Текст книги "Глобус Билла. Пятая книга. Козерог"

5. «Покойся в мире, Энкиду сир Мардук»

За два дня до большой подвешенной драки состоялся такой разговор.

– Странная она.

– Билл, помолчи.

Ас, хмуря в линию брови, обошёл вокруг почти круглой машины, очень массивной на вид, но невесомо держащейся на плацдарме из лирического песочка.

– И ты говоришь, она пройдёт…

– И выйдет. – Заверил Энкиду. – В одном из тех тоннелей, которые мы очистили. Она его слегка расширит, вот и все дела.

Саид подтвердил:

– Как нагретый нож, масло режет.

– Не надо про еду, Билл уже сглатывает.

Билл задумчиво похлопал машину, но под взглядом Энкиду и Саида руку убрал.

– Она странная. – Настырно повторил он.

Ас усмехнулся и более ни словом не порадовал. Только когда уходили, обо всём договорившись, назидательно заметил, обращаясь к Биллу:

– А ты?

– А что я?

– У тебя что-нибудь есть?

Билл фыркнул.

– Хочешь, чтобы я построил флот?

Встретились после возвращения Иннан.

Мардук не показывался. Облётчики Аса, почти невидимые на крыльях синергии, кружили на достаточном расстоянии от спрятанного под ледяной скорлупой замка на полюсе. Они ничего не разнюхали. Саван был чистенький, прозрачные места с вкраплениями повёрнутых под небывалыми углами городов, – последышей катастрофы, – не просматривались, несмотря на чистоту, глубже, чем хотелось.

Иннан хмуро обняла при всех Энкиду, потом похлопала Аса по тонким пальцам, скользившим по красным и жёлтым пятнам на карте.

– Ваше высочество. – Без выражения произнёс командир, но они почувствовали, что ему приятно.

Биллу ничего не сделали.

– Будь я блондинка, ты бы, конечно, не упустил шанса меня спасти. – Это всё, что она ему сказала.

Шанни явно не ходила у неё в любимицах, это тоже все поняли. Иннан считала, что ей к лицу расстроенные чувства. Она жалела отца и не пыталась этого скрывать. Ас считал, что это вполне понятно и почтенно.

Показав присутствующим, как она к ним относится, Иннан спросила:

– Там мне письмишко не приходило? Давеча?

Ас ответил:

– Ага. Я отдал его своим дешифровщикам.

Билл пригнулся, но Иннан бросаться прибором не стала. Она только ухмыльнулась.

– Ну, и?

Ас неохотно признал:

– Ну, и кое-что я узнал…

Иннан милостиво ответила:

– Спросил бы у меня…

– Что же всё означает? – Подала голос Шанни.

Иннан вежливо оскалилась:

– То, что войска уже приведены в готовность. Вы видите перед собой главу теневого правительства.

Ас первым нарушил молчание, когда оно настолько затянулось, что оставалось руки на плечи положить и начать танцевать в круге восточный танец.

– Ты считаешь, это нужно?

– Это неизбежно. Вы знаете, куда я отправлялась всякий раз, когда мне присылали приглашения на сессию?

– Урок родителям всех времён. – Проворчал Билл. Он непонятно улыбнулся. – Я не знал… представь. Ну – догадывался.

– Думаю, с этого дня мы все должны выбирать слова.

Молчание опять поползло, но было изловлено.

– Особенно Билл.

– Я так и знал, что ты это скажешь.

Иннан всхлипнула. Все с большим и уважительным вниманием смотрели на девушку-рыцаря. Но лицо её не увлажнилось, а полезные рыдания и вовсе не предвиделись. Она вновь издала этот потешный всхлип, и все поняли….

– Когда я увидела, как он карабкается по стене…

Она указывала на Энкиду. Они хохотали, но нервно. Как всегда в минуты большой радости, с некоторым унынием.

И всё же…

Всё теперь стало ясно, словно дорога далеко впереди осветилась неясным огоньком проехавшего велосипеда.

Всё встало на свои, определённые логикой, места. Неведомый друг, Вы, конечно, уже всё знаете… Вы слышали об этом или читали или видели или видели во сне. Тысячи людей, одержимых идеей свободы и тысячи винтовок в их руках… машины и колёса… партизанские группы… разложенцы-философы… и за их плечами несколько тысяч лет размышлений, сомнений и робости.

Да, как же без неё. А что будет, если… как быть с хаосом… как быть с тенями в углах… как быть с пустоголовыми… как мы обойдёмся без пустоголовых, бывших опорой каждой подлой власти в каждое время.

Но теперь…

Теперь всё было готово. Каждый в то время знал слишком много, как несчастный свидетель в старых фильмах про тех, кто пьёт всегда за победу дважды.

Каждый сделал выбор, а что за выбор может сделать человек? На этой арендованной жизнью плоскости написано только одно слово.

Конечно, осталось кое-что. Всего-то и надо, чтобы тысячи продажных правительств добровольно покинули свои стены… чтобы системы слежения дали дуба под тысячью ударов по клавишам… чтобы надзиратели, обуянные ужасом, открыли тысячу дверей, чувствуя тысячу прикосновений холодных стволов к тысяче затылков.

Чтобы клетка медленно и эстетично распалась и обрушилась, звеня осколками и отражая в них искажённые отчаянием и надеждой лица, глаза, уголки улыбок у губ.

Чтобы сердце, этот хрупкий орган перегонки крови, дрогнув, погнало эту кровь по артериям, без страха исторгнуть её через пулевое отверстие.

И таких сердец должно быть много, но каждое – вот кунштюк – должно оставаться по отдельности свободным и робким, готовым засбоить и дать отступного, что оно не должно, не имеет права сделать.

И никто не может отправить другого на смерть, не будучи готовым открыть ей дверь и встретить её ударом кулака.

Разумеется, весь этот пафос оставался пока под замочком, правда, хрупким и слабым. Такие бывают не на железных дверях, а на домашних альбомах.

Их собственный семейный альбом имел на своих жёлтых от сплетен страницах столько всего, что готов был взорваться от первого, слишком горячего взгляда – синих, карих, зелёных – как выяснилось, и фиалковых глаз.

В этот день, в этот час, в эту минуту не произошло ничего.

Война просто была приготовлена, как подарок в прошлогодней подарочной бумаге, даже не слишком отглаженной: заговорщики леди Иннан, оборонительные стены леди Шанни, туареги и туннели сира Гурд и полигоны командира…

Само собой, что эти все милые господа прошляпили начало. Войну начал сир Мардук. Не упрекайте их – он был старше и потому опытнее всех живущих на Эриду.

Утро… оно скользило по стенам шахты, допотопной, основательной, предательской.

Ас пнул укрепительную стойку.

– Стыдуха. – Приговорил он.

Его сапог блеснул, а низкий металлический голос прозвучал, как сама стихия, устыдившаяся своих созданий. Но Энкиду с неодобрением глянул на сапог, потом присел на корточки – поза неизящная, учитывая невечность вечных джинсов и стёртые на пальцах мокасины.

– Земля здесь хорошо держит. – Ответил он, но обращался не к лапочке-командиру с его капризами, а успокаивал духа местности.

Из чрева шахты, и впрямь, донёсся звук, эхо ли Энкиду, или воскликнувших с облегчением призрачных горняков.

Он провёл широкой ладонью по срезу почвы – за времена простоя она заветрилась и закостенела, не торчали белые корешки, не сновали насекомые с запелёнутыми детьми.

Никто не нарушал одиночества шахты – ни люди, ни их шебутные предки не спускались в шахту уже семь тысяч лет.

Оскальзываясь, Ас полез первым – никто не возразил. Билл был вторым, он ёрнически оглянулся воловьим глазом на девиц и проартикулировал свою кодовую фразу.

Он всегда её произносил, когда надо было куда-то лезть и вообще прилагать к царскому телу физические усилия, причём особенно, если южный Билл перевешивал северного.

Она неизменно вызывала успех у девиц, хотя была не строго цензурна – да время сейчас такое, что не до неё, матушки. Вот когда создадим новый мир да сядем кофий пить, вот тогда пальцы-то поотставляем и будем фукать, ежли кто чай прольёт.

Ас так не считал и также неизменно показывал – плечом ли, или сердитым окриком, – что не одобряет.

Энкиду спортивно съехал вниз на джинсах, земля покачивала и придерживала его, а вот к тем двоим не была так терпелива. То штырёк какой выскочит сбоку и зацепит одежонку, то почти незаметное всхолмие так подкинет…

Они стояли посреди чёрного неровного круга. Ас посветил, вытащив из-за ремешка на голени фонарик.

– Сюда перетащим?

Энкиду подумал.

– Пожалуй… а чем вам то местечко не нравится, где мы их закопали?

Ас воззрился на него.

– Балда, я про то, что на Глобусе.

– Я-то думал… – Нахмурившись, начал Энкиду.

Ас сразу спалился со своим утончённым воспитанием, протянул язвительно:

– Ду-умал?

Билл поспешил наладить мир между союзниками:

– Он думал, что не придётся использовать то, что на Глобусе.

Ас подбоченился, фонарик дёрнулся и скользнул, дико изобразив огненное привидение.

– Сир Мардук собирается спалить мир… два мира…

– Он кидается мирами, как чем-то нехорошим. – Развеселился Билл. – Но земляной червяк прав в чём-то. Мы-то должны быть поаккуратнее, мы не принадлежим к экспрессивному поколению бешеных танцев и металлической музыки. Мы молоды и скромны. Бюргеры. Вот и будем вести себя так, как подобает маленьким людям.

Ас был прав. Он, а не Билл и Энкиду. С утра произошло очень быстро множество событий.

Скорпионолюди выпущены и прыгают по улицам городка.

Непонятные бомбардировки поразили самые несоединимые географические пункты.

Смещены правительства и через пару часов вновь помещены, как успел выразиться Билл, «взад».

Множество террористических актов, в том числе, в театрах – причём во всех случаях полиция недоумевает, как такое количество тяжёлого вооружения оказалось в зданиях на центральных улицах, на которых камер слежения больше, чем прохожих.

Ни одного ареста, зато из одной страны в другую выдворены известные лица – в смысле, уточнил Билл, не только их лица, но и всё прочее, что приличествует человеку.

Где находился властитель дум, виденный Биллом лишь раз, в день закладки фундамента, никто не знал, но официально было объявлено, что к северному побережью материка на севере стянуты войска всех северных стран.

Объявлены учения, но сведения противоречивы.

Вновь на Мегамирах объявился господин с сахаром. На сей раз он почти плакал, и, чтобы слёзы не попали в чай, его отпустила хохочущая публика с наказом «прийти с другом».

Беглец, вытащенный из посольства самим богом грозы Асом, также не был отслежен.

Развесёлый лорд-болтун пару раз показался там и сям, но дядя Мардук даже и не пытался на него охотиться – только на язык черни попасть, а оттуда прямиком, сами понимаете, куда…

Быть может, сказалось и давнее, физиологическое чувство родства, которое сир Мардук питал к любым потомкам аристократических фамилий, буде они даже разгильдяи и вертуны.

Мегамиры, соединённые, как неисчислимое множество рук, всё ещё передавали по всей поверхности Эриду бесцензурную информацию.

– Руки-то немытые. – Сказал Мардук, с отвращением разглядывая в своём старом треснувшем Мегамире – он был верен человеческим технологиям, – сообщение о его причастности к взрывам столетней давности и к непосредственному внедрению во власть череды самозванцев.

Это сообщение он видел – уже не читая – в дюжинный раз, то окрашенное сарказмом, то бесстрастно суровое, то в стиле заголовков к фотокарточкам.

– И не надоест им.

Тут поле поисковика сплошь ощетинилось кладбищенскими охранными знаками. Поплыли тесной строчкой имена тех, кто был взорван в своих домах сто лет назад. Мардук повалился в кресле, затылком в подголовник.

– Какая теперь разница? – Потёр он руки. – Они бы и так уже померли. Нет, вот надо же заострять…

Но лицо у него было серьёзное. Чувство юмора вообще ему отмашку дало с час назад, когда он насмотрелся карикатур на собственную персону. Это оказалось до того обидно, что словами не передать.

Билл тем временем был занят другими переживаниями. Отследив его взгляд, Шанни, улещая, промолвила:

– Кровь не водица, Билл. Она ему сестра…

– Но почему же он смолчал, когда тебе кровь понадобилась?

– Он ещё не знал… не был уверен, что он нибириец трижды.

– Ох, уж этот правящий класс. Всегда норовят чужой кровью откупиться.

Билл не знал, что в эту самую минуту сир Мардук высказывает ту же мысль, только более наступательно. Он выяснил, что большая часть его самозванцев дала дёру или «отбыла в плановый отпуск». Преданы ему остались лишь его кровники – те из самозванцев, которых на протяжении веков тешила мысль, что они происходят «от богов».

У двери ручным фантомом возник доместикус.

– Вот, кого давно надо было пристрелить. – Прошептала Шанни. – Он же стучит, как швейная машинка.

– Тш. – Испуганно шикнул внезапно ощутивший склонность к деликатности Билл.

Он вопросительно посмотрел на верного слугу. Оказывается, сир Мардук просил сира Баст зайти к нему.

Под впечатлением от этой части замка, Билл не увидел сразу в стрельчатой тени галереи нужную тень. Вокруг светильников курилась пыль, курилась…

– Где же этот старпер? – Негромко озадачился Билл.

Тяжёлый голос отозвался:

– Что, что?

– Ненавижу, когда переспрашивают, – Билл задрал нос, суетные очи наследника высмотрели внушительный силуэт, – дядя Мардук, ты же знаешь, есть у меня эта слабость.

Тот ответил с галереи, страшный и охрипший:

– Со слабостями надо бороться, мальчишка.

Сердечно, как на утреннике в детском учреждении, Билл спросил:

– Дядя, это ты? Ты руководил мятежом на Родине?

Мардук вслушался, глубоко задумался и щедро расхохотался. Сквозь гром и грохот падающих скал хохота заговорил:

– Ей-Абу-Решит, ты мне льстишь, что ли? Значит, я, немолодой и усталый, забытый осколок спалённой династии, брошенный нибирийским узурпатором на произвол судеб, перепутавших свою пряжу – я на расстоянии, измеряемом безднами, смог замутить такую штуку на планете, где никогда не бывал?

(Честное слово, он всё это выговорил одним духом, не запнувшись.)

Билл, не расплакавшись от умиления, смотрел вверх на галерею. Мардук скорбно молчал.

– И ты прав, мой мальчик. – Шепнул он, склоняясь над перилами. – Ты в кои-то веки прав, ты, тюфяк и пройдоха.

Оскал дядиных зубов просиял в приятном полумраке. Билл едва заметно кивнул. Мардук выразил удивление пластичным движением лицевых мускулов.

– И ты не вскрикнешь, не хлопнешь себя там и сям… даже пошутить, по обыкновению, глупо, не желаешь?

Билл, не сводя с него взгляда, неторопливо хлопнул себя по лбу. Мардук понимающе сдержал улыбку. Билл отвёл руку в сторону и рассмотрел что-то в пальцах.

– Бедный москит. Не хотел я…

Он подошёл к первому пролёту лестницы и стряхнул на перила невесомое тельце крошечного хищника. Мардук снова рассмеялся, не так талантливо, но как-то успокоенно.

– Ну, вот… теперь вижу – ты потрясён. А то я, было, уже заскучал, даже забеспокоился чутка. Мол, молчишь, не шутишь, не угрожаешь – стало быть, имеется в кармашке у чресл козырь. А теперь… Бедный, значит?

Билл вякнул:

– Мои поздравления, дядя. А что у нас в козырях?

Вместо ответа Мардук порылся в упомянутом им вместилище козырей, и взмахнул сильной рукой в торжественном рукаве. Белое и поспешное запорхало к Биллу. Из-под двери тянуло, видать, и порхашка отлетела левее, избегая адресата. Но потом легла к его ногам. Билл скосился. На каменном полу, изрезанном трещинами, темнел рисунок.

– Это карта, дядюшка.

Билл вытащил и показал:

– Вот, что он мне дал.

Энкиду – недоумённо:

– Туз пик?

Ас усмехнулся. Шанни вскользь посмотрела и рассеянно произнесла:

– Так и знала, что в колоде не хватало…

Её обстреляли подозрительными и встревоженными взглядцами, но Шанни не предложила расширенную версию. Из глубин существа Аса затрезвонила Говорилка, и командир так спешно захлопал себя по широкой груди, что двое не уловили вздоха облегчения. Ну, не уловили, так им и надо.

Семейный альбом взорвался в тот же день.

По земле, оседающей во взрывах зелёной травы, быстро шагал туарег. Белое одеяние шло вокруг него, повторяя очертания даже не физического тела, а кого-то ещё более массивного и стройного, в кого он, идучи, превращался. Красные вспышки на жёлтых холмах надолго зависали, храня объёмность: но это были не духи местности, размышляющие, не укорениться ли им в мире осязаемых предметов.

Большая летающая башня «Уничтожение» медленно, всем весом надавливая на слой воздуха, скрежеща, разворачивалась в воздухе в двух сотнях метрах над холмами. Она выровнялась и поползла черепахой, держа курс на город без имени.

Из переулка, путающего в петлю две главных улицы, мерно ударяя подошвами, бежал неизвестный отряд. Горожане быстро поняли, что неизвестные палят подряд, и в окнах первых этажей тонкие залпы, мелкие пули и камни разбивали стёкла, за которыми виднелись зады комодов и буфетов.

На одном была нацарапано лиловыми чернилами: я его люблю.

С грунтовки за пустырём выводок красноносых, суетясь, взлетал довольно резво. Знаки дяди Мардука на белых боках славно освещались солнцем.

Верчение на развороте, которое с кровожадным видом приметил Ас, свидетельствовало о недостаточной подготовке пилотов или, что вернее, об ускоренном техобслуживании аппаратуры.

Один из самолётов затянул взлёт… На его боку знак был не дорисован и к нему от руки добавлены маленькие виселицы – значки разбомбленных деревень.

Лётчик вертелся внутри, а самолёт пытался выжать из двигателя душу, чтобы подняться со своими виселицами.

По разгону пастбища вдалеке туарег гнал самолёты, держа перед собой пульт управления. Туарег обернулся, и Билл узнал его.

Он сбросил одеяние, и белая птица ещё пролетела целый шаг, покинутая, за ним и опала. Приподнялась с упрёком и потонула в траве. Саид оказался в своём юморном одеянии, о котором нехотя, удовлетворяя любопытство Билла, рассказал Энкиду. В самом деле – ничего себе.

Смуглая кожа выглядела нежной, слабо золотистой выше колен и локтей. Плоть потомков великого бога неба и земли выглядела картинной и уязвимой.

Саид догнал самолёт, запрыгнул на подножку и с силой вскрыл каюту. Там внутри он встретил выставленный ствол. Дверца за ним прикрылась, и, что происходило в этом шарабанчике, удавалось рассмотреть только сквозь мутноватое стёклышко.

Толкались тени, и Билл громко выразил надежду, что они не будут сильно прижимать друг друга.

– Чтобы не испортить патетический момент.

Остальные красноносые в воздухе расставлялись на прикрытие.

Захваченный туарегом отчаянно повалился набок и тут же поехал, стуча, как полтергейст, полуоткрытой дверцей. Взлетел, показав втягивающиеся когти, валясь и выровнявшись. На примерной высоте небоскрёба самолёт встал на нос.

Из него выпала, дёргая ногами и руками, фигурка в форме. Она выставила калачиком локоть, и парашют раскрылся, но поздно, кажется.

Холм прикрыл падение, будто ладонью жука. Небо чертёжной доской накренилось – так казалось Биллу, пытавшемуся разглядеть парашют. Солнце увеличилось, и было видно, что эта звезда тоже вращается.

Луна, присыпанная пеплом, скатывалась за тучи, как в воронку. Какая-то звезда ярко засияла на дневном небе. Сначала Билл решил, что это новый летающий замок из дядиного стада, но точка двигалась с благопристойной скоростью.

Билл вспомнил, что солнце вступает в знак Хищника завтра, это значит – Сапфир неба окажется прямо за жёлтым кругом, как за щитом.

Но сегодня звезда Регулл, проступив в небе, двигалась сама по себе, грозя солнцу вытягивающимися, как щупальца, лучами.

Холм слева зашагал очень крупно на север – так показалось из-за того, что новый гость неба сместил перспективу.

Самолёт с Саидом взмыл очень нехорошо, неумно приподняв хвост, но выровнялся и завис супротив собравшейся стайки верных. Они хороводом окружили, туповатыми носами ощупывая воздух, своего бывшего собрата.

Он выглядел сбежавшим попугайчиком среди хищных морских птиц. Один из противников страдал, схваченный воздушным потоком – не была налажена вестибулярная система. Его резко унесло за холмы, и они увидели тяжёлое красное пламя. Все дрогнули, Билл закрыл лицо ладонями.

Голос Шанни прорезался:

– Неженка. Это же хорошо. Так их…

Прочие держались недурно. Облачка ёрзали по небу очень низко, и это помогало Саиду, пока он объезжал самолёт.

Время от времени он выныривал и проносился в потёках дождевого материала. Красноносые, показывая знаки виселиц, сразу скопом бросались к нему. Так и слышался гвалт каркающих звуков, хотя над полем было тихо.

Ас ушёл и, сев в машину, покатил, не прикрывая дверцу.

– Мог бы с открытым верхом прикупить.– Крикнул ему Билл.

На траве были разбросаны помятые цветные карты. Энкиду убежал – они увидели, как он бежит: горный обвал, вдруг заимевший две стройные ноги.

– Куда он?

Шанни не глядя – она следила за боем, – обнадёжила:

– Хочет вывести эрликоны… но они здесь бесполезны.

Иннан смотрела вверх так пристально, что Шанни назидательно её турнула:

– Чего смотришь? Из микроскопа не стреляют.

За что получила по лодыжке спортивной туфлей… нет, не получила. Билл растерялся:

– Милые девочки…

– Где Мардук?

Билл видел, что Шанни изменилась на глазах, и ответил ей, как чужой красивой женщине:

– Очевидно, отбыл в старый замок.

Иннан мурлыкнула от удивления:

– Как же ты не знаешь, леди Шанни? Другая бы на твоём месте знала бы даже очень.

– А ты к папе побеги и спроси денег на теневое правительство, институтка.

Билл отошёл от них.

Шанни провизжала:

– Так! Да! Саид – да!

И хлоп себя кулаком по ладони.

Красные трассы, мечущиеся и замирающие в воздухе, разрезали куб воздуха над долиной на множество треугольников, становящихся всё мельче. Треугольники вращались, показывая объём – небо увлечённо тасовало пирамидки.

На конце каждой небытиё расцветало морской звездой. Самолёт с Саидом, узнаваемый ими по недорисованному знаку, сновал между облачком и охотниками.

Как заклятие, не произнесённое до конца, трассы обрывались под его крылом. Наконец, сам этот вертихвост отправил сразу два развесистых послания. Каждая стрела увенчалась расплывающимися желтоватыми кругами.

Тотчас один из преследователей упал письмишком на пол. Второй повредился в уме, как прихлопнутая мухобойкой муха. Но третий пролетел под крылом саидова убежища. Они почти соприкоснулись… нет – соприкоснулись. И скрежет, конечно, не был слышен.

Шанни успела подумать о сверчке и чайнике, чьи голоса так раздражали нежных мужчин зимой. Солнце погасло и снова вспыхнуло. К пастбищу летело, напрягая воздух и заставив поднять руки к ушам, «Уничтожение».

Башня двигалась, набирая скорость неестественно лихо. Саид полетел к её округлому, как торт, изножию.

Один, с отставшей свитой из трёх новых преследователей, он сходу обметал её петлей, примериваясь.

– Что он… Он…

Шанни произнесла что-то, и Билл угадал: «он не таков, чтобы просто отдать концы».

Бунтующий самолёт пустил пару огненных дротиков и, как показалось, без труда пролетев между двумя тяжёлыми столбами зарядов, вонзившихся в землю, замер в сторонке.

Башня затлела, её гигантское тело вместе с меньшей по размеру душой, не спешило повернуться. Саид кинулся на запад, преследуемый вплотную одним из троих. Башня развернулась и аккуратно выпалила по преследователю. Второй, торопясь занять безопасную позицию, попал в этот огненную кашу. Третий вмазался в бок башни и ударился, как последний в завещании.

Сила удара была такова, что несчастная машина пробила бок гиганта насквозь. Кусок железа, в который превратился самолёт, завяз в недрах башни.

– В трёх километрах от города. – Завзято прокомментировал Энкиду. – Слишком близко. Она долетит по инерции.

Вспыхнул бок летающего замка.

– Не выгорело. – Продублировал Энкиду. – Она подберётся слишком близко.

Шанни, не слушая, искала глазами самолёт с недорисованным знаком. Она увидела его за холмом. Он сел вкривь и вкось, из него выскочил туарег в шлеме и, опустившись на колено, осыпал летающую башню «воздушными поцелуями» из большой, наполовину выуженной из кабины, старой пушечки.

Вспышка поменьше раскрасила башню по кругу, она повернулась и боком стала падать. Она падала эффектно и принялась за трудное дело обрушения ещё в воздухе. Сфабриковав настоящий вулкан из сочно взрывающихся внутри топливных контейнеров, она ляпнулась об землю в километре от города

Взрыв приподнял землю под ногами и холмы, – Билл бы мог поклясться, – склонились друг к другу.

Билл видел, как открываются губы Энкиду. И всё остановилось, замедлилось. Не было слова «Уничтожение» в воздухе.

Два всадника, торопясь и торопя животных, приближались из-за валунов. Не зная, почему, Энкиду узнал в них знакомцев: того офицера, которого встретил в ночь борьбы возле ловчей ямы, а другой был тем высоким новобранцем.

И верно. Когда они подскакали, выворачивая стремена, спешно разбирая полы плащей, мелькнуло лицо… Билл не ошибся. Всадников скрыла рощица.

Шум за леском, потом показался всадник, но другой. Высокий новобранец вёл животное, гружёное чем-то тяжёлым, но складным и выразительным.

– Саид…

Животное шло бережно и бесстрашно. Офицер то и дело склонялся к лежавшему в седле.

Билл собирался рвануть к ним, Шанни схватила за руку.

– Откуда ты знаешь, куда они направляются со своим грузом?

В эту минуту их заметили. Офицер что-то сказал солдату, а сам резво зарысил к ним. Трава выдранными кочками подпрыгивала вокруг копыт.

– К нам…

Спешившись, офицер обратился к ним так, чтобы не делать различий:

– (Он использовал местное слово, обозначавшее молодых богов, без оттенка рода и статуса), пилот ранен… я счёл возможным доложить вам.

Шанни всё поняла.

– Вы правы. – Снадменничала она. – Мы сами скажем дяде.

Офицер быстро посмотрел на Билла. Глазами он сказал всё так ясно, как позволяют эти, не для текстового редактора предназначенные органы.

– Ранен?

Офицер потряс их своей улыбкой сильнее, чем отречением от присяги.

– Несерьёзно… – Молвил он, гася улыбку.

– Слава Абу-Решиту. – Совсем иначе откликнулась Шанни.

Подъехавший новобранец отозвался теми же словами, и она, не слушая, о чём ещё говорят мужчины, кинулась к беленькому ездовому животному.

Пыхая широкими ноздрями и вскидывая чёлку, оно позволило Шанни ухватить Саида за плечо и стащить шлем.

Измученное смуглое и бледное лицо туарега с замкнутыми глазами смутило её, но глаза сразу же открылись.

Стемнело: оказывается, война занимает много времени. Целых полдня кануло в наблюдении за боем.

Луна в эту первую ночь войны выглядела, как серый пепельный шар, очень весомый и крупный, но едва видимый. Молодой месяц в зыбке удерживал этот шар.

В некоторые моменты месяц становился улыбкой на мрачном лице.

– Почему тени?

На этот непонятный вопрос Аса Билл отвечать не собирался. Такая ночь, и тени само собой кажутся особенными. Но Энкиду взглянул на луну и подтвердил непоэтичные сомнения.

– В самом деле. Что за…

По бесстрастному лицу луны скользнул синий отблеск.

– Это твои что-то затеяли? – Посуровел Ас. – Мы же договорились координировать действия.

Энкиду, не позволив командиру ляпнуть лишнее, о чём интеллигент потом пожалеет, – придётся с сапога на сапог переминаясь, извиняться – прервал:

– Уймись, красотуля. Никто не лезет в твои чулки. Мы ничего не затевали. Я думал, ты знаешь, что это.

Билл, который кусал губы и стискивал кулаки, решился:

– Я знаю.

Он кое-как, стараясь не высвечивать героический момент и потому высвечивая его безвкусно и бездарно, поведал о синем огоньке, который выследил Билла, спасавшего Шанни.

Оба – брат и командир – до обидного пропустив мимо ушей героическую часть, принялись выспрашивать по сути.

– Я не пойму… – Приставал Ас. – У него логово в дядиных комнатах?

– Нет, он прилетал вот оттуда.

Ас повернул нос командирский по направлению биллова пальца.

– Ты уверен?

– Что ты хочешь этим сказать?

Энкиду второй раз затоптал, фигурально выражаясь, окурок. Он терпеливо пояснил:

– Что ты путаешь север с югом и наоборот.

Но Билл превзошёл самоё себя, проявив прямо-таки ангельское терпение.

– Он прилетел из города.

В город они пробрались за окраинными тихими домами. Энкиду объяснил, что с ними не пойдёт… впрочем, если они полагают, что вдвоём не разрулят… он вопросительно глянул. После такого любезного предложения им ничего не оставалось, как отпустить егеря, сразу свернувшего на заброшенную дорогу вдоль старого города.

Ас остановился и вгляделся в темноту с озабоченным видом.

У калитки целовались. Слышен был только приятный звук. Билл заслушался, Ас дёрнул его за рукав.

Они вновь зашагали обычными ночными тропами – неграмотно положенный во времена оны комковатый асфальт и чистенькие оградки частного сектора, напомнившие Биллу, как они искали Шанни в столице Нибиру.

Скамеечка с двумя затылками призрачно витала в воздухе – виной был городской фонарь, почему-то начинённый будуарным розоватым светом. Мужской высокий голос, кажется, принадлежавший почти нагому затылку в кудрявом золотистом венчике спросил гулко кашлянувшую кепку:

– А где тот интеллигент?

– А он сломанными пальцами выбитые зубы собирает. – Пробасила кепка.

– Вора просит – не воруй. – Тоненько изумлялся венчик. – Сказочный человечек!

Кепка согласилась, сперва издав ряд глухих утробных звуков:

– У нас против власти пойдёшь, до хвоста сотрёшься.

– Д-да. Говорят, того, в синей рубашке, снова видели…

– Так что? Он только сказать может…

– Зато мы сказать не можем. Хотя всё понимаем.

И два вида смеха – визгливый и хриплый, разбойничий – негромко грохнули, чудесно соединившись со слабым, но настойчивым запахом двух одинаковых сигарет и темнотой, утратившей опасность. Биллу стало легче – на душе, да?

Первая ночь войны не торопилась закончиться. Заморосил дождь, передумал, в переулках пахло нагретой пылью с фонарей над подъездами. Между сдвинутых бровями крыш светилась еле приметная звезда. Пока шагали, изображая случайных прохожих, Билл всё время с этой скромницей здоровался глазами – вслух бы Ас не разрешил.

– Как будем искать?

– Может, ты его подманишь?

– Извини?

Ас показал – как.

– Ага, а вдруг он меня съест?

Ас выгнул губы.

– Знаешь, риск, Билл… это ведь благородно?

Прошли чуток молча. Билл, переварив шуточку, снова начал:

– Слушай, давай серьёзно.

– Слушаю.

– А что мы будем делать?

Ас остановился – топ-топ, пара сапог.

– Ну, как-то так. Вот он, кстати, летит…

Билл дёрнулся и с укором вернул взгляд Асу.

– Пошутил…

Командир приложил палец к губам (своим, если что), хотя Билл выругался совсем тихонечко.

– Нет, ты прав, давай серьёзно. Вот он летит, а тут мы.

Билл поднимал и опускал футбольный подбородок – для этого даже есть литературное выражение «он задумчиво кивал».

– И мы его арестуем.

– Ну.

Билл помедлил, поместив все части лица в статуарное состояние.

– У тебя есть что-нибудь, да?

– Может быть, Билл.

– Понятно.

Не желая продолжать бессмысленный и обидный разговор с союзником, Билл принял решение молчать. Он быстро напоследок оглядел фигуру Аса на предмет неестественных выпуклостей, оттопыривающих одежду. О разработках в лабораториях Двух Башен уже ходили не легенды даже, а сказки.

Будь, что будет.

Но говорить, гнида, не хочет. Хорошо же…

Тут разом голубчикам показалось – синей шариковой пастой провели по бледному от луны асфальту. Вскрикивать и метать перегляды не стали. Послушно завернули за угол облупившегося дома с резными балкончиками.