Текст книги "Цвет ночи"

10.Проигранная битва

– Больше тысячи лет назад, в то утро, перед тем как умирал Троян, я была там и все видела своими глазами. Я догадывалась, что он мне неверен, и тайно следила за ним, как ревнивица. Я слышала, как он рассказал Дивии обо мне, слышала, как он посмеялся над ней и ее чувствами. Сказал, что давно любит меня, осквернил нашу любовь и мое имя, поведав этой женщине.

Мы слушали ту, кого Троян называл Евгенией, а Велес – Живой, представив нам как покровительницу всех женщин и матерей. Голос ее высок и певуч, словно щебет неведомой птицы.

– Но я не смогла просто так уйти от него. Я любила его. Я полагала, что его любила и Дивия, потому что невзирая на унижение, продолжила с ним видеться. Но тогда я еще не знала, что ею двигала злоба от уязвленного самолюбия и жажда мести.

Ее пышные янтарные волосы раздувало теплым летним ветром. В них были вплетены тонкие золотые цепочки; голову украшала мерцающая корона-нимб из длинных лучиков.

Велес открыто смотрел на нее, глядя сквозь невесомую ткань наряда, без стыда и смущения рассматривая ее тело. Ян не опускал глаз ниже лица богини. Я тоже стараясь не глазеть, одолеваемая смущением от ее наготы, и одновременно завороженно любуясь изящными чертами лица и украдкой – плавными изгибами тела.

Ян рассказал ей, что видел ее давнего возлюбленного, буквально несколько часов назад, что был в пекле и имел удовольствие общаться с первым богом – Трояном. Она с волнением спросила, как он, и Ян ответил, что в порядке на столько, насколько это вообще возможно в аду.

– Дивия отомстила ему, – произнесла Жива. – Я застала его за изменой и именно в ту ночь стояла и издалека смотрела на их любовное ложе в ее замке, на вершине башни, под открытым звездным небом. До рассвета оставалось несколько часов – Троян должен был успеть вернуться домой до его наступления и укрыться от солнечных лучей, от мельчайших крупиц света в стенах нашего дома, за плотными шторами и ставнями, ведь от них он мог погибнуть, но вдруг красное солнце стало взыматься над горизонтом. Я не понимала, почему оно пожаловало так рано, но уже осознавала, что для Трояна это конец. Когда он заметил яркие мазки розовой краски на небосклоне, он лишь успел выкрикнуть, что Дивия – убийца. А та громко рассмеялась в ответ. Тут я все и поняла: он был так глуп, так тщеславен, так уверен в себе, что рассказал ей тайну о своей уязвимости перед солнцем, и думал, что она этим не воспользуется.

В ту ночь, в тот рассвет все было кончено – его жизнь и свобода оборвались, разорвав наши отношения. Троян нехорошо поступил со мной, нехорошо поступил и с ней, но смерти он не заслуживал. Дивия не имела права его убивать. Тем более я не успела рассказать, что знаю правду о его предательстве, и не успела потребовать от него извинений. К тому же мысль что я его потеряла, возможно, на очень долгий срок, мысль о том, что ему плохо, лишила меня доли ненависти к нему. Мы слишком долго были вместе, и я продолжала его любить, даже не смотря на то, что он сделал. Дивия встряла в наши отношения, и теперь они были окончены.

Я была зла на нее, гневалась и бранила, но больше всего меня все же волновал Троян. Его не расщепило. С ним произошло другое. Я догадывалась, где он – там, куда и должен попасть умерший бог. В аду. И я пошла к Чернобогу, просить его освобождения. Правитель пекла согласился выпустить моего любимого, но только когда тот искупит свои грехи. Это было насмешкой, ведь я понимала, что это может занять не одну тысячу лет. В тот день ни на какие мои уговоры или просьбы Чернобог не отреагировал, не посочувствовал мне и не откликнулся на мой зов о помощи. И я ушла ни с чем, тихо переваривать свою злость, утрату и одиночество, пришедшее на смену всепоглощающему счастью, которое совсем недавно имела. Я заперлась в своей боли, и мне больше не на чем было сосредоточиться. Я слушала шум ветра, напоминающий мне голос Трояна, его пение, вдыхала запах моря, который от него исходил, и слушала чужие молитвы, о которых мне шептали звезды.

В то время в яви шла война – я знала об этом от людей, что просили о спасении. Волки, изгнанные из ирия и после изгнанные из нави, терроризировали их мир вот уже несколько десятков лет. Среди них громче всего кричал голос одной девушки. Она молилась: отчаянно, с рвением и надеждой, раздавленная горем, но молилась не мне, а богине луны – моей врагине, моей сопернице. Благодаря ее свету в полнолуние кровожадные волки усиливали свою магию и могли принимать истинный волчий облик. Сквозь неуемный плач, человеческая девушка просила более не давать им силу. Просила защиты. Но видимо, Дивия не слушала молитвы, потому что девушка продолжала нашептывать небесам и звездам. Большинство богов давно не слушают молитвы смертных. И Дивия поступала так же. Дивии было все равно. А вот мне нет, ведь в печали этой девушки я находила себя. Будучи заложницей одиночества и тоски от разбитого сердца, я пуще прежнего, еще отчетливее слышала воззвания многих людей: к себе и к другим, которые оставались без ответа. Это и стало главной ошибкой Дивии. Она не откликалась людям, и я смогла представиться ею.

В одно утро, я слышала голос той девушки отчетливее всего – я поняла, что он доносится больше не из яви, и даже не из нави, а из ирия. Как оказалось, она была достаточно храброй, сильной и мужественной, чтобы добраться сюда через навий лес – этот путь был известен людям в древности. Она явилась сюда, чтобы разыскать Дивию. И я решила, что пора действовать, ведь так я могла решить сразу несколько проблем: помочь страждущей и помочь себе.

В тот день я решила, что отомщу Дивии за то, что она совершила. Я решила лишить ее силы луны, энергию из которой она черпала, коей управляла. Решила навсегда ослабить ее. Я могла и сама поразить ее чарами, но тогда она догадалась бы, что это я. И мне повезло использовать в своих намерениях смертную.

Я пригласила девушку в свой замок, она назвалась Миной и пожаловалась, что волки убили ее брата и отца, и мать. В живых остались лишь ее малолетние сестры и она сама, и у нее не было другого выбора, кроме как прийти сюда и просить защиты. Я выполнила ее просьбу – наделила ее магией, которую она сможет передать сперва своим младшим сестрам, а затем – своим дочерям. От девы к деве. Я создала новый клан ведьм, где девушки будут заклинать луну каждое полнолуние, чтобы Дивия потеряла свою власть, чтобы ослабить ее силы, чтобы ее необычайная красота, которую ей дарует энергия луны – исчезла. Чтобы Дивия больше никогда не смогла управлять светилом на небе. А волки больше не могли использовать ее свет для магических обрядов. И я дала Мине молитву, дала заклинание, которое читалось при полной луне, не позволяя колдунам обратиться. К заклинанию я сделала приписку, которая была мне нужна, слова в нем оканчивались фразой: «…и смерть не подступится: обиталище обессиленных для нее обернется преградой – пу́стым месяцем полной луны.» Таким образом, Мина думала, что сама богиня луны наделила ее чарами, которые будут защищать ее семью от волков. Но на самом деле – это была я, Жива, которая будет защищать и ее семью, и всех остальных живых существ во всех мирах от Дивии. Храбрая Мина об этом не знала. Она думала, что я и есть богиня луны. И что я просто защищаю ее от оборотней.

Я наделила собственной магией весь ее род, настоящий и будущий. Это была часть моей души, полная ненависти, злости и гнева. Воспламенившаяся благодаря Дивии, которая ее же и погубила. Это было силой, непомерной, обжигающей, неудержимой, но направленной лишь на мою соперницу. Виток магии оставался в каждой смертной ровно на такой срок, чтобы не успеть разрушить своей мощью хрупкое человеческое тело и повредить душу, скользил между ними, ни на ком долго не задерживаясь. Сперва от сестре к сестре, затем переходил к их дочерям, когда кто-либо достигал возраста восемнадцати лет. Я решила, что так будет правильно, ведь в древности люди выходили замуж более юными, и к этому возрасту у них уже были дети, которым они смогли бы ее отдать. Проследить за источником этих чар было слишком сложно. Я была уверена, что никто их не заметит. И если ведьма умирала, магия переходила к другой. Эта цепочка никогда не должна была прерваться.

– Значит, так волки и перестали обращаться, и война была проиграна ими, – произнес Ян. – Мы долго пытались понять, в чем дело и куда они исчезли. Все эти годы причина была в тебе.

– Да, – произнесла Евгения. – С тех пор я долго наблюдала за своими подопечными, стараясь помогать им, одаряла благополучием. Следила, чтобы род Мины не оборвался, чтобы магия передавалась. Посылала им благодать и помощь, женское здоровье, и в свое время, когда у них не получалось зачать ребенка – я даровала им благословение на материнство.

Женщина сделала паузу и наклонила голову вбок, вдруг посмотрев на меня и начав разглядывать. Уголки губ Живы поползли вверх, она мягко улыбнулась мне и едва заметно кивнула.

Меня пробила мелкая невидимая дрожь. Жива была покровительницей женщин и матерей… И, возможно, она говорила сейчас в том числе о моей матери. Да, я родилась очень во время: мама была уже взрослой и обладательницей магическим амулетом-лунницей являлась тетя, но и ее возраст приближался к совершеннолетию. В роду не оставалось никакой другой девушки или девочки, и тетя не могла передать магию никому. Тогда появилась я. И была единственным ребенком в семье, никогда не задумываясь, почему мама больше не родила снова. Возможно, мое появление на свет было своего рода чудом.

– Я имела беспрепятственную возможность наблюдать за каждой в роду этих женщин, возвращаясь по невидимым нитям своих чар, и однажды увидела рядом с одной из смертных тебя, дракон, – сказала Жива, – сына самого Чернобога. Я знала, как для вас важно, чтобы волки больше не обращались. Я невольно помогала вам, несмотря на то, как поступил со мной твой отец, помогала тысячу лет назад и сейчас, а вы не знали, что это делаю я. И моя причастность должна была оставаться тайной, ведь Дивия – сестра твоего отца, и он, скорее всего, не будет в восторге от того, что я с ней сотворила. Я стала реже навещать своих подопечных, потому что знала, что рядом с тобой они будут в безопасности. Юную Алевтину я навещала всего один раз, а затем, когда на небосклоне сошлись воедино солнце и месяц, я поняла, что случилась беда – что мое заклинание перестало действовать. Я пыталась перенестись к Алевтине, к источнику своих сил, но не натыкалась ни на что осязаемое, кроме полнейшей темноты и тишины. Так я осознала, что ты умерла, и остальные члены твоей семьи тоже, а моя цепочка – прервалась. И значит, Дивия опять получила силу. А когда солнце исчезло, и ирий охватила долгая ночь, я поняла, что Дивия стала еще сильнее, чем была прежде. Я не ждала вас, но очень рада, что вы пришли, – произносит она, обращаясь к Велесу, и затем задумчиво всматриваясь в Яна.

И спустя долгую паузу, резко поворачивает голову ко мне.

– Хорошо, что ты до сих пор жива. Я считала тебя погибшей.

Меня пробивает невидимая дрожь.

Эта встреча, ее слова, напомнили мне другие – слова Дивии в доме Яна, слова богини, которая тоже каким-то образом знала, кто я такая. Знала до того, как я сама познакомилась с ней. И та богиня была опасна, мы оба помнили, чем закончился тот вечер – колдовством, насильственным обращением меня в озерницу и осенним пустым лесом, где я буду блуждать несколько дней, переполненная безразличием к тем, кого люблю, и чуть не умру от обезвоживания, голода и лихорадки.

Дивия сперва тоже вызвала у меня доверие, которое разрушилось в одночасье, когда нас атаковали волколаки, которых она же с собой и привела. И оттого Живе я уже не доверяла. Я сделала короткий, неосознанный шаг ближе к Яну, невольно ища защиты, и наши плечи соприкоснулись.

– Если бы ты могла снова сковать ее – ты бы это уже сделала, верно? – спрашивает Ян.

Я не совсем понимаю, что именно он имеет в виду.

– Да, – отвечает Жива. – Магия, часть души, которую я отдала Мине, не вернулась ко мне. И достаточной силы, чтобы ее победить, я теперь не имею. Мои чувства негодования притупились за столько лет, а та сила родилась от великого гнева и пылающей ревности. И даже если я сейчас воссоединюсь с ней – она меня разрушит, я не выдержу подобную боль из своего прошлого. Поэтому ключ ко всему – эта юная девушка.

Я хмурю брови, вслушиваясь в смысл ее слов. И глубоко вдыхая свежую прохладу летней ночи, благоухающей цветами, произношу:

– Но я больше не могу пользоваться вашей магией. Мне уже исполнилось восемнадцать лет.

– Думаю, я смогу заново передать ее тебе, но мне нужен источник, – произносит Жива. – Где он?

Мы с Яном переглядываемся. Я вспоминаю свой амулет; тонкую серебряную цепочку с кулоном в виде лунницы, с перламутровым камнем-адуляром в самом центре. И мысленно вижу, как наяву, что огромные черные лапы подцепили мою двоюродную сестру Кристину за спину и она неестественно выгнулась, извергнув стон боли от впившихся в ее позвоночник когтей. Всего на секунду задерживаю внимание на воспоминании, и перед моими глазами блестит серебро лунницы на шее погибшей сестры.

Я совсем забыла об амулете с того самого момента, как в спешке покинула свой дом, покинула ферму на широких сильных крыльях кобальтового цмока. Забыла о том, что передала его Кристине, что он остался на ее шее. Где он сейчас был? Похоронен вместе с ней? Или предусмотрительно отобран волками?

– Ян? – спрашиваю я.

– Когда я возвращался на место происшествия, лунницы не было. Скорее всего волколаки забрали его. Кулон утерян.

– Лунница? – переспрашивает Евгения. – Кулон почти ничего не значил. Обладание им лишь указывало на принадлежность магии конкретной хозяйке. Это атрибут. Где сам лунный камень? Потому что, когда я мысленно пытаюсь следовать к нему, обращаясь к собственным чарам, я не вижу ничего, кроме черноты.

– Лунный камень и был в луннице, – говорю я, впадая в подобие отчаяния.

Мы проделали огромный путь, от моей фермы до рая, побывав в нем уже второй раз, чтобы понять, что неудача с самого начала поджидала нас здесь.

Но Жива отрицательно мотает головой из стороны в сторону.

– Нет, – говорит она. – Если хозяйка умирает, магия переходит к следующей по женскому роду. Если таковой нет – в лунный камень. Другой камень, большой. Он и был источником, хранилищем этой силы, которая просто не могла высвободиться и исчезнуть в ту ночь. Поэтому я и создала его, ведь лишившись контроля, эти чары принесли бы с собой разрушение в мир яви. Где он?

Я теряюсь. Не могу припомнить ничего подобного и начинаю нервничать, копаясь в мыслях. Чувствую облегчение от того, что надежда есть, но и в то же время напрягаюсь, потому что знаю: никакого большого лунного камня в нашем доме нет.

– Я никогда его не видел, – произносит Ян, подтверждая мои размышления, – и твоя мать о нем никогда не упоминала. К тому же, если бы камень был в вашем доме, то когда я возвращался на ферму после происшествия, на утро, я бы почувствовал наличие твоей спрятавшейся магии в нем – но ничего подобного не произошло.

– Ее мать могла не знать о нем, – выдыхает Евгения. – Ее предки могли спрятать камень где-то очень давно или убрать подальше, думая, что нет надобности хранить его на виду. Почти тысячу лет он не имел никакой функции и был пуст.

– Мы найдем его, – заверяет Ян, словно и правда был решительно настроен это сделать. Хотя бы потому, что у нас не было другого выбора. – Твои предки жили в других местах, Ава. Вероятно, придется отправиться туда.

– Значит, если ты намерена помочь им, – говорит Велес, переходя к делу, – то не будем терять времени. Приглашаю тебя спуститься в темную навь, Жива.

Но вдруг раздается звук, напоминающий перезвон колокольчиков. Сережки в ушах Евгении побрякивают, когда она отрицательно мотает головой.

– Я уже вдоволь отомстила Дивии, – неожиданно говорит она. – Прошло много времени, и она сполна наказана. Я успела простить Трояна и даже ее. В последние годы я сдерживала Дивию уже не из-за мести, а потому, что она действительно опасна. Чтобы она более не причинила никому вреда и боли, какую причинила когда-то нам. Но это больше не моя цель. Сковать ее снова более важно для вас, а я желаю, чтобы Троян появился здесь, был снова рядом со мной. Кроме этого мне больше ничего не нужно. И это мое условие. Ты – сын Чернобога, освободишь Трояна. И после этого я помогу вам.

Ян крепко стиснул зубы. Несколько часов назад он отказал в освобождении самому Трояну. Теперь его о том же самом просила Жива. И если с Трояном Яну удалось сторговаться, манипулируя чувством жажды отмщения своей убийце, то Жива была непреклонна. Она ясно дала понять, что расплата с соперницей ее больше не интересует. И все, к чему она стремилась – это вернуть любимого. Она ждала этого целую тысячу лет. Любила его, несмотря на время, несмотря на глубокие душевные раны, нанесенные им ее сердцу, несмотря на предательство. Троян был ей необходим. И она ни на что не променяет шанс вернуть его домой, наконец, освободив от цепей Чернобога.

***

Мы выдвигались в обратный путь без промедления. Сообщив, что будет ожидать нас на границе нави, Жива в одночасье, под звук схлопывания, похожий на обратный свист пули, возвращающейся в ствол ружья, обернулась грифоном – крупной птицей с когтистыми лапами льва с белоснежными крыльями, покрытыми перьями. Расправив их, оттолкнулась от земли и взмыла в воздух, подчиняя себе поток ночного ветра, поднявшего пыль с земли, разметавшего мои волосы в стороны. Несколько секунд я смотрела ей вслед – смотрела на то, как неведомое создание удаляется от нас, настигая небеса.

Столб темного смога заклубился слева – из густой бурой тучи послышался рев медведя, а когда синие молнии, словно удары грозы в кобальтовом облаке окружили меня, земное притяжение перестало существовать – мое тело подбросило вверх. Оно переворачивалось в невесомости, будто делая кувырки, несколько мгновений я кружилась словно в танце с Яном, крепко держащим меня за руку. Я не видела его, но чувствовала физическое присутствие сквозь пелену лазурного тумана, чувствовала лесной хвойный запах, наполненный оттенками дыма, окутывающий меня. Ян обращался, менялся, плавно и одновременно стремительно, терял облик человека и принимал могучую форму цмока. Не отпуская меня, купаясь вместе со мной в потоке бурлящей энергии, который создавал сам. Поднимая меня ввысь, подхватывая, колыхая и усаживая на чешуйчатую спину величественного дракона, свою спину, медленно рассеивая плотную завесу перед моим взором, обнажая луну и звезды.

Мы стремительно отдаляемся от земли под гром от взмахов его разветвленных крыльев. Большой дворец Живы, благоухающий цветами, усаженный зеленью парковый ансамбль, спокойное море за полосой лиственного леса – все остается далеко позади. Мы пересекаем необъятные просторы ирийской прави, быстро сменяющиеся виды гор и равнин, пока не оказываемся у вертикальной стены, сотканной из полотна сгущенных облаков. Ян снова меняет форму, я парю в невесомости рядом с ним несколько долгих секунд, после чего оказываюсь у него на руках. Он медленно ставит меня на пушистую траву, покрытую влагой, сверкающую от росы, и оглядывается в ночи, в поисках внушительного силуэта приближающегося медведя. Но его пока нет.

Мы ожидаем Велеса и Кинли на рубеже млечной реки, не пересекая границу, разрезающую мир ночи резкой линией облаков. Я делаю глубокие вдохи, свободно дышу, наслаждаясь возможностью наполнять грудь чистым ирийским воздухом, не похожим на обделенный кислородом, вязкий воздух нави. Запрокинув голову, я долго смотрю на звезды – необычайно яркие, переливающиеся, словно мигающие. Низкие. Кажется, до них можно дотянуться, с легкостью достать вытянутой рукой.

Замечая, куда направлен мой взгляд, Ян тоже поднимает голову к небу. Не моргая, безотрывно глядя в космическую мглу, я спрашиваю первое, что вспыхивает в моих мыслях, что вернулось на языке во время разговора с Живой.

– Разве Чернобог не знал, что волки питаются энергией луны?

Поворачиваясь к Яну, наблюдаю за тем, как свет звезд отражается в его голубых радужках.

– Почему он не попросил Дивию, свою сестру, чтобы та не позволяла использовать им ее магию? Почему сам не попросил ограничить их?

Ян молчит, слушая меня. Выдерживая паузу даже после того, как я замолчала. Затем поворачивается ко мне, пробегается по моему лицу, словно изучая его, окутывая необычайной мягкостью своего взгляда, медленно отвечает:

– Знал. Но это не ее война. Она не стала бы себя втягивать. Дивия ведь даже не дракон.

«Нейтралитет», – думаю я и понимающе киваю. Дивия хранила его когда-то, как и Велес, пока это не стало для нее личным, пока не выбрала сторону. Не нашу сторону, а иную.

– Когда я встретил твою мать, когда узнал, что она читает молитву, заклинание при полной луне, я был уверен, что ей помогает именно она – моя тетя. Для меня тогда открылось, как именно мы выиграли войну, и с помощью кого. Я давно не был в нави, и как ты поняла, не возвращался сюда и не имел возможности уточнить, правда ли именно Дивия помогла драконам в победе с волками и почему. Не знал наверняка, Смог ли ее попросил. Но я был уверен, что нечто подобное являлось правдой. Было логичным полагать, что она дала часть собственной магии твоему роду, магии, которая воздействует на лунный диск, на энергию светила. Но я ошибся. Это была Евгения.

Неожиданно спокойные глаза Яна вспыхивают ультрамариновым – резкая вспышка, распространившая вокруг невидимое напряжение. Он больше не смотрит на меня, а вглядывается вдаль, в горизонт, точнее в границу тьмы и полутьмы, в озаряемые ледяным светом луны окрестности поляны, куда вышагивают две фигуры из мрака ночи. Они двигаются медленно, и мне кажется, что время замерло, блокируя их шаг.

Ян не встревожен, он задумчив и сосредоточен. Тихо выдыхая горячий пар, он стискивает зубы, едва заметно и быстро их разжимает, будто усилием преодолевая секундный порыв гнева. Затем приковывает свое внимание ко мне, наблюдая за моим лицом. С выражением некого необъяснимого сожаления или даже сочувствия.

Ничего не понимая, я вглядываюсь вперед и наблюдаю, как словно в замедленной съемке к нам приближаются мужчины. В одном из них я узнаю Велеса. А вот второй… Не уверена. Домысливаю, что белое пятно на плече второго – это Кинли.

Его походка кажется мне знакомой. Настолько знакомой, что я не решаюсь в это поверить.

– Не может быть… – шепчу я.

К нам идут двое мужчин. Один из них – Велес, а другой… другой…

Мой отец?

Папа?

Это он?… Откуда он здесь?

Белое пятно, а точнее Кинли, спархивает с его плеча и усаживается на плечо Велеса, подол шубы которого шумно ворошит густую траву. Они оказываются в нескольких метрах от нас, когда полный месяц озаряет их лица, сметая тени, подсвечивая их черты.

Я дрожу, бесконтрольно и судорожно. Мое сердце начинает колотиться, его стук поднимается к горлу, вырываясь из грудной клетки. Громко гремит в ушах. Слезы обжигают глаза – это резкая душевная боль вонзилась в сердце. И вместе с болью приходит тепло, словно горячая кровь, вплеснувшаяся из открытой раны, омывает кожу и тело, согревая меня. Она сочится из воображаемой дыры, образованной невидимым лезвием ножа, острым, с зазубринами, напоминающими волчьи клыки, которые когда-то изорвали в клочья плоть моих родных, которые царапали мою плоть изнутри; лезвием ножа, которое проделывало в сердце прореху, бесконечное множество раз, вонзающееся в него и покидающее. Вонзающееся и выходящее наружу. Раз за разом. Вычищая из моей души любовь, надежду, радость, жажду жить и дышать, не оставив ничего.

Я слишком долго была мертвой внутри, не осознавая этого. Моя душа погибла там, у стен моего дома, у драконьих вольеров, вместе с моей семьей, хоть и осталось невредимым тело, которое спас Ян. Но теперь – я снова чувствовала себя живой. Благодаря боли. Благодаря воспоминаниям. Благодаря осознанию, что пусть отец и был потерян для меня, но не для этого мира. Не для вселенной. Боль одновременно опустошала меня и наполняла.

Отец. Я помнила его взгляд, замерший на мне в ту полночь, помнила его крик «беги, Ава!». Он пытался меня защитить тогда, в конце. В конце собственной жизни и нашей жизни вместе. Я помнила, словно это было вчера, как ноги папы подкосились, как черная тень огромного животного поглощала его, протаскивая по земле назад, все дальше от меня, а он хвастался руками за землю, но у него не хватало сил удержаться. И тогда, вглядываясь в лицо отца, я понимала: он уже не моргал, просто смотрел на меня, бездвижным взглядом. Его лицо было перепачкано кровью и грязью.

Я срываюсь с места, и подобно пуле, подобно штормовому ветру бегу вперед. Несусь, не видя куда. Все кругом расплывается от слез. Я в одночасье настигаю его, врываюсь в его объятья, обнимаю крепко, что есть мочи, и отец сильно сжимает меня в ответ. Он целует меня в лоб и в щеки, проводит ладонью по моим волосам, широко улыбаясь. Он не расстроен. Лишь я плачу навзрыд, пытаясь открыть глаза и посмотреть в его лицо. И беспрерывно шепчу:

– Папа… папа…

– Успокойся, милая, – говорит он. – Все хорошо, Тина. Все в порядке. Я так рад, что ты невредима. Рад, что Ян позаботился о тебе.

Слышу приветственный голос дракона за спиной.

Я с трудом отрываюсь от папы, Ян жмет отцу руку. Они оба улыбаются, а я все еще плачу, закрывая руками лицо.

– Я не успел уберечь всех, прости, Лев, – глухо бросает Ян.

– Это было не больно и очень быстро, – отвечает папа. – Не вини себя. Я лишь переживал за Аву, но ты ей помог. Спасибо.

Ян тяжело вздыхает. Не знаю, злится он или нет на то, что Велес привел сюда моего отца. Но если изгнанный бог не увидел в этом ничего дурного, то и Ян не должен сердиться. Вероятно, он переживает, видя, как мое тело неугомонно дрожит. Видя мою истерику.

Папа продолжает успокаивать меня. А я не знаю, что ему сказать. Понимаю: что бы я не произнесла сейчас, этого все равно будет мало. Этой встречи, этого разговора все равно не будет достаточно. Никогда. Этот короткий миг развеется, как пепел. Он не продлится вечно. Никто и ничто не позволит нам остаться здесь, вместе, на этой поляне с мягкой травой под покровом ночи и мигающих звезд. Но мысли о том, что после всего он оказался в раю… Они обнадеживают. Он действительно очутился здесь. Получил место в лучшем мире.

– Ты делаешь важное дело, Тина, и ты справишься, – говорит папа, крепко держа меня за плечи. – А после – я буду ждать тебя здесь. Спустя твою целую жизнь. Долгую и прекрасную жизнь. Для тебя время пройдет дольше, для меня – быстрее. Но мы встретимся, обещаю. Обязательно встретимся.

Слезы не перестают катиться по моим щекам. Я не представляла, что когда-либо снова увижу родителей. И вдруг, сердце делает удар и неприятно переворачивается в груди, снова подбираясь к горлу.

И я начинаю оглядываться по сторонам. Вглядываться вдаль, в тени, во мглу позади плеч отца и Велеса.

– Мама? – спрашиваю растерянно я. – Где мама?…

На что отец слабо улыбается. Это грустная улыбка, печальная улыбка, нежелающая меня расстраивать.

– Ее со мной нет, – говорит он.

– Как нет? – переспрашиваю я.

Он делает паузу, словно не хочет мне отвечать. Но ему приходится объяснить.

– Я не знаю, где она. Но в ирий она не попала.

Я поднимаю красные, воспаленные глаза на Яна. Испуганные, недоверчивые, пытливые.

Тот поджимает губы. Вот поэтому он и недоволен этой встречей. Он понял все намного быстрее меня, когда увидел, что отец один.

– В ад она не попала, успокойся, – произносит дракон. – Она не такую жизнь вела.

– Похоже, она не могла с чем-то справиться на рубеже при искуплении, – признается отец. – Твоя мама слишком долго не могла его завершить. Что-то тревожило ее. Нечто из этой жизни или из прошлых. И это нечто не отпустило ее сюда. Но я верю, что она придет. Рано или поздно. И я буду ждать ее так же, как и тебя.

Я изо всех сил стараюсь не задумываться о том, что отец упоминает прошлые жизни. Стараюсь не задумываться о том, что он был моим отцом и в то же время кем-то большим. Что он был сейчас таким же, каким я его помнила и одновременно чужим. Другим. Похожим на себя и не похожим. Я осознаю, пусть и прилагая невиданное усилие, противоречиво черпая силу из своей слабости, что мне ни в коем случае нельзя размышлять о том, что мама прямо сейчас могла быть в нави, могла застрять в нави, и что я была просто обязана верить в то, что в лучшем случае ее душа направилась обратно в явь слугами Велеса.

Но что если она в нави? Нет, я не могла об этом думать. Не могла думать. Но что она так долго не могла отпустить? Что не могла себе простить? За что винила себя? Вдруг она не отпустила меня? Оставшуюся на ферме, на земле, орошенной холодным дождем, окруженную стаей свирепых оборотней. Что не дало ей пойти дальше в ирий? Она не была плохим человеком, точно не была. Она очень любила меня. Очень любила отца. И друзей, и многих людей. Она любила все и всех, кто ее окружал. Она была почти что святой, кладезем доброты. Но я знала лишь часть ее души. Лишь одну часть. Сколько всего другого в ее глубинах было сокрыто? Миры яви и нави были такими разными и огромными, и мы потерялись в них, мы потерялись с ней, бесконечно потеряли друг друга.

– Будь умницей, моя доченька, – говорит папа, и я осознаю, что он начинает прощаться со мной. Так скоро. – И не расстраивайся. Живи счастливо. Обещай мне, что проживешь долгую счастливую жизнь, полную впечатлений.

Обещание кажется мне глупым. Сложным. И невыполнимым. Нереальным, если он останется здесь, а я уйду. Если моей мамы нет, и я не знаю, где она. О счастливой жизни не могло быть и речи. Я не могла просто взять и поверить в нее, но я кивнула.

– Я очень сильно люблю тебя, – говорит он.

Не верю, что должна с ним попрощаться. Не верю, что сейчас уйду. Не верю, что говорю ему последние слова.

– Я тоже люблю тебя, папа.

Он крепко меня обнимает и прижимает к себе. Мы стоим так несколько минут, но больше времени у нас нет.

Меня отцепил Ян. Я все еще скомкано пыталась сказать что-то напоследок. Отец не проронил ни одной слезы. Он лишь попросил Яна и дальше заботиться обо мне. Все-таки он был тем же самым, но немного другим. Более спокойным. Более счастливым. Словно уверенным в хорошем исходе: нашей встречи, моей миссии рядом с Яном, моей жизни и нашей будущей встречи. Он словно знал, что со мной все уже будет хорошо, и переживаний для него больше будто не существовало. Вообще никаких. Крепко взяв меня за руку, Ян тащил меня в белый туман и настоятельно говорил не оборачиваться, но я не могла отнять взгляд от лица папы, который махал мне рукой на прощание с мягкой, любящей улыбкой на лице. Он смотрел нам вслед, провожая. Наши взгляды были прикованы друг к другу, пока белый свет защитной пелены границы миров не застелил мой взор.