Текст книги "Цвет ночи"

Неужели такой и будет теперь моя жизнь? Фальшивкой. Еще долго. Без отца. Без родных. Они будут жить в другом месте, и я для них буду каплей в море, а они для меня, по-прежнему – всем. Неужели так и буду влачить с тягостью года, лишь в ожидании того, что когда-то, наконец, умру? И стану, наконец, собой. Что вспомню себя, настоящую. Иную. Неужели вся моя жизнь станет ожиданием лишь смерти? Освобождения? Станет необходимостью смирения с потерями, которые я несу? Возможно ли, что смерть наступит быстрее, чем я рассчитываю? Желаю ли я, чтобы она наступила быстрее?

Когда мы прошли через границу, я все еще плакала. Сильно и беспрерывно.

Ян остановился, развернул мое содрогающееся тело к себе и обнял, прижав к плотной ткани черного камзола.

– Велес, зачем ты это сделал? – раздраженно и сердито спрашивает дракон.

Но Велеса, который направляется к лодке на берегу, к воде, словно не заботит его обвинение.

– Она должна была попрощаться, – спокойным тоном отвечает изгнанный бог. – Все, что произошло с ней – противоестественно, и ты это знаешь. Эта боль, причиненная волками из мира нави, скорее всего помешала двигаться дальше ее матери, не впустила ее душу в вырай, не даст и Аве. Ты этого пока не понимаешь, но поверь, со временем эта встреча спасет ее.

Велес скрывается в тумане, ступая ногами в воду, рождая тихий всплеск, оставляя нас наедине.

До нас лишь доносится его тихий, угрюмый голос: «Как же сложно быть людьми. Мне вас так жаль… так жаль…»

Я знаю, что Яну тоже меня жалко.

Мы стоим вдвоем, в безмолвной тишине, нас окружает влажный, плотный воздух, непрозрачный и матовый, прячущий наши силуэты в безразмерном пространстве белого света. Ян чуть отстраняет меня от себя и убирает волосы с моего лица, решительно намереваясь успокоить меня.

Широкими ладонями он вытирает слезы с моих опухших глаз, с моего лица и воспаленных губ. Руками он гладит меня по спине. Его губы нашептывают мне, его дыхание касается моего лица. Мы стоим так близко друг к другу, что дышим одним воздухом.

И его действия не напрасны. Это работало – я медленно прихожу в себя. От спокойного голоса и мягкого тона – затихаю. И мне хочется еще большей защиты, еще большей близости с ним. Я внимаю теплоту его тела, его губ, замерших возле моих собственных, которые дрожат.

– Ава, ты справишься, – шепчет он, убеждая, вселяя в меня веру в лучшее, – я знаю тебя.

И всем телом, всеми мыслями я хочу к нему прильнуть снова, вжаться в него. Ведь в драконе заключается мое спокойствие. Он – все, что у меня осталось от прошлой жизни. Я хочу потянуться к нему, уткнуться носом в горячую шею дракона, ведь находиться рядом с ним – это естественнее, чем дышать. Все, что я делала на протяжении всей своей жизни – это была рядом с ним, а он со мной.

Но вдруг я поднимаю на него глаза. И словно просыпаюсь, только сейчас замечая – между нашими лицами не осталось никакого расстояния. И к нему самому будто приходит то же самое осознание.

Мы оба отодвигаемся друг от друга.

Нет, не потому, что нам неловко. Совсем нет. Ведь мы не были чужими. Это нечто другое. Да, мы были разными, но далеко не чужими. Но этот мир… Этот белый свет границы рая и мира теней… Этот красный свет из его прошлого, тянущийся из пекла… Эта его семья… Они вдруг резко встали между нами.

У нас была, всегда была дружеская теплая связь, неразрывная и давняя, но сейчас слегка испуганный, неестественно напряженный взгляд Яна словно говорил мне – чем это родство, чем эта связь может закончиться.

Его отец, Чернобог, убил возлюбленную Константина. И он мог бы причинить вред мне, если бы обо мне узнал, чтобы наказать Яна, чтобы причинить ему боль и страдание, на языке которых Чернобог общался тысячелетиями, потому что я важна для его сына. Вот чем обычно заканчивается такая связь, будь она любовью, дружбой, любой иной привязанностью, имеющей любую, лишь какую-либо форму и выражение… Я понимала, что мы думаем об одном и том же, и было видно, что разум дракона был лишен покоя в эту минуту.

Он отвел от меня взгляд, глядя теперь поверх моего плеча. Опять отдаляясь. Гася драконье тепло. Превращая свой алый огонь внутри бессмертной души в синий лед. Словно вспоминая о том, что должен быть холодным со мной. Или искренне желая этого. Какую именно боль могла принести Яну моя потеря? Бесконечное, неумолимое чувство разрушающей вины? Или скорбь?

Трогаясь с места, мы двигаемся сквозь белый пар и выходим к Велесу. Они с Кинли покорно ждут нас в лодке. Путешествие обратно в навь наполнено нашим абсолютным молчанием. Время здесь неопределимо. Растянуто. Неисчислимо. И по ощущениям, проходит несколько часов, прежде, чем лодка причаливает к берегу.

В матовых пластах воздуха просвечиваются силуэты цмоков, знакомых мне и не очень. Вместе с ними, в прозрачном платье, с лучистой золотой короной-нимбом на голове стоит Евгения.

Когда мы подходим к ним, Велес поворачивается ко мне и Яну и сообщает, что теперь, когда сделал все, что мог – вынужден оставить нас и идти туда, где он будет нужнее.

– Время для этого пришло, – объявляет он.

Мне кажется это справедливым. Он, правда, многое для нас совершил, действительно помог, хотя, возможно, вообще не должен был быть на нашей стороне. На стороне драконов. Особенно учитывая взаимную личную неприязнь, что была у него с отцом Яна. Я знала Велеса совсем недолго, но мне было не радостно от мысли, что прямо сейчас я вынуждена попрощаться с кем-то еще. Сперва отец, сейчас Велес. Я, можно сказать, привыкла к нему. Он был первым, с кем я познакомилась в нави. Первым из тех, кто не захотел меня съесть, похитить или убить. Он был добр ко мне. Очень добр. Он нашел моего папу. Привел его ко мне, чтобы я могла его обнять, когда не рассчитывала, что вообще когда-либо снова увижусь с ним.

Велес пристально и долго смотрит на Яна.

– Я тебе не отец, – говорит он, – поэтому все же дам заботливый совет. Будь осторожен, черти тебя не возьми. Спускаться два раза за одни сутки в пекло – не самая удачная идея.

Ян кивает, храня безэмоциональное, каменное выражение лица. Велес делает шаг к нему навстречу и хлопает его по плечу.

– И храни эту девчонку, – стальным тоном добавляет он. – Она не должна пострадать из-за вас, драконов.

Затем подходит ко мне. Нас отделяет друг от друга не больше шага.

– Твоя мать… – произносит он. – Помни, что однажды, в каком-то из миров, ты обязательно встретишься с ней снова. Ты же знаешь… Теперь знаешь.

Странно, но после сегодняшнего путешествия в ирий, после моего вновь разбившегося сердца у меня находятся силы для улыбки. Пусть слабой, но искренней. Велес прав.

– Куда ты уходишь? – спрашиваю я.

– Сейчас я нужен людям. Как в самой яви, так и на рубеже. У меня много работы.

Конечно, нет ничего удивительного в том, что Велес отправлялся в мой мир. Долгие века он благоволил людям, проявлял к ним доброту и даже защищал. Долгие века он направлял туда души, которые должны были родиться и прожить свою особенную, ни на что непохожую жизнь. Вот и сейчас он отправлялся туда, чтобы делать то, что должен был. К тем, кого любил.

Я прощаюсь с ним. От Велеса веет душевным теплом. Кинли беспокойно хлопает крыльями, не находя себе места, словно понимая речь изгнанного бога, словно осознавая, что сейчас он покинет нас. Когда мужчина в длинной коричневой шубе уходит, Кинли скулит, уже начав скучать по своему новому другу, но быстро находит успокоение на руках Гая.

А мы собираемся вернуться в замок, в прибежище цмоков. Вместе с Евгенией, которая последовала с нами из ирия. Она в миг обращается в грифона и летит вслед за драконами, чтобы спасти свою любовь и мой мир.

11.Лестница в пекло

Шаги глухо стучат о каменную брусчатку внутреннего двора замка. Плотнее укутываясь в черный мех, я дрожу от холода, клацая зубами, глядя в небо на тучи, из которых сыплется снег. Неспешно падая, он покрывает шапкой землю и мои волосы.

Кинельган рассекает воздух, резвясь на улице, а я его терпеливо жду. Мы здесь не одни; вдали у ворот стоит пара цмоков в обликах людей, подобно часовым. Я вижу костомах на крышах окружающих меня зданий и сама хожу под присмотром одной из них, следующей за мной по пятам. В глубине мыслей все же задаю себе вопрос: она присматривает за мной по поручению Константина или пасет, как добычу? До сих пор не до конца доверяю им. Константина поблизости не было, как и Яна, и я решала не идти на поводу у собственного любопытства и не задавать себе мысленно вопросов о том, повела бы себя эта костомаха иначе, если бы пара цмоков не наблюдала за нами.

Когда Кинли надоедает играть, мы возвращаемся в дом. Мой преследователь, моя стража в черном изорванном плаще, тащится за мной. Чтобы не оказаться с ней наедине в коридоре, я ускоряю шаг, и ощущая себя глупо, ведомая иррациональным страхом, почти пробегаю до следующих дверей. Они распахиваются, я лицом к лицу сталкиваюсь с женщиной-цмоком, врезаюсь в нее и отшатываюсь. Она кладет ладони мне на плечи, фиксируя меня на месте, не давая мне упасть и мягко улыбается. Однако, как только Кинли взлетает и усаживается ко мне на плечо, улыбка исчезает и дракониха опускает руки. Выражение ее лица граничит между холодностью и отвращением. Они определенно через силу терпят присутствие моего домашнего дракона здесь.

Через время оказываюсь в столовой. Здесь почти пусто; немногочисленные гости больше не в праздничных нарядах, на них надеты доспехи, за их спинами в ножнах покоятся мечи. Столы уставлены свежей, еще не тронутой едой, принесенной костомахами. Мой стражник, мой преследователь, от которого я пыталась убежать, замирает у стены – его потрепанное одеяние сливается с тенями. Кинли без устали уплетает лакомства, в то время как у меня не получается притронуться к еде. Я устала, я собираюсь идти поспать – так быстрее снова увижу Яна. Так быстрее он вернется из ада. Скорее всего, они еще даже не успели выдвинуться туда. Возможно, он все еще был в замке, и я не знала, придет ли он попрощаться со мной. Может быть, они и вовсе уже отправились в пекло. На несколько долгих часов я была предоставлена сама себе.

Покинув столовую, поднимаюсь этажом выше и бреду в комнату, которая временно, но является моей. Прохожусь по каминному залу, увешанному портретами. Вглядываюсь в знакомые лица драконов: Яна, Валентины, Константина, Алексея и даже Александры. Пусть с ней у них и были разногласия, но они не вычеркнули Александру из своей семьи, оставив ее лик на стенах, среди своих. Чего нельзя было сказать об их матери, и тем более отце. Их портретов здесь не было.

Тихий стук раздался позади. Обернувшись, я увидела, как Кинли тычется носом в стекло. Еще один звук, тихий и скрежещущий, доносился издалека – холодные белые кости ударялись друг о друга при ходьбе.

Я не дрогнула, не повернула головы. Сосредоточив внимание на своем маленьком драконе, я двинулась к нему, чтобы забрать и унести в покои. Проходили секунды, а я все еще оставалась живой. Не знаю, откуда во мне рождалась эта тревога. Она словно была фоном моего вынужденного одиночества здесь. Все, кого я знала, сейчас были сейчас заняты важными делами, более важными, чем я. А мне была отведена участь оставаться здесь, в безопасности, в их доме, в крепости, в обители. В то время как в мире людей начиналась война.

Приблизившись к Кинли, я замерла у окна. Тот продолжал тыкаться в стекло, попеременно отвлекаясь и крутясь вокруг себя на подоконнике. Снегопад на улице усилился; разворачивающаяся метель будто смела костомах с крыш – теперь они парили в воздухе, над двориком. Одна из них, появившись будто из ни откуда внезапно ударилась в окно с обратной стороны, испугав меня, заставив отскочить назад. И она… постучала в него. А затем эхо скрежета за моими плечами стало гулким и звонким. Я метнула туда взгляд – скелет без кожи в черном изодранном полотне стремительно двинулся в мою сторону. Я охнула. Мое сердце буквально замерло в груди.

Рычание разнеслось по залу – громкое и раскатистое. Я слышала его словно из соседних комнат, словно доносящееся с улицы, оно было вездесущим, угрожающим и направленным на меня.

Я никак не успела отреагировать. Не знаю, почему костомаха ослушалась своего хозяина, но произошло то, чего я больше всего боялась: ледяные тонкие пальцы схватили меня за запястье и больно сжали.

Мой крик, мои попытки вырваться, обжигающий огонь Кинли, который почему-то был направлен в стекло, а не на моего врага – ничто не могло меня спасти. Костомаха расправила крылья и быстрыми рывками в полете стала оттаскивать меня вглубь комнаты, в темный узкий коридор, и я с воплями ужаса, против воли врывалась в следующий зал, в золотую комнату с лепниной на стенах, с пугающими зеркалами из легенды о Черной даме, направленными друг на друга. Оглушительно визжа, я звала Яна, звала Кинли, которого потеряла из виду, звала Гая, Велеса, которого уже не было в нави, звала Константина, хозяина этого кровожадного существа. Звала даже Барбару, будто она пугала меня меньше. Будто она могла вот-вот выйти из одного из зеркал и помочь мне. Защитить меня. И мне даже на миг показалось, что я слышу стук каблуков, пока не раздался звон бьющегося стекла – костлявые руки, цепко ухватившие меня, вдруг с силой оттолкнули. Я упала на пол в нескольких метрах от схватившего меня чудовища и, широко распахнув глаза, с оцепенением и замешательством смотрела на то, как из окна, кроша раму, рассыпая стеклянные осколки по полу, осыпая ими мое тело, царапая ими мою кожу, в стены замка врывается другое чудовище, куда более страшное, чем костомаха. Огромный волк с горящими красными глазами.

Острыми мерцающими клыками он разрывает костомаху пополам, и пока я, как в замедленной съемке за этим наблюдаю, не в силах пошевелиться, произошедшее минуту назад предстает передо мной в ином свете: моя безотчетная тревога, предупреждающая о надвигающейся опасности, Кинли, показывающий носом мне что-то через стекло, летящие костомахи в небе, одна из которых стучит мне, предупреждая и видимо советуя убираться подальше, другая костомаха, пытающаяся не напасть на меня, а утащить в безопасное место, которая сейчас погибала, в эту самую секунду разваливалась на части, и растворялась в воздухе синими искрами потухающего пепла.

Проходит следующая секунда и волк поворачивается ко мне. Я больше не кричу. Я не могу даже сделать вдох или выдох. Его красные глаза вперились в меня, и рычание, которое как я думала, принадлежит другому существу, вырывается из его глотки. Это был он. Волки были здесь.

Огромная лапа с заостренными когтями тянется ко мне, как вдруг оборотень отвлекается и оборачивается назад. Я слышу знакомый шум – шелест маленьких крыльев. Кинли извергает столб огня, поджигая темную шкуру. Пламя стремительно бежит вверх по его хвосту. Волколак несколько раз ударяет им о паркет, притушивая языки огня, в то время как Кинли продолжает атаку, давая мне возможность отползти назад, встать на ноги и скрыться. Но как только я принимаю вертикальное положение, то не двигаюсь с места, потому что этим самым хвостом волколак замахивается на моего дракона и сносит его с места, отшвыривая, прибивая маленькое тело к стене. Оно бездыханно падает вниз. Непроизвольно вскрикиваю, привлекая тем самым внимание, но когда животное поворачивается – его ослепляет яркая белая вспышка. Мой слух улавливает звон каблуков, который усиливается, который я упускала все это время. Светящийся призрак встает между мной и мохнатой оскалившейся мордой, принимая человеческий облик.

Барбара.

У меня появляется несколько секунд, прежде, чем волк вцепится к нее клыками – и на этот раз я их использую, чтобы сбежать. Оставляя за своими плечами королеву, оставляя лежащего ничком Кинли. Не заметив, как двинулась с места, не успевая думать, движимая лишь инстинктами, я выбегаю из золотого зала, оглядываясь лишь на миг, и вижу, как тело прекрасной Барбары перекусывают белые сверкающие зубы, но вместо того, чтобы вспыхнуть голубыми искрами, возвещающими о расщеплении, оно растворяется белым паром. Она снова принимает форму привидения, не давая себя поймать. Маленькие крылья начинают хлопать в воздухе – Кинли выпархивает в разбитую оконную раму на улицу.

***

Я громко и напряженно дышу, проносясь по коридору. Знаю, что меня преследуют, чувствую приближение горячего горького дыхания пса и не даю себе шанса замедлиться. Лишь представляю, как его огромное тело скользит между стенами, едва вмещаясь в узкое пространство замка – это немного замедляет его. Но вдруг понимаю, что слышу еще чье-то присутствие. До меня доносится вой из смежного коридора. Неожиданно улавливаю эхо, звук обратного схлопывания, слишком характерный, чтобы не узнать его – волколак, еще один волколак обернулся в человека, и теперь гулкие шаги настигают меня, но не быстрее, чем кинжал, который он только что использовал для превращения, со свистом пролетающий мимо, почти задевший мой левый бок, и вонзающийся в дерево двери, которую я сейчас настигаю и пытаюсь отворить. Умудряюсь даже успеть схватиться за рукоятку, но у меня не хватает сил отцепить нож. Не имея времени, я ныряю в дверной проем и свист проносится уже над моей головой – пролетев мимо, клинок падает на паркет, отлетая к стене.

Слышу громкие голоса, эта комната оказывается не пуста. Снова звук схлопывания – синий и черный туман задымляет помещение, бьет молниями по моим глазам. Не успеваю сообразить, что происходит, но волк рычит всего мгновение, а затем скулит. Грохот перебивает его вой – это рушится стена замка. Высокие полотки просторного зала не вмещают в себя трех сверхъестественных существ: оборотня и двух драконов, ярко-красного и асфальтово-серого цветов. Это был ни Ян, ни Валентина, ни Константин. Я не знала цвета Алексея и Александры, не знала цвета Вольги, но когда в пробитую щель в стене, кроме ночи и ветра прорвалось еще одно существо с лохматой шерстью, я поняла, что у меня нет нужды выяснять, кто эти драконы. Зал наполнился веянием огня – яркого, раскаленного, обжигающего. Подцепив с пола клинок, не задумываясь, куда бегу, оглушенная стуком собственного сердца, я направляюсь дальше, надеясь хоть где-нибудь найти укрытие.

Вой разносился по замку, просачивался с улицы, гремел в моем сознании и памяти. Я скользила в пространстве, упрямо просачиваясь сквозь сгустившийся воздух нави, пробираясь через дебри своих страхов, цепляясь за жажду жить. Под моими ногами сменялись ступеньки, паркет и ковры, мелькали всполохи драконьего огня, летели осколки стекла и камней, откалывающихся от стен и рушившегося потолка, сновали силуэты костомах, драконов в человеческих обличиях, возможно, волколаков, огромных цмоков и волков. Чужие руки хватали меня и отпускали, костлявые пальцы тянули меня за одежду и вдруг растворялись в небытие, превращаясь в голубой пепел, который витал по дворцу и смешивался с воздухом, с гарью, которые я вдыхала. Мои окровавленные пальцы, порезанные осколками, сжимали бесполезный кинжал. Я не знала, отчего влажная кожа моего лица – от слез, собственной крови или нервного пота. Замок, реальность вокруг меня рушились. В некоторых залах был пробит потолок, здесь паркет и мрамор устилались свежим снегом и не расщепленными телами. Я очутилась на самом верхнем этаже, под самой крышей, когда услышала свое имя, произнесенное тонким женским голосом. Не сразу узнала его.

Вольга. Кажется, полудракон звала меня. Я еще не обернулась, уцепившись взглядом за ножи, ровно расставленные на полу теми, кто сумел пробраться в нашу обитель, направленные лезвиями вверх, как если бы были воткнуты в землю. Но здесь, в стенах дворца, удерживались в вертикальном положении магией, чарами человека, точнее волколака, бога или полубога, находящегося в нескольких метрах от меня. Он вот-вот собирался перекидываться через них, чтобы обернуться. А перед ним застыл силуэт, повернутый спиной ко мне, похожий на смесь обликов страшной смерти и дьявола, с рогами и проступающим сквозь разлагающиеся ткани лысым черепом. Он выглядел ужасающе, но более не столь пугающим для меня, особенно сейчас. Легким мановением руки, волколак, используя чары, вздымает клинки ввысь, отрывая от пола, и направляет их в сторону черного духа – Константина. Я всего секунду смотрю назад, на Вольгу, которая стоит у обрыва разрушенной стены и держит за руки своих детей, Юрия и Юлию, намеревается прыгать вниз прямо сейчас и по-прежнему зовет меня, видимо, имея намерение унести меня с собой. Но я не успеваю даже ответить ей отказом. Мысли проносятся в голове слишком быстро, доли миллисекунд, которые я не успеваю проанализировать, но из которых складывается моя реакция, мои побуждающие инстинкты, мои определенно странные дальнейшие действия.

Все, что мне вспоминается в этот момент, это как силуэты моих родных поочередно исчезали во тьме, быстро падая на землю под частым ливневым дождем на ферме. На моих глазах разливалась их алая кровь, когда белое свечение клыков отражалось от налитой луны, вышедшей из-за туч. Два волка с красными глазами убивали мою семью.

Волколак не успевает запустить ножи в Константина. Он слышит мой голос, и видит, как я срываюсь с места, выставляя впереди себя кинжал. Зачем-то кричу, абсолютно не управляя своими поступками, требуя от него отстать. Будто такому существу, как Константин вообще была нужна чья-либо помощь. Будто он для меня друг, которого я собираюсь защитить. Будто это будет моим оправданием в том, что мои родители умерли, мама потерялась в мирах, а я осталась жить. Будто это шанс что-то исправить. Или акт мести, ритуал возмездия, мой безнадежный способ повернуть вспять время и вернуть свою семью обратно.

Волколак знает, что я человек, чувствует мою энергию и замирает, ни то из-за замешательства, ни то из-за любопытства, желая потешиться над происходящим. Посмеяться над моими действиями, чувствами, обесценить мою боль. Не знаю, понимал ли он, знал ли, что именно моих родителей убили его собратья, что именно я та самая девушка, в чей дом они вторглись, но для меня это было не важно. Я ринулась вперед, чтобы атаковать бессмертное древнее создание, существо с безмерной силой бога.

Константин даже на миг застыл и с удивлением уставился на меня. Он мгновенно принял иной вид, лишившись облика живого трупа, его белые длинные волосы всколыхнулись от порыва гуляющего в стенах замка ветра, а ошарашенный взгляд – остановил меня. Он вопросительно вскинул брови вверх, словно силясь поверить в то, что я действительно делаю это. Глядя в его рубинового цвета глаза, бессильно выдыхая, я опускаю кинжал вниз, и в этот момент, пока Константин читает на моем лице весь тот страх, тот ужас, отчаяние, которые мне довелось пережить в ту злополучную ночь и сейчас, когда на нас неожиданно напали враги, когда я не знала, куда себя приткнуть и где найти спасение, чудом уворачиваясь от смерти – волколака замершего в нескольких метрах от нас поражает тьма, которая волной отхлестывает от голых ступней Константина. Тьма, которая губит все живое вокруг него. Тьма, которая иссушивает тело оборотня, как мягкую зеленую траву в лесу. Константину даже не нужно смотреть на него, чтобы причинить вред. Чтобы сделать то, чего не могу я – лишить моего врага жизни. И тем самым защитить меня.

Тот, кто однажды похитил меня в навьем лесу, кто сковал меня в цепи, кто хотел съесть меня на завтрак обед или ужин, кто пробовал мою кровь на вкус, кто был не в себе из-за жестокого убийства любимой на его глазах, тот, кто до сих пор был опасен, хоть и имел моменты просветления, сделал шаг мне навстречу. И переменился в лице, которое приняло мрачное выражение.

Ничего не говоря, он пошел на меня, напором, на его фоне взрывался огонь, который жег волчьи шкуры, ревели цмоки, пылали синие искры расщепления, разрывающие души на куски, возвращающие их самой вселенной, поднимая к звездам. Я машинально отступала назад, чувствуя его всеобъемлющую силу, таящуюся тьму в глазах, пятилась и, на миг оглянувшись, увидела, что Вольги и ее детей уже нет на обрыве. Она не стала меня ждать и спасала их. Я до сих пор не знала, где Ян. Отправился ли он уже в пекло или был все еще здесь. Знал ли, догадывался ли, где я? Переживал? Искал меня? Или самозабвенно сражался, заступаясь за своих собратьев?

Константин был единственным, кого я знала здесь, кто не был настолько занят битвой в этот момент, чтобы обратить на меня внимание. На кого я наткнулась случайно. И он слегка угрожающе, молчаливо, с безэмоциональным выражением лица оттеснял меня к стене, к застекленному окну. И когда я коснулась плечами рамы, когда его грудь уперлась в мою, он вздохнул. Как-то тяжело и несколько раздосадовано. Он закатил глаза, и на миг я узнала в нем черты Яна. Не понимая, что происходит и чем вызвана эта реакция, я нахмурилась, а Константин в это время быстро обхватил меня за талию, не давая мне подумать, прижал к себе сильнее, и словно прокружил, оказавшись на моем месте. А затем резко отклонился назад. Его спина разбила стекло, расшибая его вместе с рамой. Мы накренялись и падали назад, вываливаясь в окно. Он держал меня, не выпуская из рук, и тащил вслед за собой в пропасть.

Вылетая в пробоину, я кричала. Мое тело в свободном полете неслось вниз. Мимо промелькнуло несколько этажей, прежде, чем реальность поглотил туман. Рубиновый, плотный, клокочущий. Он был полон яркого запаха пепла, сырой земли и крови, и почему-то черной смородины; этот аромат заполонил собой все вокруг. Алые молнии били в безразмерном пространстве, а рука, все еще крепко обвивавшая меня, усаживала меня куда-то, толкая, на неровную прочную поверхность.

Спустя мгновение грозовые красные облака развеялись, и я оказалась сидящей верхом на костяном драконе.

Я хваталась за полые выемки на его хребте, не имеющем плоти – он больше походил на сделанный из камня. Сквозь голый скелет я видела свет рубиновой энергии, бурлящей внутри его ребер вместо внутренностей. Мы взлетали ввысь на разветвленных крыльях, окутанных этим красным сиянием, и я понимала, почему он только что вздыхал, перед тем, как выпрыгнуть в окно. Он был цмоком и собирался поднять меня в воздух на своей спине, хотя цмоки, по словам Яна, и не катают людей. И как бы сильно Константин скорее всего не желал следовать наперекор воспитанию отца – нежелание услуживать людям было машинальной привычкой, глубоко въевшейся в его личность; привычкой, которая вероятно, безвозвратно выучилась за долгие века воспитания. Не знаю, летал ли когда-то Константин так же с Аленой, потому что любил ее, и она была для него особенной, но сейчас он это делал ради своего брата. Спасал слабую человеческую девчонку. Смертную, которая чудом выжила сегодня.

Мне в лицо бил снег, хлестал по щекам ледяной ветер, а я смотрела вниз, на битву, развернувшуюся во внутреннем дворике замка и за его стенами, на драконов и волков, на ультрамариновые знакомые вспышки молний, на кобальтового цвета цмока, расправляющегося с оборотнями. На девушку, издалека напоминающую Валентину в ее пурпурном платье, которая просто медленно шла по полю сражения и вокруг нее падали тела, разрывающиеся на куски. Которые следом за ней кто-то умело расщеплял. А затем я вспомнила о Кинли. О своем маленьком драконе, оставленном где-то в этом замке, и все внутри меня сжалось. Тупая боль сверлила мою грудь, пока мы поднимались к небесам, скрываясь в тучах, не оставляя возможности волкам проследить, куда мы направляемся.