Электронная библиотека » Альвин Каспари » » онлайн чтение - страница 35


  • Текст добавлен: 27 марта 2016, 21:00


Автор книги: Альвин Каспари


Жанр: История, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 35 (всего у книги 51 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Кое-где в горах Шамиль выстроил новые укрепления, собственно говоря, ничтожные, но сильные тем, что они усиливали и без того неприступные места. Над дорогами в тех местах, где можно было ожидать неприятеля, были навалены бревна и кучи камней, которые сбрасывались на головы осаждающим.

С такими-то ничтожными силами и примитивными предметами обороны и нападения выступил Шамиль против закаленных уже в предыдущих боях русских войск, и выступил с твердой уверенностью, что он победит. Уверенность имама, его громадный авторитет и сплоченность горцев, одушевленных идеей газавата, сами по себе уже представляли громадную силу; недоступная же местность, малое знакомство с краем начальников русских отрядов, принужденных подчас руководствоваться указаниями проводников-горцев, чаще всего вводивших в заблуждение, сделали то, что покорение Дагестана стало делом нешуточным.

Как выше сказано, главные силы русских были обращены в это время на Западный Кавказ, который был присоединен к России по Адрианопольскому трактату. Несмотря на официальное присоединение, черкесы, конечно, не хотели подчиняться, и их надо было усмирять оружием, что и тянулось с 1832 до 1839 года. Это была довольно крупная ошибка Розена. Подавив восстание Кази-муллы и не зная об идее газавата, он совершенно успокоился относительно Дагестана и счел более важным скорее привести к повиновению Западный Кавказ. Ему, впрочем, простительна эта ошибка: в Дагестане действительно с виду все было спокойно. Небольшие отряды, державшиеся в крепостях, не решались проникнуть внутрь страны, а если и знали, что происходит там и что готовится, то, во всяком случае, не могли изменить своей властью и силой, а донесениям начальников отрядов ввиду спокойствия горцев не придавалось большого значения.

Все это дало Шамилю возможность организовать и вооружить все население, и наконец когда русские власти поверили донесениям дагестанских отрядов о готовящейся грозе и приказали всем местным силам прозондировать и исследовать обстоятельства, то было уже поздно. Войска, предпринявшие походы в 1837–1838 годах, наткнулись на совершенно готовую сплоченную и грозную организацию, во главе которой стоял во всеоружии своего гения и фанатизма Шамиль.

Вновь в Дагестане были собраны почти все наши войска. В 1839 году генерал Граббе взял после кровопролитного штурма аул Ахульго, бывший также резиденцией имама; здесь был уничтожен цвет горской молодежи, и Шамиль должен был бежать, но не только этим не проиграл дела, а еще более усилился: озлобленные неудачей горцы сплотились еще сильней, еще более фанатично отдались под руководство Шамилю и решили победить или умереть. Нейтральная до сих пор Чечня, с виду мирная, вдруг, зараженная примером, также вспыхнула и примкнула к имаму.

Весь Восточный Кавказ вспыхнул, как порох, и вновь должно было начаться покорение его, но при условиях несравненно худших, чем раньше. Прежде приходилось иметь дело с отдельными обществами, легко подчинявшимися русскому оружию, теперь же перед нами выросло могучее государство, управляемое твердой рукой, где каждый гражданин – воин, не задумывавшийся ни на минуту, если надо было отдать свою жизнь.

Русские, обозленные неудачами и невозможностью сломить горские твердыни, безумно бросались в ущелья, думая сломить врага одним ударом и отомстить за поражения, но эти экспедиции кончались тем, что войска находили пустые аулы, разоряли их, а горцы из неприступных засад охотились на солдат, которые гибли сотнями и тысячами, не принося никакой пользы: горцы все более и более вытесняли русских из своих пределов.

Такое невозможное положение дел вызвало то, что на Кавказ был прислан для исследования дел военный министр князь Чернышев. Незнакомый с местными условиями и видя, в каком ужасном состоянии возвращались наши отряды из гор, он в 1842 году совершенно прекратил военные действия в Дагестане.

Шамиль достиг зенита своего могущества: русские отступили! Он – владыка Дагестана и Кавказа, ему стало казаться уж нетрудным завоевать весь Кавказ, но Дагестан он считал своим оплотом, своей крепостью и поспешил занять главные твердыни – Аварию и Койсубу. В 1843 году ни одного русского, кроме массы пленных, не оставалось в Дагестане, и наши войска едва могли удержать только два пункта: укрепление Низовое и город Темир-Хан-Шуру.

В 1844 году был опять принят наступательный образ действий. С Днестра был вызван на помощь на Кавказ 5-й пехотный корпус, а в 1845 году главнокомандующим был назначен граф Воронцов, немедленно начавший энергичные действия против Шамиля. По примеру прежних лет Воронцов начал с того, что хотел сразу сломить горцев, и предпринял экспедицию против аула Дарго с большим отрядом, что увенчалось такой же неудачей, какие постигали мелкие отряды. Этот одиннадцатидневный поход, знаменитый под именем «сухарной экспедиции», стоил нам 3 тысяч солдат, 141 офицера, 3 генералов, 3 орудий и массы лошадей. Но так как аул был все-таки взят, то есть цель достигнута, то Воронцову в награду был пожалован княжеский титул.

С этих пор русские благоразумно оставили идею немедленного покорения Дагестана и стали постепенно занимать аул за аулом, главным образом в Чечне, прорубать леса, прокладывать дороги, закладывать крепости и вообще укреплять занятые места так, чтобы они не могли вторично примкнуть к восстанию. В 1846 году Дагестан был охвачен плотным кольцом русских войск, кое-где врезывавшихся и в глубину края. Горцы уж не могли оттеснить врагов, и русскими мало-помалу были взяты Андия и большие аулы Салты и Гергебиль. До 1853 года дела были почти в одном положении, но затем наступили критические минуты. Настала Севастопольская кампания (1853–1856), и опять масса войск была отозвана из Дагестана, но там осталось все-таки достаточно войск, чтобы хоть с трудом, но сдерживать горцев; с третьей стороны нежданно и негаданно налетел на Мингрелию из Турции Омер-паша, и мы не могли дать ему серьезного отпора. Бог знает, что случилось бы с Кавказом, если бы французы и англичане, бросив Крым, устремились на Черноморское побережье, но, к счастью, этого не случилось – в 1856 году был заключен мир, и в этом же году на Кавказ был назначен главнокомандующим знаменитый кавказский герой князь Барятинский, который выработал строгий план покорения Дагестана и выполнил его с пунктуальной точностью ровно в три года – с 25 августа 1856 года (день назначения его главнокомандующим) до 25 августа 1859 года (день пленения Шамиля).

Князю Барятинскому удалось достигнуть цели по многим причинам: во-первых, он был опытным боевым кавказским генералом и участвовал во многих боях в Дагестане, был при штурмах Дарго, Гергебиля, Гоцатля и других аулов и потому превосходно знал и страну, и население; во-вторых, он, пользуясь наступившим миром, мог стянуть большую часть кавказских войск, которых насчитывалось до 270 тысяч, к границам Дагестана; в-третьих, будучи сам опытным полководцем, он имел под своим руководством много таких же опытных генералов, воспитанных и крещенных огнем в горных ущельях; в-четвертых, обаяние его имени было так же сильно для солдат, как имя Шамиля для горцев, и, в-пятых, главная причина была в том, что и Шамиль, и горцы были уже не те, какими они являлись лет десять-пятнадцать тому назад. Шамилю минуло пятьдесят восемь лет, и в нем не могло быть той энергии, которая охватывала его в 1834 году, когда он начал свое дело. С годами имам становился набожнее, строже к себе и строже к другим. Свое мнение он считал законом и не выносил противоречий, то есть обратился в обыкновенного восточного деспота, хотя смягченного гуманностью и законностью.

Его подданным надоело вечно находиться под началом; им стали казаться утомительными и лишними многие предписания религии. Горцы с грустью вспоминали о прежних веселых минутах, когда по вечерам в аулах пелись песни, звенели незатейливые музыкальные инструменты, когда молодежь весело танцевала свою знаменитую и изящную лезгинку, когда можно было пить араку (водку) и чувствовать себя вольными птицами. Наставшие при Шамиле молчаливые дни казались долгими и скучными. Первый взрыв фанатизма, когда они готовы были жертвовать не только жизненными мелочами, но и самой жизнью, понемногу прошел. Простой народ не приобрел никаких привилегий – жизнь осталась такой же бедной, как и была, и выгоду извлекали лишь начальствующие и приближенные имама.

Увлечение обратилось в тяжелый долг, ненависть – в службу, а ни первое, ни второе не вязались у горцев с представлением о личной свободе. Не будь у Шамиля железной энергии, не обладай он всесокрушающим авторитетом, не держи в руках своих приближенных, а главное, потерпи он несколько крупных поражений – и его союзники отпали бы от него гораздо раньше, чем это случилось. Но стройно и разумно устроенное государство не могло разрушиться в одно мгновение и шло своим обычным ходом, без энтузиазма, восторгов, а просто в силу инерции и благодаря тому, что главный механик был еще жив и был силен своим авторитетом и славой, а его энергия хоть и ослабела немного, но не настолько, чтобы выпустить из рук бразды правления.

И вот наконец настал момент, который должен был решить судьбу Кавказа. Друг против друга стали две энергии, две силы, два врага, оба убежденные, что они совершают народное дело.

План Барятинского был таков: он решил начать наступление с трех сторон одновременно и со всеми силами, бывшими в его распоряжении. Армию он разделил на три корпуса, поручив каждый опытному начальнику и дав каждому из последних возможность действовать вполне самостоятельно, руководясь лишь общим планом, выработанным главноначальствующим. Наступление началось с востока от Каспийского моря, от Лезгинской линии и от Кавказской линии. Прошло несколько месяцев – и с театра военных действий уже пришли вести о победах: русские занимали неприятельскую территорию и зимой 1856/57 года прочно утвердились в Большой Чечне, Аухе и в Салатавии, а летом генерал Вревский перешел главный хребет Кавказа и занял Дидойский округ. Шамиль, обративший все свое внимание на Чечню, послал против Вревского сына своего, Кази-Магому, но тот был разбит и прогнан. В 1858 году зимой граф Евдокимов окончательно покорил Большую и Малую Чечни и выселил самых фанатичных горцев за реку Аргун. Шамиль, теснимый со всех сторон, поднял было возмущение среди назрановцев, но это не удалось. Целый ряд поражений, нанесенных Шамилю, необыкновенная храбрость и настойчивость русских солдат привели горцев в страшное замешательство. После взятия громадных укрепленных аулов Шатоя и Ведено горцы окончательно пали духом, возмутились против собственного духовенства и стали присылать русским депутации с изъявлением покорности, и наконец к концу 1858 года у Шамиля не осталось ни клочка Чечни, и он бежал в дикую и неприступную Андию.

И вот наступил наконец знаменитый 1859 год. Весь Дагестан, за исключением небольшого клочка Андии, где укрепился Шамиль, был в русских руках. Весь этот поход представляет одну из удивительных страниц нашей военной истории. Недаром наши ветераны, сами еще хорошо помнящие эту войну, говорят: «С такими солдатами, как русские, нет недоступных крепостей».

Когда нужны были охотники для совершения какого-нибудь головоломного дела, то являлись сотни желающих рискнуть своей жизнью. Просто не знаешь, чему удивляться: геройским ли атакам батальонов, бросавшихся на аулы по отвесным скалам, под градом пуль, камней и бревен, сбрасываемых сверху, или холодному мужеству саперов, прокладывавших дороги, прорубавших леса в то время, когда из-за каждого дерева, куста или камня выглядывало дуло длинной горской винтовки, посылавшей смерть в ряды солдат, работавших лопатами и кирками.

И вот русская настойчивость и мужество сломили храбрость и отвагу горцев. Весь Дагестан был прорезан сетью дорог, дававших возможность быстро передвигать отряды и подвозить необходимые снаряды и припасы.

Настало лето. Песня Шамиля была окончательно спета, раздоры и ссоры среди мюридов разгорались больше и больше; у имама явился соперник – Кибит-Магома, собравший большую партию недовольных. Он думал при помощи русских сделаться имамом вместо Шамиля и стал преследовать последнего. Два раза Шамиль был даже ограблен людьми Кибит-Магомы, и наконец, как затравленный зверь, потеряв всякую надежду вернуть свою силу, бежал и заперся в горном ауле Гуниб с тремястами верными мюридами, решившимися бороться до последней капли крови и умереть со своим имамом.

18 августа князь Барятинский лично прибыл к Гунибу, который был плотно охвачен нашими войсками.

В следующие дни наши войска занялись приготовлением к штурму. Князь Тарханов и Кононович со своими отрядами стали у подошвы горы, оттеснив оставшегося неприятеля на верхнюю площадь.

В ночь на 25 августа с одной стороны князь Тарханов, с другой – Тергукасов со страшными трудностями, при помощи веревок и лестниц взошли на верхнюю площадь Гуниба. Бой продолжался недолго, мюриды были перебиты, и только горсть их с Шамилем заперлась в последнем небольшом ауле, который был окружен четырнадцатью батальонами.

Выхода не было. В полуразрушенной сакле, опустив седую голову на руки, сидел Шамиль, бывший владыка Дагестана, державший в своих руках в течение двадцати лет полчища горцев.

Угрюмо теснились кругом своего вождя верные мюриды, решившиеся разделить с ним судьбу, какова бы она ни была. В углу сакли рыдали женщины. Кази-Магома, как затравленный зверь, судорожно сжимал рукоятку кинжала и сверкал глазами. Он ждал от отца только приказа, чтобы заколоть женщин, а самому броситься на русские штыки и выпить до дна кровавую чашу.

Но сердце старого имама болело за свою семью. Два часа он просидел молча, переживая мучительную борьбу, и наконец встал. Все окружающие впились в него взглядами и ждали слова.

Печально оглядел Шамиль скользящим взглядом своих приближенных и тихим голосом сказал, обращаясь к сыну:

– Оставь кинжал… Сдаюсь…

Тяжелая слеза покатилась по седым усам и белой бороде имама. Все головы опустились, но никто не возражал. В четыре часа пополудни 25 августа 1859 года Шамиль сдался князю Барятинскому, который принял имама в березовой роще, сидя на камне, на котором теперь вырезана надпись об этом событии.

26 августа главнокомандующий отдал приказ по армии: «Шамиль взят – поздравляю Кавказскую армию!»

В начале сентября эта весть пронеслась из конца в конец России, возбуждая удивление. Все так свыклись, что на Кавказе вечная война, что известие, присланное Барятинским, казалось невероятным.

Однако факт совершился. С великим удивлением смотрело русское общество на пленного Шамиля, присланного в Петербург, где его милостиво встретил государь и пожаловал ему и всем его приближенным подарки.

Шамиль был растроган до слез и впоследствии постоянно с восторгом вспоминал о милостях русского царя.

Так кончилась многолетняя борьба с могучим имамом. С его падением кончились волнения в Дагестане, по проложенным дорогам потянулись местные повозки – арбы, завязались постоянные сношения между соседями, и горцы получили возможность увеличивать свое хозяйство не грабежами и убийствами, а мирной торговлей. Фанатизм совершенно улегся, и если были еще кое-где небольшие вспышки, то они чаще имели разбойничье происхождение. В 1877 году в Дагестане вспыхнуло было нечто похожее на восстание, но оно было быстро подавлено. В 1899 году на Кавказе ходили слухи, что в предгорьях снова произошло небольшое восстание, но достаточно было одного батальона, чтобы его прекратить. Впрочем, об этом говорили так туманно и неясно, что было ли там в самом деле что-нибудь серьезное, ручаться нельзя. Если бы даже что-нибудь и случилось, то удивляться нечему: среди мусульманского населения всегда можно ожидать тех или других сюрпризов на религиозной подкладке. Бывает это в Закаспийском краю, может случиться и на Кавказе, где еще жива память о Шамиле и его подвигах, но подобная вспышка не может разрастись в нечто серьезное при настоящем положении дел: слишком многими нитями связаны горцы с русскими, и их миросозерцание за сорок с лишком лет сильно изменилось по сравнению с тем, каким было во времена Шамиля.

В заключение бросим краткий взгляд на нравственный облик Шамиля. Это был один из гуманнейших людей, насколько ему позволяло его положение имама. Казнить он казнил и даже, по обычаю, допускал побивание каменьями за преступления, связанные с нарушением супружеской верности, но никогда никого не мучил. О последнем, то есть об умышленной жестокости, вообще среди горцев почти ничего не было слышно. Большинство пленных отзывались впоследствии с похвалой о своих хозяевах. Были, конечно, и изверги, но таких было не много, да и то, если до Шамиля доходили вести о жестоком обращении с пленным, он не только отбирал пленного, но и наказывал его хозяина. Русским же дезертирам жилось в Дагестане даже очень хорошо, особенно если они знали какое-нибудь ремесло. Шамиль предоставлял им всякие льготы, превосходившие иногда даже привилегии мюридов.

Разумеется, люди интеллигентные, избалованные несли тяжелый крест, попадая в плену в дикую обстановку. Зачастую им приходилось голодать, но это не было умышленным делом горцев, ибо последние сами голодали иногда по целым неделям.

Когда Шамиль жил в Калуге, то в местном гарнизоне было несколько солдат, побывавших у него в плену и пожелавших повидать своего бывшего «хозяина». Все они единогласно отзывались с похвалой о бывшем имаме, а один из них даже когда-то нянчил его детей, которые полюбили пленного солдата. Шамиль был тронут внимательностью и доброй памятью бывших пленных и звал бывшего «нянькой» приходить, когда приедет в Калугу с Кавказа все его семейство.

Этот солдат, между прочим, при встрече с Шамилем поцеловал его руку, и когда его спросили, почему он это сделал, то солдат ответил, что сделал это так, «по душе».

– Как это «по душе»? – спросили его.

– Да так, ваше благородие, что человек-то он – стоящий: только тем пленным и бывало хорошо, где Шамиль жил али где проезжал он… Забижать нас не приказывал нашим хозяевам; а чуть, бывало, дойдет до него жалоба, сейчас отнимет пленного и возьмет к себе, да еще, как ни на есть, и накажет обидчика. Я это сам видел сколько раз.

– Так он хорош был для вас, для пленных?

– Хорош, ваше благородие, одно слово – душа. И даром, что в Христа он не верует, одначе стоящий человек.

Проживая в Калуге и приглядываясь к русским нравам, обычаям и воззрениям, а также к религиозным христианским догматам, Шамиль постоянно одобрял и хвалил то, что действительно было достойно похвалы, и много раз выказывал сожаление, что не был знаком с русскими раньше. «Тогда не было бы войны», – замечал он не раз.

Нравился ему догмат давать милостыню так, чтобы левая рука не знала, что делает правая, а один из ближайших его мюридов стал выполнять это буквально, то есть, встречая нищего, прятал одну руку за спину, а другой доставал кошелек и с трудом при помощи зубов открывал его и доставал деньги, стараясь, чтобы спрятанная рука «не видела и не знала».

Вообще в Шамиле было много душевной теплоты и любви к ближнему. Учение тариката упало на благодатную почву, и его семена не могли погибнуть, несмотря на последующие треволнения и обращения Шамиля к шариату со всем ужасом его выводов.

В плену, глубоким старцем, Шамиль вновь стал «муршидом», вновь обратился к высоким истинам, чуждым всего земного. Целые дни он проводил на молитве, увеличив обычные пять намазов до девяти, постился два раза в неделю и читал священные книги, давшие ему опять душевный покой и равновесие.

Знаменитый пленник мирно скончался в Мекке в 1871 году, полный твердой надеждой, что Аллах и Магомет с радостью примут его в лоно вечного покоя и блаженства, ибо он честно выполнил свой земной долг.

Очерк тринадцатый
Подвиги русских орлов на Кавказе

 
Взгляни, наш царь, на грозные стремнины,
На неприступные громады гор,
Где верные твои дружины
С врагом ведут кровавый спор.
Там выше туч штыков сверкают грани,
С громами неба гром войны гремит,
От Эвксина до Кубани
Твой враг испуганный дрожит.
 
Кавказская песня 1837 г.


На Шамиля и Дагестан

Рассказывают, что смененный Розен, возвращаясь с Кавказа, приехал в Москву посоветоваться с Ермоловым, не следует ли ему отправиться в Петербург для объяснений. Алексей Петрович усмехнулся и сказал:

– Погоди немного: скоро вернется Головин, и тогда мы все трое поедем в Петербург…

Действительно, скоро пришло известие, что главнокомандующий Головин заменен генерал-адъютантом Нейдгардтом.

– Нейдгардт, видно, что немец, – заметил по поводу этого назначения Ермолов, – предусмотрительный он: нанял себе заранее дом в Москве и задаток дал – знает, что скоро вернется…

Узнав, что Розен и Головин все-таки собираются в Петербург для дачи объяснений, Алексей Петрович при первой встрече с ними сказал им:

– Знаете ли что, любезнейшие? Не обождать ли нам Нейдгардта? Он, вероятно, не замедлит приехать. Тогда наймем четырехместную карету, да и отправимся все вместе в Петербург…

Эта «уверенность» имела свои полнейшие основания. Следовавшие за Паскевичем главнокомандующие были совсем не по месту. Они не усвоили себе характера войны, которую приходилось вести им, не проявляли своей личной инициативы, не вникали в дух кавказских войск, а между тем горели желанием славы.

При Головине снова начались наступательные движения русских на Кавказ, восток которого был охвачен уже пламенем мюридизма. В 1839 году действия велись тремя отдельными отрядами. На западе – на Черноморском побережье – действовал отряд генерала Раевского, принявшего прежнюю систему устройства крепостей и укреплений в завоевываемом краю. Раевский шел в глубь страны, возводя форты: Головинский, Лазаревский, Раевский. Но крепости, укрепления и форты возводились, а об упрочении их положения думали не особенно много. Как будто все и кончалось только тем, что срубят крепостцу да посадят в нее гарнизон: живи, как знаешь, и покоряй народы… Но, за исключением такого отношения к построенным укреплениям, система в общем была правильная. Русская сила проникала все глубже и глубже в страну непокорных черкесов. Являлись опорные пункты, страна мало-помалу входила в сферу русского влияния. Кубань уже давно перестала быть границею; последняя отодвигалась все далее и была там, где стояли русские укрепления.

Одновременно с Раевским двигался на реке Самур дагестанский отряд, находившийся под командою самого корпусного командира, Головина, принявшего на себя покорение самурских вольных обществ. Против усилившегося Шамиля был направлен третий отряд – чеченский, которым командовал генерал Граббе. Этот отряд состоял из 8 тысяч человек. Шамиль, узнавший о его движении, успел собрать огромные скопища лезгин и чеченцев и предсказал по всему Дагестану и Чечне, что вступление русских войск в долину реки Андийское Койсу будет для них гибелью. Всякого, кто сомневался в этом предсказании, имам жестоко наказывал и даже объявил, что повесит каждого, кто осмелится предложить ему вступить в мирные переговоры с русскими.

Дагестанский отряд, продвигаясь к Самуру, сбил горцев с их сильной позиции на Аджиахурских высотах. Это было 31 мая, а 3 июня Головин овладел аулом Ахты, у которого было заложено укрепление; но вся тяжесть борьбы с Шамилем выпала на долю отряда Граббе.

Первая битва с мюридами у чеченского отряда произошла 31 мая за аул Аргуань. В этом ауле укрепился сам Шамиль с десятитысячным скопищем лезгин. Граббе явился со стороны крепости Внезапной и попробовал бомбардировать Аргуань. Бомбардировка оказалась бесполезною: ядра не брали прочно построенные сакли, и войскам пришлось идти на штурм. С барабанным боем кинулись на завалы апшеронцы, куринцы и кабардинцы. Они образовали три штурмовые колонны. Лезгины встретили их губительным огнем, а затем кинулись на атакующих в шашки. Сам Шамиль ободрял своих воинов, но натиск русских был настолько стремителен, что после отчаянного боя горцы, несмотря на свое численное превосходство, разбежались, и сам Шамиль укрылся в горном ауле Ахульго.

Ахульго – не один аул, а два: Старый и Новый Ахульго. Вот как описывают их историки Кавказской войны. Старый и Новый Ахульго занимали два огромных утеса, разделенные между собою глубоким ущельем речки Ашильты. Оба вместе они составляли полуостров, огибаемый с трех сторон рекою Койсу. Верхние площадки этих утесов, огражденные кругом отвесными и каменистыми скалами, суживаясь к югу, примыкают к окружающим горам только двумя узкими перешейками. От Старого Ахульго тянется хребет вдоль берега Койсу, над Новым высится, почти отвесно, остроконечная вершина, на которую можно было взобраться только поодиночке. На этой вершине горцами была возведена башня, носившая наименование Сурхаевой. Обрывы обоих утесов, изрытые множеством пещер, ниспадали к Ашильте и к самому Койсу. В одном месте оба утеса сближались между собою до того, что между ними было перекинуто несколько бревен, под которыми была пропасть более чем в 20 сажен глубины. Оба Ахульго стояли гораздо выше этого моста, и спуски к нему из аулов были так круты, что даже привычные ко всяким кручам горцы должны были кое-где устроить деревянные подмостки. Река Койсу, протекая между утесистыми берегами, также суживается, и в одном месте, напротив Старого Ахульго, через нее были набросаны бревна, заменявшие мост. Вообще вся местность вокруг обоих Ахульго чрезвычайно сурова и дика. Горы каменистые, бесплодные, как будто все в трещинах. Шамиль, кроме того, укрепил это неподступное горное гнездо еще многими искусственными укреплениями. Оба гребня, которыми Старый и Новый Ахульго примыкали к соседним горам, были глубоко перекопаны и над ними высились каменные постройки с бойницами. В Новом же Ахульго, перед переднею башнею, было устроено нечто вроде бастиона: две каменные постройки, соединенные траншеей, откуда можно было бы обстреливать все передовые подступы, если бы была взята передняя башня. Кроме того, были устроены боковые ложементы и множество завалов, возведенных с таким расчетом, что впереди не было ни одной точки, которая во время штурма осталась бы не осыпанною пулями.

После поражения в Аргуани Шамиль засел в Ахульго с 4 тысячами своих приверженцев, из которых более тысячи имели прекрасное вооружение. Сотня отчаянных фанатиков-мюридов заняла Сурхаеву башню, и вот теперь русским войскам предстояло штурмовать это неприступное дикое горное гнездо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации