Текст книги "Цвет ночи"

6.Шторм

– Прости, что тебе пришлось об этом узнать, – произнес Ян.

Откинувшись на спинку стула, он по-прежнему не смотрел на меня, глядя перед собой, рассекая воздух двумя холодными синими льдинами вместо глаз.

– Сперва я выбирал момент, чтобы объясниться, потом решил, что тебя никогда не должна коснуться эта абсолютно лишняя информация.

Он поджал губы и перевел взгляд на Константина, на лице которого не отражалось сожаления. По играющим желвакам на челюсти создавалось впечатление, что Ян очень зол. Поведав мне правду, младший брат Яна замолчал, снова ушел в себя и безучастно наблюдал за гостями в зале.

– Я знала, что ты бог, – сказала я сдавленно. Колебание проскальзывало в каждом моем слове. Но я продолжала говорить, не отдавая себе отчет в том, что именно произношу, пребывая в замешательстве. – Догадалась из-за тех искр, после смерти… Роксоланы. Тогда ты расщепил сразу нескольких волколаков.

– Вероятно, тот момент мы должны были обсудить еще раньше, – глухо отозвался Ян.

Вид у него был довольно напряженный. Он нарочито не поворачивался ко мне, словно не желая посмотреть в глаза. Потянувшись к наполненному бокалу, он промочил горло, поперхнулся и неловко закашлял. Мне не показалось: в движениях Яна проскальзывала порывистая неуверенность.

Я поежилась. Мне стало не по себе, ведь я поняла, что происходит. Смущение ярко жгло щеки Яна, откликаясь и во мне: я чувствовала себя так, словно вторглась в его личное пространство, узнала постыдную тайну, сокровенный секрет, который был не для всеобщего разглашения. И теперь он нервничал.

Я в первый раз видела Яна таким.

– Разговоры не твой конек, – бросила Валентина, вмешиваясь в наш диалог, не выпускавшая из виду нас обоих.

– Валентина, можно немного личного пространства? – сердито послышалось от Яна.

Валентина опустила свой бокал на стол и встала со стула, направившись вглубь пирующей компании незнакомых мне цмоков. Одного из них она взяла за руку и повела за собой, и через несколько мгновений бесследно и я бы даже сказала – бесстыдно – пропала с ним в темноте возле стены. Остальные остались на своих местах, но занялись отвлеченной беседой друг с другом, немедля убрав нас с прицела своего внимания.

– Теперь боишься меня? – вопросил после недолгого перерыва Ян, его зрачки беспокойно метались по залу.

Я ответила не сразу.

– Только твоего возраста, – даже попыталась пошутить я, осознавая, что уклоняюсь от настоящего ответа, которого, в общем-то, пока что не имела.

Перед глазами стоял призрачный образ его глаз в подземелье: алых и жестоких. Это были глаза, символизирующие ту непостижимую часть, что досталась ему от… истинной природы.

– Значит ты все же…

– …бог, наследник пекельного мира, да, – закончил он за меня. И сделав глубокий тяжелый вдох, добавил: – Думала, почему я такой спесивый?

Мои брови сомкнулись на переносице.

Он тоже пытался шутить. Довольно мрачная ситуация для юмора. Я должна была что-то сказать, чтобы сгладить произошедшее, и он, похоже, тоже чувствовал нечто подобное.

– Ян, я могу сделать вид, что ничего не знаю. Что ничего не слышала.

– Но ты уже знаешь.

Я поникши покачала головой, опуская взгляд. Ян бежал в явь, все время бежал от своей настоящей сущности, не распространяясь о прошлом, не подпуская никого к границам своей души. Чтобы не признаваться в правде, в том, что был сыном короля ада. Старшим сыном. Его первенцем. Ян вовсе не рассчитывал говорить со мной на эту тему, но Константин принял иное решение за него. Это было нечестно по отношению к нам обоим.

– Ава, есть еще много вещей, которых ты обо мне не знаешь. Других вещей. И они не очень хорошие.

Я хотела сказать, что это не имеет для меня никакого значения. Но слова застряли в горле. А грудь изнутри словно начало нечто царапать. Он даже не предполагал, но я догадывалась, о чем он может говорить. Фантазии из моих снов могли оказаться не вымыслом: запертые в клетках братья и сестры дракона; Ян, выполняющий функцию их надзирателя. Возможно, все это действительно происходило когда-то в пекле. Но разве Ян мог бы так поступить с ними?

– Ничего не поменяет моего отношения к тебе, Ян, – вымолвила я.

И вдруг ощутила, что была не до конца искренней сейчас.

Внутри меня зародились сомнения, которых я не ждала. Которые я всеми силами старалась отвергнуть. Осознание этого внезапно вселило в меня страх, что я не справлюсь. Что я запутаюсь в собственных мыслях.

– Тебе не о чем беспокоиться, – добавила я, надеясь, что он ничего не замечает.

– Поверь, есть.

Я не знала, что сказать. Но этой фразой Ян в корне уничтожил мою надежду на то, что между нами все останется, как прежде. Не знаю, что еще он скрывал. Не знаю, преувеличивал ли он. Не знаю, о каких именно его поступках шла речь. Но внутри меня все дрожало. Я не хотела верить, что есть что-то, из-за чего я могу перестать его любить. Не готова была признать, что хоть что-либо могло попытаться нас разлучить. Я беспечно, самозабвенно готова была принять в нем сейчас абсолютно все, абсолютно любое его действие из прошлого или любое качество, самое темное и ужасное, лишь бы не признавать, что он чужой, что он может быть кем-то нехорошим, что мне будет лучше без него. Пусть я и полностью осознавала, что такое мое поведение неправильно и безрассудно. Я специально заставляла себя оправдывать его, словно должна была защитить, но от кого? От самой себя? От своего осуждения? От его прошлого? Но что если он совершал нечто такое, что не заслуживало никакого оправдания? Что если он был тем, кого мне следовало бояться? Разве я могла отвернуться от него? У меня не получалось.

Поэтому я была рада, когда в столовую вошла Барбара в красном бархатном платье, практически ворвалась с шумом распахнув двери и с взволнованным видом направилась к нам, прервав тягостную беседу, оставив недомолвки между нами в подвешенном состоянии, отодвинув необходимость наших взаимных объяснений до лучших времен.

Приблизившись к нам, она дала понять, что только что вернулась из яви, преодолев проход по зеркалам, и доложила, что дела обстоят не лучшим образом. По искаженному от испуга выражению ее красивого утонченного лица я понимала, что дело плохо, но подробности об увиденном она скрыла, произнеся пару предложений исключительно на ухо Яну.

Переглянувшись с братьями, он быстро встал и на весь зал объявил о необходимости собрания. Мое сердце понеслось вскачь от тревоги: беспокоясь о волколаках в яви я в первую очередь думала о том, кто остался там с ними: мой дедушка и мои близкие друзья. Они все были в опасности прямо сейчас.

Под звуки непрекращающейся музыки столовый зал начал пустеть – четверть присутствующих удалилась вместе с семьей наследников пекла. Остальные остались и несмотря ни на что продолжали праздное времяпровождение. Уходя, Ян не сказал мне ни слова, и внутри меня все сжималось от боли и внезапного одиночества. Но лучше ему сейчас было уйти, чем мы продолжили бы говорить. Нам обоим нужно было немного времени на передышку.

Я осталась за длинным опустевшим столом вместе с Гаем, Вольгой и маленькими полудраконами; все мои мысли постепенно ушли в иное русло и их начала навязчиво одолевать тревога, касающаяся оставшихся в живых моих родных и близких в мире людей. Да и за всех остальных людей тоже. Взяв в руки бокал, я сделала несколько голодных глотков крепкого вина, обжигающего мое горло. Затем принялась искать взглядом Кинли, который незаметно и довольно давно куда-то испарился, выкрутившись из моих рук. Глаза зацепились за Барбару, от которой исходил белый серебристый свет, словно от звезды. Она усаживалась за рояль. Только сейчас я заметила, что музыка все же перестала на время играть. Тонкими изящными пальцами надавливая на клавиши, Барбара принялась сотворять мелодию, негромкую, чарующую, но бесконечно тоскливую. Эта мелодия в каждой ноте отражала всю мою внутреннюю боль, тянущуюся из прошлого, отзеркалила мои настоящие страхи и тревоги за будущее. Личная боль Барбары, которую она выражала в музыке отзывалась и во мне. Сейчас мне было не трудно понять эту прекрасную, неотразимую женщину с опечаленной душой. Звучание струн было созвучно звучанию моего плачущего сердца.

Спустя несколько минут рядом с Барбарой возникла фигура Велеса, которого я видела в последний раз убегающим в обличии медведя в лес. Он не спускал с нее восхищенных жадных глаз, смотрел на нее с любованием. Взгляд изгнанного бога был в чем-то красивым, и она сама была красива. Велес заговорил с ней, и они долго о чем-то тихо общались. Барбара продолжала играть, даже смеялась, мило улыбаясь, но видно, все равно не отвечала Велесу взаимностью. Скоро Гай поднялся со стула и направился к ним. Перекинувшись с отцом парой фраз, он обратился к Барбаре, и увел ее обратно к нашему столу. Когда они оказались рядом, я услышала, как Барбара учтиво поблагодарила его. Велеса я больше не могла найти глазами. Зато наткнулась на Кинли, висящего вниз головой, как летучая мышь, на шторе.

Барбара подсела к Вольге и они разговорились. На меня сразу же обратил внимание Гай. Он подбадривающе мне улыбнулся, невольно напоминая, что был одним из свидетелей нашего непростого разговора с Яном и приблизившись, протянул мне руку, приглашая на танец. Место Барбары за роялем уже заняла фигура в черном плаще в капюшоне. Под мелодичные ноты, рождаемые костомахой, я встала из-за стола.

– Может, мы просто немного пройдемся? – спросила я, пребывая в упадническом настроении.

Рыжеволосый молодой мужчина понимающе мне кивнул.

Я держала его под руку, когда мы медленно двигались вдоль столов, огибая дугой танцующих, направляясь к пылающим каминам.

Гай не спрашивал о моем состоянии и самочувствии – у меня было все на лице написано. Вместо этого он сказал, пытаясь меня отвлечь:

– Мы подружились с Яном не сразу. Когда мать ушла от отца, она уже была в связи с Чернобогом, и мой брат родился до того, как раны Велеса успели затянуться. Пусть он и предал ее изначально, но потеря моей мамы все равно оказалась для него худшим ударом, от которого он, к слову, до сих пор не оправился.

Проводя меня между роялем и окном, он бросил долгий взгляд на полную луну, не меняющую своего положения, повергшую нас на участь жить в вечной ночи.

– Так вот, когда родился Ян, я не был знаком с ним в должной мере, потому что решил остаться рядом с отцом, чтобы утешить его, и редко навещал в те времена мать. Хотя я очень ее любил и люблю до сих пор, и не отказывался от общения с ней, я все же немного злился, что она создала новую семью. И что теперь семьей, которая была когда-то у меня, обладает кто-то другой. Этого «другого» я недолюбливал.

Мы замерли у огня. Над нашими головами на шторе болтался Кинли. Казалось, что он дремал.

– Мы подружились лишь через… очень продолжительное время, когда родились все мои братья и сестры, и когда матери понадобилась помощь. Морана оказалась о очень нехорошей ситуации, можно сказать, в заточении, и понадобились невероятные силы, чтобы ее вызволить. Ян очень удивился, когда я вызвался сотрудничать с ними, словно забывая, что Морана и моя мать тоже. Но в той переделке мы тем не менее узнали, чего оба стоим, и начали общаться в первый раз осознав, что мы семья. После этого случая мы сохранили хорошие отношения.

Я мысленно проиграла имя – Морана. Сама богиня смерти. Ранее я уже слышала его, в фольклорных песнях и сказках.

– Я вот что скажу: с тех пор много воды утекло. И отношения в их семье разладились. У Яна много претензий к отцу и к матери, к слову, справедливых, и Ян не любит, когда его отождествляют с ними. Он попытался напугать тебя, но не все, что он думает о самом себе, на самом деле является таким ужасным.

Мне хотелось верить, что Гай прав. Что Ян слишком строго себя судит. И что наша близость с Яном не исчезнет, разбившись от удара о заблуждения и недопонимание.

– Значит, ваша мать богиня… смерти? – поинтересовалась я.

Гай утвердительно кивнул.

– Что ж, – протянула я, пытаясь уложить в голове неукладываемое, – кажется, Константин больше всех на нее похож?

Рыжеволосый мужчина рассмеялся.

– Нет, это не так. Мама очень красивая. Не то, что мой брат с этими его рогами и отваливающимися кусками плоти. – Он усмехнулся. – Кстати, братья и сестры – они все в меньшей степени на нее похожи. Все они унаследовали драконью форму отца, и никто не унаследовал ее способностей, кроме Яна. Ну, и меня.

Я протянула руки к камину и подставила ладони согревающему огню.

– Разве Морана не дракон?

– Нет, – послышалось от Гая.

Это объясняло то, почему Гай имеет медвежью форму, доставшуюся ему от Велеса. В Гае не было ни капли драконьей крови.

– Значит, Ян и остальные – полудраконы?

– Полудраконы рождаются от существ нави и смертных. А также от их потомков. Так что Ян и остальные считаются чистокровными драконами.

Полудраконом была Роксолана… Я снова с грустью вспомнила ее.

Подняв полные любопытства глаза на сына изгнанного бога, я спросила:

– А какие именно способности вы с Яном унаследовали от матери? Что ты имеешь в виду?

Гай повернул голову в сторону террасы рядом с нами, на которую вышла компания цмоков.

– Что ты знаешь о богине смерти? – спросил он.

– Ну, – задумалась я, – очевидно, что она переправляет души умерших из яви в навь.

Вероятно, именно она забрала души моих погибших родных и перевела через Калинов мост, определив им места в деревянных гробах на рубеже.

– А еще… повелевает тьмой, раз она спасла от расщепления Константина, – предположила я.

– Нет, – покачал головой Гай, – тьмой никто не может повелевать, помнишь? Ни Троян – ее первое создание, ни Морана. Мы до сих пор понятия не имеем, как мама его спасла, ведь она может забирать или, смиловавшись, даровать жизнь лишь смертным созданиям. А кроме того, что мать проводит души в мир мертвых, еще она и управляет временем, способна находиться сразу в двух мирах, является повелительницей снов и сознания. Мы получили с Яном последнюю часть.

Звук тонкого невидимого колокольчика раздался в моей голове, словно предупреждающий меня о чем-то. Повелительница снов и сознания. Повелительница снов?

Ян умел проникать в мысли, это не было секретом. Умел завладевать волей одним лишь прикосновением, мог влиять на настроение. Но сны… Об этом я раньше не задумывалась.

– Да, точно, – произнесла я, барахтаясь в догадках. – Вы с Яном успокоили Хороса, проникнув в его мысли, я помню.

В голову ко мне полезли образы Валентины и Константина. Когда-то я ловила себя на предположении, что это Константин мог пробраться в мои сны, чтобы запутать меня. Но, оказывается, он не имел подобной способности. А что если он все же как-то унаследовал ее или со временем развил и никому этого не сказал?

На одном дыхании я произнесла:

– Гай, если бы кто-то внушал мне какие-то сны, я бы почувствовала?

На его лице загорелась пытливость.

– Ты бы не поняла этого. А что?

– Ничего, – шепнула я. – Просто меня мучают кошмары с тех пор, как я здесь появилась.

– Это не удивительно. Ведь ты человек, оказавшийся в нави, – невозмутимо пожал плечами он. – Было бы странно, если бы кошмары не тревожили тебя.

Но я не сказала Гаю всей правды. Не сказала, что мои кошмары имеют свойство оказываться правдой. Не сказала, что каким-то образом через свои сны вижу прошлое и настоящую реальность.

– Ты точно уверен, что ни у Валентины, ни у Константина нет такого дара?

Гай с оценкой подозрительности осмотрел меня с головы до пят.

– Никто кроме нас с Яном не смог бы внушить тебе никаких сновидений. А мы бы не стали. Я могу помочь тебе со спокойным сном, если хочешь.

– Нет, спасибо.

В тот самый момент, как я это произнесла, в зале послышался неожиданный шум – оконные рамы вдруг распахнуло от порыва сильного дуновения. Стекло рядом с роялем напрочь выбило, и мелкие осколки разлетелись по паркету, настигнув моих ног, впустив в зал ночной ветер.

Не помню, как пригнулась, но сильные руки Гая подхватили меня и встряхнули, вынудив выпрямиться. Нарастающий гул доносился с улицы, наполняя столовую зимним пронизывающим холодом, заставляющий меня начать озираться по сторонам и в удивлении обнаружить, что никто из гостей не обращает на происходящее никакого внимания. Однако, не только я одна слышала треск и рокот, потому что Гай взял меня за руку и силком потащил на террасу, навстречу эпицентру странной бури.

Когда я оказалась на балконе, под открытым звездным небом, ткань моего тонкого белого платья трепал ветер, почти срывая с меня одежду. Он бил в лицо сильным напором, не давая сделать вдох, запутывая волосы, вздымая их вверх и раскидывая в стороны, застилая ими мои глаза, закрывая обзор.

Несмотря на это, рука Гая упорно тащила меня к перилам, проводя вглубь стихии, которая разворачивалась впереди. Над лесом ветер закручивался в вихрь, ломая верхушки деревьев, вздымая ветви и листья к небу, создавая метель, подхватывая снег с земли. Самый настоящий смерч двигался в сторону замка, в глубине которого сверкали синие молнии. С моих губ сорвался испуганный крик, но он не помог убедить Гая отпустить меня и позволить укрыться за крепкими стенами. Гай силой удерживал меня. Он что-то кричал мне, но я не могла услышать, что именно.

Пытаясь вырваться, выкручивая запястье, изнемогая от холода и удушья, я отступила назад, но внезапно уткнулась спиной во что-то. Горячая рука обвила меня, обжигая кожу живота, крепко прижимая меня к огненному телу, а другая коснулась ладони. Горячие пальцы сомкнули мои, и я ощутила, что между ними зажато нечто – холодное и металлическое. Правую щеку и ухо обдало жаром от дыхания – чьи-то губы коснулись моих волос, и когда с них сорвался голос, я осознала, что это Ян. Он крепко меня обнимал.

– Когда я скажу, бросишь в центр вихря клинок, – шепнул он.

И улавливая мою растерянность четко повторил просьбу еще раз.

В это время шторм выворачивал корни деревьев из земли, подбираясь ближе, метая в нас щепки, ветки, камни и мелкие куски льда, царапая кожу на моих щеках, нанося безжалостные хлестки по телу, постоянно вынуждая зажмуриваться. И когда буря ударила в стены замка, когда застелила свечение полной луны, Ян выпустил меня из рук и подтолкнул вперед, побуждая действовать.

Почти не глядя, я замахнулась и метнула клинок в столб смерча, не в силах прицелиться. Под натиском мощного дуновения я упала на каменную плитку, распластавшись на полу и, глядя ввысь, наблюдала, как плотный клубящийся воздух вдруг начал рассеиваться, а гулкий шум – стихать. Он сменился протяжным звоном – это перила террасы рухнули на плитку рядом со мной. А вместе с ними упал некто, будто свалившись с небес. На полу можно было различить силуэт девушки. Пепельно-русые волосы и блеклая кожа… Это была их сестра – Александра. Ее заостренное худое лицо было искажено, с губ срывался стон, а серебристо-серое одеяние было порвано, ведь из ее живота торчала усыпанная рубинами рукоятка брошенного мной кинжала.

7.Наследники ада

Не владея собственными действиями, не способная подняться с пола, я с ужасом смотрела на девушку, не замечая никого вокруг. Александра приподнялась на колени и пыталась вытащить нож, который причинял ей боль, застряв в глубокой ране в области ребер, однако кинжал никак не поддавался.

Не понимая, как это произошло, осознавая, что натворила, я в панике задрожала и поискала взглядом Яна, который с полным спокойствием, спрятав руки в карманы и наклонив голову на бок, молча наблюдал за собственной сестрой.

Весь его вид отражал властность и жестокость, и он явно не считал, что произошла какая-то ошибка. Окинув взглядом остальных – Гая и поспешивших сюда Валентину, Константина и Алексея, замерших в стороне, не делающих никаких попыток помочь Александре, я медленно начала понимать, что их устраивает, что она испытывает страдание. Будто они желали, чтобы я ее ранила. Будто никакой ошибки не было, а происходящее являлось их изначальным планом. Лишь Велес, только что появившийся на балконе, слегка поморщился.

Непринужденные шаги послышались рядом – подхватив под мышки, Ян резким движением поднял меня и поставил на ноги, расстегнув свой камзол и в следующую секунду закрутив в него меня, согревая.

– Освободи меня… – раздался стон девушки, корчившейся на полу.

Внутри меня все сжалось. Мое тело дрожало от холода и ужаса. И посмотрев на ее братьев и сестер, я осознала, что никто не сдвинулся с места и не собирался сделать даже шага на встречу.

Я не могла разобраться, почему они так поступают с ней. Их поведение ввергало меня в оцепенение.

– Александра говорит это тебе, Ава, – объявил мне Ян.

Не вдумываясь в то, почему она обратилась ко мне, получив негласное разрешение двинуться к ней, я сделала шаг, но хватка Яна за предплечье не позволила мне устремиться на помощь к его сестре.

– В обмен на то, что ты вытащишь кинжал, она будет служить тебе, пока ты не пожелаешь дать ей свободу, – дополнил ровным голосом он.

– Что?! – выпалила я на одном дыхании, обернувшись на него.

– Это проклятие, подобное моему с песней о Ящере. Его наложили ведьмы во время войны, и теперь ты как человек, как представитель вида людей, им воспользовалась. Она будет ощущать нестерпимую боль, но сама не сможет себе помочь. Клинок не поддасться.

– Вытащи его… – молила Александра. – Прошу…

Она сипло закашляла, и похожие на кровь капли оросили плитку. Мое сердце бешено заколотилось. Мне казалось, что я и сама ощущаю ее боль. Мне становилось плохо.

– Спроси ее, будет ли она тебе служить, – сказал Ян.

Вот, зачем он водил меня в лес и учил держать этот нож. Он хотел получить власть над собственной сестрой с помощью меня. Не задумываясь сейчас, насколько это неправильно и жестоко, я решила выполнить требование Яна, лишь бы поскорее избавить ее от лезвия под ребрами, которое находилось там по моей вине, и уже потом потребовать объяснений.

– Ты… будешь… мне служить? – неуверенно проговорила я, обращаясь к Александре, не веря, что действительно делаю это – накладываю на кого-то проклятие прямо сейчас.

– Да… – хрипло вымолвила та.

– Ты будешь исполнять каждый ее приказ? – строго вопросил Ян.

– Да… – снова ответила Александра.

– Ава, будь добра, вытащи лезвие и сразу же прикажи ей не причинять тебе вред, защищать тебя при любых обстоятельствах, не покидать этот замок без твоего разрешения и никоим образом не пытаться связаться с матерью или отцом.

Он освободил меня от хватки, и я направилась к девушке. Я не знала, как к ней относиться. Ян обращался к ней с подчеркнутой холодностью, как и все здесь собравшиеся. Никто ее здесь почему-то не жаловал. И кажется, она была опасна. Раз они решили сковать ее волю подобным образом – они не могли ей доверять. Но сестра была нужна им. А точнее – нам. И как ни странно, теперь она будет беспрекословно слушаться именно меня.

Склоняясь над ее выгнутой спиной, я тяну дрожащую руку к ее животу и обхватываю рукоятку клинка, скользкую и горячую, выпачканную чужой кровью или чем-то, похожим на человеческую кровь. Аккуратно извлекая лезвие, боясь причинить еще больше страданий, произношу приказы, надиктованные мне Яном. И отшатываюсь от девушки, словно в испуге. Оказываясь рядом с Велесом и Гаем. Почему-то сознательно не подаваясь в сторону Яна.

Александра громко и с облегчением выдохнула. Выпрямилась, но продолжала сидеть на полу. Она пронзительно смотрела на меня, не моргая, видимо, пылая от злости, но мой приказ о не причинении вреда, вероятно, действовал. Оглянувшись за спину, она осмотрела пропасть и видимо попробовала проверить, хватит ли сил отползти и прыгнуть в нее, чтобы скрыться, но ее тело не подчинилось, потому что я запретила ей покидать крепость. И Александра снова повернулась ко мне в недовольстве стиснув зубы.

Меня больше не одолевал холод, мою кожу воспламеняла паника и неловкость от ее пристального взора.

– Как действует это проклятие? – прошептала я в недоумении, обращаясь к стоящим рядом со мной, ответно глядя со страхом ей в глаза.

– Много кого из нас прокляли во время войны, когда людей использовали волки, чтобы победить нас, – ответила высоким надменным голосом Валентина. – Я получила от них свои длинные ресницы, например. Они должны были прикрывать мой взгляд, ведь случайно брошенный на любого, в особенности на родных и близких, на моих сородичей, способен разорвать плотную оболочку души на куски, чтобы ее проще было расщепить врагам. Полагаю, меня пытались обречь на что-то вроде: «все, на кого ты будешь смотреть, будут умирать», но я немного обуздала эту магию, и теперь могу сознательно выбирать своих жертв.

Я плотнее укуталась в черный камзол Яна. Холодок страха пробрал меня до костей. Вот одна из многих причин, почему Валентина меня пугала. Словно я подсознательно чувствовала, что она представляет собой смертельную угрозу. Оказывается, ей не нужно было прилагать усилий, чтобы убивать – лишь один ее взгляд из-под густых длинных ресниц способен был лишить меня жизни, если бы она того пожелала. Зловещее, свирепое орудие смерти. Идеальный воин.

– У Константина было собственное проклятие в свое время, но его удалось снять, – деловито продолжила она. – Проклятие Александры насильно обращало ее в столб смерча каждый раз, когда она отрывалась от земли на драконьих крыльях, и сковывало ее волю, если человек умудрялся ранить ее ножом. Однако оно имело плюсы – позволяло ей передвигаться в форме смерча намного быстрее, и она не стала с ним до конца расставаться, иногда пользуясь подобной формой, наивно полагая, руководствуясь своей природной глупостью, что уже никто о нем не помнит, потому что люди и волки, которые его накладывали все до одного мертвы, ведь когда-то мы ошибочно полагали, что их смерть – это ключ к снятию чар. К счастью, наивная доверчивая Александра, забыла о нас, желающих ей добра братьях и сестрах.

Все, что говорила Валентина, источало яд. Она словно гордилась, что они обманули Александру, и слушая злобную дракониху, можно было подумать, что Александра и есть здесь пострадавшая сторона. Не знаю, в чем были разногласия, но все выглядело так, что сейчас предали именно эту девушку, сидящую на полу. Возможно, я не должна была ее жалеть, но в глубине души, жалела.

Бросив взгляд на Яна, я вспомнила о его проклятии. Мой взгляд перехватил Велес.

– Его заклятие тоже можно снять, если ты об этом думаешь, девочка, – прохрипел он. – Это вполне ему под силу, но оно его устраивает. Ритуальные поцелуи молодых человеческих женщин ему не мешают.

Велес захохотал. Прыснула и Валентина.

А я покраснела, как и сам Ян.

Это было правдой. Точно было правдой. Так он и познакомился с Вероникой.

– Может, все-таки обсудим дела? – процедил Ян сквозь зубы, приводя всех собравшихся в чувство.

Александра, наконец, поднялась с пола и разгладила руками изорванное, залитое кровью одеяние. Пятно на ее платье перестало увеличиваться, что наталкивало на мысль о быстром заживлении раны.

– Ты должна провести нас в пекло, – заявил Ян.

– Твои приказы я не исполняю, – изломав бровь, горделиво выпалила Александра. – Твои особенные чары на меня не подействуют – за столько тысячелетий я научилась им сопротивляться. Я твоя сестра, забыл?

Ян широко улыбнулся, лишь уголками рта, в то время как его лицо осталось холодной бездушной маской.

– Ава, дорогая. Прикажи ей слушаться меня.

Мне вспомнилась его фраза о том, что в их семье они никогда никого ни к чему не принуждают. Видимо, из этого правила были исключения. В каком-то смысле, он – наследник ада, сын владыки пекла – использовал меня, чтобы получить безраздельную власть над сестрой. Еще никогда прежде меня так не поражали странные, непостижимые отношения, царящие между членами их семьи. И никогда прежде меня не настораживали так сильно поступки Яна. Медля, я всматривалась в его глаза, боясь обнаружить в них разгорающиеся крапинки красного свечения. Но вместо них там отражались лишь мои внутренние сомнения.

Я тряхнула головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей, которые увеличивали пропасть между нами и образовывали разлом на месте нашей близости. У меня не было причин не доверять Яну.

Стоя за моей спиной, хриплым басом Велес произнес :

– Меня радует, что ты не бездумно исполняешь все его указания. Но сделай это, девочка. Так, правда, нужно для дела.

Я выдохнула. Если Велес оправдывал поведение Яна, то ничего предосудительного и непоправимого я не совершала. И без колебаний выполнила его просьбу.

Следующие несколько часов я провела в окружении немногочисленных цмоков в столовой, ведь большинство ушло с Яном и остальными наследниками ада, а так же в обществе Гая, Велеса, Вольги и Барбары. Пробудившись от звука бьющихся стекол и урагана, Кинли теперь резво перелетал из одного конца зала в другой, прячась от маленьких полудраконов, которые со смехом догоняли его, чтобы поиграть.

Я сидела в камзоле Яна, пытаясь согреться у камина, но прохлада зимы, проникающая внутрь замка из разбитого окна не унимала моей дрожи. Я пересиливала себя, не желая уходить на середине рассказа Барбары о ее детстве и юности, о времени до того, как она стала человеческой королевой, ведь я не найду этих историй ни в одной книге, статье или учебнике истории, когда вернусь в явь, но все равно заставила себя покинуть нашу уютную компанию, предупредив, что желаю полежать и немного отогреться в кровати. Гай вызвался меня провести, но я уверила его, что это ни к чему. Продолжая дурачиться с детьми, Кинли не двинулся за мной.

На пути мне встречались мрачные каменные стены, незримые костомахи, растворяющиеся в тенях углов, цмоки, не обращающие на меня внимания и незнакомые залы, уставленные мебелью, чучелами диких животных и бильярдными столами. Я была в этой части замка, куда сейчас переместили столовую и бальный зал, лишь раз и не слишком хорошо запомнила дорогу, ведущую на нижние этажи. Спустя несколько минут очутившись в библиотеке, я осознала, что иду не в ту сторону.

Проходя меж стеллажей, заполненных книгами и пылью, я не спешила покинуть это место. Не знаю, что хотела здесь найти, но тишина абсолютно пустого помещения, где не было слышно потустороннего скрежета зубов и костей, была располагающей. Здесь почти не было света, кроме того серебряного, что лился из окна. Некоторые полки были застеклены, подобно витринам – лунный свет отражал мой силуэт на их зеркальной поверхности.

Нечто вело меня сюда. Проводя пальцами по столу, рисуя дорожки на слое пыли, я разглядывала оставленные там вещи. Исписанные свитки и пожелтевшие листы бумаги, хрустальная пепельница, нотная тетрадь, несколько книг, перо для письма, засохший бутон чайной розы, череп… череп животного, кисть, выпачканная в желтой краске. Подняв ее и повертев в руках, я вспомнила, как рисовала. Как будто в прошлой жизни. Вспомнила, как металась с выбором университета, как предпочла продиктованную родителями рациональность вместо творчества, усомнившись в правильности поступить так, как мне велело сердце. В каких несуществующих проблемах я тогда жила? Мир – нечто большее, чем нерешительность и невозможность сделать выбор, сковываясь от страха перед неизвестностью. Мир дан, чтобы делать то, что хочешь. На это дана целая человеческая жизнь, которую желали иметь даже цмоки. У меня имелось бесчисленное количество возможностей, которые я сознательно упускала. «Когда все закончится, – подумала я, – я должна… рисовать». Это единственное, что я смогу делать по-настоящему. Остальное не имеет смысла. Если все закончится, и если я выживу… Тогда я нарисую все, что видела здесь, нарисую навь, нарисую млечную реку, ведущую в ирий, озерницу, что пела мне печальные песни, синие мерцающие вечностью глаза Яна и прекрасный лик Барбары. Нарисую голубые искры, улетающие в небо и образ Роксоланы в черном платье, красивой, хрупкой и сильной одновременно, какой она мне запомнилась.