Текст книги "Цвет ночи"

Вечер с гостями подходил к концу. Мы все старались теперь видеться даже чаще, чем прежде, потому что реально потеряв друг друга на какое-то время, поняли, как важно быть вместе. Теперь предстояла пара месяцев разлуки, я обещала звонить и писать хотя бы через день, делясь впечатлениями и фотографиями.

Ян долго смотрел на нас с Андреем, стоя в стороне, когда мы с ним прощались. Можно было догадаться, о чем дракон думал. Что меня с Андреем все еще связывает что-то из прошлого. Что у меня могут быть к нему чувства. Если бы это было правдой – отпустил бы дракон меня тогда? Смог бы? Знаю, что да.

Но в этом не было необходимости. Никаких чувств к Андрею у меня нет и никогда не было. Тем более сейчас нас разделяла пропасть. Он никогда не сможет понять меня настоящую, ту, кем я стала, когда моя жизнь перевернулась, не сможет в полной мере осознать пережитую мной боль. Но зато меня хорошо понимал цмок.

До наступления ночи мы выехали в аэропорт. Недолгий перелет – и мы очутились в аэропорту в Венеции. Ян снял напрокат автомобиль. Кинли вальяжно устроился на кожаном заднем сиденье, время от времени забираясь ко мне на руки, или дремал, сворачиваясь клубком, как кот на моем пальто, которое было слишком теплым для здешнего климата.

Наша машина рассекала глубокую ночь, скользя по веренице дорог, гладких и извилистых, прокладывающих нам путь к прибрежным городам. Джанни с Джозефиной проживали в пригороде Венеции, но сейчас пребывали на отдыхе в своем домике в горах, на Севере Италии, в небольшом городке в Доломитовых Альпах. И наш путь устремлялся туда. Но путь был не быстрым и мы, по совету четы Нобиле, решили остановиться на ночь в местечке у моря под названием Каорле, где и забронировали номер.

Когда мы приехали, город не спал. Здесь было какое-то местное празднество – улицы были полны людей, словно днем. Отовсюду доносилась музыка, по перекрытым дорогам двигался оркестр, горожане веселились и общались. Работал парк аттракционов, кругом были расставлены лавки и вагончики с лакомствами, как на ярмарке.

Припарковав машину, мы с Яном оказались в густой толпе. Я надела на Кинли намордник, застегнула ошейник, и мы некоторое время двигались за оркестром, подхватив всеобщее веселое настроение, забыв о моей усталости после перелета, о вещах, оставленных в салоне, не собираясь отправляться в отель.

Вино плескалось в бокалах горожан, какие-то дружелюбные незнакомцы обращались к нам, заговаривая, но я могла отвечать им лишь на английском, а вот Ян имел кое-какие познания в итальянском – он часто путешествовал, и мог изъясняться насколько я знала, еще и на французском, и возможно, немецком. Прохожих очень интересовал мой дракон, и они просили разрешения его погладить и, конечно, сфотографироваться. Мы с Яном тоже пили вино – компания людей, с которыми мы разговорились, угостила нас.

Какие-то подростки неслись по тротуару, откуда-то взяв арбуз, и выроненный на дорогу, он катился под наклоном вниз, и с веселым смехом ребята то ли пытались его догнать, то ли неслись за ним, чтобы подтолкнуть сильнее, чтобы он набрал большую скорость. Время от времени были слышны и детские голоса, хотя час был уже поздний. Атмосфера была столь жизнерадостная вокруг, что мне казалось, что мы очутились в самом настоящем лете.

А затем начался салют. Яркие цветные вспышки взрывались, озаряя небо. Все голоса затихли и люди любовались красками, освещающими город.

Когда я стояла, подняв глаза ввысь, не обращая больше ни на что внимания, ко мне сзади подошел Ян и обхватил мой живот рукой, легко приобняв, ненавязчиво прижав меня к себе. И я ощутила ухом его дыхание.

– Ава, – шепнул он.

Я начала следовать за его голосом и повернулась к нему лицом. Мир вокруг был ярким и слегка кружился.

– Ты пьяна? – тихо вопросил он.

Мне оставалось только признаться. Моим ответом был утвердительный кивок.

– Плохо, – вдруг проговорил он.

– Почему? – растерянно протянула я, начиная ощущать легкую вину, хотя я ничего не сделала, и веселилась все это время под его пристальным присмотром.

Он выдержал недолгую паузу, словно собираясь с мыслями или не решаясь произнести следующие слова.

– Иначе я бы тебя поцеловал.

Его радужки сверкнули всего на секунду ультрамариновым; он пронзил этим светом мои глаза, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я замерла, невольно задержав дыхание. И он медленно продолжил:

– Но нехорошо с моей стороны пользоваться ситуацией. Я обещал защищать тебя от чужих дурных намерений.

Мое сердце сжалось. Я вдруг неожиданно для себя поняла, что в глубине души долго ожидала слов, подобных этим, и теперь начала переживать из-за того, что он этого не сделает. Временами я вспоминала наш поцелуй в доме Роксоланы, после того, как мы вернулись из ада, и тогда меня пронзало смущение и одновременно тоска. Поцелуй больше не повторялся, и наши отношения оставались неопределенными. Мы уже не знали, кем являлись друг для друга. Не знали, какие между нами границы, есть ли они вообще, либо мы все еще должны через них переступить. По понятным причинам нечто могло тревожить его, а именно обстоятельства нашего знакомства. Но я уже давно выросла, и он это знал, прекрасно видел, этого было не утаить, невозможно было закрыть на это глаза. И одно мы знали точно: мы были родственными душами, нечто связывало нас – крепкое, невидимое и постоянное. Нам было легко вместе, комфортно и хорошо: мы уже слишком давно были настоящими друзьями. Но лишь недавно начали осознавать, признаваясь в тайне самим себе, что нас связывают чувства и иного рода. И теперь легкое трепетное волнение из-за возникшего желания и ожидания обрушилось на меня.

– Поцелуй меня, Ян. Пожалуйста.

Он долго смотрел мне в глаза, пока над нашими головами словно взрывались и падали звезды, невидимое притяжение между нами усиливалось, а дистанция наших лиц сокращалась. Его запах, его тепло, его глаза, прикованные ко мне, скользящие по моему лицу, по губам, заставляли мир вокруг меня кружиться быстрее. Ладонь, горячая от драконьего жара легла на мою щеку, и Ян потянулся вперед, а я – подалась навстречу ему.

– Иди сюда, – шепнул он и коснулся губами моих губ.

Он впервые по-настоящему, осознанно поцеловал меня на этом фестивале, под всполохами сверкающих фейерверков, и этот поцелуй был полон жара и тепла. Это был другой поцелуй, отличавшийся от двух прошлых. Мы оба вдруг поняли, что перестали быть просто близкими друг для друга, больше не были просто друзьями. После этого все, что нас ждало впереди – изменилось навсегда. Я бесповоротно перестала быть для него той маленькой девочкой, которую он знал.

С этого момента наши отношения обрели иную форму, более совершенную, более ясную. Ту, к которой они плавно стремились в последнее время. Этот поцелуй и все, что будет после – стало логичным итогом всего нашего общения, нашей дружбы, нашего доверия. И в то же время новым началом. Теперь наши души любили друг друга во всех возможных смыслах, наша связь становилась все более и более прочной, и развивалась стремительно. Мы были близки до невозможности. С этого момента вечность казалась мне еще более желанной, если в ней мы могли быть вдвоем.

Кинельган, все это время сидящий рядом на асфальте, запрыгнул ко мне на сапоги, потоптался по ним несколько раз и, обвив поводком мои ноги, побрел в сторону с таким напором, что я начала терять равновесие. И мы с Яном покачнулись, оторвавшись друг от друга.

Переведя взгляд вниз, на мое животное, Ян усмехнулся, по-доброму или нет – я не поняла. Но забрав у меня из рук поводок, цмок меня распутал. А затем повел куда-то в сторону, где почти не было людей. Туда, откуда доносился свежий соленый запах, и где воздух был пропитан прохладной влажностью.

Вскоре мы оказались на набережной. Море находилось в тени, освещенное лишь светом луны: полного налитого месяца, горящего дружелюбным желтым светом. Пляж пустовал, и мы в одиночестве спустились по ступенькам и теперь шли по песку. Остановились у самой воды, где к берегу медленно прибывали тихо шипящие волны, и где ветер, не такой разгоряченный, как в охваченном гулянии городе, играл с моими волосами, обдавая прохладой.

Я отцепила Кинли от поводка, пока вокруг было безлюдно, и он стал бродить по самой кромке берега с любопытством наблюдая за прибоем, а затем взлетел и стал кружить в воздухе недалеко от нас.

Ян обнял меня, закрывая от пронизывающего сыростью воздуха, я прижалась к его шее лицом, обвив ее руками, и прильнула к его коже губами, чтобы поцеловать. А затем он обернулся назад, и удостоверившись, что никто нас не видит, вызвал вспышки синих молний и туман – он обращался, прямо здесь, и брал меня с собой. Спустя короткое мгновение я оказалась сидящей верхом на своем кобальтовом драконе, и вслед за Кинли, он взмыл в воздух и понеся по ветру над темным глубоким морем.

Мне нравилось жить жизнью Яна, быть рядом с ним самим, и я понимала, что он имеет твердые намерения меня не отпускать. У него было много знакомых везде, в моей стране и по всему миру, и мы приятно и весело проводили время, пока я училась несколько лет в художественной академии. Сбылась моя мечта – рисование стало не просто моим хобби. Мы с ним часто бывали с общими друзьями, в шумных компаниях и тихих, дни проносились в гармонии, мы делали то, что нам нравится. Пока я занималась работой, Ян отлучался и отлавливал нечисть на землях порубежного мира. Или посещал навь, выполняя свои обязанности. Нас и правда, как и обещала, часто навещала Валентина. Так же к нам в гости наведывался Велес, но не без причин. Он появлялся всегда по делу: что-то передать, когда ему самому нужна была какая-нибудь информация от цмока или обсудить их божественные дела.

Почти первое, что Ян сделал, когда мы вернулись из путешествия по Европе и от четы Нобиле – избавился от своего проклятия, насылаемого песней о Ящере раз и навсегда. Им пришлось потрудиться с Константином и Гаем, но они нашли способ, чтобы его снять. Чтобы оно не застигало его в самые неподходящие моменты, чтобы он больше не лишался неожиданно своих сил. Так что отныне Ян перестал целовать незнакомок. Меня это очень даже устраивало.

Мы сыграли человеческую свадьбу, когда мне было двадцать пять. Несмотря на то, что я мало видела необходимость в браке, еще с подросткового возраста не поменяв о нем своего мнения, дракон не мог позволить нам и дальше находиться в столь неопределенных отношениях – все-таки цмоки издревле чтили и уважали традиции. После очередного его намека на то, что он попросит фоков утопить меня, потому что драконы не благоволили незамужним – я согласилась. Раньше Ян часто донимал меня наставлением о том, что я должна буду выйти замуж – это было моей обязанностью из-за магии, которой я тогда обладала, и которую должна была передать потомкам. И я действительно вышла замуж. Просто так получилось, что за него.

Через два года родилась наша дочь. Полудракон. Мы назвали ее Аней. На дни ее рождения у нас в доме собиралась вся семья Яна. Почти вся. Валентина, Гай, Алексей с Вольгой и их детьми, Александра, даже Константин оставлял ад, чтобы увидеться с племянницей. Он всегда являлся в обществе костомах и каждый год приносил ей новую куклу, выточенную из рубинов его подданными. На ее десятилетие Ян, наконец, дал свое согласие на то, чтобы позвать Морану, и она приняла приглашение.

Мы прожили вместе долгую жизнь, полную счастья. Я занималась любимым делом, с успехом окончив художественную академию. Позже Ян помог мне открыть собственную галерею. Мое творчество было наполнено тем, чем я жила, и через что прошла в те далекие дни, когда мне казалось, что мой мир, реальный и внутренний – навсегда разрушен; оно было наполнено тем, что я не забыла и не хотела забывать. Тем, что я хранила в себе и что навсегда врезалось в мою память, оставив отпечаток.

Я рисовала Константина, явившегося ко мне в образе черного духа, рисовала озерницу, певшую мне песни, костомах, прекрасную Барбару в виде призрака, защитившую меня от волков, Роксолану, трагически павшую в битве, изображала кладбища и могилы. Кому-то мое искусство казалось глубоким и наполненным, кому-то жутким и мрачным, но я находила его просто красивым. Я чувствовала покой по отношению к тому, в чем люди ощущали ужас. И вдохновлялась этим. Я видела начало там, где многие видели конец. Я меняла страх на легкость, я меняла бессмысленность жизни на вечность существования души. Я превращала разрушение в созидание. Я успокаивала тревоги, которые рождались из-за неспособности других людей смириться с потерями и смертью. Я верила, что своим творчеством я помогаю тем, кто хоть на миг останавливается у моих картин и вглядывается чуть дольше, чем было нужно во тьму – в ней они могли разглядеть уже не просто монстров, а надежду. Ведь в них можно было увидеть ночь, которая всегда была предвестником рассвета.

Мы с Яном состарились вместе – я приняла решение не пользоваться молодильными яблоками, ведь Ян был прав: это была моя последняя попытка найти прелесть в каждом отрезке человеческого существования, и я не хотела упустить ни один из них. И Ян проходил через это вместе со мной, хотя возрастные изменения дракона и были фальшивыми – он использовал магию, чтобы мы выглядели милой душевной парой старичков.

Я умерла на девяносто седьмом году жизни в собственной кровати, в окружении самых близких – мужа и дочери. Морана пришла за мной, как и обещала – пока моя семья осталась в яви улаживать вопрос с похоронами моего тела, которое не значило для нас уже ничего, но много для тех, кто считал нас близкими и друзьями – я отправилась медленной поступью за Мораной по дороге, ведущей меня к Калиновому мосту.

Впервые я шла по нему сама, ступая по раскаленному металлу, не ощущая жара, не обжигаясь. Я пересекала его собственным призраком, своей душой. На рубеже, в деревянном тесном гробу я провела не слишком много времени – в моем случае все оказалось быстрее, чем все мы ожидали.

Мне почти нечего было вспоминать. У меня не было сотни воплощений. Не было тысяч лет, проведенных в обители живых. Кроме жизни, которая только что оборвалась, у меня были всего две другие. В первой, совсем короткой, я была маленьким мальчиком, которого в возрасте пяти лет насмерть сбил автомобиль. Моя душа вернулась в явь, пошла на новый круг рождения, потому что не смогла отпустить маму и папу, потому что успела узнать, что такое любовь, но не имела возможности получить ее в достаточной мере, и отчаянно жаждала еще. Во второй – я была животным, северным оленем, покинувшим стаю, живущим долгие годы в полном всепоглощающем одиночестве, умершим в уединении, забытым всеми, замерзшим в холодном снегу в февральскую метель. И после родилась Ава Аранская. Моя душа была совсем молодой, почти новой.

Мне сразу вспомнилась песня Велеса, которую он пел, сидя в лодке, медленно плывущей по млечной реке в ирий:

«Душа оленя вечной была, как вечным был зимний лес.

Как лес, что любил он всем сердцем своим, где мечты схоронил белый снег.

И вновь обернувшись сиянья комком, ступил в свою новую жизнь.

Столь странный путь, столь иной, но счастливый. Шептал ему ветер – очнись…»

Велес знал. Он видел уже тогда меня насквозь, хоть и говорил, что это невозможно, не признаваясь даже Яну, что имеет такую способность. Конечно, он знал, ведь именно он переправлял души из нави в мир живых. Он знал о нас абсолютно все.

Когда я прошла искупление, рядом уже была моя семья. Справившись в яви, они последовали за мной сюда – Ян и Аня. Дракон подал мне руку, помогая подняться из деревянного ящика, приглашая меня ступить на землю мира, который станет моим домом навсегда. Встречали меня и остальные – рядом с Мораной стояла Валентина. Черная тень, являвшая собой Константина, недвижимо замерла, приветствуя меня. В отдалении ожидали и Гай с Велесом. Встретившись взглядом с изгнанным богом, я заметила на его лице широкую загадочную улыбку, значение которой могли сейчас понять только мы вдвоем. Он подмигнул мне, и я кивнула, давая ему понять, что вспомнила о его песне.

На лице Яна отражалось в этот момент неподдельное волнение – перед ним я выглядела самой собой: молодой женщиной, все с теми же короткими волосами цвета темного шоколада, с ореховыми глазами, но внутри я уже могла быть кем-то другим, кто должен был вмещать в себе иные, вспыхнувшие в памяти воплощения. И он давно был готов узнать меня новую и принять той, кем я на самом деле являлась, но его всегда волновало, буду ли я по-прежнему любить его, став кем-то другим, точнее – став самой собой.

Его широкая ладонь легла на мою щеку, нас разделяло расстояние в небольшой шаг. Его глаза с любопытством и одновременно едва заметным смятением заглядывали в мои. Я мягко улыбнулась, давая понять, что ему нечего бояться, и его тревоги напрасны.

– Посмотри, – шепнула я, приглашая его отправиться в мои мысли, давая разрешение узнать мое прошлое.

Его брови сошлись на переносице. Он кивнул.

Минула всего минута, как его лицо разгладилось, и о его эмоциях говорил теперь лишь протяжный тяжелый выдох горячего драконьего пара.

– Твоя всего третья жизнь? – проговорил он с оттенком возмущения, злясь ни то на себя, ни то на саму Тьму. – Прекрасно. Худшего я, и правда, не мог предположить.

Знаю, он справедливо считал, что я почти не пожила, почти ничего не увидела, но правда в том, что моя последняя жизнь была одной из лучших, о которой можно было только мечтать – я бы не променяла ее на десятки и сотни, и тысячи других. И она стала такой благодаря ему, несмотря на боль в прошлом, которую мне пришлось вынести. Он сумел подарить мне много счастья – у меня не хватит и миллиона лет, чтобы его отблагодарить.

Я подаюсь вперед и нежно целую его в щеку. Он приобнимет меня и дарит ответное касание губами, приникая к моему лбу – этот жест полон теплоты, заботы, покровительственности, словно не было почти что века, за который я успела состариться с ним. И сейчас я будто все еще была той нежной беззащитной девчонкой, которую он всегда оберегал. Затем он манерно протягивает ладонь и приглашает меня отправиться в путь. Я беру его за руку, переплетая наши пальцы, за другую ладонь меня берет наша дочь, и мы вместе движемся в сторону Мораны.

– Итак, – уточняю я, – теперь мне придется работать всю жизнь? Пока не схлопнется Вселенная или сама Тьма не сотрет себя с ткани бытия? Удручающая перспектива в контексте бессмертия.

Ян усмехается.

– Ну, теперь тебе будет подвластно время, так что свободное у тебя точно найдется. – Он бросает горящий взгляд в сторону матери. Взгляд, все еще таящий былую горечь от давней обиды. Но уже более смягченный, чем раньше. – И полагаю, получится как-то договориться с Мораной по поводу выходных.

И теперь он снова оборачивается ко мне и смотрит на меня своими пылающими аквамариновым светом глазами – глазами цвета вечности.

Какое будущее ждало нас впереди? Каким оно станет и насколько долгим? Никому не подвластно было это узнать. Покажет лишь время. И мы просто шли, рука об руку, навстречу грядущему, навстречу невозможному счастью, которое однажды я случайно нашла среди мрака и тьмы. Шли проживать свою собственную вечность рядом с теми, кто был бесконечно нам дорог.