Текст книги "Проект «Linkshander»"

– В своё время Горбачёв тоже не сомневался во всенародной любви и признании. Однако это не помешало сначала реакционному окружению заблокировать его в Форосе, а потом демократическому окружению предать его в Беловежской Пуще. Преданность любого окружения зависит исключительно от того, что стоит на кону. Но это слишком революционный путь – мне больше нравится эволюция…

– Я, пожалуй, тоже пойду своим путём. А чтобы ты ушёл не слишком далеко, у меня приготовлен скотч. Сейчас ты повторишь свой рассказ на бис, а я запишу его.

Каманин присмотрел эту заброшенную дворницкую каморку в качестве возможной камеры для Воронцова, в последний момент перед встречей с ним в гостинице. Присмотрел просто так на всякий случай, совершенно не представляя, чем может окончиться их вынужденная дружба. Теперь он решил запереть здесь связанного полковника на пару дней, пока сам не уберётся куда-нибудь подальше от Москвы. А в качестве гарантий своей безопасности записать его признания на телефон. Повернувшись к стоявшему в углу кухонному столу, на котором лежал новенький рулон клейкой ленты, Каманин упустил момент, когда сырой и затхлый подвальный воздух буквально заискрил агрессией и ненавистью.

Воронцов понял, что другого шанса избавиться от ненужного и крайне опасного свидетеля у него уже никогда не будет и решил действовать ва-банк. Он достал из кармана отвёртку, по-кошачьи бесшумно поднялся с ящика и с размаху ударил своего противника в спину, надеясь достать до сердца. Однако закалённый наконечник отвёртки с глухим стуком ударился во что-то упруго-пружинящее и, воткнувшись лишь на несколько миллиметров, застрял в какой-то вязкой субстанции. Каманин стремительно развернулся, перехватил руку Воронцова и автоматически-рефлекторно нанёс ответный удар. На этот раз осечки не было: отвёртка, с треском прорвав пиджак и рубашку, вошла полковнику под рёбра по самую рукоятку. Воронцов сделал шаг назад, и устало осел на ящик с реагентом. Всё произошло так быстро, что он ничего не понял и только удивлённо хлопал глазами, глядя на торчащую из его пиджака рифлёную рукоятку отвертки и быстро растекающееся красное пятно.

– Знаешь, я предвидел что-то подобное, – сочувственно качнул головой Каманин и, сбросив джинсовую куртку, показал висящие на спине и груди добротные туристические каталоги.– Дядя Толя – наш школьный преподаватель по «карманной тяге» – рассказывал мне, что щипачи вовсе не такие безобидные ребята, какими их обычно изображают в детективах. Специалисты невысокой квалификации, как правило, работают по двое, и если одного из них вяжут на кармане, то второй, чтобы отбить напарника, подходит к оперативнику сзади и бьёт его шилом в почку, после чего оба вора делают ноги. Поэтому опера из отдела карманных краж часто носят под брючным ремнём толстые тетради или глянцевые журналы. Вот и я решил подстраховаться – сделал себе самопальный бронежилет, благо в отеле было много подходящей макулатуры…

Воронцов пропустил сентенцию мимо ушей и с испепеляющей ненавистью посмотрел на Каманина.

– Идиот, ты же мне печень насквозь проткнул!

– А ты что хотел со мной сделать? Просто немного попугать?

– А зачем ты затащил меня в этот подвал? Просто немного побеседовать?

– Я хотел обеспечить собственную безопасность. Думал, ты посидишь здесь пару дней, пока я не отвалю куда-нибудь подальше от Москвы, а потом Ивлев тебя освободит. Но, извини, что-то не срослось, и я в этом не виноват…

– Мне нужно срочно в больницу! – хрипло закричал Воронцов.

– Тебе уже никуда не нужно, – безразлично отозвался Каманин.– Не станешь ты президентом…

– Я сделаю для тебя всё, только отвези меня в больницу!

– Ты ничего для меня не сделаешь. Ты не можешь вернуть мне ни мать, ни семью, ни детство. А власть и деньги меня не интересуют. Я прошёл хорошую школу, и всё, что мне нужно, могу получить сам. Поэтому ни в какую больницу я тебя не повезу. Но муки облегчу – ускорю процесс.

Каманин легко толкнул Воронцова в грудь и тот, словно тряпочная кукла, безвольно откинулся навзничь. Его лицо побледнело так, что светилось в тёмной каморке ярче, чем луна в полнолуние. Каманин достал пачку одноразовых бумажных платочков, скомкал их в большой пушистый тампон и, прикрываясь им от брызнувшей крови, вытащил отвёртку из раны. Потом он аккуратно вынул из кармана умирающего полковника список, составленный Левинсоном, и переложил его в свою джинсовку.

– Я всё равно тебя когда-нибудь поймаю, – угрожающе-озлобленно прошептал Воронцов. Он вспомнил свой недавний сон, в котором преследуемый игрушечный кролик неожиданно вырос и превратился в устрашающего монстра. Сон оказался в руку.– Я буду ждать тебя… там.

– Долго ждать придётся…

– Ничего, я терпеливый…

Каманин промолчал и, закинув куда-то в дальний угол перепачканные кровью платки и отвёртку, медленно поднялся по лестнице, плотно закрыл за собой старую, но ещё довольно крепкую дверь, а потом для надёжности продел в дужки валявшийся на полу сбитый навесной замок.

На улице заметно похолодало, и противная ледяная морось превратилась в такой же противный мокрый снег. Каманин открыл молочно-белый «Ленд-Ровер», расчистил запорошенное лобовое стекло и перегнал машину в соседний двор. Там он вышел, забросил бесполезный автобрелок на козырёк ближайшего подъезда и, ловя ртом освежающее дыхание весенней вьюги, направился к дому Люси Мининой.

Глава 38. Апрельская вьюга

Люся Минина одетая и накрашенная стояла у окна своей эклектичной гостиной и смотрела, как густой липкий снег затушёвывает белым цветом чёрный асфальт и уже позеленевшие газоны. За её спиной из динамиков точно в тему звучал гипнотически-низкий голос Виктора Цоя:

А снег идёт стеной, а снег идёт весь день,

А за той стеной стоит апрель…

Сегодня – первого апреля – Люся впервые в жизни не вышла на работу без уважительной причины и даже не позвонила администратору, чтобы та попробовала найти ей подмену. Как обычно перед работой она проснулась в семь утра, осторожно, стараясь не разбудить, освободилась от объятий размеренно похрапывающего Ивлева, приняла душ, накрасилась, оделась, выпила чашку чая и уже открыла входную дверь, когда из спальни вышел широко зевающий Лёня.

– Ты куда?

– На работу.

– Куда?! – изумлённо переспросил Ивлев.

– На работу, – спокойно повторила Люся.

– Ты с ума сошла? Нам что велел Каманин? Сидеть дома и не рыпаться!

– Да плевала я на этого Каманина! Тоже мне указчик нашёлся!

Спустя сутки, проведённые с Лёней, воскресный кошмар как-то поблек и стёрся в сознании Люси, и Каманин казался теперь не опасным государственным преступником, а всего лишь каким-то полумифическим ревнивым любовником. О его реальном существовании напоминали только оставшиеся в прихожей чёрная шляпа-борсалино и пропахшее порохом пальто с двумя дырками на груди.

– Ты никуда не пойдёшь! – Лёня решительно отодвинул свою подругу от двери и повернул защёлку замка.

– Меня уволят за прогул!

– Невелика потеря!

– Особенно если она тебя не касается!

– Если хочешь, я выпишу тебе больничный.

– Из своей клиники?

– Разумеется.

– И что женщина моего возраста может делать в перинатальном центре?

– Аборт, – не очень удачно пошутил Лёня.

– Типун тебе на язык!

– Сейчас в бюллетенях не указывают заболевание.

– Хорошо, уговорил! Но на работу надо хотя бы позвонить, – снисходительно согласилась Люся и, открыв сумочку, зло стукнула по ней кулаком.– Этот гад унёс мой телефон!

– Позвони с городского, какая проблема, – вполне резонно посоветовал Лёня.

– А ты думаешь, я помню хоть один номер кроме своего собственного?

– Тогда позвони на него, может Каманин ответит…

Люся взяла с полочки запылённую серую трубку и неуверенно с большими паузами набрала десять цифр. В телефоне пошли бесконечные длинные гудки – номер работал, но никто не отвечал.

– Вот скотина!

– Да забей ты на свою работу!

– А если меня уволят?

– Тогда выйдешь за меня замуж и станешь домохозяйкой.

– А если я останусь работать, ты меня замуж не возьмешь?

– Возьму! Я тебя по-любому возьму, – Лёня вплотную подошёл к Люсе и, приподняв подол юбки, провёл ладонью по обтянутому тугой синтетикой бедру.

– Всё, всё, хватит! Пойдём лучше пить чай! – Люся увернулась от бесцеремонных объятий своего приятеля и по-девичьи резво убежала на кухню.

– Тогда давай лучше пить кофе! – крикнул ей вслед Ивлев.

Потом они всё утро пили и чай, и кофе, и самозабвенно обсуждали свою будущую счастливую жизнь. А потом Лёня пошёл в душ, а Люся подошла к окну, посмотреть на неожиданно начавшийся снегопад, и ей стало грустно от того, что только в пятьдесят лет ей предстояло то, что она легко могла сделать в двадцать – выйти замуж за Ивлева. Её демисезонную грусть прервали резкие щелчки открывающегося замка, и демонстративное топанье в прихожей. Люся даже не повернула головы на весь этот шум – так по-хозяйски уверенно зайти в её квартиру мог только один очень ожидаемый человек. А она уже десять минут смотрела в окно и даже не заметила, как он прошёл в подъезд.

– Привет! Заждались? – раздался за её спиной бодрый голос Каманина.

– Заждались! – с учительской строгостью ответила Люся.– Где наши телефоны?

– Сейчас будут! – Каманин развернулся в сторону кухни и тут же лицом к лицу столкнулся с вышедшим из душа Лёней.

– Добрый день! – смущённо произнёс тот, вытирая влажные руки об обёрнутое вокруг бёдер полотенце.

Каманин молча кивнул в ответ, прошёл в кухню, взобрался на стул и, открыв старую самодельную антресоль, достал оттуда два смартфона.

– А как же… – удивлённо начал Лёня.

– Я просто отключил звук.

Каманин спрыгнул со стула, снял с головы намокший от снега парик и протянул его подошедшей Люсе:

– Огромное спасибо.

Потом он достал из кармана бутылку коньяка и наполнил до краёв стоявшие на столе кофейные и чайные чашки. Одна чашка оказалась лишней и Каманин пояснил:

– Это для нашего ушедшего друга. Предлагаю выпить за будущее!

Люся и Лёня недоумённо посмотрели на тостующего.

– Но за будущее не пьют – плохая примета…

– А я предлагаю выпить не за то, что будет! А за то, чего не будет!

Ни Люся, ни Лёня ничего не поняли, но на всякий случай выпили свои чашки до самого донышка.

– А теперь извините за моё вторжение в вашу личную жизнь и разрешите откланяться! – театрально-напыщенно произнёс Каманин и, выйдя в коридор, снял с вешалки свою чёрную шляпу.– Желаю счастья!

Это стремительное и скомканное то ли прощание, то ли бегство было так нереально, что Люся взяла Лёню за руку и вернулась вместе с ним к большому окну в гостиной. Каманин уже вышел из подъезда и через пустую детскую площадку направился кратчайшим путём к автобусной остановке. Мокрый апрельский снег пошёл сплошной стеной, и через несколько секунд чёрный силуэт в шляпе-борсалино с неизменным саквояжем в руке растворился в этой размывчатой белёсой пелене, словно его никогда и не было…

Эпилог

В самом конце апреля, когда чёрные скелеты деревьев едва прикрылись клейкой изумрудной листвой на перрон Белорусского вокзала к поезду «Москва-Париж» вышел молодой человек с небольшим кожаным саквояжем. В кармане у него лежал новенький паспорт на имя Сергея Геннадьевича Лаптева, а среди прочих документов имелось свидетельство о рождении, в котором были указаны его настоящие родители: Марина Лаптева и Геннадий Кривошеев. В отличие от большинства туристов, ограниченных скоротечными майскими праздниками, молодой человек никуда не спешил. Он специально выбрал вместо самолёта поезд, чтобы, глядя в окно, за бутылочкой пива неспешно насладиться видами аккуратной и ухоженной Европы. Во Франции молодой человек хотел сначала вволю погулять по Парижу и посетить европейский Диснейленд, а потом отправиться к юго-западному побережью и провести лето, осваивая сёрфинг на беспокойно-упругих волнах Бискайского залива…