Текст книги "Цвет ночи"

Он прав, я должна позаботиться о себе. А он может позаботиться о Кинли, хоть и не любит его. Но Ян сделает это для меня, и я ему верю.

Перед уходом он оставляет мне свои вещи – футболку, в которую я смогу переодеться. И расстилает в своей комнате кровать.

Нахмурившись, я спрашиваю:

– А разве она не нужна тебе, чтобы после возвращения тоже лечь спать?

– Я уже спал один раз в этом месяце, – легко бросает он.

Не совсем понимаю ответ, но точно знаю, что дракон всегда бодрствовал чаще, чем мы, люди.

Когда он уходит за Кинли, я освобождаюсь от грязного влажного платья и погружаюсь в горячую ванную, наполненную пеной. Я долго в ней лежу, вслушиваясь в каждый шорох, надеясь, что Ян вот-вот вернется вместе с моим домашним драконом. Но их все нет. И даже когда я соскребаю половину своей кожи вместе с грязью, реальной и выдуманной, навеянной воспоминаниями, в доме все еще тихо. Ложусь на кровать, устланную шелковыми черными простынями, укрываюсь темным одеялом, лишь чтобы мне было удобнее их ждать, но незаметно для самой себя засыпаю.

Вижу сон. Один из тех, что снились мне в нави о моем прошлом. Я снова на ферме, нахожусь в собственной гостиной, ведущей через арку прямо на кухню. За окном лето – шелестит листва еще зеленых деревьев. Рядом со мной стоит мама; на ней новое черное платье, которое мы купили в начале лета, когда вместе ходили по магазинам перед моим выпускным. Значит, в этом сне мне почти восемнадцать лет.

Рядом с мамой стоит Ян в темно-синих джинсах, футболке и пиджаке, за воротник небрежно зацеплены солнечные очки. Поднимаю ладони к лицу, пытаюсь посмотреть на собственное тело, но его у меня нет. Я присутствую в этой комнате неосязаемой невидимкой.

Со стороны кухни доносится тихое шипение готовящейся на сковородке еды и стук столовых приборов.

«Ян, она скучала по тебе», – говорит мама, протягивая к нему руку, и на несколько секунд мягко опускает ее на предплечье дракона.

«Знаю», – коротко отвечает он, переводя взгляд в небольшой коридор, ведущий на кухню.

«Скоро она отдаст магию Кристине, и ты покинешь ее… – продолжает мама, и чуть поправляет собственную фразу: – покинешь нас, по понятным причинам, но…»

«Анжела, – обрывает маму Ян, возвращая внимание к ее лицу, – я не покину вас, и тем более ее. Ты же знаешь, из всех вас – она моя любимица».

Сплю, но осознаю, что они говорят обо мне. Обсуждают мою магию, которую я скоро утрачу. Так же невольно обращаю внимание на новое мамино платье. Это должны быть события совсем небольшой давности. События этого лета. И так как Ян все лето отсутствовал – значит, это какой-то день августа, перед самым моим восемнадцатилетием. Ведь дракон вернулся только накануне моего праздника. Но я не помню этого разговора.

«Знаю, Ян», – соглашается мама и замолкает, хотя по выражению ее лица видно, что она в чем-то сомневается, хочет произнести что-то еще, однако, не решается.

«Я всегда буду рядом с ней, – продолжает Ян с серьезностью в тоне, а затем уголки его рта чуть подрагивают, и он уточняет: – нравится Аве это или нет. – Затем дракон снова становится строгим. – Пусть у нее больше не будет магии – но это не освобождает ее от остальных обязанностей».

Точно уверена в том, о чем цмок говорит. Он всегда хотел, даже настаивал, чтобы я как можно скорее завела семью, чтобы круговорот магии в нашем роду продолжился, а не прервался. На мгновение закрадываются подозрения, что это не просто сон, а какой-то еще один фрагмент реальности, как было в мире мертвых, но это попросту невозможно, потому что такого разговора при мне никогда не случалось.

А затем я слышу собственный голос. Он раздается из кухни, я зову маму, Яна и отца к столу.

И тут вспоминаю тот самый день, когда накануне мы с друзьями на берегу Ореховки спели песню о Ящере, и вот теперь Ян прилетел. И теперь я стояла там, за аркой и готовила для него яичницу, чтобы задобрить дракона и загладить свою вину. А завтра состоится мой праздник, и произойдет то, что произойдет…

Но что, если это не мои воспоминания, а чужие? Например, Яна? Но как это возможно? Могла ли Морана побывать и в его голове без спроса? И зачем тогда сейчас транслировала это мне?

«Я немного о другом», – произносит мама.

«Анжела, я же сказал, что никуда не собираюсь. Я буду здесь, останусь жить в „Новой Жизни“, я не поеду за Павагами и за Кристиной. Почему ты волнуешься?»

«Она очень привязана к тебе, Ян. Больше, чем нужно».

«Я к ней тоже», – без промедления признается он.

«Хорошо, – кивает мама. – Это все, что я хотела услышать».

Мой голос зовет их к столу уже во второй раз. И они откликаются и начинают направляться на кухню. Но вдруг мама снова трогает цмока за локоть и останавливает.

Ян оборачивается и вопросительно смотрит на нее.

«Пожалуйста, не разбей ей нечаянно сердце, – робко говорит мама. – Ава успела вырасти, а мы едва ли это заметили. Она стала взрослой девушкой с недавних пор, и может что-то себе напридумывать».

Если бы в этом сне у меня и было тело, то щеки прямо сейчас залились бы пунцовой краской. Очевидно, почему мама бросила эту фразу, с первого взгляда столь невинную. Она пришла домой в тот самый момент, когда Ян возвращал себе драконьи чары, которые я похитила у него дурацкой песней о Ящере. Возвращал при помощи ритуального поцелуя, о чем мама не знала. Она просто застала нас целующимися на кухне и точно все неправильно поняла. В тот день я гадала, что именно она успела увидеть, но со мной эту тему она не поднимала. Значит, подняла с Яном…

Ян шагнул назад. И сощурился, внимательно вглядываясь в ее лицо.

«Я прослежу за тем, чтобы ее сердце осталось целым, – ровным уверенным тоном отчеканил он. А затем добавил после недолгой паузы: – Но почему тебя не волнует обратное: что сердце разобьет Ава – мне? Ты права, она выросла, и в отличие от вас, я это заметил. Она стала настоящей красавицей. Дракона что, не жалко?»

Серьезность на лице мамы вмиг улетучилась, она усмехнулась и покачала головой, следующим движением легко подтолкнув дракона в бок, чтобы тот шел на кухню – оттуда уже доносилась моя поступь.

Ян тоже заулыбался, и как только я услышала его веселый протяжный смех, меня начало выбрасывать из сна. Из слишком реалистичного видения. Из иллюзии в моей собственной голове, которая больше напоминала не настоящее сновидение, а очередной непрошенный визит в мой разум повелительницы смерти – Мораны. Словно это был ее прощальный своеобразный подарок.

Эпилог. Последняя жизнь

Яркие лучи солнца настойчиво бьют в глаза, когда я пытаюсь их распахнуть. Такой ясной погоды не было уже несколько недель подряд – на прошлой успел выпасть первый снег, но он растаял. Пока взгляд не до конца сфокусировался, я ориентируюсь на звуки: уши режет от привычного не слишком приятного шарканья. Кое-кто царапает моим альбомом с рисунками по наливному глянцевому полу. Приподнимаюсь на локтях и окликаю Кинельгана.

Он поворачивает ко мне мордочку, выражение напрочь лишено чувства вины, и он с любопытством склоняет ее на бок, делая вид, что не понимает, чего я от него хочу. Через пару секунд в наглую, прямо под моим пристальным взглядом, опускает нос и продолжает толкать обложку, желая открыть, чтобы разбросать все содержимое в разные стороны. Это бессмысленное занятие – одно из любимых у него с самого детства.

У меня нет выбора, я поднимаюсь с кровати, выбираясь из-под уютного одеяла, и сразу же покрываюсь мурашками. В доме довольно зябко. Цмоку всегда тепло, и он до сих пор забывает, что мне нужно его чуть больше, когда температура за окном понижается. А ведь за окном – начало ноября.

Я нахожу под кроватью тапочки, отделанные мехом, отбираю у Кинли альбом, запирая его в одном из ящиков комода, и заглядываю в ванную – снимаю с крючка маховый халат и заворачиваюсь в него. Затем направляюсь вниз по широкой навесной лестнице, в это время мимо меня мелькают на стенах картины – любимые предметы искусства Яна из его личной коллекции. Нахожу среди них и свое полотно, которое цмок однажды попросил в подарок, и морщусь. Я не очень довольна этой работой.

Кинли следует за мной.

Оказываюсь внизу и замедляю шаг, вслушиваясь в шипение сковородки и внимая разносящийся по дому запах, пытаясь определить, что именно готовит Ян. Когда понимаю – улыбка на моем лице на заставляет себя ждать.

Миную гостиную, залитую светом необычайно яркого сегодня солнца, пробивающегося через панорамные окна и ели, высаженные на участке. Бросаю взгляд на экран домашнего кинотеатра – и не могу разобрать из-за бликов, какой фильм стоит на паузе и что дракон смотрел всю ночь, пока я спала.

Когда прихожу на кухню, на повторе в одной из соцстей прокручивается ролик в смартфоне Яна; это вырезка из новостей о нападении на наш мир драконов и волков. Прошло еще слишком мало времени, чтобы ажиотаж к этой теме поутих. Дракон не переключает его, не обращает никакого внимания, потому что занят у плиты. Солит готовящуюся пищу, затем берет разделочную доску и нарезает свежую зелень. Рядом работает кофеварка.

Ян стоит полубоком ко мне, он в чёрной кашемировой водолазке и синих джинсах, на левом запястье поблескивают неприлично дорогие часы, идеально уложены тёмные волосы, зачёсанные чуть в сторону – он словно уже готов к выходу. Единственное, что делает его образ сейчас домашним – это клетчатое кухонное полотенце, переброшенное через плечо.

– Кинли меня разбудил, – говорю я и отодвигаю высокий барный стул, и мельком оглядываясь по кухне. Как и весь дом Яна, она полна света, гладких поверхностей, отражений и современной техники, которую он, к слову, даже частенько использует.

– Мы можем отдать его в приют, – легко произносит дракон, как мне кажется, с некоторым удовольствием.

Я останавливаю бесконечно повторяющееся видео, блокируя телефон, и Ян не дает возникнуть тишине – начинает говорить не со мной, а с проектором. На окна опускаются шторы, погружая гостиную за моими плечами во мрак. Фильм, поставленный на паузу начинает проигрываться, и по возобновившемуся диалогу, я все равно не могу понять, что это за кинолента.

– Нет, не можем, – возражаю я, зная, что его слова являются шуткой лишь наполовину.

С тех пор, как я здесь живу, Ян каждый день идет на большую жертву, терпя моего питомца. И я до сих пор не понимаю, как он вообще на это согласился.

Дракон на миг поворачивается ко мне и вопросительно поднимает правую бровь. Я тут же поясняю:

– Иначе, кто будет выводить тебя из себя.

– Есть еще ты, – произносит дракон с деланной серьезностью в тоне, отворачиваясь и направляясь к шкафчикам. – Полагаю, этого достаточно.

Я закатываю глаза, но моего жеста он уже не видит. Через несколько мгновений передо мной, благодаря Яну, появляются столовые приборы и наполненная чашка свежезаваренного латте.

– Я расскажу Велесу, что ты меня обижаешь, – заявляю я, подпирая рукой подбородок. Аромат еды, тянущийся к столу, вызывает урчание в животе. На него приходит и Кинли, усаживаясь на плитку у угла стола.

– Постоянно забываю, что ты завела кучу сомнительных знакомств, пока мы были в нави.

Цмок снимает с панели сковородку, перекладывает содержимое на тарелку и протягивает мне, держа ее на весу. Прежде, чем коснуться ее, я спрашиваю, словно удивленно, но на самом деле у меня едва ли получается устоять перед аппетитным запахом:

– Это мне?

Затем подношу руку, но цмок резко отодвигает тарелку в сторону, уводя ее прямо из-под моего носа, словно играет со мной.

Я медленно, нетерпеливо и в то же время разочарованно вздыхаю. Но Ян лишь посыпает мое лакомство зеленью – свежим перьевым луком, и тогда возвращает его мне, опуская на столешницу.

– Цмок готовит яичницу для человека, – растягивая слова, с задором произношу я. – Неужели мир перевернулся вверх тормашками?

Я начинаю весело улыбаться, но Ян никак не реагирует. Его губы не дрогнули. Вместо этого он переводит взгляд вниз, под стол, где на него жадным голодным взглядом смотрит Кинли.

– Хут, – говорит Ян громко, – может лучше сдадим ее в приют?

Наверное, мне не стоило только что поддразнивать его. Но я никогда не могла удержаться.

После секунды молчания цмок добавляет, намекая на то, что только что воспользовался своими магическими способностями, проникнув в его голову:

– Хут мысленно ответил мне «да».

Я прищуриваю глаза, начиная браться за еду, и произношу:

– Не правда. В отличие от тебя Кинли меня любит.

Я начинаю жевать. Сняв с плеча кухонное полотенце, цмок кладет его на край стола. Затем обходит его, оказываясь за моей спиной, чуть наклоняется и легко целует в макушку, пока я завтракаю, показывая без слов, одним этим жестом свое настоящее отношение ко мне.

Затем выпрямляется, и я слышу его удаляющиеся в гостиную шаги и голос:

– У тебя есть полчаса, чтобы собраться.

Оборачиваюсь через плечо, чтобы бросить ответ в темноту, скопившуюся из-за опущенных штор. В гостиной теперь царит лишь свет проектора. Вижу, что Ян уже сидит на диване и направил взгляд на экран.

– Если мы туда полетим, дракон – то доберемся быстрее. И я смогу по-человечески собраться.

Пока он не обращает на меня внимания, я покидаю стул и направляюсь за миской Кинли, чтобы поместить туда часть своей порции яичницы. Может Ян и терпел его присутствие в своем доме, но явно его нервы сдадут, если он осознает, что только что невольно приготовил для «хута» завтрак. Тем более яйцо – любимое блюдо всех драконов: домашних и навьих.

– Именно потому, что ты должна жить по-человечески, мы поедем туда на машине, – доносится приглушенный голос.

– Ты просто не хочешь меня катать на своей спине и крыльях, вот и все, – бросаю я, взбираясь обратно на стул. – Признайся.

Но он все отрицает. Однако, я знаю, что права. Ян нашел слишком удачную отмазку – я должна прожить человеческую жизнь, в которой будет как можно меньше магии, чтобы в полной мере вкусить прелести людского существования. Ведь это мой последний шанс побыть человеком.

Он хотел, чтобы я жила по-настоящему. Обыкновенно. Как будто я не знала, что ждет впереди, забыла на время об этом, чтобы у меня был шанс насладиться порубежным миром. И именно поэтому Ян обещал сделать мою жизнь незабываемой и не давал мне расслабиться ни на день, чтобы я ничего не пропустила. Ни дня покоя без новых впечатлений, без смысла, без удовольствий, без наслаждения обстановкой и мелочами вокруг. Именно поэтому приготовленная им яичница такая необычайно вкусная.

– У тебя осталось двадцать восемь минут, – кричит он из соседней комнаты.

И я начинаю уплетать завтрак быстрее.

Когда мы отлучаемся из дома, Кинли иногда остается один. Но ненадолго. Обычно Ян грозно смотрит на него перед выходом, всем видом предупреждая, чтобы тот ничего не испортил и не перевернул весь дом. Точно не знаю, внушает ли Ян ему в такие моменты что-либо, ведь теперь он нашел способ, как и Морана, общаться мысленно с живыми существами на расстоянии.

Но сейчас мы берем Кинли с собой.

– Именно потому, что я живу человеческую жизнь, мы идем в навь? – вопрошаю я на ходу, когда застегиваю сапоги и тянусь за осенним теплым пальто, но его успевает снять с вешалки Ян.

– Мы идем туда, чтобы ты прожила ее чуть подольше, на случай, если опять попадешь в какие-то неприятности, как обычно, – отвечает он, придерживая верхнюю одежду, пока я ее надеваю. – Но ты можешь остаться рядом с Дианой, в ее доме, если хочешь.

Он знал, что я не горю желанием, и попросту сейчас издевался.

Мы долго ехали вдоль леса по направлению к Каролину – поселку, где было расположено ее жилище, пока не настигли уже хорошо знакомого мне дома с треугольной крышей, касающейся земли, стоящего одиноко, на самой окраине.

Диана нас не ждала, и когда вышла, чтобы открыть ворота, ее удивление отразилось в одной небрежной короткой фразе, брошенной мне:

– Опять ты?

– Нам нужно пройти, – ровным тоном произнес Ян.

Диана недовольно закатила глаза. И настежь раскрыла калитку и впустила нас в свою обитель, а когда увидела влетающего во двор Кинельгана, то фыркнула.

Мы постарались быстро провести все ритуалы: перекусили несоленой горячей пищей, я покормила свое животное, затем отправилась в душ, взяв его с собой.

– Не смей трогать мой шампунь, девчонка! – угрожающе крикнула она мне вдогонку.

– Хорошо, Баба-Яга, – съязвила я в ответ, абсолютно без страха за последствия, зная, что Ян никогда не позволит ей причинить мне вреда.

Пяти минутного сна от терпкого усыпляющего вина было достаточно, чтобы мы с моим домашним драконом, выполнив все условия вошли в огонь – шагнули в черный кованный камин, украшавший стену загадочной комнаты, обставленной черепами. И вскоре мы оба, вместе с Яном оказались на другой стороне – дом перевернулся и теперь был расположен дверью к лесу.

Когда вышли на улицу, я не успела даже ощутить давления в груди и в висках, не успела сориентироваться и в обстановке – не нашла взглядом навок. Потому что Ян взял меня за руку и стал вдруг снова обращаться вместе со мной, полностью опровергая мои обвинения в том, что он не хочет меня больше катать. И вот – я уже на его спине, и мы летим над дорогой, ведущей к Калиновому мосту, и пересекаем по воздуху кипящую реку Смородину, рубежи, и несколько гектаров земли, устланной привычным для этих мест снегом, пока не оказываемся у быстро бегущего ручья. За нами с трудом, но поспевает Кинли. По моей просьбе, Ян летел не очень быстро.

Я стою на гладких, влажных камнях, пытаясь удержать равновесие. Навью землю устилает снег, голые ветви деревьев стучат друг о друга. Бледное солнце пытается пробиться сквозь плотные тучи и верхушки крон, и до нас не достают его лучи.

В то время как Ян открывает одну из пластиковых бутылок и подставляет ее к воде, я оборачиваюсь, вглядываясь в легкий туман меж стволов, в густой вязкий воздух, и наконец различаю то, что искала – едва заметное мельтешение теней, навок. Но на этот раз мне почему-то больше не страшно, от слова совсем.

Дракон стоит, склонившись над ручьем, пока живая вода из него наполняет бутылку, рукава его черной кашемировой водолазки закатаны по локоть. Кинли начинает плескаться в ручье.

– Это не опасно? – спрашиваю я, наблюдая за своим зверьком.

– Нет. Может, наконец, избавится от драконьих блох.

– А у цмоков, как у домашних зверушек, они тоже есть? – сильно рискую я, но спрашиваю, целенаправленно поддевая его с широкой улыбкой на лице.

И в ответ получаю прожигающий меня насквозь взгляд. Его глаза полны вечности, голубого цвета вечности. И это напоминает мне о том, что я всего лишь человек. Пока что.

– И на сколько долго это продлит мою человеческую жизнь? – спрашиваю я, меняя тему.

– Ни на сколько. Это поможет тебе не умереть преждевременно.

Я вспоминаю знакомые мне из детства легенды о путниках, которые отправлялись в тридесятое царство за источниками живой и мертвой воды, искавших бессмертия. Но сказки об этом были не совсем правдивы. Это вода могла залечить твои раны, но не продлить твою жизнь, не до бесконечности. И кроме того, все эти герои неправильно действовали. Живой и мертвой воды никогда не было достаточно, была необходима еще и щепотка магии – например, драконьей. Хорошо, что у меня был свой цмок, почти ручной.

Ян выпрямляется, плотно закручивает крышку и кладет бутылку в небольшую сумку, которую предусмотрительно взял с собой. И мы меняем локацию, бредем по снегу, по высоким сугробам, раздвигая ветви, движемся на звук – на тонкий голос, на мелодичную тихую песню.

Кинли вырывается вперед и первее всех оказывается на берегу озера: по водной глади волнами расходятся длинные пряди волос озерницы. Она поет свою печальную песню для себя или для нас.

Мертвая вода. Ян набирает и ее в пустую емкость. Пока он занят, Кинли взлетает и настигает расположенных чуть поодаль деревьев, на них висят круглые, красные, налитые плоды. И домашний дракон начинает лакомиться одним из них.

– А как насчет молодильных яблок? – спрашиваю я. – С ними я смогу прожить лет на сто больше?

– С ними ты сможешь выглядеть молодой, когда постареешь. Если захочется умереть в старости, но без морщин – сорвем тебе парочку попозже. Но подумай хорошенько, ведь это твой последний шанс испытать прелести каждого возраста. И каждого этапа жизни.

Возможно, в чем-то Ян прав. У меня более не будет возможности состариться. И я пожала плечами, не зная, захочу ли откусить когда-нибудь одно из этих яблок.

Вскоре Ян заканчивает, прячет и эту бутылку в сумку, поднимая ее со снега.

– Когда вернемся, содержимое этой сумки будет твоим, – говорит дракон. – Кто знает, где и с кем ты будешь через пару лет. Пусть находится рядом с тобой. Если меня не будет поблизости, позовешь Гая или Велеса – они не откажут в помощи.

Я внимательно смотрела на сумку.

Просто ненавижу, когда он такое говорит. Почему-то иногда Яну кажется, что он в моей жизни ненадолго. Вечно фантазирует, что я вдруг найду себе новую семью, какую-то кроме него и оставлю его в покое. Может, именно этого он и хочет? В такие моменты я сразу вспоминаю, что он мало к кому привязывается, всегда жаждет свободы, но все же не ступаю в страшные отголоски прошлого о том, что было в пекле, доказывающие, что я все же очень много для него значу. Я пообещала себе, что не буду возвращаться в ту боль, не буду проигрывать в памяти день, а точнее долгую ночь, когда Чернобог поставил его перед жестоким выбором, в ходе которого Ян почти успел пожертвовать собой ради меня, пока его не остановил Константин.

– А можно ты все-таки будешь поблизости? – уточняю я.

Ян перебрасывает сумку через плечо и делает ко мне несколько шагов. Опускает горячую ладонь на мою спину, приобнимая, и тем самым сдвигая с места, давая понять, что пора уходить.

– Если не устанешь от моей спесивости за пару десятков следующих лет.

До того, как Ян успевает вместе со мной перевоплотиться, мы видим стаю драконов, пролетающих над нашими головами. Где-то здесь, посреди этого леса, их было много. И они все ждали, когда Ян к ним вернется. Для них это будет миг, для меня – целая жизнь.

Теперь мы возвращались в явь.

Прошло уже два месяца с момента бесконечной ночи и долгожданного рассвета. Благодаря Яну я быстро успела прийти в себя. А еще благодаря тому осознанию, что смерть больше не казалась мне тем, чем она являлась. Я отпустила ее с легкостью. Возможно, меня все еще волновало, где моя мать, но Ян пообещал поговорить с Велесом, и если изгнанный бог что-либо узнает о ней, то сообщит мне. Ну и со временем я сама, будучи предвестницей, смогу найти ответы, когда придет время. Ведь если она сейчас в яви, проживает свою новую жизнь, то рано или поздно, встречу ее на рубеже. Так что я была спокойна.

Ритуал возвращения в мир живых во второй раз воспринимается мной более легко. Учитывая все вещи, которые пережила, я без особых эмоций зачерпываю в ладонь горсть серого пепла.

Мы прощаемся с Дианой и садимся в машину.

Поход в навь – это последнее, что мы планировали сделать до отъезда из города. Почти последнее.

При подъезде к дому Яна, издалека уже видим автомобиль нашей поварихи Снежаны, работавшей еще совсем недавно у моих родителей. Она приехала немного раньше условленного времени. Ян помогает ей выгрузить сумки и заносит их в дом, располагая пакеты с приготовленными блюдами на стол.

В это время я расспрашиваю ее о ферме. Она осталась подрабатывать там, но в ее услугах пока что мало нуждаются. После всего произошедшего, я решила, что больше не хочу туда возвращаться. И не могу. Ян забрал оттуда все мои вещи и перевез к себе. Остальное, что было мне дорого, мы переправили в мою квартиру в Гомеле. Тело моей далекой родственницы, что так долго охраняла наш дом от сверхъестественного – мы перезахоронили на кладбище, недалеко от могил моих родителей. Ферму я условилась продать Ларисе и ее сыну Богдану, когда пройдет положенный срок, и я вступлю в наследство. Они с благодарностью согласились на эту сделку, и я пообещала им очень выгодную рассрочку – они будут постепенно выплачивать деньги, когда начнут достаточно зарабатывать на продаже драконов. Пока что они наводили там порядок и начинали работу по скорейшему заполнению вольеров, которые пришлось отстроить заново, потому что прошлые сгорели. Я знала, что могу доверить им дело своих родителей. Они точно знали все об уходе за животными, а в остальном – по части оформления документов и поиску покупателей я пообещала им помогать. Вопрос денег меня не слишком интересовал сейчас. Ян запретил мне думать о них, называя все это мелочами, предоставив мне банковскую карту, привязанную к его основному счету. Хотя бы сейчас я, наконец, понимала, откуда у него вообще деньги, если он никогда не работает. На ум мне и сейчас пришли рубины, заменяющие в пекле песок. Я не замечала, но скорее всего ими были набиты сундуки замка, которое цмоки избрали своим убежищем; однако, некоторые из драгоценных минералов я видела в библиотеке. В свое оправдание Ян говорил, что таким образом он платит себе за волонтерство по очистке яви от навьих тварей, забредающих в мир живых, и за поддержание порядка.

Когда часы показывали три после полудня, раздался первый дверной звонок. Выглянув в окно, я увидела автомобиль дедушки. Я выбежала на порог, крепко обняла его и сразу же услышала новый звук подъезжающей машины. Пожаловали и мои друзья. Сегодня мы решили устроить прощальный вечер перед тем, как покинем город и страну на несколько месяцев.

После наступления рассвета тем сентябрьским утром, и после того, как пришла в себя, как выспалась и отмылась, я первым делом позвонила дедушке и им, тем, кто сейчас располагался в кухне, усаживаясь по местам: Соне и Климу, Веронике, Илье и Андрею.

Я рассказала им все о том, что произошло. Ну, почти, все.

Призналась, что видела смерть всей семьи, и что на ферму действительно напали волколаки. Поведала, что Ян успел спасти меня, и мы спрятались в лесу, опустив подробности по части превращения его в кобальтового цмока и не упоминая причин, почему волки выбрали именно нас. И скрыла собственную причастность к затянувшемуся полнолунию. Я решила, что так будет лучше, и Ян помог мне продумать эту легенду. По ней мы скрылись в лесу, бежали без оглядки. Мы остались без средств связи – Ян не успел схватить свой телефон, а мой повредился, и у нас получалось его включить всего на несколько секунд. В итоге мы заблудились в чаще, потеряв счет времени, и момент, когда два светила – солнце и луна – одновременно сошлись на небе, мы застали все еще будучи там. Да, на самом деле Ян звонил тогда моему дедушке, чтобы сообщить о произошедшем, но не представился, и дедушка не понял, что это был именно он. В итоге лишь к вечеру следующего дня мы набрели на поселок Каролин. Нам повезло, мы остановились у знакомой Яна, Дианы, и нашли в ее доме убежище. Она и рассказала нам, что происходит в городе – все, что она успела услышать в новостях до того, как пропала связь. Из-за перебоев с сигналом у нас уже не получилось связаться ни с дедушкой, ни с друзьями. И вскоре повсюду начал слышаться волчий вой. Люди, бежавшие из Гомеля за город рассказали о том, что волки заполонили улицы, и мы просто не могли вернуться, не зная, что будет ждать нас на ферме или в Гомеле. Поэтому переждали всю развязавшуюся войну там.

По сути, им не нужно было знать больше. Мы долго плакали вместе с дедушкой, обнявшись. Он признался, что каждую минуту каждого дня молился о том, чтобы я осталась жива, чтобы я вернулась, и что только вера в это помогала ему пережить страшное горе из-за потери сына и невестки.

Сразу после нашего воссоединения дедушка решил, что теперь должен заботиться обо мне сам, звал меня жить с ним, потому что понимал, что у меня никого не осталось, и что на ферму я больше не захочу вернуться. Но и здесь мы не утаили правду, опустив лишь часть подробностей. Мы сказали, что последние слова отца, последняя просьба была о том, чтобы Ян позаботился обо мне, и Ян дал обещание, которое теперь был намерен выполнить. И дедушке вовсе необязательно было знать, что это обещание Ян дал моему отцу уже после собственной смерти, когда мы нашли друг друга в раю.

Яну и Веронике тоже удалось поговорить. Ведь тогда, в день моего рождения, у них не получалось выяснить отношения, которые их связывали. Тогда они почему-то ссорились по телефону. Но после долгой ночи, после рассвета многое изменилось – теперь Веронику держал за руку Илья. Она сказала, что он спас ей жизнь, когда они скрывались от волков, и что благодаря случившейся ужасной ситуации, она разглядела в своем друге нечто, чего не видела раньше. И теперь они вместе. Я была искренне рада за них, особенно за Илью, который давно был тайно влюблен в мою подругу, и которая не отвечала ему взаимностью прежде.

Мы с Яном приняли решение уехать на какое-то время, попутешествовать по Европе. Эти два месяца мы постоянно держали связь с Джанни Нобиле, у которого теперь жила наша Мидори. Джанни часто писал мне, узнав о трагической гибели мамы и папы, и плохо воспринял новость о том, что все наши драконы тоже мертвы. Он постоянно приглашал меня в гости, и мы с Яном собирались навестить их в Италии; я очень хотела увидеть Мидори – нашего травяного дракона, которая единственная смогла уцелеть, потому что накануне уехала жить в свой новый дом.

Ян пообещал мне полную впечатлений человеческую жизнь, была ли я к ней готова или нет. И времени у меня оставалось мало – всего-то лет восемьдесят. В пределах возможностей, которые могли у меня быть. Поэтому мы решили не терять время даром. Я сопротивлялась внутренне переменам, которые он хотел для меня создать, но так же была рада, что он пытается вывести меня из зоны комфорта. Поэтому согласилась ненадолго уехать. После Италии Ян собирался отправиться со мной в путешествие по другим странам, познакомить меня с некоторыми из своих многочисленных друзей. Мы должны будем вернуться как раз к новогодним праздникам, чтобы я могла встретить их со своей оставшейся семьей – с моим дедушкой. А затем я начну усиленно готовиться к поступлению в университет.

Меня отчислили из юридического. Из-за нападения сверхъестественных существ никто из студентов не приступил к учебному году во время, но я не пришла туда даже когда рассеялся мрак и ситуация вошла в норму. Я сама еще не могла в нее войти примерно с месяц. Не стала сообщать о своих причинах – деканат вряд ли устроила бы отмазка по поводу того, что я спасала мир. К тому же, отчисление было лишь к лучшему – мне не хотелось тратить несколько драгоценных лет на то, что мне не нравится, и к чему не лежала душа. Ян полностью поддержал меня в том, чтобы я отучилась в художественной академии, как всегда и мечтала. Поэтому какой-то период нам придется пожить в столице во время моей учебы. Терять мне точно уже было нечего. Что-то всегда ограничивало меня, но теперь я была свободна, каким бы печальным путем мне это не досталось. Теперь я точно знала, чем закончится моя жизнь, и у меня был лишь один шанс получить от мира живых то, что я хочу. Шанса вернуться в явь после смерти мне, как костальным, не представится.