Текст книги "Тёмных дел мастера. Книга четвёртая"

А посреди всех потоков, составлявших основу вихревого монстра, что так легко сейчас шагал по долине, до сих пор виднелся крошечный силуэт, объятый светящейся сферой чистой энергии. Внутри неё парила фигура нагого чёрного колдуна, почти полностью испещрённая такими же светящимися трещинами, что и поверхность сферы.

Однако Гортер не сдавался. Стараясь экономить по пути те немногие стрелы, что у него остались, старый охотник всё же вынужден был иногда поражать на скаку ту или иную цель, чтобы уберечься от её спонтанной магической атаки, хотя большинство солдат рядом с вихрем уже не понимали, что творят. Правда, на сей раз выстрелы бывшего следопыта были крайне неумелы – ведь он никогда не учился конной стрельбе – но всё же Гортер отчаянно старался достичь основания смерча. А ещё всеми силами он избегал стремительно усиливающегося ветра, который уже не очень-то помогал стрелять в нужном направлении, поскольку больше не был творением живой природы, имея в своём составе куда больше магии. К счастью, лук старого охотника пока справлялся с этой магией в достаточной мере, чтобы можно было хотя бы натягивать тетиву, и потому Гортер просто продолжал считать про себя стрелы. Пока спустя какое-то время не обнаружил, что их осталось всего три.

Это были те самые особые произведения искусства, которые старый лучник мастерил, натирая их наконечники опилками, аккуратно сточенными с поверхности полудиска. И всё же вокруг него сейчас творилось слишком много хаоса, а расстояние до основания смерча было ещё слишком велико, чтобы можно было позволить себе сберечь и эти стрелы тоже. Более того, теперь звери из его стада гибли намного чаще, подхваченные потоками урагана или задетые падающими отовсюду обломками воздушной махины. Но даже несмотря на жуткие угрызения совести, которые Гортер испытывал по этому поводу, старик чувствовал, что просто обязан был, так или иначе, сразить человека внутри светящейся сферы. Ведь сейчас именно чёрный колдун один удерживал свой чудовищный коловрат смерти, медленно уничтожавший всё вокруг, а не только их общих врагов. И лишь особая стрела Гортера могла пробиться сквозь магию этого неестественного смерча.

Наконец в какой-то момент бывший следопыт сумел прорвать ряды боевых магусов и выбраться на открытый пятачок. После чего разом отпустил всех уцелевших зверей восвояси, а сам развернул лошадь боком, спрыгнул с неё на твёрдую землю и начал усиленно целиться.

Но, как оказалось, защитные способности полудиска по-прежнему ограничивались пределами не более полутора метров, из-за чего старику пришлось даже присесть, чтобы ноги его не сносило. И в таком положении он снова принялся красться вперёд, как делал это во время дуэли с ао-шиньцем, хотя на этот раз он ощущал вокруг себя просто умопомрачительную мощь, бушевавшую всего в нескольких сантиметрах от плеч, локтей и коленей.

И всё же это его не пугало. Постепенно, шаг за шагом, бывший следопыт проделывал свой нелёгкий путь, пока не стал более ясно различать среди потоков смерча светящуюся сферу, в которой повелительно двигалась крохотная человеческая фигура, указывая руками туда, куда должны были обрушиться новые удары стихии.

Однако было и что-то до жути странное в его жестах. Откуда-то из глубин сознания до Гортера стало постепенно доходить, что это больше не является тандемом черного колдуна и творимой им магии, так как оба они отныне составляют единое целое. Правда, у такого слияния наверняка имелись недостатки, которые отражались на скорости отдельных потоков, отчего старик попробовал подкрасться ещё ближе.

Но, как выяснилось, он ошибся, поскольку Гортера вдруг чуть не накрыло огромной полукруглой аркой из досок, резко впечатавшейся в землю неподалёку. Это падение деревянной опоры могло стоить старику жизни, и лишь каким-то чудом арка приземлилась выемкой внутрь, окружив Гортера своими неровными, обломанными краями.

Застыв на месте, он испытал настоящий ужас, осознав, что если бы попытался сейчас сделать кувырок, то наверняка оказался бы раздавлен.

Но, как ни странно, именно эта арка стала защитой для Гортера от других более мелких осколков, круживших по всей долине. И именно теперь он смог различить внутри сферы то, чего одновременно и желал, и не желал увидеть.

Каким-то образом, преломив искажение, создаваемое магией смерча, амулет матёрого охотника позволил ему взглянуть в лицо Альфреда так, будто бы его цель не была укрыта сейчас всеми этими потоками ветра, земли и мрака. И одного взгляда хватило, чтобы Гортера немедленно стали одолевать достаточно противоречивые эмоции, такие как отчаяние и жалость, вступавшие в конфликт с его желанием прикончить добычу. Ведь из центра сферы на бывшего следопыта смотрел уже не разъярённый жаждой крови всклокоченный бунтарь и не познавший все высшие секреты своей разрушительной силы молодой колдун. На него смотрел беспомощный парень, который просто уже не мог остановиться, а лишь всё больше и больше наращивал свою мощь, пытаясь стать тем, чего попросту не могло существовать в этом грешном мире.

И, словно в ответ, обратился к Гортеру перетянутый сотней мелких светящихся трещинок оскалившийся лик Альфреда, глаза которого уже практически полностью заволокло светящейся пеленой чистой силы. А ещё в них в полной мере отражались пляшущая агония и одержимость разрушением. Правда, даже в таком состоянии Альфред вполне ясно дал старому лучнику понять, что просто не имеет права останавливаться. Поскольку тогда, как и говорил чёрный колдун, его жизнь в один момент утрачивала всякий смысл, а каждое когда-либо совершённое им деяние лишалось необходимой значимости.

Увы, но после увиденного в Гортере больше не осталось сомнений, и он слишком хорошо понимал что должно было произойти дальше. Потому со щемящим чувством в груди матёрый лучник всё же позволил рукам нехотя ослабить тетиву, а сам с тоской уставился на стремительно приближавшийся к нему рукав вихревой воронки. По всей видимости, Альфред больше не осознавал кто находился перед ним. А может быть, специально направил эту воронку в сторону Гортера из желания попытаться нахрапом пробить антимагический барьер и наконец уничтожить проклятый лук старика.

Тем не менее, когда широкое ответвление, исходящие из основной колонны смерча, ударило по арке, за которой укрывался Гортер, то потоки урагана выдрали из земли с корнем лишь небольшое деревце.

А в следующую секунду на значительном отдалении от замка и созданного чёрным колдуном жуткого катаклизма у подножья горы появился человек с луком. Тело его всё ещё было прижато к земле, согнутое в три погибели, и оружие своё он сжимал практически безвольно…

Взгляд Гортера ещё долгое время казался дико отсутствующим, а ноги не слушались, прежде чем он всё-таки нашёл в себе силы медленно распрямиться и в последний раз оглянулся на смерч.

Продолжая двигаться наискось через долину, его хозяин, по всей видимости, не очень долго искал пропажу, поскольку слишком много солдат ещё оставалось в живых. Да и в небе по-прежнему беспомощно крутились целых два крылатых шара, выпуская один светящийся луч за другим. Но для Альфреда оба они были подобны сонным мухам, и потому чёрный колдун радостно шагал по серо-белому ковру, устланному полосками из живых людей, которые каждый раз превращались в красные цветы, когда вихревые потоки вновь и вновь наступали на них. А ещё он с большой увлечённостью пытался разметать кружащие остатки конной гвардии, выпуская по ним направленные потоки урагана…

Пока всю долину не захватил вдруг удивительный по красоте свет, который, вырвавшись на свободу, моментально смешал земное и небесное, после чего брызнул в каждый уголок оставшегося пространства настолько яркой вспышкой энергии, что мир вокруг оказался заполнен ею целиком и полностью.

А когда неумолимая волна света отступила прочь, то на поверхности долины уже не было ни людей, ни переносных боевых установок, ни магических щитов, ни даже каменного замка с его сетью подземных ходов и хранилищ. Да и самой долины уже не было. Отныне это место представляло собой один сплошной провал, с одной стороны уходящий в глубину на десятки метров, а с другой – медленно выходящий к ближним горам в виде пологого откоса, усеянного обнажившимися слоями каменной породы.

И только один человек оставался сейчас в состоянии окинуть взглядом эту грандиозную картину, которая, без сомнения, могла бы завоевать сказочный восторг десятков художников, если бы только те имели возможность хоть глазком полюбоваться на неё вместе с ним. Однако что касалось самого человека, то он оставался на удивление холоден и безучастен. Поскольку в итоге лишь ему одному удалось первым и единственным из всех предвидеть такой исход. И он всё же смог спасти те жалкие искорки жизни, которые до сих пор теплились в его теле.

Правда, хотя само по себе такое обстоятельство всё равно казалось не менее поразительным, но это было не последнее чудо, случившееся с человеком сегодня. Внезапно, откуда ни возьмись, точно из-под земли, рядом с ним вырос странноватого вида карлик, за спиной у которого спокойно побивал копытом небольшой пони с припряжённым к нему таким же миниатюрным обозом.

Не говоря ни слова, карлик внимательно взглянул человеку в лицо, словно проверяя, с кем приходится иметь дело. Но человек ответил карлику без отчуждения, признав своё давнее знакомство с крохотным существом. При этом один глаз человека выглядел как и прежде, а вот второй уже не имел урождённого светлого оттенка, поскольку его радужку заменяли отражения множества стволов деревьев, кустов и листьев, устремлённых к зрачку, как открытому и чистому небу.

– Вижу, ты так и не собрал нужную сумму, чтобы выкупить фамильный лук и исполнить наше соглашение. Но у тебя ещё есть несколько лет в запасе. Можешь уладить то, что… – начал было говорить гном.

Но Гортер не ответил ему.

Чувствуя что-то очень знакомое, манящее и одновременно совершенно чуждое для любой человеческой души, как будто ни один отпрыск людского рода не был достоин ощущать подобное, бородатый отшельник оглянулся на склоны гор, а затем снова посмотрел вперёд. Туда, где некогда располагалась долина. Без всяких сомнений, Гортер точно знал кому его искры жизни окажутся нужнее.

И тут совершенно непонятно как из-за спины старика вдруг стали по одному выходить разнообразные животные: волки, лисы, зубры, а также многие другие из числа тех, которых он изначально вёл с собой для прорыва вражеских рядов. Но которым не суждено было дойти до конца, приняв доблестную смерть за своего предводителя.

В конце концов Гортеру удалось воскресить даже тех зверей, которые не успели спастись до взрыва. А когда последнее животное вышло из-за его спины, то бывший следопыт вытянул вперёд руку, в которой держал фамильный лук, и молча бросил его в снег.

Придирчиво посмотрев на давно не бывавшее у него в руках, но оттого ставшее даже более желанным за все прошедшие годы изделие, гном с удивлением для себя сумел обнаружить в снегу также и небольшой медальон. А ещё – обрезанный на треть и заметно потёртый слиток металла, приземлившийся прямо напротив вставленного в рукоять лука полудиска. Но когда он снова поднял голову, то уже не увидел перед собой никого, кроме небольшой стайки животных, разбредавшихся в стороны от ровной пустой площадки. Поверхность её оставалась абсолютно не потревоженной и не имела даже следов.

А где-то далеко в горах по верхушкам холодных снежных шапок уже медленно кралась и готовилась вступить в права самая длинная ночь в году – ночь зимнего солнцестояния. И её под руку вёл не кто иной, как совершенно новый и в то же время давно знакомый этому миру хранитель.

– Что ж, цикл продолжился. Как ты и хотел, – махнул головой гном, звякнув бубенцами на шлеме, и размеренно поклонился последнему лучику заходящего за гору светила.

Эпилог

Паулю было всего семнадцать, когда его затащили на фронт старшие товарищи. Их настойчивые шлепки по спине и призывы поучаствовать в великом деле в конце концов привели к тому, что сейчас Пауль сидел в этой ледяной траншее один, подпирая локтём спину мёртвого сослуживца. Хотя в мирные времена он даже не мог выносить вида крови, которую изредка приносил на ботинках домой его отец-мясник. Но вот прошло всего каких-то полгода на передовой, и Пауль будто даже сумел привыкнуть ко всей этой чертовщине, что творилась вокруг. Хотя по ночам ему до сих пор бывало очень тяжко.

В такие моменты он часто вспоминал о гражданке. О том, что последние годы своей жизни тратил на то, чтобы заигрывать с людьми из высшего общества, таскаясь за компаниями однокурсников, принадлежащих к семьям мелких дворян. Притом что сам никогда не представлял из себя ничего выдающегося, будучи сыном обычного ремесленника. И всё же отец с матерью сумели обеспечить ему хорошее будущее, отправив в школу магии. Где, правда, Пауль в первую очередь решил познать вкус студенческих клубов и вечеринок, которые оценил куда больше, чем скучные лекции. Поскольку, ещё с детства окружённый родительской заботой, он любил целовать в жизни одни лишь паузы, пока остальные соседские дети корпели над работой в лавках. От этого, возможно, ему и было так легко завоевать впоследствии доверие старших сверстников, подстраиваясь в разговорах под их интересы и ежедневно ублажая их слух переливчатым звучанием своей лести.

Впрочем, на войне ему быстро пришлось познать совершенно иную жизнь – грязную, холодную, обросшую блохами и плесенью, от которых не спасала ни одна магия. И единственным её постулатом оставалось: смирись или умри… Во всяком случае именно таким видел этот выбор Пауль. Отчего быстро и без особых возражений в какой-то момент, сам не понимая как, избрал для себя первое.

Отныне он мог обходиться тем, что давали, ценить краткие моменты сна больше, чем когда-либо, и радоваться, что сегодня боги не втемяшили в голову командиру полка никаких дурных идей, вроде недавнего самоубийственного штурма вражеских полевых укреплений. Ведь во время него погибла целая треть их и без того постепенно мельчавшего отряда.

Иногда Пауль получал почту. В ней сильно изменившаяся в последнее время в выражениях мать писала, что отец Пауля отправился воевать с бэгренцами на другой фронт. Куда-то за Харлатские горы. А его дядя Одиан, наоборот, воюет сейчас в песках Гессо, прямо у границы с океаном. Там внешние рубежи их родины вновь осаждает империя Хасс Дин, и мать Пауля поверить не могла, что всё это случилась из-за какого-то скандала, разразившегося после убийства в Сентусе того бэгренского аристократа. Однако имени его она никак не могла вспомнить, хотя когда-то о нём писали все газеты. Кажется, его звали Ральде или Ралед.

Ещё в этих письмах мать Пауля часто недоумевала, почему два года назад взошедший на престол новый король Сентуса, который внешне был подозрительно похож на короля одной из гилийских стран – Элдена (хотя и приходился тому лишь кузеном), начал свою политику открытости. Ведь благодаря этим изменениям многие бедняки слишком уж высоко подняли головы, организовали шайки народного движения и устроили массовые восстания рабочих по всему королевству. Конечно, в процессе этого они смогли надавить на правительство и заставить его принять ряд реформ, предоставивших им какие-то там новые права. Но для обычных ремесленников, которыми всю жизнь оставались члены семьи Пауля, вся эта нервотрёпка не принесла ничего существенного.

Ещё мать Пауля часто любила писать о всякой всячине. Что мясо стало намного труднее доставать и ей теперь приходится подрабатывать швеёй, используя на каждом заказе кристаллы с заклинанием «перманентной выкройки», которые, в свою очередь, тоже стали слишком дорого стоить в их городе. Или о том, что старый соседский кот заимел привычку иногда лазать в их дом и устраивать на чердаке беспорядок…

Но даже в такие моменты её сын любил поднимать глаза к небу и смущённо скрывать слёзы от товарищей. Потому что слишком уж тепло ему становилось от всей этой мелкой ерунды. Непривычно тепло для такой враждебной обстановки. Впрочем, со стороны небосвода ему постоянно отвечало исключительно серое, тёмное и однообразное состояние бытия, которое днями напролёт царило теперь и у Пауля в душе. Отчего он быстро возвращался к строкам письма, частенько обнаруживая, что нынешняя военно-почтовая служба стала дико халтурить, забывая иногда копировать на бумагу несколько последних слов, передающихся в штаб при помощи «канала». Но всё же, даже когда он не мог их прочесть, выводя глазами нужные буквы в бесцветном оттиске на бумаге, лишённом магочернил, то всё равно радовался возможности занять себя, угадывая мысли матери. А иногда и просто искал таким образом повод забыться.

Ведь теперь ни сам Пауль, ни его сослуживцы, ни командир полка не воспринимали создающую такие вещи магию как нечто особенное. Да и с чего бы, когда каждый день над головами свистели вражеские энергетические снаряды, а для разогрева скудного пайка годились только полевые магокристалические печки? Напротив, само слово «магия» уже давно стало для всех просто-напросто таким же обычным словом, каким пользовалась в письмах мать Пауля, в речи – он сам, а в приказах – его командиры. Потому главным мастерством для боевого магуса было мастерство как можно точнее выполнять приказы других и не рыпаться. И ещё – не выдать своего местоположения, пока сам целишься в голову очередного баклана, если тот осмелится высунуться из соседнего окопа.

Хотя, насколько было известно Паулю, когда-то люди сражались без использования магии… Но, наверное, то были настолько дремучие времена, что в тогдашних вояках ценилась лишь их звериная ярость. Хех!

…Правда, отголоски её тем не менее до сих пор терзали нынешнее общество. Иначе на долю Пауля никогда бы не выпало участвовать в таком жутком предприятии, как война! И его товарищи по школе, скорее всего, выбрали бы для себя и для Пауля гораздо более весёлое занятие, чем целыми днями сидеть в окопах, как сейчас. А ещё подпирать начавшее уже остывать тело сослуживца, который вроде бы был откуда-то с севера, как он сам говорил вчера вечером. Но всё же, вспоминая слова матери из письма, Пауль понимал, что эта великая война сумела резко смешать в королевстве Сентус все карты. И он не имел понятия, что должно было произойти с его родным государством дальше, когда война наконец закончится. Но тем не менее, оставаясь в душе всё тем же любителем веселья и лёгкого отношения к жизни, Пауль до сих пор считал, что человеческая натура всегда возьмёт верх в подобных вопросах. И продолжит искать наслаждение в материальных благах, созданных цивилизацией. Куда бы этот путь в итоге её ни завёл.

Огромное спасибо всем читателям, кто осилил мою серию романов. И всем, кому она понравилась! Желаю вам быть сильными волей, свободными духом и чтобы ваша жизнь имела смысл.

Встретимся на страницах моих новых произведений!