Текст книги "Тёмных дел мастера. Книга четвёртая"

– Нет, – невольно процедил он сквозь стиснутые зубы. И дико задёргался, охваченный волной сплошных судорог, которые тотчас же стянули тело молодого колдуна в единый комок и перекрутили набок.

Угодившей в переделку барышни, которой так и не удалось высвободить ногу, пришлось ещё сильнее податься вперёд.

– Пусти, ах! Пусти!.. Меркхен ест!!! – завопила она что есть мочи, но тут почувствовала, как их тела будто ещё и скатываются куда-то вниз. А потом увидела, что корпус кареты прилично просел, наклонившись выбитой в задней стенке дырой к нещадно мелькавшему за ней полотну дороги. Похоже, рессоры просто не выдержали того смачного удара, который устроил Альфред, и отчасти надломились.

«И если когда-нибудь настанет время, что магия детей иссякнет, то только потому, что они сами уничтожат её. И если когда-нибудь настанет время, что магия детей утратит своё значение, то это произойдёт только благодаря их слабости», – вспомнился в последний момент Альфреду один из фрагментов, почерпнутых им из сокровенной книги знаний в стенах Эргарота. После чего руки его вдруг сами собой разжались, а по стенам кареты пронёсся отчётливый треск от расщепивших их в одно мгновенье десятков узких и длинных шипов, которые внезапно выросли из разных частей тела молодого колдуна. При этом все они странным образом прошли мимо Бесстиен и Вада, поскольку направление шипам задавали его инстинкты.

«И если когда-нибудь случится так, что магия детей иссякнет…» – неосознанно бубнил Альфред с полузакрытыми глазами, пока Бесстиен с ужасом оттаскивала от него свою, казалось, чудом не задетую проросшими шипами ногу. А благодаря своевременной помощи Вада она успела забраться вместе с библиотекарем в переднюю часть продолговатого корпуса кареты раньше, чем очередной ухаб на дороге заставил их испытать эти шипы на прочность, налетев на них всем весом.

Тем временем потерявший уже всякую надежду на спасение трепыхавшийся на козлах Ральде, понимая, что это, возможно, последние секунды его жизни, продолжал лишь тихо молиться богам. Втайне понося всеми известными греховными словами свою крайне распущенную сестру и своё решение последовать за ней, а не остаться в стенах той хоть и принадлежавшей местным сентусским дикарям, но зато тихой и спокойной лечебницы.

«И если когда-нибудь настанет время, что магия детей иссякнет, то только потому, что они сами уничтожат её…» – раздался вдруг в голове Ральде чей-то абсолютно чужой голос, который тотчас же напугал почтенного гилийца ещё сильнее, поскольку заклинанием «канала» он не пользовался. По этой причине резко вздрогнувший Ральде чуть не потерял вожжи, несмотря на то, что сейчас от них уже было мало толку, поскольку лошади в упряжке распалялись всё сильнее.

Несясь по дороге вдоль каких-то нищенских одноэтажных домиков с грязными, заплёванными дворами и покосившимися оградами, стоящими здесь вперемешку с выглядывавшими из-за них островками размашистых сосен и прочей не облагороженной древесной растительности, неуправляемый экипаж горе-беглецов на каждом повороте рисковал потерпеть аварию: его постоянно заносило то вправо, то влево. И если бы на одном из таких виражей у многострадальной кареты не выдержал передок, она бы точно перевернулась на бок. Но ничего такого, к счастью, не произошло.

Выбегавшие во двор жители района только провожали громыхающий экипаж настороженными взглядами. После чего, правда, доставали свои палочки и, подключаясь к «каналу», спешно сообщали об увиденном, предупреждая соседей и знакомых насчёт самых явных своих опасений. И высказывая определённые предположения, о которых ни Ральде, ни находящиеся за его спиной остальные пассажиры кареты, конечно же, ничего не знали.

«Пш-ш!..» – раздался, однако, в какой-то момент уже знакомый усатому гилийцу звук вылетающего из палочки снаряда усыпляющей магии. И угодил с ближайшей высокой сосны в круп одной из бесновавшихся впереди лошадей, разлетевшись небольшим зелёноватым облачком, которое тут же оказалось сдуто встречным ветром. После чего ситуация повторилась и со второй лошадью, но в неё друг за другом было пущено целых два заряда, потому что первый из них не попал в цель.

– Ай, зараза буржуйская! – звякнул позади упитанного гилийца на удивление высокий и, по всем признакам, явно детский голос, который просто не мог принадлежать сотруднику регулярной стражи Сентуса.

И спустя всего несколько десятков метров обе лошади стали сами собой успокаиваться, постепенно сменяя дикий галоп на вполне послушный и медленный шаг, благодаря чему теперь ими можно было снова управлять. Хотя на этом действие попавшего в них заклинания, похоже, просто заканчивалось.

«Хитро», – вскользь признал про себя Ральде на своём родном языке.

Он дышал уже не так испугано и надрывно, поскольку ему больше нечего было бояться внезапной смерти при падении кареты на землю. Зато теперь, вероятно, стоило начинать опасаться тех, кто сумел подстроить для них настолько оригинальное торможение.

И всё же, несмотря на все подозрения Ральде, к карете вскоре действительно подбежала целая толпа ребятишек, сразу с двух сторон. Они наперебой кричали почтенному гилийцу:

– Тур-рр, тормози, дядя!

После чего самый старший из них припустил вперёд и стал показывать Ральде, где сворачивать.

– Вот сюда, дядя, давай! Вот сюда! – гомонил он не переставая хриплым, ломающимся голосом наглого подростка, похожим на тон обычной пригородной шпаны, обитавшей в подобных бедняцких районах в изрядных количествах и целыми днями слонявшейся туда-сюда без дела. Пока, конечно, не подворачивалась возможность ограбить кого-нибудь побогаче, как часто происходило во многих колониях Гилия.

Но, отлично понимая теперь, что им практически не оставили другого выбора, использовав на лошадях точно такую же магию, которой пользовались охранники лечебницы, усатый гилиец решил всё же послушаться паренька. И на ближайшем повороте свернул куда-то во дворы на обычную ухабистую грунтовку.

Повсюду здесь можно было видеть изрядное количество мусора, который, судя по всему, вообще никогда не вывозился за пределы района. Или просто сжигался где-то неподалёку, поскольку то многообразие едких запахов, которое успело пройти через чувствительный гилийский нос Ральде в самые первые секунды его пребывания здесь, навсегда запомнилось ему как совершенно явная картина «настоящего» Сентуса, которую обычно не показывают приезжим. Казалось удивительным, как власти одной и той же страны могли поддерживать сразу несколько заметных уровней благопристойности в одном и том же городе, отодвигая всё дальше от центра весь скапливающийся там мусор. И затем позволяя ему оседать где-то здесь, в безымянной республике без определённого социального статуса, которая предназначалась для проживания в ней только самых бедных слоёв общества. Относящихся, надо думать, к низшему рабочему классу, кормящемуся за счёт своей близости к столице.

– Бесстиен, сестер? Ойт ден айдес тербе?.. Бесстиен?.. – проговорил Ральде в небольшое окошко позади себя, пока карета катилась вдоль приземистых домиков, построенных из самых дешёвых современных материалов, которые только можно было достать.

Но ответа не последовало, и обеспокоенный гилиец вновь окликнул сестру, уже громче.

– …Эс тербе, – протянула наконец измученным голосом женщина, подавшись немного вперёд, чтобы рассмотреть через боковое окно подозрительных «благодетелей». Хотя обломанные ногти и царапины на её пальцах, а также большая ссадина на плече, зиявшая сквозь дыру в платье, отнюдь не говорили о том, что она была в состоянии сопротивляться им или кому бы то ни было ещё.

– Что там? Куда мы свернули, мистер Ральде? Нас всё-таки схватили? – спешно присоединился к их беседе и совершенно ошеломлённый Вад, поддерживая тело своего тяжело дышавшего кумира, поскольку чёрные плоские шипы из тела Альфреда уже успели втянуться обратно.

– Я так не думать, – напряжённо и очень тихо ответил ему усатый гилиец.

И это вскоре нашло своё подтверждение не только в наблюдавшейся вокруг картине, а ещё и в том, что, когда их карету подвели к какому-то совершенно неприглядному дому, оттуда вышли сразу несколько взрослых людей. По большей части они были вооружены старомодными жезлами, не предназначенными для кристальной магии, и одеты в простые телогрейки. Окружив экипаж с двух сторон, они вмиг отогнали всех ребятишек, раздав самым старшим из них пару-тройку дешёвеньких свитков с перманентным зачарованием и отправив установить охранные печати вдоль передних границ закоулка. А сами все как один осторожно прильнули к выбитой задней стенке кареты.

– Это он?

– Да нет, не может быть… Так они его тоже поймали?

– Слушай, замолчи там, Кварг! Кому это ещё быть, как не ему? Парни у лечебницы видели его магию.

– Тогда почему он не шевелится?

– А что если это просто те, кто сбежал из «Макового цвета», а его с ними и рядом не было?

– Ага, и самоходку ту регулярскую тоже не он разнёс! Да ещё и с одного удара…

– Нет, ну тогда это точно он!

Всё это доносилось с внешней стороны экипажа от нескольких чумазых и небритых мужчин, руки которых заметно подрагивали, удерживая изрядно потрескавшиеся от времени волшебные жезлы, половину из которых уже явно можно было отнести к антиквариату.

– Кто вы, господа? – осторожно поинтересовался тогда Вад. Но ответа на свой робкий вопрос так и не получил, поскольку сновавшие снаружи каретного пролома люди почти не обращали на него внимания.

Зато они с огромным интересом продолжали изучать лежавшее у библиотекаря в ногах полуголое тело невменяемого Альфреда, до сих пор не прекращавшего что-то монотонно бубнить себе под нос.

– Мы  – народная оппозиция. Столичная ячейка, – коротко пояснил всё же через какое-то время один из тех, кто стоял у левого края.

Правда, за это он тотчас же оказался насильно откинут в сторону, прямо на обочину в грязь. И вдобавок схлопотал пинка под общее порицание со стороны товарищей. Видимо, такое быстрое раскрытие карт перед теми, кто мог и не являться потенциальными союзниками, не казалось остальным верным шагом.

– А что-о?! – только возмущённо и раздосадовано протянул вытолкнутый наружу мужчина, поправив сбитую в потасовке кепку. – Ведь без него наше дело всё равно загнивало! Твои слова, Мерк?.. Так скажи спасибо моим ребятам, что они хотя бы следили за этой проклятой лечебницей днями напролёт!

…Наблюдая в том числе и за их жалкой грызнёй, Альфред будто витал сейчас над своим недвижимым телом, теряя контакт между ним и душой. Хотя разум чёрного колдуна до сих пор продолжал цепляться за края сознания, готовый снова вернуться в грешный мир и вмешаться уже наконец в последствия столь постыдно обернувшегося для него – всемогущего повелителя истинной магии – побега. Но вместо этого в голове молодого бунтаря, как колокол, продолжали раздаваться обрывки воспоминаний из прошлого, словно натуральное воплощение его чувства стыда. И первым среди них на сей раз был уже не голос призрака смерти, а недавние слова Коу Корга: «И всё же таскать за собой ещё и жалкую кучку сподвижников, никогда не способных выдавить из себя даже капли истинной силы – так не поступал до тебя ни один настоящий астарит…»

Глава 20

Нужна сначала восприимчивая почва, а затем уже наставления праведника; когда ты не способен понимать, какая же польза от прекрасных речей?

Джалал Ад-дин Мухаммад Руми

Погружённый в глубокие раздумья, Альфред вот уже несколько минут сидел совершенно один в небольшой бедно обставленной комнате, покручивая в руках нисколько не идущую ему рабочую кепку. Молодому колдуну выдали её вместе с той одеждой, которую спешно собрали по ближайшим домам и оставили здесь для безвозмездного пользования. И хотя запросы у Альфреда, как у настоящего повелителя колдовской силы, всегда оставались крайне невелики, но его индивидуальность являлась тем незыблемым фундаментом, на котором зиждились и все остальные его качества. По этой причине он был готов драться с кем угодно, лишь бы не становиться похожим на эту жалкую братию городских охламонов. А ведь они ещё имели наглость объединиться в шайку, зовущую себя «сопротивлением».

«Пха! Сопротивление… – мысленно фыркнул Альфред и резким взмахом зашвырнул раздражающий предмет одежды в угол. – Уж лучше бы я остался валяться на дороге рядом с той больницей…»

Очнувшись всего двумя часами ранее, молодой колдун попросту не находил себе места оттого, что впервые в жизни после прибытия на эту сторону реальности ему довелось настолько близко столкнуться со своей собственной слабостью. А ещё… ещё Альфреда прямо-таки выворачивало от одной лишь мысли о том, что его жизнь оказалась в руках каких-то посторонних людей. И если бы не их своевременная помощь, то ему, скорее всего, пришлось бы очень несладко.

Хотя началось это всё ещё до того, как тела молодого колдуна успела коснуться та нечистая пыль, что образовалась после разрушения проклятой короны Расморов, изменив его внешность. Появления этой гадости Альфред просто не мог предугадать. О, нет! Началось всё с того паршивого ао-шиньского пса, Коу Корга!

При очередном упоминании про себя его гнусного имени Альфреду хотелось просто рвать и метать!!! Но стоило ему припомнить давнишние слова Джаргула о том, что настоящий шанс любому человеку всегда даётся только один раз, и глаза молодого бунтаря начали потихоньку затухать, а кулаки нехотя опустились.

Ловушка… Как Альфред и предполагал. Его ждали. А может, всё это была просто сухая мера предосторожности? Конечно! Ведь, по сути, он покусился чуть ли не на самое дорогое, чем владела эта прогнившая страна. И подобную вещь просто не могли как следует не охранять. Даже если веками никому и в голову не приходило напасть на королевский дворец ради такой, казалось бы, мелкой цели. А может наоборот? Ведь то была не жизнь их изрядно засидевшегося на троне бесплодного монарха, а всего лишь один из атрибутов его власти, уже давно носящий статус исключительно официальной, торжественной регалии.

И тем не менее, несмотря на всё вышеперечисленное, Альфред знал, чем на самом деле являлась эта за вещь. Он отлично изучил по запретным книгам Эргарота, как с её помощью веками манипулировали населением этой страны разнообразные правители. Кроме того, он ещё тогда впервые догадался, что провернуть такое наглое дельце посреди столицы будет крайне нелегко, а потеря элемента внезапности станет для него ещё более рискованным испытанием. Хотя первоначально он вообще намеревался идти напролом. Однако наткнуться в конце концов на своего собрата… да ещё и раскрывшего ему столь грандиозную тайну о кончине настоящего короля и использовании его образа на протяжении целых двенадцати лет в качестве какой-то куклы для управления толпой… Такого, пожалуй, даже Альфреду ни за что не удалось бы предвидеть или спрогнозировать, как бы уверенно он ни представлял свои будущие действия ещё в Варгосе.

«Слишком всё странно…» – не унималась в голове чёрного колдуна назойливая мысль, когда он пытался уяснить для себя, кто же первым прознал о его действиях в этот раз: правительство или его собственные собратья. Вдобавок возникали подозрения, что сам Коу Корг мог быть настолько же связан с Эргаротом и подослан им, насколько иллюзорные тела главных чиновников страны могли быть заранее подготовлены с помощью магии короны Расморов. И засланы потом в тот проклятый зал лишь ради того, чтобы понаблюдать за расправой над Альфредом, а заодно выяснить у него перед смертью всё, что им было нужно. Но как же Альфреду не удалось распознать их подмену? Наверняка и в этом им помогла злосчастная корона! Поскольку затем, уже в лечебнице, ни Вад, ни Лагнес не смогли узнать его самого.

Следуя за такими мыслями, молодой колдун даже попытался снова припомнить точные слова Эргарота по поводу того, что королевское правительство изначально всегда знало о существовании чёрных колдунов и просто никогда не могло победить их в открытую. Отчего все века охотилось на них исключительно тайно, попутно скрывая деятельность собратьев Альфреда от народа, дабы простой, копошащийся где-то там внизу сброд со временем и вовсе позабыл о существовании всякой альтернативы фальшивой магии. Однако провести необходимую процедуру с помощью магомнемонической техники Альфреду до сих пор так и не удавалось.

В отчаянии упорный бунтарь снова и снова старался проломить эту стену слабости у себя в голове всеми силами, что только успели скопиться в нём с момента пробуждения. Но чем чаще его разум влетал в отдававшее золотым блеском ментальное препятствие – тем яснее становилось Альфреду, что оно состояло отнюдь не из остатков зачарованной пыли короны, которые, по всей видимости, до сих пор кочевали по всему его телу. Оно состояло из одного-единственного образа спасённой им обворожительной Бесстиен, общества которой он отныне стыдливо жаждал – и всё больше ненавидел себя за это.

«Бред и забвение!» – встрепенулся молодой колдун, разгоняя подобные мысли. Он пришёл к выводу, что только они и мешали ему сейчас вернуться к прежнему состоянию, в котором он владел почти абсолютной силой.

И, решительно встав со стула, Альфред тотчас же принялся мерить комнату семимильными шагами, понимая, что лучше всего будет зажать эту барышню где-нибудь в ближайших кустах и как следует выместить на ней все свои природные позывы. Вместо того чтобы уподобляться современным малахольным франтам, для которых сама возможность мечтать о том, чтобы когда-нибудь подобрать за дамой сердца её кружевной платок, выглядела куда слаще всех остальных занятий в жизни.

– Э, брат Альфред… – неожиданно раздался из-за двери чей-то голос, принадлежавший, видимо, одному из давно ожидавших его выхода бедняков. – Наши ребята взяли карету, на которой вы все сюда приехали, и мотаются в ней сейчас по дальним окраинам, чтобы отвлечь регулярщиков от этого места. Не знаю, на сколько их ещё хватит, но какое-то время у нас есть.

Услышав такую новость, молодой колдун никак не отреагировал. И тем не менее это помогло ему отбросить все лишние мысли, перестав сновать по комнате, как загнанная в клетку жертва, коей настоящий чёрный колдун никогда не мог являться. Альфред мгновенно выпрямился, блеснул глазами, после чего резво шагнул к двери и с силой отварил её. Он всё же решил показать здешним жителям истинную суть их жалкой борьбы за права в этом давно провонявшем псевдомагической слабостью обществе пока ещё не успел покинуть Кальстерг.

– О-о, тебе уже лучше? – попытался тотчас же справиться о его здоровье стоявший снаружи благодетель.

Однако пышущий энергией властелин настоящей колдовской силы совершенно не нуждался в его показной услужливости.

Молча прошагав по короткому коридору, Альфред вышел в просторную комнату, откуда на него уставились сразу несколько пар детских глаз. Похоже, это были именно те дети, что перехватили их карету и сопроводили Ральде сюда. Но поскольку чёрному колдуну не было до них дела, то он лишь равнодушно прошёл мимо, направившись к небольшой деревянной лестнице. Она вела как раз туда, где должно было состояться экстренное собрание всех членов этой гордой шайки.

Спустившись по лестнице, Альфред прошёл ещё через одну дверь и обнаружил впереди вместительный и широкий погреб, от стен которого несло старыми мешками и плесенью. Впрочем, несмотря на его явно хозяйственное назначение, в нём сейчас собралось достаточно народу. Многие притащили с собой стулья, ящики, лавки – в общем, всё, на чём только можно сидеть, а хранившиеся здесь обычно припасы, должно быть, временно определили куда-то наружу. На самом почётном месте перед всем этим безобразием, как и положено, возвышалась небольшая самодельная трибуна, старательно сколоченная из подручных материалов, однако имевшая практически всё, что нужно. Вплоть до небольшого дешёвого графина с водой, стоявшего рядом на столике.

Собравшиеся в погребе люди, едва завидев фигуру своего новоявленного вдохновителя, принялись поначалу коллективно вскакивать с мест, чтобы как следует поприветствовать его. Но Альфред быстро дал им понять, что ему абсолютно наплевать на такое лизоблюдское отношение, наверняка подцепленное ими из какого-нибудь официального выступления короля, передаваемого ныне в городе через публичные кристаллические экраны чуть ли не каждый день. Так что поднявшаяся было волна дергунчиков вскоре почти так же скопом и успокоилась.

А прошествовавший мимо них молодой бунтарь подошёл к трибуне – и неожиданно со всего размаху саданул по ней ногой, отчего нехитрое сооружение незамедлительно повалилось набок. По всему погребу разнёсся треск и грохот, сопровождаемый звоном расколовшегося графина и последовавшим непродолжительным эхом, что мгновенно вызвало глубокий резонанс в рядах собравшихся. Именно это и нужно было Альфреду для начала демонстрации своих соображений, касавшихся устройства этого жалкого «клуба по интересам».

Медленно описав глазами полукруг, дабы неторопливо оглядеть всех собравшихся, среди которых Альфред заметил и спасённых им из больницы попутчиков, колдун вальяжно цокнул языком и начал:

– Примерно так вас всех прищёлкнут, если это место сейчас обнаружат. И я вам – не мессия. Мои цели идут гораздо дальше ваших тщедушных попыток создать оппозицию власти. И ведь какую, по сути, оппозицию – да ведь точно такую же! Только, как вам кажется, с немного лучшими правами для рабочих и иных бедных слоёв общества. Именно так я понял слова вашего главного, как его там…

Но всё это просто несерьёзно. Поскольку на самом деле является лишь обратной стороной одной и той же монеты! Вам кажется, что вы меня спасли – но вы не должны были этого делать! Более того: вы не должны были влезать в мои дела! Но вы ведь не знали, кого спасаете из той лечебницы, да? Считали, что просто помогаете бедным жертвам государственного произвола. Следили за зданием какое-то время, изучали маршруты охранников… Пока не увидели это.

Тут по аудитории пробежало несколько взволнованных шепотков, вызванных молниеносным движением руки Альфреда. На глазах собравшихся его сжатый кулак мгновенно вспыхнул чёрным пламенем, но через секунду потух.

– Однако уж коль я тут, – как ни в чём не бывало продолжал молодой колдун, – а вы каким-то образом следили за моими приключениями аж от самого Варгоса – до сих пор не совсем понимаю, как это всё так быстро в ваше время происходит – то позвольте объяснить другое. Я не собираюсь становиться вашим вождём. Забудьте про это. Мне плевать на взаимную помощь. Я не считаю, что один бедняк должен помогать другому. Потому что, как показывает практика, так происходит ровно до того момента, пока оба они не станут чуть-чуть побогаче и не начнут грызться друг с другом за последнюю помятую купюру или кусок земли.

– Этого не будет, если мы установим новые отношения в обществе! – прокричал было кто-то со своего места, и его сразу поддержали другие.

Но Альфред знал, что ответить и на это.

– Такие отношения всё равно нужно будет строго контролировать. Но кто этим займётся? Разве не такая же регулярная стража? Правительство? Правильная идеология? Ваша пресловутая бедняцкая мораль?.. А в конце концов человеческий эгоизм опять победит, – почти точно процитировал молодой колдун одну из строчек, написанную в древнем свитке по истории акретических городов-государств; этой темой Альфред одно время глубоко интересовался, выпрашивая нужные материалы у Эргарота. – Поверь мне, мужик: такое уже случалось. И все нужные люди, сидящие на подачках у правительства, о подобных вещах уже давно осведомлены. Практически со школьной скамьи. Но к высшим ступеням власти таких умников не допускают. А знаешь, кто уже пятый век руководит этим королевством? Торгаши, мужик. Торгаши и пустозвоны. Прикрываясь королём, как ширмой, они зорко следят, чтобы и ему было хорошо – и законы свои тем временем потихоньку вперёд проталкивают. А в законах этих знаешь что? Там всё и вполовину не так радужно, как тебе рассказывают. Потому-то целые армии бюрократов денно и нощно их специально шифруют, чтобы никому не было понятно, кроме них, что ты, дружок, до сих пор остаёшься рабом. Но только рабом современного образа жизни. Рабом ложной магии и денег. Рабом для содержания богатеев. И сын твой будет рабом, если он честен. А вот если он змеюка подколодная, то тогда ему, наоборот, становятся открыты кое-какие дороги. Понимаешь, как это работает?

Но только в обоих случаях он у тебя останется слаб, мужик. Не потому что родился таким. А потому что для того, чтобы делать абсолютно другой выбор в жизни, нужно прежде всего видеть этот другой выбор. Иметь мужество ступить на этот путь без сомнений, без слабости в сердце! И без последующего отступления, если что-то пойдёт не так – а оно обязательно пойдёт! Можешь не сомневаться.

И на самом деле без разницы, сколько вас будет таких: один или сотни. Потому что выбор этот остаётся индивидуален. И виден для каждого по-своему. Такими вещами не удастся поделиться в полной мере.

Вот почему сейчас мне нужно завершить свой путь по сделанному когда-то мной выбору. А всё, что мне нужно от вас – это чтоб вы не мешались мне под ногами. Ясен хрен, меня уже ищут… Но здесь для меня нет ничего нового. Потому что мне хватит сил надрать хвост каждому, кто посчитает себя сильнее меня только из-за того, что у него в распоряжении больше людей с боевыми заклинаниями в палочках. Я в любом случае выживу. И, чёрт подери, разгромлю их! Просто потому, что я не оставляю для себя в этом вопросе другого выбора. Я бы выжил, даже если бы вы бросили меня у лечебницы. А вот они… Они проиграют, потому что не смогут сопротивляться своей смерти. Да даже только почувствовав её – сразу сдадутся ей на милость. Ведь именно так работают воля и разум слабого человека. Таким хочет видеть вас современное правительство. Слабым, тщедушным, покорным трудягой. Который, идя на очередные выборы в королевский совет, только подтверждает своё безволие и нежелание что-то менять. Потому что настоящий выбор – это сломать стену, а не изменить её форму.

– А вот у меня ребёнок болеет. Так что же, мне тоже про всё забыть и идти воевать с правительством очертя голову? – прокричала с задних рядов совсем замученная женщина в поношенном платке и длинном дешёвом пальто, на котором не хватало разве что пары заплат для полного образа. Её сухие красноватые глаза нездорово поблёскивали на фоне выбившихся из-под платка жухлых прядок волос. А по озлобленному выражению лица можно было догадаться, что затащил эту женщину сюда не иначе как её муж или брат. Для которого, видимо, сам факт борьбы за свободу уже оставался достаточным основанием, чтобы не замечать того, как непросто приходилось порой и другой половине его семьи. А точнее, женской, бытовой половине, привыкшей всё жизнь молчать в тряпочку, даже когда дела шли очень плохо.

– Так, мать, во-первых, посмотри, что ты делаешь, – начал правильным голосом расставлять акценты Альфред, чтобы как можно понятнее ответить на этот вопрос. – Он у тебя как раз и болеет из-за того, что ты его с детства подсаживаешь на всякие лекарства, которые без конца видишь в разных рекламных «вещаниях» через ваш проклятый «канал». Угадал? А ведь торгашам от тебя только это и нужно. Они знаешь какую прибыль имеют благодаря тому, что могут продавать свои дешёвые лекарства скопом не только взрослым, но и грудным детям? И эти лекарства призваны не лечить ваших детей. О нет… Они призваны медленно съедать их здоровье. Даже несмотря на сиюминутное облегчение, потому что делается это специально. И вот вся ваша жизнь такая! Тут они – ваши права! Покупай больше, зарабатывай меньше. И, конечно, зарабатывай деньги, а не результат своего собственного труда. Это главный порок всей вашей современной системы. Деньги – равно жизнь.

– Так помоги нам избавиться от этого. Сделай нас частью своих планов. С помощью твоей магии у нас получится поменять положение дел в стране! – заговорил с переднего ряда, пожалуй, самый вдохновенно слушавший Альфреда голубоглазый рабочий. Он встал с места и замахал руками в поддержку своих слов, обращая их поочерёдно то к чёрному колдуну, то к толпе позади.

Но Альфред не желал отвечать на его провокации. Нагло поставив левую ногу на опрокинутою трибуну и опёршись о колено руками, молодой бунтарь с гонором продолжал:

– Помочь вам? А что вы сами сделали для этого? А?! Организовали гадюшник в трущобах Кальстерга? Стали собираться в нём, чтобы толкать речи у прогнившей трибуны? Привлекли к этому жалкому делу и других ротозеев из соседних городов?.. Да если бы я не разломал корону Расморов пополам, то вы бы до сих пор сейчас сидели сиднем, как раньше!

– Что?! – всерьёз изумился выступивший только что голубоглазый рабочий. А вслед за ним – и весь зал, охватив в едином порыве даже задние ряды, на которых сидели Вад, Бесстиен и Ральде. Правда, последние двое никак не отреагировали на заявление Альфреда, поскольку элементарно сочли фразу о разламывании короны какой-то аллегорией, бытующей в языке Сентуса, и потому решили, что просто что-то неправильно поняли.

– Эс дане вер? – тихонько прошептал круглолицый гилиец сестре, желая узнать у неё, что имел в виду их необыкновенный спаситель.

Но Бесстиен только рассеяно пожала плечами, продолжая осторожно коситься на дверь, потому что с самого начала чувствовала, что ей совсем не хочется становиться частью сентусского революционного движения. Которое в данный момент совершенно определённо зрело прямо у неё на глазах и вскоре грозило выплеснуться на улицы, как это часто происходило с рабочими в её родной стране.

– Что слышал, дядя. Ты не ошибся, – сорвался тем временем с места Альфред и быстро подошёл к слегка опешившему рабочему. – А ты думал, отчего это вдруг в Сентусе так неожиданно зашевелились все несогласные? Которые годами и даже десятилетиями сидели смирно, как морковка в земле. Э-э, мужик, по взгляду твоему вижу, что понимаешь, о чём я говорю… Вот оттого-то вы и стали хоть что-то предпринимать. Стали замечать все странности, воплощать своё недовольство в фактические действия. А потом сумели даже как будто случайно найти меня. Пойми, что у вашего правительства уже очень давно есть целая армия специальных людей, которые вас особым способом усмиряли. И заставляли вас с помощью ложной магии любить то, что вам не должно было нравиться. Насаждали свою торгашескую волю…

– Погоди, брат, э… Альфред, – на мгновение сконфузился стоящий перед молодым колдуном голубоглазый рабочий оттого, что уже успел позабыть имя этого разглагольствующего на весь зал воплощения раздора, а заодно перестал улавливать смысл его слов. – Так это ты был тем террористом, что применил недавно какое-то особое самодельное заклинание неподалёку от дворцовой площади?.. Ты сумел проникнуть после этого во дворец?!