Текст книги "Покоренный Кавказ (сборник)"

Очерк шестой
К порогу Индии

 
…Один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год
Вручал России свой народ.
И Божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
 

М. Ю. Лермонтов

«Ужас Ирана»

Отозванием своих войск Россия как бы отказалась от приобретенных ею прав на Грузию, и этим сейчас же воспользовался шах персидский Ага-Магомет-хан.

Этот «ужас Ирана», как его прозвали современники, этот правитель, который по своим способностям мог бы украсить собою престол, в то же время по свойствам своего характера отличался безумно свирепою жестокостью. Кастрированный по приказанию шаха Надира, он перенес ненависть за свое уродство на все человечество, и, живи этот изверг в другое время, его кровопролития затмили бы собой ужасы Тимура и шаха Аббаса…

Ага-Магомет-хан давно уже добирался до Грузии, царя которой Ираклия он считал своим личным врагом, и лишь одно присутствие русских удерживало его от нашествия. Русские покинули несчастную страну, и Ага-Магомет сейчас же поднял свои орды. Начал он с того, что ханов Эривани и Ганжи, за сорок лет до того признавших власть грузинского царя, заставил возвратиться в его подданство. Из закавказских владельцев только хан шушинский отказал Ага-Магомету в повиновении; тогда под предлогом наказания этого хана Ага-Магомет двинул свои орды в поход, не скрывая, впрочем, того, что он идет на Ираклия…

Шушинский хан Ибрагим, непокорность которого Ага-Магомет выставлял причиною своего похода, был вернейшим союзником русских. Во всем Закавказье только один этот владетель понимал, что с русскими лучше дружить, чем ссориться, а ссора была бы неизбежна, если бы Шуша передалась персам. Да и, кроме того, хан был уверен, что его шушинская крепость неприступна. Действительно, ее как бы создала сама природа. Она возвышалась на отвесных скалах и неприступных кручах, и к ней вела столь незначительная тропка, что здесь, как в древних Фермопилах, достаточно было нескольких человек, чтобы сдержать и не допустить сделать шаг вперед огромной армии. В этом своем неприступном гнезде Ибрагим-хан чувствовал себя совершенно спокойно и слал насмешливо-ядовитые ответы Ага-Магомету. Тот, даже в гневном ослеплении своем понимая, что Шуша действительно неприступна, рассыпался в яростных угрозах.

– Нагайками моей кавалерии будет закидано все Шушинское ущелье, – приказывал он передать Ибрагиму, – а все-таки я доберусь до ее хана!

Карабахцы вместе со своим правителем были уверены в неприступности крепости-столицы и не обращали внимания на эти угрозы.

До поры до времени Ага-Магомет оставил Шушу в покое и пошел, как сказано выше, со своими ордами к границам Грузии, уничтожая города и селения, почему-либо отказывавшиеся изъявить ему покорность.

Не скрывая того, что он идет на Грузию, Ага-Магомет вместе с тем не скрывал и своей уверенности в том, что Россия не найдет возможным оборонить Грузию от его нашествия. Он уже заранее обрекал несчастную страну на гибель, обещая воскресить в памяти грузин все ужасы нашествия шаха Аббаса. Этому несчастному человеку доставляло наслаждение массовое пролитие человеческой крови, и он шел не завоевывать, а разорять и убивать…

Лишь немного более столетия отделяет наше время от времени нашествия Ага-Магомета на принадлежащее ныне России Закавказье, и память этого «ужаса Ирана» еще жива среди грузин. Уверяют, что в Грузии есть старики, которые видели этого несчастного, а вспоминая все это, странным казалось, что в тогдашней Европе не было никого, кто решился бы остановить изверга…

Понятно, какой ужас распространился в соседних с Грузией ханствах, когда туда пришло известие, что шах идет к их пределам. Обезумевшие от страха люди кинулись в Грузию, захватив с собою свое имущество. Сперва беглецы почему-то были уверены, что персидский шах не осмелится напасть на грузинского царя, находившегося под покровительством России, но, желая избежать всех ужасных последствий персидского вторжения, они из огня попали в полымя.

От персов они ушли, зато попали к грузинам… «Грузины, – говорит в своей истории Артемий Араратский, – чего не успели лишить их путем купли-продажи, то отняли у них силою, и даже весьма многих из них обобрали совсем, то есть сняли рубахи и оставили нагих. Доведенные до отчаяния, томимые голодом, несчастные отдавались богатым грузинам в рабство, только бы избавиться от голодной смерти; умершие из них валялись на полях непогребенными, потому что у остававшихся в живых пришельцев не было лопат, чтобы зарывать в землю тела…»

Но именно на Грузию и шел с своими полчищами Ага-Магомет. Напрасно царь Ираклий просил у России помощи. Из Петербурга к главнокомандующему на тогдашней Кавказской линии графу Гудовичу приходили предписания, чтоб он в случае действительного намерения Ага-Магомета вторгнуться в Грузию «обнадежил» Ираклия своею помощью, только «обнадежил» и более ничего. А персидские орды уже вступили в пределы Грузии и шли к Тифлису. Обнадеженный Ираклий, в полной уверенности, что помощь подоспеет вовремя, все-таки призвал к себе имеретинского царя Соломона с его войсками. Имеретинцы явились на этот зов.

За воротами Тифлиса собрались чуть ли не все его жители на торжественную встречу союзников. Со стен навстречу подходившим имеретинцам гремели пушечные салюты. Народ ликовал, уверенный теперь, что персы не осмелятся напасть на столицу царства. Эта уверенность усилилась еще более, когда по Тифлису прошел слух, что будто имеретинцев пришло до 8 тысяч отборнейших воинов.

Между тем на самом деле их было не более 2 тысяч. Начальствовавший над имеретинцами князь Зурад Церетели очень ловко обманул царя Ираклия: он разбросал свой отряд по равнине небольшими кучками, так что получалось впечатление, будто войск прибыло великое множество, хотя на самом деле союзников была всего только горсть.

Но, как бы то ни было, прибытие их ободрило тифлисцев.

– Пускай покажется теперь Ага-Магомет-хан! – кричали одни из них с сознанием собственного достоинства, ходя по городу.

– Кто устоит против нас! – выкрикивали другие.

– Хотя персы в сражении нападают, как львы, – рассуждали между собой в толпах, – но весь успех полагают только на первую свою удачу, в противном же случае тотчас же обращаются в бегство.

– Город – крепок, жители все – герои! – успокаивали перепуганных соотечественников четвертые. – Сверх того, царевичи из каждой удельной области пришлют по тысяче воинов; нет сомнения, что мы истребим все персидское войско и завладеем его достоянием…

– В городе тогда все будет дешево!

«Вот чем, – говорит историк, – успокаивал себя народ, когда в Тифлисе распространилось известие, что шах, миновав Шушу, вступил уже в Ганжинское ханство и что все по пути победоносных его войск покоряется ему, а непокорные предаются огню и мечу».

Остановившись в Ганже, Ага-Магомет отправил к царю Ираклию посланца с требованием изъявления покорности, но Ираклий, надеявшийся на помощь России, отверг его требование. Супруга Ираклия, царица Дарья Георгиевна, со своей стороны, обратилась к Гудовичу с просьбой о помощи; сам Ираклий настоятельно просил о присылке ему 8 тысяч русских войск, но граф в ответ на это указал, что соединенных сил грузин и имеретинцев вполне достаточно для отражения персов, и обещал донести императрице о том положении, в каком находится Грузия, но помощи царю Ираклию не посылал, хотя признавал всю ее необходимость в этом случае.

А между тем выступившее навстречу персам грузинское войско с царем Ираклием во главе должно было вернуться в Тифлис. Имеретинские войска отказались вступить в битву с персами, ушли обратно и, проходя при своем возвращении Тифлис, нападали на спасавшихся из него жителей и грабили их… Положение становилось все хуже и хуже, границы Грузии остались без всякой обороны.

Ага-Магомет, узнав об уходе имеретинцев, тронулся прямо к Тифлису, и 10 сентября 1795 года авангард персов, подошедший было к столице Грузии, был наголову разбит войсками Ираклия.

Какое ликование пошло повсюду после этой победы! Из Тифлиса помчались во все стороны гонцы с известиями об уничтожении персидской рати. Находившийся в своем уделе, в Сигнахе, престолонаследник, царевич Георгий, устроил торжественный праздник. Он выехал на загородный луг и предался народному ликованию.

«И царевич, и народ, – по словам современника Артемия Араратского, – стреляли из находившихся там четырех пушек, пили, ликовали, радостно кричали, возвещая погибель шаха».

Тифлисский разгром

Но – увы! – ликование было преждевременным. Разбить грузинам удалось только авангард персов. Ага-Магомет со своими главными силами стоял в укрепленном лагере в семи верстах от Тифлиса и на другой же день после своего первого поражения повел все свои полчища на штурм несчастного города. Царь Ираклий вышел со всем своим войском из Тифлиса и приготовился к отчаянной битве…

Утренние лучи восходившего солнца озарили четыре мощных отряда, готовых к бою не на живот, а на смерть с ужасным врагом. Спешно покидали Тифлис не успевшие еще выбраться жители. Недавно еще так громко кричавшие о своей победе, они теперь потеряли всякое присутствие духа и наводили уныние на стоявших в зелени сайдабадских садов последних защитников столицы. В центре расположения войск стоял сам царь Ираклий с сыном, царевичем Вахтангом, и своим любимцем князем Амилахваровым; на левом фланге стоял со своим отрядом князь Иоанн Мухранский, на правом фланге, в неудобной для боя местности, внук Ираклия, сын его престолонаследника – царевич Давид. Авангард находился под начальством другого внука царя – царевича Иоанна.

Полчища Ага-Магомета наступали на защитников Тифлиса четырнадцатью отрядами…

Злой рок тяготел над столицею Грузии… Тифлис был сильно укреплен. На его стенах находились тридцать пять орудий, в то время, когда у Ага-Магомета было всего только две дрянные пушчонки. Отсидеться за стенами такого укрепленного города было легко. По крайней мере, граф Гудович в своем рапорте императрице Екатерине говорит, что «при тех средствах, какие имели грузины, взятие Тифлиса персами могло бы быть отсрочено на продолжительное время. Но подданные царя Ираклия, не жалея ни его, ни имущества, не думали об обороне, а надеялись, как писал сам Ираклий, на одни только руки российские». Всего только 1500 человек мог собрать царь для защиты своей столицы!

Паника охватила весь Тифлис, лишь только показались войска Ага-Магомета. Жители искали спасения в беспорядочном бегстве. Царица Дарья одна из первых уехала за 60 верст от Тифлиса в горную деревушку Ананур, находившуюся по дороге к Моздоку. За царицей все побежали из столицы в горы. Никто не заботился о защите, а все только и думали, как бы подальше убраться от поля закипевшей вдруг битвы.

Как лев, кинулся первым на подходивших персов со своим отрядом царевич Иоанн. Закипел отчаянный рукопашный бой. Схватывались грудь с грудью. Дрались с ожесточением, но львиная храбрость грузин разбилась о непоколебимую стойкость персов.

Ага-Магомет прекрасно знал своих воинов и прибег к средству, оказавшемуся в этой битве действенным.

В его войсках было до 6 тысяч трухменцев горского племени, которое отличалось необыкновенною ненавистью к персам, несмотря на то что как те, так и другие были единоверцы. Для этой ненависти у трухменцев существовали какие-то древние родовые причины, и для каждого трухменца убить перса было наслаждением. Этих-то дикарей Ага-Магомет поставил в тылу своего войска с строгим приказанием убивать каждого, кто осмелится отступить с поля битвы. Таким образом, у наступавших на грузин персов оставалось только одно: теснить вперед врага, не отступая ни на пядь назад.

В седьмом часу утра дравшийся с самого рассвета отряд царевича Иоанна дрогнул. Храбрецов оставалось уже немного; большинство легло костьми на поле битвы. Персы сломили отчаянное сопротивление передового отряда; грузины подались назад.

Но как раз в последний момент из центра подоспел со своим отрядом дядя Иоанна, царевич Вахтанг, с отрядом из храбрецов-горцев кизихцев, пшавов и хевсуров. Снова закипел отчаянный бой. Кровь с обеих сторон лилась рекою. Враги наносили удары друг другу молча, с остервенением; бойцы падали один за другим, но персы не отступали, а, напротив того, теснили грузин. Вахтанг и Иоанн бились впереди всех, но они видели, что сопротивление становится невозможным. Персы превосходили их численностью и медленно подвигались вперед. Вахтанг послал гонца к отцу, прося возможного подкрепления.

Желая поднять упавший дух защитников Тифлиса, Ираклий приказал начальнику над шутами и музыкантами Мочабелову принять командование над небольшим отрядом и вести его в бой. Расчет царя оказался верным. Мочабелов, взяв свой чонгур[6]6
  Чонгур – грузинский музыкальный инструмент.


[Закрыть], с веселой песней кинулся с порученным ему отрядом в самый пыл схватки. Это ободрило воинов, и они кинулись на персов с такой яростью, что опрокинули их ряды и на глазах самого Ага-Магомета овладели персидскими знаменами. Теперь победа как будто клонилась на сторону грузин.

– Я не помню, – воскликнул с гневом шах, – чтобы мои враги когда-либо сражались с подобным мужеством!

Он сделал знак, и на грузин кинулись пешие мазандеранцы, составлявшие арьергард персидских войск. Один за другим вмешивались в битву их отряды, а следом за ними кинулись на поле битвы свежие резервы.

Теперь уже сам царь Ираклий кинулся со всеми своими силами на врага; но персы так и прибывали. Трижды отбрасывали их грузины от стен своей столицы. Царь вспомнил свою молодость и дрался с врагами, как простой воин.

Но, несмотря на это, царь видел, что персы уже обошли отряды Вахтанга и Иоанна и наступали с тыла на позицию самого Ираклия. Гибель была совсем близка от знаменитого старика. Да и сам он – ясно было это – искал ее. Когда под натиском персов дрогнули и побежали последние ряды его воинов, Ираклий застонал и кинулся один на наступавших врагов.

– Царь, куда?! – воскликнул в ужасе князь Амилахваров, стараясь поймать лошадь Ираклия за повод.

– Прочь! – не своим голосом крикнул ему несчастный. – Грузия гибнет, и мне жить незачем…

Он рванулся вперед; в одно мгновение персы охватили его живым кольцом.

– Спасите, спасите деда! – пронесся средь шума битвы душу надрывающий вопль царевича Иоанна. – Грузины, вспомните, кто гибнет!.. – и храбрец-внук один кинулся выручать своего деда.

Этот пример подействовал. Последние триста воинов Ираклия, как львы, кинулись на персов. Произошла короткая схватка. В это время лошадь под Ираклием была уже убита, и царь пеший отбивался от окружившей его толпы врагов. Царевич Иоанн врубился в эту толпу и подхватил старика к себе на седло. Повернуть коня и помчаться назад с дорогой своей ношей было для царевича делом одного мгновения. За ним ударились в беспорядочное бегство и все остальные соратники Ираклия. Не все ли было равно? Дело грузин было проиграно: они не были в состоянии отстоять от свирепого врага свою столицу…

Давя на узких улицах Тифлиса своих, промчался царевич Иоанн с бесчувственным дедом через столицу и по Авлабарскому мосту скрылся на берегах Арагвы. А в это время рукопашный бой уже кипел на тифлисских улицах. Персы ворвались в столицу Грузии. Их толпы, как потоки всепоглощающей лавы вулкана, расплывались по улицам и переулкам.

Еще сопротивлялся на своей горной позиции отряд царевича Давида; здесь грузины не один раз отбрасывали персов, но их сопротивление и их геройская храбрость были уже совершенно бесполезны, и царевич Давид с великим трудом отступил через горы к Арагве, где решился до последней капли крови защищать своего деда, пока не уберутся восвояси персы.

Иоанн и Давид – вот два героя, которыми совершенно справедливо гордится грузинский народ… Поразительно общее безучастие, с которыми было встречено ужасное бедствие отдельными правителями страны. Еще до приближения Ага-Магомета Ираклий чуть ли не слезно просил своего старшего сына, Георгия, и других царевичей поспешить присылкою к нему войска. Царевич Георгий, находившийся в Сигнахе, принялся было формировать дружины и одну за другой отправлял их к Тифлису, но дружинники разбегались и окольными путями возвращались домой.

Понятно, что при таком равнодушии народа к участи родины невозможно было сопротивление грозному врагу. Тифлис в злосчастный для него день 11 сентября 1795 года уже к наступлению ночи оказался весь в руках победителей…

Начались ужасы… С каждым рассветом дня толпы персов, вместе со своим повелителем, устремлялись в столицу Грузии. Там победители предавались невозможному неистовству. Они отнимали у матерей грудных младенцев и, хватая их за ноги, рассекали своими мечами с одного удара, дабы попробовать, не затупилось ли их оружие. Женщины сотнями уводились в лагерь, и их в бесчувственном состоянии бросали прямо на дорогу. Выставив на мосту через Куру икону Богоматери, персы заставляли грузин, по словам историка Романовского, издеваться над образом и потом убивали без пощады. Кура была запружена грузинскими трупами. Ага-Магомет, вступив в Тифлис, прежде всего явился ко дворцу Ираклия и, осмотрев все внутренние покои, присвоил себе наиболее понравившиеся ему драгоценности, а остальные сокровища отдал на разграбление своему войску, которому приказал также ограбить и разрушить до основания все христианские храмы.

Полному разгрому подверглись и ближайшие окрестности Тифлиса: Мцхет был выжжен персами, которые хотели сжечь и знаменитый мцхетский храм, но были остановлены начальником отряда, нахичеванским ханом.

– Не следует осквернять святыню и гроб царей, – сказал он, удерживая своих людей от разгрома знаменитого храма.

Тем не менее монастырское имущество все было разграблено и повсюду валялось множество убитых. Монахи разбежались, предоставив на разграбление персам веками собранные сокровища.

Отряды персов проникли за Тифлисом в Мухнар и Джили, не встретив на своем пути ни одного человека. Села и деревни были пусты. Близ Гори отряды собрались было около крепости, но отступили, не предприняв против них ничего. Они бродили по всей верхней Карталинии, но нигде не находили себе добычи и возвратились к Тифлису ни с чем.

В окрестностях Тифлиса началось опустошение. По дорогам открылись грабежи и убийства. Бежавшие из столицы грузины убивали друг друга, чтобы завладеть чужим имуществом… Страна, казалось, совсем погибала…

Когда в Сигнах пришли вести о тифлисском погроме, все там, даже и сам престолонаследник, царевич Георгий, пришли в панический ужас. Городские жители стали оставлять город и искать спасения в бегстве. Должен был бежать и Георгий, будущий последний царь Грузии.

Все его имущество было уже навьючено на лошадей, когда в городе узнали о желании царевича оставить Сигнах. Собравшись огромною толпою вокруг дома, грузины кричали Георгию, что они его не выпустят, и лишь с помощью подкупа и отказа от своего имущества Георгию удалось бежать в одном кафтане к отцу в Телав.

А разгром несчастного Тифлиса все еще продолжался.

Дотла было выжжено Авлабарское предместье, и в нем уцелел только один дом князя Бебутова, в котором ежедневно останавливался Ага-Магомет.

Шесть дней продолжались грабежи и неистовства в грузинской столице.

Но наряду с персами неистовствовали и имеретины. Мало того что они трусливо бежали с поля битвы от неприятеля, они также грабили и разоряли Карталинию и уводили в плен тысячи беззащитных семейств.

Из одной только столицы Грузии были выведены в плен более 3 тысяч человек. Из других мест персами были уведены до 10 тысяч грузин да столько же союзников – имеретин и других соседей, и, наконец, более 10 тысяч разбежались в Ахалцих и Карс, отыскивая там себе безопасное убежище.

Страна была окончательно опустошена.

Народ, за неимением хлеба, питался лесными орехами и травою, когда пришло известие, что Ага-Магомет оставляет Грузию и отходит со своими полчищами к Ганже. Только тогда укрывавшиеся в лесных трущобах за Душетом и Анануром беглецы из Тифлиса и его окрестностей стали выходить в селения. В Анануре, где укрылся и царь Ираклий, собралось огромное кочующее население. Пришельцы проводили день и ночь под открытым небом, без одежды, без насущного пропитания. Со всех сторон вопли и стоны отчаянно оглашали улицы Ананура.

Спасенный внуком Ираклий тоже весь предался отчаянию.

В полуразрушенном старинном грузинском монастыре Ананура, в одной ветхой келье, бывшей в углу монастырской ограды, можно было видеть в дни всенародного горя закрытого простым овчинным тулупом старика, сидевшего лицом к стене… Этот старик еще недавно был грозою всего Закавказья, имя его было царь Грузии Ираклий.

Подобное положение продолжалось в Ананурском монастыре до тех пор, пока царица Дарья чуть ли не силою увезла своего расхворавшегося супруга в Телав, древнюю столицу Кахетии, любимейшее местопребывание Ираклия.

Да и пора уже было оставить отчаяние и сетование на судьбу; приходилось действовать, тем более что Ага-Магомет хотя и отошел от Тифлиса, но продолжал грозить новым нашествием.

Опять несчастный царь обратился с мольбою о помощи к графу Гудовичу, указывая ему, что если эта помощь не будет дана в возможно скором времени, он должен будет признать себя вассалом Ага-Магомета.

Гудович не решался без разрешения императрицы оказать существенную помощь Ираклию, но в то же время он ясно сознавал, что положение Грузии критическое, и приказал части своих войск перейти к Моздоку, другой переправиться за Терек и принять меры для исправления дорог.

Это было далеко не то, что нужно было Ираклию. Ему необходимо было не только устрашить шаха Ага-Магомета возможностью войны с Россией, но и показать своему народу, что русские не оставляют его своею помощью и даже склонны отомстить Ага-Магомету за его нашествие на дружественную им страну.

Но граф Гудович все медлил и медлил.

Тогда Ираклий решился на последнее средство. Он написал письмо своему сыну, царевичу Мириану, находившемуся в Петербурге на русской военной службе.

«Мириан! – писал Ираклий сыну. – Вот время принять тебе возможный труд за отечество, за церковь и христианский народ. Ничего уже у нас не осталось, всего лишились. Ты сам знаешь, что ежели бы мы присягою к высочайшему двору привязаны не были, а с Ага-Магомет-ханом согласны были, то сего бы приключения с нами не сбылось. Для Бога, приложи возможное старание, чтобы ускорить исходатайствование войск, пока Ага-Магомет-хан не усилился, не успел овладеть всем и отогнать находящийся при нас кочующий народ до прибытия помощи. Войско получит Богом данную знаменитую победу, страны же сии навеки славою своею освободит».