Текст книги "Глобус Билла. Пятая книга. Козерог"

О, сладкие грёзы, солёные слёзы. Горечь на губах, ведь горькие травы вплела она в свой венок.

На берегу океана, как хозяин, считая волны под гул и грохот собственной крови, ждал он чёлн под чёрным парусом. Тысячи слов проросли в голове Тома, и каждое пустило корни. Уходи, друг, пока не поздно. Но не уйдёт, нет…

– Что мы забыли?

– Кислятина, фу-фу. – Сдержанно проворчал Ас, смешно выворачивая губы и становясь до ужаса забавным (хорошо, что шалуньи-нимфы не подлетели к нему с зеркальцем из полумрака).

Энкиду усмехался, отряхиваясь. Они выбрались на землю цвета перемолотого перца, пустую и окаймлённую чёрным обугленным лесом.

– Что же это. – Посочувствовал он вполголоса. – Сир Софокл ел виноград, а у тебя оскомина.

– Да это… тьфу, да что же… это – порох. Селитра драконариев здорово всё пропитывает. Вся одежда… ну вот.

Билл внимал, не слишком внимательно, их пересмеиваниям – (Энкиду ещё что-то подсыпал).

Ас оглянулся и провозгласил:

– Ну, знаете… у меня декораций нет. Придётся вам поработать ножками, если хотите увидеть самую лучшую взлётку в этом мире.

Взлётка была размещена экономно и тесновато между скалами и океаном, прирученным системой шлюзов. Второй туннель прошли за час без всяких встреч и разговоров. Хотя Энкиду и вёл себя просто и скромно, держался он очень уверенно. Никто из них не чувствовал себя так под землёй.

Ас ничуть этого не стеснялся, так же как не стеснялся того, что ему это не дюже приятно.

Зато на берегу, вдохнув масленый запах металла и деревянного хлюпающего металлической гнилью покрытия, сразу ожил.

Океан влез на полуостров клином, некогда урвав для себя русло. Заняв таким манером меблирашку, он оказался добросовестным плательщиком. Не вылезал за границы квартирки, исправно отстёгивал чудесные раковины, горками прессуя тысячи розовых бутончиков по обочинам фьорда.

Прибрежные тропы здесь были ухожены водами. Бесправные, но свободные микроскопические жители вод находили здесь во время штормов последний причал. Нежный пляж, дорогой с виду, как ковёр с высоким ворсом, даже прорастал диковинными существами – только всезнайка Иннан смогла бы угадать, относятся ли они к животным или к растениям.

Великий штурм Эриду, неисчислимым множеством лет осуществляемый океаном, заканчивался в маленькой безобидной бухте.

По обе стороны солёного треугольника с чистым напросвет донышком высились естественные заслоны. Запад взял на себя густой лес-гибрид, за тысячи лет приучивший себя не вздрагивать от волнующего духа дикого моря. Гибкие ветви его, щедро обросшие каплевидными карминными листьями, тесно сплетались, точно в этом соитии пальцев постоянно ощущали биение крови боевых товарищей.

Концы веток, заострённые, подобно стрелам драконариев, краснели, протыкая воздух.

С востока тянулись низкие прочные скалы, серые мужественные существа, вовсе не такие мрачные, как это могло показаться.

В ту минуту, когда в точке, где лес и горы смыкались, вырастив дерево на скале в знак союза стихий, вскрылся квадратный настил из яркого зелёного дёрна, горный заслон покрылся светом, как тканью.

Камни просвечивали, и отсвет рощи заставил их мелко вздыхать.

Ас выбравшись, сразу указал им на разглаженную явно не природой площадку среди скал. Там, на каминной полочке, терпеливо сидел самолёт.

Энкиду на мгновение задержался, и брат вопросительно взглянул на него.

– Ты… чувствуешь?

Билл прислушался к ощущениям. Ответил за него Ас:

– Рад, что ты не бесчувственный чурбан, егерь.

Он уже поднимался по ступенькам из камня.

– Основа здесь крепкая. В качестве подстилки под почвой и гранитом – наслоение из особого сплава металлов и… других веществ.

Энкиду, миновав размышляющего над «чурбаном» Билла, отозвался:

– Те камушки, что я отнёс сестрице в огород…

Он взглянул на Билла.

– Теперь почувствовал?

Билл собирался высказаться… он, и правда, ощутил новое в беге крови, отзывчивой после поцелуя дракона на внешние раздражители. Ас перебил:

– Всё это не важно… в смысле, главное, что в качестве площадки для подъёма кораблей – тут просто чудеса творятся.

Билл хмуро глянул на самолёт, вернее, на поглаживающую бок диковинной птицы руку Аса.

– Зачем ты нас притащил в это чудесное место?

Ас сразу ответил – видно, обдумал текст:

– Так, на всякий случай. Чтоб вы знали, откуда можно безопасно поднять технику.

Энкиду покатал в башке асову скороговорку и, повернувшись к Биллу, растолковал:

– Он хочет сказать… если его убьют, мы сможем улететь отсюда.

– А.

Ас выслушал и, кивнув, добавил:

– Вообще-то, я имел в виду нападение, а не защиту. Если мы поставим здесь башню…

– Ещё одну?

– Чем больше, тем лучше, Билл. Эриду нужна рогатка, чтобы летать среди звёзд. Так вот, отсюда можно будет убрать что-нибудь нежелательное.

– Вроде дядиной станции? А знаешь, тот, кто готовит что-то на всякий случай, обычно потом сам попадает в этот случай.

Ас не ответил. Не придумал заранее отмазку полководец.

Вернулись, конечно, по воздуху.

– Ну? Домой… – Сказал Ас, когда скрывшись в кабине дикаря-самолёта, похожего на спешно, но успешно сляпанного в походной лаборатории василиска, они ещё раз запечатлели в заморгавших от тесноватой и душноватой темноты глазах фото заветного уголка.

Разумеется, Ас обращался не к ним, пассажирам-штафиркам, сразу после того, как их проглотила машина, превратившимся в балласт. Он сказал это металлической душе, испарениями подымающейся над перегретыми частями двигателя. Роса текла по спаянным накрепко деталям и пахло здоровым телом машины, находящейся в подростковой стадии созревания – мысли о сути бытия и духмяные ароматы.

Первым делом их встряхнуло при взлёте и многозначительно переглянувшийся при словах командира балласт вцепился во что ни попадя. В жестяной коробке, где они, согласно повелительному окрику, разместились спина к спине, хвататься было теоретически не за что.

В замок… они возвращались домой.

Мардука они там не увидели. Где-то он обретался – на одном из соединённых галереями этажей или под полом, наподобие разросшегося мышетигра из лабораторных тетрадок Дома Жизни.

Как один из персонажей сказки про хищную красавицу и хорошо воспитанное чудовище, он не показывался.

Дом превратился в полную опасностей одичалую местность. Остролистый многоухий рогатый лес вошёл в вечно защищённый огнями над плетнём форт. Пока бойцы спали, опустив подбородки на гарды винтовок или любовались звёздами, отойдя по нужде, зверь, гибко двигая лопатками и ощеряясь, тихо проник туманом сквозь домашнее вязание колючей проволоки.

Передвигались с таким видом, будто кто-то шёл за ними, ступая в штопаных тапочках, из которых вылезают когти.

Шанни было присоветовано закрыться у себя. Она встретила пожелание безмолвно без смешка единого, что уже было красным сигналом. Правда, она тут же пошутила и ухмыльнулась, но это секундное опоздание её вечно заточенного язычка, всегда готового к работе, как спрятанное лезвие в мужской бритве, свидетельствовало о том, что её разум претерпел изменения.

Она стала осторожной.

Иннан прямо на глазах, в противоположность подруге, обнаглела. Она шастала туда-сюда и совалась повсюду, так что это стало уже угрозой приличиям и некоторой необходимости в уединении. Всяческие предупреждения и, наконец, даже вскрики не могли её обуздать.

Закрывая с коротким хохотом дверь в комнату Билла, и прищемив нежный биллов визг, который мужчине вообще не приличествует, она посмотрела на поглядевшую с упрёком Шанни ясными глазами. В глазах дрожал смех, а в комнате Билл. Он и ухмыляющийся Энкиду, оба, думали, как похож этот хохот на те звуки, которые издавал сир Мардук – исключая, конечно, весовую категорию и басовые ноты.

Драконарии возле дома вели себя, как зажжённые под сосудом свечки. Их не было видно и почти не было слышно.

Сир не считал приличным вмешивать домашнюю гвардию в домашние распри.

Билл, посетовав на творящееся в доме, проводил Энкиду откровенно тревожным взглядом. Он силой заставил себя воздержаться от вопроса – ты куда – в третий раз, так как уже пару раз получил ответ грубый и прямой. Билл понимал, что Энкиду хотел его взбодрить, и это его просто напугало.

Голос во дворе привлёк его. Он выбрался из комнаты, предварительно ощупав взглядом одежду и вспомнив юморок егеря насчёт чистой рубахи, нервно кашлянул. Пройдясь по тёмному коридорчику, он выглянул в узкое оконце. В проулке двора, темнеющего и освещённого зажёгшимся в ту же минуту фонарем, он увидел светлую голову и узнал по торжественным спокойным движениям ту женщину из селения туарегов. Высокая и величественная. В повторяющем очертания её статной выразительной фигуры платье, она сегодня, впрочем, двигалась не так, не совсем так, как всегда. В том, как она наклоняла голову и свет нежничал с ниточкой ровного пробора в пшеничных гладких волосах, было что-то новое.

Она разговаривала с кем-то.

….

– Видела, кто приходил… – Сказал он.

Это был не вопрос, ему просто хотелось поговорить с Шанни: как никогда, он нуждался в общении с кем-то, у кого ясные синие глаза и золотые волосы, у кого белая кожа, легко краснеющая на Солнце, просто картинка из одного старого учебника, который он нашёл в заброшенной деревенской церкви. Там под рисунком, – точь-в-точь паспортное фото Шанни, – значилось «чистокровная нибирийская женщина династии…». На родовом имени расплющилась клякса. Или – подливка.

Рядом там были два других изображения – имя Хорс он знал, его мать была из этого, считающегося легендарным, рода. Другое династическое имя ему ничего не сказало.

– Бебиана …та, из города туарегов.

Он улыбнулся. Он понял, кого она всё время ему напоминала. Женское лицо с картинки в расистском учебнике, подпись под которым он не запомнил. Белизна и алые розы. Кожа – мрамор, не поддающийся лучам звезды… не краснеющий от её слишком терпких поцелуев. Волосы – поле созревшее, и густые, как шерсть. Что-то в этой спокойной белизне было от водяных цветов, чьи длинные лепестки кажутся хрупкими, но на самом деле они очень крепкие, можно из них платье сшить.

Шанни, как он заметил, отнюдь не разделяла его желание побыть с кем-то, кто не дядя Мардук и его намерения. Она как-то вся дёргалась и посматривала на четыре стороны света, плюс пятая символическая.

Ясен день, Бебиана принесла что-то Шанни. Он видел движение – белая рука плавно вытянулась крылом в сумерках.

– Что у тебя?

– Ничего. – Шанни вопреки ответу что-то спрятала в кулаке за талию.

Билл не стал настаивать, чтобы она отчиталась, и уличать змейку Серпентину в отсутствии здравого смысла у него тоже желания не было. Можно подумать, у него навалом этого здравого смысла.

Билл вспомнил, как Энкиду спросил у Аса, когда тот посадил самолёт на неизвестное плохо загрунтованное поле:

– Что, ты его тут оставишь?

– Его заберут. – Выпрыгнув в траву и сминая её сапогами, ответил Ас.

– А я думал, ты махнёшь ему рукой и он сам улетит. – Вмешался Билл, тяжело переваливаясь через бортик. – Раз тебе тут всё подвластно… кроме Всякого Случая.

Билл почему-то влип в это недавнее воспоминание. Шанни воспользовалась случаем и улизнула.

Егерь оказался не таким деликатным. Он нахраписто спросил ещё до ужина, не заморачиваясь, что может испортить аппетит и без того тендитной барышне:

– Чего это тебе принесла Бебиана?

– С чего ты взял? Откуда тебе известно, что она вообще приходила ко мне?

Билл оживился и, обрадованный, что не только он мелочен и любопытен, предположил, укрывшись за тремя салатниками:

– Небось, какое-нибудь древнее оружие, с помощью которого поколение великих испытаний собиралось учредить мир во всём мире.

– А что? – С вызовом, хотя и чуточку неуверенно, проговорила Шанни, опуская голову. – У меня ведь нет личной защиты.

Она исподлобья уставилась на Аса.

Билл кое-что подумал. Когда они остались одни с командиром, он высказал свою бесценную мысль:

– Может, тебе следует вернуть ей…

Ас ответил ему:

– А ты давно проверял тайник? Уверен, что она сама себе уже не вернула?

В этот же вечер он снова столкнулся с Шанни на крыльце. Она подняла с порога газету.

– Свежая? – Рассеянно спросил Билл.

– Даже пахнет. – Ядовито клюнула Шанни, сразу развернувшая её жестом, напомнившим Биллу Аса.

Как положено, Билл спросил, что пишут.

– Да ничего особенного. – Отозвалась Шанни.

Её не было видно и перед Биллом в газетных сумерках, разбавленных игрою фонаря, моталось довольно противное лицо, лежавшее в блюде воротничка.

Так как Шанни решила не отягощать его информацией, Билл автоматически принялся разбирать прыгающие строки.

– Какой-то тип скупил рисовые поля. Обещает накормить страну.

Голова в газете отозвалась смехом Шанни.

– А тут написано очень мелко, – она высунулась на миг и Билл порадовался, ему уж жутковато стало, – что ожидается рисовый дефицит.

– Вроде кроссворда. – Заметил Билл.

Билл отправился к лугу и долго смотрел на его зелёный циферблат – трава всё ещё хранила движение, закрутившее её по часовой стрелке. Кое-где виднелись камни и обломки железа, засыпавшие тайное место во время атаки.

Билл подумал, потом шагнул в круг – ничего не произошло. Так, тень головокружения, но это от избытка мнительности и ожидания. Он склонился и присел, разглядывая…

Вернувшись, он заговорил с Асом.

– Я про твой Всякий Случай. Ну… – Ас сделал непонимающее лицо. – Каменный сад…

Так как командир упорствовал в своей информационной девственности, Билл решил говорить внятно.

– Нет, не тайный сад Иннан. Я был на лугу.

– И что?

(Ас изобразил ухмылку.)

– Меня не забрали, как видишь. Просто…

Билл порылся в кармане и вытащил камешек.

– Посмотри внимательно.

Ас подчинился.

– Какие-то бороздки… вероятно, подверглись излучению.

Билл отмахнул болтовню.

– Они такие же, как на лугу. Трава считала вихрь.

Ас провёл пальцем по линиям на камне.

– Осторожно…

Но Ас и сам отдёрнул руку.

– Почувствовал?

– Будто тут записано что-то, как на старом добром диске.

– Верно. – Медленно согласился Ас. – И что же?

– Не знаю. Но если посмотреть… вот так… видишь?

Билл приподнял камень. Над ним вздыбилось облачко со смутным призраком движения фигур.

Билл повернул камень, и видение втянулось в камень.

– Запись, дружище, очень ценная. Может быть, это пометки о вероятностях? Другие варианты?

Билл припрятал камень. Ас проводил движение слишком небрежным взглядом.

– Я думал о тайном обществе. Помните, командир? Столовые приборы отшельника или кто он там? Олово и цинк…

– И что?

– Нам нужно кое-куда вернуться. Только позовём егеря.

Спустя час, возле старой хибары отшельника, которая заметно ссутулилась и потемнела, Билл показал ему на пустырь с камнями. Некоторое время потратили на блуждания.

Билл, наконец, выпрямился, стоя на коленях– и чуть не опрокинулся. Удержался за каменную чью-то руку.

– Спасибо. Извините… Так вот, у древнейших правителей, они же колдуны домашнего розлива, был Канон – изображать себя с помощью скульпторов стоящими с оловянным и цинковым цилиндром в каждой руке. А стояли они на медной табличке. Таким образом, если смотреть в нужную сторону, окружаешь себя особой капсулой, совершенно непроницаемой для чужих мыслей.

– То есть, для гипноза.

– Ну, и так можно сказать.

Ас возразил:

– Знаешь, Билл, уж тебе бы с твоими живыми картинами в кустах следовало быть внимательнее к словам. Тайное общество – то, о котором действительно никто не знает.

– Даже его члены?

Ас хотел откусить эту шпильку, но вдруг нахмурился и задумался. Он опустил голову и под пристальными взглядами этих двоих произнёс:

– Не такая глупая мысль…

Он вздохнул и взглянул прямо.

– Вообще-то я имел в виду отсутствие всяких опознавательных знаков, всяких жестов и интригующей символики… это всегда выдаёт, да и требуха это, потеха… к чему, вот скажи, всякие особенные рукопожатия, прикрытый рукой глаз и прочая суета? Даже если членам общества и потребуются такие штуки… то такие, которые никто не распознает. Ведь цель общества – главное. А вот если они начинают слишком много внимания уделять ритуалам, всяким накрываниям шубой и игрой в отгадайку, это общество следует отправить в театр. Если в театре гардеробщиков не хватает, понятно. – Добавил он, чтобы лишить Билла ударной реплики.

Они были ошарашены такой длинной речью. Билл посмотрел на Энкиду и ещё подбородком показал:

– Видал?

– Ага.

– Ты тоже это заподозревал?

– А то.

Оба уставились на Аса.

– Да он нарочно тень на плетень навёл, чтобы мы решили, будто он состоит в тайном обществе.

– Или он в нём состоит и пытается отвести наши подозрения. Как маленькая птичка…

– И то верно.

Ас, не поджимая хвоста, выдержал двойной обстрел.

– Развлеклись?

Егерь принялся молчать и делал это неплохо, пока они возвращались. Он не отвечал на короткие реплики Аса и обрывистые – Билла.

7. Молитва бога огня

На побережье, косо съеденном приливной волной, он, остановившись враз, как на мотоцикле с задранным передним колесом, увидел скалу. Раньше он не обращал внимания на то, как её ярмо, разверстая девяткой пасть, окаймляет берег и небо. Звезда светилась: чей-то позабытый глаз. Билла толкнуло в сердце. Кто-то сквозь этот глаз, сквозь звезду смотрел на него.

Когда они шли в гости к синему огоньку – где он, кстати? Где расположено место для плохих синих огоньков, которым помолиться не дали? – Билл видел вот такую между тесно сдвинутых крыш.

– Если это тайное общество оставило записи, – заважничал егерь уже на крыльце, – значит, они надеялись, что кто-то захочет их воспроизвести.

Он уставился на Аса.

– А что ты на меня смотришь?

– Ну, ты же у нас любитель пилить старые фильмы?

Ас помедлил и сказал веско:

– Вот что. Кто бы они ни были… ничего от них ждать не приходится. Ни хорошего, ни, я надеюсь, плохого. Но играть с их списками членских взносов я бы никому не позволил. Довольно с меня этой реальности.

С этим командирским текстом он и скрылся в дверях. Энкиду и Билл обменялись взглядами. Билл понимающе хмыкнул.

– Где же сир Мардук? – Спросил, как ни в чём ни бывало, Ас на седьмой день войны.

Билл едва не подавился и посмотрел над уменьшающимся куском колбасы. Карие глаза, полные того глубокого чувства, которое сопровождает общение с колбасой, едва ли не наполнились слезами. А горчички-то нету.

Вот так запросто… силён командир. Остальные, как с некоторым облегчением, приметил Билл, так же были обескуражены, хотя и без гастрономических подробностей.

Первой, конечно, опомнилась Шанни.

– Ты соскучился?

Это была слабая фраза, откровенно слабая, но и такая хороша в безвременье семейной трапезы, когда все открыты друг другу и нет героев, а есть только родные лица и рты, в которые вкладывается пища. Шанни сразу же извинилась перед Иннан.

– Да чего там. – Ответила та, увлечённо следя за тем, как Билл пытается прикрыть свою тарелку собственным телом. – Я же знаю, как вы не любите папу.

Они сохраняли видимость обычного уклада – собирались к завтраку, хотя сидели как на иголках. Не все, как видно. Странно, именно этого так желал – или делал вид – сир Мардук. Он всегда этого желал… Всегда?

Они – четверо – с трудом помнили то, что было в это время в прошлом году. В прошлом году ничего не было… они пребывали в объятиях Нибиру.

Их память уподобилась памяти лулу – каждый ушедший день растягивался и вытеснял предыдущий. Интересно, радиация Эриду, дыхание её недр и солнечного света, холод ночей – всё это отразилось в том, что сир Мардук назвал в разговоре над осыпью «забавной штукой»?

Насчёт Шанни неизвестно, а вот Билл, тот придирчиво разглядывал себя в круглишке бритвенного зеркальца, позаимствованного в музее. Ему казалось, что он находит изменения в рельефе и растительности… мнительность, возможно. Ухмылялся ли ему сквозь наслоения зеркальной памяти тот, из другой эпохи, кто засовывал туда своё отражение во время мужского интима? Помнит ли зеркало?

Так или иначе, завтрак подошёл к концу – то есть, к тому моменту, когда Шанни поднялась и тычком сдвинула тарелку в сторону Энкиду. Билл жалостливо покосился в свою и со вздохом отодвинул тоже. Жалость не относилась к егерю, которому предстояло вымыть тарелки.

Они снова прибирали за собой. Доместикус тоже канул во тьму дома, вместе с так и не материализовавшимися слугами.

Энкиду не обозначил никаких чувств по поводу своей участи. Билл-то знал, как он моет посуду. Хорошо, что этого не знает Шанни.

Иннан, не глядя ни на кого, отпихнула кресло и отправилась к выходу, уткнувшись в свою Говорилку, усовершенствованную Терезием.

– Эй. – Молвила Шанни. – Я перепутала. Сегодня твоя очередь.

Иннан, не оборачиваясь, протянула в воздухе мелодичный звук. Потом с величайшим недоумением и даже высокомерно нашла источник раздражения взглядом:

– Чего? Сроду этим не занималась. Вот вы, плебеи…

– Ты хотела сказать, путешественники… – Начал Билл.

– Один чёрт.

И она исчезла, оборвав дискуссию самым грамотным способом.

Тут же вбежала в Гостиную… Шанни подбоченилась, собираясь воспользоваться ошибкой Иннан. Одновременно с этим пленительным жестом и попыткой Иннан что-то сказать, окно погасло. В комнате не стало совсем темно, потому что Ас во время завтрака занимался маленьким прибором из нового самолёта. Шанни ещё замечание ему делала…

Теперь этот забытый на углу стола мотиватор укоряюще подсвечивал сцену ускользающим огоньком. Очертания окна он не мог ухватить, но силуэт самолётного слесаря проявлялся отдельными бликами. Загорелась ложечка в чашке и носик чайника.

Окно чернело на фоне этой полутьмы.

Никто и слова не сказал. Свет полился из окна. Но это был совсем не свет одиннадцатого часа. Радужный и блёклый, он поселил их в ёлочный шар. В донышке ложки загорелся шарик света. Выскочив на стол, длинный блик чиркнул по всему столу.

Комната расцвела в огненной вспышке и установилось почти обычное освещение.

Они увидели, что всё это время пытались увидеть друг друга. Ас поднялся.

– Что это было?… – Начала Иннан, указывая Говорилкой в окно.

– Это… был Глобус.

Последние секунды Глобуса, вероятно, были величественными, а, может, и нет. Радужный мозг получил изрядный удар по тёмному затылку, от которого не погиб. Он закачался – будь у него две ноги – упал бы на колено. Волны черноты залили его светлый лоб, аксоны лестниц на западе рвались, как растянутый хлебный мякиш.

Но Глобус ещё соображал. Человек потерял бы сознание, но ему не грозила потеря памяти. Глядишь, обошлось бы… отполз в небе, очухался и принялся залечивать раны. Тонкое облачко, такое нежное и перистое, которым бы любоваться, предательски отвлекло его.

Защиту он отключил ради того, чтобы набрать высоту и потому, маневрируя, потерял обзор. На несколько минут, которых оказалось довольно, чтобы ржавая старая станция, притаившаяся сотней километров выше и подёргивающаяся, чтобы сохранить высоту, улучила момент и отправила, щурясь, застоявшиеся в жерлах куски металла.

Лобные доли Глобуса ещё действовали, чуть-чуть… и он бы ушёл на километр в сторону. Тогда вторая ракета не добралась бы до него. Кое-как работала станция, прицел был глуповато расфокусирован, но Глобус остался на месте, фигурально выражаясь, тряся головой.

Как выглядело небо и каким был свет в долине? Свидетели на земле, с вытаращенными глазами пытавшиеся вглядеться, увидели призрак моста, две скрещённые линии, искусственные звёзды.

Движение блика по столу обозначало движение Глобуса, диковинно отражённое от облаков и очутившееся в чайной ложечке.

Когда они выскочили, всё уже было кончено – ну, почти. Ещё последний удар света по вогнувшемуся небу и всё стало прежним.

Никто ничего не почувствовал… никакой вспышки сочувственной боли в левом виске. Отчаяние? Его не было.

Последыши взрыва на севере быстро растаяли.

– Хотя бы утешает, что он так хорошо взорвался. – Обслужил себя Билл.

Надо было что-то сказать. Шанни подумала о раковине в корабельной кухне, где вечно забивало сток. Энкиду вспомнил, как вылавливал джинсы в темноте. Ас почему-то – о том, как Билл, смеясь, размахивал палкой, целясь в спрута.

Он повернулся – рожа Билла, унылая и вытянутая, висела в воздухе рядом.

Глобус упал с ёлки, но дети едва отметили это, занятые коробками под нижними ветвями. Белка сидела на самой верхушке, возле звёздочки и мелко кивала дрожащими ушками.

– Ничего… на память кораблику памятник поставим. Положим… – Снова постарался Билл.

– Лучше на память сделать новый. – Отозвался Энкиду.

– Нет, я больше не буду летать. – Заявил Билл грустно и, когда на него посмотрели, возмутился:

– Я больше в пузырь не полезу… баста, Баст. Хваток. Хорошего помаленьку.

Шанни не выдержала:

– Ты все поговорки по поводу нежелания хочешь процитировать?

Они стояли во дворе замка. Брусчатка светилась под ногами, как всегда в одиннадцать часов.

Иннан решила их ободрить:

– Наверное, вам жутко страшно?

Ас возразил:

– Построить корабль не проблема.

Иннан не унималась:

– Да… но вы там столько колготились. Чемодан воспоминаний… у вас полбашки оторвало, верно?

Шанни доброжелательно кивнула:

– Спасибо за чуткость.

На западе закипело небо, мутное пятно двигалось из-за гор. Билл подумал, что это последний всплеск памяти бедного колобка, но увидел, что Энкиду нахмурился.

– Это что вот такое?

Из облака вылетела пара самолётов. Они двигались довольно быстро по взбаламученному небу.

– Ас, – обратилась, не глядя на него, Шанни, – смотри-ка.

Ас еле взглянул.

– Если хотят испытать острые ощущения, они их получат.

Когда машины добрались до незримой стены, выстроенной вокруг пастбищ до облаков, из-под земли тонко запели духи-хранители:

– Вы на границе частного владения… представьтесь… остановитесь…

Самолёты – маленькие, как бумажные – беспечно чертили две прямые. Тот, что работал в амплуа ведомого, повернулся и покачал крылышками.

Ас слегка развлёкся происходящим. Он хмуро следил, хозяйственно поглаживая бородку.

– Сейчас будет ещё одно предупреждение…

– А потом?

С этим словом, непонятно кем произнесённым, обе машины, влетевшие в волшебный круг, разом превратились в два костра сложной формы.

Ас с запоздалым вниманием вежливо спросил:

– Что?

Гибель фуражиров не порадовала их.

– Сейчас система перезагрузится. – Умиляясь на свою сдержанность, сурово сообщил командир.

Энкиду вдруг сказал:

– Лучше бы побыстрей.

Ас метнул в него порцию молчаливого презрения, но Энкиду указал в небо. Шанни ахнула. Откуда-то сбоку вылетели ещё два самолёта, в точности таких же…

– Размножаются они, что ли…

Машины выглядели так, будто та парочка восстала из комков пепла, с тучей которого уже расправилась система очистки. И правильно – не дай Абу-Решит посыпать чью-то голову.

Они, как по маслу, влетели на территорию, и тут пути их разделились. Оба штурмовика направлялись к башням, разводя в небе выхлопную «бабочку».

Ас с едва приметной озабоченностью следил за размахом крыльев призрачного насекомого.

– Ну, что ж…

Шанни откровенно испуганно спросила:

– Но ведь система защиты отключена?

Ас зло следил за самоубийцами, беспечно режущими воздух. Тот, что держал путь к новой башне, отдалился и выглядел поменьше.

– Это всё равно что лбом об дядин замок. – Бросил Ас. – Сейчас вы увидите, что будет…

И они увидели.

Оба самолёта-смертника добрались до целей одновременно. Башни ждали их, как приглашённых на чай бюргеров. Ас небрежно следил за тем, как самолёт возле Старушки преодолевает последние метры. Губы его высокомерно кривились.

Его наплевательство подействовало на Билла и Иннан. Шанни с надеждой и тревогой смотрела то на Аса, то на небо.

Самолёт номер один влетел в верхний этаж башни, и Ас повернулся к Шанни с молчаливым торжеством. Она автоматически улыбнулась, и тут же он увидел ужас в её глазах. В синих этих глазах зажёгся огонь – один… потом ещё. Зная количество глаз, легко рассчитать, сколько их было.

– Как…

Ас повернулся. Все они смотрели… первая Башня под ударом поглощённого ею самолёта качнулась, повернулась, как на ножке, и по всем этажам кровавым зигзагом прошла трещина… верхний этаж пылал.

Вторая Башня с опозданием в две секунды, сговорившись с приятельницей, пошагово повторила по шпаргалке всю науку.

Раздался страшный сдвоенный стон, и две громады, кривляясь в воздухе, обрушились так запросто, будто были сложены из детских кубиков.

Свидетелей обожгло ударом кипящего воздуха – в небесах отдёрнули дверцу гигантской духовки. Ас шагнул вперёд, потом побежал…

Шанни бросилась за ним.

Потом вернулась и, не глядя на бегущую, хрупкую издалека фигуру Аса, проговорила буднично:

– Пойду сварю кофе побольше.

Это было очень разумно. Энкиду кивнул и сказал Биллу, уходя в противоположном направлении:

– Ну…

Он грубо окликнул Иннан:

– Быстро пошла к Шанни. Усекла? И на шаг не отходи.

Иннан крикнула вслед гневно, но они не расслышали. Звуковой штурм начался с небольшим, но ощутимым опозданием.

Небо над пастбищем загустело, сразу выцвело и туча обломков взлетела по прямой в небо… они зависли, как новая форма осадков. Включилась защита и вместо того, чтобы рухнуть на головы бежавших по лугу людей и туарегов, осадки сгорели и с тихими хлопками рассеялись в воздухе.

– Минутой бы раньше. – Прокричал на бегу Энкиду.

Билл угадал эти слова, потому что расслышать за грохотом леса, где каждый листок железный, никто бы не смог.

Система тут же отключилась снова – это была её агония. Башни продолжали рушиться, как подобает твёрдым предметам.

Синергия улетучилась.

Следующие одиннадцать часов канули быстро. В их памяти останется ощущение, будто они все – ту-ту… трах-шарах… ту-у! – лежали под бесконечно идущим поездом.

Вечер и ночь застали их оглохшими и поглупевшими от усталости. Пастбище закрасила успокоительная темнота. Скрылись покрытые горящими обломками луга. Спринтерски развёрнутые лазареты военного образца казались просто холмиками. Редкие огни – два отряда туарегов вот уже несколько часов пытались протянуть и наладить электричество – были милосердны в выборе картинок.

Командира всех алчущих и вопрошающих отправляли искать к дальней Башне, где разрушения имели больший масштаб.

Шанни задумчиво сидела в траве и поглаживала зажатый в коленях термос.

– Он совсем не держит тепло. – Пожаловалась она, не поднимая глаз, приблизившемуся Энкиду.

Он осторожно забрал термос и сел рядом.

– Где?… – Спросил он, когда Шанни подняла на него взгляд.

Она махнула.

– Там… с Терезием.

Иннан, разумеется, не собиралась выполнять чьи бы то ни было указания. Она каждую минуту что-то делала, ни у кого не спрашиваясь, и пару раз самого Аса по Говорилке называли с поспешным почтением:

– Мистрис Ану?..

Затрещала щебневая тропа, за час насыпанная вручную не знавшими друг друга людьми. Учёный с угольными бровями, холодно пошутив насчёт больших познаний по части трудовой повинности, и двое некогда блестящих и кичливых офицера Аса, совершивших посадку неподалёку (они перебросили уцелевшие патрули к морской границе), отряд рабочих, возвращавшихся после неудачных раскопок завала, все они пребывали, несмотря на крайнее утомление, в том состоянии, когда нельзя ни сесть, ни лечь – не встанешь.