Текст книги "Проект «Linkshander»"

Глава 10. Донос

Молочно-белый внедорожник Воронцова затормозил на окраине небольшой деревушки у почернелого сруба с выбитыми окнами и провалившейся крышей. Поблёклая жестяная табличка, прибитая на углу заброшенной развалюхи, указывала, что это дом номер двадцать семь по улице Дорожной.

– И это здесь живёт Лаптева? – удивлённо спросил Лёня Ивлев.

– Она здесь не живёт и даже никогда не бывала, – уверенно ответил Воронцов.– Этот дом – обычная риэлтерская «прокладка», куда при необходимости выписывают клиентов. Марина продала свою квартиру, а взамен покупать ничего не стала. Формально выписалась в эти руины, получила деньги наличными и отправилась на все четыре стороны. Бабло при её потребностях уже давно должно закончиться, и теперь она где-нибудь бомжует. Если, конечно, ещё жива…

– И как мы будем её дальше искать?

– Марина официально состояла на учёте в наркологическом диспансере. При подписании договора купли-продажи даже присутствовал врач, подтвердивший, что она находилась в адекватном состоянии. А практически все официальные наркоманы находятся под колпаком у наркополицейских. Попробуем обратиться к нашим людям в ФСКН. Может, кто из сотрудников и знает, где теперь находится Марина Лаптева. Кстати, мне сегодня с утра сбросили перевод тех документов, которые ты нашёл у Курта.

– И что там?

– Не знаю, – беспечно пожал плечами Воронцов.– Достань распечатки из бардачка, почитаем вместе.

Лёня открыл перчаточный ящик и достал несколько сколотых степлером листов бумаги. Пробежав глазами первые строчки, он не удержался от удивлённого возгласа:

– Ого!

Заместителю министра Имперской безопасности

Директору департамента науки и медицины

г-ну Клаусу фон Риммеру

от заместителя декана кафедры расовой гигиены

Мюнхенского университета

профессора Отто Шмутца

РАПОРТ

Согласно проведённому по Вашему распоряжению медико-психиатрическому обследованию заключённых в тюрьмах г. г. Берлина, Мюнхена, Бремена, Гамбурга, Дюссельдорфа и Франкфурта, а так же среди пациентов психиатрических лечебниц вышеуказанных городов процент явных и скрытых (переученных) левшей в среднем составляет:

Среди политических заключённых – 28%

Среди уголовных заключённых – 21%

Среди душевнобольных – 34%

Учитывая, что в среднем в Германии число леворуких людей не превышает 5% населения, данная статистика свидетельствует о том, что в настоящее время леворукость является опасной медицинской патологией, угрожающей моральному и физическому здоровью германского народа. Считаю, что эта проблема требует самого серьёзного исследования в рамках концепции расовой гигиены. В то же время, по моим оценкам, большинство левшей отличается очень высоким интеллектом и способностью к нестандартному мышлению, что приводит к завышенной самооценке, стремлению навязать окружающим свою волю и как следствие к конфликту с общественными и государственными интересами. Если леворукому человеку удаётся успешно реализовать свои амбиции, то из него может получиться личность, способная перевернуть мир. Левшами были: Александр Македонский, Гай Юлий Цезарь, Карл Великий, Жанна Д Арк, Наполеон Бонапарт, Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Николо Паганини и другие выдающиеся личности. Такие знаменитые левши как Отто фон Бисмарк, Фридрих Ницше, Артур Шопенгауэр, Людвиг Ван Бетховен, Рихард Вагнер, Генрих Гейне и Альбрехт Дюрер являются гордостью германской нации. Однако без надлежащего воспитания и образования из большинства левшей получаются душевнобольные маргиналы вроде Франсуа Вийона, маркиза Де Сада и Джека-Потрошителя. Я считаю, что Ваш департамент должен взять проблему леворукости под свой контроль. С этой целью предлагаю установить негласное наблюдение за всеми родовспомогающими учреждениями и обследовать всех младенцев на предмет возможной патологии. При подозрении на леворукость новорожденного забирать на карантин и при подтверждении диагноза переводить в специальный приют, где для леворуких детей должна быть разработана особая система воспитания и образования. Я уверен, что при должных условиях из них вырастут настоящие патриоты, которые в будущем станут гордостью Третьего Рейха.

Резолюция:

В месячный срок разработать меры

к исполнению.

К. Риммер.

– Ничего себе! – ошарашенно присвистнул Лёня Ивлев.– Вы только отказников забираете, а тут предлагается загребать всех подряд!

– Именно потому, что мы забираем только отказников, никто о нашей школе ничего и не знает. А у немцев сохранить проект в тайне не получилось. Во-первых, было слишком много посвящённых людей, а во-вторых почти не было квалифицированных специалистов, способных обнаружить у новорожденного ребёнка признаки леворукости. Иногда провинциальные акушеры, испугавшись грозного циркуляра, признавали левшой едва ли не каждого второго младенца. Учитывая недавно принятый закон об эвтаназии умственно неполноценных детей, по Германии поползли самые устрашающие слухи о секретных дополнениях к этому закону. Испуганные женщины стали рожать на дому, вызывая частных повитух. В результате программу сильно сократили, и младенцев обследовали только в нескольких клиниках крупных городов, вроде Берлина и Гамбурга. Новорожденных левшей отправляли в специальные приюты под Дюссельдорфом и Дрезденом, а матерям говорили, что их дети скончались от воспаления лёгких или менингита. В возрасте трёх лет самых смышлёных малышей переводили в Вайсдорф, а из остальных воспитывали либо будущих офицеров и инженеров, либо дворников и чернорабочих. Последних было гораздо больше.

– А откуда всё это стало известно?

– Из трофейных архивов. Правда, Вайсдорф там упоминался как некий абстрактный интернат. А о том, чему и как учили в этом интернате, стало известно только от случайно выжившего Малера. Интересно кто и зачем прислал ему этот рапорт? Ладно, читай дальше.

Лёня развернул сколотые листы.

ДОПОЛНЕНИЕ К РАПОРТУ

Господин фон Риммер, хочу довести до вашего сведения, что участвовавший в обследовании вместе со мной доктор психиатрии Иоганн Малер является крайне неблагонадёжной личностью. Из личного общения, я выяснил, что, возможно, он является тайным коммунистом, так как не скрывает того, что читал труды Маркса и симпатизирует Советской России. Д-р Малер не скрывает своего негативного отношения к расовой гигиене, является приверженцем теории Дарвина и считает, что все расы и нации устроены одинаково. Он не считает антинаучным учение Зигмунда Фрейда и возможно является латентным гомосексуалистом. По его словам после смерти жены, умершей пять лет назад, у него не было никаких контактов с женщинами, так как он много времени уделяет дополнительным занятиям со своими студентами. Возможно, у них организовано какое-то тайное общество. У д-ра Малера имеется пятилетний сын, которому он не уделяет должного внимания, и которого воспитывает престарелая бабушка по материнской линии. А ещё Иоганн Малер – ярко выраженный левша с завышенной самооценкой и считает, что половине преподавателей и студентов не место в нашем медицинском институте. На мой взгляд, всё вышеперечисленное является примером того, куда может завести патологическая леворукость без должного внимания и контроля.

С уважением, профессор Отто Шмутц.

– Вот это донос! – язвительно рассмеялся Воронцов.– Мальчиш-плохиш отдыхает! Профессор расовой гигиены стучит на доктора психиатрии!

– А что это за наука такая – расовая гигиена? Типа, поздоровался с африканцем – не забудь помыть руки? – неуклюже пошутил Лёня.

– Ты окончил медицинский институт и не знаешь, что такое расовая гигиена? Чему вас только учат? – помрачнел Воронцов.– А ведь это совсем не смешно. В тридцатые годы в Германии всё было очень серьёзно. Расовая гигиена, она же евгеника, – это наука о наследственном здоровье человека и путях его улучшения. В начале прошлого века идеи расовой гигиены были чрезвычайно популярны и в Европе и в Соединённых штатах. Во многих странах евгеника стала официально признанной наукой. В начале двадцатых годов было даже основано «Международное объединение по расовой гигиене». Адепты этой псевдонауки, а среди них были физиологи и психиатры с мировым именем, даже Нобелевские лауреаты, считали, что улучшение качества жизни и отсутствие естественного отбора ведут к чрезмерному размножению всевозможных дегенератов. Обитателей психиатрических клиник они называли «балластными существами» и «пустотой в оболочке» и считали, что их существование не имеет никакого смысла и ценности. Эти поборники расовой чистоты ратовали за насильственную стерилизацию людей с психическими расстройствами, умственно отсталых и наследственно отягощённых больных. В результате законодательные акты о принудительной стерилизации душевнобольных преступников были приняты в США, Канаде, Швеции, Норвегии, Франции и Японии. Труды немецких евгеников оказали огромное влияние на Гитлера, и в нацистской Германии пошли значительно дальше, чем в других странах. В Мюнхенском университете ещё в начале двадцатых годов была учреждена кафедра расовой гигиены, а в Берлине основан институт антропологии, генетики и евгеники. Одним из первых научных руководителей этого института был доктор Йозеф Менгеле, который позже в Освенциме проводил различные эксперименты над заключенными и был прозван «ангелом смерти». В тридцать третьем году, после прихода Гитлера к власти, на основании рекомендаций сотрудников этих двух псевдонаучных учреждений в Германии был разработан и введён в действие «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями». Сначала стерилизовали лиц, страдающих слабоумием, шизофренией, эпилепсией, аффективными нарушениями и тяжёлыми уродствами. Но Мюнхенские гигиенисты без дела не сидели и постоянно дополняли этот список новыми медико-социальными группами. С их подачи в него попали гомосексуалисты, хронические алкоголики, наркоманы, преступники-рецидивисты и левши. Правда, левшей вскоре вычеркнули из списка, ограничив постановкой на учёт в единой картотеке наследственности и лишением целого ряда социальных и профессиональных прав. В Германии до конца войны было стерилизовано около полумиллиона человек. Но принудительная стерилизация была только началом борьбы за наследственное здоровье германской нации. В тридцать пятом году немецкий физиолог Клинберг опубликовал книгу с названием «Милость или смерть?» в которой выдвигал тезис о «жизни недостойной самой жизни» и необходимости принудительной эвтаназии для тяжёлых больных. Книга получила положительные рецензии в медицинской среде и в начале тридцать девятого года была проведена первая эвтаназия. Некие супруги Кнауеры обратились лично к Гитлеру с просьбой умертвить их сына, являвшегося безнадёжным калекой. Через три дня разрешение было получено. Ребёнок был усыплён в университетской клинике Лейпцига, а Гитлер поручил своему лечащему врачу Брандту и начальнику канцелярии Бухлеру лично заниматься делами аналогичными делу младшего Кнауера. Так в канцелярии фюрера возникла первая программа детской эвтаназии. На первых порах уничтожались только неизлечимо больные дети до трёх лет, но уже через полгода программа распространилась и на подростков вплоть до семнадцатилетнего возраста. Смертный приговор выносился без какой-либо серьёзной диагностики. Информация о детях-инвалидах стекалась в Берлин, где её заочно изучали три медицинских эксперта и принимали решение без уведомления родителей. Отобранных для смерти детей отправляли в один из центров эвтаназии, а родителям сообщали, что они переведены в новый специализированный стационар для получения более качественного и эффективного лечения. Приговорённому ребёнку делали смертельную инъекцию барбитурата, а его родителям отправляли свидетельство о смерти, в котором было указано, что их ребёнок умер от воспаления лёгких или менингита. До конца войны в Германии было убито не менее пяти тысяч детей-инвалидов…

Воронцов устало замолк, достал из держателя бутылку с минералкой и сделал несколько больших жадных глотков.

– Ничего себе! – удивлённо присвистнул Лёня.– А сегодня все – и европейцы, и американцы – на каждом углу кричат об ущемлении прав человека в России и возмущаются, что им запретили усыновлять наших детей-инвалидов…

– Вот именно. Сами только вчера с дерева слезли, а сегодня уже других правильно ходить учат, – хмуро согласился Воронцов и продолжил своё неожиданное эссе.– От принудительной детской эвтаназии нацисты очень быстро перешли к взрослой. Уже в октябре тридцать девятого года в Берлине была создана «Рабочая ассоциация санаториев и приютов» со штаб-квартирой на Тиргартенштрассе, 4. Отсюда вскоре появилось и сокращённое название программы по тотальному уничтожению неполноценных личностей – «Т-4». Иногда эту программу называли «Акция – смерть из жалости», а в документах слово «эвтаназия» цинично заменяли на «дезинфекция». Руководителями программы были назначены начальник медицинской службы СС профессор психиатрии Вернер Хайде и его заместитель доктор Пауль Ницше. Практически все сотрудники кафедры расовой гигиены Мюнхенского университета принимали самое непосредственное участие в отборе жертв для программы эвтаназии. К концу тридцатых годов эти гигиенисты сумели признать физиологическую неполноценность не только отдельных социальных групп, но и целых народов: евреев, цыган и славян. Массовые убийства неполноценных граждан начались зимой сорокового года. На базе прежних психиатрических стационаров в Германии и Австрии были созданы несколько центров эвтаназии, в одних из которых проводились медицинские эксперименты, а в других последующее уничтожение пациентов. Отбор жертв, как и в случае с детской эвтаназией, проходил заочно, врачи решавшие участь человека не имели возможности ознакомиться с его реальным состоянием лично. Эксперт, изучив анкету пациента, ставил либо красный плюс, что означало решение отправить в центр эвтаназии, либо синий минус – оставить в живых. Выбор способа эвтаназии для программы «Т-4» был некоторое время предметом оживлённой дискуссии. Сначала предполагалось использовать инъекции медицинских препаратов или воздушную эмболию, но врачи, участвовавшие в программе, признали этот метод нецелесообразным. Мол, слишком долго, дорого и хлопотно. Тогда директор физико-химического отдела института криминологии Альберт Видман предложил использовать угарный газ. Первое умерщвление газом состоялось в Бранденбургском психиатрическом интернате в январе сорокового года. Эксперимент был признан удачным, и программа «Т-4» заработала как швейцарские часы. Отобранных пациентов, находившихся в психиатрических клиниках, церковных приютах и домах для престарелых, в назначенный день свозили в один из центров эвтаназии. Там их бегло осматривали, фотографировали и заводили в газовую камеру. Ответственный за эвтаназию врач лично открывал баллоны и наблюдал за действием газа. Обычно через пятнадцать-двадцать минут всё было кончено. Камеры проветривали, трупы незамедлительно отвозили к печам и сжигали. Перемешанный пепел фасовали по урнам и отдавали родственникам вместе со свидетельством о смерти от какой-либо вымышленной болезни. Таким образом, в рамках программы «Т-4» нацисты отработали технологию массового уничтожения ещё до создания лагерей смерти типа Освенцима и Майданека. Отработали на собственном народе. Несмотря на секретность скрыть факты массовых убийств не получалось. Среди жителей Германии возрастало возмущение и протест против программы принудительной эвтаназии. Против неё публично выступили выдающиеся представители церкви, и в августе сорок первого года Гитлер подписал официальный приказ о закрытии программы «Т-4». Но окончательно этот людоедский проект не закрылся. Он просто передвинулся на восток, где требовалась срочная разгрузка переполненных концлагерей от тех, кого нацисты считали бесполезным балластом. Но в этих лагерях ещё не было ни газовых камер, ни крематориев, ни обслуживающего персонала. Так первые заключённые Освенцима, погибшие в газовой камере, были убиты не в самом лагере, а в Германии, в психиатрической больнице города Зонненштайн. Новая программа получила кодовое название «14f13» и являлась подготовительным этапом проекта «Окончательное решение», предусматривавшего тотальное уничтожение еврейского населения. Накопленный опыт массовых убийств сыграл решающую роль во время Холокоста. Газовые камеры и крематории были перевезены из большинства немецких центров эвтаназии в лагеря смерти Майданек, Освенцим, Собибор и Треблинка. Вместе с оборудованием на восток отправился и обслуживающий персонал. А в оставшихся в Германии и Австрии клиниках смерти были открыты курсы «милосердного убийства». На них готовили новый персонал для восточных лагерей, а роль «наглядных пособий» во время этого обучения отводилась живым людям из числа тех, кого признали неполноценными. Технология убийств постоянно совершенствовалась. Появились передвижные машины-душегубки, в которых газы из выхлопной трубы могли подаваться в герметично закрытый кузов, и можно было уничтожать узников прямо по дороге из небольших лагерей в крематорий. В стационарных камерах выхлопной газ был заменён на более эффективный «Циклон-Б», а сами камеры стали часто маскировать под душевые кабины, чтобы обречённые на смерть люди не знали, куда их ведут. В общем, была создана целая индустрия смерти, и огромную роль в ней сыграли врачи из программы «Т-4». Как ни странно большинству из них после войны удалось избежать какого-либо наказания. Только высшие руководители программы – личный врач Гитлера Карл Брандт и заместитель начальника Рейхсканцелярии Виктор Брак – были признаны виновными в массовых убийствах, приговорены к смерти и казнены. После войны тема массового уничтожения долгое время замалчивалась, поскольку считалось, что медицинская профессия в Германии и так утратила доверие населения, и только молчание поможет это доверие восстановить. Несколько судебных процессов по делу медиков из программы «Т-4» продвигались медленно и нудно. Многие участники были оправданы или вовсе избежали суда, благодаря медицинским заключениям о состоянии их здоровья. К тому же выступавшие в качестве свидетелей врачи и юристы из соображений корпоративной солидарности прилагали все усилия к тому, чтобы их коллег не осудили. В результате реальные, но не очень большие сроки получили около девяноста человек, и все они к середине пятидесятых годов оказались на свободе. Многие из них получили государственные пенсии, а некоторые даже вернулись к прежней работе. Так что и этот Отто Шмутц, судя по его рвению и желанию выслужиться, вполне мог поучаствовать в программе Т-4, и даже поработать где-нибудь в Майданеке или Треблинке, а потом снова заняться какой-нибудь ботаникой в своём университете. В шестидесятые годы известный охотник за нацистами прокурор Фриц Бауэр начал новое расследование в отношении участников программы принудительной эвтаназии, однако в связи с его смертью дело быстро заглохло.

– Получается, что это немецкие психиатры и физиологи подтолкнули Гитлера к идее истребления «неполноценных» народов? – подвёл неожиданный итог Ивлев.

– В какой-то степени – да. Работы немецких евгеников Плётца, Фишера и Ленца произвели сильное впечатление на Гитлера и явились научным обоснованием теорий, изложенных в «Майн Кампф». Но я думаю, что и без этих гигиенистов борьба Гитлера привела бы к тому же самому результату. А ещё теоретики расовой чистоты и превосходства добились того, что в интернациональном Советском Союзе генетика была признана лженаукой – продажной девкой империализма. И двадцать лет находилась под запретом…

Некоторое время приятели ехали молча, словно возвращаясь с чьих-то похорон.

– Слушай, а ты не предполагаешь, что этот доктор психиатрии Иоганн Малер мог быть родственником нашего Курта? – разрушил гнетуще-траурную тишину Лёня.

– Я не предполагаю, а уверен, что это был его отец, иначе, зачем Курту эти документы? – сразу же согласился Воронцов, словно ожидавший этого вопроса.– Его отца звали Иоганн – он получил десять лет каторжных работ по обвинению в шпионаже, и, как сказали мальчику, погиб от несчастного случая в какой-то каменоломне. А самого Курта усыновил друг семьи – главный врач интерната в Вайсдорфе.

– Тут ещё примечание переводчика: поверх подписи Отто Шмутца от руки трижды написано слово «мерзавец».

– Вот уж действительно мерзавец. Читай дальше!

Лёня Ивлев открыл третий лист.

СПРАВКА

Решением Мюнхенского военного трибунала Иоганн Герман Малер признан виновным в ведении антигосударственной пропаганды, создании незаконной общественной организации и шпионаже в пользу Великобритании и приговорён к смертной казни через повешение. Приговор приведён в исполнение 21 февраля 1937 года.

– Смотри, всё как у нас в те же годы. Донос, обвинение в шпионаже, трибунал, высшая мера. А ребёнку говорят, что папа получил десять лет каторжных работ. У нас это называлось десять лет без права переписки. Что там ещё осталось?

– Последний лист.

ХАРАКТЕРИСТИКА

на курсанта старшей юношеской группы

военно-спортивного интерната «Вайсдорф»

Курта Малера

Мать: Аугуста Малер – умерла при родах в 1931г.

Отец: Иоганн Малер – казнён в 1937г.

Приёмный отец: профессор психиатрии Отто Шмутц – главный врач военно-спортивного интерната «Вайсдорф».

Курт Малер, полных 13 лет. В интернате обучается с момента основания. Физически развит очень хорошо, ловок, подвижен. Увлекается лёгкой атлетикой, стрельбой и фехтованием. Индивидуалист, не любит командные игры – футбол, волейбол. По складу ума – чистый гуманитарий. Легко овладевает языками, прекрасно знает германскую историю и философию. По математике, физике и химии оценки посредственные. Хороший организатор, имеет задатки лидера. Среди курсантов пользуется высоким авторитетом. Идеальный кандидат на роль старосты интерната.

Куратор старшей юношеской группы

Герман Монс

– Вот это история! Целый роман на четырёх листах! Коллега Иоганна Малера пишет на него донос, потом усыновляет его сына и сразу же отправляет ребёнка в интернат! И сам зачем-то меняет должность замдекана перспективной университетской кафедры на какого-то главного интернатского врача! Интересно, какие тут могли быть мотивы? – как бы сам у себя удивлённо спросил Ивлев.– Мне кажется, что здесь замешана любовь…

– Это у тебя самого третий год длится роман, вот и мерещится повсюду любовь. А в этой истории мотивы самые банальные, – с невозмутимой уверенностью отозвался Воронцов.– Старшего Малера профессор Шмутц сдал из чувства личной неприязни и зависти. Мол, этот левша слишком вольно дышит! Мальчика усыновил из чувства вины. А в главврачи угодил по собственной глупости. Хотел выслужиться, показал себя знатоком левшей, вот ему и выписали партийную путёвку из университета в специнтернат. Мне интересно было бы узнать, какой-такой доброжелатель прислал Курту все эти документы?

– А он не мог их сам раскопать?

– Где и как? За границу Курт лет двадцать не выезжал, к нашим архивам у него доступа не было, а тут целенаправленная подборка. А характеристика на него вообще могла храниться только в Вайсдорфе. Но считается, что там все документы вроде как сгорели…

– А может это фальшивки? – предположил Лёня.

– Может…, – задумчиво согласился Воронцов.– Но вопросы остаются всё те же: кто и зачем подбросил эти фальшивки Курту?

– А нам так важно это знать? Курт убит, и эти документы вряд ли имеют какое-либо отношение к его смерти…

– А это бабушка надвое сказала. У Курта последний год было крайне невесёлое настроение. Я думал, это его старость донимает, а дело было видимо в этих бумагах. Такие открытия о своём прошлом кого хочешь в депрессию вгонят. И в это же время Курт начал встречаться с Каманиным. Теперь беглеца придётся взять живым и даже допросить.

– А ты что хотел его ликвидировать при первой же возможности и без всяких вопросов?

– Естественно.

Лёню Ивлева даже передёрнуло от такой откровенности. Тем временем белый «Ленд-Ровер» пересёк МКАД и влился в бесконечный поток разъезжающихся по домам горожан. Уже вечерело, и стылые мартовские сумерки расцветились огнями рекламы и фонарей.

– Высади меня у метро, – устало попросил Лёня.

– Ты домой или к Люсе? – с напускным безразличием поинтересовался Воронцов.

– Домой, домой. Я с этим Каманиным уже забыл, как родная семья выглядит.

– Счастливчик. А я поеду на Маросейку (центральный аппарат ФСКН). Поговорю там с нашими ребятами. Попробую неформально узнать что-нибудь о судьбе Лаптевой.

– Надеюсь, мы сегодня ночью никуда не поедем?

– Надейся, но телефон, на всякий случай, не выключай…

Выйдя из машины, Лёня направился к стеклянному павильону, увенчанному красной буквой М. Однако вместо того чтобы войти внутрь, он остановился у цветочного магазинчика и достал мобильный телефон.

– Люся, привет…