Текст книги "Некромант. Такая работа"

Именно это меня сейчас и выручило.

Симка, державшаяся внутри на честном слове, выскользнула и приземлилась мне под правое колено, чтобы жалобно хрустнуть мгновение спустя. Потом новую куплю, она стоит копейки. Если, конечно, для меня наступит это самое «потом».

– Твое упрямство будет стоить тебе жизни, брат, – сказал Ник, медленно, как асфальтовый каток, надвигаясь на меня. Как будто раньше он вовсе не собирался меня убивать, а теперь я сам, дурак такой, спровоцировал его.

Так я и поверил.

Он двигался, как большой парень, хотя вовсе не был крупным. Так бывает, когда человек точно знает, что он тут самый крутой. Вокруг шевелилось кладбище – от самых ближних к нам могил до забора, который в темноте нельзя было разглядеть. Сотня? Две сотни? Я боялся считать. Тут было больше мертвецов, чем я вообще когда-либо видел.

Глотку саднило так, словно она была набита полынью и крапивой, язык едва ворочался, а под кожей поселилась орда маленьких, но очень злобных чертей. Я стоял на коленях перед гребаным Темным Властелином, он был очень зол, и мне не стоило злить его еще больше. Наоборот, я должен был сдаться – и как можно правдоподобнее. Понимаете, когда твой противник считает, что уже раздавил тебя, твои шансы на победу здорово возрастают.

Призрачная веревка скользила у меня меж пальцев. Еще чуть-чуть – и я найду нужное место.

Мне просто надо было подождать. Вместо этого я откашлялся, сплюнул – слюна оказалась вязкой и зеленоватой, как при гнойной ангине, – и буркнул:

– Твои братья в овраге лошадь доедают.

Знаю, это не оправдание для дурацких поступков, но я не смог удержаться. Этот чокнутый некромант мне здорово не нравился, а когда тебе кто-то настолько не нравится, ты не захочешь, чтобы он называл тебя братом. Даже если в некотором смысле это правда.

И в этот момент Цыбулин выстрелил Нику в голову.

Наверняка вы видели кучу фильмов, из которых следует, что зомби двигаются так же медленно, как и соображают. Мертвую плоть довольно легко повредить, и она не восстанавливается. Я имею в виду, что, если мертвый человек порвет мышцу или сломает ногу, у него нет шансов поправиться. Собственно, именно поэтому большинство из них в обычной ситуации старается не двигаться. Или, во всяком случае, не двигаться быстро.

Никаких рывков.

Вот только это не значит, что они вообще на них не способны.

Пуля полковника застряла в черепе парня, умершего от ножевого удара. Ника забрызгало сероватой вонючей жижей, несколько капель упало на снег. Живой человек от такого попадания наверняка бы упал, но мертвец устоял. Покачиваясь, он стоял перед своим брезгливо отряхивающимся господином, и руки у него дрожали. Кажется, я говорил, что приказ некроманта, поднявшего мертвого, довольно успешно заменяет ему божью волю.

Я не думаю, что многие из вас полезли бы на печально известный римский крест для преступников, чтобы защитить Иисуса. Я бы не полез. Я боюсь боли и наверняка нашел бы кучу годных причин, которые не позволили бы мне это сделать. Вроде того, что Иисус сам так решил и кто я такой, чтобы вмешиваться в божий план.

А у мертвецов выбора нет. Ни одна причина для них не является достаточно весомой, чтобы увильнуть от выполнения приказа хозяина.

– Взять его. – Ник сказал это спокойно и презрительно, с той интонацией, которую используют богатые белые туристы на Пхукете, чтобы отдать распоряжение тайскому персоналу низшего звена – уборщику или дешевой проститутке, навязывающей свои услуги.

Цыбулин успел выпустить еще пару пуль, пока три мертвых человека его не скрутили. Толстяк в приличном костюме, перемазанном в земле, похороненный три или четыре дня назад, не больше, навалился сверху, придавив полковника. Старуха и старик, очень опрятные, похожие друг на друга, как родственники, зафиксировали его ноги и руки. Сил у них было не очень много, и, дергаясь, Цыбулин наверняка им что-нибудь повредил.

Это было неважно.

Отголоски того, что происходило с ними под коркой мертвой плоти, там, где они все еще могли быть собой, скользили по мне, как птичьи тени в солнечный день. Ужас. Непонимание. Тревога.

А я перебирал веревочное плетение, пытаясь отыскать слабое место, потому что все равно больше ничего не мог сделать.

Я все починю.

Я все исправлю.

Дайте мне только его найти.

Считается, что на открытом воздухе запахи быстро выветриваются, но у нас не так вышло. Ветер утих. Я лежал мордой в снег, любуясь ботинками Ника. От вони у меня начали слезиться глаза, а во рту стоял мерзкий привкус. И еще ребра ныли, потому что чувства юмора у Ника не оказалось, зато удар правой ногой был поставлен знатный.

– Атам. – Некромант протянул руку назад, не глядя.

Его помощник замешкался.

– Господин?

– Черный нож, придурок! – Ник прошипел это сквозь зубы, очень тихо, но я услышал.

Черный. Паршивый цвет.

Похоже, он собирался нас тут просто прирезать, как баранов на Курбан-Байрам, вот только жертва предназначалась вовсе не обладателю всех превосходных имен и качеств, Единому и Единственному. Ник поднял мертвых Котляковского кладбища – маленькая победоносная армия, которой требовался хороший военачальник. И мне не очень-то хотелось встретиться с кандидатом на эту работу.

Метр дурацкой веревки.

Еще полметра.

Пальцы уже жгло – ощущение, как будто руки в уксусе отмачиваешь. Я должен был закончить раньше, чем майор Караев потеряет сознание. Некоторые думают, что при проведении черных ритуалов не очень важно, будет ли жертва осознавать, что с ней происходит. Главное, чтобы она была живой, потому что ее жизнь – это плата. На самом деле это не так.

Пища должна пахнуть, чтобы ее нашли.

Цыпленок или лягушка тоже пугаются перед тем, как умереть, но ни одно существо не способно бояться так же сильно, как человек.

Собственно, именно поэтому Ник и его подручный привели на кладбище пару «белых козлят». Не знаю, где он их взял и что пообещал, но сейчас они точно действовали не по собственной воле. Ни один московский подросток, даже совсем чокнутый, не будет так себя вести, когда вокруг стреляют. У этих двоих глаза были совершенно пустыми, как у плюшевых игрушек, вроде тех, которые вьетнамцы на рынке по пятнадцать рублей за штуку продают. Пацаны стояли на четвереньках, опустив головы к земле так, что волосы закрывали лица. И подвывали. Ритмично так, спокойно – как будто слышали знакомую песню, а слов не помнили.

И тут я поймал веревочный узелок.

Ник дернулся, нелепо взмахнул рукой, словно пытался схватить воздух. Взгляд – змеиный бросок. Выстрелы утихли, как по команде. Должно быть, так оно и было, только команду эту уже не Караев отдавал. Паршиво это, когда в процессе проведения боевой операции у вас меняется начальство.

– Гаденыш! – прошипел некромант. – Что ж, значит, будешь первым.

Нож у него оказался потрясающий – с витой рукоятью и травлением по лезвию. Я бы тоже от такого не отказался. Он отлично смотрелся бы у меня в офисе. Не знаю почему, но такие штуки хорошо действуют на клиентов, хотя для проведения любого ритуала годится самый простой столовый ножик, который больше ни для чего не используется.

Ник наклонился, аккуратно завернул мне рукав на правой руке и полоснул ножом. Длинное, хорошо отработанное движение. И не сказать даже, чтобы больно было – так, ожгло, но крови получилось много.

– Dominus venatione, dominus mortem. – Он читал заклинание хорошо поставленным голосом, ни разу не запнувшись.

Я тоже так могу, но конкретно для этого призыва предпочел бы иметь под рукой склерозник. Может, для Ника призвать господина смерти и владыку мар, охотника из охотников, пьющего ужас и приходящего во тьме, было все равно что побриться утром, но для меня – нет.

Кроме того, вряд ли он бы откликнулся на мой призыв.

Я не такой крутой парень, чтобы заставить его. И подарка, который ему понравился бы, у меня тоже не было. Я не использую человеческие жертвы.

– Dominus omnius visibilium et invisibilium, veni! – выводил Ник.

Нас окутывала тишина, наматывающаяся на его голос, как вата – густая, плотная. И в этой тишине я услышал новый звук. К воротам кладбища подъехала машина. Черканула светом фар по деревьям. Замолкла. Ослепла. Хлопнула дверь, и женщина – похоже, Марина – велела кому-то сидеть тут и не высовываться. Ночью звуки хорошо разносятся. Даже в Москве.

Я лежал на земле и, стараясь не торопиться, распутывал узелок. Ник его крепко затянул, впору зубами вцепляться, но я знал, чем его можно поддеть.

С руки капало.

Кровь впитывалась в развороченную землю. По этой земле топали тела, поднятые из могил – мужские, женские, даже пара детских. Только трое или четверо из всей этой толпы помнили, что у них уже есть какая-то другая жизнь, в которой они – совсем другие люди, у которых на сегодня точно были другие планы.

Нехороший признак. Хуже не бывает просто.

Даже если у меня получится выцарапать их у Ника и вернуть домой, у ребят будут серьезные проблемы с памятью. Это все равно лучше, чем застрять здесь, но не намного. По большому счету память о собственной неповторимой жизни – это то, что ты есть.

А он просто взял – и стер ее только потому, что не считал нужным быть аккуратным.

По асфальту простучали каблучки.

Если вы спросите меня, то это дурацкая идея – заявляться на кладбище в норковой шубе «в пол». Потом глинищу хрен отчистишь. Но, видимо, у Марины это не единственная шуба была.

– Не знала, что вы еще и шоумен, – прищурившись, процедила она. – Это и есть ваш хваленый выезд? Кино снимаете? Проморолик ваших услуг? Что ж, грим у ваших статистов не очень качественный. Отваливается.

Она неопределенно махнула рукой и нервно рассмеялась, продолжая себя накручивать. Некоторые женщины это хорошо умеют делать. Настолько хорошо, что те выводы, к которым они пришли, заслоняют от них все остальное. Иногда это на пользу, но чаще – нет.

– Здравствуй, Марина, – сказал Ник. – Не ожидал тебя здесь увидеть, но это приятный сюрприз. Ты украсишь нашу маленькую вечеринку.

– Ник? – Марина шагнула к нему, споткнулась и упала бы, если бы второй некромант не поддержал ее за локоть. – Я так зла на тебя, так зла! Ты ни разу не позвонил!

– Работа. – Ник пожал плечами. – Ты уже большая девочка и должна понимать, что у настоящих мужчин всегда слишком много работы. Она отнимает все наше время.

– Работа?! – Марина дернула локтем, подобрала полы шубы и встала так, как обычно встают женщины, намеренные хорошенько поскандалить. – И могу я узнать, чем таким важным ты занимался все это время, что не нашел и минуты, чтобы мне позвонить? Поинтересоваться, как я живу?

– Конечно, можешь. – Некромант ухмыльнулся, сделал шаг вперед и, копируя его движение, два мертвеца в добротных черных костюмах шагнули к Марине. – Я с удовольствием покажу тебе все это. Я всегда считал, что женщины восприимчивее мужчин и поэтому пользы от них значительно больше. Подожди немного – и ты поймешь, насколько важна моя работа.

Шуба, сдернутая с Марины, полетела на снег; под нею оказалось вечернее платье, темно-синее, с кружевом по горловине и тонкой вышивкой по подолу. Из тех, которые надевают, отправляясь в оперу. Есть ли в Москве опера? Если честно, понятия не имею. Должна быть.

Один из мертвецов ловко скрутил Марине локти за спиной, а второй, ухватив за подбородок, задрал ей голову так, чтобы как следует открыть горло. Под тонкой тканью платья резко обозначился лифчик.

– Сейчас же… Немедленно… – Женщина задергалась в руках мертвецов. На то, чтобы еще и орать при этом, ей не хватало дыхания. Неважная физподготовка. – Я не желаю… участвовать в вашем шоу! Я… пришла за объяснениями. И ты мне их дашь!

Маленькая храбрая женщина.

Не думаю, что она не почувствовала запаха. Ей просто до ужаса не хотелось осознавать, что это за запах. Не вижу зла – это хороший концепт для того, чтобы жить нормальной жизнью в условиях, которые никак не назовешь нормальными. Но эта стратегия не предполагает выхода из этих условий. Если все и так в порядке, не нужно тратить последние силы на то, чтобы все изменить. Слишком велик шанс, что не получится.

– Позволь, я объясню тебе кое-что, – сказал Ник. – Я рад, что ты пришла сюда именно сейчас, потому что с женщинами работать намного проще, чем с мужчинами. Этот парень, которому ты звонила – это ведь была ты? – увел мою жену, и я знал, что теперь он обязательно найдет меня, чего бы ему это ни стоило. Это хорошо, когда у человека, которого ты собираешься использовать как приманку, есть причины ненавидеть тебя. Он будет гнаться за тобой и не оставит погони, даже если обессилеет. Но среди моих коллег есть кое-кто, кто хочет есть. А я не могу отдать им его.

– Бред. – Марина замерла, обмякла и наверняка осела бы на снег, если бы мертвецы не держали ее так крепко. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты не был таким, когда мы встретились.

– Люди меняются. – Некромант пожал плечами. – Тебе пора открыть глаза и понять, что происходит.

Ему нужен был ее страх, и он знал, как его получить.

– Глупая шлюха, – добавил он. А потом размахнулся и ударил женщину ножом в плечо, распоров кружевной рукав. Не в горло, услужливо подставленное мертвецом. Он не хотел ее убить. Несколько мар кинулись к Марине, облепили ее, как раки – дохлую лягушку.

И тогда она закричала. Я ощутил ужас, наполнивший ее рывком – ледяной, закручивающейся волной, соленой водой, забивающей легкие. Ванная. Кровь. Хруст. Волосы, прилипшие к раковине. Ее маленький шрамик неудержимо расползался, захватывая все новые и новые территории – до тех пор, пока вся жизнь Марины не стала одним сгустком боли, страха и беспомощности перед лицом чужой болезненной ревности.

Ничего больше.

Только край ванны, о который любимый и единственный ударил ее головой, чтобы потом, когда она отключилась, пару раз навернуть с ноги. И сломать ей руку, чтобы даже не думала лезть в штаны к другим мужикам. Она ведь наверняка это делала, иначе какой смысл целыми днями в офисе торчать, пока он, одинокий и несчастный, скучает дома на диване.

Марина кричала, не умея выбраться из белой ванной комнаты. Почти у всех есть такая; большинство рано или поздно находят способ выйти и запереть дверь, ведущую в нее. Но она не исчезает от того, что ее заперли.

Если ты однажды побывал в ней, она навсегда остается с тобой.

По толпе мертвецов пробежала дрожь. Кто-то двинулся вперед. Кто-то упал на землю. Двое или трое принялись расшатывать оградки могил. Внутри каждого из них горело отчаяние, не способное выплеснуться наружу. Но теперь страх и безнадежность, как шторм, бушевали вокруг них.

– Стоять! – рявкнул Ник.

Они послушались, но только на мгновение.

Кто-то зарычал, как собака. Мертвая старуха в ситцевом платье, босая, стоявшая в двух шагах от меня, заскулила сквозь зубы. Ник перехватил нож и рукоятью его ударил Марину в лоб. Женщина пустым мешком обвисла на руках держащих ее зомби. Это должно было успокоить людей, которых некромант выволок из могил и заставил делать то, на что они никогда не пошли бы, пока были живы. Я имею в виду, вряд ли кто-нибудь из них раньше считал нормальным удерживать женщину, пока плохой парень бьет ее ножом. Или, например, выскочить из-за дерева и откусить восемнадцатилетнему «срочнику» кусок лица – какой получится.

Но не успокоило.

Иногда отчаяние толкает людей на ужасные поступки. Это случается и тогда, когда речь идет о мертвых людях.

Они надвигались на нас, как прилив.

– Сделайте же что-нибудь! Прикажите им убраться обратно в могилы! – просипел майор Караев. – Маг, твою мать!

«Прикажите им»?

Такие вещи очень легко говорить, но вот с выполнением все гораздо сложнее. Прикажите компьютеру работать – при том, что у вас нет админских прав. Сделайте что-нибудь с ценами на бензин – и плевать, что вы не имеете никакого отношения к нефтяной отрасли, вы же знаете, как примерно она устроена. Во всяком случае, машину заправляете с правильной стороны.

Этого недостаточно? Да вы просто не хотите помочь!

– Сейчас, – сказал я.

Мертвые чувствовали мое присутствие, как если бы я был частью их, неотъемлемой и обязательной. Они знали меня. Они пришли потому, что Ник позвал их – встань и иди. И я стоял среди них, зная, что они пришли за мной. Я должен был спасти их. Если я ошибусь, они порвут меня на клочки. Хорошенькая перспектива.

– Dominus venatione, dominus mortem, – шептал Ник, все ускоряясь и ускоряясь.

Волновался, что ли? Я бы на его месте здорово нервничал.

Он использовал мою кровь, чтобы активировать лестницу, но это не значило, что ее не мог использовать я. Открытые раны – это как кредит. Пока лимит не превышен, можно развлекаться. Другой вопрос, что потом мне все равно по нему расплачиваться придется, и с процентами, но до этого «потом» еще надо дожить. И тогда я нажал свою личную красную кнопку внутри ядерного чемоданчика.

Многие думают, что после атомной войны на Земле вообще мало что останется; США, Россия и все остальные страны, у которых есть ядерное оружие, будут стерты с лица планеты, экология окажется в заднице, а в глухой тайге и амазонских джунглях укроются тихо подыхающие мутанты. Но что делать, если в тебя уже летят ракеты, нашпигованные смертью?

У вас есть на этот случай другой, хороший план?

У меня – нет.

Ник уже открыл врата и подал к трапу лестницу для того, кто собирался спуститься на Котляковское кладбище из самой темной области Гемаланг Танах. Во всей силе и славе, сколько их у него было – а было до фига.

Небо раскололось с таким звуком, с каким мог бы лопнуть чертовски большой воздушный шарик. Зимой в Москве гроз не бывает, но молния, пропахавшая тьму от края до края, выглядела вполне настоящей.

– Мадонна Сангре! – прошептал я. – Нижайше взываю к тебе и молю о помощи.

Я не работаю на кровососов.

Я работаю вместе с ними.

Да, это гораздо хуже. И я очень надеялся этого избежать. Вот только, когда ты тонешь, у тебя не всегда есть возможность выбирать, за чью руку уцепиться.

В лицо плюнуло холодом, и непроглядная, цвета старой крови тьма окутала меня. Мертвецы замерли – им как будто подачу энергии отрубило.

– Ты звал, раб. – Рамона мягко шагнула в снег, и наст удержал ее, как будто она ничего не весила. – И вот я здесь.

«Раб»? Интересные у нее формулировки.

– Я нашел его, – проскрипел я.

Это была не лучшая моя идея за последнюю неделю – отдать живого человека вампиру, который был старше города, где я родился. Просто меньшее зло. Иначе вышло бы куда хуже. Согласитесь, неплохая отмазка для того, кто не сумел найти действительно хорошего способа все разрулить.

– Я вижу. – Она улыбнулась, обернулась к Нику – добрая бабушка, воплощение заботы, олицетворение всего, чему можно безоговорочно доверять. – Здравствуй, чачо. Я ждала этой встречи. Почему ты так долго не приходил? Я начала думать, что тебя и вовсе не существует, что я придумала тебя, чтобы спастись от одиночества.

Сила текла из нее, сияющая и густая. В ней было все хорошее, что может случиться с тобой в жизни: и первые белые грибы, и босыми пятками по деревенской дороге, и кипенно-белое молоко с земляникой, и еще когда ты не знаешь, как заговорить с девочкой из дома напротив, а она сама подходит и говорит «у меня есть котенок и почти целая шоколадка, давай дружить».

Обещание, что так будет всегда.

Бессмертие, наполненное безопасностью и любовью.

Некромант качнулся к Рамоне, выронил нож. Обхватил ее плечи, прижался лбом к виску, открыв шею.

Я застонал. Приподнялся, чтобы подползти к мадонне Сангре и обнять ее худые колени – и краем глаза заметил движение. Караев судорожно дергался, пытаясь встать. Пробитое пулей бедро, вывихнутая рука – все это были мелочи перед тем, что за ним наконец-то пришла его бабушка. Существо, исполненное любви и намеренное забрать его туда, где он будет принят безусловно. Любым – негодяем, подлецом, трусом, совершившим множество ошибок. Туда, где не будет для него никакой смерти, никакого стыда и никакой расплаты.

Забрать домой.

Домой.

И в этот момент иллюзия дала трещину – во всяком случае, для меня.

Дома – у меня дома, я имею в виду, в моей настоящей московской квартире с крошечной кухней и совмещенным санузлом – этим вечером сидела девушка, которая надеялась, что я вернусь. Она ждала меня изо всех сил – зная, что я отправился драться. Она сидела на моей кухне, закусив губу и слушая АББА, не осознавая, но догадываясь о том, с кем я умудрился сцепиться. Ей не все равно было, выберусь я из этой заварушки живым или нет. И пока она делала это, я не мог проиграть. Не мог – и все. Не спрашивайте, как у меня вышло это понять.

Я не знаю.

Это было как прикосновение, которого не ждешь и на которое не надеешься.

Анна-Люсия сказала: «Я хочу, чтобы ты дал мне такую любовь». Теперь я шкурой чувствовал, что она имела в виду, только понятия не имел, где взять то, что ей нужно. В меня такое при рождении положить забыли. Понимаете, в некоторых кладут до фига способности любить, а у других под это не очень много места отведено. Зато мы другие штуки хорошо умеем делать.

– Дитя мое, – прошептала Рамона Сангре, и в шепоте ее было столько карамельной, приторной сладости, что у меня зубы заболели.

А в следующий момент произошли сразу три важные вещи.

Кровососка рванула Нику горло.

Узелок под моими пальцами поддался.

И сквозь низкие облака, затянувшие небо над Котляковским кладбищем, на землю рухнул Ворон, охотник из охотников, господин смерти и владыка мар, пьющий ужас и приходящий во тьме. Он был чертовски раздражен, и я прекрасно его понимал. Даже если ты очень могущественный парень, бессмертный и все такое, довольно неприятно плюхнуться в грязищу с высоты птичьего полета.

Я встал во весь рост, поднял лопату и навернул ею Нику по башке. В конце концов, мне давно хотелось это сделать. Я обещал набить этому некроманту морду, когда встречу его в следующий раз. Пацан сказал – пацан сделал. Не то чтобы я хвастался, но я правда стараюсь держать свои обещания. Даже те, которые дал самому себе.

– Ты отдал его! – прошипела Рамона Сангре.

Окровавленные клыки не добавляли ей привлекательности.

– Я передумал, – сказал я.

– Нельзя так просто взять – и отобрать подарок! – Она надвинулась на меня, как волна.

За ее спиной медленно поднимался Ворон, огромный, как победитель чемпионата по бодибилдингу, но она была так зла, что не обратила на него внимания.

Сколько шансов было, что она успела Ника заразить? С какой вероятностью вместо некроманта-маньяка у нас на руках завтра будет свеженький вампирчик, обладающий способностями, на порядок превосходящими мои собственные?

У меня не было при себе мобильного лабораторного комплекса, но я видел, чего хочет Рамона. Никогда не убивай врага, если ты можешь его использовать. Вампиры не разбрасываются ценными ресурсами. Но позволить ей заполучить Ника к себе в гнездо я просто не мог. Не из донкихотских причин. Все проще – в этом случае кровососы стали бы слишком страшным противником. А тот, кто может просто взять, что хочет, не скрывается и не пытается договориться.

Он просто берет.

– Вон тот парень, – сказал я, – тоже на него претендует.

Рамона обернулась. Ахнула. И в одно движение взлетела на земляной холм, образовавшийся рядом с развороченными могилами. Мертвецы вокруг нее были как манекены в ночном торговом центре.

Есть одна вещь, которую ни в коем случае нельзя терять тому, кто намерен нанять духа, принеся ему жертву. Это контроль над ситуацией. Наемник не скажет вам – «партнер, вот тут ты допустил ошибку, которая позволит мне убить тебя; мне этого хочется, но не очень-то выгодно». Он просто заберет свою плату, если вы окажетесь достаточно глупы, чтобы не подстраховаться.

Найм – это разовые отношения.

Как случайный секс с проституткой на курорте, откуда вы завтра улетаете и куда никогда не вернетесь, потому что есть еще уйма мест, где вы хотели бы побывать. В нем нет никаких цветов и конфет, прогулок под луной и компромиссов, нет особенной бережности и попыток узнать друг друга. Этого не требуется. Вы платите – вы получаете оплаченный товар. Вы подставились, умудрившись заснуть рядом с чужим человеком, – рискуете наутро обнаружить выпотрошенный кошелек.

Гемаланг Танах – невероятное место, наполненное богатствами, и тайными знаниями, и удивительными существами, это правда. Но большая часть этих удивительных существ с удовольствием оторвет вам голову, если вы зазеваетесь.

Ник призвал Ворона, чтобы тот принял жертву и отслужил ему за это. Дух пришел, но теперь некому было заключить с ним договор, в котором были бы оговорены рамки этой службы. Вот тебе, дружок, аванс, и все дороги в этом мире открыты для тебя. Развлекайся. Воруй, убивай, делай разные нехорошие вещи с гусями.

– Опять ты? – рявкнул Ворон.

Я в общем-то и не рассчитывал на то, что он мне обрадуется, но вряд ли у него отвалился бы язык, если бы он поздоровался.

– Ну да, – ответил я. – Судьба такая.

– Дерзость, – он прищурился, – наказуема. Как ты посмел воззвать ко мне?

– Это не я.

– Лгать бесполезно. Я почуял твою кровь.

– Э-э… Вообще-то этот парень, – я ткнул пальцем в Ника, валяющегося на земле, – звонил с моего мобильника. Фигурально выражаясь.

Кажется, метафора оказалась для Ворона слишком сложной.

– Ты умрешь сегодня, – сказал он. – И твоя кровь напитает эту землю, которой я владею теперь.

Черт, похоже, наши планы никак не стыковались.

– Ник призвал тебя, – повторил я. – Он взял вон тех ребят, которые уже почти отрубились, выкачал из них жизнь, чтобы поднять кладбище, а потом разрезал мне руку ножом, чтобы открыть тебе дорогу. Так понятно?

– Тогда отчего же он не дождался меня, чтобы заключить договор, как этого требует обычай? – Ворон усмехнулся. – Люди стали дерзкими в последнее время. Их следует научить уважению к старшим.

Не то чтобы я был с ним совсем не согласен, но методы обучения, принятые в Гемаланг Танах, довольно кровавы. Вряд ли бы от Москвы что-нибудь осталось после того, как Ворон бы применил их. Убивать людей много проще, чем тех существ, к которым он привык.

– Не думаю, что это была дерзость. – Я покачал головой. – Просто я настучал ему лопатой по башке. Люди от этого портятся, знаешь ли.

– Выходит, ты украл моего призывающего, человек.

– Выходит. – Я пожал плечами. – Но это была вынужденная мера. Если бы не я, его украла бы вон та милая леди. А так еще можно все исправить. Я так думаю.

– Кровососка. – Слово было тяжелым, как кирпич, падающий вам на голову с крыши семнадцатиэтажного дома. Стандартный одинарный полнотелый кирпич весит около трех килограммов – не бог весть сколько на самом деле. Но если он успевает как следует разогнаться, вас вряд ли что-нибудь защитит. Крышу машины он, во всяком случае, на раз проламывает.

– Охотник, – отозвалась Рамона. Даже не пошатнулась.

Майор Караев с повисшими на нем мертвецами наконец дополз до нее и припал лицом к ее стопам. Она брезгливо пнула его; он заплакал от того, что его не любят больше.

– У меня нет войны с твоим народом. Уходи – и я не стану преследовать тебя, – предложил Ворон.

– Роскошное предложение. – Рамона изобразила улыбку. – Но это мой человек. Кирилл Алексеевич нашел его для меня, и я вправе забрать его.

Может быть, в другое время они и могли бы сойти за людей, но сейчас это были две собаки, рычащие друг на друга над костью.

– Я сильнее, – мягко, почти ласково сказал Ворон. – Призванный, не связанный договором, я возьму это место со всеми, кто его населяет. И тебе не стоит ссориться со мной.

Небо над нами полыхнуло алым – так, как будто где-то поблизости рванула цистерна с бензином, только почему-то беззвучно. Деревья, облака, прозрачные тела снующих вокруг нас мар – все словно наполнилось кровью. А я стоял посреди всего этого и надеялся изо всех сил, что два очень страшных монстра просто уничтожат друг друга. И если мне повезет, то не разнесут тут все к чертям в процессе.

Минус на минус в результате дает плюс.

Во всяком случае, в математике так.

– Ты ошибаешься, охотник. – Голос мадонны Сангре вился, как шелковый шарф, и нежность его была – яд на лезвии ножа. – Тебе придется договариваться со мной, чтобы вообще уйти отсюда. Целиком уйти. Ты неверно оценил ситуацию. Встань, детка.

Ник медленно поднялся – тем неловким, мешковатым движением, которое режиссеры в кино обычно приберегают для дряхлых стариков. У него кровь затекала под воротник и кусок кожи на горле болтался на одной ниточке, но он послушался. Многие думают, что, когда тебя кусает вампир, на шее остается только пара едва заметных дырочек. Но давайте будем честны друг с другом – даже люди не всегда едят аккуратно. Особенно, если очень торопятся.

Он покачивался, как пьяный.

Хотя – почему «как»?

После того как Вероника укусила меня, я еще пару дней очень паршиво соображал. Рассвет заставил ее отключиться – только это меня тогда и спасло. Если бы она велела мне остаться, я бы даже не подумал сбежать. И сдох бы прямо там от анафилактического шока. Моей жене до Рамоны Сангре было как до Китая раком. Сколько шансов, что она сделала из Ника нимфу, запустив в него зубы не от голода, а точно зная, что хочет получить в результате?

Ответ: сто из ста.

– Пока жив тот, на чей зов ты явился, соблазненный великими дарами, о владыка мар и господин смерти, тот, кто приходит во тьме, ты беспомощен. Ты обязан заключить договор.

Ворон бросил на Ника короткий взгляд и скрежетнул зубами так, что у меня в ухе зазвенело.

– Мы оба знаем, с кем на самом деле этот договор будет заключен, – мрачно сказал он.

– И тем не менее ты обязан это сделать, – торжествующе улыбнулась Рамона. – Он не выпустит тебя, пока я не позволю. И теперь у него достаточно сил, чтобы удержать тебя даже против твоей воли.

– Никто, – глаза Ворона метали молнии – в переносном смысле, но все равно находиться рядом с ним мне было здорово неуютно, – ни один человек не в силах удерживать меня тогда, когда я не хочу этого.

– Ты забыл, охотник. Я не человек. Расскажи своему другу, что он должен сделать для меня, дитя.

Не стоило ей так его выбешивать.

Совсем не стоило, чего бы она ни добивалась. Но даже в том случае, если ты – тысячелетний вампир, владеющий кучей обращенных прихлебателей, которые ловят каждое твое слово, ты не можешь разбираться абсолютно во всем. Я знал одного парня, который был гениальным математиком и собрал все премии, которые выдаются в этой области науки. У него были трудности с заполнением заявлений в собес – просто потому, что, на его взгляд, они были составлены нелогично. Вампиры любят силу, и жестокость, и кровь. Они отлично знают, как страх и чувство беспомощности туманят рассудок и делают жертву слабой. Может быть, поэтому им трудно понять, как страх может превратить разумное существо в смертельно опасную тварь. Рамона была умна и расчетлива, но она мало общалась с обитателями Гемаланг Танах.