Текст книги "Неизвестная жизнь ученых"

Музыкальный талант Эйнштейна

Однажды гениальный ученый, лауреат Нобелевской премии Альберт Эйнштейн сказал: «Я верю в интуицию и вдохновение». И эти слова могут быть отнесены к деятельности и учёного, и музыканта. Смысл бытия Эйнштейна составляла наука. И ей он был предан всю жизнь. В то же время его любовью была и музыка, а если более конкретно, игра на скрипке…

И в этом ничего удивительного вроде бы и нет. Ведь детство великого физика протекало в окружении музыки. Его мать отличалась незаурядным музыкальным талантом, который, вероятно, и унаследовал Альберт. Многие годы он с удовольствием играл на рояле в четыре руки с матерью или младшей сестрой Майей. Кроме того, он сочинял вариации на придуманные им же самим музыкальные темы…

А тонкости игры на скрипке Эйнштейн тоже стал постигать в детские годы. Первое время эти уроки казались ему неинтересной повинностью. И продолжалось такое отношение к этому занятию до тех пор, пока однажды он не услышал сонаты Моцарта.

Позже Эйнштейн писал: «Я брал уроки игры на скрипке с 6 до 14 лет, но мне не везло с учителями, для которых занятия музыкой ограничивались механическими упражнениями. По-настоящему я начал заниматься лишь в возрасте около 13 лет, главным образом после того, как влюбился в сонаты Моцарта. Пытаясь хоть в какой-то мере передать художественное содержание и неповторимое изящество, я почувствовал необходимость совершенствовать технику – именно так, а не путём систематических упражнений я добился в этом успеха. Вообще я уверен, что любовь – лучший учитель, чем чувство долга, во всяком случае в отношении меня это справедливо».

Свое восхищение игрой будущего нобелевского лауреата выразил и его школьный товарищ Ганс Билан: «Однажды мы встретились с Эйнштейном в шумном зале школьной столовой, где собирались играть сонаты Моцарта. Когда его скрипка запела, мне показалось, что расступаются стены зала, – я впервые услышал подлинного Моцарта, постиг всю эллинскую красоту и простоту его музыки – то шаловливой и грациозной, то могучей и возвышенной. «Это божественно, надо повторить!» – воскликнул Эйнштейн. Какая это была пламенная игра! Я не узнавал его; так вот каков этот гениальный насмешник, жестоко высмеявший стольких людей! Он не мог быть иным, то была одна из тех сложных натур, которые умеют скрывать под колючей оболочкой исполненное нежности царство своей интенсивной эмоциональной жизни. Тогда, так же как и сейчас, он испытывал просто органическую потребность исполнять песни Шумана: «Орешник», «Лотос» – всех названий мне уже не припомнить. Этой музыкой наслаждался и Гейне, его излюбленный поэт. Часто бывало, что едва отзвучит последний аккорд, а Эйнштейн своей остроумной шуткой уже возвращает нас с неба на землю, намеренно нарушая очарование».

Об отношении Эйнштейна к музыке в школьные годы рассказывает и его биограф Карл Зелиг: «На своей скрипке Эйнштейн исполнял «Арию» и «Чакону» Баха, сочинения Генделя и Моцарта и даже предпринимал отважные вылазки в царство виртуозности и пытался играть «Дьявольские трели» Тартини. На открытом концерте в церкви Эйнштейн по предложению регента Редельсбергера исполнял партию первой скрипки в «Арии» Баха, предложенной регентом для нескольких инструментов. Теплый тон скрипки Эйнштейна и безупречная ритмичность его игры привели в восторг исполнителя партии второй скрипки Ганса Вольвенда. По субботам Эйнштейн часто отправлялся с Вольвендом в дом его родителей и исполнял вместе с матерью товарища, обладавшей хорошим голосом, песни Шуберта и Шумана или произведения камерной музыки. В ту пору и позднее Эйнштейн особенно любил итальянских и немецких композиторов доклассического периода, Иоганна Себастьяна Баха и Моцарта; прозрачность, изящество и гармоничность их произведений неизменно наполняли счастьем его душу. Гендель, а также Бетховен, творения которого дышат бурной страстью, были ему менее близки. К числу любимейших произведений Эйнштейна относилась соната Баха для двух скрипок и рояля. Он навсегда остался горячим поклонником Баха и много лет спустя ответил следующим образом на вопрос анкеты, проводившейся одной популярной немецкой газетой: «Что я могу сказать о творчестве Баха? Слушать, играть, любить, почитать и – помалкивать!»

Когда Альберт стал студентом Цюрихского Федерального высшего политехнического училища, заниматься музыкой он не перестал. Наоборот, он с еще большим усердием стал оттачивать свое мастерство.

Учительница Сюзанна Марквальдер, у которой Эйнштейн жил на квартире и столовался, отмечала: «По вечерам нередко устраивались импровизированные концерты, в которых Эйнштейн блистал своим искусством скрипача. Охотнее всего он играл Моцарта, а я аккомпанировала ему, как умела… Эйнштейн играл на скрипке не только в нашем доме, где он однажды, на радость жильцам, запел сладким итальянским тенором импровизированную серенаду, но и у профессора Штерна, в доме которого был частым и желанным гостем. Там у него однажды завязалась оживленная беседа с другим физиком, который задорно пытался атаковать теоретические высказывания своего собеседника. Эйнштейн, однако, не дал вывести себя из равновесия и по окончании обеда предложил своему коллеге, указывая на скрипку, которую принёс с собой: «Давайте перейдем теперь в музыкальную комнату. Там мы сможем играть то, что вам так хотелось – произведения Генделя».

С увлечением Эйнштейна музыкой связаны некоторые забавные эпизоды. Об одном из них пишет фрейлейн Марквальдер: «Однажды летом – Эйнштейн только собирался достать свою скрипку и закрыть балконную дверь – из соседнего дома вдруг донеслись звуки фортепианной сонаты Моцарта. «Кто эта пианистка? – спросил он. – Вы знаете её?». Я сказала ему, что это, кажется, учительница музыки, которая живет в мансарде. Поспешно сунув под мышку скрипку, он ринулся на улицу без воротничка и галстука. Я закричала: «Нельзя же идти в таком виде!». Но он не услышал или не захотел слышать. Через несколько секунд захлопнулась садовая калитка, и вскоре мы услыхали, как к звукам фортепиано присоединилось пение скрипки. Вернувшись, Эйнштейн воскликнул с восхищением: «Да это же прелестная барышня! Я буду часто играть с ней». Позже познакомились с пианисткой и мы. Это была уже немолодая фрейлейн Вегелин; спустя несколько часов, она явилась к нам в черном шелковом платье и робко спросила, кто этот странный молодой человек. Мы успокоили её, сказав, что он безобидный студент. Она нам рассказала, как сильно испугало её появление незнакомого юноши, который ворвался к ней в комнату с криком: «Играйте, играйте дальше!»…

Но, помимо игры на скрипке, Эйнштейн увлекался и фантазиями на рояле: «Такая импровизация столь же необходима для меня, как и работа. И то и другое позволяет достичь независимости от окружающих». Уезжая из дома, он всегда испытывал тоску по клавишам. Уже в 70-летнем возрасте Эйнштейн писал Марквальдер из Принстона: «Скрипку я совсем забросил, зато импровизирую, хотя и весьма неумело, на рояле».

Писать о музыке в жизни выдающегося ученого можно было бы долго. Ведь он с ней был связан постоянно: с детства и до последнего вдоха. «В старости Эйнштейн редко выходил из дому. Время от времени он играл на рояле произведения Баха, Вивальди и Моцарта. Свою любимую скрипку, которая предназначалась в наследство его внуку Бернарду, изучавшему физику, Эйнштейн из-за нездоровья доставал лишь в редких случаях. В 1948 году он случайно встретил на улице пианистку и её брата-скрипача, приехавших в Принстон из Парижа. Эйнштейн спросил музыканта, играет ли он концерт для двух скрипок Баха. Получив утвердительный ответ, Эйнштейн пообещал прийти к ним вечером. Он принес свою скрипку и до полуночи играл с приезжими. В таких случаях он не считался со временем».

А свое 75-летие ученый, чтобы избежать назойливости окружающих, встречал дома: он лакомился пирогом и слушал записи произведений старинных мастеров на долгоиграющих пластинках, которые вместе с проигрывателем подарили ему коллеги по Институту высших исследований.

В заключение же этого рассказа, видимо, правильно будет сказать, что жизнь и творческая деятельность Альберта Эйнштейна – это яркий пример взаимосвязи и взаимопроникновения науки и искусства.

Неудавшийся вратарь, но великий физик

В начале минувшего столетия в Дании появилось множество футбольных клубов. А одним из первых в стране был организован «Академиск». Клуб стал чемпионом в первом футбольном турнире Дании, причем благодаря лишь студентам Копенгагенского университета. Многие годы при отборе игроков в первую очередь смотрели не на физические данные новичка, а на наличие у него студенческого билета. Без него дорога в футбольную команду была закрыта.

Благодаря отцовским связям оба брата – Нильс Бор и Харальд Бор – стали студентами престижного вуза. Однако, когда в мае 1903 года братья пришли на отбор в команду, тренеры увидели футбольный талант лишь в Харальде. Он-то и был зачислен в футбольный клуб.

И лишь через два года – в 1905-м – членом «Академиска» стал и Нильс. К тому времени Харальд уже добился значительных спортивных успехов: он выполнял в команде функции основного полузащитника. Кстати, Харальд в составе датской команды на Олимпийских играх 1908 года в Лондоне дошел до полуфинала.

А вот Нильс Бор так и не смог достичь внушительных результатов в футболе. Карьера вратаря завершилась меньше чем через год. А причина в том, что в очень ответственной игре с командой Технического университета Дании Нильс пропустил мяч, пробитый с чужой половины поля. Когда мяч пересекал линию ворот, Нильс смотрел в другую сторону. Дело в том, что, как вспоминал позже Нильс Бор, он… был занят решением физической задачи: он отвлекся, размышляя, почему в пасмурный день от травы поднимается испарение. Это был единственный гол в игре, приведший «Академиск» к поражению. К тому же этот матч был очень важен. И такой легкомысленности не простили голкиперу не только болельщики, но и преподаватели. Ему свистели вслед, а руководство кафедры даже отказалось предоставлять молодому физику университетскую лабораторию.

Но именно эта игра поставила крест на футбольной карьере Нильса Бора, заставив его полностью отдаться науке. Таким образом, футбол Дании потерял вратаря, зато страна и мир приобрели выдающегося физика – лауреата Нобелевской премии.

Талант нобелевского лауреата

Кто такой Ричард Фейнман, ответит, наверное, любой мало-мальски образованный человек. Ну, конечно же, выдающийся физик, которого ставят в один ряд с Альбертом Эйнштейном и Максом Планком. Правильно! И еще он лауреат Нобелевской премии! И это тоже правда.

Но, оказывается, это не все достижения Фейнмана. Ведь он еще играл на барабанах, сопровождая спектакли, пытался расшифровать Дрезденский кодекс – одну из четырех рукописных книг майя, изучал японский язык. Но и на этом перечень талантов великого ученого не заканчивается. Ведь он еще был и художником. К тому же неплохим.

Но как же так получилось, что Фейнман стал художником Офеем (именно такой был у физика псевдоним)? Начало новому увлечению, которое появилось у Фейнмана в 44 года, положил его диспут с известным художником и другом физика Джирайром (Джерри) Зортианом, который на спор пообещал научить ученого рисовать. Когда основы рисования были освоены, Фейнман продолжил занятия в художественной школе.

А вот как описывает физик этот момент в своей автобиографии: «Когда я только еще начал заниматься рисованием, одна знакомая, увидев то, что у меня получалось, сказала:

– Вы бы пошли в Художественный музей Пасадены. Там есть классы рисования, в них позируют натурщицы – обнаженные.

– Ну нет, – сказал я, – рисовальщик из меня плохонький, мне в таком классе будет не по себе.

– Ничего не плохонький: видели бы вы, что там у некоторых получается!

Я набрался храбрости и пошел туда. На первом занятии нам рассказали о «газетной бумаге» – это такие листы низкосортной бумаги размером с газету – и о том, какого рода карандаши и угли мы должны с собой принести. На второе пришла натурщица, и нам дали десять минут, чтобы ее изобразить.

Я начал рисовать ее, однако, когда десять минут истекли, только и успел, что закончить левую ногу. Огляделся вокруг – вижу, все остальные уже нарисовали натурщицу целиком, да еще и тень за ее спиной изобразили, в общем, с заданием справились.

И я понял, что замахнулся на нечто для меня непосильное. Однако в конце занятия натурщица согласилась попозировать нам еще полчаса. Я очень старался и – с великим, правда, трудом – успел закончить набросок. На этот раз какая-то надежда во мне затеплилась, хотя бы половинная. И прикрывать мой рисунок, как делал прежде со всеми прочими, я не стал».

С этого времени Фейнман всю оставшуюся жизнь продолжал рисовать: портреты выдающихся физиков, с которыми был знаком, портреты своих детей, а также делал наброски обнаженных натурщиц.

Да и вообще Фейнману нравилось рисовать обнаженных до пояса моделей, и таких работ у него был множество. Дочь Фейнмана Мишель вспоминала: «Для меня было совершенно естественным, что каждый понедельник вечером раздавался стук в дверь, папа открывал, на пороге стояла гибкая молодая женщина, и они вместе спускались в папин кабинет. Обычно папа занимался набросками с натуры несколько часов подряд. Он никогда их не выбрасывал. Некоторые его натурщицы становились нашими друзьями, иногда приносили домашние пироги, а одна из них как-то подарила нам щенка. Мама не возражала, наоборот, она поддерживала папу в его увлечении».

А однажды кто-то из друзей физика, увидев явные успехи в его творчестве, предложил ему продавать свои работы. И он прислушался к этому совету. И для этих целей даже взял псевдоним Офей, что в переводе с французского означает «Готово» или «Сделано».

А когда Фейнман как-то рискнул выставить свои работы, то удивился количеству желающих их приобрести. А еще больше – тем суммам, которые богатые люди за них платили. И за непродолжительное время Фейнман написал значительное количество рисунков, часть из которых была сделана по заказу.

Был в жизни Фейнмана-художника и такой случай. Как-то он написал большую картину для владельца массажного салона. Писал же он ее так долго, что хозяин салона за это время не только разорился, но и оказался в тюрьме. Возникла проблема, что делать с полотном. Покупать-то ее не торопились. И тогда Фейнман по совету товарищей поднял цену за картину в три раза. И ее купили в течение суток…

Итак, на примере Фейнмана мы видим еще одно подтверждение, что талантливые люди если и не талантливы во всем, то талантливы во многом.

Тесла и голуби

У великого ученого Николы Теслы было немало странных привычек. Например, ужинал он ровно в 20.10, сто раз массажировал пальцы ног перед сном, опасался пожать руку постороннему человеку или открыть дверь, боясь заразиться какой-либо инфекцией.

Очень много внимания уделял Тесла голубям. И при этом он безбоязненно брал их в руки, кормил, гладил и сам убирал за ними. А раненых птиц приносил домой и лечил. А как-то раз он потратил почти 2000 долларов, чтобы вылечить птице сломанное крыло и лапку.

Когда Никола останавливался в отелях, на подоконники своего номера он постоянно насыпал еду для птиц. И вскоре они залетали в распахнутое окно и свободно летали по номеру. Безусловно, эта ситуация раздражала администрацию, настаивающую на том, чтобы жилец прекратил кормление голубей в номере. Тогда ученый перебирался в другой отель, и там все повторялось.

Но откуда взялась у него эта странная привязанность? Вероятнее всего, из далекого детства. Тесла писал, что любил всех домашних животных, которые жили у них на ферме, и что ему нравилось брать в руки кур и голубей. Если же семья переезжала в другой населенный пункт, для Теслы это становилось катастрофой. «Смена места жительства стала для меня настоящим стихийным бедствием, – писал ученый. – У меня разрывалось сердце оттого, что пришлось расстаться с голубями, цыплятами и овцами, а также с нашим великолепным стадом гусей, которые по утрам поднимались под облака, а с заходом солнца возвращались с пастбищ боевыми рядами, настолько совершенными, что они заставили бы устыдиться эскадрилью лучших пилотов нашего времени».

В Нью-Йорке Тесла каждый день отправлялся кормить голубей. Чаще всего он делал это на площади у Публичной библиотеки на 42-й улице или у собора Святого Патрика на 50-й. Если же ученый не мог совершить этот ежедневный ритуал, то нанимал посыльного, который за эту услугу получал весьма приличные чаевые – целый доллар.

Писатель О,Нил Джон Джейкоб вспоминает, что Тесла часто кормил голубей ночью. «Несколько раз я случайно встречал Теслу, когда в полночное время он шел к библиотеке. Встретив вас днем, он обычно всегда был готов пройтись и поболтать с вами, но в это ночное время он был твердо намерен оставаться в одиночестве. «А теперь оставьте меня», – говорил он, неожиданно прерывая едва начавшийся разговор. Само собой напрашивалось предположение, что его занимают какие-то размышления и он не хочет отвлекаться от решения сложной научной проблемы. Но как же далеко это было от истины! И как святы, как узнал я гораздо позднее, были для него эти полночные паломничества, совершаемые ради кормления голубей, прилетавших на его зов, даже прерывая свой ночной сон!»

Как-то раз Тесла прогуливался по Бродвею с молодым журналистом Кеннетом Суизи и захватывающе рассказывал ему о своей идее беспроводной передачи электроэнергии. Но неожиданно он тихим голосом произнес: «Однако сейчас меня волнует эта маленькая больная птица, которую я оставил в своей комнате. Она беспокоит меня больше, чем все мои беспроводные задачи, вместе взятые».

Дело в том, что на днях Тесла подобрал на улице травмированного голубя и пытался вылечить его. Причем эта птица жила в его номере, хотя другие пернатые, о которых заботился ученый, жили в зоомагазине.

Впоследствии Суизи писал: «В зоомагазине в большой клетке сидело еще несколько дюжин голубей… У некоторых были болезни крыльев, у других – сломанные ноги. По крайней мере одного удалось вылечить от гангрены, которую местный специалист по разведению птиц счел неизлечимой. Если у голубя было заболевание, которое Тесла не знал, как лечить, то его помещали под наблюдение компетентного врача».

Однажды Тесла пришел на работу с небольшим свертком. При этом он был очень расстроенным. Затем вызвал своего помощника Юлиуса Шито и сказал, что в свертке – мертвый голубь, которого необходимо похоронить на кладбище, чтобы за могилой можно было ухаживать. Позже Шито вспоминал, что собирался выбросить сверток в мусорный бак, но сделать это ему что-то помешало. А затем позвонил Тесла и попросил вернуть мертвую птицу.

И все-таки почему же спустя много лет ему вдруг полюбились именно голуби? Уже известный нам Джейкоб в своей книге «Гений, бьющий через край» приводит историю, о которой поведал ему Тесла. Именно она, по мнению писателя, и объясняет загадочную привязанность ученого к голубям. Он даже назвал ее «историей любви в его жизни».

«Я кормлю голубей, тысячи голубей, многие годы, целые тысячи… – рассказывал он. – Но был один голубь, красивый, чисто-белый со светло-серыми пятнышками на крыльях. Он отличался от других. Это была голубка. Я узнал бы ее где угодно. Где бы я ни был, она всегда находила меня. Когда я хотел ее видеть, мне стоило лишь пожелать и позвать ее, и она прилетала ко мне. Она понимала меня, а я понимал ее. Я любил эту голубку… Я любил ее так, как мужчина любит женщину, и она любила меня. Когда она заболела, я узнал об этом и понял это. Она влетела ко мне в комнату, и я оставался возле нее несколько дней. Я ухаживал за ней, стараясь вылечить ее. Эта голубка была радостью моей жизни. Если я был ей нужен, то ничто другое уже не имело значения. Пока она была у меня, моя жизнь была наполнена смыслом. Но вот однажды ночью, когда я в темноте лежал в постели, думая, как обычно, над проблемами, она влетела через открытое окно и села мне на стол. Я понял, что нужен ей, она хотела сказать мне что-то важное, и я поднялся и подошел к ней. Посмотрев на нее, я понял, что она хочет сказать мне – она умирала. И когда я понял это, из ее глаз полился свет – мощные лучи света… Это был настоящий свет, сильный, яркий, ослепительный свет, сильнее, чем я когда-либо создавал с помощью самых мощных ламп в своей лаборатории. Когда голубка умерла, что-то ушло из моей жизни. До того времени я знал, что непременно закончу свою работу, какие бы амбициозные задачи я себе ни ставил, но когда это что-то ушло из моей жизни, я понял, что мой жизненный труд окончен…»

В этой истории о «белой голубке» до настоящего времени не могут разобраться ни биографы Теслы, ни профессиональные психиатры и психоаналитики. На этот счет появились различные предположения. Одни исследователи полагают, что образ голубки – это символ счастливого детства. Другие считают, что в этой привязанности проявлялись его сексуальные девиации. Но это всего лишь гипотезы. Однозначного же ответа нет. И вряд ли он появится.