Текст книги "Глобус Билла. Пятая книга. Козерог"

По этой вот тропе, огибавшей выжившую рощицу, Ас шёл в сопровождении нескольких инженеров. Тот, чья рука болталась на перевязи, обращался к нему особенно внушительно, но Ас не слушал. Они отстали от него.

Он подошёл и взял из рук Энкиду крышечку с кофе. Отпил и вернул.

– Спасибо.

– И твоим двумстам пятидесяти бациллам спасибо. – Отозвался Энкиду.

Ас кивнул ему – было видно, что он благодарен им просто за присутствие. Они почувствовали это, и Энкиду стало слегка не по себе. Впервые он понял, как они сблизились. Никакие слова этого объяснить не могли. В эти одиннадцать часов, которые Ас провёл среди преданных ему и Башням людей и туарегов, поддерживаемый тысячью взглядов тех, кто верил ему безоговорочно и готов был броситься по его первому слову в огонь, командир оказался совершенно один.

Он мог остаться после этого первого дня рабочей битвы в гуще своей армии, и нашлась бы ему палатка, а его генералы и солдаты, толковые, умные, выдержанные, умеющие шутить в любых обстоятельствах, конечно, не позволили бы ему впасть в чёрное отчаяние.

Но он притащился сюда, чтобы выпить горького кофе со слюной егеря и посмотреть на чумазую бледную Шанни. Мало того…

– Где все? – Сказал он.

Шанни подавила желание ответить грубой шуткой – многотысячный лагерь несмотря на темноту жил и не собирался расходиться по кроваткам. Дежурные по восстановлению и дежурные по раненым и ещё какие-то, как в школе закрытого режима, сновали по лугу, в тлеющих рощах, поисковые партии спускались до самого побережья. Останки башни светились – там рыскали специалисты Асовой выучки – с железными челюстями и холодными глазами.

Ас, не замечая заминки, настойчиво повторил:

– Иннан? Билл? Где они?

Шанни всё же решилась. Он кивнула Энкиду.

– Видал миндал? Если он Биллу решил подоткнуть постельку, то из него выйдет хороший семьянин, не находишь?

Ас заставил себя встряхнуться. Он беззащитно улыбнулся. Энкиду смотрел на него исподтишка. Настолько сильный, что не находит нужным притворяться таковым.

В темноте послышались шаги и шум, будто кто-то бил крыльями. Ас с той же улыбкой повернулся и по мере того, как из рассеянного фонарём мрака выступила высокая фигура, улыбка на его лице превратилась в застывшую судорогу.

Сир Мардук остановился в двух шагах. Редкий свет сильными прикосновениями пометил складки плаща и отчеркнул твёрдую линию над подбородком.

Он обвёл их залитыми тьмой глазами. Выглядел он возбуждённым и протягивал к ним руки.

– Насилу вас сыскал… – Молвил он глубоким тёплым басом.

Он вплотную подошёл к Асу.

– Дорогой Александр, нет слов, чтобы выразить вам, как я потрясён… надеюсь, вы с вашей неуклонной справедливостью верите в мою искренность. Несмотря на все наши разногласия, вы, конечно, и мысли не допускаете, что я… поверьте, я сокрушён вместе с ними…

Он сделал движение подбородком.

– Обрушилась такая красота… Этот вызов всем устоям, косности… самому небу и порядку безмерно меня восхищал…

Он ещё говорил, голос его был прочувствованным и искренним, и только глаза злобно блестели.

Этот блеск выдавал его с каждым словом, он и не думал погасить его, да возможно, это и не было в его силах.

Но голос ни разу не сбился.

Ас сносил это унижение молча. На лбу выступили капли пота, как испарина на перегретом металле. Он остановил спектакль совершенно неожиданно. Когда Мардук на мгновение примолк, жадно вглядываясь в глаза Аса, тот сказал:

– Сир, не соблаговолите отправить свою гвардию нам в помощь? Второй состав, понятно. Они весьма пригодятся.

Мардук опешил. Он помолчал ещё, глядя в упор и встречая ответный твёрдый взгляд. По лицу его, окрашенному испуганным светом, мелькнула не какая-то литературная, а совершенно явная тень.

Он не отступил под этим огненным дыханием грубого мужества. Напротив, он как будто согрелся, опрокинул стакашек отменного пойла… его пробрало до замерзающих костей. Он смотрел, откровенно любуясь… нечто вроде гордости проступило в выражении его губ….целое мгновение ушло на это.

Засим он сановито кивнул и с издевательской серьёзностью ответил:

– Само собой… берите кого хотите. Рад, что могу оказать вам посильную помощь. Сир?

И он ушёл в нужный момент, так как всё-таки чувство самосохранения ему не вполне отказало, а находиться долее в обществе Аса не стоило… совсем не стоило.

Вообще, подумал Энкиду, провожая зоркими глазами движение в темноте, прийти на полигон, за государственную границу после объявления войны… без телохранителей… и заговорить с оскорблённым им богом первозданного огня… не обращая внимания на меня, которого он давеча норовил прикопать, а потом в любви отцовской объяснился…

Да, сложная эта семейная история.

Он взглянул на Аса.

– Крут старичок. Здорово он тебя, а?

Энкиду увидел, что Шанни, всё это время стоявшая настороже с затаённым дыханием, расслабленно вздохнула и отошла. Егерь приблизил губы к уху Аса и сказал туда грубую безыскусственную шутку.

Ухо дёрнулось.

Ас, не поворачивая головы, ответил:

– Ну, хватит… ты так стараешься меня приласкать, что мне неловко становится. Что я потом жене скажу?

Он повеселел и оба, почти без звука, рассмеялись.

– А ты и второй состав забери.

– Нужны они мне.

– А Билл их разложит.

Шанни, услышавшая край разговора, вмешалась:

– Они и так уже достаточно разложены. Иначе почему ты, думаешь, он бы их уступил?

Энкиду рассеянно согласился. Его отозвали, чтобы он взглянул на погребённую под осыпью диспетчерскую.

Так и сказал усталый до того, что никакого почтения не прозвучало в голосе, юноша, в сущности, подросток с чёрными синяками вокруг выцветших глаз, будто он этой ночью проникся сущностью культуры готов:

– Сир Гурд, вы должны идти… посмотрите на конуру, может, удастся хоть что-то выудить.

Шанни хмыкнула, но сир Гурд беспрекословно отправился следом за техником. Там на перекрёстке мечущихся лучей виднелся косой и кривой холм, обсиженный курящими рабочими.

Навстречу вышел с такой же кривой улыбкой Терезий и смущённо молвил:

– Ваша светлость, мои извинения. Я отправил к вам пастушка, невинного по части приличий.

Энкиду поощрительно подкатывал рукава.

– Боги просты, Терезий.

Тот поправил карандаш за ухом.

– Прекрасно. Вот у нас что делается, сир.

Энкиду разглядывал холм. Из-под него виднелись распорки, как под выдвижным балкончиком канувшего и не помянутого Глобуса. Комнатушка жалобно дразнилась языком штандартика «Пятилетний план – за три года». (Ас был не чужд пропагандистским методам воспитания коллектива.) Помятые стены сплющились, напоминая книгу, на которую посадили ребёнка, но, очевидно, дорогое оборудование выжило под сработавшей подушкой безопасности.

Энкиду приметил хлипкое место этой инсталляции и шагнул мимо спешно поднимающихся рабочих. Ему пришлось извиняться – он толкался. Люди – здесь не было туарегов – с сомнением обходили присевшего на корточки Энкиду.

Он привстал и, оставаясь на полусогнутых, привалился плечом к холму. Люди следили за этими двумя – холмом и Энкиду. Этот второй приложил ухо к взбудораженной смеси камней и травяных гнёзд и, мудрёно улыбаясь, ответил зрителям ничего не видящим взглядом. Он приподнял брови, посмеиваясь над собой, и тут же что-то сделал руками. Холм сдвинулся кепкой на затылок. Затем эта масса почвы, отброшенной взрывом со своего насиженного места, зашуршала и отстала легче корки с пирога.

Потрясение от увиденного было так велико, что кто-то отступил и, наткнувшись на консервную банку с окурками в траве, упал.

Энкиду тем временем, вроде бы ничего не делая, а просто прикладывая к холму щёку с запятой полуулыбки у губ и прижимая к земле колено, вместе с этим центнером земли, травы и катышков единорогов, сдвигался всем телом вбок.

Как это произошло, никто не смог бы сказать. Энкиду в какой-то момент был увиден ими стоящим и держащим холм на сгорбленных плечах и спине. Они видели, как холм с ногами Энкиду внизу, движется прочь. Потом всё кануло: холм мягко скатился в сторону под звездой на западе.

Энкиду возвращался к ним, но не дошёл. Помахал и смылся вбок. Он был рад передышке. Ему было приятно отвлечься и сделать что-то простое и понятное. Он и не собирался притворяться, что ему безразлично радостное изумление в глазах рабочих и тот шквал восторженных воплей, разухабистого свиста и даже театральных аплодисментов, который настиг его издалека.

Они прыгали и махали ему… в этих необузданных проявлениях восторга нашла выход их усталость, рассеялось их отчаяние. До Энкиду долетели весьма вольные шутки, связанные с проявленной им силой. Он ухмыльнулся. Люди совершенно не похожи на туарегов. Его народ ценит сдержанность и лаконизм, никогда не утрачивая чувство достоинства и не выходя из образа величия больше, чем по пояс.

Но сами туареги ничего не имеют против эмоциональной невоспитанности людей. Энкиду чувствовал: его настроение меняется. Крики и свисты стёрлись далью, и он оказался в тишине отменного, довоенного качества.

Эта часть полигона пострадала меньше всего. Угол наклона при падении был перехвачен взрывной волной от второй башни, и поляна жила мирной жизнью, а сейчас уже второй сон видела. Ничего не случилось и не случится, уверяла она и болтовня насекомых и запах непотревоженной земли подтверждали – ничегошеньки.

Зелёный круг светился каждой травинкой. Луна в аккурат над поляной выглядела обычно, но Энкиду вспомнил недавно посещённый Мир Сцены. Что там Билл говорил по поводу тайны?

Круг посвящённых… тайное общество… но не каких-то там жалких местечковых тиранов… а тех, кто ушёл по тропе сквозь лунное колечко. Очевидно, они могут возвращаться почти безвредно для себя.

Вроде шатунов дальнего полёта. Том-Рифмач был один из них, всего лишь один… Но были и другие.

– Есть? – Спросил у себя тот, кто перенёс холм.

– И будут. Они выходят в мир там и тогда, когда им нужно… или, скорее, когда мир их попросит.

Откуда-то сбоку с побережья слышался приглушённый грохот. Там шли работы по извлечению и нумерации фрагментов обеих башен. Туда ушёл Билл, когда понял, что на суше ему некуда приткнуться.

Настроение Аса тоже внезапно переменилось. Недаром сир Мардук гадал на огненного короля, да и выпала именно эта карта, доселе никому не выпадавшая. Ас почему-то подумал о том, что здесь, на пастбище, должны водиться змеи. Он представил, как они поднимают плоские головки с огромными глазами из травы, и встряхнулся. Глупые мысли всегда заставали его врасплох – к его чести. Вот и сейчас он избавился от наваждения. Мысли одна за другой – умные и полезные, как на подбор, – отправились в нужном направлении.

Всё, конечно, испортил Билл.

Он трудился весь день, потом весь сизый голубиный вечер, потом начало чёрной ночи на побережье, вытаскивая заброшенные взрывом в океан приборы, детали обшивки и целые куски башни, с виду – чудовищные бутерброды, подмокшие, но съедобные.

Вечером ему удалось поднять с отмели даже небольшой самолёт. В темноте, когда зажгли маяк, Билл брёл по колено в воде недалеко от того островка, где он встретил начало войны.

Биллом никто не любовался – не до того было. Все трудились, не поднимая глаз для посторонних впечатлений. Поэтому сам Билл был вынужден любоваться собой. Это происходило невольно.

– Барин, давай-ка… ах, качели. – Слышалось сдавленное бормотание, которое тонуло в плеске то успокаившихся, то вдруг начинающих возбуждаться волн.

Он не успевал взмокнуть ни от воды, ни от собственного конденсата. Мускульная работа под водой странно действовала на него – разгорячась от усилий на отмели и передвижном причале, выдвинутом в море, он погружался и ему казалось, что он начинает растворяться со всей своей солью.

Он ещё подумал, что вода ни к кому не может быть враждебна. Уже чернильная в этот час, она сама не знала, есть ли у неё дно, зато ласковая сделалась… обнимала Билла этак, что он даже посмеиваться переставал и, запрокинув лицо с сомкнутыми веками, не понарошку издавал томные вздохи.

Обменявшись в оборотном зеркале с океаном, небо выглядело слегка светлее. К тому же, оно выпустило актёров на разогрев – с десяток звёзд, помутневших от выбросов земного топлива и необыкновенно ярких там, куда улетучилась синергия.

Когда Билл вынырнул на отмели и упираясь коленом в скользкий, обросший холодными водорослями гребень, недолго отдохнул, уже была совсем ночь. Билл то и дело совал руку в воду, как в карман, и разглядывал подрагивающие сбитые пальцы в переливающемся стекле.

Наконец, он оттолкнулся коленом и костяшками пальцев, с силой нырнув солдатиком. Почти тотчас он вышел из-под воды, держа над головой, как небывалое чудище морское, несчастненький самолёт.

Люди на палубе баржи, норовящей отплыть в неизвестное, ждали. Они так устали, что никто не видел, как вода обтекает медленно восстающее из черноты светлое тело, выглядевшее живее обычного из-за игры теней на связках мышц.

Один взглянул на него и застыл. Билл даже решил, что тот увидел за его плечом какое-то диво и с большим трудом удержал себя от того, чтобы обернуться – самолёт бы свалился.

Очень трудно утомиться, когда таскаешь тяжести под водой.

С берега его окликнули. Из-под безвольно торчащего крыла Билл углядел, что это все свои. Ас со свитой, причём каждый нетерпеливо переминается.

– Билл в своём репертуаре.

Ас сразу повернулся, конечно, и на его измождённом лице с проступившими глубже обычного впадинами под скулами, Шанни заметила спрятанный смешок. Это её порадовало. Она с упованием взглянула туда, где, шлёпая по мокрому песку, расхаживал вышедший из вод морских Билл.

Он увидел их и сразу начал ругаться.

– Тебе что дороже? – Подступая и дыша солью и йодом, заорал он. – Люди или твои торчалки?

Шанни собиралась утихомирить его, она посмотрела в искажённое чувствами лицо Билла. Но Ас и сам справился.

– И то, и другое, Билл. – Негромко крикнул он. – Столько людей вложили себя в эти башни, что…

Но с Биллом такой фокус не прошёл.

– Кости! – Крикнул он. – Косточки. Там, на равнине, в первый день. Ты такой же, как те, кто их оставил!

– Какие ещё… – Начала Шанни, но Билл сообразил – язык прикусил.

Сквозь асову свиту пробирался какой-то невысокий. Любопытно, что командир, в основном отбивающийся от вопросов короткими приказными репликами, и не подумал устроить такой фокус с этим новым лицом.

Посетитель, так окрестил его про себя Билл, отвёл запросто командира в сторонку и, порывшись в кармане своего рюкзака, который он спустил и поставил чуть ли не на сапоги Асу, протянул ему старенький блокнот вроде того, что Билл нашёл в свайном домике на третий или второй день эридианской жизни.

– Свежие… – Молвил он, и любопытный Билл незаметно за переговаривающейся свитой приблизился.

– Смотри, командир… – Говорил посетитель, тыча пальцем в окошко блокнота. – Видал? Это в момент взрыва, как твоя вторая-то полетела.

Билл, тщетно стараясь рассмотреть изображение, заодно изучил профиль командирский с одним нацеленным глазом, а затем и хорошо ему видный фас пройдохи посетителя.

Тот как раз отвлёкся, рассматривая толпу. Билл отметил, что таких умных глаз он не видел ни у кого из людей. Причём, это был особый ум… совершенно иной природы… точнее Билл не смог бы выразить своё ощущение. Пришелец был похож на драконария, хотя ни в его движениях, ни в мимике ни на йоту той внутренней дисциплины и сдержанности, которая шипела у драконариев в крови. Билл даже не задумывался об этнической принадлежности дядюшкиных гвардейцев.

Да он авантюрист, вдруг сказал себе простофиля-Билл. И вправду, всё в облике и манере держаться указывало на то, что посетитель командира принадлежит к этому роду-племени.

Окрещённый таким образом, тот вновь заговорил:

– Что скажете, комр? А ведь до того, как эти ряженые вмазались в башню, оставалось секунд сорок, не меньше.

Билл сделал ещё шажочек и впервые в жизни благословил свой высокий рост: встав на цыпочки, он запустил страдающий любопытством глаз в блокнот пришельца, который тот подносил к царственному носу полководца.

Там, в мутном вареве чёрного и белого, Билл разглядел, наконец, Башню, ту, что повыше. Возле неё слегка расплылся от быстроты движения самолёт. Острый палец авантюриста указывал на красную точку в одном из верхних этажей.

Авантюрист сделал движение и обвёл огонёк ногтем. В нежном туманце фото образовалось облачко.

Тут Билл от возбуждения переступил с ноги на ногу, и тотчас авантюрист метнул в него такой же острый, как палец, взгляд. Билл понял, что раскрыт, и развязно молвил:

– А вы что, всегда космодромы фотографируете за сорок секунд до нападения террористов?

Авантюрист в одно мгновение измерил взглядом Билла и, не задумываясь, ответил:

– Туристы там гуляли… любовались величайшим достижением человечества. А мои ребятки потом прикупили у них картинки.

С этими словами он выразительно глянул на командира. Тот, не отрывая глаз от фото, полез к изумлению Билла в нагрудный карман и, выудив потрясшую простака Билла самую настоящую чековую книжку, спросил:

– Сколько я тебе должен?

Авантюрист так заблестел глазами, что это уж показалось Биллу противоестественным. Тем не менее, он принялся причитать, будто нанялся:

– Ну, что вы… ну, что ты… тебе каждая копеечка теперь потребуется…

И так далее.

Билл уже с восторгом следил за действиями авантюриста. Ас вздохнул, Билл видел, что пёрышко его медлит над бумагой. В конечном счёте, командир что-то вписал туда, скромно расчеркнулся и, не глядя, сунул посетителю, другой рукой вынув у него окончательно из руки блокнот.

Посетитель клюнул глазом в листочек, улыбнулся по-доброму и листок испарился у него из пальцев. Билл бы мог поклясться, испарился.

Сам же авантюрист ушёл неторопливо, сперва распрощавшись с командиром и сделавшись ужасно официальным, затем с Биллом – как-то по-свойски и долго не тонул в толпе, несмотря на маленький рост.

Кто же он, спросил себя озадаченный Билл. Этакие штучки имеются у нас на Эриду.

Командир, не выглядевший ни расстроенным, ни обрадованным, не удостоил Билла объяснением и двинул вслед за информатором. Свита тотчас обступила его, с ним заговорило разом не менее десятка человек. Туареги, лучше воспитанные, терпеливо ожидали в стороне. Они правильно рассудили – слегка утомлённый жестикуляцией наседавших на него всклокоченных инженеров, он ловко свернул на обочину. Его взгляд в открытую отдыхал на спокойных лицах потомков любвеобильного аннунака.

Наутро красная полоса вдоль горизонта окончательно отделила их от мирной жизни.

– Ветер… – Шанни с тайным удовлетворением вдохнула гипотетический порыв стихии. – Переменчивый.

Они собрались в замке за непривычно ранним завтраком. А куда им деваться? В обычной череде жестов и реплик все старались скрыть своё внимание от Аса. Он держался очень хорошо.

И, несомненно, был благодарен Шанни.

Она начала с того, что отослала мужчин привести себя в порядок. Дело в том, что разошлись они за пару часов до рассвета. Энкиду лёг на подоконнике своей комнаты. Ас – неизвестно где. Билл в мокрой одежде ввалился в свой апартамент, но и его хватило только на то, чтобы стянуть с себя шмотки, твердеющие от ила и соли.

Утром они вошли в Гостиную, разом распространив по чванной комнате тройной дух такой силы, что Иннан только и сказала:

– Но мы ведь родились без хобота, да?

Отосланные Шанни, они не прекословили.

Зато потом, когда расселись за столом, все почувствовали себя лучше. Это был самообман, но осознанный и строго организованный.

За окном под красной полосой спрессовалась тишина. Распоряжение Аса – спать до одиннадцати – выполнялось. А что – в одиннадцать опять что-то произойдёт? Спросил Билл, но реплику замяли.

С вычищенными зубами, поклацывая ими, он взялся за высохший хлеб и найденные в озёрном заведении холодные котлеты. Ас ни к чему не притронулся. Он даже кофий не хотел. А ведь ему заварили – как отметил завистливый Билл – тройной.

Шанни без стеснения уговаривала его сделать хоть глоток. Наконец, она притронулась к его руке – провела по сжатым костяшкам пальцев возле чашки. Тогда он дрогнул, оживился и взял чашку.

– Пей. Пей. – Проворчал Билл. – Ничего, мы перебьёмся. Куда нам… рабочие сцены. Нас всегда можно заменить.

Иннан послала ему непонятный взгляд. Билл ободрился – взгляд был не осуждающий.

Но в конце завтрака произошло то, что глубоко потрясло даже Билла.

Вокруг комнаты по стенам холодели каменные скамьи, огораживающие поясной камин. Ради уюта, да и утро было ознобное, Энкиду по указанию Шанни, развёл небольшой огонь.

Сделал он это неумело, обжёг пальцы, но всё же робкое и чистое пламя тихонько затеплилось в восточном углу.

Ас, поблагодарив Шанни, встал и выдрался из-за стола. Он шёл к выходу и остановился. Билл ещё собирался что-то сказать…

Ас упал на колени и, подняв руки, спрятал лицо в локти. Он замер, и тогда глубина его горести стала им понятна. Они молчали.

Ас поднялся и вышел.

Какому огню он молился? Об отмщении или воздаянии просил? Или требовал?

Найдя его на полпути к осиротевшему пастбищу, Билл почесал с ним. Ас был в порядке и демонстративно не помнил, что произошло в Гостиной. Они остановились пропустить стадо и, глядя, как гороподобные быки идут, выглядя многоногими изваяниями с полигона, Билл молвил:

– Мы отстроим.

Ас отозвался, считая быков:

– Это что, слоган к фильму про психушку?

Билл, потерпев поражение, как психиатр, поплёлся прочь. В траве он увидел Шанни, которая заглядывала в упавший со столба Мегамир. Он работал.

– Повтор прямой трансляции. – Объяснила Шанни.

Она, видно, не в первый раз смотрела этот повтор. В Мегамире говорила барышня, а за её плечом рушились здания вокруг первой башни.

– Слушай и смотри внимательно. – Приказала Шанни.

– Символ космической эпохи… величайшее достижение человечества… здесь люди всех материков находили общий язык… башня-космодром исчезает на глазах в результате террористической атаки неизвестных. – Говорила барышня, водя глазами по бегущей строке. – За моим плечом обрушилось знаменитое здание с быками…

Шанни остановила барышню и, как авантюрист, ткнула пальцем. Билл и сам видел – здание с быками и не думало рушиться. Шанни снова запустила барышню.

– …ужас… – Говорила та. – Необъяснимо…

И вот тут здание обрушилось.

Шанни, молча, воззрилась на Билла. Он погладил барышню в Мегамире по макушке:

– Знаешь, лучше этот повтор ему не повторять.

К полудню жизнь принялась налаживаться. Хотя многие из людей и даже туареги некоторые двигались, как пустые зимние мухи и жестикулировали, как тяжелобольные выздоравливающие, сам Ас и его старшие инженеры все вели себя, как напоказ – с такой спокойной весёлостью раздавали приказания и даже шутили, что всем показалось – ещё ничего не кончено.

Но это начало – а если не конец, то что? – выглядело куда страшнее, чем если бы всё было бесповоротно.

Удручающие очертания полигона, тусклый свет над озером, напоминали эскиз какого-нибудь второго акта, всегда самого страшного… развалины выглядели недостаточно нарядными и в тоже время не до такой степени приятно унылыми, чтобы представить себе привидений, которые заведутся в укромных уголках.

– А на шпиле по ночам в круге луны будет сидеть некто, похожий на Аса. – Предположила Иннан. – Колено, плечо, бородка. А?

Это были развалины деятельные, здесь перешагивая препятствия, сновал новый диковинный вид разумных существ – пережившие крушение строители башни.

К обломкам нельзя было прилепиться мыслью, чтобы погрустить и посокрушаться. Возможно, именно этого и недоставало Биллу, которого размеренный ритм первого короткого рабочего дня утомил своим несносным оптимизмом. В три пополудни прозвучал первый настоящий смех. Это не был смешок неврастеника или неестественно грубый хохот бодряка. Кто-то настолько втянулся в новое забытьё, что душа успокоилась, и мир перевернулся на ноги, поматывая взлохмаченной головой.

Никто не знал, что этот день был выстроен за пару часов перед рассветом в голове Аса так тщательно, что, взглянув красными глазами на красный шар, командир увидел точную таблицу занятости. Он сочинил этот ритм, и от того, что душа этого рождённого для войны имела слабость к вальсам, так все и двигались… там-там, пара-пам-пам.

К десяти вечера, когда остались только несколько человек из комитета посвящённых инженеров да полоска света вытекала из запасной лаборатории, которую подняли из-под земли, Ас прикинул свои доходы.

Был определён рабочий день с пересменками, заключены новые трудовые договоры. В конторе Аса, которую откопал Энкиду, с отвращением на породистом скалистом и сером лице пил тысячную чашку жидкого чаю старый горняк, которого умолили выполнить обязанности профсоюзного босса.

Ас категорически принял для себя решение: вырезал своё стояние на коленях, и свидетели покорно согласились без звука, что ничего подобного не было. Когда Билл от души помянул дядю – он потянул-таки спину самолётом, Ас невыразительно откликнулся:

– Билл, я тебя прошу быть сдержанней. Доказательств у нас нет.

Энкиду не выдержал и, взамен выпучившего глаза и потирающего плечо Билла, закивал:

– В самом деле, и варенья нет, на кухне сказали. Впрочем, – переменяя тон, добавил егерь, – как скажешь.

Он и Ас обменялись понимающими взглядами.

– Это что значит, – спросил ревнивый Билл, не сводя с них глаз, – что это значит, позвольте? Сговариваетесь вы, что ли?

Шанни очень приветливо ответила, подвигая Биллу чашку:

– Это значит, что твой брат всецело доверяет твоему другу. Я тебе очень буду обязана, если ты не будешь крутиться за столом.

Следующий день прошёл по расписанию – невыносимо точно, как репетиция малоизвестного народного танца.

На третий день, когда пришли самые первые смены, их удивили сообщением, что сегодня работы только озеленительные.

Это не всем понравилось, но полудюжина учёных из палатки с прибаутками выказала всяческую готовность землю копать. Дескать, они имеют такой опыт.

На самом деле большая часть работ сводилась к лежанию на траве, где её можно было найти и упасть на неё и сродниться с её испачканным бархатом.

Билл, направляясь туда-сюда в поисках своих, покосился на клетчатый плед, на котором расположились учёные леди. Красавец-карла с нижней ветки дерева рассказывал им что-то, отчего они принимались бороться с улыбками – а зубы, помните, у них были очень хорошие, зачем не показать лишний раз.

На траве рядом лежали и сидели учёные господа. Один зажимал в коленях кофеварку, а трое других смотрели – так ласково, весело. Они помахали кофеваркой Биллу, но у него создалось впечатление, что жест был чуть принуждённый.

Билл потянул носом, но ничего не учуял. Он всё же подошёл к ним и демонстративно повернулся к дамам, чтобы показать, что содержимое кофеварки его не интересует и что он не думал покушаться на пайковые прелести.

Карла, который как раз завершал очень поучительный и совершенно непечатный рассказ, в котором в качестве обстоятельства фигурировал вот этот самый плед, вопросительно замолчал и поглядел со своей ветки в глаза Биллу.

– Вы, кажется, Билл…

– Мне тоже так кажется. – Грустно ответил Билл.

Леди охотно ощерились, зубы их светились.

Вот бы остаться с этой милой компанией… лечь на траву, говорить с кем-то, кто не Ас, не Энкиду, не Шанни.

Не то, чтобы он разлюбил их. Просто после пережитого ему казалось, что он вселился каждому в сердце, знает заранее, кто из них что чувствует, ловит их непроизнесённые слова.

Их лица – такие красивые, осмысленные, – ему слишком хорошо знакомы.

Он так алчно посмотрел на траву и запутавшуюся в её клочьях бахрому пледа, что прямо таки увидел у себя под ногами свою рыжую голову. Отдохнуть…

– Нам тут велено лежать. – Сообщил карла. – И набираться сил.

Он приглашающе подмигнул Биллу. Тот вздохнул и улыбнулся.

Но, конечно, на семью из старого замка протекция не распространялась. Издалека с центральной площадки его окликнул серьёзно-насмешливый голос Шанни.

Билл подумал, что привилегий от его положения на Эриду – аж два нуля, а обязанностей ему вечно насуют, как сдачи.

– Да они все прохлаждаются. – Сурово молвил Билл, выходя за кустами на поляну, покорёженную духами тьмы.

Все они, всегда пребывавшие с ним, возникли в яви.

– Они – да. Но мы не можем себе этого позволить.

Билл уставился на командира. Тот разулся и подкатал штанины, рукава рубашки тоже завернул кое-как. Лицо мрачное. В обществе себе подобных командир не утруждал себя напускной весёлостью. Тонкие черты казались эфемерными или каменно-отчётливыми при смене ракурса.

Командир добавил, что его давно ждут, а лопата вот.

Билл оглядел общество. Девушки были просто чудесны. В росе трудов и лёгких одеяниях, они слегка его утешили.

Энкиду, весь золотистый и тёплый, с сочувственной издёвкой подвинул ему инструмент, похожий на экзотическое оружие. Билл покорно взялся за стебло, нагретое ладонями брата.

И вот Ас, который уже сделал всё, чтобы утратить образ сверхъестественного существа, поразил их опять. Он повернулся, поставив разутую ступню на совковую лопату и скрючив худые пальцы (все, если интересно), сказал устало:

– Иннан, ты должна сделать выбор.

Девочка так удивилась, что на мгновение растеряла свою обычную самонадеянность.

– Как… – Проговорила она. – Что ты…

Он смотрел на неё над собственным широким плечом, прямым и холодным под запачканной белой рубахой. Иннан поправила чёрный локон – рыжина на макушке предавала её, – и посмотрев из глубины обманувших Билла не чёрных глаз, ещё раз попыталась найти хитрые и умные слова и… промолчала.

Сделать выбор!

Нет, она не будет молчать. Она всё скажет…

– Бросить папу, то есть?

Они оцепенели. Конечно, так она и должна была ответить.

«Так она и должна была ответить».

Она стояла неподвижно – локон сам упал на прежнее место.

– Он слегка костистый. Не так много мяса осталось. Вы уверены…

Она шагнула к Шанни и усмехнулась.

– Что вам всем хватит? Вы готовы обглодать его?

Она повернулась к Энкиду.

– Хрустеть костями?

Посмотрела на Аса и на его лопату. Подошла к Биллу и долгим взглядом побывала в его глазах.

– Уверены? Что хотите этого?

Она отвернулась, когда почувствовала, что Билл готов ответить. Потом снова посмотрела.

– Он самый старший из всех, кто живёт на Эриду. Старый леану. Самый старый леану.

Она пошла от них. Ас напомнил вслед негромко:

– Самый старый здесь огонь. С него всё начиналось. С огня и воды… Эриду старше всех.

Она, не обернувшись, промолвила:

– Ха. И трижды ха. Ветер повеял…

Они видели, как она шла. Издалека она крикнула:

– Да! Я сделала выбор.

– Она должна была это сказать.

(Они угадали шёпот Аса.)

Стоя на крыльце замка, Иннан приложила руки ко рту и прокричала:

– Я буду с вами!

Шанни машинально сыпанула из корзины горсть семян. У Билла задрожали губы.