Текст книги "Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование"

48. РАНДЕВУ НА МАЛОЙ БУХАРЕСТСКОЙ

Сколько я ни размышлял, не находил логики в этой эквилибристике – то ли с бэджами, то ли с людьми. С бэджами-то как раз всё могло быть просто. Колюнчик сфотографировал Катю ранней весной, на ней фирменный пятёрочный красный жилет – она вполне могла почему-нибудь надеть Лилин и в таком виде попасться на глаза Колюнчику и его айфону. Поэтому я этот эпизод отбросил сразу, да и не существенный он был в принципе. А вот как объяснить, что за кассой сидела Катя, а в чеке указана фамилия Лили? Загадка…

Сын с матерью, пока я лежал на удобном большаковском диване, уютно пристроив голову на старой думочке и погрузившись в свои мысли, куда-то подевались. Я приподнял голову и прислушался: нет, дома – их голоса едва доносились из кухни. Вероятно, Лена рассказывает сыну о новоявленной сестре, и они обсуждают, как к этой новости относиться. Пусть их – это дело семейное. Мне главное, чтобы по возвращении Андрея с дочкой в их головы не полетели всякие разные тяжёлые тупые предметы, как пишут в своих заключениях судмедэксперты, обследовав пристукнутого в тёмном уголке жмурика.

Время было ещё ранневечернее, и я решил, что не случится ничего страшного, если вновь потревожу Аллу Фёдоровну – директрису «Пятёрочки» на Пловдивской.

– Ой, это вы? – заверещала она в трубку, видимо успев, посреди своих забот, толково оформить новый контакт в лице меня, и потому сразу поняла, кто ей звонит. – У вас наверное новости? А я так ведь и не смогла до Лили дозвониться, представляете! А вы?

Я не стал говорить, что и не собирался ей звонить, будучи уверенным, что завтра с ней обо всё подробно поговорит и расспросит отец. Но раз она не смогла дозвониться, то и я бы не смог, поэтому с чистой – или почти – совестью сказал, изобразив огорчение:

– Увы, я тоже… Простите, у меня некоторые вопросы возникли. Не уделите пару минут?

– Пожалуйста, – любезно ответила она. – Я уже давно дома, так что могу говорить, не отвлекаясь на дела.

Явно живёт одна, прикинул я. Одинокая женщина, забот особых нет, а достаток есть – отчего бы и не скоротать вечерок за телефонным разговором с мужчиной, пусть и стареньким. Но, как оказалось, она решила скоротать его за разговором вовсе не телефонным.

– Знаете что… простите, не запомнила Вашего имени и отчества, – сказала она, и я подсказал:

– Александр Васильевич.

– Красивое сочетание, – оценила она всё более бархатеющим голосом. – Знаете что, Александр Васильевич, а вы приезжайте ко мне – у меня и поговорим, а то что мы по телефону… Вы на машине?

– Нет, – сказал я.

– А далеко?

– Смотря от чего, – засмеялся я. – От вашего магазина совсем близко, а если вы живёте в Комарове, то, конечно, далековато.

Она бархатно рассмеялась.

– Ой, скажете тоже! В Комарове даже начальство нашей сети не живёт – куда уж мне. Мы люди простые: работаем в Купчине, там и обитаем. Вы Малую Бухарестскую знаете?

– Естественно.

– Вот я на ней и живу – кстати, в том же доме, что и Лиля с матерью – потому и знаю давно и их, и материных хахалей – прошлого, более-менее, и нынешнего – хмыря, что пробы ставить негде, – она никак не могла сдержать к нему неприязнь. – Так как, мне вас ждать?

Я прикинул: ничего не теряю, а узнать могу многое. К тому же, Малая Бухарестская совсем рядом – пешком дойти можно: через Загребский бульвар и «большую» Бухарестскую.

– Хорошо, – бодро сказал я. – Готов выходить.

– У меня 3-й дом, ориентир – 8-я школа.

– Так я этот дом знаю! – воскликнул я. – 23 ноября 2008 года был там в гостях у одних знакомых. И даже заночевал у них, чтобы не возвращаться на Кубинскую, где тогда жил: мне утром надо было делать репортаж из троллейбусного парка на Седова, а с Вашей улицы до него на маршрутке рукой подать.

– Надо же какие вы подробности помните – даже число! – восхитилась Алла Фёдоровна. – Ну, надеюсь, и меня не забудете, – сказала она загадочно. – А завтра утром вам ни в какой троллейбусный парк ехать репортаж делать не надо?

– Давно уже не надо – который год забубенный пенсионер! – весело ответил я, а сам уже засомневался, стоит ли отправляться в пасть к львице – она явно задумала дегустацию сырого человеческого мяса. Но какое мясо у старика? Молодого вон сколько, свеженького… Ладно, если что – отобьюсь как-нибудь, а упускать возможность продвинуться в своих изысканиях грех.

– Большаковы! – стукнул я в плотно закрытую дверь кухни, выйдя в прихожую. – Гости на выход!

– Чего так? – спросила Лена разочарованно, появляясь из кухни. – А я думала, вместе поужинаем. Колюнчик торопится, его Валечка заждалась, а мы бы по-стариковски посидели…

– Ага, – в тон ей сказал я, – Андрюшеньку повспоминали – как он там бедненький в чужом царстве-государстве…

Лена посуровела.

– Глаза б мои его не видели! Теперь вот как с этой Лилей разруливать? Ума не приложу.

– Оставь это ему, – посоветовал я. – От тебя же не требуется любить и лелеять чужую дочку, как своего сыночка, – шутливо потрепал я по щеке появившегося в прихожей и Колюнчика, который тоже начал одеваться. – Ты, главное, за огнестрельное оружие не хватайся, как ты это любишь, а там всё само собой как-нибудь образуется.

– Да не буду я… Знаю, это он тебя попросил прозондировать и прикрыть, если что. Можешь его успокоить: расправы не будет.

– Так сама и скажи! В своей семье надо самим разбираться, без посредничества посторонних.

– Какой же ты посторонний! – прильнула она ко мне и погладила по плечу.

– Ну, какой-никакой… Ладно, пошли мы, – сказал я, видя, что Колюнчик уже готов. – Целоваться не будем.

– А зря. – вздохнула Лена и закрыла за нами дверь.

На дворе было сыро и тускло.

– Дядь Саш, подбросить? – великодушно предложил Колюнчик, хотя от меня не укрылось, что он уже несколько раз украдкой поглядывал на часы.

– Спасибо, дружочек! – мне было приятно, но я не хотел его напрягать даже для поездки на Малую Бухарестскую. – Я пешочком пройдусь – мне тут ещё в одно место зайти надо. Смотри, карту свою бесценную не потеряй!

Мы распрощались. Колюнчик едва вырулил, прижатый со всех сторон машинами вернувшихся с работы родительских соседей, но никого не задел и свою машину не поцарапал. Он дзинькнул мне на прощанье клаксоном и умчался. А я зашагал в пасть к львице.

По дороге мне подумалось, что дамочка, похоже, не так проста: намёки-то пикантные она мне слала, а номер квартиры ведь не назвала. Причём, явно не случайно, не по девичьей забывчивости. Тогда с чего бы это? Если бы мы не встречались, можно было б списать на осмотрительность: дескать, с балкончика погляжу, что ты за фрукт, когда позвонишь от подъезда, тогда и решу, впускать или нет. Но мы утром говорили лицом к лицу, у неё было время меня оценить с точки зрения собственной безопасности. Однако ж вот так…

Но оказалось, что я её заговорил, и она просто забыла. Я уже переходил Загребский бульвар, когда она перезвонила, извинилась и назвала номер квартиры. И я порадовался, что хотя бы тут нет никаких зловещих тайн. Но рандеву, мнилось мне, обещает стать всё же зловещим…

Впрочем, открыла мне Алла Фёдоровна вовсе не в пеньюаре, к чему я уже внутренне приготовился, и даже не в фривольном халате на одной пуговице. На ней было симпатичное лёгкое домашнее платье с умеренным декольте, которое очень её молодило.

– Я с пустыми руками, поскольку это исключительно деловой визит, – сказал я с порога, чтобы сразу обозначить границы допустимого.

– Вы о шампанском и конфетах? – рассмеялась она. – Так с этим у директора магазина никаких проблем нет, – распахнула она дверь в гостиную, где на столе стояло и шампанское, и конфеты в вазочке, и даже столовые приборы и посуда для напитков, а из кухни сатанински вкусно пахло жарким. – Пожалуйста, проходите. Вы наверняка ещё не ужинали, вот и поужинаем вместе.

Я мысленно крякнул. Окружение и пленение были проведены безупречно, по всем правилам военно-амурной науки. Но плен – ещё не всё. Важно, как пленный ведёт себя во вражеском стане. А тому были примеры, когда он сохранял достоинство и честь, а то и умудрялся вырваться на волю. Я решил следовать примеру именно с такого героя. Правда, мне лично не известного.

Меня переобули в шлёпанцы унисекс, проводили в ванную мыть руки, подали мне при этом тёплое – специально, мать честная, подогретое! – полотенце и усадили за стол.

– Раз вы сказали, что у нас деловая встреча, то шампанское, пожалуй, будет неуместно, – сказала хозяйка и глянула на меня. Мой вид выражал согласие. – Поэтому предлагаю на выбор коньяк или виски.

– Коньяк, – сказал я.

– А я – виски, – улыбнулась она.

Пока я наливал ей виски в широкий невысокий стакан, она налила мне «мартеля» в коньячный бокал, как бы подчёркивая и этим официальный характер встречи, где дамам руки не целуют, а пожимают. Я кивком поблагодари её, и мы чокнулись. На официальных встречах принято лишь пригублять спиртное; так мы и сделали. После чего хозяйка поднялась:

– Прошу извинить, сейчас будет жаркое.

Я опять кивком поблагодарил её, думая при этом, на сколько хватит её чинности, и накрыл колени белоснежной льняной салфеткой.

Жаркое было прекрасным – с грибами, душистыми травами, мясо явно предварительно мариновалось в луково-горчичном соусе, а картошка – сначала слегка обжарена. Толково, оценил я и спохватился: но как же можно было всё это успеть, если ещё и часа не прошло, как хозяйка меня пригласила. Или она и одна ужинает столь изысканно?

Алла Фёдоровна прочитала мои мысли и всё объяснила:

– Вижу, вы удивлены. – Она улыбнулась и опять лишь пригубила виски. – Старая подруга собиралась навестить, да вспомнила про неотложные дела. И очень кстати, что собиралась, иначе потчевать бы мне вас бутербродами.

Я вновь пригубил коньяк. Но ничего не ответил. Как же, «неотложные дела»! Небось сочинила подруге какую-нибудь душещипательную историю с медицинским уклоном: мол, лежу с компрессами на всех местах и не могу пошевелиться. Впрочем, могла и прямым текстом: захомутала на вечер мужика, так что сиди, милая, дома и завидуй. А может… Чёрт этих баб разберёт, как они ещё избавляются от подруг, если их появление неуместно.

Однако я просчитался. Мы ещё не съели и половины жаркого на своих тарелках, а бокалы коньяка и виски были лишь трижды пригублены, как раздался звонок в дверь. Алла Федоровна ничуть не смутилась, выпорхнула из-за стола, улыбкой попросив у меня прощения, и впустила очень эффектную женщину заметно старше себя, но при этом ничуть не уступающую ей в элегантности.

– Лерочка, дорогая, – подхватила она её плащ, – как славно, что ты всё же управилась и пришла. – Она чмокнула гостью в щёку, успев при этом обменяться с ней шепотками: «Не помешала?» – «Нет».

– Знакомьтесь, моя подруга Лера, о которой я вам говорила, – представила она гостью.

– Что ты обо мне такое говорила? – напряглась та.

– Что я готовилась к встрече с тобой и потому приготовила человеческий ужин вместо обычного вечернего перекуса – и это кстати, потому что у меня неожиданно образовался ещё один гость. – Она с улыбкой кивнула в мою сторону. – Очень мне, признаюсь, приятный. Тебе тоже виски, Лерочка? – спросила она без перехода.

Гостья кивнула.

– А это Александр Васильевич, – повела она рукой в мою сторону. – Он журналист и знаешь чей друг? – заговорщицки посмотрела она на гостью.

Та снова напряглась и отхлебнула виски, сделав хороший глоток. В их компании церемонии, как я понял, были не приняты.

– Не стану даже интриговать, поскольку ты всё равно не догадаешься, да и я забыла. – Она повернулась ко мне: – Как вы его назвали, Александр Васильевич?

– Если можно – просто Александр, пожалуйста, – сказал я. – Мне так привычнее: журналисты до самой смерти Сашки-Машки.

– Так как вы называли своего друга, Александр? – переспросила Алла Фёдоровна.

Я уже понял, что за Лера – её подруга и колебался, стоит ли произносить имя бывшего её любовника. Но деваться было некуда, других общих знакомых, которых я мог бы выдать за своих друзей, у нас не водилось, и сказал, как есть:

– Андрей Сергеевич Большаков.

Рука Леры дрогнула, и капельки виски из стакана, который она продолжала держать, попали на её блузку.

– Вот как? – сказала она. – А я…

– Я знаю, кто вы, – поспешно сказал я. – Вы – мама его дочери Лилечки, которая сейчас летит к отцу в Фергану.

– Он вернулся в Фергану? – подняла брови Лера с немалым удивлением.

– Нет, – сказал я. – Он полетел туда на днях – повидать слёгшего с инфарктом старшего брата, другую родню и старых друзей – кто остался в Узбекистане.

– А там не опасно? – боязливо спросила Лера.

– Он коренной туркестанец – что ему может угрожать? Естественно, и дочери тоже.

– Ну, слава богу, – сказала Лера и вновь сделала хороший глоток виски. – А то я даже толком не знаю, куда и отправилась Лилька – всё произошло так стремительно и сумбурно – Она обратилась к хозяйке: – Надеюсь, вы не всё жаркое умяли? – и подмигнула уже чуточку пьяненько мне.

– Ой, Лерочка, прости, дорогая! – всполошилась та. – Несу-несу! А вам, Александр, подложить?

– С этим ещё не справился, – отказался я. – Но вкусно так, что зарезервируйте, пожалуйста, добавку, – прибавил я, чтобы не обидеть хозяйку.

– Об этом не беспокойтесь! – расцвела та. – Голодными у нас ещё никого не отпускали.

– Как же Андрей узнал, что Лиля – его дочь? – спросила меня Лера, когда мы остались одни. – Лиля привозила его, чтобы я подтвердила, что это не маньяк какой-то к ней привязался, но толком ничего объяснила.

– Говорит, по фамилии и отчеству, что увидел на бэдже в магазине. Спросил её – и по ответам понял, что не ошибся.

– Это хорошо, что она сейчас с отцом, – покачала головой Лера. – Хотя она привыкла считать отцом моего бывшего гражданского мужа, который нас, к сожалению, бросил…

При этих словах у неё на глаза навернулись слёзы, но она удержала себя – то ли усилием воли, то ли ещё одним добрым глотком виски.

– Ты не звонила ей? – спросила хозяйка, входя в гостиную с тарелкой дымящегося жаркого для Леры. – А то мы с Александром целый день сегодня не можем до неё дозвониться.

Лера отрешённо покачала головой.

– Давай, ешь, а пить хватит, – она отставила от неё стакан с виски, которого осталось на донышке, придвинула жаркое и строго посмотрела на подругу.

Та покорно кивнула и принялась за еду.

49. СВОДНЫЕ СЁСТРЫ

Засиживаться я у Аллы не собирался, даже ради вкусного ужина и двух приятных дам, одна из которых, Лилина мать, была приятной во всех отношениях. Искоса наблюдая за нею, я вполне оценил вкус Андрея – ему четверть века назад было от чего потерять голову. Но и сейчас Валерия производила впечатление. Она не красила волосы, и её тёмно-русую красивую стрижку уже слегка поштриховала седина, что ей невероятно шло. Наверняка, она об этом знала и потому не пыталась скрывать казалось бы очевидные признаки увядания. Но увядание увяданию рознь: иное подвявшее яблоко вызывает такое желание его схрумкать, как никакое налитое. Валерия старела красиво и, зная это, сделала старение своей изюминкой, на которую трудно было не обратить внимание и не сглотнуть при этом слюну.

Алла по возрасту была где-то посередине между Валерией и её дочерью Лилией, но Валерия вовсе не проигрывала на её фоне, более того – даже выигрывала, не заслоняя при этом младшую подругу. Вместе же они представляли собой, особенно теперь, когда на Алле была не уродливая пятёрочная униформа, а женственное платье, своего рода диптих породистой плоти, нарисованный и сведённый вместе самой природой.

Однако не любоваться же этим диптихом я пришёл, тем более, что диптих мне и не обещали, а лишь одиночный портрет в полный рост – с намёком, что портретируемая фигура будет, не исключено, в горизонтальном, как Даная, положении. Это мне не было нужно уж точно, и потому слиться надо, я понимал, до тех пор, пока не ушла или её не спровадила под благовидным предлогом хозяйка Валерия. Вряд ли при ней Алла решится удерживать меня с большим, чем предполагает обычная вежливость, упорством. Хотя может быть и отважится – я же не знаю степень доверительности отношений разновозрастных подруг.

Если бы целью моего гостевания был ужин как таковой, я бы, доев вкуснейшее жаркое и посидев ещё минут пятнадцать для приличия, и ушёл. Но мне-то нужно было расспросить Аллу. Начинать же так вот сразу было рискованно: вдруг Валерия сочтёт, что будет нам мешать, а ещё хуже – что это у нас с Аллой такая «прелюдия», чтобы от неё отделаться, могла уйти первой, оставив меня на растерзание подруге.

Когда последний кусочек жаркого отправился ко мне в рот, созрел наконец план действий. Нужно вовлечь Валерию в наш разговор, решил я, начав расспросы с неё, а по ходу пьесы сделать так, чтобы к концу вечера ей уже не хотелось оставлять меня один на один с Аллой, и этим она помогла бы мне улизнуть без нервозности и объяснений. Может даже придётся ненавязчиво за ней поухаживать, а то и пофлиртовать, что не так уж и неуместно между людьми одного поколения – Валерия была моложе меня не более чем лет на семь-восемь.

– Валерия Антоновна, – вкрадчиво начал я, но она меня остановила, положив нежную не по возрасту руку на мою:

– Просто Валерия, а ещё лучше – Лера, – сказала она мягко. – Меня так все зовут.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Это мне тем более приятно, что имя Лера для меня – одно из знаковых, как Оля или Нигора: так звали девочку из моего двора, старшую сестру моего одноклассника в младших классах Олежки Данилова.

– Я её вам напомнила? – выразительно взглянула на меня Лера.

Видно было, что это ей польстило. А я записал её взгляд в свой актив как безусловное достижение: сделал женщине приятное без явной лести, очень органично.

– Не то чтобы напомнили, – сказал я вслух, – я не видел вашу тёзку взрослой, они не долго прожили в соседнем с моим доме и куда-то уехали. Но сердце у меня, когда я услышал ваше имя, колыхнулось, как колыхалось более полувека назад, когда точёная фигурка Олежкиной сестры появлялась во дворе.

Лера слегка порозовела. Впрочем, может и от виски. Хотя, поедая жаркое, она больше не пила – за этим следила Алла.

Следила Алла и за мной. Я прямо-таки чувствовал, как в её голове шёл спарринг в кикбоксинге двух мыслей: он просто к слову припутал Леру из своего детства или начал подкатываться к подруге.

Лера встала.

– Извините, я на минуточку, – бросила она нам и изящной походкой прошествовала через всю квартиру по коридору и скрылась в ванной.

Я видел весь её путь, поскольку сидел за столом как раз против открытой двери в коридор, и она наверняка на это и рассчитывала – хотела, видимо, провести параллель между девочкой из моего двора, которая теперь, если жива, доживает свой седьмой десяток, и моложавой дамой, которая тогда ещё и не родилась.

В Советском Союзе не особенно заботились о разнообразии планировки наших жилищ. Двухкомнатная квартира Аллы была мне знакома до тонкостей, хоть я впервые в ней оказался в тот вечер, по аналогичной моих знакомых из соседнего подъезда, у которых я ночевал в 8-м году. И по квартире моих тестя с тёщей в белорусских Барановичах. И по офису ленинградского кооператива «Сотрудничество» на Новочеркасском проспекте, где я немало пожил, консультируя этот кооператив. И по двухкомнатным квартирам в колпинском доме, где я арендую крохотную комнатушку, правда, в трёшке, имеющей иное расположение помещений. А в двухкомнатных всё на один манер: входишь – прямо кухня, а перед кухней туалет с ванной, потом – коридор, где шире, где уже, куда выходит дверь спальни, а в его конце – дверь в гостиную.

Возможно, дело вовсе и не в фатальном отсутствии творческой фантазии у советских архитекторов, а в том, что это наиболее рациональное использование пространства типового многоэтажного жилого дома. Но Лера обратила этот, с чьей-то точки зрения, недостаток себе на пользу – в точности как и свою седину, показав мне в долгом движении по всей длине коридора к ванной под моим взглядом всю свою до сих пор не увядшую стать.

Алла всё это просчитала, и на лице её зародилась ещё не понятно какая улыбка – она могла стать как радушной, так и иезуитской. Так человеческий зародыш почти ничем не отличается от зародышей массы живых существ, и только в будущем он разовьётся в человека, а они, скажем, в лягушку или слона.

Во что разовьётся улыбка Аллы, мне было совсем не безразлично. Но это зависело от того, какой принесёт себя обратно Лера. И та это предвидела и вернула себя деловито, без ухищрений, и улыбка Аллы стала доброй и немного покровительственной: что ж, мол, тряхнула подруга молодостью и правильно – для здоровья полезно.

– Вы что-то хотели меня спросить, Александр? – сказала, снова усевшись за стол, Лера.

– Да, собственно, вас обеих, – сделал я самый простодушный вид и вдруг ляпнул то, что вовсе и не думал говорить – откуда только этот вопрос и заскочил в мою голову. – Лиля с Катей подруги? Они даже чем-то похожи.

Алла с Лерой переглянулись.

– Они сводные сёстры, – проговорила Лера, но без большой, как я почувствовал, охоты. – Катя дочь от моего гражданского мужа, о котором я вам говорила.

Я не подал виду, что это меня удивило, и включил Швейка:

– Какие же милые девушки! С Лилей я познакомился вчера, а Катю видел мельком нынче утром в кабинете у Аллы.

Лера удивлённо посмотрела на подругу.

– Александр приходил ко мне с совершенно невообразимым чеком, и я не знаю, что ему сказать. Александр, – обратилась она ко мне, – он у вас?

– Да, конечно!

Я достал чек.

– А что в нём такого? – заинтересовалась Лера.

– В нём всё обычно, кроме одного: он пробит в 2072 году.

– Каком? – переспросила Лера и потрясла головой, словно прочищая слух.

– Две тысячи семьдесят втором, – повторил я. – А до этого года ещё целых 56 лет.

– Да хоть бы и один год, – вставила Алла, – всё равно это же немыслимо!

– А можно взглянуть? – потянулась за чеком Лера.

Она, как и Алла утром, только что на зуб его не попробовала, как золотую монету.

– Подлинный, то есть современный – это мы с Аллой уже точно установили, – сказал я.

– Как вы могли это заключить – ведь вы же не эксперты! – воскликнула Лера.

– Лера у нас судмедэксперт, – пояснила Алла со смешком, – поэтому без спектрального анализа считает любые заключения шарлатанством.

– Именно без спектрального! – серьёзно подтвердила Лера. И обратилась ко мне: – Александр, вы могли бы дать его мне – я проверю в нашей лаборатории.

Я заколебался. До сих пор мы с Большаковыми не выпускали этот чек из поля своего зрения. А вдруг он пропадёт – а с ним канет и его тайна, которая мне, например, будет до смерти жечь душу.

– Вы сомневаетесь, что с ним ничего не случится? – правильно поняла меня Лера. – Неужто он так вам важен? А-а, – она заметила на просвет список покупок, сделанных Андреем, – там какая-то записка. Так можно же её сфотографировать.

Она перевернула чек и улыбнулась.

– Оригинально же вы даёте чекам вторую жизнь!

– Это не я – это Андрей, – пояснил я.

Лера вздрогнула – как и в начале ужина, когда капли виски окропили её блузку. Видимо, напоминания об Андрее, тем более неожиданные, действовали на неё и столько лет спустя.

– Хорошо, берите, – поспешно сказал я, проклиная себя за это легкомыслие. – Мне, конечно, не этот список Андрея дорог, а сам чек с такой необычной датой, которая имеет для меня особенное значение.

– Кому что, – задумчиво сказала Лера, ещё раз перечитала список, начертанный рукой Андрея, и попросила подругу: – Подай мне, пожалуйста, мою сумочку.

Дальнейшее не могло не произвести на меня впечатления. Лера извлекла из сумочки пачку перетянутых хозяйственной резинкой полиэтиленовых самозакрывающихся пакетиков разной величины, выбрала один примерно по размеру чека, вложила в него чек и плотно сжала замок, проведя по нему ногтями с тёмно-вишнёвым лаком.

– Могу и расписку дать по всей форме, только нужно сходить домой за бланком, – сказала она, пряча пакетик с чеком в сумку.

– Нет-нет, что вы! – удержал я её, боясь, что Лера может и не вернуться. – Надеюсь, вы мне сможете сказать, изучив чек, каково его происхождение – ну не из будущего же, в самом деле, он явился.

– А почему бы и нет? – стрельнула на меня глазами Лера. – Вот вы сегодня возникли же из моего прошлого, вместе с запиской Андрея.

– Из прошлого легче, – рассмеялся я. – Полежал где-нибудь лет сорок-пятьдесят – и пошёл себе гулять по свету.

Гостья с подругой тоже засмеялись. Потом Алла сказала:

– Кому добавки? Александр, вы резервировали!

– Если только немного, – подал я ей свою тарелку. – Кажется, старый гурман переоценил свои возможности.

– А ты, Лерочка?

– Я пас. А вот виски ты бы мне чуточку могла капнуть как старой подруге, – заискивающе глянула она на Аллу.

– Только чуточку! – строго сказала та и налила ей в стакан напитка на палец, не больше.

Лера огорчённо проследила, как Алла убирает бутылку, но промолчала.

Когда ужин продолжился, я, пригубив незаметно от Леры свой коньяк, чтобы её не дразнить, спросил Аллу:

– Меня вот что смущает: на чеке стоит фамилия и имя-отчество старшей дочери Леры…

– А что в этом удивительного? – воззрилась на меня Алла.

– А то, что пробивала чек её младшая дочь.

Алла опешила.

– Почему вы так решили, Александр?

– Это мне сегодня перед встречей с вами сообщил сын Андрея Большакова – Николай. Собственно, после этого я и решил вам позвонить.

– У него есть сын? – вырвалось у Леры.

– Да, – кивнул я. – Долго не было детей – я имею в виду у них с женой, но потом родился всё-таки наш Колюнчик. Теперь-то уж он вполне взрослый – всего на год или два младше Лили.

– Вон как, – задумчиво сказала, ковыряя в тарелке, Лера. – Ну слава богу, а то Андрей тогда сильно переживал… Похож на него?

– Честно говоря, на него больше похожа Лиля, а Колюнчик почти весь в мать,

– У вас есть его фото? – спросила Лера.

– Откуда же! Зато у Колюнчика есть фото вашей Кати – он мне его нынче показывал.

– Разве они знакомы?

– Да нет, случайное!

И я рассказал, почему Колюнчик сфотографировал Катю. Хозяйка с гостьей с улыбкой понимающе переглянулись: вот-де какие бестолковые мужчины, не могут даже запомнить тон краски для волос.

– Фото симпатичное, – сказал я, – но тоже меня удивило: на Кате магазинный жилет с бэджем Лили.

– Ну, это у нас бывает! – махнула рукой Алла. – Какой схватят с крючка, в том и идут в зал, сколько раз делала замечания. А сёстры так тем более особо на это не смотрят.

– И я так поначалу посчитал, – согласился я. – Но тут снаряд дважды упал в одну воронку.

Лера внимательно посмотрела на меня. Мне показалось, со значением.

– Весной, когда Колюнчик сфотографировал Катю в качестве образца для жены, на ней был бэдж Лили. А летом, когда Катя пробивала этот чек, – я кивнул на сумочку Леры, – на нём оказались Лилины данные. А это ведь не то, что снять с крючка по запарке не тот жилет – тут электронный аппарат, который действует независимо от воли человека. Кстати, – повернулся я к Алле, – как он узнаёт, кто сейчас за кассой?

– Да точно также, как и ваш домашний комп узнаёт вас.

– То есть, нужна авторизация, когда кассир садится за другую кассу? – уточнил я.

– За любую. Включает кассу, грузится программа, затем на мониторе появляется форма, в которую водятся фамилия, имя-отчество и пароль. Конечно, он у каждого кассира свой.

Хм… Значит, Катя ввела в тот день, когда продала «Метаксу» и икру, данные и пароль старшей сестры? Это же я спросил и вслух.

– По идее – да, – подтвердила совершенно растерянная Алла. – Раз они сёстры, она могла знать, конечно, пароль Лили. Вот только зачем ей было нужно торговать под её именем?! Почему не пробивать товары под своим? – спрашивала она уже сама себя.

Лера согласно кивала. А я думал, что какой-то смысл наверняка был, если чек выдал дату, которая станет актуальной только через 56 лет.

Я чувствовал, что подобрался уже совсем близко к разгадке тайны чека – осталось найти и поставить на свои места последние детали этого хитроумного пазла. Но ухватить их мне никак пока не удавалось.