Текст книги "Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование"

40. ДЕНЬГИ И ВЛАСТЬ

Лена сидела, понурившись: она явно вспоминала о чём-то подобном в своей жизни, слушая мой рассказ.

– Как хорошо, что всё это уже в далёком прошлом, – вздохнув, проговорила она и встала, чтобы долить нам в бокалы мартини. Себе опять капнула его чуть-чуть, зато сока плеснула щедро.

– Это ведь Анька принесла, – перехватила она мой взгляд, провожавший её руку, когда она наливала себе сок, и кивнула на мартини: – Явилась в растрёпанных чувствах, давай, говорит, помартиним, а то настроение ни к чёрту – и стала изливать мне тут душу, как ты её обломал.

– А она что, ожидала другого?

– Видимо, ожидала. А, кстати, где она? – встрепенулась Лена. – Неужели всё ещё по телефону трандит?

Она вышла и вернулась обескураженная.

– Ушла…

– Странная особа, – сказал я. – Никак не могу в ней разобраться.

– В женщине он хотел разобраться! – всхохотнула Лена. – Ну ты, Жабский, и уникум!

– И всё же – хоть какая-то логика, хоть женская, но должна же быть в её поступках. А тут, убей меня бог, не вижу.., – стал рассуждать я. – Я понимаю женщин, которые, потеряв в молодости любимого человека – на войне, например, таких примеров много, остаются одинокими до конца жизни, не видя и не желая ему замены. Понятно: погибшие или рано умершие так успели за свою короткую жизнь наполнить их души счастьем, что им не требуется уже никакой добавки. Я многих таких вдов войны встречал: они с виду суровые, но счастье у них есть – консервированное, с лучших времён. Когда разговоришься, это ощущается прямо-таки зримо. Но тут-то малолетка, которая выдумала своё будущее, и до сорока лет так всё малолеткой и остаётся… Да она уже лет через пять после нашей ночной встречи, если не раньше, должна была понять, что все её планы – химера, и зажить нормальной человеческой, бабской, скажем прямо, жизнью.

Лена слушала меня, прихлёбывала из бокала и улыбалась.

– Ну скажи, разве не так? Можно любить свою былую любовь, как ты мне на днях сказала, – это я ещё понимаю, но любить свой детский план будущей жизни – нет, это у меня в голове не укладывается. А если бы меня давно на свете не было? Вон, я уже сколько лет почти не встречаю на улицах ровесников – идут либо много моложе, либо сильно старше: такие зажившиеся стариканы с крепким, видимо, внутренним стержнем. А ровесники либо спились, либо ещё что… Да и что с того, что я жив? Всё равно мне твоя кузина совершенно не интересна, ни в каких снах я её не видел и не вижу. А жизнь её угроблена.

– Не так уж и угроблена, – хмыкнула Лена. – При таких-то деньгах чего б не жить.

– Однако же вот она явилась к тебе и плачется, а не ты – к ней.

Тут в дверь позвонили.

– Вернулась, поди, – встала Лена и пошла открывать.

Но в гостиную вошла не Аня, а Колюнчик.

– Пьянствуете? – насмешливо сказал он. – Ну-ну. Пенсионерам чего же не пьянствовать – это не мы, подросшее подрастающее поколение, нам-то за возраст денюжку не присылают.

– Не дай бог, чтобы тебе в старости присылали такую бешеную, как нам, – отозвалась его мать.

– Не, я ждать не буду – сам сколочу, – заверил Колюнчик. – Кстати, поэтому и пришёл. Мать, тётя Аня предложила мне сегодня стать её замом и партнёром – что скажешь?

– Это когда она успела? – удивилась Лена. – Она же тут у меня была с обеда.

– Утром. Это я только сейчас к тебе вырвался.

– Замом – понятно, – вступил в разговор я. – Но партнёром – на какие шиши? Ты знаешь, какие там крутятся капиталы?

Колюнчик опустился в кресло поодаль и потёр подбородок.

– В том-то и дело… Но она сказала, что выделит мне часть акций.

Мы с Леной переглянулись.

– Что-то новенькое, – протянула Лена. – В наше время просто так деньгами не делятся. Тут в долг-то у родни не допросишься…

– А ты у тёти Ани просила? – вытаращился Колюнчик. – Когда?!

– Я не про себя, – махнула рукой Лена. – Но таких историй по пяти на дню слышишь.

– Колюнчик, ты толком объясни, а то в самом деле выглядит как-то фантастически, – попросил я.

– Ну что, рано утром, я ещё на работу собирался, звонит тётя Аня и спрашивает, как я посмотрю на то, чтобы стать её заместителем. Я говорю, со смехом так, зачем мне быть заместителем чьим-то, если я уже – генеральный директор. Она спрашивает, а какая у тебя доля в компании. Говорю, нет у меня доли, я не сособственник, а наёмный работник. Ну вот, говорит она так радостно, а у меня ты будешь партнёром – я отдам тебе часть акций. Как, говорю, отдадите? Я вот вам, мол, и тысячи рублей просто так не дам. Она смеётся: то ты, дескать, а то – я. Подумай, мол, а я пока к Александру Васильевичу съезжу – к вам, то есть, – повернулся он ко мне, – и сделаю такое же предложение. Приезжала? – спросил он у меня.

– Приезжала, – кивнул я. – Но предложила всего лишь стать у неё офис-менеджером.

– Вот так вот? – рассмеялся Колюнчик. – А мне она сказала совершенно другое, как видите…

Я начал догадываться о намерениях Ани. Однако штучка!

– Она и не собиралась отдавать тебе свои акции, – сказал я Колюнчику.

– Тогда зачем эта игра? – быстро спросила Лена, словно в тревоге заслоняя сына, которого хотели обидеть.

– Это игра не с ним, – сказал я.

– А с кем?!

– Не с кем, а за что, – я обвёл их взглядом: оба ничего не понимали. – Она хочет взять в руки полный контроль над компанией. Что ж, молодец Анюха – настоящая ташкентская девочка!

– Мама, а мне можно бокальчик? – спросил, сделав сухой глоток Колюнчик. Он ничего не понимал и потому разволновался.

Лена интуитивно решила налить ему почти одного мартини. Он сразу выпил половину, как воду.

– Дядь Саш, – обратился он ко мне, – я связист, а не экономист, во всех этих акциях и концернах совсем не разбираюсь.

– Сейчас поясню, только кое-что проверю.

Я достал смартфон, включил Яндекс и забил в поисковике «Серова и К^о». Из большого списка сайтов, предлагающих открытую информацию о компаниях, выбрал «Сбис». Кликнул – открылась страница, наполненная всевозможной информацией об Аниной фирме, полученная, как, указано на сайте, из официальных источников. Сразу под юридическим и фактическим адресами компании и ссылкой на её сайт шли сведения о владельцах. Первой в списке значилась Аня. У неё 32 процента акций. Остальные 68 распределялись так: Греков Сергей Ильич – 22 процента, Иванеев Олег Александрович – 15, остальные 31 процент – у четырёх акционеров, причём наименьшее количество у того, чья фамилия мне сказала о многом.

– Ну, ясно, – сказал я.

– А нам – нет, – надула губы Лена.

– Сейчас будет и вам, – подмигнул я ей. – У твоей кузины, – обратился я к Лене, – блокирующий паркет акций, даже больше. Но у неё есть партнёр, некто Греков, у которого их 22 процента.

– И что это значит? – подался вперёд Колюнчик.

– А значит это то, что этот Греков наверняка тоже хочет получить блокирующий пакет.

– Это как?

– А так: блокирующий пакет акций означает наличие у акционера 25 процентов акций плюс 1 штука. У Ани их 32 процента, но у Грекова лишь чуть меньше блокирующего. И тут их интересы диаметрально расходятся. Греков хочет иметь 25 процентов или больше, а Аня, естественно, контрольный пакет.

– Без поллитры не разберёшься, – сказала с досадой Лена и теперь налила в свой бокал тоже, как и сыну, почти один мартини. – Куда мне с моим пединститутом. Блокирующий, контрольный…

– Тут нет ничего сложного, старуха, – сказал я. – Блокирующий пакет позволяет блокировать любое коллегиальное решение партнёров. Например, они хотят купить воздушный шар, а Аня считает, что лучше самолёт. Она голосует против их предложения, и покупка монгольфьера накрывается медным тазом.

– А самолёта? – подал голос Колюнчик.

– Самолёт тоже купить не получится, если партнёры с твоей тёткой не согласятся. Придётся либо как-то договариваться с ними, либо покупать что-то третье, что понравится всем, – например, «Метеор» и кататься на нём по Финскому заливу. А вот если бы у Ани был контрольный пакет, то есть половина акций плюс всего одна штучка, она могла бы чихать на партнёров и спокойно покупать самолёт.

– Но они же против! – недоумённо воскликнул Колюнчик. – Что же она, на их деньги сможет купить то, чего они не хотят.

– Вполне. – сказал я. – Но если они так уж против, то могут выйти из числа партнёров, продав кому-нибудь свою долю в этом бизнесе.

Лена с Колюнчиком переваривали услышанное, потягивая мартини.

– Ну хорошо, это более или менее теперь понятно, – сказала Лена. – А какое всё это имеет отношение к Коле?

– Я думаю, что кто-то из партнёров Ани так и решил сделать – продать свой пакет акций, недовольный её управленческими решениями, которые, на его взгляд, создают или уже создали неоправданные коммерческие риски. И человек этот – Олег Иванеев.

Колюнчик посмотрел на меня недоверчиво.

– И как вы это узнали?

– Логика, мой друг, логика, – усмехнулся я. – Серьёзных игроков в этой компании только трое: твоя тётка, Греков и Иванеев, остальные – мелочь пузатая, и, скорее всего, получают свои дивиденды и ни во что особо не лезут. Грекову продавать свои акции резона нет – у него уже маячит на горизонте блокирующий пакет и он хочет его заполучить. А у Иванеева сейчас, полагаю, такой перспективы нет, а опасность потерять всё и разориться, из-за неразумных, как он считает – может быть и вполне даже обоснованно – мы же не знаем её управленческих качеств! – действий Ани, реальна. И потому именно он хочет продать свою долю. Она существенна, а главное – сразу меняет баланс сил, если их купит кто-то из более весомых партнёров. Купит Греков – в компании появятся сразу два медведя в одной берлоге: он и твоя тётка, что её-то уж точно никак не устраивает – она явно привыкла сама блокировать решения партнёров, если что-то не по её. Ну а если купит она – ну-ка сплюсуй 32 и 15?

– Сорок семь, – сказал Колюнчик, совершенно не врубаясь.

– Верно – сорок семь. От этого числа акций совсем близко до контрольного пакета. Останется лишь отжать у одного или двух аутсайдеров из их тёплой компании их пакетики – и она станет принимать единоличные решения, ни с кем из партнёров не считаясь.

Колюнчик присвистнул. Лена выразительно покачала головой.

– Но есть одно «но», – сказал я.

– Откуда вы знаете? Тётя Аня вам сказала? – вскинулся Колюнчик.

– Она сказала это тебе, – огорошил я его. Он часто-часто помотал головой, словно вытряхивая воду из ушей после купанья. – Или она тебе не предлагала акции?

– Предлагала, сказал же, – заверил Колюнчик.

– Ну вот и подумай в свете того, что я рассказал. Ты же парень умный и образованный: «Бонч» – это вам не кастрюли паять!

Я взглянул на часы на смартфоне: время близилось к девяти вечера.

– Давайте-ка я вас покормлю, ребята, – подхватилась Лена, заметив мой интерес к времени.

– Очень кстати! – воскликнул я, вспомнив, что за день так ничего и не ел, за исключением пирожка на Московском вокзале в ожидании электрички: Аня увезла меня, не дав позавтракать, а вернувшись домой, я практически сразу умчался в «Пятёрочку» на Пловдивской, потом зашёл к Лене, где употреблял только мартини с лаймом, иногда бросая в рот оливки.

У Лены, как всегда, были наготовлены её чудесные котлеты, к которым она по-быстрому сварила спагетти, посыпав их тёртым сыром. С грибным соусом получилось вполне аппетитно. Мы переместились в кухню, чтобы Лене не носить еду в гостиную.

Я намотал на вилку лишь второй моток спагетти, как Колюнчик бросил свою вилку в тарелку, едва не выкинув из неё подогретую котлету, и вскочил. Лена испугалась, а я рассмеялся – порыв Колюнчика мне был совершенно ясен.

– Излагай, – сказал я ему.

Покружив пару раз по тесной кухне, он вернулся за стол.

– «Но» заключается в том, что тётя Аня почему-то не может сама купить акции у этого Олега… как его?

– Иванеева, – подсказал я, заглянув для верности в смартфон.

– Это почему? – удивилась Лена.

– А иначе бы она не позвонила утром Колюнчику, – буднично отозвался за него я. – И, возможно, не потащила бы и меня потом в свой офис. Так ведь, Колюнчик?

Тот помялся в нерешительности, но потом радостно кивнул.

– Саша, впервые с тобой соглашусь, что все бабы – дуры, – выбросила белый флаг Лена. – Не поняла ни-чего-го! – произнесла она по слогам.

– Ну смотри, мам, – вполне теперь заменил меня Колюнчик. Было видно, как радостно делается человеку, когда приходит понимание раскладов. – Она же мне не свои акции предлагала. Я перебрал каждое её слово из нашего утреннего разговора, и она ни разу не сказала «мои». Она сказала, я это чётко помню: «Я отдам тебе часть акций». Но я тогда не вдумался и понял, что речь идёт о её собственных.

Лена продолжала не понимать.

– Аня решила дать деньги твоему Колюнчику на покупку пакета акций Иванеева, – обняв её, сказал я ей прямо в лицо. – Больше того, почти убеждён, она хотела, чтобы на её деньги купил акции у мелких акционеров и я. И тогда, даже не имея формально контрольного пакета, она стала бы полновластной вершительницей судеб фирмы. Не зря же она мне сказала, когда я шутливо прокомментировал название её фирмы, что это пока.

– С тобой-то – и полновластной? – насмешливо сказала Лена, ещё теснее прижимаясь к моему плечу.

– Вот поэтому-то мне она, в отличие от Колюнчика, ничего и не предлагала – кроме занятной должности и фордика для поездок на работу. Ей хотелось проверить, насколько я буду податлив и управляем, если стану партнёром. В Колюнчике она не сомневается: родственник как-никак, конечно, будет голосовать с ней за одно. А вот этот старикан – орех крепкий, может и своеволие проявить. А если так, то делать его партнёром бессмысленно, ещё и дополнительные проблемы с ним наживёшь. Это её и расстроило – что планы пошатнулись, а вовсе не моё нежелание становиться у неё на фирме мажордомом или там связывать с ней свою судьбу. На фиг ей это не нужно – ей нужны только деньги и власть.

41. ВАС ИСКАЛ АХМЕД

– Ну и что ты посоветуешь Коле? – спросила меня после долгого молчания Лена.

– На мой взгляд, согласиться на второе Анино предложение – стать акционером её компании, но уклониться от первого – стать её замом. Всё же нынешняя должность Колюнчика и выше, и солиднее, ибо айтишный бизнес на подъёме и меньше подвержен риску, чем любой другой. Но это моё сугубо личное мнение, – оговорился я. – Решать лучше Коле самому или с тобой.

Лена согласно кивнула.

– Тоже так считаю. Только надо всё хорошенько с ней обговорить. Раз она купит на его имя акции, значит, они будут его собственностью и она может однажды потребовать вернуть ей её расходы. А Коля, – она повернулась ко мне, – вряд ли когда на своей должности заработает миллионы для оплаты этих акций.

– Ну и что? – сказал я. – Не застрелит же она двоюродного племянника, если он не возместит её расходы.

– От этой Аньки всего можно ждать, – покривилась Лена. – Кто знает, скольких она уже заказала и закопала, пока шла к своему богатству. Мне вот ещё что любопытно, – переключилась она, – почему она сама не купит эти акции, а хочет чтобы их как бы приобрёл наш Коля.

– Думаю, кое-кто ей не даёт этого сделать, – предположил я и загадочно улыбнулся. – Чтобы она не забрала в компании слишком большую власть, когда ею уже нельзя будет манипулировать через других акционеров.

Лена посмотрела на меня недоверчиво:

– Ну, Жабский, ты опять таинственности напустил!

– Жизнь, старуха, жизнь, – развёл я руками, – я лишь её комментирую и всю дорогу пытаюсь осмыслить.

– И какой же твой в данном случае комментарий?

Я молча активировал заснувший смартфон, увеличил, раздвинув на дисплее большой и указательный пальцы, раздел «Владельцы» на сайте, содержащем всю основную информацию о ЗАО «Серова и К^о», и поднёс к глазам Лены.

– Что-о?! – вырвалось у неё. – Ну-ка, ну-ка! – она несколько раз, не веря своим глазам, перечитала последнюю строку и оглядела нас с Колюнчиком.

– Что, мам? – нетерпеливо спросил он.

– Светлана Георгиевна Серова? – громко прошептала она и зачем-то перекрестилась.

– Да, – подтвердил я. – Вот от чьего влияния хочет избавиться нашими с тобой, Колюнчик, руками твоя тётя Аня.

– Но погодите, – задёргался Колюнчик, – она же вроде умерла!

– А ты её хоронил?

– Нет…

– А ты? – обратился я к Лене.

– И я… Они с дядей Володей уехали из Питера куда-то в Лодейнопольский район, купили вроде как там домик в деревне. Потом говорили, что оба уже умерли там же.

– Выходит, не умерли, – сказал я. – По крайней мере, старая ташкентская спекулянтка. Сидит там, в глуши, и дёргает за ниточки в Петербурге. Я ничуть теперь не удивлюсь, если узнаю, что именно на её неправедные капиталы Аня и начала свой бизнес, в который потом привлекла своих нынешних партнёров – материных денег всё же не хватило. А теперь ужом извивается, чтобы развязать себе руки, а мать не даёт.

– Но вы же сами, дядь Саш, говорили, что мелкие акционеры владеют какими-то пустяками, – заметил внимательный Колюнчик – вот что значит быть гендиректором и вникать в каждую мелочь. Молодец!

Я посмотрел на него одобрительно, но он ждал ответа.

– Верно, у неё всего три процента акций – чисто символически. Но она благодаря этому имеет доступ к реестру акционеров.

– И мы имеем, – перебил меня взволнованно Колюнчик. – Вот, вы же сейчас смотрите в него.

Я рассмеялся.

– Друг мой, это лишь список акционеров с их долями. Это открытая информация. А вот в реестре сберегаются закрытые данные о собственниках, о номинальных держателях, об обременениях Центробанка, количестве, категориях и типах акций и другая очень ценная информация. Которая, – я форсировал голос, – стоит очень больших денег. Умело шантажируя этой информацией, можно держать на коротком поводке всю эту лавочку – и строптивую доченьку в первую очередь. А уж старая ташкентская спекулянтка, будь уверен, в подобном шантаже мастер, тут и к бабке не ходи.

Лена внимательно слушала и лишь машинально кивала.

– Допустим, что Аня, купит продающиеся акции на имя своих людей, – подала она наконец голос. – Что это ей даст? Как она сможет ослабить или вообще нейтрализовать материно влияние.

– Одним щелчком пальцев, – сказал я. – Путём реорганизации фирмы, её слияния или продажи кому-то. Бац – и мать-надсмотрщик не у дел. Я думаю, план её таков: сперва она, при помощи подставных лиц, вроде Колюнчика, меня – думаю, она ещё попытается втянуть меня в свой заговор – уж очень время сейчас дорого – может ещё кого-то нейтрализует прямое влияние партнёров, затем подыщет покупателя фирмы, а потом выкупит у нас с Колей эти акции.

– Второй раз заплатит за них?! – изумилась Лена.

– Игра стоит свеч, так что можно и третий, и четвёртый заплатить, – заверил я. – Но всё же, полагаю, второй раз платить будет уже покупатель её фирмы, если у него глаза загорятся её приобрести. Так что Аня в накладе, будьте уверены, не останется – не та она штучка. А Колюнчик получит хорошую денежную подушку для своей дальнейшей жизни. А то и матрац.

– А ты? – спросила Лена.

– А что я? – переспросил я. – Я разве говорил, что пойду на это?

– Ты что, совсем дурак – отказываться от миллионов, которые сами идут тебе в руки? – обалдела она.

– Старуха, ты забываешь, что, в отличие от Колюнчика, мне придётся за это с ней, не при ребёнке будет сказано, – покосился я на её сына, – спать.

Глаза у Лены мгновенно потемнели, но при сыне она не стала высказываться на эту тему. А я встал:

– Спасибо, Леночка, что покормила – мне сейчас уже не по силам было бы заниматься ужином: валюсь с ног. Столько было впечатлений за день. Пойду я, братцы. Ещё добраться до Колпина надо – маршрутки в эту пору в час по чайной ложке ходят…

Я потрепал Колюнчика по его гендиректорской макушке, послал воздушный поцелуй Лене и отбыл восвояси.

Маршрутка – и это было единственным подарком судьбы за день, если не считать предложенной по утру должности офис-менеджера – пришла почти сразу. Но была забита битком: в это время суток водители дожидаются на «Звёздной», пока не заполнятся все места, порой простаивая минут по сорок. Их понять можно: по пути поздним вечером на пассажиров надеяться не приходится, а каждое пустое место в ПАЗике – это дырка в кармане водителя. Так что мне пришлось стоять до самой Фидерной – первой остановки в Колпине, где сошли несколько человек, и я смог сесть. Так что ещё небольшое усилие – и наконец-то на своём диване.

Немного полежав, заставил себя сходить принять душ и забрался в постель, под своё тонкое уютное верблюжье одеяло. Наступили те любимые мной полчаса до засыпания, когда особенно хорошо думается. А подумать было над чем.

Итак, Аня, скорее всего, использовала сказочку про то, что обещала в детстве меня полюбить и полюбила, для сугубо меркантильных целей – вовлечь меня в свой прожект по захвату фирмы. Но почему бы не сказать об этом прямо? А на каком основании? Пришла бы и заявила, мол, помнишь наш ночной разговор в Ташкенте, когда мне было 14 лет, так вот теперь помоги мне отбиться от мамаши и других партнёров? Неказисто, конечно, но и романтическим способом чего она добилась?

А ведь могла! Она просто не знает меня. А иной бы мужик, ибо мужчины почти поголовно – самовлюблённые типы, поплыл ещё так: нут-ка, его запомнила девочка, пронесла эту память через всю жизнь, а теперь ещё и готова за это сделать его богачом. Нет, нельзя не признать, что расчёт Ани был верен. Да за такое тот самый обалдевший иной мужик бежал бы во всех её делах впереди паровоза. А когда свою роль отыграл бы, был бы отстрелен, как ненужный отсек космической станции.

Облом, что и говорить. То-то она так и злилась на меня, повествуя Лене всякие пакости, выдуманные на ходу, про нашу встречу в августе 91-го. Она наверняка знает от Лены тайну их семейных проблем с Андреем и точечно сыпала соль на её рану.

Следом мне подумалось, что и не одна она вовсе. Нет, конечно, не замужем – о замужестве Большаковы бы знали, но милдружок явно есть: ну не производит она впечатление изголодавшейся самки. И тот полуобморок у лифта в подъезде Большаковых – лишь хорошо разыгранный скетч. Мамаша воспитала бестию под стать себе, а теперь эта бестия стремится вырваться из материных тенёт, не особо задумываясь о средствах.

Сон не шёл. А тут ещё позвонила Лена.

– Не спишь? Как доехал?

– Да быстро, к счастью.

– А чего ушёл? Коля тоже следом за тобой засобирался. Посидели бы ещё, поговорили. А потом… полежали.

– Лена! – одёрнул её я. – Я, конечно не ангел, но рогатить Андрея – не мой греховный профиль. Давай об этом навсегда договоримся.

Она молчала и только дышала в трубку, как возбуждённая, но стеснительная старшеклассница.

– Он, кстати, когда возвращается?

– Да погоди ты! – воскликнула она. – Только уехал! Дай дух перевести.

– А мне уж кажется, что давно… Ну что, спим?

– Спим…

Она отключилась, но телефонирование на тот день ещё не закончилось. Я едва донёс смартфон до подлокотника кресла, придвинутого вплотную к дивану, где он у меня обычно лежит, как загоревшийся дисплей осветил коричневую обивку, а следом разнеслась трель рингтона «по умолчанию», каким звонит наверное половина «Самсунгов» в России. Номер был незнакомый, и я, приняв звонок, сказал равнодушно:

– Алло.

– Ты мне сам дал свой телефон, так что уж прости, – сказал женский голос, и по тому, что звонившая не поздоровалась, я догадался, что это Аня.

– О, легка на помине! – начал я мгновенно созревший в моём мозгу экспромт. – А мне только что звонил твой Ахмед!

– Какой Ахмед? – спросила Аня. – Нет у меня никакого Ахмеда!

– Значит, я плохо расслышал имя. Но он искал тебя.

– Он не мог меня искать, – сказала она удивлённо и осеклась, поняв, что проговорилась. А что, неплохо, я подсёк эту уклейку!

Наступило молчание.

– Выследил меня? – наконец выдавила она зло.

Я рассмеялся.

– Анечка, ты забываешь, что имеешь дело с человеком, которому сильно за шестьдесят. Такие уже не выслеживают фигуристых дамочек, а сосут нитроглицерин.

– Видела я этого сосущего! – хмыкнула она. – Пахать можно. Небось и баба есть. Да ещё и не одна.

– А тебе как больше нравится – чтобы не было, чтобы была или чтобы их было несколько?

– Не юродствуй! – нервно выкрикнула она.

– А ты не буди старика. Посмотри на часы.

– Когда-то ты полночи мог со мной просидеть.

– Тогда я не был стариком. И я всего лишь чинно сидел и рассказывал тебе о себе самое сокровенное. А ты что нынче Ленке наговорила? Уши вяли.

Она злорадно зашипела с издевательскими руладами:

– Что, Ленка зашпыняла? Небось заревновала, старая вешалка? Видела я, как она на тебя пялится. И при Андрее тоже, да?

– Уважаемая Анна Владимировна, – проговорил я ровным, насколько это получалось от закипевшего во мне негодования, голосом, – то, что четверть века назад мы с вами немного потрепались на ташкентской скамейке, не даёт вам права говорит со мной теперь в таком тоне. Если вас интересуют чувства и настроения вашей двоюродной сестры, пожалуйста, обратитесь к ней. А я с вами можно сказать и не знаком.

– Вот ты как? – обиженно протянула Аня. – А я ведь хотела…

– Да знаю, что вы хотели! – вспылил я, перестав сдерживаться. – Вы хотели моими и Колиными руками выпихнуть из вашего бизнеса вашу матушку. Но у меня нет никаких причин участвовать в этой вашей затее. Коля Большаков ваш племянник, его можете использовать как угодно, если он не против, а меня увольте.

– Рассказал?

– А разве это тайна? Он не говорил, что вы взяли с него слово молчать. Тем более, что сами ему сказали, мол, и меня хотите сделать подставным акционером. А я-то всё думал, чего это вы прикатили за мной утром на вашей роскошной повозке.

– Да! – вдруг закричала в трубку Аня. – Да! Я хотела быть с тобой, я хотела, чтобы мы вместе вели дело!

– Вы заигрались, – осадил я её. – Ахмед наверное спит и не слышит, что ему приготовлена замена.

– И плевать – пусть слышит! Он, правда, не Ахмед, но какая разница. Его место, как у моего водителя.

– Валентин тоже бывает в вашей постели? – не мог не съязвить я.

Но на сей раз это был холостой выстрел.

– Бывает. И многие ещё, – сказала она с вызовом. – И что с того?

– Судя по должности, которую вы мне предлагали и которая статусом не сильно отличается от водителя, я предназначался в эту категорию «многие ещё».

– Нет! – снова выкрикнула она. В её голосе чувствовались нотки отчаяния.

Она больше ничего не сказала и долго молчала.

– Ну что, спим? – наконец нарушил тягостное молчание я, ибо у меня начали конкретно слипаться глаза. – А то скоро светать уже будет.

– Ты с ней? – тихо спросила Аня.

– Да, со своей подушкой. – Я положил смартфон на подлокотник кресла, взял подушку и основательно её взбил рядом с микрофоном. – Слышите, как она охает?

– Я тоже так хочу, – ещё тише проговорила Аня.

– Тогда будите своего Ахмеда! А я спать.

И отключился. Во всех смыслах.