Текст книги "Неизвестная жизнь ученых"

Шопенгауэр и его женщины

Многие биографы знаменитого философа Артура Шопенгауэра утверждают, что он не любил женщин. «Женщины, – писал он, – убеждены, что назначение мужчин зарабатывать деньги, а женщины – их тратить, если возможно, ещё при жизни мужа или же, по крайней мере, после его смерти».

Но, скорее всего, предположение об игнорировании великим философом прекрасного пола можно отнести к последним годам его жизни. Ведь в молодости большим целомудрием он не отличался и его не пугал даже страх заразиться венерической болезнью. В годы своей юности в Гамбурге он с товарищем «ночи напролёт станут бродить по городу в поисках любовных приключений, подыскивая для этих целей исключительно женщин низших сословий – горничных, актрис, хористок; если же удача будет отворачиваться от них, молодые люди станут находить утешение в объятьях неутомимых шлюшек».

И как-то раз «убеждённый женоненавистник» влюбился в 19-летнюю берлинскую хористку и танцовщицу Каролину Рихтер-Медон. Она играла роли «вторых любовниц» в провинциальных театрах. Но зато Каролина с успехом компенсировала свои творческие неудачи любовниками, которых в реальной жизни у нее было предостаточно. Однако, несмотря на влюбчивость Каролины, связь Шопенгауэра с ней продлилась десять лет.

А встретил он Каролину в 1823 году. Правда, однажды после возвращения Шопенгауэра из десятимесячного путешествия его ждал сюрприз: его Каролина родила мальчика, которого Шопенгауэр так и не признал своим сыном. Но при этом философ какое-то время все еще хранил любовь к беспечной актрисе и даже упомянул её в своём завещании.

Когда же Артур решит переехать из Берлина во Франкфурт, он пригласит с собой Каролину, правда, с условием, что она оставит своего незаконнорожденного сына. Но Каролина не согласилась бросить мальчика, и после непродолжительной переписки их связь оборвалась навсегда.

И все же статус рогоносца заставлял его порой совершать необдуманные поступки. Например, в сорок лет Шопенгауэр сделал предложение семнадцатилетней девушке, которую почти не знал. Звали ее Флора Вайс. Однако «невеста решительно его отвергла, так как питала к нему устойчивое отвращение, которое подкреплялось наблюдением различных мелочей в его привычке и обиходе».

А в Италии, где «единственный грех – не грешить», Шопенгауэр познакомился с богатой и красивой женщиной. Правда, кроме того, что звали ее Тереза, больше о ней ничего не известно. Так вот философ даже стал предаваться мечтам о тихой семейной жизни, при этом взвешивая все плюсы и минусы такого существования. Но однажды Шопенгауэр стал свидетелем обморока Терезы, которая увидела прогуливающегося поэта Байрона. После этого случая философ отказался от мысли о женитьбе на ней.

После этой любовной истории философ решил навсегда отказаться от попыток обрести семейное счастье. При этом он утешил себя мыслью, что «жениться – это значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить обязанности»…

Из всего вышеизложенного может возникнуть впечатление, что особых конфликтов в отношениях с женщинами у Шопенгауэра не было. Но это далеко не так. Одна из них – некая сварливая швея Каролина Маркет – создала философу проблемы до конца его жизни.

В августе 1821 года она привлекла философа к суду за оскорбление словом и действием. И случилось это после того, как Шопенгауэр спустил ее с лестницы, возмущенный громкой болтовней у дверей его квартиры.

И Артур вынужден был давать письменное объяснение в отделении полиции: «Когда я ее выпроваживал, она упала, по всей вероятности, умышленно. Уверения ее, будто я сорвал с нее чепец и топтал его ногами – чистейшая ложь. Подобная дикая расправа не вяжется ни с моим характером, ни с моим общественным положением и воспитанием. Удалив Маркет за дверь, я ее больше не трогал, а только послал ей вдогонку крепкое слово».

И в первой инстанции философ выиграл дело. Но оно растянулось еще на пять лет. И в конце концов Шопенгауэра обязали выплачивать Маркет пожизненную пенсию 60 талеров в год. А ведь в те времена служанка или повар получали двадцать талеров в год и вдобавок стол и постель. Эта эпопея продолжалась целых двадцать лет. И только в 1846 году философ наконец получил свидетельство о смерти Каролины, на котором начертал: «Отошла старуха, свалилось бремя».

Чарльз Дарвин и Эмма Веджвуд

Когда Чарльз Дарвин отправился в свое знаменитое путешествие на корабле «Бигль», ему было 22 года. И, конечно же, в этот период Чарльза, как и большую часть его сверстников, переполняли гормоны, а чувства буквально распирали его мысли и сердце.

Но подавляющая часть биографов не исключают, что Дарвин оставил Туманный Альбион, будучи девственником. А следующие пять лет, которые он провел в основном на корабле в обществе шести десятков мужчин, вряд ли способствовали тому, чтобы он изменил этот статус. По крайней мере, в общепринятом смысле. Да и по возвращении на родину секс не стал слишком доступным – ведь в тот период Англия была викторианской.

И даже раньше, когда Чарльз обучался в Кембридже и вполне мог испытать прелести половой любви, он вряд ли имел половые контакты. Хотя были доступны и проститутки, и девушки низших классов, которые могли за умеренную плату удовлетворить сексуальное желание. Но этому мешали опять же викторианские нравы, да и университетские надзиратели, которые в оба глаза следили за нравственностью студенческой молодежи. А поскольку Дарвин не то что не относился к ловеласам, но и в целом не был завзятым любителем прекрасного пола, женщины, с которыми у него имелись близкие отношения, у него, скорее всего, тоже отсутствовали.

Но Дарвин все-таки женился. И его выбор оказался весьма и весьма удачным. А супругой великого естествоиспытателя стала его кузина Эмма Веджвуд. Хотя в тот момент, когда «Бигль» отплывал от английских берегов, вряд ли кто-то предполагал, что Эмма Веджвуд станет будущей супругой Чарльза. Впрочем, его сестра Каролин в письме, отправленном ему в тот период, когда корабль бороздил моря и океаны, как бы между прочим заметила, что «Эмма выглядит очень симпатично и болтает очень приятно»…

И вот спустя три года после своего возвращения из кругосветного путешествия Эразм Дарвин в воскресенье 11 ноября 1838 года сделал предложение Эмме Веджвуд. А 29 января 1839 года 30-летний ученый женился. Церемония же бракосочетания прошла в традициях англиканской церкви.

Эмма была дочерью дяди Чарльза – Джосайи Веджвуда II, члена парламента и хозяина фабрики фарфора. На момент бракосочетания Эмме исполнилось 30 лет. И даже пребывая в столь далеко не юном возрасте, до Чарльза Эмма неоднократно отказывалась от предложений руки и сердца. Эмма считалась довольно образованной, сочиняла проповеди для сельской школы, а также обучалась музыке в Париже у Фредерика Шопена. Она также переписывалась с Чарльзом, когда тот путешествовал по Южной Америке.

Следует сказать, что к женитьбе Чарльз отнесся весьма серьезно. Так, прежде чем решиться на этот шаг, он на листе бумаги разложил по полочкам все плюсы и минусы семейной жизни.

В этом своем «социальном» анализе он выделил две колонки, озаглавив их: «Жениться» и «Не жениться». А сверху нарисовал эллипс, в котором написал: «Вот в чём вопрос». В столбце за брак значилось «Дети (если Бог будет милостив). Постоянный компаньон (друг в пожилом возрасте), с кем будет интересно, объект для любви и игр». В эту же колонку он внес: «Дом и кто-нибудь, кто будет заботиться о доме. Обаяние музыки и женской болтовни – это всё хорошо для здоровья, но ужасная потеря времени».

А в столбце «Не жениться» Дарвин написал, что это сохранит «свободу идти куда нравится. Свободу выбора общества и всего такого. Беседа умных мужчин в клубах. Отсутствие обязательств посещать родственников и уступать в каждом пустяке, чтобы взамен иметь расходы и хлопоты о детях. Возможные ссоры. Потеря времени – нельзя читать вечерами, тучность и безделье, беспокойства и обязательства, меньше денег на книги. Если много детей, то – принужденность зарабатывать на хлеб».

В столбце «за» была также сделана следующая запись: «Боже, невыносимо думать о всей жизни, израсходованной как бесплодной пчелой – на работу, работу и, в конце концов, ни на что. – Нет, нет, не буду. – Представляю целый день жизни отшельника в дымном грязном лондонском доме. – Представляю себе приятную мягкую жену на диване, хороший камин, книги и, возможно, музыку».

Когда же все аргументы были собраны, он просуммировал их и сделал окончательный вывод: «Жениться-жениться-жениться». Но, скорее всего, при этом Чарльз не имел в виду кого-то конкретного, хотя, возможно, и держал в уголке памяти или сердца Эмму Веджвуд.

Заостряя внимание на том, как Дарвин тщательно, словно товар, выбирал себе супругу, не стоит полагать, что он ее не любил. Незадолго до свадьбы в его письмах бурлил такой водоворот эмоций и страстей, что возникает закономерный вопрос: как так быстро разгорелись его чувства? Ведь в июле он даже не мечтал о женитьбе именно на ней. А в конце этого же месяца он приезжает к ней, и между ними происходит продолжительный диалог.

А спустя три с половиной месяца, опять появившись у Эммы, он делает ей предложение. А затем впадает в настоящий экстаз, пишет ей страстные послания о том, как он с тревогой ждёт дневную почту, надеясь, что там будет от нее послание. Он не может уснуть ночью, мечтая об их совместном будущем. Как «я целый день страстно мечтаю о том, когда мы войдем в дом вместе; как здорово ты будешь выглядеть у камина в нашем собственном доме»…

Конечно, этот брак в определенной степени выглядит немного странным. Чарльз в это время был достаточно богатым мужчиной, с высоким статусом и в возрасте немногим меньше 30 лет. И, вероятно, он мог жениться на молодой и привлекательной женщине. Ведь Эмма была на год старше его. И хотя назвать ее некрасивой вряд ли повернулся бы язык (по крайней мере, если судить по ее портрету), но и очаровательной тоже назвать сложно.

Впрочем, предложенная выше схема – богатый мужчина высокого статуса должен иметь молодую и красивую супругу – несколько поверхностна. Существует немало факторов, определяющих выбор будущего партнера: это и интеллект, и надёжность, и разного рода совместимости. Это также выбор родителя для детей. Устойчивость же характера Эммы говорила о теплых и чутких отношениях к детям. Одна из дочерей Эммы вспоминала: «Её сочувственность и безмятежность характера вызывали у детей чувство абсолютной непринужденности с ней и уверенности в защищённости от любой неприятности, большой или маленькой; её бескорыстие не давало детям повода подозревать, что что-нибудь ей в тягость, и что они могли идти к ней со всеми своими маленькими детскими потребностями за помощью или с вопросами».

И выбор Дарвина, как показало будущее, оказался невероятно удачным. Их преданность и любовь друг к другу были взаимны и со временем только крепли. Они воспитали семерых детей, и никто из них в своих мемуарах не обмолвился плохим словом о родителях. Их дочь Генриетта назвала их брак «совершенным союзом». А их сын Френсис об отце писал следующее: «В отношениях с моей матерью его чуткий и сочувственный характер раскрывался наиболее красиво. В её существовании он нашёл своё счастье, и благодаря ей его жизнь, которая могла быть покрыта мраком, была наполнена довольной и тихой радостью». В наше время брак Чарльза Дарвина и Эммы кажется почти идиллическим в его сердечности, спокойствии и абсолютной надежности.

Галуа и «подлая кокетка»

Ранним утром 30 мая 1832 года в расположенном недалеко от Парижа городке Жантийи на дуэли был смертельно ранен Эварист Галуа – 20-летний французский математик. А 31 мая 1832 года в десять часов утра он скончался.

Конфликт был формально связан с любовной интригой, но имелись также подозрения, что он был спровоцирован врагами Галуа. Ведь Эварист периодически попадал в разного рода передряги, причем порой в весьма серьезные. Так, он дважды побывал в тюрьме.

Первый раз Галуа был арестован 10 мая 1831 года, но 15 июня благодаря стараниям адвоката Галуа оправдали, и он был отпущен на свободу. Вторично Эварист попал за решетку 14 июля 1831 года и находился в камере до 16 марта 1832 года. Именно в этот день из-за свирепствовавшей тогда эпидемии холеры его перевели в частную больницу Фолтрие.

Вероятно, именно здесь за несколько месяцев до дуэли он и встретил дочь врача лечебницы Стефанию Фелисию Потерэн дю Мотель. Или, как ее назвал некий приятель Галуа, который находился с ним в тюрьме, «подлую кокетку». Роман продолжался совсем недолго, однако утверждать, что женщина была продажной, довольно глупо. Ряд исследователей жизни Эвариста эпитет «подлая» связывали со словами «какая-нибудь кокетка низкого пошиба», и таким образом вроде бы подтверждалась версия о продажной женщине. А согласно тому же Распаю, фразу о «кокетке низкого пошиба» Галуа произнёс за год до дуэли. Но вполне вероятно, что эти слова принадлежат ему самому.

По другим сведениям, в частности из писем и некоторых его рукописей, можно сделать вывод, что эпитет «подлая кокетка» принадлежит все-таки Галуа. И связан с разочарованием в любви к женщине, которую он встретил всего за несколько месяцев до дуэли…

Но что бы там ни было, уже 25 мая 1832 года, за шесть дней до смерти, в послании к своему другу Огюсту Шевалье Эварист пишет, что его роман оборвался: «Но как изгладить следы той бури страстей, через которую я прошел? Как утешиться, когда за один месяц исчерпан до дна источник самого сладостного блаженства, отпущенного человеку, когда он выпит без радости и без надежды, когда знаешь, что он иссяк навсегда?»

Кстати, накануне дуэли Галуа получил два письма, в которых упоминалась какая-то ссора. И, возможно, в ней Эварист был виноват даже больше, чем сам это признавал. Первое письмо начинается так: «Пожалуйста, давайте порвём наши отношения. У меня нет сил продолжать с вами переписку, но я попытаюсь обсудить с вами всё, как я делала до того, как все это случилось…» Второе письмо написано в том же стиле. Причем оба послания подписаны «Стефания Д.».

Да и в рукописях, и на полях статей, принадлежащих Галуа, нередко появляется имя этой женщины. И на факсимиле под именем Эварист можно прочесть имя «Стефания». Галуа также объединил буквы «С» и «Э» в монограмме.

Что же касается самой дуэли, то поводом для нее как раз и стала страстная любовь Эвариста к Стефани. Существует предположение, что у прекрасной дамы был жених – Пешо д, Эрбенвиль. И накануне дуэли между ним и Галуа в ресторане вспыхнула ссора, которую лично наблюдал Дюма-отец. И оскорбленный поклонник Стефании вызвал соперника на дуэль.

Тайны личной жизни Шлимана

Знаменитому археологу Шлиману (1822–1890) пришлось зарабатывать на хлеб с 14 лет. Он был рассыльным в магазине, портовым грузчиком, а потом решил искать счастья в Америке. Но корабль затонул. Шлиман чудом спасся и оказался на голландском берегу лишь в рваных кальсонах и с накинутым на плечи старым одеялом.

От голодной смерти в Амстердаме Генриха спасло рекомендательное письмо старого друга. И Генрих стал курьером одного из торговых домов. С первой зарплаты он купил томик Гомера и учебник английской грамматики.

Он работал от зари до зари, питался черствым хлебом, не топил печку в своей комнатенке и изучал языки. Меньше чем через год Шлиман овладел английским, французским, итальянским, португальским, голландским и испанским языками. Кстати, к концу жизни он знал 15 языков. Полиглота заметили и повысили до приказчика. А затем руководство фирмы порекомендовало ему изучить русский. И когда он с этим справился, Шлимана отправили в Петербург.

Появился же Шлиман в столице Российской империи в 1846 году в качестве представителя нидерландской торговой фирмы. И, приняв в 1847 году российское подданство, до 1864 года он в основном и жил в России.

В Петербурге, скучая в одиночестве в огромной квартире, он все чаще вспоминал о девочке Минне, которую оставил в Анкерсхагене много лет тому назад. И постепенно детская влюбленность стала казаться ему любовью всей его жизни. И он при этом был почему-то уверен, что на родине его по-прежнему ждет Минна. И когда Генрих разбогател, он однажды даже решил на ней жениться. Но оказалось, что его голубоглазая пухленькая Минна давным-давно вышла замуж…

Впрочем, пора возвращаться в российскую столицу, где у Генриха завязались отношения с дочерью петербургского адвоката Екатериной Лыжиной. И именно она, как показало будущее, сыграла определяющую роль в судьбе Шлимана. А судя по сохранившимся письмам Екатерины, еще до своего отъезда из России он сделал ей предложение. Свои же послания она завершала припиской: «Преданная тебе и любящая тебя невеста».

В 1850 году Генрих отправился в Америку, где пробыл полтора года. Как раз в это время разгорелась золотая лихорадка, во время которой удачные дельцы сколачивали миллионные состояния за несколько месяцев. И Шлиман, учуяв выгоду, немедля открыл в Калифорнии собственный банк.

Выглядел он по-особенному. В салуне, где рекой лилось пиво и виски, а во время драк гремели выстрелы и ломались стулья, в небольшой комнате Генрих на аптекарских весах взвешивал золотой песок и расплачивался за него бумажными долларами. И даже когда Шлиман заболел тифом, он продолжал работать. И, находясь в полубреду, он ни разу не обсчитался. После поездки в Америку Шлиман вернулся в Петербург и стал одним из богатейших людей столицы.

А в 1852 году Генрих Шлиман вступил в брак с 18-летней Екатериной Лыжиной. Если же учесть его предприимчивость и прагматизм, можно полагать, что в этом решении определенную роль сыграло и то, что и отец, и брат Екатерины были известными адвокатами, которые могли бы оказать ему необходимые юридические услуги.

В браке Екатерина Петровна и Шлиман прижили троих детей: Сергея (1855–1939?), Наталью (1859–1869) и Надежду (1861–1935). Генрих очень любил своих чад. И, даже отлучаясь из Петербурга на короткое время, он интересовался их здоровьем и успехами в учебе и все время откликался на их просьбы.

И все-таки этот брак Генриху не принес счастья. Екатерина уже устала слушать стихи из «Илиады» или зубрить древнегреческий язык. А поскольку она была вспыльчива и отличалась жестким характером, скандал следовал за скандалом. И после работы Шлиману совсем не хотелось возвращаться в родной дом. Да и дети тянулись к матери…

И тогда Шлиман, ликвидировав свой бизнес, в 1866 году уехал из России. В городе остались жена и дети, которым он оставил приличный капитал. Щедрое вознаграждение получили также бывшие слуги и приказчики.

Самым же тяжелым для Шлимана стало прощание с сыном Сергеем, поскольку они были особенно близки. Сын его обожал и очень за него переживал. Об этом свидетельствуют и его письма: «Я страшно опасаюсь, чтобы не случилось с Тобою чего-либо неблагоприятного в Трое, где, как говорят, теперь крайне опасно. Возьми непременно конвой солдат для того, чтобы быть в безопасности от разбойников»; «С тех пор как мир существует, едва ли какой другой ископатель имел более блистательный успех, чем Ты». После отъезда из Петербурга Шлиман писал: «Любезный сын мой Сережа провожал меня до парохода в Петергофе. Мне очень трудно было расстаться с ним».

А Екатерина Петровна, отдав всю жизнь воспитанию детей, скончалась 10 февраля 1896 года и погребена на Волковом кладбище в одной могиле со своей дочерью Натальей…

Безусловно, Шлиман возлагал большие надежды на сына и полагал, что он добьется значительных успехов в жизни. Но Сергей не оправдал этих ожиданий. Он женился на певичке и уехал работать следователем в провинцию.

С годами Сергей стал писать отцу все реже и короче. Возможно, обидевшись на то, что Шлиман отказался принять его с женой. А когда в одном из писем он сообщил, что «страшно утомлен», отец посоветовал сыну выйти в отставку и «найти удовольствие в садоводстве»…

Итак, сорокавосьмилетний Шлиман оказался без жены. А он был еще в полном расцвете сил. И даже когда его мысли были заняты Троей, плоть все равно требовала женского тела.

И вот одному из своих друзей в Греции – архиепископу Вимпосу – он отправляет письмо, в котором просит найти ему жену. Но при этом она должна быть «умная, красивая, молодая, сильная, выносливая, порядочная, честная, обаятельная. Она должна хорошо знать греческую историю, говорить по-древнегречески, любить греческую литературу».

И архиепископ Вимпос выполнил просьбу Шлимана – он нашел такую претендентку. Это была его дальняя бедная восемнадцатилетняя родственница, бесприданница, жениться на которой согласился бы только сумасшедший…

И они встретились. И Генрих немедля повел с ней разговор на хорошем греческом языке. А на следующее утро он надел свой лучший костюм, пригладил остатки волос и отправился к родителям Софьи просить ее руки.

За нее запросили бриллиантов на сумму сто пятьдесят тысяч франков. И Генрих без колебаний согласился на эти условия. И, уладив необходимые для данного случая формальности, Генрих стал мужем Софьи Энгастроменос.

А для Софьи наступила сказочная жизнь. Супруг покупал ей шикарные наряды, возил по музеям Европы, декламировал Гомера, полагая, что она хотя бы понимает, о чем идет речь. В общем, все было прекрасно. Но впереди их ждала Троя, в существование которой профессиональные археологи почти не верили…

И вот Генрих и Софья уже в Турции, под холмом Гиссарлык. Именно здесь, как считал Шлиман, и должна находиться Троя. Именно это место соответствовало описанию города-крепости у Гомера.

Над ним потешались все знаменитости. И зря. Оказалось, что и впрямь под холмом Гиссарлык находился древний город, и нанятые Генрихом землекопы раскапывали его, правда игнорируя методику. Но и в этом случае было обнаружено… целых девять городов, один на другом…

И вот однажды Шлиман нашел клад: тот находился в углу строения, которое Генрих назвал «домом Приама». «Полтора килограмма золота: двадцать четыре ожерелья, шесть браслетов, восемьсот семьдесят колец, четыре тысячи шестьдесят шесть брошей, шестисотграммовая золотая бутыль, две великолепные диадемы, перстни, цепочки, множество мелких украшений».

Согласно договору, заключенному с турецким правительством, половину клада Шлиман обязан был передать Турции. Но он этого не сделал. Шлиман и Софья спрятали клад, а затем вывезли его в Европу. А это было самое убедительное доказательство того, что Шлиман действительно нашел настоящую, гомеровскую Трою. Впрочем, впоследствии выяснилось, что это был не тот слой, в котором могла находиться гомеровская Троя… Конечно, для науки это важно. Хотя это было одно из самых больших сокровищ, когда-нибудь найденных археологами.

А после раскопок они жили, как и большинство семей: со своими радостями и огорчениями. Но при этом, старея, Шлиман все больше ревновал свою красавицу Софью. Впрочем, и ее слегка раздражало его стремление к нудному морализированию. Да и сама она, оценив свое положение, воспитала в себе и собственное достоинство, которое не позволяло ей терпеть обвинения патологического ревнивца. И все-таки, хотя они и ссорились, а затем мирились, свой жизненный путь Генрих прошел с Софьей рядом до самого конца.