых 56 лет вперёд, порядком обескуражил директрису. Она вертела чек и так, и этак, рассматривала его на просвет, даже нюхала.

– Он ведь подлинный? – спросил я её.

– Какой же подлинный – если из будущего! – сказала она, покрывшись пунцовыми пятнами и без конца сдувая чёлку.

– Я имею в виду, что материал его настоящий?

Она пошла к шкафчику, достала из него нетронутый рулон термобумаги. Приложила вплотную к моему чеку: было видно, что один к одному.

– Бумага такая же вроде.., – пробормотала она. – Мы закупили её ещё весной – большую партию.

– А напечатано на чём?

– Да откуда я знаю, как напечатано! – визгливо выкрикнула она. Потом остыла: – Ну да, на кассовом аппарате… Чертовщина какая-то!.. Вообще не пойму…

Я согласно кивнул.

– Вот и мне тоже кажется. Однако против фактов не попрёшь: вот чек – и на нём дата из будущего.

Директриса ещё помолчала, подула пару раз на чёлку и решительно сказала:

– Подделка!

– Но если так, кто мог подделать? Лиля Казначеева?

– Не обязательно – за кассами сидят свободные продавцы. Так что любая могла подделать.

– Вы уверены, что они на это способны?

– Я не в том смысле… Доступ к этой кассе был у любой. Только зачем и кому из них это было надо? Может Лиле? – она посмотрела на меня с надеждой.

Я пожал плечами.

– Это завтра её отец попытается у неё узнать.

– Почему только завтра? – удивилась директриса.

– Потому, что она летит в Узбекистан, где он находится уже несколько дней.

– Да, она же и просила отпуск, что лететь куда-то надо срочно.., – вспомнила директриса.

– Завтра утром она прилетает в Фергану, и отец постарается её расспросить.

– Сегодня улетела, а прилетит только завтра? – не поняла директриса.

– Прямого рейса нет, – объяснил я. – Пересадка в Москве, но не стыковая, а надо ждать там рейса на Фергану чуть не полсуток.

– Так она сейчас где? В Москве уже? – обрадовалась директриса.

– Давно. Когда я узнал, что она собралась в Узбекистан, её самолёт уже садился в Домодедове. А это было часа два назад, не меньше.

– Так я сейчас ей позвоню и спрошу! – решительно сказала директриса и стала искать свою бывшую продавщицу в списке контактов на своём смартфоне. – Ага, вот! – она ткнула пальцем в иконку с телефонной трубкой напротив фамилии Лили.

Это действие она повторила три раза, после чего повернула телефон ко мне. Из него монотонно доносилось: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа».

– Может разрядился? – предположил я. – Или где-нибудь в туалете не достаёт.

Директриса качнула головой так, как обычно дают понять: вполне возможно.

Открылась дверь, и в проёме показалась девичья головка:

– Алла Фёдоровна, я могу идти домой? У меня смена кончилась.

– Конечно. – И когда головка скрылась, но дверь ещё не закрылась, крикнула вдогонку: – Постой-ка Катя!

Девушка заглянула опять.

– Скажи, ты на.., – она заглянула в чек, – …на четвёртой кассе работала?

– Да на всех я работала, вы же знаете!

– Меня четвёртая интересует – там ничего такого не замечала? Сбоев каких-то или барахлила?

– Ой да вы что, не знаете этот хлам – все менять давно пора, – сделала кислую мину Катя. – То одна глючит, то другая. Одно мученье…

– Я про четвёртую, – с нажимом сказала директриса.

– Она тоже не подарок, – хмыкнула Катя, постреливая глазками на меня. – А это дядечка чинить их пришёл? Вот бы хорошо!

– Ладно, иди Катя, – махнула рукой, выпроваживая её, директриса, – мы тут разберёмся, кто и чего будет чинить.

Девушка упорхнула, не слишком деликатно хлопнув дверью. Директриса снова попыталась дозвониться до Лили.

– Не берёт… Что ж, подождём до завтра. Вы же, надеюсь, будете держать меня в курсе? Вот мой телефон. – Она оторвала от блока жёлтый стикер и написала номер, который затем протянула мне.

– Всегда боюсь потерять, – сказал я и стал прямо при ней забивать её номер в свой смартфон. – Сейчас позвоню, а вы сбросьте. Так, кстати, и у вас мой номер останется.

Я позвонил. Она посмотрела на вызов, кивнула и сбросила. Мы распрощались.

Мы вышли одновременно – я из магазина, а солнце – из-за туч – и мы улыбнулись друг другу. Но моя улыбка вышла наверняка такая же кислая, как только что у симпатичной молоденькой продавщицы Кати: результат по чеку опять нулевой. Мне уже начинало казаться, что его тайну оберегает от нас какая-то незримая высшая сила. Но зачем ей это нужно?

Я стоял на крыльце «Пятёрочки» и решал, куда мне направиться: домой или, раз опять явился в Купчино, за одно зайти уж и к Лене да осторожно приготовить её к появлению в её жизни дочери Андрея. Так ничего и не решив, я медленно пошёл пешком в сторону Дунайского, подумав, что если, дойдя до него, надумаю ехать домой, – на маршрутку только проспект перейти, а если всё же сочту, что стоит сегодня же подставить под удар свою седую голову, – то перейти надо будет лишь Будапештскую.

Перекрёсток приближался, а решение всё не приходило. Поэтому, как часто это бывает, за меня решила судьба. Когда я поравнялся с «Пятёрочкой», где беседовал со «стовосьмой», из неё вышла Лена и даже не удивилась, увидев меня.

– Был на Пловдивской? И что тебе там сказали? – Она подхватила меня под руку и увлекла на пешеходный переход через Будапештскую, к «Бургер Кингу», а стало быть – и к её дому. – У них точно есть аппаратик для приёма чеков из будущего? – весело щебетала она по пути.

– А с чего это ты такая радостная? – подозрительно спросил я.

Она остановилась и выразительно посмотрела на меня.

– Жабский, а чего мне, плакать? Вон солнышко вышло, осень красивая, мужа сплавила, старый друг повстречался, с которым мы сейчас будем…

Я с опаской взглянул на неё, и она осеклась. Потом рассмеялась.

– Да не бойся ты! Обедать будем – я это хотела сказать. Есть хочешь?

Я спросил свой организм. Он часто-часто закивал, и даже заурчал желудком. Лена услышала и снова засмеялась:

– Вот и подтверждение! У меня рассольник – любишь?

– Сойдет, – сказал я как можно безразличнее, чтобы она не слишком самовлюблялась.

– Ой-ой-ой! – выдразнила меня Лена и с удвоенной энергией потащила к себе домой.

Дома у Большаковых мать ждал Колюнчик. Он удивлённо посмотрел на нас с Леной, ввалившихся в прихожую чуть не в обнимку. Мне стало неловко.

– Зато не разводятся, – сказал я ему, чтобы снивелировать недоумение.

– Это кто тебе сказал? – тряхнула меня за рукав Лена. – Его папахен малахольный?

– Сужу по обстановке, – высвободил я руку и стал стаскивать ветровку, незаметно при этом подмигнув Колюнчику. Что-то вроде мелькнуло перед глазами, но я не придал значения. Зато его придал Колюнчик.

– Дядь Саш, у вас что-то выпало.

Он поднял выпавшее с коврика прихожей и рассмеялся;

– Папахен, как мама выразилась, в своём репертуаре. А откуда у вас его список?

Оказалось, у меня из внутреннего кармана ветровки выпал тот самый «чек из будущего»: я забыл, уходя из «Пятёрочки» вложить его снова в паспорт.

– А я помню этот чек! – вдруг воскликнул Колюнчик. – Это я его отцу принёс. Как-то покупал в «Пятёрочке» курицу на ужин – не в нашей, а на углу Пловдивской, и взял вместо своего этот – там несколько валялось у кассы, где оплаченный товар складывают. Пришёл домой, стал что-то вытаскивать из кармана – и он выпал, вот как у вас сейчас, – сказал он мне. – Валя ещё посмеялась, мол, что, с папы стал брать пример. А я увидел, что там коньяк и икра, говорю – ну, с приколом: смотри, дескать, Валентина, что люди добрые покупают. А она: да ты и купил – для любовницы поди. Похохотали. А потом я смотрю, он не помятый совсем, ну и захватил как-то, когда к родителя шёл, и отцу в его коробку сунул. А теперь что с ним делать – выбросить или что? Он вам зачем-то нужен? – удивился он, увидев, что я протянул за чеком руку. – Тогда берите.

Я сунул чек в карман джинсов, чтобы, если понадобится, был под рукой. Настроение поднялось. Ну наконец-то хоть одна загадка разрешилась: теперь мы знаем, как этот чек попал в дом Большаковых. Всё гениальное и в самом деле просто.

– Молодец! – выкатилась с половником в руке и фартуком на некогда пышной груди Лена из кухни, откуда уже вкусно потянуло разогреваемым рассольником. – Я тут его отцу чуть последние волосёнки не повыдергала – думала, подружку завёл и ей этот коньяк с икрой отволок.

– Ну мама, ты даёшь! – рассмеялся Колюнчик и обнял мать. – Ой! – это она треснула его поварёшкой. – Ты чего?

– А нечего над матерью смеяться! – и снова скрылась в кухне.

– Видали, дядь Саш, какие у них страсти тут бушуют! – и увлёк меня в гостиную. – А чек-то вам зачем папин понадобился?

Я испытующе посмотрел на него. Но никакого подвоха не почувствовал. Видимо, и правда ни о чём ни сном ни духом.

– Садись, – говорю, – Колюнчик – буду с тебя допрос снимать!

– Но трусы-то хоть можно оставить? – гоготнул он и расположился напротив меня.

– Пока – да, сказал я серьёзно. – А там – как пойдёт.

– Ребята, идите есть! – крикнула из кухни Лена. – Я вам туда не понесу. И руки по дороге вымойте – как зашли в дом с улицы, так и расселись с грязными…

За обедом Колюнчик рассказал нам, что ему утром того же дня звонила тётка и спрашивала, что он надумал насчёт её предложения.

– Я ответил, как вы советовали, – посмотрел он на меня. – Я потом ещё раз всё обдумал и счёл, что ваш совет – самый разумный.

– Так и я тебе то же говорила, – обиженно вставила Лена.

– Ну ваш – какая разница…

– И что она сказала? – спросил я.

– Согласилась. Ей, правда, в самом деле, оказывается, зам толковый нужен и, желательно, из своих…

– Зря она так: свои чаще обжуливают, – вставил теперь уже я.

– Так-то ты о нашем Коле, да? – укоризненно зыркнула Лена.

– Не о Коле, а о статистике, – отбоярился я. – Не мешай наслаждаться рассольником.

Лена блаженно улыбнулась и перестала обижаться. А Колюнчик меж тем продолжал:

– Акции в самом деле продаёт Иванеев…

Я обвёл их торжествующим взглядом:

– А что я говорил!

Лена легонько хлопнула меня по затылку:

– Нечего задаваться! Подумаешь, самый умный.

– Эй, не помни седину! Лучше вспомни, как ты хлопала своими выпавшими сто лет назад ресницами, – огрызнулся я.

– Что-о?! Ну-ка повтори! – схватила она меня за ухо, да так больно, что я чуть не опрокинул на себя тарелку с остатками рассольника.

– Говорю, – втянул я голову в шею и прижал уши, – ты, как дура, хлопала своими роскошными густыми ресницами. – И с опаской посмотрел на неё: – Так лучше?

Она выпустила моё ухо и засмеялась:

– Дуру я ещё стерплю: привыкла к твоему, что все бабы – дуры, но вот ресницы мои не трожь!

– Да хватит вам! – осадил нас Колюнчик. – Как Вовчик мой прямо… Так вот, завтра еду подписывать с ним у нотариуса договор о купле-продаже акций.

– А деньги? – спросила мать взволнованно.

Колюнчик достал из кармана карту «Альфа-банка» категории Visa Gold.

– Шикарно, – прошептала тоном Эллочки-людоедки Лена. – И… и сколько там? – она указала глазами на карту.

– Держитесь за стулья! – предупредил Колюнчик. – Сто девять миллионов.

– Сколько?! – вскочила Лена. – Да это же полтора миллиона долларов!

– Почти два, – уточнил Колюнчик.

– Сыночек, дай подержать, – попросила Лена. – Никогда не держала в руках столько денег.

Она нежно погладила карту и вернула её сыну.

– И какая же процедура? – спросила она. – Когда перечислять?

– При подписании договора, на глазах у нотариуса. Он не заверит договор, пока не придёт подтверждение о зачислении этих денег на счёт продавца.

– Кстати, а Иванеев знает, что ты Анин племянник? – спросил я.

– Не-а! – по-ребячески вылупился Колюнчик. – Уж не знаю, как это скрыли – там юристы тёти Ани вели переговоры с юристами Иванеева. А тёти Анины говорили, что они представляют мои интересы.

– А зачем эти тайны? Он что, иначе не продал бы?

– Он-то может и продал, но нужно же скрыть от от матери тёти Ани, что акции покупает их родственник, – напомнил Колюнчик.

– А ты думаешь, она не догадывается? – с сомнением покачала головой Лена. – Такая ушлая тётка, что мимо неё мышь не проскочит.

– Мне-то какое дело? – благодушно ухмыльнулся Колюнчик. – Мне главное голосовать, как скажет тётя Аня – да получать дивиденды раз в год.

– Ты, сынок, только не говори никому – и особенно на работе помалкивай, – обняла его Лена. – Люди такие завистливые!

– Конечно, не стану трепаться, не маленький, – заверил Колюнчик. – Хотя всё равно рано или поздно станет известно: бизнес-сообщество в Питере небольшое, просочится. Сами акционеры же и растреплют по своим знакомым. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Ох как я переживаю, Колечка! – закусила Лена костяшку указательного пальца правой руки, как делала в моменты особого волнения ещё с молодых лет, когда её таскал на ковёр за всякие промашки первый секретарь Ферганского обкома комсомола. – Не были богатыми – не надо бы и начинать.

Я пихнул её локтем в бок.

– Ленка, так у Колюнчика жизнь только начинается – ты его с нами, кабристонщиками, не равняй! Когда и богатеть, как не в молодости. Тем более подвернулась такая возможность!

Она махнула рукой, всхлипнула и отошла к окну, за котором начал сеять микроскопический дождь, больше похожий на морось.

Я жестом указал Колюнчику на дверь и увёл его в гостиную – продолжать допрос.

47. ЧУЖОЕ ИМЯ

Колюнчик ещё не отошёл от возбуждения, вызванного собственным пересказом за обедом их с Аней затеи. Да и потом побыть хоть один день долларовым миллионером – это всё же нечто!

– Ну что, миллионщик, искренне поздравляю! – протянул я ему руку, и он пожал её так, словно расстанется с умопомрачительным богатством не завтра, а в туманной перспективе. – Понимаю, у богатых свои причуды, а у нас, нищебродов, – сплошные заморочки. Так что уж не погнушайся помочь нам разобраться в одном не согласующемся со здравым смыслом происшествии, окажи такую божескую милость.

Колюнчик бросил на меня вопросительный взгляд:

– Это имеет какое-то отношение к чеку, что я отцу притащил, а вы обронили?

– В точности так, – кивнул я. – Если бы ты только знал, что ты притащил в дом, поставив всех нас в последние дни буквально на уши!

Колюнчик посмотрел на меня недоверчиво:

– Так прямо и поставил?

– А кто ко мне приходил просить, чтобы я урезонил твоих родителей, собравшихся разводиться? – ответил я вопросом на вопрос.

– Разве это как-то связно?! – воскликнул Колюнчик и вскочил, заходил нервно по гостиной. – Может быть вы мне всё-таки объясните?

– Это я и собираюсь сделать, – сказал я. – А потом задам тебе несколько ключевых и много второстепенных вопросов.

Колюнчик сел и приготовился слушать. В течение следующей четверти часа я рассказал ему во всех подробностях странную историю, приключившуюся со мной и его родителями, которая началась с того, что его мать обнаружила вот на этом самом большом круглом столе, за которым мы сейчас сидели, чек, датированный августом 2072 года. Не стал пересказывать только свои рассуждения, кто бы мог быть инициатором и исполнителем затеянной с нами игры: я всё ещё никому до конца не доверял.

– Если чего-то не уловил, спрашивай по ходу дела, – сказал я Колюнчику, закончив своё повествование. – А у меня к тебе первый вопрос: где ты взял вот этот чек?

Я достал уже немного помятый клочок бумаги с лейблом «Пятёрочки» из кармана джинсов, разгладил его рукой на столе и положил между собой и Колюнчиком.

– Я же сказал – в «Пятёрочке», – воздел глаза в потолок Колюнчик. – Той, что на углу Пловдивской.

– В глаза смотреть! – дурашливо выкрикнул я голосом воображаемого следователя и хлопнул ладонью по столу.

– Ещё лампу, дядь Саш, наставьте! – перевёл на меня насмешливый взгляд Колюнчик, которого этот «допрос» забавлял.

– Надо будет – и наставим, – пообещал я, – После того, что мы тут с твоими родителями пережили, за нами не заржавеет.

– Вы чего тут орёте? – обеспокоенно заглянула в гостиную Лена.

– Да вот, подозреваемый не колется, – кивнул я на Колюнчика.

– Чего это я не колюсь! Я колюсь! – заёрзал он на стуле. – Я с самого начала сказал, что покупал там курицу на ужин – такую, знаете, запечённую на гриле – Валя любит.

– Это правда – не врёт, – подтвердила Лена.

– А ты что, там была с ним? – воззрился я на неё.

– Нет.., – оторопела она.

– Тогда откуда знаешь, что не врёт? – посмотрел я на неё исподлобья.

– Да ну тебя, совсем заигрался! – махнула она рукой. – Я про Валечку – что она правда любит курицу-гриль.

– Тьфу! – плюнул я фигурально. – Какое имеет отношение к делу, что Валечка любит, а что не любит?

– Никакого, – сказала Лена. – А ты чего тут развыступался, следователь хренов?! – пошла она на меня, выставив грудь.

Колюнчик наблюдал эту сцену и беззвучно смеялся.

– Ты не хихикай, миллионер, – погрозил я ему, – а лучше скажи, ты запомнил того человека, который выбивал бренди и икру?

– Ещё бы! – оживился Колюнчик. – Такой прилизанный пижончик. С ним ещё кассирша всё щебетала, как со старым знакомым.

– А что конкретно говорила? – насторожился я.

Колюнчик задумался.

– Да можно было подумать, что они даже и не просто знакомые, – сказал он наконец. – Я ещё, как сейчас помню, подумал, что хлыщ этот с ней крутит.

– Ну вот пробила она ему чек – дальше, что было?

– Что было дальше? – переспросил Колюнчик. – Ну что было… Он вспомнил, что пакет не купил – она выбила ему отдельный чек за пакет.

– Ну? – нетерпеливо сказал я.

– Сложил в пакет банки, поставил «Метаксу» и пошёл.

– Куда?

– Да я не обратил внимания, – смешался Колюнчик. – Я не прямо за ним стоял, а человека через три.

– Рассказывай максимально подробно!

Колюнчик нахмурился от сосредоточенности.

– Подошла моя очередь, я заплатил за курицу, кассирша выбила чек и бросила его туда, где обычно купленное складывают после оплаты – наклонное такое продолжение её стола. Я упаковал курицу в три маленьких пакетика, завязал верхний и положил в свой дежурный пакет – он у меня в кармане всегда, как и вас – тоже так привык. Взял чек, что лежал вверх ногами ближе ко мне, думая, что это и есть мой, и пошёл к машине. И только дома заметил, что взял чек того пижона.

– А как выглядела кассирша?

– Да молоденькая совсем! Глазки всё строила этому пижончику, как бы даже заискивая.

– Заискивая? – удивился я. – С чего бы это?

– Да бог его знает! – пожал плечами Колюнчик. – Может запала на него.

Я пожалел, что не догадался сфотографировать Лилю – сейчас бы предъявил Колюнчику фото для опознания. Но судьба уже готовила новый трюк.

– Да вот она! – воскликнул Колюнчик, спохватившись. – Я и забыл: как-то раньше её сфоткал, да всё никак не удалю, – он протянул мне свой навороченный айфон.

– Это ещё зачем? – напряглась Лена, молчавшая всё время «допроса». – Смотри, Валечка тебе пистон вставит!

Колюнчик даже ухом не повёл.

– Да я для неё и снимал! У этой кассирши такой же тон волос, как у Вали. Она ещё весной попросила ей краску купить по пути и объяснила на пальцах, ничего не понятно, как всегда у вас. Я кассиршу и щёлкнул и послал Вале для идентификации – такой, мол, тон? – Он повернулся ко мне: – Что вы, дядь Саш, словно привидение увидели?

Он был прав. На фото была та самая Катя, которая заглядывала к директрисе, когда я у неё сидел, – ещё «дядечкой» меня назвала, решив, что я – ремонтник кассовых аппаратов. Но самое главное…

– Колюнчик, а ты, братец, ничего не путаешь? – отвлёкся я, чтобы не начать тотчас рвать на себе волосы.

– Да что там путать! – отмахнулся он. – Их же там не сто человек. Я и на днях эту девушку в той «Пятёрочке» видел – похожих на неё нет.

Так вот самое-то главное: на снимке на груди у Кати был приколот бэдж с надписью «Продавец-кассир Казначеева Лилия Антоновна».

Ну полная чертовщина!

Я застонал и повалился на диван.

– Дайте мне умереть, – пробормотал я.

Лена встревоженно подсунула мне под голову собственноручно вышитую ещё в молодости думочку – я её помнил с ферганских времён.

– Что ты такое увидел, что помирать собрался? – села она у меня в ногах и потрясла за колено.

– Это не та кассирша, которая пробила чек, – мне показалось, что у меня начал заплетаться язык. Ну всё, подумал я, инсульт!

– С чего вы взяли? – уставился на меня Колюнчик чуть не с возмущением. – Кто там был – вы или всё-таки я?

Нет, вроде бы не инсульт, решил я, когда мысленно себя диагностировал. Всё шевелилось, вот только рассудок мутился, однако ни Пётр Великий, ни даже Екатерина Вторая, с которой несколько дней беседовал папа в феврале 1961 года, ко мне не явились. Перед глазами всё так же маячили сидевшая у меня в ногах Лена и стоявший рядом с ней, чуть склонившись надо мной, её сынок-миллионер.

– Посмотри на чек, – сказал я ему.

Тот взял чек со стола.

– Куда смотреть?

– Найди фамилию и имя-отчество кассира.

Колюнчик не сразу, но нашёл. Прочитал: «Казначеева Лилия Антоновна».

– И что? Казначеева Лилия Антоновна – и на фото она: вон, на бэдже ж написано. Вы что-то имеете против? – не скрывая насмешки спросил он.

– Я вчера познакомился с Казначеевой Лилией Антоновной, – сказал я, приподнявшись и опершись на локоть. – И это совсем другой, доложу тебе, человек. А эту девушку на твоей карточке зовут Катя. Фамилию, правда, не знаю, но Катя – точно. Мы с ней встречались сегодня у директора той «Пятёрочки».

– А тогда, когда этот пижон покупал икру и бренди, что у неё было на бэдже? – задала резонный вопрос Лена.

Колюнчик попытался вспомнить, но это ему не удалось.

– Спроси, что полегче, – буркнул он, расписавшись в своём бессилии.

– Слушай, Саш, а что это так уж важно – ну вот это несовпадение? – спросила у меня Лена в надежде, что я скажу, что не важно. Но я же не мог так сказать!

Я снова откинулся на думочку, поскольку локоть стал быстро затекать и неметь.

– Я вчера пришёл в тот магаз, чтобы поговорить с кассиршей, выбившей этот чек. И мне указали совсем на другую девушку. Которая, между прочим, не отрицала, что она и есть Лилия Казначеева. Но потом чего-то испугалась и сегодня улетела в Фергану.

Место, куда улетела Лиля, сообщать которое было вовсе не обязательно, вырвалось у меня машинально. Я было прикусил язык, да поздно. Я был мгновенно свергнут с пьедестала следователя, и на него тотчас вскарабкалась Лена.

– Куда?! – поразилась она. – Повтори ещё раз!

– Да разве это важно, – попытался выкрутиться я. – Главное, что улетела. Может я и ошибаюсь…

Не слезая со следовательского пьедестала, Лена встала с дивана, приблизилась к моей голове и потянула вниз оба моих века, как это делают, когда определяют уровень гемоглобина.

– Жабский! – сказала она строго. – Главное – не это! Главное – куда! А теперь повтори по слогам! – потребовала она.

– В Фергану, – повторил я, правда, не деля топоним на слоги: перебьётся.

В голове у Лены зрело какое-то смутное предчувствие, но она ещё не могла его осознать. Но то, что в Фергане находится Андрей и что он находится там без её присмотра, она не забывала. И задала вопрос, который могла задать только женщина:

– А Андрей об этом знает?

Казалось бы, Фергана не горный кишлак из трёх домов, а центр, как теперь это называется, Ферганского вилоята, а по старому – области, одной из самых, кстати, густонаселённых в Узбекистане, куда летают тысячи человек, в том числе и из Петербурга, так почему Андрей обязательно должен об этом знать? Но мозг женщины, как электрический ток, нашёл самый короткий путь – даже электролит пробивать не пришлось.

Я прикинул: стану отрицать, так потом это всё равно откроется, и я буду выглядеть сообщником, но если признаю, то сейчас тут такой тарарам начнётся, хоть святых выноси.

Лена между тем не отрывала от меня глаз – она ждала ответ. И я прыгнул в бездну:

– Да.

– Я так и знала! – тотчас наддали мне из бездны, и я снова вылетел на земную поверхность, чтобы отдуваться и за Андрея, и за себя.

– Ну что ты знала? Что ты знала? – схватил я её за руку, когда она вскочила с дивана. – Ничего ты не знала…

В этот момент я, собрав в кулак всё своё стариковское мужество, решил не только признать факт того, что Андрею известно о полёте Лили в сторону Ферганы, но и его отцовство.

Как ни странно, моё последнее замечание остудило пыл Лены и она опять опустилась на диван у меня в ногах. И я решил перейти в маленькое наступление перед окончательной сдачей позиций.

– Ты знала, что эта продавщица сговорилась с Андреем вместе сбежать от тебя в Фергану? – спросил я, не скрывая насмешки. – Так ты же провидица! Можно кабинет ясновидения открывать.

– Ну нет.., – смутилась Лена.

– Тогда что?

– Да что этот кобель на старости лет опять что-нибудь выкинет! – вскричала она, не обращая внимания на остужающие взгляды, которые бросал на неё сын. – Да перестань же, Коля! Что ты папочку своего разлюбезного не знаешь? Сколько же я из-за него ночей проплакала. Хорошо хоть ты не такой, – привлекла она к себе сына, обняла за талию и прижалась к его бедру. И тут же вскинула голову. – Или такой? А ну говори!

– Да что на тебя нашло мама? – поцеловал он, наклонившись, Лену в щёку.

И тут она заплакала. Сквозь слёзы она порывалась что-то сказать мне, но всякий раз захлёбывалась словами и слезами. Еле мы с Андреем её хоть немного успокоили.

– Ты знаешь, Саша, – проговорила она с галилеевой интонацией, всё ещё слегка всхлипывая, – ведь у Коленьки есть сестра.

Колюнчик аж подскочил от изумления. А у меня по телу разлилось блаженство: слава богу это сказал не я.

– Да, – продолжала Лена своё разоблачение неверного мужа. – Уже давно. Ей сейчас столько же примерно, сколько и Коле.

На последних словах она снова залилась слезами. Колюнчик опять стал её успокаивать, а я не присоединился: пусть лучше выплачется – самой потом будет легче. Когда слёзы смыли самую сильную горечь с Лениной души, я сказал просто и без затей:

– Знаю, Леночка. Но узнал только сегодня.

Теперь Колюнчик смотрел с изумлением на меня. Ого, богатые тоже порой удивляются, мелькнула у меня мысль. Но я переключился на Лену, которая хоть и не была, в отличие от сына, суточной миллионершей, но тоже остолбенела. От этого у неё даже слёзы высохли.

– От кого? – спросила растерянно она.

– Догадайся с трёх раз, – отомстил я ей за все сегодняшние нападки.

– Нашёл, дурак, чем шутить! – озлилась она. – Да Андрей поди и позвонил – решил похвалиться, старый козёл.

– Умница! – я привстал, потянулся и чмокнул её в кончик носа. – Как же он мог не знать, что кассирша из «Пятёрочки» летит в Фергану, если это его… ну? – посмотрел я на неё, побуждая к интенсивной умственной деятельности, и тут она всплеснула руками.

– Эта Лиля Казначеева?! – вырвалось у неё. – Его дочь?!

– Именно! – подтвердил я.

Но тут со своей партией вышел на авансцену Колюнчик:

– Стоп, стоп, стоп, путаники! – осадил он нас с матерью. – Лилия Казначеева – это девушка на моём фото. А что, она ничего, как сестра сгодится, – глянул он придирчиво на снимок в своём айфоне. – Но она сегодня работала – я видел утром, как она шла в магазин, когда я ехал мимо на работу.

– И я её видел, когда беседовал с директрисой – я же говорил, – сказал я. – Но она вовсе не Лилия Казначеева, а просто Катя.

– Тогда зачем же она нацепила чужой бэдж, когда я её снимал? – спросил незнамо кого Колюнчик.

– Это-то ладно! – отмахнулся я как от пустяка. – Любопытно другое: как она могла под этим именем пробить чек тому чуваку, что покупал бренди и икру. Ты же видел, она пробивала?

– Ну да.

– А на чеке – чужое имя, – задумчиво сказал я.

И к моим раздумьям присоединились Лена с сыном – каждый, естественно, в своей голове.