Текст книги "Покоренный Кавказ (сборник)"

Воронцовское время

Даргинская экспедиция указала Воронцову истинный путь, по которому он должен был идти в горы. Началась медленная наступательная война, война на всех пунктах. Воронцов одинаково уделял внимание свое и правому, и левому флангам, везде действуя осторожно, без эффектных, но бесполезных и истомляющих экспедиций. В недра Дагестана русские стали проникать без особенной торопливости, но зато это было уже движение наверняка. На правом фланге действовали путем возведения новых линий и расширения их районов. Из событий этого времени должно отметить прежде всего героическую защиту Головинского укрепления, на которое черкесы напали 16 июля 1844 года. В 1845 и в 1846 годах черкесы снова пытались взять Головинское, но были отбрасываемы с жесточайшим уроном. Так же тщетно пытались они взять форт Раевский 24 мая 1845 года. Здесь, в Закубанье, горцы серьезных успехов не имели. На левом фланге с 1846 года русские начали уже закреплять за собою земли, отнятые у горцев области, устраивая казачьи поселения и вырубая непроходимые леса. Шамиль сопротивлялся с несокрушимой энергией. Он отнял в Среднем Дагестане у русских важный аул Куташи, но генерал князь Бебутов успел вернуть эту позицию из рук горцев. Театр войны все суживался. Шамиль из Дарго переселился в аул Ведено. Но русские все еще продолжали терпеть неудачи, когда приступали к более решительным действиям. К таким неудачам принадлежит попытка овладеть в 1847 году аулом Гергебиль. Воронцов пустил на этот аул, бывший «бельмом на глазу» у русских, два сильных отряда – князя Бебутова и князя Аргутинского-Долгорукова. Несмотря на чудеса храбрости, аул не был взят. Отряды должны были отойти, потеряв при штурме до 600 человек убитыми и ранеными. Впрочем, неуспеху этого предприятия много содействовало появление холеры, напугавшей наместника более, чем все скопища Шамиля. Зато более удачным был поход на Салты – один из сильных аулов на юге Дагестана. Салты находились на реке Кара-Койсу и сторожили выход из горных теснин в долину реки Самура. Этот аул был центром распространения мятежа, и уничтожить это гнездо было необходимо.

Собрав припасы, Воронцов сам стал во главе Самурского отряда, состоявшего из восьми батальонов пехоты, двух рот стрелков, роты саперов, полутора тысяч конной и пешей милиции при шестнадцати полевых и осадных орудиях и особых ракетных командах.

Движение отряда началось 25 июля 1847 года. По дороге русским пришлось преодолевать громадные препятствия, особенно при разработке дороги. Войска ночевали близ аула Кегер, в виду неприступного аула Гуниб, одного из самых прочных оплотов мюридизма. Один из историков Кавказской войны, Б. С. Эсадзе, в своем «Описании замечательных событий во время борьбы русских на Кавказе» говорит, что русские к вечеру 26 июля были уже в виду Салтов и расположились неподалеку от них лагерем. Шамиль, прекрасно понимая важное значение аула, где был собран многочисленный храбрый гарнизон горцев, прибывших из разных аулов Дагестана, сильно укрепил его. Сюда стекались самые верные и испытанные мюриды, и не было, кажется, ни общества, ни одного аула в непокоренных еще горах, которые не имели бы представителей в Салтинском гарнизоне. Внешнею оградою укрепления, вооруженного двумя орудиями, служила толстая казематированная стена, которая фланкировалась построенными в нескольких пунктах башнями. Горцы приготовились к упорной защите.

Конец июля и начало августа прошли в устройстве батарей и в расположении по позициям войск. Осадные работы велись под руководством инженер-подполковника Кесслера. По сооружении батарей и ложементов и по прибытии к отряду еще двух батальонов и акушинской милиции был открыт сильный артиллерийский огонь. Видя, что русские заняли сильные позиции и уже приблизились к аулу, горцы делали вылазку за вылазкою, нападали на русские передовые посты, а затем в значительном числе стали показываться днем на окрестных высотах, а ночью приближались к лагерю для воспрепятствования траншейным работам; попытки эти, однако, были тщетны; их отбивали, и осадные работы шли вперед успешно.

4 августа после рекогносцировки в отряде получили сведения о нахождении вблизи Салтов 8 тысяч конных и пеших скопищ, собравшихся против левого фланга русской позиции, в оврагах и ущель ях высоких гор, между Кегером, хидатлинским и салтинским мостами, и предводимых наибами Хаджи-Муратом, Кибит-Магомой и Даниельбеком, султаном елисуйским.

Князь Воронцов решил разбить вспомогательные скопища горцев. Для этого охранение лагеря и осадные работы он поручил начальнику штаба Коцебу, а Аргутинскому-Долгорукову вверил подвижную колонну, состоявшую из шести батальонов, двух рот стрелков, дивизиона нижегородских драгун, 200 казаков и 900 милиционеров, сам же с шестью горными орудиями и ракетной командой в ночь на 7 августа выступил против Хаджи-Мурата. Стало рассветать. Авангард приблизился к оврагу, тянувшемуся перед неприятельской позицией. Войска кинулись на передовые горские пикеты. Воронцов направил против левого неприятельского фланга два батальона, четыре орудия и ракетные станки, а князю Аргутинскому послал приказание стягиваться к авангарду всею кавалерией, которая должна была, перейдя овраг, обойти горцев с правого фланга. Согласно этому приказанию, дело завязали отважные милиционеры полковника Бакиханова с дивизионом нижегородцев, которые, преодолевая чрезвычайные затруднения на отвесных спусках и подъемах, обскакали горцев с тыла, а два батальона эриванцев с мингрельцами бросились на завалы с фланга.

Противник, отрезанный от главного пути отступления, не выдержав натиска, начал бросать оружие, бурки – все, что только его стесняло, и, опережая и давя друг друга, с гиком и шумом кинулся толпами в кручу с отвесных скал между салтинским и хидатлинским мостами. Бегущих горцев русские солдаты с криками «ура!» поражали штыками, пулями и камнями… Не менее успешна была и атака завалов на левом фланге неприятельской позиции, произведенная шестью ротами ширванцев и милицией. Таким образом, горцы были сброшены в глубокое ущелье на всей линии и, не имея возможности пробиться к реке Кара-Койсу, пришли в отчаяние и рассеялись в разные стороны.

После этого дела Воронцов передвинул свою колонну на высоты, прилегавшие к правому флангу позиции. Войска, поднявшись ночью на эти высоты, к рассвету рассеяли и здесь неприятеля. Одновременно с этим рота Дагестанского полка овладела мостом, который находился между двумя глубокими оврагами у правого фланга траншей, откуда горцы тревожили рабочих. Несмотря на перечисленные успехи, взять сильно укрепленный и хорошо вооруженный аул Салты открытою силою не представлялось возможным.

Вследствие этого главнокомандующий решил вести правильную блокаду. Батареи и брешь-батареи открыли убийственный огонь и стали громить аул; галереи же были подвинуты под самые стены. Горцы тоже не оставались праздными и поражали траншеи беспрерывным ружейным огнем. Так продолжалось изо дня в день до половины августа, но горцы не помышляли о сдаче. Ввиду этого было приказано теснее обложить Салты и овладеть находившимися в тылу укрепления садами, которые составляли ключ позиции. Занятие этих садов должно было повлечь за собою падение твердыни, а потому можно было заранее предвидеть жестокий бой. С этою целью в ночь с 22 на 23 августа, когда салтинские сады покрылись густым мраком, генерал-майор Бюрно с двумя батальонами Ширванского и Самурского полков занял сады с западной стороны аула и, таким образом, замкнул круг осады.

Как раз в это время для отвлечения внимания неприятеля со всех батарей был открыт сильнейший огонь по аулу, а два батальона с барабанным боем и криком «ура!» заняли передовые траншеи. Занятие садов поставило горцев в затруднительное положение, вследствие чего они задумали взять их обратно и в ту же ночь бросились на батальоны, но были отбиты. Упорный бой продолжался до рассвета. Войска восемь раз ходили на штурм, и восемь раз приступы были отбиты. Хотя позицию отстояли, но это стоило русским пятнадцати офицеров и более трехсот нижних чинов, то есть почти половины высланного отряда. Несмотря на упорство неприятеля, сады были заняты и положение горцев становилось безвыходным. Осада продолжалась. Настал последний и самый решительный период осады: 6 сентября по прибытии мортир и легких орудий начались общая бомбардировка и подготовление к штурму. На другой день снова загрохотали брешь-батареи и был заложен горн (минный заряд) под большую башню, а 8-го в шесть часов утра сразу был открыт огонь со всех батарей. Центральная башня была взорвана и исчезла со стенами, а на ее месте образовались две огромные воронки, и все задернулось густою черною тучею. Страшный треск пронесся в ущельях гор. Два часа земля буквально стонала от грохота орудий.

Вслед за этим было решено овладеть наружною оградою аула. На рассвете 9-го числа предполагалось занять штурмом южную стену аула. По условному сигналу с батарей был открыт усиленный огонь. Затем были двинуты на штурм охотники и под начальством командира Дагестанского полка полковника Евдокимова – четыре батальона от Дагестанского и Самурского полков, быстро овладевшие передней линией неприятельских укреплений. Неприятель из траншей открыл ружейную пальбу, сопровождая ее тучею камней, и все время упорно держался за весьма искусно расположенными верками второй и первой линий; он даже предпринимал смелые вылазки. Дагестанцы и самурцы проявили еще раз примеры мужества и стойкости и, отстаивая позиции, гибли рота за ротой. Раненых уносили, но в тот же момент на их месте спокойно вырастали новые фигуры. Примером для солдат были храбрые офицеры.

Уже двенадцать часов продолжался бой. Солнце садилось за горы. Русские и горцы стояли лицом к лицу в каких-нибудь сорока шагах. Шамиль издали следил за ходом кровавого побоища и все время ободрял правоверных. Начинало темнеть. Наконец были подведены пять орудий, и после бомбардировки из двухпудовой мортиры обороняющиеся заметно стали колебаться, чему много способствовало то обстоятельство, что горцы остались без воды, так как русским удалось испортить протекавшую к аулу воду. Кроме того, стояла невыносимая жара, а от гниения неприбранных трупов заразился воздух; в то же время совершенно прекращено было сообщение с окрестностями. Все это решило участь гарнизона, который стал гибнуть сотнями.

Несмотря на такие бедствия, неприятель готов был на новые предприятия: ночью на 11 сентября горцы у подножия занятой русскими стены зажгли кучу сухого хвороста и, кинувшись под прикрытием дыма на батарею, овладели ею, а затем бросились на прикрытие, и хотя были отброшены, но у орудия вся прислуга была перебита. Заметив это, полковник Манюкин с горстью офицеров Мингрельского полка подоспел и, отважно действуя, не уступил занимаемой позиции. Он был изранен несколькими ударами в лицо и голову; несмотря на это, герой выхватил пушку из рук неприятеля и с помощью офицеров оттащил ее назад. 12-го числа бомбардировка продолжалась: в этот день в самом ауле действовали уже восемь орудий, а на другой день к их разрушительному действию прибавился еще сильный огонь с фланговых батарей.

Аул стал пустеть. Оказалось, что горцы попрятались в подземелья. Положение их становилось критическим, так как они уже третий день не получали продовольствия, жажда же томила их больше голода. Несмотря на это, Салты еще держались; между начальниками мюридов шли совещания: одни находили, что дальнейшее упорство послужит к напрасной гибели храброго гарнизона, другие, и главным образом Умар-Дебор, не соглашались с мнением большинства. Горячий спор происходил до поздней ночи на 13-е число, после чего горцы, не слушая уже приказаний Дебора, начали готовиться к выступлению из аула. С рассветом 14 сентября защитники, истощив все свое геройство, очистили аул и направились в разные стороны. Русские войска ворвались в аул и завязали на улицах кровопролитный бой, в котором ширванцами были отбиты пушка и знамя Умар-Дебора.

Такой же адский бой происходил и на левом фланге, где во главе охотников действовал линейного батальона штабс-капитан Бухаров, пока не был поражен насмерть. Везде неприятель защищался отчаянно, и нелегко представить себе этот лабиринт завалов, баррикад, укрепленных саклей, крытых ходов и подземелий, которыми неприятель пользовался для поражения наших войск.

В самом начале боя 1-я гренадерская рота Самурского полка была отправлена к башне номер один на правом фланге для устройства сообщения между нею и передовыми саклями, а вслед за тем к батарее, сооруженной 9-го числа на стене, был поставлен 1-й батальон эриванцев в общий резерв.

Все же части штурмующей колонны поочередно были введены в бой: одни роты сменялись другими. К полудню гренадерская рота самурцев, сильно поредевшая и изнуренная тягостной работой, была заменена 2-ю егерскою ротою Эриванского полка. Прапорщик Калиновский со своею командою, приводя сообщение уже к концу и следя за неприятельскими выстрелами, поражавшими его рабочих, заметил, что они направлены из какого-то подвала. Обнаружилось, что этот подвал проходил по всему занятому на нами в тот день пространству и имел два выхода: один из них был завален в начале штурма разрушенною саклею, а другой открывался в овраге. Для овладения подвалом были вызваны охотники из эриванской роты, которые вместе с саперами под командою инженер-поручика Попова приступили к выходу и потребовали сдачи засевших в подземелье мюридов. В ответ просвистало несколько пуль. Вызваны были охотники из артиллерии с ручными гранатами. В зияющее отверстие по разным направлениям полетело до пятнадцати гранат, и вслед за сим раздались голоса, возвещавшие готовность сдаться. Метание гранат было приостановлено, и на свет Божий стали выползать озлобленные мюриды. Их набралось четырнадцать человек, и столько же, по их словам, осталось в подвале: они обрекали себя на смерть во имя Аллаха. Снова полетели в подземелье ручные гранаты, а затем вбежали карабинеры. Осмотревшись, они заметили фанатиков, забившихся в отдаленные углы; по ним карабинеры открыли огонь, постепенно наступая; мюриды бросились на них с обнаженными шашками и кинжалами, но пали на сплотившихся штыках…

Пока в ауле происходил ожесточенный бой, с северной стороны появились толпы неприятеля, чтобы через сады прорваться на помощь гарнизону, а Хаджи-Мурат с партией в 10 тысяч человек конных спустился с высот по дороге от селения Купны, угрожая нашему правому флангу; в то же время другая партия появилась в тылу нашей позиции от селения Кудали, и с этой же стороны от Хаджал-Махи ожидалось прибытие в Салты транспорта с артиллерийскими снарядами. Генерал-адъютант Коцебу, взяв из боевого резерва две роты Эриванского карабинерного полка, одною из них с горным орудием занял редуты на дороге в Купну, а с другою, также при одном орудии, двинулся против Хаджи-Мурата; сюда же поскакали дивизион драгун, сотня казаков, конная ракетная команда и 50 человек аварской милиции. Навстречу же транспорту, правее, была отправлена особая колонна пехоты под командою полковника Минквица. Хаджи-Мурат, приняв, вероятно, это движение за обход его отряда, бросил свою весьма сильную позицию, перерезанную глубокими оврагами, и стал отступать с такою поспешностью за крутую гору, что его не могли нагнать карабинеры. Горцы, провожаемые ракетами и гранатами, скоро скрылись из виду…

Рукопашный бой, продолжавшийся семь часов, прекратился после трех часов пополудни. Наши войска овладели большим пространством, чем было предположено. Охранение занятой нами части аула было возложено на майора Асеева с двумя с половиною батальонами; прочие войска были отведены в лагерь, чтобы наутро окончательно вытеснить упрямых горцев из непокорной части аула. Все знали об отчаянном положении гарнизона, и не без основания можно было рассчитывать на попытку остатков гарнизона, пользуясь покровом ночи, бежать из аула. В этих видах были усилены секреты и выставлены сильные пикеты, а в удобных местах для действия артиллерии поставлены орудия.

Салты пали, но штурм и взятие их стоили русским огромных потерь, простиравшихся до 1200 человек убитыми, ранеными и контуженными; в том числе были убиты около ста офицеров. Горцев при обороне аула было убито тоже громадное число. По дороге к укреплению лежало более 200 тел с разбитыми черепами, с пронзенными грудями… Аул представлял картину страшного разорения…

Отдавая должное горцам, князь Воронцов писал военному министру: «При долголетнем опыте мне редко случалось видеть неприятеля более упорного и стойкого, как гарнизон укрепления Салты, который составлен был из лучших и храбрейших людей Дагестана. Упрямое сопротивление этого гарнизона превосходят все, что в европейской войне может быть известным».

Падение Салтов было событием великой важности, так как после того все горские общества и предводители местных племен не считали себя безопасными и уже потеряли всякое доверие к стенам и башням. Немало поколебалось и доверие к имаму, на глазах которого был истреблен храбрый гарнизон Салтов. С другой стороны, падение этого укрепленного аула обеспечивало спокойствие правого берега Казикумыкского Койсу и замирение Цудахара, связывающего Северный Дагестан с Южным. В то же время весть о погроме Салтов, быстро разнесшаяся в горах, как и всегда бывает с впечатлительными южанами, в значительной степени охладила их боевой пыл, ослабила их напряжение. По крайней мере, хотя елисуйский султан Даниель-бек и успел в следующем, 1849 году поднять лезгин, но вторжение их скопищ в Джаро-Белоканскую область не отличалось особенной энергией, и лезгины были наголову разбиты под аулом Чардахлы. Когда же дагестанские горцы попробовали вторгнуться в пределы Казикумыкского ханства, то на этот раз поднять казикумыков не могли и были рассеяны без особого труда. Вообще, после разорения салтинского гнезда мятежей и бунта воинское счастье заметно перешло на сторону русских. В том же 1848 году, в июне, был взят наконец неприступный Гергебиль. Шамиль, прекрасно понимавший значение позиции, поручил защиту аула отчаяннейшим из своих мюридов. Из Гергебиля были выведены семейства горцев, увезено все имущество. В ауле остались только те, кто решился умереть на месте. Штурм Гергебиля представлял трудности необыкновенные. Аул стоял на вершине утеса, вздымавшегося на 8 тысяч футов над уровнем моря. С одной стороны он был обнесен широким и глубоким рвом, с другой – зияла пропасть. Высокие толстые стены с башнями опоясывали аул со всех сторон. Чтобы подобраться к нему, войскам пришлось подняться и втащить пушки на горные вершины, вздымавшиеся еще выше Гергебиля. И этот подвиг был совершен, несмотря даже на то, что на береговых высотах Койсу стоял сам Шамиль с огромными скопищами. Штурм был назначен на 6 июля, но горцы не дождались его и покинули свое неприступное гнездо, прежде чем последовал решительный русский удар.

Вскоре после этого была вписана новая славная страница в летописи Кавказской войны. Эту страницу дала чудесная, прямо сказочная защита самурского укрепления Ахты, на которое насел великий имам Чечни и Дагестана со всеми своими силами. Шамиль заметил, что после падения Гергебиля его влияние стало заметно ослабевать, и решился победою восстановить его. Он избрал для нападения небольшую крепостцу Ахты, построенную на правом берегу Самура, недалеко от впадения в него реки Ахтычай. Гарнизон крепостцы состоял всего из двух рот шестого линейного грузинского батальона под командою начальника Самурского округа полковника Рота. Шамиль был уверен, что он возьмет Ахты, прежде чем на Самур успеют собраться утомленные Гергебильской экспедицией войска. Осада Ахты началась в сентябре. Горцев собралось небывалое количество – сошлось чуть ли не все способное к войне мужское население подчинявшихся имаму горных обществ. Защитники Ахты решили стоять до последнего. На бастионах во время отчаянных штурмов дрались с врагами даже жены офицеров. О сдаче никто и не думал. Штурмы производились горцами по нескольку раз в день. Наконец дальнейшее сопротивление даже героям стало казаться невозможным. О подкреплениях не было и слуху, боевые припасы истощились. Решено было взорвать крепость в то мгновение, когда в нее прорвутся горцы. Под всеми бастионами были заложены фугасы, но как раз в то время, когда горцы готовы были двинуться на свой последний приступ, в горах загремели выстрелы. Подоспел отряд князя Аргутинского-Долгорукова, и осаждавшие все разбежались при первом же известии о его приближении. Крепость была спасена.

Здесь, на левом фланге, точно так же, как и на правом, военные действия приняли особенный характер. Успехи и неудачи чередовались друг с другом, но ни для той, ни для другой стороны они не имели решающего значения. В следующем, 1849 году князь Аргутинский осаждал знаменитый аул Чох, но взять его не был в состоянии; зато на Лезгинской линии генерал Чиляев разгромил горцев у аула Хупро. Но, повторяем, успехи и неудачи в этой войне не имели никакого решающего значения. Полный успех сулил только «ермоловский способ», и Воронцов широко применял его в последние годы своего наместничества. Войска постепенно вырубали леса на склонах гор. Особенно настойчиво это производилось в Чечне, где ни одно из обществ не признавало своей зависимости от русских. Расчистив местность, русские сейчас же укрепляли ее за собой устройством форта, крепостцы или просто устройством на освобожденном от леса месте новых поселений. Таким образом, была возобновлена и заселена Сунженская линия. Чеченцы противились отчаянно. Ни одного дня не проходило без жарких схваток, но, несмотря на энергичное сопротивление, русские шли все далее и далее, и непокорные аулы волей-неволей должны были забираться в глубину страны.

Из русских героев Чечни в этот период войны история отмечает удивительного храбреца генерал-майора Н. П. Слепцова. Слепцов был душою войны. Его храбрость была беспримерна. Во время схваток с горцами не было такого опасного места, где бы не появлялся герой. И смерть как будто щадила его. Он оставался невредимым там, где чеченские пули вырывали его солдат десятками. Но – увы! – от смерти не уйдешь… 10 декабря 1851 года во время незначительной схватки с чеченцами, в тот момент, когда Слепцов вел навагинцев на чеченские завалы, его поразила шальная пуля. Рана оказалась смертельною; через полчаса после рокового момента Слепцов был уже мертв.

Этому герою было всего тридцать три года, но имя его гремело на всей Кавказской линии. По описанию современников, Слепцов был среднего роста, худ и сух. Бледное лицо его, покрытое загаром от солнца Чечни, было очень красиво. Строгий, благородный профиль, орлиный нос, густые, короткие усы, бакенбарды, обходившие кругом лица, и черные глаза, обычное выражение которых было мягкое и ласковое, но которые в минуты воодушевления или гнева сверкали, как угли, составляли в общем своем целом одну из тех физиономий, которые нельзя забыть, видя их хотя однажды. Волосы его были густые, курчавые, черные как смоль, с пробивающимся серебром седины. Он быстро ходил, его движения и жесты были резки; говорил он скоро, а когда был чем-либо взволнован, то начинал заикаться. Голос его был приятен, имел особенный тон, в моменты же гнева и раздражения делался необыкновенно звонким и крикливым.

Главнокомандующий почтил память Слепцова и отдал по войскам такой приказ: «10 декабря отряд, собранный в Малой Чечне, произвел вполне удачную атаку неприятельских завалов при входе в долину реки Гехи, где чеченцы потерпели сильное поражение и понесли весьма большой урон. С нашей стороны по числу убитых и раненых потеря маловажная, но она невознаградима, потому что в этом деле мы лишились храброго генерал-майора Слепцова, сраженного пулею в грудь. С прискорбием извещая о том войска вверенного мне корпуса, остаюсь вполне уверенным, что все знали его подвиги и все разделят чувство горести, возбуждаемой утратой этого доблестного генерала, но в особенности Сунженский казачий полк, которым он командовал с 1845 года, который он устроил, поселил, воодушевил и прославил, с которым сделался грозою неприятеля, постепенно изгнанного из Малой Чечни, и в рядах которого он пал на поле чести».

Память Слепцова увековечена переименованием Сунженской станицы в Слепцовскую, в которой впоследствии был воздвигнут памятник герою. В его же честь названы Слепцовскими минеральными водами серные источники, находящиеся недалеко от Михайловской станицы.

Слепцов пал на поле брани, и память его навсегда осталась в кавказских войсках, но то время было не такое, чтобы отдаваться печали. События не заставляли себя ждать.

Шамиль, отброшенный от аула Ахты, принужден был бежать в Прикаспийский край и только выжидал время для возобновления наступательной борьбы. Но влияние и власть его в Дагестане, главном его оплоте, стали заметно ослабевать. Имам и сам заметил это. Отыскивая себе новых приверженцев, он обратил внимание на черкесов адыге, боровшихся против правого фланга Кавказской линии. Как раз в это время русские здесь перешли в наступление и начали вытеснять абадзехов из плодородных местностей между реками Белой и Лабой. Борьба происходила отчаянная, и вот во главе черкесов Шамиль поставил одного из своих способнейших наибов – Магомет-Эмина. Черкесы снова получили правильную организацию, сплотились вокруг своего вождя, и даже поражение, нанесенное им русскими 14 мая 1851 года, ненадолго охладило их пыл.

Зато на левом фланге, начальником которого стал князь Барятинский, успехи следовали за успехами. Русские отряды проникали в непроходимые горные трущобы; аулы горцев положительно сметались с круч. В течение 1852 года окончилась неудачею только одна экспедиция – полковника Бакланова к аулу Гурдали. Но зато лишь только наступил 1853 год, как разом встрепенулись горцы всего Кавказа. Пошли слухи о неизбежной войне России с Турцией. Турецкие эмиссары появились среди горских племен. Шамиль и Магомет-Эмин получили от турецкого султана фирманы, призывавшие всех мусульман на священную войну с русскими. Но на призывы своих вождей горцы отзывались слабо. Мюридизм потерял свою остроту, а тяготы, налагаемые этим учением, утомили горцев. Тем не менее Шамиль собрал достаточно сил и готов был вторгнуться в Кахетию и в Джаро-Белоканский округ. Это вторжение предупредил князь М. З. Аргутинский-Долгоруков, совершив в сентябре 1853 года неимоверно трудный переход через горы Дагестана в Закаталы. Около этого же времени Магомет-Эмин со скопищем закубанских горцев был наголову разбит генералом Козловским. При таких обстоятельствах разразилась Восточная война, перешедшая в Крымскую кампанию. Загремел над Русью севастопольский гром. Тут уже не до Кавказа было России. На правом фланге пространство между Анапою, Новороссийском и устьями Кубани было оставлено; гарнизоны Черноморской линии были увезены в Крым и укрепления взорваны. На левом фланге Шамиль, вошедший в соглашение с командовавшим турецкой анатолийской армией, ворвался в Кахетию, и его нападение не имело успеха лишь потому, что обаяние его почти пропало и горцы неохотно отзывались теперь на призывы своего имама. Вскоре после этого набега граф М. С. Воронцов оставил пост наместника, и главнокомандующим войсками на Кавказе был назначен генерал-адъютант Н. Н. Муравьев, на долю которого выпала борьба не с горцами, а уже с турками.

Восточная война на Кавказе началась вторжением сорокатысячной турецкой армии в Ахалцихский уезд. Из эпизодов ее необходимо отметить блистательные дела 1853 года князя Бебутова, князя Андроникова, князя Орбелиани, князя Чавчавадзе и Муравьева. Баяндурское, Башнадикларское, Ацхурское и Ахалкалакское сражения покрыли новою славою кавказские войска. В следующем, 1854 году произошли сражения у реки Чолока в Гурии и на Чингильских высотах. В первом из них князь Андроников и во втором барон Врангель нанесли туркам серьезные поражения, а 24 июля того же года князь Бебутов у селения Курук-Даре наголову разбил главные турецкие силы. В 1855 году русские вели сперва оборонительную войну, но в октябре тридцатитысячная армия Омар-паши, высадившись в Сухум-Кале, вторглась в Имеретию и доходила почти до самого Кутаиса, зашищенного слабым, не имевшим продовольствия отрядом князя Багратиона-Мухранского. Только движение Муравьева к Карсу предотвратило бедствие. 16 ноября 1855 года Карс сдался на капитуляцию, а весною следующего, 1856 года Парижским миром была закончена Восточная война, причем русские границы в Закавказье остались прежними.

Шамиль во время Восточной войны, кроме окончившегося для него неудачно набега в Джаро-Белоканы, ничего не предпринимал против русских, но зато события на правом фланге, где черкесы оказали туркам серьезную помощь, показали, что России необходимо во что бы то ни стало развязаться с Кавказом. Несмотря на несчастную войну, были напряжены все силы, и для решительной борьбы с горцами было собрано 270 тысяч войска, во главе которого был поставлен уже прославленный кавказский воин князь А. И. Барятинский, назначенный кавказским наместником.