Текст книги "Оленные люди"

– Спасибо, дорогой, спасибо. Уж пойду в гостиницу. Заночую там на деньги олигархов, если на то пошло, – засмеялся Суслов, обнажая крепкие белые зубы. Затем обнял Илани и сказал: – Илани, дорогой, я счастлив, что в этом уютном гнезде моих друзей я встретил племянника моего Ота. Это, слов нет, подарок судьбы. Передай от меня деду твоему низкий поклон. Не вымрет, не исчезнет эвенский народ, у которого есть такие люди-глыбы, как Ота. Вот моя визитка, и ты приезжай ко мне в Москву. Рад буду новой встрече с тобой, Илани. Теперь вот что. Жизнь во всей России трудная. Большинство населения – люди из беднейших слоев. Они еле сводят концы с концами. Работы нет, денег нет. Тысячи деревень сметены с лица земли. Ты понимаешь, какая это катастрофа для русского народа? Знаю, жизнь на Крайнем Севере тоже не сладка. Чую сердцем, мой Ота тоже бедствует. Ты можешь передать ему небольшую сумму денег от меня лично? Это в порядке материальной поддержки.

Илани очень взволновался от всего услышанного за этот вечер. Этот русский геолог показался ему гигантом. Как здорово, что он знает его деда и очень уважает.

– Конечно же, Владимир Михайлович. Я все расскажу деду. И вашу материальную помощь ему передам лично в руки. Обязательно передам. Обрадуется дед.

Суслов по очереди обнял всех троих, поцеловал. Оглядываясь и кланяясь, ушел.

13

Оленевод Митэкэн стоял на улице возле конторы и курил. Он намеревался с утра встретиться с главой наслега Федотовым. Сейчас с сосредоточенным видом жадно втягивал сигаретный дым. Надеялся, что это даст ему возможность унять волнение. Предстоит, как ему казалось, важный разговор с главой. Под давлением давних дум не заметил, как подошел Федотов, и очнулся только тогда, когда тот хлопнул его по плечу.

– Митэкэн, это ты, что ли?

– Не узнаешь, Тумус Семенович? – в тон главе откликнулся оленевод. Его загорелое лицо озарилось улыбкой.

– Как не узнать, узнал, узнал… Ну здравствуй, наш кочевник, – Федотов, широко улыбаясь, протянул руку.

– Дорово, бэгэн, – Митэкэн с силой сжал протянутую руку главы.

– Смотри, ты крепок еще. Как бы пальцы мне не сломал, – пошутил глава.

– Сам ты силен, бэгэн. Мне не тягаться с тобой, – Митэкэн знал, о чем говорит.

Федотов давно слывет в наслеге силачом. По борьбе всех соперников играючи опрокидывает на землю. Мастер спорта по борьбе «хапсагай».

– Не говори так, Митэкэн. Был бы слабаком, не штамповал бы детей одного за другим, – у Федотова озорно блеснули глаза.

– Ладно-ладно, Тумус Семенович, – смутился Митэкэн.

Он не любит, когда шутя или всерьез подчеркивают его многодетность. Конечно, он зря смущается. Рождение ребенка, продолжение рода – самое желанное событие. Стало быть, остается на земле твой след.

– Ну хорошо. Пошутили и хватит. Ты, чует сердце, ко мне?

– Да, к тебе, Тумус Семенович, – оленевод потоптался на месте.

– Пошли. В кабинете продолжим наш разговор, – Федотов уверенно рванул к себе входную дверь.

Внутри конторы прохладно. Глава шел по коридору уверенно, как истинный хозяин. В приемной уже сидела секретарь. Федотов кивнул ей головой. Та заулыбалась.

– Здравствуйте, Тумус Семенович.

Федотов прошел в кабинет. Митэкэн хотел пройти за ним, но секретарша остановила его:

– Митэкэн, подожди малость. Пускай хозяин разденется, приведет себя в порядок.

Раздался внутренний телефон. Секретарша подняла трубку и тут же положила ее на рычаг.

– Проходи, Митэкэн. Глава приглашает.

Федотов с начальственным видом сидел за своим столом. Оказывается, кабинет на глазах меняет человека. Это бросилось в глаза оленеводу.

– Садись, Митэкэн. Когда приехал из стада? – бодро спросил глава.

– Вчера вечером.

– На пути в поселок сколько ночевок проделал? Твое стадо самое дальнее. На чем приехал? На лошади или на оленях?

– Мне на олене привычнее, чем на лошади.

– Зато лошадь выносливее. Так ведь?

– Нет, олень живуч. Он всеяден. И траву поест, и ягель, и листву всякую. А твоей лошади дай только траву. Мы кочуем по верховьям горных рек, где очень мало полян. У нас лошади долго не держатся.

– С тобой спорить не могу. Ты в этих местах хозяин, поэтому знаешь цену своим словам. Но некоторые твои сородичи наоборот хвалят травостой в верховьях рек.

Митэкэн не стал ввязываться в дискуссию.

– Как олени в стаде? – Федотов счел нужным переменить тему разговора.

– Лето прошло благоприятно. Жарких дней было мало. Шли дожди. Дни стояли прохладные. Такая погода выгодна для оленей.

– Это хорошо. Значит, потерь не было?

– Доживем до осеннего пересчета оленей. Тогда только подведем итоги, – Митэкэн уклонился от прямого ответа. Как все истинные эвены, он не выносил бахвальства.

– Занимаетесь ли дойкой важенок?

– Иногда доим, когда ясная солнечная погода.

– Значит, кэбэлом[42]42
  Кэбэл – взбитое густое блюдо из оленьего молока.


[Закрыть] балуетесь?

– Изредка только. А ты, Тумус Семенович, пробовал кэбэл?

– А как же? Однажды выезжал в стадо Айчимы. Там меня угостили этой сладостью. Только не учел я тогда одного обстоятельства. Кэбэл за один присест нельзя, оказывается, много кушать. А я переборщил, в итоге несколько дней страдал от страшного запора, – Федотова охватил неудержимый смех. – Я больше предпочитаю мерзлое оленье молоко. По вкусовым качествам ничто не может сравниться с этим лакомством.

Митэкэн тоже скупо улыбнулся.

– Тумус Семенович, я пришел к тебе с большой просьбой, – оленеводу показалось, что глава нарочно отвлекает его всякими вопросами.

– Нутром чую твою просьбу, Митэкэн.

– Сначала послушай меня, Тумус Семенович.

– Ну говори, хотя ни на что не надейся.

Митэкэну не понравилось поведение главы наслега. Куда годится, если он, даже не выслушав просьбы, заранее настраивается на отказ?

– Сам знаешь, в каких жилищных условиях живет моя семья. Избушка маленькая, тесно в ней, заброшенная, негодная к ремонту. Зимой холод страшный. А у меня дети малые, – Митэкэн медленно, раздумывая над каждым словом, стал говорить.

Федотов заерзал на стуле, будто муравьи кусают его.

– Сам знаешь, Митэкэн, по всему наслегу с жильем туго.

Митэкэн не принял ответ главы. Он продолжил гнуть свое:

– Я тебе заявление писал прошлой зимой. Ты уговорил меня как-нибудь дожить до весны. Весна прошла, а я продолжал верить тебе. Сейчас лето прошло. На дворе уже осень. А мои по-прежнему ютятся в холодной избушке.

– Откуда я возьму для тебя, Митэкэн, новый дом? Из пальца высосу, что ли?

– Но ты же глава наслега. Мы тебя сами избрали. Обязан же думать о нуждах людей. Ты не можешь дорасти до мудрости и сердечности дедушки Отакчана. Благодаря ему, мы столько лет жили и живем в его доме. Он свой дом нам просто так уступил. Теперь этот домик стал непригодным для житья, у меня же большая семья.

– Пойми меня правильно, Митэкэн, у меня нет свободного жилья. Не обижайся на меня, – Федотов то ли сознательно, то ли без задних мыслей пропустил благодарные слова Митэкэна об Отакчане, но жестко добавил: – Мог бы сам отремонтировать свою избу, а то одному Федотову навязываете все свои трудности.

– Таких, как я, у нас в наслеге много. Куда ни зайди, везде тесно, сыро и неприглядно, – Митэкэн по-своему башковитый мужик, потому повернул русло разговора в другую сторону. – Как живут люди в других наслегах, мы не знаем. Однако только для эвенов такая нужда навечно записана. Так выходит.

– Не делай поспешных обобщений, Митэкэн. Себе хуже делаешь.

– Так что, с чем я уйду из твоего кабинета, бэгэн? Ты только что заявил, чтобы я сам ремонтировал свою избу. А кто будет пасти оленей за меня? Ты подумал об этом, прежде чем выпалить неумные слова?

– Пустых обещаний давать не буду. Твоя просьба, Митэкэн, невыполнима, – как бы подтверждая, что разговор окончен, Федотов встал и отошел к окну.

Митэкэн не шелохнулся. Голова его стала опускаться все ниже и ниже. Наконец шумно шмыгнул носом. Федотов подошел к нему и увидел, что Митэкэн молча плачет. Как быть в такой ситуации, Федотов не знал. Он явно растерялся. Жуткое дело, когда крепкий духом человек, отец большой семьи, надежный таежник плачет. На некоторое время в кабинете воцарилась тишина. Совладав с собой, Митэкэн тихо сказал:

– Один Илани ко мне относится по-человечески. Приходил к нам, осмотрел избу нашу. Приехав из стада, хотел с ним пообщаться, а оказалось, что он уехал в город.

– Илани в командировке. Вернется, шибко не беспокойся. Парень добрый и башковитый, – без задних мыслей откликнулся глава на слова оленевода.

«Надо бы помочь Митэкэну. Но как? Мне самому больно от этого», – в то же время подумал Федотов.

14

На Севере настали благодатные дни. Вокруг воцарилась умиротворенная тишина. Полчища комаров, еще недавно терроризировавшие все живое, в одночасье улетучились. Олени наконец-то свободно вздохнули. Зеленое, сочное разнотравье, богатое витаминами, подсобило захиревшим оленям подкрепиться на славу. Они быстро набирали силу. У многих из них залоснились бока и спины. Стало любо-дорого смотреть на них. Прямо на глазах похорошели, принарядились новым коротким мехом. Приходится лишний раз удивляться мудрости Матери-природы. Она как искусный дирижер умело руководит всей круговертью Вселенной. И худое, и приятное распределяет самым внимательным образом. После кошмарных комариных месяцев – июня и июля настает долгожданная пауза, когда на какое-то время устанавливается абсолютная благодать. Ни комаров, ни мошкары. Дождливые дни сменяются теплыми, солнечными. Земля отдыхает, предаваясь умиротворяющему покою и наслаждаясь благоуханным ароматом полевых цветов вперемешку с неповторимым духом хвойного леса. Это чарующее начало августа.

Дед Отакчан проснулся рано. Нутром почувствовал, что до утренней зари еще не скоро. Полежал, зажмурив глаза, пытаясь заснуть. Но сна нет. Ему вдруг отчетливо вспомнился Володя Суслов. Вот он стоит перед глазами. Молодой, высокий, с короткой, но густой русой бородкой. Из-под синей фуражки топорщатся кудрявые волосы. Глаза голубые-голубые, как чистое небо. Таким он запомнился ему на всю жизнь. Отакчан с закрытыми глазами улыбается. Он боится открыть глаза, зная, что, как только откроет их, это чудесное видение мигом исчезнет. Отакчан знает, что молодой геолог стал для него ангелом-хранителем. Он все время сидит у него глубоко в сердце и душе. Часто задумывается и удивляется: «Разве бывают такие добрые и сердечные, чуткие и внимательные, благородные и бескорыстные люди?» Тут же сам себе молча утвердительно отвечает: «Да, бывают. Вот он такой – Володя Суслов!» Отакчан после того, как проработал года три в геологической партии и где практически постоянно общался с Володей, окончательно убедился в том, что он – самый лучший и неповторимый среди всех русских людей. Он уже давно понял, что русские – сильные, смелые люди. Люди с открытой душой. На них всегда можно смело положиться. Но Володя как человек все равно лучше всех. Не бывает так, чтобы все вокруг были одинаково хороши. Природа распорядилась так, что над лучшими есть еще лучше, над сильными – более сильные. Ведь и среди оленей такое отчетливо наблюдается. Все это так интересно.

Неожиданно Отакчан вздрогнул всем телом. «Как же так получилось, что чуть не забыл?! Сегодня же Ильин день». Суслов и его ребята-геологи этот день отмечали отменно. Отакчан это помнит, будто все было вчера, хотя прошло много-много лет. Надо же, все помнится так свежо и до мелочей… В тот вечер золотое солнце медленно, словно нехотя, садилось за ближайшую сопку. Вокруг стояла умиротворенная тишина. Отакчан в душе радуется и улыбается еще из-за того, что сегодня день рождения Володи. Ильин день и именины Володи геологи отмечали вечером. Вернувшись с маршрутов, ребята шумно купались в водоеме под горой. Громко плескались, фыркали водой, затем голышом бегали по берегу. Шалили, как дети. Отакчан сидел в некотором отдалении от них у березовой рощи и смеялся. Суслов звал его окунуться в воду. Отакчан отказывался, мол, не умеет плавать, потому камнем пойдет на дно. Суслов громко смеялся и говорил, дескать, при нем он не утонет, в случае чего из любой глубины вытащит. Отакчан, робко улыбаясь, отнекивался.

После купания геологи переодевались во все чистое и садились за ужин. В этот день обаятельная русская девушка Сусанна готовила еду на ужин с особым рвением и превосходила в этом саму себя. Отакчан помогал ей во всем, потому знал цену своему восхищению.

Как помнит Отакчан, за столом не бывало никаких напитков, кроме горячего чая с дымком и отличного русского кваса, который с любовью готовила Сусанна. Такой порядок, как рассказывала Сусанна, установил Володя Суслов. Тоже отличительная черта этого бесподобного русского парня.

Тогда все думали, что между Сусловым и Сусанной давний роман. Никаких подтверждающих фактов тогда Отакчан не замечал, но слышал, как геологи шептались об этом. Отакчан, правда, иной раз замечал, как радостно загорались глаза Сусанны, когда из маршрута возвращался Володя. Он болел за Володю. Раз такая красивая девушка любит его, почему он не замечает этого? Или нарочно делает вид, будто не замечает?

* * *

Илани прилетел в Дөндэ на социальном авиарейсе. Ему повезло. Приехал на аэровокзал. А там удивился скоплению пассажиров из своего села. Все знакомые. Это те, которые прилетели в город еще ранней весной, кто в отпуск, кто на лечение, некоторые с целью поступить на учебу. С тех пор ни один самолет не вылетал в отдаленное северное село оленных людей. В аэропорту начальство ссылалось на непогоду. Как заколдованные, твердили об одном: «Горы закрыты». Сородичи Илани за лето загорели в городскую жару. Все поистратились. Ночевали в зале ожидания как попало. Ездить в город туда и обратно каждый день обременительно. У каждого из них свои проблемы. Здесь Илани встретил Галину Савельевну. Обрадовался встрече. Вспомнили случай в гостинице райцентра и суд. «Здравствуй, подсудимый», – пошутила Галина Савельевна. Илани смутился. «Не стесняйся. Шучу. Это только между нами», – вполголоса успокоила она. Илани поблагодарил Галину Савельевну. Если бы не она, он бы не выкрутился. Со всех сторон обложили бы и по крайней мере посадили бы на пятнадцать суток ни за что ни про что.

Галина Савельевна поведала о своей поездке в родное село Ломтука за величавой рекой Лена. У ее родных жизнь пока течет неплохо. Держат скот. Сено косят. Она немного им подсобила, хорошо отдохнула. Удивила Илани своим признанием о тоске по Дөндэ. «Сама чистая якутка. Могла бы жить и учить детей у себя в селе. Надо же, затосковала по нашему селу Дөндэ. Аж приятно слышать такое», – подумал Илани и улыбнулся. Галина Савельевна продолжила свою мысль, словно угадав мысли парня:

– Мне недавно предложили поработать завучем в Тыллыминской школе. Я деликатно отказалась. Люди Дөндэ пришлись по душе. Открытые, добродушные. Думаю еще поработать там…

В это время объявили посадку на вертолет Ми-8, вылетающий в Дөндэ. Повезло, надо сказать, Илани. Месяц назад в город ехал с трудом. Зато возвращение произошло без проблем. Поначалу хотел лететь в районный центр Отоннох и там ждать оказии. Надеялся на поддержку Ирины. Только не знал, на месте она или уехала в отпуск. Чувствовал неловкость из-за того, что толком не отблагодарил ее за помощь.

Но все же лучше, что прилетел напрямик. Илани чувствовал себя на седьмом небе от радости.

…После обеда пошел в контору. Федотов встретил его тепло. Живо интересовался жизнью Илани в городе. Илани не торопясь рассказал о своей командировке. Подробности, естественно, опустил. Зачем они Федотову?

– Значит, обещают провести расследование? – наконец спросил глава.

– По крайней мере не отказали.

– Хорошо. Ты вовремя съездил в город. Месяц для нас незаметно пролетел. Нет, что ни говори, съездил удачно. Мог бы подольше застрять из-за отсутствия авиарейсов.

– Я тоже считаю, что мне повезло. Что интересно, так это мои знакомства с новыми людьми, которых раньше не знал. Правильно говорят умные люди, что человек духовно богатеет, общаясь с людьми, – оживленно говорил Илани.

Федотов молча слушал парня и пристально всматривался в него. «Ты смотри, как парень изменился за месяц. Даже как бы вытянулся в росте. Стал раскованнее. Поездка ему явно пошла на пользу», – думал он, чувствуя, как теплеет в груди. Потом улыбнулся и распорядился:

– Теперь иди в бухгалтерию и сдай отчет о командировке. Заодно рассчитайся.

Он завизировал командировочное удостоверение. Илани взял его, но почему-то сразу не поднялся и не вышел из кабинета главы.

– Я чую, что тебя что-то волнует. Говори, Илани, – Федотов раскурил сигарету. По его лицу было видно, какое наслаждение он испытывал в данную минуту.

– Тумус Семенович, у меня к вам просьба, – тихо произнес Илани, теребя пальцами край командировочного удостоверения.

– Слушаю. Говори.

– Хочу выехать в стадо Айчимы. Возникла потребность в этом.

– За счет отпуска или хочешь оформить новую командировку?

– Вам виднее, Тумус Семенович. Я сам не прошу ни того, ни другого. Хочу просто съездить к деду Отакчану.

– Скажи, Илани, разве Айчима тебе не отец?

– Ну, отец…

– А почему не называешь его отцом? А то как чужого человека – Айчима да Айчима. Нехорошо получается.

Илани на это только пожал плечами. Федотов выдавил окурок в пепельницу и вскинул взгляд на Илани.

– Ладно, езжай. Оформи командировку. Расскажешь оленным людям о поездке в город. Это интересно им. Кстати, с кем поедешь?

– Один поеду. Горные тропы знаю. Я же у себя дома.

* * *

Отакчану вновь приснился Суслов. Проснулся, а сна нет, улетучился, как белый туман. Раз не спится, надо подниматься, нечего обманывать себя, имитируя сон. Встал и почувствовал себя необыкновенно бодрым. Давно не было у него такой легкости в теле. Зашагал к речке помыться. Степенно закатал рукава изношенной клетчатой рубашки зеленого цвета. На протертую зубную щетку выдавил пасту и медленно стал чистить зубы. Этому его научил тот же Володя Суслов. Теперь Отакчан ни одно утро не пропускает без чистки зубов, несмотря на то, что зубы у него теперь заметно поредели и расшатались. Не бросает зубную пасту и щетку даже во время кочевий в поисках откола. Все же память о друге. Затем намылил руки и с видимым удовольствием обеими руками тщательно тер морщинистое лицо. Вытерся полотенцем, неожиданно чистым в условиях кочевой жизни. Так было и тогда, при жизни у Суслова. Сусанна часто полоскала его полотенце в походном медном тазике с горячей водой, высушивала при солнечных лучах, когда пекло солнце. А при непогоде сушила в палатке-кухне. Отакчан охотно перенял привычку той славной русской девушки.

Незаметно для себя стал отвыкать от грязной одежды. Да и сейчас, уже в пожилом возрасте, он всегда опрятно одет. «Все от них, от моих русских друзей, это берет начало. Они меня окультурили», – иногда в шутку смеется он в те минуты, когда сородичи высказывают свое удивление по поводу его чистоплотности во всем. Иногда он задумывается после таких разговоров. Думает так: «Ну, скажем, есть у меня во что одеться. Тут нужды не испытываю. Сам стираю, как надо. Научился у русских в геологической партии. А вот по части палатки я бессилен. Не могу подзапастись новой палаткой. Материал дорог, да редко появляется. Обыкновенный брезент никудышный по качеству. Слабый дождик и то насквозь льет. Не могут оленных людей обеспечить добротным материалом. Не палатка, а одно мучение. Это еще ничего. А вот нету у меня в деревне своего угла. Приезжаю туда, приходится останавливаться у сестры, где и без меня тесно. Сколько раз просил избушку, хоть махонькую, под меня построить. Говорят, что нет строительных материалов. Это еще ничего. Обидно, что все тычат мне в лицо моим одиночеством, тем, что нет у меня семьи, что я одинокий бобыль. Гаврила, этот старый наглец, как что, тут же начинает укорять меня, что я состарился без бабы, без детей. Смеется в лицо, что как только помру, след мой на земле исчезнет. Может, он прав… Ну да, он прав. В самом деле что я оставлю после себя? Ровным счетом ничего. Да ладно, я свое уже пожил. А вот молодые ребята тем же путем идут. Все холостые. Вон сыновья Бетаки все не имеют семьи. Бетаки бесится со зла, а что толку? Так и состарятся, как я, останутся одинокими и никому не нужными. Тут однако далеко ходить не надо, когда эта беда рядом, под рукой. Вон мой юный друг Виктор тоже одиноким ходит. А парень-то что надо. Неужели ни одна девка на него глаз не положит? Или они ищут лучших кавалеров, чем Виктор? Вряд ли найдут. Скорее сами останутся старыми девами. Байбал, Гаврилы-дурака сын, тоже холост. Вот так-то. Куда ни кинь взгляд, везде тупик. Невозможно найти выход. А девок-то много. Ходят, как косяки молодых важенок, не покрытых еще горячими на случку быками. У оленух-важенок удел прозрачен. В сентябре, как только начнется гон, у всех хвостики торчком задрожат, течка пойдет, сами легко, с желанием зад подставят под обезумевшего быка. А в апреле – мае оленята появятся. Вот у них все налажено матерью-природой. Пока будут проходить оленьи свадьбы, оленье потомство не исчезнет. А вот у моих сородичей без семьи и детей будущего нет. Это меня сильно тяготит. Думаю и чувствую, как страх берет в клещи железные. Без семьи, без потомства у оленных людей нет жизни. Где выход? Им, молодым, незачем брать с меня пример. Лучше посмотрели бы на Митэкэна. Вот он молодчина. Но он один из немногих. Такая участь смертельно ударит по моим ближним и дальним сородичам. Обидно, что никто не задумывается над этой проблемой. Как будут жить дальше оленные люди? Со временем все состарятся, как я. Тогда конец. Не будет спасения оленным людям…»

Был у него, правда, небольшой, рубленый домик на краю села. В свое время построил совхоз. Так у него появилась надежная крыша над головой. Чувствовал себя тогда всем обеспеченным. Иступленно пас оленей. В редкие наезды в село останавливался в своем домике. Упряжных оленей отпускал на свободу прямо со двора. Благо, рядом высилась лесистая сопка с ягельными местами. Олени далеко не уходили. Хорошее было то время. Даже собаки тогда просто так на оленей не набрасывались. Их приучали не гнаться зря за оленями, не пугать их. Казалось бы, мелочь, но за этим таится мудрость сородичей.

Потом жизнь перевернулась. Объявили однажды, что Советского Союза больше нет. Все смешалось в умах людей. Сверху поступил строгий приказ о ликвидации совхозов. Жизнь оленных людей захирела. В селе остановилось строительство домов. В это время его сородич, оленный человек по имени Митэкэн, обзавелся семьей. Отакчан обрадовался этому случаю. Вскоре выяснилось, что молодым жить-то негде. Года два мыкались у родни. За это время успели родить двоих детишек. Вот тут-то душа не выдержала у Отакчана. Он без особых условий уступил свой домик Митэкэну. «Детишек твоих мне жалко. Живите. Взамен ничего не прошу. Чую, эта новая власть о вас не скоро позаботится. Правда, давай условимся об одном. Ты, Митэкэн, намного моложе меня. Когда придет мой последний час, позаботься обо мне. Сам знаешь, у меня за спиной никого нет…» Вот так и условились. Между тем годы шли, а Митэкэн, вот сильный бык, наклепал шестерых детей. Домик стал тесен им, да и обветшал…

Отакчан понял, что пора вставать, скоро дэлмичэ подойдет. Его следует встретить на ногах. «Володя, я с тобой пообщаюсь чуть погодя. Не обессудь, мне оленей надобно встретить», – мысленно обратился к Суслову.

Выйдя из палатки, подошел к потухшему костру. Без помех разжег костер. Кисло-сладкий дымок легко проник в грудь. Отакчан аж зажмурился на миг от удовольствия. С закрытыми глазами потянулся к чайнику. Пошарил вокруг. Нашел, вот он, чайник. Поднял его… Э, что это? Почему чайник такой легкий? Открыл глаза и с ужасом увидел пустой чайник. Недавняя легкость в теле испарилась. Поймал себя на мысли, что настроение портится, будто душу накрывают темные тучи. Дед теперь ругал себя последними словами. За то, что нарушил житейский обычай предков. Ночь провел с пустым чайником. Вчера вечером, когда он уже улегся спать, мимо потухшего костра пробежала важенка, погоняемая оленегонной собакой Айчимы. Она-то и опрокинула чайник с водой. Не виновата оленуха. Это он, старый лежебока, во всем виноват. Надо было встать не ленясь и проверить, все ли на месте. А он не встал. По древнему обычаю эвенов, посуда, предназначенная для воды, на ночь должна обязательно оставаться полной. Иначе души ушедших в другой мир сородичей будут страдать от жажды. Они, как гласит предание, по ночам объезжают стоянки, памятные места. Никто из сородичей, правда, не видел их ни разу. И вправду за таким занятием, как утоление жажды, ни одну душу не видел никто. Но такая вера устойчиво живет в памяти оленных людей. Ее оспаривать нельзя. Так заведено издревле. Ведь мудро. С другой стороны, подпирает древняя традиция эвенов на ночь чайник наполнять водой. Это на случай приезда ночного путника. Кто-то припозднится в пути и приедет ночью. Обычай эвенов велит, чтобы кто бы ни приехал, надо подыматься, разводить огонь в очаге, подогреть чай и напоить путника. Разницы нет, все путники одинаково страдают от жажды. Опять же забредет ненароком заблудившийся человек. И он найдет здесь спасение, попив горячего чаю. Каждый оленный человек обязан соблюдать этот древний обычай. А он, лентяй, нарушил его. Куда это годится?

«Я винюсь перед тобой, Дух Огня. Прости меня и худого не думай обо мне. Даю слово оленного человека больше не допускать такой оплошности. Сородичей своих, оленных людей, учу уму-разуму, этому мудрому обычаю. А тут сам оплошал. Прости меня, Дух Огня…»

Огонь на костре плясал золотым пламенем, игриво ласкаясь к черным закопченным бокам чайника. Дед бросил в костер щепотку чая с желанием задобрить Духа Огня. Лицо у него посветлело. Ему показалось, что Дух Огня внял его мольбе. Вон как игриво танцует пламя. У деда настроение заметно поднялось. Скоро не торопясь возьмется за чай.

…Эвены традицию кормления и задабривания Духа Огня проводят скромно, без излишнего шума. Они считают, что шум и громкие крики могут не понравиться Духу Огня, потому он не благословит их и не поможет. Возможно, они правы. В самом деле шумное задабривание Духа Огня, как это практикуется у других коренных народов, это, скорее, своего рода шоу. Оно не преследует тех чистых помыслов, заложенных в самой природе этой традиции, а рассчитано на эффектное воздействие на психику людей, которые все это видят. А люди, бедные, такие наивные, всему этому верят, принимают за чистую монету. Пускай верят, хоть какое-то утешение им в череде бесконечных проблем сегодняшнего дня, которая затянется, судя по всему, на долгие годы. К тому же непозволительно по этическим соображениям вторгаться со своим мнением в духовный мир другого народа. Это его восприятие всего окружающего и это в конце концов его культура, которую, слов нет, надо неукоснительно уважать.

…Отакчан задумчиво сидит возле костра. Чайник вот-вот закипит. Он думает о сне, в котором увидел Володю Суслова. Он улыбчив, чем-то весьма доволен. «Сон этот, видно, к добру. Обычно Володя мне снится, а после этого удача в чем-то поспевает. Или откол оленей отыщется, или на охоте удача поджидает. В другой раз приезжают люди с добрыми вестями». Так у него и завелось. Ни разу не подводил вещий сон. «Однако на этот раз Володя отгоняет от меня дурной дух. Или кто-то с добрыми вестями едет к нам. Посмотрим, как пойдут наши дела. Долго ждать не придется», – думает он, наливая себе в кружку душистый чай.