Текст книги "Цвет ночи"

Я все еще часто дышу, глубоко и прерывисто, желудок скручивает от судорог и меня мутит, но я держусь, выбрасывая из головы смысл того, что сейчас происходило. Жадно пью воду, наблюдая, как в комнате начинают проявляться другие цмоки, как где-то в помещении начинает хлопать крыльями мой Кинли, неустанно чихая, и только спустя несколько минут осознаю, что дышу полной грудью. Вдруг понимаю, по-настоящему осознаю – я дома. Я больше не в нави. Я в мире людей, и я могу нормально дышать. На меня обрушивается такое небывалое облегчение, что забываю о том, что именно минутой ранее сделали со мной Диана и Ян.

Я отрываюсь от дракона и иду к окну. Смотрю на свой мир, на укрытые тенью ночи крыши деревенских домов вдалеке. Смотрю на зеленую, почти летнюю, еще не успевшую пожелтеть траву вместо навьего снега, на ту же повисшую полную луну, и на грозу, разбушевавшуюся на горизонте, на вспышки в небе и вслушиваюсь в гремящий гром.

– Это не гроза, – тихо говорит Ян, подступая ко мне сзади, окатывая теплым дыханием мое ухо и шею.

С немым вопросом на лице я поворачиваюсь к нему. Мне хочется спросить, что же это, если не она, но понимание приходит ко мне почти сразу, и мое лицо бледнеет.

Это отсветы войны. Блики битвы, происходящей там, в городе. И ее звуки.

Несмотря на то, что мое сердце сжалось в груди от тупой боли, я все равно чувствовала себя намного лучше, чем за все последнее время. У меня появились силы, потому что навь больше не давила на меня, на мое непрочное человеческое тело, и я была дома.

Ко мне на руки прыгнул Кинли, он пищал, как мне показалось, радостно, и ластился, зарываясь мордочкой в платье на груди, вытирая нос, испачканный пеплом о грубую ткань. Большинство цмоков были уже здесь, совершили переход, как и Гай с Живой, и мы стали поспешно покидать эту комнату и сам дом.

Идущий рядом в доспехах Алексей говорил о том, что в жилище Дианы еще полно свежей энергии волколаков. Конечно, Ягиня пропускала их в навь и обратно. Вряд ли у нее была сила, чтобы им помешать. А может быть, не было и стимула или желания открыто противостоять. Не имелось ничего, кроме страха перед Яном, перед которым она, впрочем, всегда могла оправдаться тем, что волков больше и они сильнее ее, благодаря чему выйти сухой из воды.

Мы оставляли ее обитель, улетая, уносясь, не имея времени на промедление, устремляясь к моему дому, к месту, в котором все началось.

Когда мы прибыли на ферму, когда приземлились на пустыре, который раньше открывал вид на вольеры, где содержались мои драконы – вольеры, которые теперь сгорели – я замерла и пусто уставилась на истлевшие обломки, застыв во времени.

Здесь погибли мои родители. Здесь маму утаскивала тень с горящими красными глазами, растерзывая в клочья ее хрупкое тело. Здесь папа смотрел на меня пустым взглядом, засыпая вечным сном в луже крови, здесь тетя и дядя, здесь мои девочки, малышки-сестры лишились своих жизней, пав невинными жертвами.

Армистис. Меланж. Розамара. Дэстини. Дэсмонт. Варсонг. Стардаст. Все они погибли. И только Мидори, травяного «цвета девочка, успела уехать с новыми хозяевами в Италию. Только бы она с этой чудесной семьей, с Джанни и Джозефиной, была в порядке, ведь даже там, даже на их небе мерцала ледяным светом полная луна, и даже там могли орудовать волколаки.

Но слезы не наворачивались на мои глаза, почему-то больше этого не происходило. Мне словно больше не было так тяжело, как раньше, от осознания, что моя семья погибла. Лишь только от того, что они страдали в конце, ведь теперь я знала, что смерть – не конечная остановка, что все они сейчас где-то по-прежнему существуют, в каком-то из миров. И я вдруг пожалела о том, что не спросила отца в ирии о ком-то еще, кроме мамы.

Мама… За нее я ощущала боль. За нее я испытывала волнение. Где она была? Я не знаю. Не знаю… И не представляю, удастся ли мне когда-то отыскать ее. Мне лишь оставалось надеяться, что – да. Что однажды посреди вечности этот момент настанет. Что в каком-то из миров мы воссоединимся и обнимемся, и скажем друг другу все слова, которые не успели. Проживем вместе ту жизнь, которую у нас отобрали.

Ощущаю, как тяжелая рука ложится на мое плечо, и как вдруг некая внешняя сила сдвигает меня с места. Это Ян прижимает меня к себе, прислоняет мою голову к своему камзолу, проводит ладонью по моим волосам, приглаживая их, и бережно утешая. И мягко целует в висок несколько раз.

Он знал, что я ощущаю в этот момент. Мне было больно быть здесь и плохо. С минуту мы стояли так вдвоем, это заметили остальные, эту нашу близость, и она никого не смущала. Меня снова защищал мой дракон, как было и всегда. Он был рядом, как в любой плохой день в моей жизни. А этот – был сверхужасен.

Рядом послышался писк; по пустырю, в беспомощности бродил Кинли, обнюхивая территорию, взлетая, приземляясь то на крыльцо дома, то на балкон, то перелетая на пристань. Он пищал так громко, словно выл, словно растерянно кого-то звал – тех, кого уже здесь нет. Затем послышалось тонкое протяжное мяуканье – зашуршали кусты вблизи дома, и оттуда вынырнула соседская кошка Коричка. Кинли бросился к ней навстречу, и они вдвоем, дрожа посреди холодной осенней ночи, радостно приветствовали друг друга.

Минуло мгновение, и нас с Яном обступили Валентина, Гай и Жива. Остальные под руководством Алексея заняли оборонительные позиции вокруг фермы. Александра держалась поодаль, но не пропадала из поля зрения, готовая к тому, что в любой момент ей могут отдать приказ.

– Ты уверен, что камень здесь? – спросила Валентина, обращаясь к брату, когда Ян тронул меня за локоть и позвал за собой. – Я ничего не чувствую, кроме энергии волков.

– Он здесь с очень большой вероятностью, – ответил Ян, огибая дом и направляясь к пристани, ведя меня за собой. – И всегда был здесь, просто надежно спрятан в самом… нестандартном месте.

Остальные следовали за нами. Спустя несколько шагов цмок остановился перед пристанью, рядом с крыльцом, устремив взгляд на деревянные невысокие ступени, ведущие в усадьбу.

– Ты серьезно? – спросила я, задумчиво сведя брови вместе. – Но как?

Неужели камень все это время находился в доме? Ян бы заметил его магию, он столько раз бывал у нас в гостях, иногда он почти жил у нас. Хотя, если магия содержалась все эти годы в человеке, как в сосуде – то он бы не почувствовал его. Однако, Ян сказал, что возвращался в дом тем страшным утром, когда на небе зажглось затмение, когда я уже лишилась своих чар. В таком случае – Ян был точно смог его обнаружить. Я с подозрением смотрела на него и ждала ответа.

Дракон отрицательно покачал головой, чем окончательно сбил меня с толку.

Он подошел вплотную к крыльцу, настолько, насколько было возможно, насколько ему позволял невидимый потусторонний барьер. Дом охранялся древней магией моих предков, мама не слишком стремилась объяснить мне, какой именно и как она действовала, но никакое сверхъестественное существо не могло туда проникнуть, пока его не впустят, передав через порог веточку зверобоя. Но сейчас Ян не просил его провести. Сдвинув брови на переносице, я впервые задумалась: как Ян вообще проник тем утром в наше жилище, когда по сути уже никто не мог его пригласить после трагедии?

Из-за моего левого плеча вышагнул Гай. Его босые ноги мягко ступали по тротуарной плитке. Он присел на корточки у крыльца, вытянул руку и провел по воздуху у ступеней, словно пытаясь наощупь получить какую-то информацию.

– Вполне логичное предположение, – изрек Гай, вскинув глаза на брата. – Проблема в том, что никто из нас не сможет его оттуда извлечь.

– Мы – нет, – согласился Ян, и повернулся ко мне, окинул мой силуэт довольно холодным, оценивающим и даже расчетливым взглядом, говоря теперь обо мне в третьем лице, словно я была не личностью, а каким-то инструментом: – но она все еще человек.

Мой пульс заметно ускорился.

Вдобавок во всему послышался голос Валентины:

– Да уж. С подобным я не сталкивалась со времен прошлой войны.

После этой фразы я потребовала немедленных объяснений.

– Ты задумывалась о том, почему я не могу попасть в дом? – спросил Ян.

В этот момент Кинли свободно забрался по ступенькам вверх и уткнулся носом в дверь, прося ее отворить. На него никто не обращал внимания, и он присел, застыв в ожидании, нетерпеливо сверкая глазами.

Вынужденно игнорируя его, я буркнула что-то про древнюю магию, но Ян не дал мне договорить.

– Как по-твоему она действует? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила честно.

Ян вдруг кивнул Гаю и двинулся с места, ничего не объясняя. Он направился вдоль пристани, к лесу, вгоняя меня в растерянность.

И тут разговор на себя принял Гай. Выпрямившись, он развернулся ко мне и произнес:

– Помнишь, как в лесу, когда мы искали Хороса, я рассказывал тебе о том, откуда берутся различные виды навок?

Я утвердительно кивнула.

– Так вот, – продолжил он, пока я смотрела вслед Яну, на исчезающую во мраке фигуру, освещаемую лишь луной. – Есть такая категория духов, ты точно слышала о них, просто не всю правду. Название «домовые» тебе о чем-нибудь говорит?

– Да… – протянула я, не в силах найти какой-то смысл или взаимосвязь. К тому же мои мысли перебивались звуком отворяющегося дровника вдалеке и немым вопросом, Ян ли его отворил или кто-то другой. По невозмутимой реакции остальных я понимала, что никого чужого на ферме по-прежнему не было.

– В древности, когда цмоки еще не принялись возвращать навьих тварей в мир мертвых, те жили здесь, среди вас, постоянно сбегая из нави. Они бродили в лесах и чащах, захаживая в деревни, и причиняли вред людям, – продолжил объяснять Гай. – Спустя время люди нашли способ, как защищаться от них: начали призывать, а точнее – в прямом смысле создавать домовых, которые теперь охраняли их жилища, почти так же, как сейчас охранено твое. Домовые – это духи места.

В дровнике гремел инвентарь. Дверца скрипнула, он захлопнулся. Я не знала, как реагировать на слова Гая, не до конца понимая, к чему он клонит.

– Домовые – это души ваших умерших предков. Существовал такой обычай: хоронить первого умершего члена семьи после заселения в новое жилище – не на погосте, а возле дома, преимущественно около входа, например, под крыльцом. Место погребения становилось в своем роде священным, душа покойного не уходила в навь, не подвергалась искуплению, а наделялась особой силой и становилась на защиту дома и обитателей. И следовательно, как ты можешь догадаться, ничто сверхъестественное не могло перейти порог этого дома – ни навки, ни боги, словом, ничто, если оно не принадлежало миру людей. Для них существовал только один способ попасть внутрь – когда люди передавали друг другу что-то через порог, этот магический барьер на несколько секунд разрывался.

Из темноты показался Ян. У него в руках была лопата, лом и пара перчаток. Стараясь не обращать внимание на странные принесенные вещи, я думала о том, как слова Гая согласовывались с мифами, которые я знала до этого. Ведь и правда, у людей в наших краях всегда существовал обычай, негласное правило, суеверие – ничего не передавать через порог, и мы мало задумывались, почему. Видимо, потому, что в эту секунду открывались невидимые врата в дом, в эту секунду защита рушилась.

– Хочешь сказать, у меня здесь привидение живет? Ты вообще о чем? – воскликнула я, переводя взгляд с одного брата на другого.

– Вроде того, – произнес Гай.

«Он что, говорил серьезно?» Ладно костомахи… но домовые?!

Гай действительно намекает, что рядом с нами всегда был какой-то дух? Этот ли дух не пускал Яна ко мне домой?

И Ян что, знал о нем? Все это время его видел? Говорил с ним?

– Это шутка? – вопросила я.

– Совсем нет, – ровным тоном добавил Ян, опуская инвентарь на плитку. – Его уже давно здесь нет. Если он и жил с твоей семьей, то в доме твоей бабушки по матери. Оттуда мы с Анжелой и привезли его останки, но не самого духа. Видимо, после войны, кто-то из цмоков давно перебросил его в навь. Не очень-то честно таким образом использовать души, но люди этого не понимали – не осознавали сути и значения.

Тело пробрала мелкая дрожь. Холодные мурашки поползли от ступней по туловищу вверх, к шее и лицу, чуть приподнимая волосы у корней на голове, почти заставляя их шевелиться.

– Останки? – медленно повторила я, переспросив.

Какие еще останки он привез сюда с моей мамой?

И мой взгляд задержался на лопате, покоящейся у ног Яна.

– С твоей матерью мы познакомились в доме твоей бабушки, куда я так же не мог попасть, как и в этот. Забавно, но к тому времени ни один из твоих родственников не был в курсе этого древнего ритуала, и когда я рассказал им, что под порогом, под их крыльцом хранятся останки их предка, они были поражены не меньше, чем сейчас ты. И когда твоя мать выходила замуж за Льва и переезжала сюда, ввиду наличия у нее магии, которая охраняла мир от волколаков, и особой ценности ее жизни, я посоветовал ей перевезти кости сюда, ведь они по-прежнему наделены силой, хоть домового уже нет и в помине.

Останки… Кости… Предок… У меня что, под домом кто-то похоронен? Серьезно?

Все это время, всю мою жизнь, мой дом стоял на чьей-то могиле? И мама ничего не говорила мне… Конечно, она ничего не говорила мне. Как вообще об этом можно заговорить с ребенком?

– И я убежден, – добавил Ян, – что лунный камень как раз хранится вместе с этими останками прямо здесь. Именно поэтому я не смог его почувствовать – он для меня навечно скрыт. Полагаю, даже твоя мама не знала о его наличии, потому что не заглядывала в гроб. Мы его не открывали.

Он нахмурился, задумавшись на мгновение.

Я не могла перестать думать о мертвеце, что зарыт словно в могиле, под крыльцом моего дома. Чьи-то кости лежали прямо здесь, в метре от меня. И пыталась представить себе, как моя мама, еще совсем молодая, вместе с отцом и Яном, и, возможно, моей покойной бабушкой, выкапывают труп в ночи, везут в машине, и таким же образом закапывают его здесь.

– О, боже, – протягиваю я, делая глубокий вдох.

– Слушаю, – спокойно отвечает Ян, наигранно делая вид, что приготовился внимать моим словам.

Словно мне нужно лишнее напоминание о том, кто он такой.

Мои глаза взмывают на него, и я сталкиваюсь с его глазами – спокойными, ультрамариновыми, наблюдающими за мной.

– Но кто… это? – нерешительно спрашиваю я, косясь на ступени. – Кто – там?

– Твоя прапрабабушка. Ее звали Евдокия, если не ошибаюсь, – сообщает он, и меняет тон на более деловитый: – Времени мало. Мне нужно, чтобы ты вынесла что-нибудь для меня из дома, мы взломаем крыльцо.

Выбрасывая из головы все лишние мысли, стараясь не вдумываться в действительность странного ритуала, в то, что здесь происходило, когда я еще не родилась на свет, будто сказанное Яном не правда – я делаю шаг к ступенькам, но меня останавливает дракон, в последний момент вручая ключи.

Я хмурюсь, удивляясь, что они при нем. Он предусмотрительно, сохраняя холодный ум, забрал их у Дианы, где мы перед уходом в навь оставили и мой телефон, и кошелек, и все вещи.

Поднимаясь по крыльцу, я дергаю за ручку и убеждаюсь, что дверь, и правда, закрыта. После происшествия, после визита Яна, здесь был дедушка, и он позаботился о дверях.

Не хотела сейчас думать о нем. Не хотела думать о том, что после смерти своего сына и невестки, он сходит с ума еще и потому, что его внучка пропала без вести. Когда все закончится, я обязательно дам ему о себе знать.

Вместе со мной в дом врывается Кинельган, который терпеливо ждал этого часа. Я по многолетний привычке снимаю с косяка двери веточку зверобоя – она всегда висела заготовленная для удобства. И выхожу за дверь, протягивая ее Яну. Стоя у подножия ступеней, он соединяет наши руки, не отпуская. Прямо сейчас мы разрываем невидимый барьер.

Когда свободной рукой я тянусь к выключателю, чтобы зажечь свет, Ян останавливает меня, говоря, что это может привлечь ненужное внимание.

В это время Гай вместе с Валентиной, даже не притрагиваясь к лому, наклоняясь, пальцами разрывают доски уютного небольшого крыльца и отбрасывают в сторону, разрушают его до основания. Под ним земля, которая предусмотрительно не залита бетоном. Крыльцо было построено так, словно когда-то его снова придется разрушить, чтобы еще раз выкопать останки и перенести их в какое-нибудь другое место в случае переезда. В это время мы тихо общаемся с Яном, я снова задаюсь вопросом, как он в конце концов попал в мой дом после ночи происшествия, после нападения на ферму волколаков. Ведь Ян не просто прилетал сюда, он был внутри дома, он принес мои вещи, он выволок из дома Кинли, чтобы отвести ко мне. Я делюсь с ним этими мыслям, произнося вслух.

– Кинли вылетел наружу, как только увидел меня. Наверное, подумал, что я вернулся с тобой, – ответил Ян. – Затем делось осталось за малым, ведь он живое существо, а я могу воздействовать на разум. Не думал, конечно, что он у него есть.

Я пропустила мимо ушей его издевку, и подметила другое, пытаясь обличить его:

– Ты же не воздействуешь на разум без разрешения.

– Это был исключительный вариант. Я должен был объяснить ему, что лучше пойти со мной, если он хочет увидеть тебя. Мне нужно было как-то с ним общаться. Ко всему прочему я попросил впустить меня. Показал ему образы тебя и всего, что было. И что конкретно он должен сделать, чтобы я смог проникнуть в дом.

– Разве чары твоего колдовского приказа не развеялись, после того, как он вошел обратно в защищенный дом?

– Но я же не приказывал ему. Я попросил. И он был не против. Он хотел к тебе.

Стук ломающегося дерева перебивает наши голоса, и проходит полминуты, после чего к Яну обращается Валентина.

– Все, дальше у нас не получится, Ян, – возвещает она.

Не понимаю, что это значит. Но замечаю, как они с Гаем отходят в сторону, туда, где лежат деревянные рейки и обломки. Словно они закончили свою работу. Однако, могила по-прежнему не была раскопана. Ян убирает руку от расчески, отступает и возвращается за лопатой, наклоняясь, подбирает ее. Понимаю, что теперь нужно копать.

Про себя я вдруг отмечаю, что у нас несколько лопат, и вряд ли Ян их не увидел, вряд ли не рассчитывал сделать всю необходимую работу побыстрее. И почему-то он не возвращается к разрушенному крыльцу. Он сверлит меня непотухающими ультрамариновыми глазами, и протягивает ручку лопаты вперед.

– Сожалею, Ава, но никто из нас не сможет пробить эту землю. Ни боги ирия, ни боги нави. Никто, кроме тебя. Человек среди нас лишь один – и это ты.

На секунду я воображаю, что он шутит. Воображаю, потому что весь его вид прямо и отчетливо говорит, что он вполне серьезен.

Он хочет, чтобы я разрывала могилу? Да, кажется, именно этого он и хочет.

– Будь умницей, иди сюда, – зовет он.

И я иду. Спрыгиваю с порога на голую землю, никакие невидимые барьеры не сдерживают меня, как существ нави. За мной вылетает Кинли, приземляясь на обломки крыльца, обнюхивая их, заинтересованный происходящим. Подхожу ближе, и Ян вкладывает лопату в мою ладонь.

– Начинай, – легким непринужденным тоном, будто на кону какое-то мелкое одолжение, повелевает он.

Взгляды древних богов выжидающе упираются в меня. Окрестности фермы освещает лишь лунный свет и яркие звезды – в порубежном мире их сейчас очень много, ведь искусственный свет города потух; тот обесточен, словно наступил апокалипсис. Мир ничто не освещает, и мириады звезд над нашими головами озаряют все вокруг. Будто сквозь небо просвечивается открытый космос, горит вселенная. Это необычно. За городом всегда много звезд, но не столько, как сейчас.

Лишь у горизонта поблескивают вспышки молний – эха идущей там войны, и издалека, тонким и протяжным звуком доносится вой волков. И я, обычный маленький человек, скорее всего способна остановить их, настолько скоро, насколько сумею вырыть эту яму и откопать похороненный здесь скелет. Мои пальцы решительно обхватывают рукоятку, даже не смотря на то, что внутренне у меня нет никакой уверенности в том, что я делаю, и что у меня вообще это получится. Но стоящие полукругом боги, скрестившие руки на груди, настойчиво ждущие, не оставляют мне выбора.

Я и сама понимаю, что должна.

Земля была сухой. Когда я мысленно окидывала масштаб работы, то мне думалось, что по времени это займет несколько часов. Долгие часы беспрерывного рытья ямы мной, у которой после пребывания в нави, многочисленных покушений на мою жизнь, пребывания в аду, полоскания во Тьме и пыток, сил должно было вообще не остаться. Но благодаря живой и мертвой воде недавно в меня все же вдохнули немного жизни. И не зря. Возможно, это все, на что меня хватит. А большего и не нужно.

Не удивительно, но мне начинает помогать Кинли. Он в своем роде забавляется, не понимая, что именно мы сейчас делаем. Его возня в земле не сильно результативна, но легче хотя бы морально, потому что слишком прискорбно было наблюдать, как сильнейшие сверхъестественные существа просто стоят рядом и наблюдают за мной, не имея реальной возможности посодействовать. Это логично наталкивало на мысль, что их власть небезграничная и способности тоже. Словно сейчас сильнейшей была я – по сути самая слабая, самая выбитая из колеи, самая беспомощная из людей. Худшего варианта, чем я, было не найти. И судьба мира зависела в данный момент от меня – маленького слабого человека.

Не смотря на это, лица богов не выглядели сочувствующими. Даже Ян как будто не жалел меня. Он лишь следил за каждым моим движением, внимательно, плотно сжав губы, храня молчание. Мы вслушивались в вой волков, который не приближался, но и не отдалялся. Его перебивало лишь фырканье Кинли, который разрывал носом землю и чихал. Прошел час, когда Жива и Валентина отошли в сторону. Тихие голоса их беседы доносились до меня, но ускользал смысл. Время от времени приходил и уходил Алексей. Рядом ожидали и другие цмоки. И все они пребывали в нетерпении, ожидая меня.

Постепенно я оказывалась в яме. И если сначала работа казалась мне трудной, то сейчас я осознала, что представляет собой настоящая сложность – выбрасывать землю наверх, когда края образовавшейся впадины поравнялись с моей грудью. Постепенно я поняла, что перчатки мне мешают – руки скользили по деревянному черенку, и я их сняла, выбросив наружу. Передышки были неизбежностью, но их продолжительность оказывалась слишком короткой – я едва ли успевала перевести дух. Ждущие меня боги, сверлившие меня взглядами, однозначно давали понять, что промедлению в сложившейся ситуации нет места. Казалось, что на поверхности ладоней уже образовались мозоли.

В какой-то момент лопата уперлась в нечто твердое, и я с огорчением осознала, что наткнулась на камень приличной величины, и что придется как-то вытаскивать его наружу. Но это, к ужасу и странной извращенной радости, совсем неуместной, все же была крышка гроба. Он еще не сгнил, скорее всего, в нем и перезахоранивали останки. Но кое-где материал все же прохудился.

Внезапно моя нога провалилась. Я вскрикнула. Ступня оказалась внутри. Мной овладел страх, безотчетный и брезгливый. Только наполовину контролируя себя, я была в шаге от того, чтобы попросить Яна вытащить меня оттуда, хотя и знала, что он не мог. Физически не мог из-за барьера. И когда я все же произнесла это вслух, хоть моя просьба и была бесполезной, будто в тайне надеясь, что он сжалится и разрешит мне выбраться из рытвины, что придумает какой-то другой способ, чтобы извлечь оттуда камень, он четко и безапелляционно сказал – нет. Отказ дракона молниеносно отрезвил меня. И при этом Ян стал не успокаивать меня, но принялся объяснять, что это просто тело, напоминал, что я видела костомах, что я, в конце концов, видела Константина и не умерла от созерцания его облика, и что мне все равно придется это сделать. В какой-то степени, его слова все-таки помогали.

Я устала и опустилась на колени. Казалось, мне было уже все равно, что это могильная земля. Теперь я раскапывала ее руками, земля набивалась под ногти, я счищала ее, сметала с поверхности деревянной крышки, обтянутой тканью. Затем лопатой принялась долбить, крошить дыру, которую проломила моя нога.

Запах. В нос ударил жуткий едкий запах. Тошнотворный, тяжелый, приторный, запах гнили и самой смерти. Подскочив на ноги, ведомая лишь одним желанием – отстраниться от него, я уперлась грудью и лицом в стену земли, отчаянно борясь с нахлынувшими рвотными позывами, пыталась перебить ею зловоние. Затем следуя за голосом Яна, под властью его приказа, вернулась и стала расковыривать доски, сдвигая обломки чуть в сторону.

Тело было укрыто покрывалом, я чувствовала ткань подушечками пальцев, осязала текстуру под настилом оставшегося дерева. Прикасаясь, то и дело в нерешительности одергивая руки. Не знаю как, но я старалась вообще не дышать. Не знаю, было ли возможно не дышать столь долго.

Постепенно отворачивая покрывало, я видела, что оно было в какой-то белой плесени, в отпечатках чего-то живого, органического. В месте, где подняла его, я наткнулась на кости – это были иссохшие, похожие на мумифицированные кисти рук. Плоть истлела не до конца. Крест был зажат в одной из ладоней. Там же различалась и одежда – старинный жакет или плотное платье, грязно-коричневое, пуговицы на манжетах отсвечивали бликами, ослепляя меня, дезориентируя в пространстве, и там же покоились концы бледно-розового платка из блестящей сверкающей ткани.

Избавляясь от покрывала, я все больше открывала вид на подобие шали и теперь лицезрела ее повязанной на черепе. Голова была почти полностью прикрыта этой розовой материей и покоилась на серой подушке с ржавыми разводами.

– Начинай искать камень, – командовал Ян.

Я не видела камня. Я видела только тело, труп и груду одежды. Плотно зажмурившись, я запустила руки в гроб, принимаясь раздевать покойника. Точнее покойницу. Стараясь не думать, что именно делаю, кто это передо мной или скорее – подо мной. Стараясь не зацикливаться на том, что причиняю дискомфорт этому бренному телу, оскверняю его, хотя вероятнее всего, душе, которая когда-то давно пребывала в нем, уже несколько веков абсолютно безразлично, что здесь сейчас происходит. И как только я поняла это, как только вспомнила, мои мысли прояснились, и я стала работать увереннее. Широко распахнула глаза и стала самозабвенно ворошить могилу, быстро, четко снимая одежды.

Все же это был жакет. Расстегнув его, я коснулась как мне показалось вначале – скелета, только вот это было вовсе не грудой костей, а чем-то плотным, хоть и истлевшим. И когда сняла платок, увидела, что кости не белые, не рыжие, а черные, и что они покрыты плесенью, покрыты маленькими мотылями и личинками. Я ощущала под пальцами мух и червей, но это, как ни странно, уже мало меня волновало. Я представляла, что все это происходит не со мной, и остро жаждала просто побыстрее закончить. Я даже дышала, не ощущала уже едкого зловония, способного вывернуть мои внутренности наизнанку, не замечала подступающих к горлу рвотных позывов. Осталась лишь притупленная боль в легких и в желудке, настойчивая, сковавшая, но не способная меня по-настоящему остановить.

Я копошилась в земле намешанной с останками когда-то бывшими человеком, мне казалось, что не только моя одежда по локоть, а даже мои волосы, неразумно не собранные в хвост, которые я постоянно поправляла, выпачканы в рыхлое неясное месиво. С усилием напрягая натруженные мышцы, я подняла тело далекой родственницы, расположила его полусидя, и оно неосторожно навалилось на меня, и голый череп уперся в мое плечо, лбом соприкасаясь с голой кожей шеи. Я вскрикнула, но быстро затихла. Я полуобнимала его от безысходности, как слишком большую куклу, и шарила свободной рукой на полу гроба. И вскоре нащупала нечто гладкое, ровное и холодное, похожее на яйцо лесного дракона. В тот момент, когда я словно баюкала в объятиях, как ребенка, мощи, я нашла спрятанное под их ногами сокровище.

Мне не нужно было подтверждений в том, что я отыскала – я быстро очистила тяжелый овал от пыли и он замерцал перламутром. Поспешно отстраняясь от тела, я, насколько это было возможно, аккуратно уложила его обратно, выпрямилась и показала всем камень, в первую очередь Живе, встав на ноги и вытянув руку к поверхности ямы.

Она подтвердила, что это он. И все, что мне оставалось – это выбросить его наружу, а затем выбираться самой. Но Ян не мог мне помочь. И, наконец, оставив тело в покое, слегка укрыв его покрывалом, мысленно извиняясь перед его душой, которая меня уже не слышала, мне пришлось карабкаться на возвышение, с трудом, несколько раз падая обратно, потому что подошвы сапог соскальзывали. И вся грязная, уставшая и словно выкарабкавшаяся из ада снова, во второй раз за сутки, я в какой-то момент оказалась наверху.

Я присела за землю, подняла с заколдованной земли камень и протянула Живе, а затем увидела нависающую надо мной руку Яна. Чуть потянувшись и уцепившись за нее, поддавшись рывку дракона, встала. И не задерживаясь, отпуская его и оставляя позади, устремилась к озеру, побежала стремительно по пристани. Упав у ее края, наклонилась к воде. Мне резко стало плохо, так плохо, как не было даже в вырытой яме – адреналин, помогавший все это время держаться, отступил, и меня с безудержной силой замутило и содержимое желудка вывернуло в наружу.

Ян мгновенно и в то же время совсем неожиданно оказался сзади. Я напряглась, попросила его уйти, отвернувшись, но он остался, присел на корточки рядом и помог мне умыться. Зачерпывал ледяную воду, остывшую в прохладе сентябрьской ночи, методично и усердно умывал мое лицо, орошал волосы и, взяв мои кисти в свои, поочередно купал их в озере. И когда закончил, принялся мокрыми руками очищать мое платье, немного его отмывая.

Переодеваться было некогда. Вода капала с меня, холодная и пронизывающая, мы сидели на краю пристани, под луной и ветер казался еще более холодным от того, что я вся промокла. Но так было даже лучше, я приходила в себя быстрее, и Ян горячими ладонями держал мои дрожавшие руки, колотившиеся не от страха, а от мороза и перенапряжения, вызванного беспрерывной работой. Сзади к нам уже подходила Жива.

Они с Яном переглянулись.

– Поторопись, – попросил он богиню.

Не без помощи дракона я поднялась на ноги, и мы с Живой встали друг напротив друга. Было заметно, что лицо Яна сделалось серьезным, он сжал челюсти, его скулы напряглись. И я бы не обратила на это большого внимания, если бы не услышала собранный голос Гая – он тоже посоветовал нам действовать без промедления.

Я начинала понимать, почему: вой, еще совсем недавно казавшийся таким далеким, вдруг резко стал ближе. И все, кроме меня узнали об этом раньше, почувствовали раньше, откликнувшись своей магической энергией на энергию волков. Я понимала, что они будут здесь, и, возможно, совсем скоро, ведь они уже рядом.