Текст книги "Цвет ночи"

***

Мы с Константином приземлились в лесу, далеко от замка, преодолев немыслимое расстояние, находясь в пути – как мне показалось – несколько часов. Я не замерзла, во время полета от дракона исходил жал огня, и когда он поставил меня на твердую землю возле дерева, и когда прижал рукой к стволу, потому что меня покачнуло от непривычного ощущения вернувшейся гравитации, мне стало даже жарко. У него была такая же горячая кожа, как и у Яна.

Мы оказались в сущей глуши, на берегу озера. Здесь было непривычно тихо по сравнению с местом битвы, и мы здесь были не одни: некоторые драконы уже успели перебраться сюда. Кроме них, я видела Вольгу с детьми, Алексея, который перевел на меня необычайно взволнованный взгляд, Евгению, Александру и Гая. У него на руках сидел мой питомец. Целый и невредимый. Я выдохнула.

Мгновением позже, ломая под собой верхушки деревьев, здесь приземлились Ян и Валентина; я видела их во время нашего полета, когда они нас нагнали. Демонстративно отряхивая камзол от пепла, Ян медленно подошел ко мне, вообще ни на кого больше не глядя, никого не замечая.

– Ни один волос не упал с ее головы, – произнес потусторонний голос Константина.

– Спасибо, брат, – глухо процедил Ян, не отрывая горящих синих глаз от меня.

Горячая костлявая рука отпустила меня. Константин отошел в сторону, оставив нас наедине.

На место его жару, пришел огонь Яна.

Взяв мое лицо в свои ладони, большими пальцами он стал стирать с моих щек пыль, грязь, кровь. Вытаскивал, нащупывая, мелкие осколки. Кожу щипало и жгло. Я морщилась от острой боли, но послушно терпела. Никто не обращал на нас внимания, специально или нет, делая вид, что не замечают.

– Удалось убить кого-нибудь? – тихо поинтересовался он, словно спрашивал какой-то пустяк. Словно не было никакого напряжения после произошедшего, словно не было смертельной опасности пару часов назад. Словно он не злился на волколаков и на самого себя, за то, что притащил меня сюда.

Он выглядел по-настоящему спокойным и собранным. А может, все это действительно его не волновало?

Словно он не должен был в скором времени снова отправиться в ад.

– Нет, – шепнула я, подыгрывая ему, сделав как можно более раздосадованный тон.

– Жаль, – протянул дракон, едва заметно ухмыльнувшись.

Его радужки наполнились стальным холодом, словно он на миг вспомнил, как мгновения назад не без удовольствия расщеплял волколаков, стирая их с ткани бытия.

Ян провел рукой по моим волосам, очищая их от битого стекла, бережно извлекая их из моих неглубоких ран.

– Я пыталась, – добавила я, сделав судорожный вдох, продолжая тему, пытаясь отвлечь себя от неприятной, но необходимой процедуры.

Он уловил серьезность в моем тоне и удивленно изломал бровь.

– Предполагалось, что я шучу, – громче и более строгим голосом произнес он. И видимо, не горя желанием выводить себя из устойчивого равновесия, уточнением того, что именно я имела в виду, и моим рассказом о возможном безрассудстве, спросил: – Ты в порядке?

Я с уверенностью кивнула.

– Хорошо. Скоро все закончится, – пообещал он. – Уже очень скоро. И я верну тебя домой. – Он сделал короткую паузу, внимательно осмотрев меня с головы до пят. – Просто не нападай больше на волколаков.

Я опустила глаза. Его последняя фраза должна была меня взбодрить, но этого не произошло. Их было недостаточно. Ему не нужно было проникать в мои мысли, чтобы уловить перемену в моем настроении. О каком доме он говорил? Впервые, в эту минуту я задумалась: как вообще я туда вернусь? В место, где развернулась битва, которая была для меня хуже, чем сегодняшняя, пугающая не масштабами, а итогом. Окончившаяся безвозвратными потерями. Раньше это действительно меньше всего беспокоило меня. Почему? Неужели я все же собиралась здесь умереть? Неужели не планировала, что мы зайдем так далеко и достигнем конца пути?

Не проще бы было и правда здесь погибнуть?

«Домой… – мысленно повторила я. — Куда и к кому?»

Я зажмурилась, зная, что выдаю себя. Но ничего не могла с собой поделать. Перед глазами пронеслись лица дедушки и моих друзей. Вероника. Илья. Клим и Соня. И Андрей…

«Только бы они все были в порядке».

Возможно, на моем лице отпечатался страх, отчаяние, растерянность перед неизведанным, безысходность. Возможно, ему показалось, что мои трудности прямо сейчас выбивают почву из-под моих ног, потому что он сказал:

– Послушай меня, малышка.

Он произнес это так, будто я снова была ребенком. Будто понимая, что я ощущаю, что мои проблемы сейчас были слишком большими, а я слишком маленькой по сравнению с ними.

– Все еще будет хорошо.

– Я уже взрослая, – быстро ответила я, напомнив. Словно это должно было убедить его в том, что он не обязан мне врать в попытке успокоить.

– В этом и проблема, – заметил он. – Когда ты была маленькой, ты хотя бы немного меня слушалась.

Мои губы неожиданно растянулись в улыбке. Внезапной. Искренней. Настоящей. Он напомнил мне о нашей жизни в яви, не просто о моем беззаботном детстве – счастливом, радостном и спокойном, полном любви, но и об остальном. Обо всех прошедших годах. Напомнил о нашем времени, проведенном вместе, полном радостей, горестей, проблем, непонимания и, в конечном итоге, дружбы. Напомнил о себе в моей жизни, и я осознала, что ничего не потеряно, по крайней мере, не до конца. И пусть я теперь одна, но не полностью. Неведомая сила вдруг выдернула меня на миг из этого леса, перенеся далеко, в какое-то уютное место, в безопасное убежище, где были только мы с Яном.

– Ян, мне кажется, что тебе это нравится в глубине души, – заметила я, – когда я не слушаюсь.

Он тихо рассмеялся. Я вспомнила бесконечное множество моментов, когда перечила ему, а он злился, вскипая, и как гневно вспыхивали его глаза ультрамариновым. И как в то же самое время он слишком быстро меня прощал, преодолевая свою непомерную драконью спесь.

– Ава, если раскрыть правила игры, то будет не так интересно.

Я рассмеялась вместе с ним, всего на секунду. А затем вернулась в действительность, перевела взгляд на тревожные лица окружавших нас драконов, медведя и даже грифона, и улыбка мгновенно потухла. Она была совершенно не уместной.

Ян тоже быстро опомнился, сдул с моих волос последние частички пыли и крошки стекла, и посмотрел в их сторону. Там вдали, за их силуэтами, виднелось нечто необычное.

На берегу за еловыми ветвями, расстилалось озеро. Свет луны, показавшейся из-за туч, не отражался на воде. Она была черной, непроницаемо-черной. Волны тени, как песок от ветра, поднимались в воздух на несколько метров над поверхностью. Это было озеро, заполненное водой и… Тьмой. Это озеро было похоже на те, в которые ныряют души, чтобы переродиться. Только здесь не было очередей. И не было водоворота. Вместо него, на глубине, затопленное наполовину виднелось каменное здание, напоминающее небольшую церковь. Несколько этажей и вход были скрыты под водной гладью.

– Где мы? – спросила я у Яна.

– Здесь находится вход в пекло, – ответил он. – Один из них. Ты останешься здесь с Вольгой, Александрой, Костей и остальными. Не бойся, мы постараемся не задерживаться надолго.

– Александра не пойдет с вами? – удивилась я.

– В прошлый раз нас заметили слуги Смога. И они знают, что именно Александра нас туда провела. Так что ее присутствие больше нам не поможет, оно скорее нас выдаст, а ее поведение требует тщательного контроля, так что она останется здесь.

Я протяжно выдохнула. Озабоченность вспыхнула на моем лице.

– Но если Смог знает, что вы уже были там, он может быть разгневан и может там вас поджидать. Это опасно?

– Возможно, нам давно пора с ним поговорить.

Голос Яна становится стальным, взгляд наливается холодом и он отводит его, отдаляясь от меня, начиная двигаться в сторону своей семьи.

Но я окликаю его. Он замирает, поворачивается с вопросительным выражением на лице, и я подступаю ближе. Тянусь рукой, прислоняю ладонь к его необычайно теплой щеке. И делаю еще один короткий шаг ему навстречу. Понижая голос, шепотом прошу его быть осторожнее. Он кивает и убеждает меня в том, что скоро обязательно вернется.

– Веди себя хорошо и просто не касайся Тьмы, – говорит он на прощание, напоминая мне о мерах безопасности, ни на миг не переставая волноваться за меня.

Он говорил мне то же самое в начале нашего пути, как только я появилась в нави. Мне казалось, что это было сотню лет назад. И я задаю себе мысленный вопрос: Она разумна, но слепа? Она не может увидеть меня, но может почувствовать, и если сделает это – я могла Ей не понравиться? Почему мне нельзя касаться Ее?

Я молча следила за тем, как Валентина, Алексей и Ян обращаются в драконов, летят над широким озером. Как настигая церкви, они снова принимают сущности людей прямо в воздухе и падают, ныряют вниз, словно прыгают со скалы, у самой стены здания, и пропадают в колышущихся черных волнах мглы. Вижу, как Гай ступает в озеро и входит в него, окунаясь с головой, исчезая из поля моего зрения. Я отворачиваюсь, мое сердце сжимается, и я начинаю нервничать, изо всех сил стараясь не думать о плохом. Но перед глазами стоят фрагменты снов о пекле, навязанные мне Мораной.

Смотрю на луну, полную и недвижимую, стискиваю зубы. Через минуту заставляю себя выдохнуть и отвлечься. Наблюдаю за тем, как Константин подходит к озеру, садится на мягкую ярко-зеленую траву, не укрытую снегом, от которого в этой части нави оставались лишь талые проплешины, запускает босые ноги в воду, точнее в тени, и играет с ними кистями рук, время от времени направляя туда свою собственную силу, скрещивая свой собственный мрак с частицами Тьмы.

За его спиной, ближе к кромке леса располагаются остальные цмоки, отряд, армия, войско, покинувшее вместе с нами замок и охраняющее нас. Или, возможно, просто меня, потому что здесь я единственная не могу себя защитить. Цвета их чешуи, приглушенные ночью, сливаются с зеленью. С глубоким темно-синим небом. Позади них я замечаю неясные огни, напоминающие свет мелькающих призраков. Нечто пролетает над моей головой, какое-то маленькое и темное существо. Я дергаюсь, но быстро успокаиваюсь, видя, что никто не обеспокоен, кроме меня. Вижу тени навок, робко и боязливо скользящих между деревьями, но они мало волнуют меня, когда вокруг так много драконов. Затем что-то шумит рядом. Тихий скрежет, царапанье. Я поворачиваюсь влево и обнаруживаю Кинли, который спускается вниз по коре. Он неожиданно лижет меня в щеку, я тянусь к нему рукой, но он кусает меня за указательный палец. Я шиплю, отодвигаюсь от него, но его мордочка меня настигает и острые маленькие зубы кусают меня за ухо.

– Ай! – выпаливаю я и гневно таращусь на него.

Тру ухо. Нахожу в волосах еще один осколок. Ушная раковина болит и зудит.

Кинли пытливо повернув голову на бок, следит за мной.

– Что? – спрашиваю, отдавая себе полный отчет в том, что он меня не понимает, но продолжаю с ним говорить. – Ты снова о чем-то пытаешься меня предупредить? Сюда снова идут волки?

Дракон тянется ко мне еще раз с горящими озорством глазами, и я отступаю на шаг, не позволяя сделать себя легкой добычей. «Нет, Кинли попросту издевается», —думаю я. Или пытается отвлечь. Развеселить? Потому что ощущает мое подавленное настроение. Он расправляет крылья, и, не давая себя оцарапать, я все же закрываю от него лицо, и, спустившись на траву, дракон теперь ластится о мои ноги, как рядовая кошка. Я успеваю склониться и погладить его, но затем он резко начинает шипеть, как мне кажется, беспричинно.

Однако, голос Александры проявляется из тихого шелеста листьев.

– Освободи меня, – говорит сестра Яна, почти впервые обращаясь ко мне напрямую.

Я перевожу взгляд на девушку, лицо которой отчетливо помню. Из портрета в каминном зале, из своих снов. Ее бледная кожа, подсвечиваемая холодной луной, теперь выглядит совсем прозрачной, как у призрака. А серые глаза и волосы кажутся еще более блеклыми.

– Не могу, – отвечаю я.

Она щурится, глядит недовольно, и как мне кажется, хищно, словно готовая вот-вот на меня напасть. Но я знаю, что у нее не получится, потому что чары древнего проклятия, связывающие нас, не позволят ей этого сделать. Ведь я сама, по предусмотрительному совету Яна, приказала ей не причинять мне вреда.

– Можешь, – произносит она. – Просто скажи, что освобождаешь меня от служения.

– Нет, – отвечаю я. – Ян не говорил этого делать.

Она шагает вперед, угрожающе приближаясь.

– И ты не можешь воздействовать на меня, чтобы заставить, – напоминаю я.

Вижу, как из-за деревьев, низких елей и кустов можжевельника, за нами пристально наблюдает незнакомый цмок, удостоверяясь, что сестра Яна мне не вредит.

Она усмехается, но не злорадно и яростно, как Валентина. А так проявляя свое возмущение.

– Ты вообще во всем следуешь его указаниям? Он безраздельно командует тобой, а ты – его пешка?

Меня охватывает возмущение.

– Нет, но…

Я не знаю, что сказать. Находясь в этом месте, опасном и незнакомом, я действительно стараюсь не высовываться и следовать его указаниям, полностью полагаясь на его мнение, слушая его советы, не переча. И от Александры моя покорность не ускользнула.

– Просто освободи меня, – настойчиво повторяет она.

Ее тон становится тверже. Но она все же словно дает мне шанс решить проблему мирным путем.

– Нет, – повторяю я, и дракониха начинает наступать.

Не знаю, наблюдает ли за нами до сих пор тот цмок, но я выставляю указательный палец вперед, инстинктивно защищая себя сама, как могу и уверенно произношу:

– Нет. И ты не станешь меня об этом больше просить.

Это приказ. Магический приказ, обязывающий ее повиноваться.

И он работает.

Александра замолкает, ее губы плотно смыкаются, и она скрещивает руки на груди. Злится, негодует, но молчит. Затем вовсе разворачивается, резко, на пятках, и идет быстрым шагом прочь.

Но я вдруг окликаю ее, сама не зная, чем вызван этот порыв.

– Александра!

Но она не реагирует.

– Александра… Ты же не ненавидишь их. Почему им вообще приходится тебя сковывать?

Понятия не имею, как мне пришло в голову это спросить. Не в полной мере осознаю, что мной движет, но забрать произнесенное назад не поможет даже магия.

Ее фигура делает внезапный поворот. Светло-серые глаза упираются в меня, просверливая во мне дыру.

– Я, – делает она акцент на этом слове, цедит звуки, громко и эмоционально, – не ненавижу их. Ты права.

Меня охватывает удивление. Она ответила мне, потому что хотела, или потому, что мой вопрос тоже являлся своеобразным приказом?

– Хочешь знать, почему я так поступаю? – восклицает девушка, выпрямляя спину, натягиваясь как струна.

– Наверное… – выговаривает за меня моя подступившая нерешительность.

Я точно лезла не в свое дело, продолжала странную беседу в лесной глуши под полнолунным светом у ворот в ад, хотя надо было бы замолчать. Но с другой стороны, она не стала бы рассказывать, если бы не хотела. Я не повелевала ею сейчас.

– А что я должна была делать? – произнесла девушка, выговаривая этот вопрос, как претензию. – Как еще поступить?

Черты ее лица заострились. На нем мелькнули яркой вспышкой гнев, злость, обида и негодование. И они словно придали ей красок, которых не доставало ее внешности. Александра более не выглядела невзрачной. Она была яркой, яростной. Ненависть, вдруг запытавшая в ней, была красивой.

– Они бросили меня, – произнесла она. – Твой чудесный справедливый Ян, эгоцентричная Валентина, конечно же, безразличный Алексей и даже Константин!

Она сказала это так, будто последний был самым душевным и невинным членом их семьи.

– Я была младшим ребенком, – продолжила она. – Пока они ходили в мир людей, я еще постигала наш мир – навь, и была привязана к родителям, была совсем юной и не опытной. У нас была большая семья, и я хотела, чтобы мы все были вместе. Чтобы любили друг друга. Чтобы между нами было единодушие и согласие. И поначалу так и было, а потом… Мамочка и папочка начали ссориться. И братья и сестры стали уходить в явь чаще, им проще было сбежать от этого, а я… Я была вынуждена оставаться с родителями, потому что все к этому привыкли – я и они. Потому что родители во мне души не чаяли, потому что я была милой и очаровательной… когда-то. Потому что я была кем-то, кто с детства стал для них связующим звеном, когда остальные их дети редко бывали дома. Потому что кто еще, если не я? Без меня они бы поубивали друг друга. Только я могла их остановить, их помирить. И иногда мне казалось, будто их брак держится только на факте моего присутствия рядом с ними. Я не могла просто так взять и уйти. Даже когда начала этого сильно хотеть. Отец обещал мне, что все будет хорошо. Будет как раньше. Но конфликтов возникало все больше, и теперь они затрагивали не только нашу мать. У папы появилось много претензий к Яну и остальным. Я пыталась помирить их всех и вернуть братьев и сестру домой. Но им не было до этого никакого дела. Они не желали возвращаться к папе, тем самым не желая возвращаться и ко мне. Они меня оставили, бросили. Я не знала другой жизни, кроме как в нави, мне никто не подсказал, что я могу быть свободной. Действительно свободной, не просто отделившись физически, а отделившись – эмоционально. Никто не рассказал, как перестать мучатся от чувства вины из-за того, что если я уйду – родители без меня не справятся. Да, я могла сбежать, но совершенно понятно, что на самом деле этого выбора я не имела, потому что моя свобода означала окончательный крах семьи. Ян, Костя, Алексей и Тина никогда не поймут меня, а я их. Не пойму, каким образом так легко им далось решение отделиться, а они не догадаются, что невольно возложили на меня то, что было мне не по силам. Возложили на меня ответственность. Невольно, но обрекли меня на жизнь с ними. И я просто хотела, чтобы наша семья стала, наконец, нормальной. Чтобы былые мир и согласие вернулись. Я просто хотела, чтобы все в нашей семье любили друг друга, а в итоге все возненавидели меня.

Несколько секунд я не могла произнести ни слова. Я не ожидала, что она расскажет мне нечто подобное. Я не ожидала, что подобные мысли, подобные чувства были у нее внутри.

Что-то было в ее рассказе особенное… Заблуждение, несправедливость по отношению к ней остальных, ее слабость. Она была жертвой. Виновной и одновременно невинной… Позволяла себя ранить и ранила того не желая, не давала сдачи, потому что была в плену эмоций, долга, наивных фантазий, манипуляций властного отца, собственных обид. Александра была определенно лучше, чем братья и сестры думали о ней.

Я сочувствовала Саше. Она вдруг открылась для меня с другой стороны. Думаю, она была абсолютно не понята своими родными, которые никогда не ставили себя на ее место.

– Ты им говорила? – спросила я.

– Нет, – ответила она.

– Ты должна им сказать.

– Даже если никто не спрашивает?

Мне стало грустно. Мне было ее жаль. Я не имела братьев и сестер, не имела сложной семьи с запутанными отношениями. И я помнила рассказ Гая о том, что когда их отец убил Алену и заточил Константина в пекле, Александра врала братьям о том, что Костя счастливо живет с возлюбленной в нави. Так же помнила, что именно Ян разразился гневом, отвернулся от младшего брата первым, когда узнал, что тот собирается жениться на смертной девушке, собирается жить с ней, как с навкой, пренебрегая последствиями для ее души. Валентина, при всей своей язвительности, силе, злости – все же трусила перед отцом, оставаясь в тени, не придя на помощь Яну, когда больше всего была ему нужна, когда тот сражался в пекле с отцом. Хотя именно она благодаря своему проклятию или дару, лишь одним взглядом могла разорвать тело любого на куски. Вероятно, даже тело Смога. А Алексей – никогда не стремился поддерживать семью, больше других желал жить своей жизнью, игнорируя общие проблемы, перекладывая заботы о них на других, приходя на помощь только в редких, крайних случаях.

И как они могли забыть, что именно Ян заточал их всех не единожды в пекле? Да, он действовал по воле отца, подчиняясь ему, но и Александра часто была под действием его внутренней силы, манипуляций. В чем она на самом деле была виновата? В том, что выбрала отца, когда он поставил ее перед выбором: остаться с ним и матерью или больше не называться их ребенком?

Они все имели недостатки, они все так или иначе причиняли друг другу боль, все были друг перед другом виноваты, и как оказывалось, самым безобидным действительно выступал Константин, вина которого была лишь в том, что он полюбил человека, который к тому же пострадал сильнее всех. И теперь я точно понимала, что Александра заслуживала большего – более хорошего отношения, лояльного отношения. Пусть ее нельзя оправдать полностью, пусть нельзя забыть о ее проступках, но ее родные все же были не правы. Она запуталась, как и каждый из них. Ей так же было страшно, больно, обидно. Ее точно так же обманывали, угнетали, и в большей степени это делала она сама, навязывая себе чувство ответственности за счастье родителей. Ян был по отношению к ней категоричен. Но он не знал того, что знала я. И он даже ее не спрашивал. Он был не прав. Жесток и не справедлив.

Эмоции на лице Александры потухли, оно снова стало невзрачным. Я зацепилась взглядом за играющих вдалеке детей Вольги и Алексея, и не заметила, как Александра ушла. Продолжая следить за Юлией и Юрием, к которым теперь подлетел и Кинли, я не улыбалась, хотя они звонко смеялись, когда он убегал от них и забавно чихал, когда они умудрялись его словить, и таскали его за хвост.

Я думала о том, сколько уже прошло времени и одновременно заставляла себя об этом не размышлять, ведь это невольно заставляло часы течь медленнее, и делало ожидание того, когда цмоки вернутся из пекла – более тягостным. Замерев у этого дерева, у которого свою душу мне открыла Александра, я провела здесь бессчетное количество минут, пытаясь справиться с попеременно накатывающей тревогой. Я сидела на корточках, опершись о ствол березы, и недалеко от меня, в таком же ожидании застыла Евгения. Жива. Женщина в прозрачном платье, нагое тело которой просвечивалось сквозь ткань и искрилось едва заметным белым светом. Она стояла ко мне спиной, нерушимо, и протяжно смотрела на озеро. Словно молилась о том, что ее любимый, которого она не видела более тысячи лет, вот-вот покажется из воды.

Одна из попыток Кинли убежать от детей увенчалась успехом, теперь он бродил у берега. Слышалось тихое фырканье, он принюхивался к чему-то и шипел. Я сама не заметила, как поднялась, и пошла к нему. Взяв его на руки, не найдя способа объяснить, что не стоит приближаться к озеру, я замерла у кромки плавно колышущейся Тьмы и вперила взгляд в затонувшую церковь, поглаживая его.

– Думаешь, я глупа, не так ли? – донесся женский голос.

От его звука я словно очнулась. В смятении повернулась. Рядом со мной оказалась Жива, стоящая на расстоянии пары метров.

Я сощурилась, пытаясь понять: действительно ли она это произнесла.

– Скажи человеческое дитя, мне, одной из самых древних богинь, что я не разумная женщина, потому что люблю того, кто меня предал.

Ее странное предложение, ее слова удивили меня. Как и само желание ирийской богини вообще заговорить со мной.

– Я так не думаю, – произнесла я растерянно, не соврав.

В действительности – у меня вовсе не было побуждения даже размышлять над правильностью ее поступков. Разве я имела на это право?

– Все привыкли считать, что мы идеальны, – продолжила она, не вслушиваясь в мое возражение, словно моих слов не было слышно. Словно она говорила сама с собой. – Все привыкли считать, что боги всемогущи, что мы бескрайне умны. Что можем решить любые ваши проблемы, что нам по силам любые непреодолимые трудности, что мы обязательно протянем руку помощи всем, успеем, убережем каждого, придем в самую нужную минуту. От нас порой так много требуют, ждут, а мы постоянно совершаем ошибки. Очень опрометчивые ошибки. Постоянно – в отношении вас, и в отношении самих себя. Потому что, на самом деле, какой бы магией мы не обладали – мы не всесильны. Порой, мы даже глупы. Ведь являемся такими же живыми душами, только более старыми. Люди часто гневаются на богов за то, что мы допускаем наличие в их мире зла, позволяем случиться болезням, не предотвращаем смертей и катастроф. Но люди не знают, что мы мало отличаемся от них. Мы не такие уж и разные с вами. Я бы так хотела, чтобы хоть кто-то попытался увидеть в нас тех самых слабых и потерянных существ, которые тоже, порой, просто учатся жить и идут наощупь, временами оступаясь. Я бы так хотела, чтобы хоть кто-то захотел меня простить за то, кем я в действительности не являюсь. За то, что я не соответствую всем возложенным ожиданиям.

Я молча ее слушала. Я знала, что Троян попал в ад не просто так – он оступался, подобно людям, за что и поплатился. Поддался вожделению, осквернил свое сердце неверностью и предательством. И, наверное, много чего еще сделал нехорошего, раз Смог его заковал в пекле. И Жива теперь проявляла не менее человеческие качества, пытаясь простить того, кто причинил ей большую боль.

– Точно не мне вас судить, – ответила я.

– Некоторые думают, что именно это – осуждение – и способно сделать душу лучше, очистить ее, наставить на истинный путь, – сказала Жива. – Однако, это не так. Душа может получить шанс стать лучше благодаря пониманию и принятию. За это тебе и спасибо, смертная девушка.

«Они все помогали нам, – подумала я, – кто как мог». Жива была покровительницей матерей и женщин. Велес защищал животных и людей от различных напастей, в древности делился с ними мудростью. Ян, как и другие цмоки, выслушивал их, когда они просили избавить их от нечисти, забредшей в явь. Морана приходила, когда только смерть могла их спасти. Дивия даровала вместе с лунным светом магию и чары ворожеям, и по преданиям – даровала необычайную красоту девушкам. Все эти боги пытались быть хорошими, но не у всех получалось остаться на светлой стороне. И не получалось помочь всем и сразу. Обиженные находились всегда. Не понимающие, что боги делали все, что в их силах. Не понимая, что они тоже могут не справляться. И люди почти никогда не бывают благодарны им за то, что для них совершают. А только требуют большего. Им всегда мало.

– Можно спросить кое-что? – робко обратилась я к ней.

Богиня утвердительно кивнула.

– Какая она была? – поинтересовалась я. – Мина. Мой далекий предок.

– Не слишком похожей на тебя, – ответила Жива. – Внешне. У нее были очень темные волосы цвета вороного крыла. Чернильные глаза. Я долго наблюдала за ней после того, как наделила своей магией. Кроме избыточной храбрости, она имела и другой талант – волшебно умела готовить. Все в деревне любили пищу, сделанную ее руками, потому ни одно приготовление к празднествам в их поселении не обходилось без ее участия. Вскоре после визита ко мне, Мина вышла замуж, по любви и за доброго человека. И прожила счастливую жизнь. Чертами лица она немного походила на твою мать.

– Ты, правда, помогла маме родить меня?

Только после того, как произнесла это вслух, в замешательстве мысленно задала себе вопрос: «Я что, на самом деле, назвала древнюю ирийскую богиню на „ты“?»

– Не именно тебя, – ответила она, как ни в чем не бывало, – просто помогла ей зачать. Твою же душу в эту семью привел Велес или кто-то из его гаевок.

Я была обязана ей жизнью, которую имела. Я была обязана Велесу прекрасной семьей, в которой росла. Интересно, он сам вел или нес меня в явь? Не узнаю, пока не умру. Пока не вспомню, как все было на самом деле. И, пусть, скорее всего, мое появление в утробе именно моей матери было случайностью, но я была благодарна и богине удачи, если такая существовала.

Кинли резко спорхнул с моих рук и приземлился чуть впереди, дугой выгнув спину – к нам приближалась мрачная фигура Константина. Ветер отбрасывал назад его белые волосы, трепал с шумом темные одежды и цепи на его поясе, напором врезающийся в его силуэт от быстрого шага. Он стремительно приближался к нам, и выражение его лица отражало неведомый сгустившийся сумрак в его мыслях. Не знаю, о чем он думал в этот момент, пока в упор смотрел на меня, но он даже не успел ничего сказать, как я услышала рев драконов, охраняющих границу леса и… вой волков. Оглушающий, он пронесся словно раскатом грома над нашими головами.

Я замерла. Красно-кровавые пылающие глаза волколаков показались из-за деревьев и через секунду они вступили в схватку с цмоками. Я не знала, были ли это те самые оборотни, которые напали на замок и смогли уцелеть, либо уже другие. Но в следующую секунду Константин снова тронул меня, погрузил в вязкий пласт клубящегося рубинового дыма, и едва успев опомниться я оказалась сидящей на широкой спине костяного дракона.

Волки были совсем рядом, я видела, как Вольга обернулась в свою звериную сущность и стала уносить детей на своих крыльях. Только сейчас я поняла, что они не умели летать. Полудраконы еще не умели или вообще не умели оборачиваться. Они были на четверть людьми. Наверное у их вида все происходило как-то по-другому.

Вольга поднималась в небо в сопровождении группы других цмоков и скрывалась в облаках. Остальные оставались здесь, удерживая воющих созданий у границы рощи, пока костяной дракон, к хребту которого я прижалась всем телом, отталкивался от земли. Я безостановочно кричала имя Кинли, и он мчался за нами, не останавливаясь и не сворачивая, когда мы низко летели над озером, в котором расплескивалась Тьма.

Константин нес меня над чернотой, которая вблизи, казалось, кипела. Нес к затонувшей церкви, меняя собственную форму на человеческую прямо в полете, приземляясь вместе со мной на руках на каменную крышу. Все, что он успел сказать мне, поставив на ноги, находясь теперь в облике привлекательного человеческого мужчины – это то, что волки не сунутся сюда. Они до смерти боялись входа в пекло. И он покидал меня, растворяясь в багровом тумане, расправляя крылья, вынужденно бросая здесь одну, окруженную Тьмой. Рядом оставался только Кинельган.

Стая воющих чудовищ была огромной. Их на подступах к пеклу встречало полчище драконов. И лишь на мгновение Александре удалось обернуться графитовым цмоком – взмахнув разветвленными крыльями она мгновенно превратилась в бурю, заколдованная древним проклятием, она стала живым ураганом, принявшимся безжалостно уничтожать врагов на своем пути.

Сильные порывы ветра били мне в лицо, в грудь, даже покачивали меня, чуть сдвигали с места, заставляя время от времени подошвы сапог скользить по поверхности камня. Это мало волновало меня, пока порывы, создающиеся Александрой, не усилились, и волны ее магии, будто подчинявшей природу, не начали сбивать меня с ног. В лучшие минуты разворачивающейся на моих глазах схватки я могла бороться с напором вихря, и у меня получалось устоять, в худшие – я падала и скользила животом по поверхности крыши. Кинли беспорядочно и быстро хлопал крыльями, цепляясь зубами и когтями за мою одежду.