Текст книги "Глобус Билла. Пятая книга. Козерог"

– Хорсы? Чистейшие…

– Нет. Тут были ещё гости. Издалека, из-за границ мира.

Биллу почему-то не понравилось это отрывистое сообщение. Ему вспомнилась луговая болтовня. Пялясь расширяющимися глазами на отмель, он пытался соединить обрывки речей.

– Откуда? – Прикидываясь дураком, переспросил.

– Из другой комнаты, Билл. По соседству с детской. – Отрезал Энкиду и сделал вид, что у него рычажок заедает.

Потом неохотно проговорил что-то, но невнятно. Билл разобрал только:

– Разбились. А так как о всякой расе судят по выжившим… то смотри.

Быстрые движения, высокие лбы и тонкие икры и колени поселенцев слегка испугали Билла. Мускульная система незнакома и совершенна. Нет, это не Хорсы. Лучше и не задумываться пока, кого могло принести сюда «издалека, из-за границы мира». Есть пока и другие дела.

– Покончить с Мардуком.

Одиннадцать утра. Алчущий воздаяния знал, что сейчас – одиннадцать, число качелей и возможностей.

Время выбора.

Слова путались в левой (правой?) половине головы прямо под черепом.

Вспомнил кое-что… самолёт, который хоронили заживо вместе с шальным хозяином.

Как он выбрался на свободное плоское место, Ас не помнил, уже когда выбирался.

Он рассматривал окрестность, поворачивая резковатым движением голову, ныряя сознанием во тьму и выныривая в свет.

Лучи били по глазам тоненькими палочками барабанными, зрачок единого ока сужался, и тотчас блаженная тьма прохладного омута, обезоруживая, захлёстывала воспалённый разум.

Но разум действовал. В этом одноглазый убедился, когда проявились перед ним, как раз в момент очередного погружения, схемы объёмной поверхности: Эриду с покатостями холмов и рек, впадины вулканов и глубокие глаза подводных оврагов.

Увидел самолёты… ступы… флагман.

– Я вам. – Сквозь зубы сказал.

Теперь местность нарисовалась отчётливо: бритвой в кисель уходило под землю крыло самолёта, которое идиоты закапывали в могилу. Вот дурачьё, разве так поступают с тем, чья стихия – плавать под облаками.

Увидел он и деревце, торопившееся вырасти, почуял его трепет. В памяти возникла пальма, которая вытащила их из Глобуса.

Что-то новое проявилось при этом воспоминании: отчётливее стали краски в ограниченном обзоре. Лихо одноглазое из эридианских сказок заставило вытащить возможности, которыми командир не пользовался раньше.

Он вспомнил государственного чиновника, сказавшего после атомной трагедии, что стало даже лучше, и усмехнулся. Горькая то была усмешка, и всё же губы его изогнулись, и он впервые увидел, как хороши они, понял, что чувствуют женщины, встретившись с ним взглядом.

Чествуя историю, он в момент наивысшего напряжения нервных клеток видел её варианты, которые отметал тут же и находил новые.

Похороны и зарытое блеснувшее крыло он держал в памяти, когда шёл, а потом бежал к памятному месту. Недалеко от замка, совсем недалеко…

Старый курган там соседствует со свеженькими данниками почестей бандитам, умевшим летать. Ас побежал к почтенному холму-пахану, окружённому малиной юных вассалов.

Движения его были со стороны сначала ломаными, он припадал на ногу, потом всё стало возвращаться: бег обрёл лёгкость… он ощущал силу своего вдоха и пару раз, не споткнувшись, задрал подбородок к небу. Его ударило солнце в глаз, но он не прикрыл солнце. Отныне сладость света его изменит, он не упустит ни одной минуты.

Полетел к нему снег… он удивился, но, поймав губами снежинку, понял – снова летит пух тополей. Прошёл эридианский год.

Вот цепь холмов, забытый и вросший в землю капитальный роторный экскаватор.

У курганов в ошмётках палатки на земле желтела газета с головой рыбы и валялся инструмент. Ас поднял лопату и перекинул её из руки в руку.

У насыпи, которую он искал, высился монумент. Ас низверг этот памятник гордыни с двух ударов плечом. Гулко отозвалось в голове варвара, монумент тюкнулся носом. Каменная башка откатилась, губы приоткрылись – в мольбе о воздаянии осквернителю могил или гранитный бандит звал возлюбленную, ожив таким нежданным манером.

Ас, тут же позабыв целое прокрученное ему в секундочку кино со стрельбой, поездом и украденным золотом, вонзил лопату в ороговелую землю…

Дело не шло…

Он бросил лопату и обернулся к машине. Когда он подошёл к ней и рассмотрел, углы губ его затвердели. Машина была мертва или погружена в необратимый сон, так долго она простояла здесь.

Кто-то позаботился, чтобы машину не увели.

Копателя приковали, как большого бронированного зверя. Замок закрепили на каменном столбе, и в него издевательски вбит замыкающий деревянный клин. По цепи расселись тополиные снежинки, крупные, как лошади, по выражению Билла. Ас изобразил снежинку сам – туда, понимаешь, сюда… глаз его обрёл сумасшедший блеск и глубины, порылся он с сумасшедшим глазом в разорённом мундире и вытащил зажигалку.

Хулиганская выходка Билла пришла на быстрый ум. Ас покрутил неподдающееся колёсико, извлёк струю огня и поднёс прыгающее от волнения пламя к пушинке. Огонёк занялся. Погас… ожил и понёсся по снежной цепи, пугая видом горящего снега, вверх-вверх. Добрался до клина. Охватил его, попыхтел и вгрызаясь в промокшее дерево, сдался. Обугленный клин торчал неладным пальцем.

Ас, бранясь про себя, дёрнул цепь, и клин распался прахом, вылетел. Цепь, гремя и укладываясь буквами на торте, повалилась к ногам отпрыгнувшего лётчика.

Он забрался по осыпающимся ступеням и угнездился в кабине. Экскаватор пополз, приподнял океанические клешни и взрыл могилу одним махом, зацепив белое и блеснувшее крыло.

Ас, нажимая на оба руля, вытащил на лопате самолёт, как что-то вкусное на ложке. Вместе с ним посыпались белые кости. На секунду отпустив штурвал, изумлённо глядел. Самолёт соскользнул, и Ас спешно схватил руль.

– Ну, дядя, – сказал он и грязно выругался.

Он выпрыгнул из машины и полез в землю, как на крик петуха мертвец, проснувшийся вместе с самолётом.

Кость лежала… Ас отодвинул её аккуратно и прижался к боку самолёта. Поверхность была холодна. Друг, ты зря его зарыл, но спасибо.

Поднялся внутрь, дрожа от нетерпения. В кабине пахло землёй.

Стекло разбито – пустяк. На сиденье второго пилота скотчем прилеплен красивый, несколько агрессивный пистолет. Ас кивнул ему… на коже сиденья шальная сигарета выжгла клеймо. Вглядевшись, Ас сдвинул бровь – одну.

Он бегло и почти халтурно оглядел клавиатуру. Сначала он проехался, как в машине. Потом усмехнулся, ощутив желанную и блаженную пустоту – востроносый оторвался от земли. Самолёт качнуло, он расправился, как звезда, и снова сложил лишние крылья.

Ас летел… Он держал курс на север и скоро увидел их – строем, со знаками Мардука они летели к лагерю. Молодец сир Мардук, верен себе.

Самолёты как будто оборачивались на него.

Он подумал о знаке на собственном боку и прикинул, как много времени он выиграет.

Одному наподдал движением крыла, другому послал воздушный поцелуй – сердечную валентинку. Отсюда пилот видел зеркало мира, видел города Энкиду, уходящие под землю долгими лесными дорогами.

Изгнал третьего приставалу из личного пространства, хотя криво летел – похоже, этим и изумив самолётного жиголо, заподозрившего новинки в самолётовождении.

Ас, оставшись на минуту один, нащупал какую-то тряпку и туго обвязал голову, отпустив управление без всякого автопилота.

Билл далеко внизу бежал, задирая голову и сквозь рыжие пряди спрашивал:

– Да это кто же летит? Свой своих гонит.

Да он новый… есть у дяди хорошие кадры. Тут самолёт потащило вбок. Сказывалось нарушение ориентации. Ас выровнял и повел прытко туда, куда подсказывало ему ощущение направления.

Флагман мигнул ему. Это были не дразнилки, а скорее, знак уважения противнику. Дань.

Флагман подтёк под облако, маневрировал гладко, по старинке. Ас нахмурился, бровь обожгло. Что-то ему напомнила эта повадка неведомого врага.

Такой ловкий, он тратил время на разворот и демонстрацию. Так делали раньше, он видел в учебниках по вождению затёртые пальцами курсантов рисуночки старомодных манёвров.

Ушёл от преследования – так ступай, запри за собой воздух снижением, и сразу ищи позицию для удара. Вишь ты, нет – флагман, едва увернувшись от асова крыла, отлетел, как любопытная птичка и засмотрелся, головка набок, облачко позади.

И завис… нет, навыки и умения явно на высоте… отработано и закреплено, этот с закрытыми глазами, если не на три тэ посадит, то уж не мимо. Чувствовалась этакая добротность в полётном рисунке. На совесть проработана линия горизонта – ориентировка, даже не как у себя в спальне. В спальне мужик спотыкается и тапочки ловит. А неведомый флагман ловко да плавненько шнырял: тут у него холмы, а тут небушко, да Бог с ним… страшно подумать о его тапочках.

Но была в манере летать основательность и ещё что-то, что следовало определить словом «величие». Это была своя манера, своя походка… да только это хорошо для больших башен вроде «Уничтожения» или тех помпезных, так называемых «семейных» или «элитных» кораблей, которые видели четверо в папином ангаре на Нибиру. Обыкновенно такие корабли любили нанимать юридические лица, которые в светской хронике именуются организованными преступными группировками.

Пахтателям туч надо было уметь пройти по небу так, чтобы все ощутили вес и мощь, суммы денег, вбитые в КБ, и суммы денег пассажиров. Этим скрадывалась некоторая неуклюжесть конструкции.

Но истребителю величие заказано. Его участь в смирении, смирение – в быстроте и увёртливости, в количестве красных трасс, пущенных по назначению. Его дело – ударить противника без всякого благородства, без правил…

Ас так и поступал в небе, что он глупец, что ли? И теперь у него очень скоро, как он разгадал секрет невидимого водителя, появилась возможность. Переулок в воздухе, из тех, что появляются внезапно и ненадолго, вёл прямиком к неторопливо развернувшемуся бочком штурмовику.

Ас, раздражаясь, отодрал пистолет и, скомкав клейкую плёнку, рассмотрел. Щёлкнул и прокрутил. Положил себе на колени.

Противник нарочито, едва не с комическим полупоклоном, повис в воздухе, указывая крыльями не совсем точно на север и юг. Ас прижал крылья и рванул в переулок. Он летел всем телом самолёта, затем ляпнул на автопилот и высунувшись из окошка, выставил руку с пистолетом.

Его, как на доске, тащило рассчитано в лоб флагману. Пистолет в пальцах, локоть на ребре окна – прямо купчиха из пригорода. Единое око прекрасно служило… прекрасно. Правда, когда он прицелился, голову заволокло от сильного, догадался Ас, перепада его личного давления.

И вот – пистолет едва не выпал из пальцев, столь твёрдых, что могли бы быть синонимами твёрдости.

В стекле флагмана проступили очертания. Ас не верил глазу…

Сплющил веки, разлепил…

Тогда пилот-враг, видно, чтобы не было сомнений, протянул ладонь и положил на стекло…

Тяжёлая большая рука и в крови… ах, в крови, да, господа… да.

Ах, сир Мардук…

Куда же вы направляетесь? В бункер? Один из многих – убежище с ветошью в углу, с потрескавшимся Мегамиром, с чистейшим консервированным воздухом?

Предвкушение приговора опьянило Аса. Он врезался в воздух, и крыло раздвоило атом кислорода, наполнив пространство маленьким озоновым взрывом.

Белый выстрел был так точен, что совпал с ударом сердца лётчика.

Флагман завалился набок.

– Убит!

Ас ударил себя кулаком в сердце.

И рок уберёг его – он повернулся теневой стороной своего Я и не увидел: раскрылась дверца и чёрная скорчившаяся фигура выпала, почти тотчас накрывшись белым квадратом.

Ас полетел, ликуя. И если какому-нибудь глубокомысленному пришло бы в голову, подлетев к окошечку, нерадиво задвинутому, спросить – нет ли у пилота тайных чувств, вроде, скажем, сожаления, н-да… Ас ответил бы этому глубокомысленному, что – да, есть. Но относится это чувство не к смерти сира Мардука, а к чему-то ушедшему невозвратно.

Но никто ведь не подлетел и не спросил. А если без шуток – Ас был счастлив, как всякий, кто поверг своего врага, свершил акт справедливости и милосердия. Ибо жить такому, как сир Мардук, конечно, нельзя. Жизнь, подобная его жизни – наказание без разбора и адвоката для всех.

Увидел предмет, который между тремя дежурящими пирамидками подымали в сетке на высоту. Ас призадержался и тут же жалобно взвыла клавиатура – оглянулся, в окошечке вился розовый поросячий хвостик. Мегамир, старенький заслуженный, сообщил, что в крыле дырка. Бывает. Но тратить силы, само собой, не стоит.

Взвыло и что-то в голове. Крутило сосуды в запястьях. Не так просто привыкнуть к своей особенности.

Ас откинулся на спинку сиденья. Ему было худо. Он показал себе мысленно кое-что, чьи-то лица. Воля была приподнята за рычаг, как один из приборов. Раненый штурмовик почившего бандита понёс Аса к дому.

Но посматривал. Двигалась квадратная туча, летело стадо слонов. Самолёты-тяжеловозы, окружив штуку, похожую на выдернутое из недр озеро, шли в небе с балетным синхроном. Грузчики несли, стараясь не сближаться слишком и не растягивать в хоботах-захватах авоську с четверть неба. В ней блеснуло. Солнце входило в силу и предмет распылался не на шутку. Грузчика, переднего, шатнуло и передёрнуло. Это было как-то связано с сиянием не на месте оказавшегося озера.

Внизу Ас уже видел аэродром – поганый, грунтовка не ахти. И шевеление. Там забегали. Похоже, его ждут.

Подлетел к поляне – посадить. Громадина эрликон ехал к краю поля. Знакомое движение на другом конце приковало его взгляд и сердце… ну, да ладно.

Роща вроде… разве она здесь была? И обсижена опушка чёрными точками. Отряд разложенных Биллом драконариев, обещанных сиром Мардуком в ночь крушения башен. Они и, в самом деле, прибыли тотчас – сир Мардук соревновался с ним в джентльменстве, привнося в соревнование притягательную нотку глумления. Разложены ли были драконарии – этого Ас так и не понял. Что можно было понять по этим тёмным, почти похожим на человеческие, лицам? Кто они, в конце-то концов? Где их корни и мирное крыльцо? И есть ли это крыльцо?

Энкиду уверял, что они парни что надо. Асу одинаково не понравилось и вульгарное выражение и ленивый тон князя степей. Но ему и сам Энкиду не нравился, так что…

Он уставился, свешиваясь, на дуло эрликона. Он ведь с чужим знаком прибыл.

Может, успею. Посмотрим. Там Терезий думает, как аккуратнее сбить дядину игрушку.

Эрликон уже разворачивался…. Полетел залп. Ас вывихнул самолёту какой-то сустав, и самолёт, выпуская острия опор, почти рухнул на грунтовку. Он слышал, как стонет самолёт, как напрягает мышцы. Спицы опор резали землю, оставляя прописи грядок для лучка и петрушки – надо будет Иннан присоветовать. Витамины-то… Ас услышал злой треск – земля Эриду сломала стальные иглы. Ас задёргал древний простодушный бустер и сиденье подкинуло его. Рванувшись, пилот высунулся и, перегнувшись по пояс, отстрелил тонкий стальной столбик опоры, на котором самолёт крутился волчком. Теперь под днищем оставался только слабый слой воздушных шасси, которыми истребители пользовались редко – да они и садились-то разве что по праздникам. (Шутка.)

В отчаянии машина выпустила все свои крылья и, превратившись в подобие морской звезды, выровнялась. Аса трясло – слой воздушки редел, очевидно, прежний владелец был фаталистом и редко подзаряжал батарею.

Вся жизнь сосредоточилась в окошке его глаза – ехала навстречу равнина, времянки стройки, мелькнула тень поверженной башни.

Издали к нему бежали – арестовать.

Он отпустил рычаг, посидел секунду, потом сообразил – сдёрнул шлем с гвоздика и вывалился, крича:

– Свой!

Опушка, на которой можно было разглядеть рассыпавшихся горошком драконариев, прыгнула в перевёрнутом бинокле – на том берегу мира.

Билл издалека что-то говорил. Мелькнуло золото – волосы… Ас едва не упал на колено. Не упал. Его окружили. Терезий – дикий, с огненными глазами и грязью на щеке – выставился на него. Ас стоял боком и тут же напялил шлем – будто автоматически.

– Да это он…

– То-то плохо вёл так. – Сказал кто-то и Ас, как не был полоумен, зыркнул: кто сказал?

Он прошёл несколько шагов в шлеме, держась зрячей стороной.

– Шлем у тебя съехал. – Голос, низкий и ленивый.

Энкиду зачем-то обхватил его за плечи. И отпустил. Но прикосновение тёплой в тяжёлых буграх мышц руки осталось с одноглазым лётчиком.

Он увидел, что Энкиду отступил и идёт рядом, чуть ли не напевая. Выскочили глаза Билла – карие и вытаращенные, он сунулся к командиру, и тот отмахнулся. Билл оскорблённо засопел и заторопился вперёд, крича:

– Командир приехали! Живо портянки сменили, пуговицы пришили! В кулак – дыхнуть!

Ас вошёл за билловой спиной в ту комнату, где Шанни когда-то ждала своего литра крови.

– Где тебя черти носят. – Тоненько пропела она, оборачиваясь.

Сильно запахло кофеином и дешёвой колбасой. Он разглядел, что на грязных козлах подпрыгивает стариннейший раритет – спиртовка из музея. Стащили черти… кофий варят.

Голос Шанни был напряжённо небрежный. Его мутило – от запаха, от преследующего его вида опорной иглы, вертящейся в грунтовке – на краю пластинки.

– Вечно вы по одному шастаете. – Сказала ещё Шанни.

Один, по одному. Ас едва не поднёс руку к завязанному лбу, удержался.

Шанни приблизилась и болтала-болтала, стараясь звучать второпланово, мультяшкой, включённой для фона, и оттого её голос сорвался. И сорвалось что-то внутри сложного устройства пилота – диск танцевал на ребре, показывая один поверх другого записанный фильм. Наплывая, заговорили голоса – «Управлять – дело безнадёжное… око Аншара – вот символ власти…» и прочее всякое, что распознать уж было никак.

– Ну, давай сюда. Ты шатаешься, сверхчеловек.

– Сир… – Бормотал Терезий. – А мы уже…

– Идиот. – Всё старалась обласкать его Шанни. – Они же тебя чуть не сбили. Что за пижонство. У нас же война.

Энкиду пробормотал:

– Ты давай шлем-то… нехорошо, брат. В самом деле, ты, прям, как девочка. А позвонить, что задерживаешься на вечеринке… тебя в детстве не научили? Ты не ранен?

Хороший вопрос.

Он спесиво шёл по комнате к креслу, обугленному, из Гостиной, его собственному. Тут же стоял, прислонившись к стене, весь растрескавшийся, человек—окно.

Тряпка лежала… в пятнах. Он сам почувствовал себя этой тряпкой, вяло расслабляющейся в кухонном тепле. А ведь надо будет им отвечать… рассказать… это пусть кто-то другой сделает.

– Что это с тобою?

– Потешная вышла история. – Мёртвыми губами вымолвил Ас.

Но он был весел, этот несостоявшийся мертвец. Странно весел.

Шанни сморщила нос.

– Что ещё… А, ну.

Она подошла к нему. Они все как-то застопорились – Билл переминался двуногим быком, а Энкиду зачем-то прислонился рядом со стеклянным джокером.

Ас вспомнил, как читал про человека, который жевал собственное сердце. Шанни подошла совсем близко и, протянув обе руки, сняла шлем. Приподнимая заёмную пластиковую черепушку, будто венчая его, она пристально вглядывалась. Он понял, что минута пришла и – взглянул. Увидел, как её синие расширяются. Да, синий цвет… он сообразил, как соскучился по синему… и, о ужас, у него закололо в глазу. Очень больно под повязкой. Он тут же понял, что это фантом – слёзы проступить на отсутствующей роговице не могут. И всё же под повязкой что-то текло.

– Что с ним? – Спросил Билл. – Эй, что с тобой…

Ас закатил своё несчастное око и голову тоже закатил. Его подхватили под руки и усадили. Ему было жёстко.

Энкиду сгрёб с себя куртку и, скатав её, подложил под голову Асу, сунувшись к нему мимо Шанни. Она не отстранилась и протянула руку.

– Что за тряпка?

Командир вроде как сделал движение отвернуться. Засаленный платок туго стягивал его голову, закрывая глаз, края ткани врезались в скулу. Она нашла узел и, повозившись с ним, нагнулась, прикусила – чистое с привкусом кофе дыхание – и развязала.

Глазница была плотно залеплена чем-то зелёным, пахло сильно травой, тревожно и успокаивающе.

– Где твой глаз, Александр?

Иннан заметила:

– Обработано и перевязано профессионально. Хотя видно, что в полевых условиях.

Призрак распадающегося Глобуса продолжал свой путь. Плеть растения из комнаты с фонтаном не прекратила своего существования. Хвостом, обвившимся вокруг табуреткиной ноги, поигрывала плеть. Командир видел и не видел: вселенная норовила пролезть в распахнутую дверь в его голове.

Шанни опустилась на пол, села, продолжая пялиться. Глаз его был прикрыт. Из-под пластыря тихо текла капелька чистой ярко красной крови. Шанни замельтешила, взяла его за плечо. На неё быстро глянул глаз.

– Я жив.

Ей показалось, что в голосе у него досада. Она ответила:

– Плачу и рыдаю.

Выражение досады сменилось выжиданием.

– Ты ранен серьёзно, это понятно. Ведёшь себя, как подобает и прочее. Но, дружище, я не могу вручить тебе орден. Там твои инженеры и дикие учёные, того и гляди, начнут охотиться на оленей Энкиду. Твои лётчики, если честно, вообще никому не подчиняются, кроме тебя.

Она поняла, что выбрала правильный тон. Он приподнялся и полулёг.

– Плохой я, выходит, начальник, если они сразу вышли из-под контроля.

Шанни возразила, пытаясь сохранить воспитательный результат:

– Не переживайте так себя, гражданин начальник. Терезий крут. Он книжник с инстинктами корабельщика.

Ас пересел в кресле боком и, опираясь на локоть, посмеивался, втайне любуясь её лицом и шеей в высоком и грубом воротнике пожарной куртки. Золотые волосы, смятые и нечистые, были свёрнуты под раструбом ворота. Они притягивали взгляд, как вышедшая на поверхность золотая руда.

Чернота безмерно раздутого воздушного шара втянулась, съёживаясь, в уголок его сознания и плотно свернулась там, готовая к употреблению.

Капелька крови снова потекла у него по лицу, он смахнул её пальцем.

– Да и конструкторские бюро все работают по расписанию.

– Выходит, я не так уж нужен.

– Очень нужен. Ты им платишь. Ты и твои башни – это рабочие места, страховка, адвокаты и удовлетворение небесной потребности популяции. Им нужно место, человеческий вид нуждается в космической программе.

Он задумался, глянул быстро – это было жутковато, но она и вида не показала.

– У нас тут конфликт в океане на островах. Между странами, которые никогда не воевали между собой. Терезий тебе скажет…

Он кивнул. «У нас тут…»

Принесли походную кровать Аса. Терезий шёл позади рабочего с карандашом в зубах и с таким видом, будто он сопровождает по меньшей мере трон четырёх королей из игры, распространившейся в Мегамире с год назад и пользующейся бешеной популярностью среди взрослых.

Билл тоже в неё игрывал, пугливо озираясь, чтобы его не застукали. Он никогда не видел, как Иннан и Шанни следят за ним через подоконник, приседая синхронно в нужный момент и зажимая рты. Сидя на корточках под окном, они успевали показать друг другу особо запомнившиеся жесты Билла, а Иннан к тому же метко изображала выражение биллова лица.

За порогом, когда рабочий, до этого несомненно не ложившийся ночи две, слегка шатнулся, Терезий заботливо выхватил кровать. Если вы подумали, что он проявил заботу о рабочем, вы жестоко ошиблись. Удерживая священный предмет, Терезий отослал рабочего, пытающегося разглядеть Аса.

Тот страшно разозлился, попытался резко сесть, но пока рабочий не вышел, не выдал ни звука, ни жеста. Энкиду с тяжёлым одобрением следил за тем, как главнокомандующий и отец разрушенного мира, закоченев, как фигурка из масла на свадебном торте, держит спинку и случайный жест.

Пока Терезий возился с кроватью, Шанни, без всякого стеснения оттолкнув с дороги массивного егеря, кинулась за простынями, громко сообщив об этом интимном намерении всем.

Энкиду, подходя и разглядывая отмораживающегося Аса, заметил вполголоса:

– Правильно. Плебс не должен знать, что богу больно.

Ас и на эту провокацию – ничегошеньки. Кровать, которую пытался разложить Терезий, заело в суставе.

– Так в древности до потопа делали разные тута начальники. – Вмешался жаждущий помочь Билл. – Их катили в машинке на парад, а они, прям, стоят и, прям, ни за что тебе не держатся, будто у них отсюда, прям, всё железное.

Ас и это выслушал. Терезий, не обращающий внимания на эту бодряческую ахинею, хихикнул. Ас перегнулся и ударом кулака выпрямил сустав. Кровать всхлипнула и встала ровно. Терезий вынул изо рта перекушенный карандаш и посмотрел на два обломка: золотое сечение.

Ас, скрипя зубами, выкарабкался из кресла и, пройдя два шага, вовсе не рухнул, а сел непринуждённо. Опустил руки на колени.

– Позируешь для медали?

Иннан сильно наступила Биллу на широкий башмак пяточкой кроссовки. Билл криво улыбнулся.

Терезий, решив, что не стоит обращать внимания на второсортных создателей нового порядка, весь целиком предался устройству командира на ложе. Он был почтителен и оттого процедура выглядела особенно домашней и неловкой.

– Здесь всё изобилует подробностями. – Высказался Энкиду, зацепив какого-то геодезиста, не обращавшего на происходящее ни малого внимания и рассматривавшего карты на столе.

Тот мельком глянул. Энкиду, пробормотав, что выйдет хлебнуть воздуху, открыл и закрыл дверь плечом.

– Я с тобой. – Заторопился Билл и умильно глянул через плечо Терезия на возлежащего командира. – Ты же не обидишься?

Ответа не было, Билл шнырьком сунулся к выходу.

– Он же сказал – воздуху, Билл. – Промолвил командир.

Билл оглянулся. Тот не шевелился, око сомкнуто. Вот зараза. Терезий был отослан кивком бородки, задранной в дырявый потолок.

Билл, не задерживаясь, устремился за братом. Вскоре он вернулся, утирая губы и с таким свежим дыханием, что Шанни благословила воздух Эриду.

Он был весел и разговорчив, но помалкивал и прижимал палец к вытираемым губам.

– Как тут вы? – Наконец, осведомился, понижая голос так бестактно, что Шанни почувствовала, как у неё поднимается настроение.

Она пробормотала, сминая и перекручивая полотенце:

– У него снова кровит… надо сменить повязку. Поищу настоящие бинты.

– У Саида, леди Шанни, – проговорил кто-то из техников, крутившихся поблизости с горящими от вдохновения глазами, – в ящичке для перчаток.

– Лучше заказать ему чёрную повязку через Мегамир. – Предложил Билл, когда под его вполне добродушным взглядом техник, как говорится, слинял.

Геодезист покосился на них не без интереса, но тотчас снова отвернулся, тыча в перечёркнутый континент.

– А разве синергия действует?

Билл закивал.

– Ещё как. Магазины, как бешеные, торгуют сейчас. Люди не хотят выходить из домов, и они организовали службы доставки.

– Дерут втридорога?

– Не обязательно. Вот в диспетчерской поймали переговоры с лавкой, где товары для животных. Так они обещают бесплатно доставить наполнитель для лотков.

– Это хорошо.

– Послать им сообщение, чтобы нам доставили? Вещь нужная, с учётом того, что в реставрированной диспетчерской один туалет на всю благородную семью Баст.

– Погоди, Билл…

– У нас денег нету совсем?

Шанни возразила, поворачиваясь, чтобы уйти:

– У Аса форт за океаном набит вовсе не резаной бумагой.

– Понимаю. Платить брусками золота за опилки нецелесообразно.

На походной кровати произошло движение. Билл замер, испуганно поводя глазами. Шанни подошла и села в изножье, возле сапог.

Билл вдруг ушёл и потащил за собой картографа, который сопротивлялся и говорил, что ему надо доложить по факту…

Шанни отвлеклась и неожиданно увидела, что он смотрит снизу вверх пристально. Они молчали. Ас приподнялся на локте и покачал головой из стороны в сторону. Шанни медлила. Потом заговорила:

– А если бы я…

– Как ты смеешь такое говорить? – Печально шепнул он.

Огонь вспыхнул за окном. Там работала фантастическая древняя печка и над пламенем покачивался гигантский котёл с бельём действующего состава рабочих.

– Я скоро встану.

Шанни не стала отвечать. Она увидела, что он смотрит в окно. Там по двору шатался офицер драконариев, гвардейского отряда, перешедшего, как выразился деревянным языком офицер, на сторону реформации.

Что это такое, никто не понял, но образованного офицера принял сам Терезий и по всей форме вписал отряд в бумаги, на чём особенно настаивал офицер.

– Мои люди… – Скрежетал он. – Хотят быть уверены в завтрашнем дне и почтут за честь как можно скорее проявить себя в деле.

В поимке сира Мардука, очевидно. Измена присяге нуждается в психологической поддержке, то бишь, в гильотине для прежнего нанимателя. Терезий по прежнему ничего не понимал, но обещал офицеру, что выправит бумаги, а что касается завтрашнего дня, рискнул он слегка пошутить, прощупывая почву, то и этот ещё не кончен.

Офицер так долго молчал, что Терезий уже решил для себя под любым предлогом отделаться от реформаторов. Внезапно офицер улыбнулся, что совершенно переменило его смуглое красивое и жутковато неправильное лицо.

– Как водится, сир. – Проговорил он и голос его, тоже негнущийся, как губы и гладкая несминаемая морщинами на лбу кожа, дрогнул.

Терезий мысленно облегчённо вздохнул и протянув руку, хлопнул офицера по дубовому плечу.

– Вот и отлично, голубчик. – Молвил он. – Я лично сообщу господину Александру, что нашего полку прибыло. А вы тут располагайтесь…

Он подмигнул, осторожно убирая руку – такое было ощущение, что по шкафу вдарил.

– Впредь до особых распоряжений квартируйтесь… заведение тут у нас имеется. Возле озера. Впрочем, если у вас режим…

Офицер тоже мигнул.

– Обижаете, сир.

И пояснил:

– Я не пребываю в тисках добродетели.

Терезий мудро покивал, воздержавшись от комментариев и уходя, запустил глазенапа в сторону окна. Там ему померещилось око, но это конечно, мара, блик… отсюда увидеть почивающего командира было нельзя.

Ас, рассмотревший все подробности интермедии, снова прилёг.

Дело для драконариев нашлось очень споро. И даже хорошо, что несмотря на отсутствие избытка добродетели, офицер не только не пошёл к озеру, но и квартироваться приказа не дал.

Ужасный сигнал тревоги пронзил воздух над лагерем.

Обстрел полуострова, как тотчас почти без суеты выяснилось, производился небольшой эскадрильей красноносых старомодных истребителей.

– Их поднимают с баржи в ста километрах от берега. – Объяснил артиллерист с куском копоти на остром носу. – Кажется, эта их штука смонтирована из остатков летающей башни.

Терезий насупился. Он стоял в поле, подбоченившись, что было ему несвойственно – уж очень вульгарная поза.

– А где, позвольте, наша барражировка?

Артиллерист с некоторой ненавистью посмотрел на чистоплюя-начальника.

– Какая такая барражировка? – Внятно проговорил он. – У нас все беспилотники на складе под ёлочкой лежат. Прикажете их на слюнях завести?

– Я ничего не хочу слышать. – Сказал Терезий. – По поводу халтуры поговорим позже…

Он пошёл прочь и оступился. Артиллерист посмотрел вслед и смахнул копоть с носа.

– Они с другой стороны. – Он топнул, показав ту сторону – другое насквозь от подошвы сапога полушарие.

Терезий обернулся и помахал ему.