Текст книги "Контрабандист"

Ещё тяги… Щелчок кнопки – маневровые мне больше не нужны, ручку на себя и опять тяги.

Есть!

Опираясь на выплюнутый проснувшимися двигателями хвост, я мчусь вверх, туда, откуда мне начинают дружелюбно подмаргивать проступающие сквозь щит атмосферы звёзды.

Форсаж!

Это лишнее, но я ничего не могу с собой поделать – слишком силён их зов.

Синева пропадает и я, заложив широкую дугу, прощаюсь с планетой.

Кто знает, может ещё и увидимся, красотка, а пока – извини, дела!

Отворачиваю прочь и вызываю карту сектора.

Пора курс класть. Куда? Да есть тут, на самой границе кантона системка, с неприметной орбиталкой. Вот туда мне и надо. Там меня Сиам поджидает, страдая от плохого пива, ну а я – я же не такая уж сволочь, чтобы человека приличного страдать заставлять?

Нет, не такой я. И даже если это не так, то почему бы и не постараться ну хоть видимость изобразить? Уж чего-чего, а изображать я умею.

Впереди появляется пелена Врат и моя жаба оживает. Ну да… Вот вам и ещё один повод поспешать – если мы, люди, и сволочи, то она-то почему страдать должна?

Вспышка перехода, отход от Врат, и мы с жабой начинаем вести неспешный и застарелый спор. Тема – извечная как сама вселенная – бонус-то как тратить будем?

Глава 7

До нужной платформы я добрался только спустя трое суток.

И причина такой задержки лежала отнюдь не в моём желании помучить Сиама. Нет, всё было гораздо проще – экспертам нужно было время, чтобы оценить добытое мной барахло.

Однако, буду последователен.

Добычу, прежде всего, следовало сдать – ну не таскаться же по пространству, когда в трюме конты с не совсем легальным грузом. Понятное дело, что официальных обвинений мне предъявить не могли – гробокопательство, тем более чужих, здесь не запрещалось, но…

Но тут в дело вступала мораль.

Ага, та самая – когда в космосе на своего напасть ну ни как нельзя, но всадить нож в бок ближнему – можно. Примерно так дело обстояло и с моими находками. Изучать артефакты чужих, или собирать коллекции – это было разрешено, и даже почётно. На экранах нет-нет, да и мелькали кадры с выставок, где почтеннейшей публики предлагали для осмотра реликты отгремевших сражений. Демонстрировали и владельцев этих собраний, горделиво позирующих на фоне своих сокровищ – мне особо запомнился один спортивного вида тип, вещавший с экрана о важности сохранения памяти тех дней. Речь он вёл величаво и плавно – не иначе спичрайтеры постарались, но мне он запомнился не словами – они быстро превратились для меня в неясное жужжание, оставлявшее во рту кислое послевкусие как от слабого разряда тока. Нет, интересен он мне был другим – всю свою речь он размахивал изогнутой костью, в которой я, насмотревшись на скелеты жаб, без труда опознал часть нижней челюсти представителя чужой расы.

Я не брезглив – за время моих похождений мне не раз приходилось брести по колено в кровище и… Скажем так – в фекалиях, но вот так просто держать в руках часть трупа, да не просто держать – а размахивать им… Бррр… Нет, извините, подобное не для меня.

В общем, как вы можете видеть – подобные личности здесь пользовались уважением. А вот те, чьим трудом собирались подобные коллекции – нет. В фильмах, что я успел просмотреть, они всегда и однозначно представлялись мерзкими маргиналами, совершавшими свои гнусные деяния в состоянии крайнего алкогольного опьянения. Некоторые ещё и ширялись постоянно. Добавьте к этому неопрятный внешний вид, небритость, синяки, шрамы и хоп! Вид законченного упыря готов.

И как-то само-собой, совершенно естественным образом, декларировалась мысль о невероятной пропасти, разделявшей коллекционеров, последние прямо-таки были пронизаны аристократизмом, и упырей маргиналов, сдающих награбленное перекупщикам за дозу наркоты или стакан дешёвого пойла. Можно было подумать, что трофеи, пройдя через множество рук, сами собой очищались от скверны, становясь предметом восхищения и звёздами новостных роликов.

Поначалу меня это удивляло – ну нельзя же так, одной рукой горделиво поднимать добытые из могил артефакты, а другой брезгливо отпихивать тех, чьими трудами они и были получены. Но не зря говорят – в чужой монастырь, да со своим уставом не ходят. Нравится им так – их дело. Мне-то что? Пусть хоть кем считают, лишь бы деньги платили.

Собственно, по этой причине точка сдачи груза находилась в системе, расположившейся на отшибе основных путей.

Всё прошло на редкость рутинно и без присутствия каких-либо маргинальных личностей.

Сел. Выбрался из корабля размяться. Только присел на башмак опоры и затянулся – подходит техник. Как звать – не поймёшь. Бирочка с именем наполовину оторвана и свисает вниз, делая имя нечитаемо. Зевая достаёт планшет.

– Семён Светозаров?

– Он самый, – затягиваюсь и привалившись спиной к лапе, выпускаю струйку дыма вверх.

– Два конта с отходами? – Не глядя на меня сверяется с экраном он.

– Три, – выставляю три пальца: – Три приволок.

– Хм… – Он озадачено тычет пальцем в планшет: – А у меня два места указаны.

– Ну, извини, – развожу руками: – Так получилось. Три. Забирай. Или мне что – тут один оставить?

– Да мне пофиг, – пожимает он плечами: – Хоть два, хоть три. Этим себе голову пусть начальство забивает. Сейчас.

Сунув планшет в карман уходит, но меньше чем через минуту возвращается на погрузчике и быстро выволакивает из трюма все три конта. Ещё несколько минут и подогнанная им же транспортная платформа скрывается из виду – техник только рукой взмахивает – бывай мол.

И что? Это всё?!

А как же доза наркоты? Ну, или хоть стакан пойла? Вот так просто – раз и уволок?!

Недовольно качаю головой разочарованный местными режиссёрами.

Нет. Я большего ожидал – даже отвёртку во внутренний карман сунул – на случай осложнений.

М-да… Недорабатывают местные творцы – сразу видно, далеки они от народа. Весьма, хочу сказать, далеки.

Взлетаю со Станции и, сменив несколько систем, сажусь на другой. Отдых нужен. И мне, и кораблю.

Заказываю полное ТО, а сам в бар – усталость снимать.

Снимал я её целых два дня, пока комм не вздрогнул, получив письмо от Сиама. Даже не письмо – сообщение из одного слова: «Жду».

Прибываю на платформу и направляюсь в местный бар, благо он тут один, эта орбиталка ещё меньше чем его, и другого места для нашей встречи, кроме как крошечного заведения, тут нет.

Сиам уже на месте – на столике стоят две толстые и плоские банки, из верха которых торчат изогнутые соломинки.

– Привет! – Усаживаюсь напротив и подтягиваю к себе свою: – Коктейль?

– Пиво, – он мрачен: – Тут так принято. Пей.

Ну принято, так принято. Соломинка, вернее будет сказать – трубка толстая и я без особого труда делаю первый глоток.

Кислятина.

И как местные такое пьют?

– Не криви рожу, – выпустив изо рта свою трубочку, морщится Сиам: – Пей. По местным меркам это лучшее.

Если это лучшее, то что же тут считается плохим?!

– Задал ты мне задачку, – он опускает глаза вниз, принимаясь внимательно разглядывать банку: – Что? Не мог на Авроре сгонять?

Ясно. История про моё Созвездие выплыла. И не только выплыла – ещё и меня догнала.

– А что такого? – Стараясь не морщиться чуть отпиваю местного, кхм, напитка: – Честно купил – какие претензии? Заплатил сколько сказали. Всё чисто. Или? – Поднимаю на него глаза, но Сиам, вместо того, чтобы ответить на мой взгляд, досадливо вздыхает и отворачивается.

– Именно что – или. Вот как ты только умудрился, а? Оказаться одномоментно – и не в том месте, и не в то время? Да ещё и пароль сказать?

Пароль? Ну-ка, нука… Это уже интересно.

– А что такого? Ну – прилетел, пошёл корабль новый искать. А этот лабаз… эээ…, – на миг замолкаю, припоминая название: – «Мягкий Старт», да точно – контора «Мягкий Старт» называлась. Так он единственным, кто открыт был! Я и зашёл. А дальше тот парень мне сам Созвездие впарил. Но вот что до пароля, – отрицательно качаю головой: – Так тут я не приделах. Никакого пароля не говорил. Точно!

– Точно? – Его взгляд возвращается ко мне закончив блуждать по стенам, обвешанным дешёвыми репродукциями картин: – А вот манагер тот другое говорит. Мол тот фраер, что корабль увёл, два раза – заметь, два раза, – он поднимает вверх два пальца: – Совершенно отчётливо произнёс слово «искушение».

– Может и произнёс, – отвожу глаза в сторону: – Не помню я уже. Настырный он был – так сильно Созвездие впаривал, что я, его искушению, противостоять не мог. Хороший продавец.

– Угу. Хороший, – Кивает Сиам, пододвигая к себе банку: – Был. Теперь только коров пасти сможет, да и то – вряд ли. Случайно в шлюзе оказался. А там, вот же досадное совпадение! Тестировали насосы – он и проболтался, почти в полном вакууме, около часа.

– Умер?!

– Нет, что ты. Но клетки мозга повредились. Декомпрессия, она такая, – он делает глоток: – А с клетками и сознание. Разум то бишь. Растением не стал – крепкий он. Был. М-да… Но теперь только за коровами следить, да землю копать. Или не копать. Вот так-то.

Молча отпиваю пива.

Оно уже не кажется таким противным – на фоне таких-то новостей. Да уж… А я-то думал – ну морду набьют.

– Ты серьёзным парням дорогу перешёл, Сэм.

– Я?! Ни разу, – качаю головой, не соглашаясь с ним: – Всё по-честному оформлено. А что так вышло – так случайность. Цепь совпадений, не более того.

– Как бы они тебя, да по голове – этой самой цепью, да не того. Опасные люди, Сэм. Ты хоть представляешь, какие на этих гонках деньги крутятся? Пилот, тот, что на Созвездии этом идти должен был, он из аутсайдеров. На него ставки один к шести десяткам были.

Поникаю головой.

М-да… Это уже серьёзно. Наверняка поставили на него втихую, чтобы не взбаламутить рынок. И поставили весьма прилично. Да призовые – тоже неслабая сумма. Это я конкретно попал.

Молча пью пиво, а когда трубочка начинает хрипеть и хрюкать, заглатывая воздух, так же молча поднимаю руку, подзывая официанта.

Не нарушая повисшей над столиком тишины, потягиваю пиво, прикидывая варианты.

Ну что… В пустоте на меня не нападут – не принято это здесь. Хотя, за действительно Большие деньги, большие с заглавной «Б», традиции могут и пододвинуть. Если посчитают обиду, и заслуженное мной наказание, стоящими дополнительных трат.

Это – с одной стороны.

С другой – дешевле меня на Станции, или планете подловить. А дальше – как с тем манагером и взятки гладки – сам он, мы то тут при чём?

М-да… Ситуёвина.

Мне теперь что – и из корабля не выходить?

Всё одно, рано или поздно – выползу. Расслаблюсь и… О том, что будет тогда стараюсь не думать. То, что оно настанет понятно – невозможно живому всю жизнь в железном гробу сидеть.

М-да…

И корабль возвращать смысла нет – гонки-то того, кончились.

Ну, ладно. Кантон я сменю. И не один. Это просто. Но, раз просто для меня, то просто и для них.

– Не парься, – привстав, Сиам кладёт мне руку на плечо: – То, что ты осознал, раскаялся и всё такое – я вижу и им, – он кивает куда-то в сторону: – Передам. Моральную часть вопроса, будем считать мы прошли. Ты же проникся?

– Угу. Полностью. – Киваю, серьёзно глядя ему в глаза: – Был не прав, осознал, раскаялся и готов искупить, отработать.

– Хорошо. Перейдём к делу. К отработке.

Мысленно выдыхаю – неужто пронесло? А отработать – фигня. Ну, потаскаю грузы. Ещё пару могил раскопаю. Сделаем.

– Твой долг я перед ними погасил, – продолжает Сиам: – Твой третий конт помог. В них, во всех трёх, нашлось достаточно… Скажем так, изделий. Да – изделий, которые они, – он снова дёргает головой: – Приняли в счёт упущенной выгоды. Так что ты, перед ними, чист.

– Фуууух! – откидываюсь на спинку, не скрывая своего облегчения. Всё же с мафией ругаться не стоит – опасно для здоровья. Вот был бы я Императором, тогда да… Ну да ничего. Придёт время – сочтёмся. А пока – смирение и раскаяние. Да и месть лучше холодной подавать. Подождём.

– Перед ними, – качает в воздухе пальцем Сиам: – Но, не передо мной.

– Перед тобой? – Непонимающе смотрю на него и, прильнув к трубке, делаю глоток: – Ты о чём?

– Я с твоего крайнего груза, – он выделяет голосом слово «крайний», многозначительно поглядывая на меня: – Считай и не заработал ничего. Копейки, совсем не то, на что рассчитывал. Так что, – он разводит руками: – Придётся тебе ещё одно дельце провернуть.

– И сильно оно незаконное?

– Ну… – Сиам тянет слова, разглядывая меня как диковинное насекомое: – Скажи, ты к живописи как относишься?

– Я?! – Такой вопрос застаёт меня врасплох, что не укрывается от его взгляда.

– Ясно. Ни как. Ну хоть пейзаж от натюрморта отличишь?

– На первом там лес, поля, земля короче. На втором стол с жратвой.

– Хорошо. А по стилям?

– Ну, – начинаю загибать пальцы: – Классика – это когда все детали тщательно выписаны…эээ… Примитивизм – словно ребёнок рисовал, абстракционизм – там вообще ничего не понятно. У него куча стилей – кубизм, минимализм… Эээ…. Символизм, эээ… Экспрессионизм… – Быстро припоминаю картины, виденные мной прежде: – Но я больше по классической батальной специализируюсь. То есть – люблю её. Там всё понятно – вот герой, а вот плохиши. В виде трупов. Обычно – у его ног. Знамёна, дым и всё такое. Может… Нет – должна быть экспрессия! – Отпиваю пива и продолжаю, радуясь возможности блеснуть своими познаниями в данной теме:

– Экспрессия, понимаешь? – Увлёкшись, чуть привстаю, и взмахиваю рукой, словно в кулаке зажата рукоять тяжёлого боевого тесака: – Зритель должен видеть героя, только что вышедшего из горячей схватки. Усталого, но с честью выполнившего свой долг. Можно еще пару красоток добавить – они будут олицетворением награды, ждущей героя после ратных дел. Но вот тут, с девками, – подняв руку, важно качаю пальцем, копируя движения виденного на экране оратора: – Тут главное не переборщить. Я про одежду. Если обрывки дорогих платьев, или военной формы ещё допустимы, то обнажёнки, или откровенной эротики быть не должно. Отвлекать от образа героя будет. Чуть-чуть можно. Но не более, – сложив пальцы щепотью я поднёс их к его лицу: – Чуть. Намёк, а не…

– Всё-всё-всё! Ни слова больше, – он, с довольной улыбкой, потирает руки: – То, что надо! Натуральный эксперт!

– Кто эксперт? Я?! – Как я не подавился пивом – не знаю: – Сиам… Ты чего?! Какой я нахрен эксперт?! Я и художников ваших не знаю!

– А тебе их знать и не надо. Ты у нас теперь эксперт по одному. Виплю Ван Гахену. Постимпрессионисту, – достав коммуникатор, он сверяется с чем-то на экране: – Ага. Верно сказал – из импрессионистов он. Тех, что пост. Творил обкурившись, поэтому картины ну… Своеобразные. На грани. Вот ты по ним и будешь экспертом. Детали найдёшь в справочнике, хотя, что это я! Ты же эксперт, раз пейзаж с портретом не перепутаешь. Вот сам и разберёшься что к чему. С экспрессией!

– Сдурел? – Делаю большой глоток и качаю головой: – Да меня любой школьник расколет! Какой я нафиг эксперт?!

– Нормальный эксперт. Двинутый. Как и все они. Тебе это по плечу – ты такой же.

– Ну спасибо!

– Фигня! Справишься! – И, отхлебнув пива, принимается рассказывать свой план.

Спустя два дня я сидел в кают-компании своего корабля и обжигая губы тянул из кружки горячий кофе. Местный аналог этого, не скрою, моего любимого, напитка. После пива, разумеется.

Кривился я не только от температуры – обстановка, то есть то, во что превратилась каюта, меня, мягко говоря не устраивало.

Ведь что такое кают-компания? На боевом, замечу, корабле?

Вот что?

Правильно – место, где можно поесть, выпить, да обсудить с товарищами, если таковые имеются, последние сплетни и слухи. Ну и похвастаться подвигами, на амурном фронте. Если имеются, конечно. А нет, так за кружечкой пенного не грех и приукрасить малость. Главное – не перегибать.

А тут что?

Не яркое, приглушённое освещение. Полукруглые плафоны тонкого стекла на панелях дорогого дерева и… картины! Того самого – Випля, который ещё и Ван Гахен.

Стараниями Сиама, и финансовыми вливаниями – должен заметить моими, кают-кампания превратилась в подобие филиала музея, скрыв за дорогим антуражем всё очарование простой столовки простых парней. Сиам, повторюсь, опять же, за мой счёт, изменил решительно всё!

Даже мебель!

Так, вместо практичного железного стола с пластиковой поверхностью, теперь растопыривал гнутые ножки настоящий монстр, чья каменная столешница была украшена непонятной мозаикой. Ну, для меня непонятной – со слов продавца это была копия какого-то известного полотна всё того же Випля. Вместо стульев, которыми, при необходимости, можно угомонить перебравшего лишку товарища, угомонить, замечу, без особого ущерба для мебели, появились роскошные кожаные диваны с золотыми позументами по всей поверхности. Про стены и светильники я уже говорил. Мне, буду честным, находиться здесь было тяжко.

Но, для справедливости, должен отметить и положительные моменты.

Так мой бар, по понятным причинам быстро пустевший, был заполнен разнокалиберными бутылками с цветным содержимым. Первый день, оглядывая это богатство, я уж хотел пригубить из каждой – надо же знать, что именно у меня на борту, но чуть подумав, решил оставить их в покое. Дело – прежде всего, да и чёрт его знает, может там наркота какая. Ван Гахен же любил ширнуться перед мольбертом, ну а я же его эксперт, так? А значит просто обязан пережить те же ощущения, что и мой кумир.

Угу.

Переживу. Обязательно.

Но – позже.

Другим украшением каюты и, одновременно, положительным моментом, был здоровенный кальян, расположивший своё сверкающее золотом тело подле дальней стены. По задумке Сиама я должен был сидеть подле него и, погрузившись в клубы дыма, любоваться последним шедевром ушедшего мастера, висевшим прямо напротив – на противоположной стене.

Нет, спорить не буду – в такую каюту можно было привести любую девчонку. Провести и быть абсолютно уверенным в положительном результате. Да и диванчики позволяли, но всё же это было не то. Ну не дорос я до такой роскоши. Мне попроще чего, а то сидишь как в музее, сидишь и пятнышко на столе оставить боишься.

Но главным украшением кают-компании были, конечно, картины мэтра.

Всего их было четыре.

Две изображали нечто вроде грубых корзин – одна с картошкой, другая с яблоками, ещё одна – завтрак шахтёров. Главным же моим сокровищем, моим, конечно же, в кавычках, было последнее полотно мастера – "Обломок планеты с корнями". Как по мне, то картина эта была… Но об этом чуть позже.

Сначала о Випле.

Основной причиной его известности стало то, что изображал сей мастер сугубо простой народ. В основном – шахтёров. С одной стороны, это, безусловно, шло ему в плюс – редко кто, что сейчас, что тогда, решится променять свою студию с натурщицами и всем прочим, на суровые условия походной жизни. А вот он решился. Уж не знаю почему – критики достали, или от кредиторов скрывался, но факт остаётся фактом – творил мэтр исключительно на пленэре, в пустоте, черпая вдохновение от звёзд и туманностей. Так, по крайней мере, утверждал его биограф, разумно упуская из внимания дурь, регулярно принимаемую сим творцом. Про это – наркоту и алкоголь я в других источниках прочитал.

Тех, что не столь гламурно-официозны.

Но, тем не менее, факт оставался фактом – желая быть ближе к объектам своего внимания он работал прямо на поверхности разрабатываемых астероидов. В скафандре и укрепив бурами мольберт прямо на скальном выступе.

Не спорю – талант у мужика был. Рисовать в тяжёлом скафандре, это, я вам скажу, ещё та задачка. Я вот попробовал.

В лёгком.

А чего такого?

Отлетел от Станции, ход на ноль, легкий скафандр натянул – и наружу.

С куском картона, магнитиком, кисточкой и тюбиками краски.

Чем я хуже?

Пусть рисовать и не умею, но вот что-то эдакое, в прогрессивно-агрессивной манере, изобразить могу. Насмотрелся, ага.

Ну, картонку магнитиком к корпусу прилепил, к магниту – тюбики. Кисть зажал, огляделся, ища вдохновение и…

Скафандр отмыть я так и не сумел.

Поставил его в шкаф как был – с яркими пятнами и разводами по всему телу.

Цветными.

Угу. В той самой – экспрессивно-агрессивной манере.

Нее… Рисование – не моё. Особенно в пустоте.

Ну как, скажите, творить, когда вокруг тебя летают куски краски?! Да и твердеет она моментом – едва выдавил, как раз – а она как камень. Я тогда скаф свой и перепачкал – когда отчаявшись в кисти попробовал кусочками закаменевшей краски хоть что-то изобразить – как мелками, в детстве.

Ага… Изобразил, как же.

Про кисть – отдельная история. Если б я её заранее на верёвочку не посадил, то улетела бы моментом – после первого же мазка.

Нет, в конце концов я нечто эдакое, продвинуто-революционное и провокационное изобразил. Разводы, загогулины да пятна. Прогрессивно, ярко, непонятно – самое место на выставке авангардистов, я там и похуже видал.

В каюте, конечно, повесить не рискнул – мне нервы дороже, а вот в коридоре, напротив двери в сортир, самое то оказалось. Как глянешь и… Расслабляет, в общем. На задумчивые мысли наводит.

Ну, не моё это. Рисование и прочее.

А вот Випль – да, мог. Пусть и мазня, но то, что он изобразить хотел – вполне читалось. Особенно, если глаза расслабить и взгляд расфокусировать.

Респект ему короче от меня, хоть покойному на это и пофиг.

Но давайте вернёмся к творчеству мэтра.

Его самая знаменитая картина – тот самый булыжник с разлохмаченными в пустоте корнями стал последней работой именно из-за такой манеры творить. Микропробои скафандра, плохой воздух и прочие невзгоды походной жизни, оказались именно той самой, критической, каплей для и так перегруженного наркотой организма.

Умер он прямо за мольбертом – на астероиде, что принесло ему и его шедеврам немерено славы – как же!

Творил до последнего!

Не признанный гений, сбежавший в пустоту от пороков общества и посвятивший свою жизнь простым работягам! Ну прочие хвалебные эпитеты в комплекте.

Угу. От пороков. Как же. Не ширялся бы, глядишь и жил дальше. Правда, так и не став знаменитым. Живым-то он никому особо интересен не был.

Особо раздуть его славу не успели – началась война, а в военное время в почете пропагандистские темы – те самые, воодушевляющее и зовущие на подвиги.

Вспомнили про него несколько лет назад, когда общество, отошедшее от ужасов пережитого, потянулась в прошлое, вспоминая золотые довоенные дни.

Вспомнили, кинулись искать, а упс… Нет ничего.

Так, по мелочи – наброски, несколько автопортретов – за столом, у мольберта и в скафандре, да наброски. А главного-то шедевра, около которого он и того, преставился – нет!

В каталогах, репродукциях и фото – есть, а в живую – нет.

Вот тут я и должен был появиться на сцене.

В точно рассчитанный момент – аккурат после того, как все уже признают картину утерянной, подняв плач по сгинувшему шедевру, но до того момента, как о ней начнут забывать.

На мой прямой вопрос – а почему именно я, Сиам начал длинно и косноязычно врать, рассказывая, что именно моя персона – ветерана, потерявшего память, добавит к истории появления шедевра новые яркие краски, подняв цену полотна до заоблачных вершин.

Угу, возможно.

А ещё, на такого как я, можно легко списать все грехи, если что-то пойдёт не по плану. Вот признают полотна ворованными – и что тогда? Кого за шкварку возьмут? Меня. И пофиг, что ветеран – мигом упекут куда следует.

Но так как деваться было некуда, я согласился и сейчас, сидя в кают-компании с горячим кофе, любовался, назову это так, шедеврами.

До Станции, где мои сокровища должны были обнаружить, оставались одни Врата, но я не спешил. По сценарию Сиама, тем лицом, которому суждено обнаружить картины, должен был стать действительно случайный человек – мелкий коммивояжер, прорвавшийся на борт дабы впарить мне какую-то хрень. Не подсадная утка, хорошо знающая свою роль, а именно кто-то совершенно случайный и полностью непричастный к происходящему.

Ну а дальше всё должно было пойти само собой, благо не узнать картины было невозможно – с экранов они просто не исчезли. Моя задача была простой – изобразить из себя повёрнутого на творчестве Ван Гахена ветерана и крайне нехотя признать наличие на борту оригиналов, спасённых от огня войны. Где я их спас, когда – извините – амнезия, последствия тяжёлого ранения. Вот, что это полотна Випля нашего Ван Гахена – помню. А вот всё остальное – не, не помню. Ранение, будь оно неладно.

После этого мне следовало выпинать гостя вон. Как угодно, хоть пинками. Я же того – контуженый. Далее – сидеть тихо и ждать.

По расчётам Сиама должно было пройти не более пары часов, как ко мне на борт потянутся эксперты, взбудораженные новостью.

Их следовало принять, проводить в каюту, дать насладиться шедеврами – минут тридцать, не более и тоже выгнать. На сей раз – вежливо. Сославшись на выгодный фрахт или просто дела. Ну а выгнав – убраться со Станции и, повисев в пустоте пару суток, сесть на другую. Какую именно он мне сказал.

Всё.

На этом моя роль заканчивалась – на борт поднимался Сиам и, после долгих переговоров, проводимых, разумеется, за задраенными люками, он становился обладателем всей, типа моей, коллекции. Дальнейшее – в плане картин, меня не касалось.

Не могу сказать, что меня это тревожило – игра не моя, зачем взрослым дядям мешать? С меня и того, что я чист от обязательств более чем достаточно.

Свобода, по моему разумению, стоит куда дороже любых перепачканных краской холстов.

Кофе уже остыл, но я всё никак не мог решиться отставить кружку прочь – слишком уж много неучтённых факторов было в предстоящей задаче. А вдруг тот посетитель картины не разглядит, или окажется необщительным затворником, игнорирующем выпуски новостей? Или, ещё что хуже, распознает картины, да и вырубит меня нахрен! Полотна же ого-го сколько стоят.

А у меня даже самого завалящего ствола нет. Не успел обзавестись, да и не принято здесь с оружием ходить. Подобное неприятие всего смертельного тоже было следом войны – общество всеми силами стремилось забыть пережитое, ограждая себя от неприятных воспоминаний.

Как по мне, то бред.

Рано или поздно жабы вернутся – как место на захваченных мирах кончится. И что тогда? С чем их встречать? Ясно же, что кадровики, пусть и отлично подготовленные, кончатся быстро – вот тогда что? Этот выверт местной психики я решительно отказывался понимать. Ну да ладно – не моё это дело, пусть живут как хотят.

Минусом подобного поведения было то, что разжиться хоть каким-то стволом здесь было крайне сложно. Ни оружейных магазинов, ни тёмных личностей, барыжащих убивалками – ничего подобного мне обнаружить не удалось. Личное оружие было только у военных, да и то только при ношении полевой формы – на учениях там, или манёврах со стрельбами. Не нападать же на них? Себе дороже выйдет. В остальное же время, когда вояки были в повседневке, или в парадке – оружия не было. Так что мои надежды разжиться стволом путём подпоив расслабившегося солдатика, или офицера были изначально обречены на неудачу.

Оставался лишь хоз-быт – кухонные ножи и инструменты. Вот одним таким я и обзавёлся – небольшим походным топориком. Он у меня под столом, у моего любимого места, приклеен был, благо чехол позволял его очень быстро выдернуть.

Не спорю – бред, но поглаживая его покрытой резиной рукоять я чувствовал себя хоть немного, на чуть, но более защищённым.

Бред конечно, но хоть что-то.

По мере того как пустела кружка мой взгляд всё чаще и чаще направлялся на барную стойку, чьё разноцветное содержимое прямо-тики магнитом тянуло к себе, предлагая принять стопочку за успех операции.

Но я сдержался – где одна, там и две и три… Не, нафиг-нафиг. Вот сделаю дела, уберусь в соседний кантон – там и отмечу. По полной программе. А пока – нет.

Сунув кружку в посудомоечную машину направляюсь в рубку.

Курс проложен и плавно выжав тягу направляюсь к Вратам – ещё немного усилий и всё, свобода!

Прыжок.

Впереди видна колеблющаяся поверхность, отделяющая меня от моего Приза. Доворачиваю, нацеливая нос на неё…

И тут в рубку врывается девичий голос полный веселья:

– Пилот? Вы слышите меня?

– Эээ… Что? – Кручу головой, но нет – у Врат кроме меня никого нет, а голос тем временем продолжает.

– Пилот! У вас такой замечательный корабль… А вы? Стыдно быть такой замарашкой!

– Чего?! Эй, подруга? О чём ты?

– Только у нас! – Продолжает она: – Лучшая мойка и чистка корпусов! Полировка и обработка защитным воском! Тефлоном! После наших ручек вы будете выглядеть лучше новенького! Обработка хромированных частей! Хотите сиять ярче звезды? Тогда спешите к нам! А ещё… – Она замолкает, а когда возвращается, то в её интонациях звучат откровенно призывные нотки: – Все работы проводятся только топлес! Поспеши же, пилот! Мы всё сделаем быстро и красиво! А ещё, – голос вновь становится весёлым и озорным: – Чашечка кофе бесплатно! Ну? Чего ждёшь? Рули на Третью Орбитальную! Ждём! Хи-хи!

Активируется правый экран и с него на меня смотрит весьма юная и привлекательная особа. Из одежды на ней только крохотные трусики, но ничего неприличного нет – закрывая от меня всё самое интересное, она держит перед собой плакат: «Вторая Орбитальная. Мойка топлесс и прочие услуги!»

Хм…

Отвожу корабль от врат.

А собственно почему бы и нет? Корабль, надо признать, действительно требовал мойки – грязи нахвататься я успел.

Полосы копоти по корпусу, чудом уцелевшие пятна насекомых на лобовухе – память о моих полётах над пасмурной стороной Грохиля, да и просто пыль, вбитая в щели – не надо думать, что вакуум – это абсолютная чистота. Уж чего-чего, а пыли здесь хватает. И хорошо, если на пути только она будет. А встретится облако песчинок – обдерёт краску до метала и никакие поля не помогут, просочатся.

Так что да, помыть корабль перед посадкой на Станцию было делом совсем не лишним.

А с учётом кружечки кофе и зрелищем длинноногих красоток, с весёлым визгом поливающих друг друга водой, так и вообще – просто обязательным!

Надо же стресс снять перед важным делом!

Решено!

Выбираю Третью платформу и прыгаю.

– Диспетчер! Диспетчер! Эй, живые тут есть? – Принимаюсь вызывать платформу едва выйдя из прыжка: – Спите вы тут все, что ли?

– Не ори, – ответивший мне голос был и вправду с налётом хрипотцы, слово его обладатель сладко дремал, откинув спинку кресла назад до упора.

– Чего надо? – Сопроводив свои слова громким зевком диспетчер повторил свой вопрос: – Ну? Чего надо, говорю?

Вот же пень старый! А то ему не ясно, чего ради я в эту дыру припёрся.

– На мойку я. Посадку давай.

– Пятая платформа, – очередной зевок дополняется щелчками тумблеров: – Туда греби. Справа… Сам…эээ, – зевок: – Увидишь. Конец связи, – последние слова он выговаривает с явным усилием – сон вновь готовится захватить его в свои объятья и у диспетчера нет ни малейшего желания вступать в борьбу с этим противником.