Текст книги "Оленные люди"

Окружающая местность за ночь неузнаваемо сменила свой наряд. Еще вчера леса ласкали человеческий взор чарующим зеленым покровом. Еще вчера казалось, леса неувядаемы, что так будет еще долго.

А сегодня на склоне окружающих сопок половина леса пожелтела. Это придавало необычную свежесть хвойному лесу. Вспомнились Суслов и Сусанна. Для них такое преображение тайги означало завершение геологических работ. Геологи уезжали к себе на малую родину. А Отакчан оставался сторожем на перевалочной базе. Зимой занимался промысловой охотой. Весной Володя Суслов появлялся раньше всех, а затем за ним приезжали остальные геологи.

После того, как Илани ошарашил рассказом про встречу с Володей, Отакчан стал даже от себя утаивать некоторые подробности своей жизни в геологической партии, в особенности события последнего дня. «Что было, то было, оно исчезло навсегда», – успокаивал он себя. Но, несмотря на это, сегодня ему вспомнилась Сусанна. Отакчан молча улыбнулся, представляя ее себе. «И она, коли жива, состарилась однако, как и я. Целая жизнь прошла с тех пор. Сколько снега растаяло, сколько воды утекло по таежным рекам. Разве сочтешь все это? Только очень обидно, так коротка и быстротечна человеческая жизнь. Не успеешь оглянуться, как ты уже состарился. К тому же, чего теперь лукавить, я стал жертвой своей робости. Почему-то всегда боялся женщин. А зря, конечно. Может быть, и у меня родился бы свой сын, даже, кто знает, может и два, и три сына… Вот было бы здорово. Не знал бы точно старости, находясь под опекой и заботой сыновей. А я, старый балбес, сам сторонился этого. Ведь было же время, когда молодые эвенки обращали на меня внимание. Были и такие, которые откровенно приставали. А я убегал от них в стадо. И якутки, бывало, глаз не сводили, когда меня приглашали на совещания передовиков труда. Тогда я весь уходил в себя».

Эти мысли отвлекли его от беспокойства за Виктора и Байбала. Кэрэмэс свернувшись лежал недалеко от палатки под старой корягой. Увидев хозяина, поднял голову и вопросительно посмотрел, дескать, как настроение. Отакчан подошел к собаке, нагнулся и погладил по покатой голове, приговаривая: «Беспокоюсь за парней. Должны были приехать вчера к вечеру. Сам видишь, их нету. Что с ними случилось, не знаю. Да ты не беспокойся, мой друг. Сейчас пойду в палатку, попью чаек». Вслед за Отакчаном поднялся на ноги и Кэрэмэс. Потянулся всем поджарым телом, зевнул и встряхнулся, отгоняя от себя сонливость. Медленно подошел к пологу и улегся.

Отакчан не торопясь попил чаю. Кусок вареного мяса положил под нос Кэрэмэсу. Тот несколько раз с аппетитом хрустнул зубами и проглотил.

Старик приподнял ушко старой цигейковой шапки и прислушался. Где-то у склона ближней сопки позвякивал колокольчик, повешенный на шее важенки Идалкан. Значит, олени далеко не ушли. После этого поднялся на ближайший бугорок, где на длинной привязи лежал верховой олень Бугдындя. Его он оставил на привязи на случай удаления оленей. Ягель вокруг сочный, потому олень за ночь насытился. Старик повел его на водопой. Олень долго пил студеную воду. Поднял голову и мотнул ею. Это означало, что он утолил жажду.

Отакчан не привык сидеть без дела. Никто не видел его сидящим или лежащим праздно на оленьей шкуре. Чем-нибудь да всегда занят. Удивительный старец. И сегодня в ожидании парней, одолеваемый беспокойством за них, вытащил топор-алданку из вьючной сумы. У него всегда два топора. Один на каждый день, то есть рабочий, которым пользуется постоянно. А второй для серьезных дел, в основном для строительства. Острый топор, из добротной стали. Топор этот подарил геолог Суслов. Специально привез для него откуда-то с юга. «Степан Разин из такой стали ковал мечи для себя и для своих воинов», – молвил тогда Володя, так и этак вертя топор перед изумленным Отакчаном. «А кто этот Разин?» – Отакчан в самом деле первый раз услышал о предводителе народного восстания. «Это долгий рассказ, Ота. В двух словах, коли сказать, то Степан Разин поднял восстание против русского царя, – отозвался Суслов. – Из самой твердой стали ковал он мечи». Отакчан тогда взял в руки топор и молча прижал к груди. Он нутром понял, что незнакомый ему Разин защищал бедных, простых людей.

Когда Отакчан был молодым, его на какое-то время отзывали от пастьбы оленей и ставили на строительство домов для жителей Дөндэ. С тех пор он знает толк в топорах. Для начала острыми топорами с обеих сторон тесали бревна. У Отакчана бревна получались ровными, как будто рубанком выстругали. Все удивлялись его сноровке и умению тесать бревна. «Как это у тебя получается так гладко? А у нас, как ни стараемся, неровно выходит», – удивлялись сородичи. В особенности сокрушался Гаврила. Он не удивлялся, а больше завидовал. С тех пор Отакчан свой топор, которым работал на стройке, стал называть топор-алданка, то есть топор, которым обрабатывают бревна.

В тот год, когда Отакчана осудили и увезли, Гаврила искал его острый топор. Может быть, нашел его этот Гаврила. Все сородичи знали, что топор исчез. Вернулся Отакчан «из мест, не столь отдаленных» с новым топором-алданкой. Редко, правда, пользовался им. Больше хранил во вьюке, который сам изготовил из шкуры сохатого. Кочевые эвены вьюки-сээруки изготовляли из оленьей шкуры. Шили их нитками из оленьих сухожилий. Оленья шкура мягкая, потому иголкой легко прошивается. А сохатиная шкура грубая, твердая, Отакчан сшивал ее с помощью шила. В таком вьюке хранил самые нужные свои вещи. Вьюк получался крепкий, надежный, ни за что не порвется.

Отакчан стал на склоне сопки подбирать подходящие деревца и рубить под жерди. Время от времени останавливался и смотрел в бинокль, не едут ли парни. Только в полдень в окуляре бинокля внезапно показались Виктор и Байбал. У старика от радости сердце забилось гулко, загорелое лицо сморщилось в улыбке: «Эге-ге-е, едут мои оленята добрые». Торопясь, стал спускаться вниз. «На старости лет ноги не всегда слушаются, сами идут наперекосяк. В былые годы в два прыжка очутился бы у своей палатки», – с сожалением подумал он, чувствуя, как ноги одеревенели. Тем не менее спустился вниз, ни разу не упав, хотя несколько раз ноги подкашивались. Отакчан доволен собой. Все же удержался. Для его возраста это серьезный повод для радости. «Радуйся каждый день. Находи любую причину, любой повод для этого», – говорил он себе. Быстро развел костер. Для него, умеющего разводить костер под проливным дождем, это сущий пустяк. Над костром повесил котелок с мясом и чайник. Все это приготовил заранее.

«Парни, должно быть, проголодались. Я их накормлю, как надобно», – думал он на радостях, поглядывая в сторону реки, откуда вот-вот должны появиться они, долгожданные, такие славные…

Вскоре парни подъехали. С уставших оленей проворно стали снимать седла и вьюки. Почувствовав легкость, олени с видимым удовольствием встряхнулись. Потом Виктор с Байбалом подошли к костру, где их уже поджидал дед.

– Дорово, дед, – Виктор, радостно улыбаясь, подал руку Отакчану.

Отакчан с готовностью пожал протянутую руку. Подошел Байбал, молча сунул руку. Дед с молчаливой улыбкой принял приветствие Байбала. Он искренне рад их приезду.

– Садитесь. Подложите под себя вот эту шкуру, – с такими словами он бросил на землю под подстилку оленью шкуру, приготовленную до приезда парней.

– Ох как приятно у костра попить крепкого чаю! – воскликнул Виктор после того, как отхлебнул первый глоток. – Представляешь, абага, жажда замучила.

– Да еще с молоком, – подал довольный голос Байбал.

– У важенок молоко еще есть, – деду приятно, что парни так радуются его чаю.

– Ночью Јкэтэчэн наверняка все молоко у матери высосал. Так, да? – смеется Виктор.

– Как бы не так! – теперь лицо Отакчана озарилось улыбкой. – Вчера вечером всех троих привязал на ночь.

Парни беззаботно засмеялись. Знали сноровку и хозяйственную хватку деда. А сам дед все ждал, покуда парни сами расскажут про свою задержку. Виктор будто сердцем чуял внутреннее состояние деда, потому говорит:

– Вчера около трех часов пополудни закончили сборы. Нарубили дров для деда Гаврилы. Потом выехали. Проехали полпути, кажется. Вдруг из-за густой тополиной рощи вышел огромный сохатый. Какое-то время постоял и удивленно смотрел на нас. Ветер дул с нашей спины, потому сохатый учуял, видно, наш тяжелый дух и рванул назад.

– Хорош в это время сохатый, упитан в меру, – сказал Отакчан. – Ну-ну, а дальше что произошло?

– На нас напал охотничий азарт, наспех привязали вьючных оленей к дереву и пешим ходом погнались за сохатым.

– Оба, что ли?

– Оба, конечно.

– С одним карабином?

– Об этом некогда было думать. Значит, побежали. Сохатый-то недалеко ушел. Правда, видеть самого не удавалось. Но ясно слышали, как он шумно пробивается сквозь густые заросли. Мы, позабыв про усталость, долго шастали по лесу. Сохатый ушел от нас.

– Однако на гору подался. При близкой опасности он спасается таким макаром, – вставил слово Отакчан. – Пусть ходит. Это ваша живая кладовая. Вот выпадет снег, там разберетесь.

– Мы тоже так подумали. Но все равно еще долго плутали по склону горы. Без собаки разве его догонишь? Скрепя сердце, вернулись к оленям. А там нас ждал еще один неприятный сюрприз. Вьючных оленей Байбала не оказалось на месте. Байбал так спешил, что наспех прикрепил вожжи к дереву и побежал за мной. Передовому оленю-учагу стоило дернуть слегка, как ремень тут же развязался. Мы это сразу поняли. Пошла вьючная связка на свободный выпас. В поисках потратили много времени. Олени зацепились и застряли в тальниках. Сумерки нас там настигли. Пришлось остановиться на ночь, – Виктор закончил свой рассказ, мельком оглянулся на Байбала. Тот невозмутимо сидел.

– Хорошо, что все обошлось благополучно, – Отакчан воодушевился. Не стал говорить о том, как накануне общался с Духом Огня и просил снисхождения к оленеводам.

Пообедав, парни не стали отлеживаться. Они хотели поставить свою палатку, но Отакчан остановил их:

– Погодите, ребята. Зачем вам ставить свою палатку, когда она есть у меня? Поместимся однако втроем.

Парни без слов приняли предложение деда. Здесь они долго жить не будут. Других забот много.

– На склоне выросло много молодняка. Я срубил с десяток тонких деревьев. Вы много нарубите там. А я займусь оленями. Всех ваших отпущу, пусть попасутся на свежем ягеле. Они быстро найдут моих. Они недалеко от нас. Я покараулю малость.

Молодым оленеводам по душе пришлись добрые слова деда. Оленей отпустили. Те, видать, еще находясь на привязи, определили местонахождение оленей старика, потому тут же углубились в лес по пологому склону.

Отакчан оседлал своего учага. Только хотел было отъехать, как услышал голос Байбала.

– Слышь, Виктор, где же мой топор?

– Откуда я знаю? Твой же топор, ты и должен знать, где он, – ответил Виктор.

– Помню, привязал его к своему седлу с правой стороны, – вяло отозвался Байбал. По голосу понятно и без слов, как он винит себя.

– Стало быть, плохо привязал. Выпал где-то твой топор. А утром перед отъездом ты видел его?

– Вчера вечером дрова ты рубил, Витя. А я в это время палатку ставил.

– Тогда твой топор выпал где-то в зарослях, – однозначно определил Виктор. – Почему ты такой рассеянный, Байбал?

Парень молча оглянулся назад. Он был явно растерян, нервно покусывал губы. В тайге без топора как без рук.

– Придется одним топором работать, – Виктор от досады желчно сплюнул на землю. – Другого выхода нет. Про запас мы не имеем второго топора. Для этого деньги нужны, а их у нас не водится.

Подошел Отакчан.

– Возьмите мой топор. Он еще крепок, – с такими словами дед поднял свой рабочий топор, с которым не расставался.

– Спасибо, дед, ты выручил нас, – обрадовался Виктор.

– Дед, я его верну в сохранности, – улыбается Байбал.

– Смотри, не теряй топор-то, – на всякий случай говорит дед. – На обратном пути поищите, вдруг еще отыщется твой топор.

– Нет уж. Плохой был топор. Из мягкого металла изготовили, видать. Быстро тупеет. В сельмаге купил.

– А мой топор, который держишь, куплен мною еще в советское время, – с затаенной гордостью откликнулся Отакчан.

– Тут сравнивать нечего. Раньше прежде всего на качество товара обращали внимание, – с грустью выдохнул Виктор.

…До Отакчана доходит перестук двух топоров. «Парни работящие. Они быстро отремонтируют изгородь», – подумал он. Вскоре увидел оленей. Они мирно паслись. Старик спешился. Своего верхового учага привязал к деревцу на всю длину ремня, чтобы олень мог попастись. Сам сел на ягель, вынул трубку, набил табаком и закурил. Горящую головешку спички тщательно потушил и выбросил. Хорошо, что все обошлось. Теперь беспокоиться не о чем. Здесь он побудет до заката солнца. В тайге всякая опасность подстерегает человека на каждом шагу. Он должен держать ухо востро. Его спасут от этих бед только бдительность и умение предвидеть возникающие трудности.

* * *

Отакчан верхом на олене поднялся на сопку. Отсюда обзор хороший. Видно вокруг далеко, сколько может охватить человеческий взор.

Вчера Виктор с Байбалом уехали. Устье реки новой изгородью добротно перекрыли. Теперь проверят лазейки на боковых речках.

Отакчан удобно уселся на крупный камень и стал осматривать в бинокль все окрестные места. Поодаль виден небольшой косяк оленей. Они пасутся на мари. Вон на правом склоне еще пасутся олени. Белой масти бык продвигается степенно. Отакчан узнал его сразу. Это олень Илани.

Из оврага, что за спиной белого быка, появились тридцать-сорок оленей. Пасутся кучно. Чувствуется, что ничто их не беспокоит. Самая хорошая пора наступила. Ни комаров, ни мошкары, ни овода. Погода сухая и прохладная, благоприятствует и оленям, и людям.

Поехал дальше по гребню сопки. Впереди показалась черная скала Калдин. На ней нет ни одной растительности.

Отакчан остановил оленя, спустился на землю. Взглядом скользнул вниз, где начиналась мягкая, лесистая земля. «Тут часто водятся уямканы. Здесь растет зелень. После дождя грибов появляется уйма. Грибы – лакомство и для оленей, и для уямканов… Вон видны олени. Некоторые пасутся, часть лежа отдыхает. Уямканы, вспугнутые оленями, ушли из этих мест», – подумал он и окинул взглядом окрестности распадка. Увидел буту – зимнюю нору тарбаганов-чер-ношапочных сурков. «А вот и они сами. Утепляют нору. Им тоже хочется жить». Отакчан с улыбкой наблюдает, как отовсюду спешат к буте тарбаганы, держа в зубах щепотку трав. Подбегают к буте и быстро исчезают в ее чреве. Как только пойдет снег и слегка подморозит, эти умные зверьки залягут в зимнюю спячку. Мех у них мягкий, теплый.

Отакчан еще посидел, наблюдая за тарбаганами. «Увижу ли их следующим летом? Не заявится ли тут какой-нибудь злой человек и не уничтожит этих безобидных зверьков до единого?» – у него защемило сердце в груди. Вспомнил своих сородичей. Жизнь у них тяжелая. Проблемы решаются с трудом. И то хорошо, чем когда ничего не предпринимается. «Постепенно жизнь, думаю, наладится. И у нас появляются думающие молодые люди. Они постоят за своих сородичей. Надо иметь не физическую силу, а ум, знания. Тогда сумеют найти ключи к нормальной человеческой жизни. Вот этого я желаю Илани. Он молод и горяч. Виктор тоже парень с головой… И в других селениях найдутся добрые ребята. Ладно, поеду обратно. Не буду тревожить тарбаганов. Однако встретимся в следующем году. Никому не скажу, что увидел их. Так надежнее. Пускай размножаются».

Отакчан встал и вновь оглянулся вокруг. Гряда за грядой теснились могучие гольцы и тянулись куда-то вдаль. «Можно ли найти внутри них, в их чреве золото и другие ценные камни, о которых рассказывал и которые искал мой добрый друг Володя Суслов? Может быть, есть, а может и нет. По мне лучше, чтобы в этих местах не нашлись ни золото, ни серебро. А то нахлынут рвачи и все вокруг взорвут, камня на камне не оставят. Нагадят только. Ни оленей, ни уямканов, ни этих тарбаганов не останется тут. Все исчезнут бесследно. И нас самих скоро не станет вслед за ними… Горы мои родные, глубже прячьте свои богатства. Нынче все рушат, живя одним днем, лишь бы обогатиться. Уйду я к предкам и там не оставят в покое, везде будут рушить. Превратятся в пыль и груду камней и эти величавые горы. Мне очень больно, а что делать?! Я всего лишь пылинка на этой земле, старый, одинокий, кому интересны мои мысли, как живу и как дальше сложится моя судьба? У людей и без меня своих забот полно. Жил ли старик Отакчан на этой земле, никто об этом не вспомнит. Но довольно грустных мыслей. Пока живется, пока держусь в седле, надо думать об оленях, о сородичах. Тогда жизнь будет куда интереснее. Главное, не терять свое достоинство. В каждом человеке искать и находить только доброе, думать и говорить о нем всегда искренне, от души»…

17

Широкая река Буркат течет параллельно с рекой Нолима. Их разделяет горная гряда. На самой вышине вверх тянется купол, а низ его расширяется. Издали напоминает шляпу. Эвены назвали эту скалистую гору Нют-Куратли, что в переводе означает «Русская Шапка». По сути горная гряда представляет собой длинную цепь сопок разной величины. Много речек течет между сопками. Скала Нют-Куратли отчетливо видна в этой цепи. Среди всех сопок она самая высокая, почти голая. На ней мало растительности, если не брать в расчет ягельный покров между каменными пластами. Летом и поздней осенью в этих местах собираются косяки снежных уямканов.

Внизу по обоим берегам реки тянутся лесные массивы. Посередине островками зеленеют тополиные рощи с густой зеленой травой. С правой стороны по течению реки в глубине леса стоит рубленый дом. В течение зимы в этом доме живут оленеводы. Дом добротный. Он был построен еще при совхозе.

Виктор с Байбалом подъехали к дому к вечеру. Правда, остановились в некотором отдалении, ближе к протоке. Здесь небольшая поляна. Виктор давно облюбовал ее. Он назвал эту поляну поляной любви. Когда въехали сюда, Виктор остановился. Верхового оленя и связку вьючных оленей привязал к тонкому тополю. Снял цигейковую шапку, с удовольствием широкой ладонью протер вспотевшее лицо. Оглянулся назад. Байбал отстал от него. Пока подъезжал напарник, Виктор ходил между тополями и полной грудью вдыхал в себя ароматный тополиный воздух. Он не заметил, как подошел к нему Байбал. Вздрогнул, когда тот заговорил буквально рядом:

– К дому бы сразу подъехать, Витя.

– Слышишь, какой аромат, а? Нет, друг, лучше остановимся здесь. Нам еще надоест в избушке жить. Зима-то длинная грядет. А тут такая прелесть. Чистая, благоухающая поляна. Тополя между собой шепчутся, – взволнованно говорит Виктор. – Рядом протока с родниковой водой. Чем не благодать?

– Как ты складно умеешь говорить, Витя. А я не могу, как ты, – робко улыбается Байбал.

– А знаешь, Байбал, как называется эта поляна? – воодушевляется Виктор.

– Нет, не знаю.

– Это поляна любви.

– Да? В первый раз слышу. А почему эту поляну так назвали?

– В разгар лета, в июле, здесь медвежьи свадьбы проходят.

– Интересно, как это у них проходит. Ни разу не видел.

– Самец-медведь с самкой катаются по этой поляне, играя в любовь.

– Говоришь, будто про людей.

– Чем медведь не человек? Он любит точно так, как человек. Я сам не раз видел.

– Прямо здесь, на этой поляне, что ли?

– Да, здесь. Почти каждое лето ездил на охоту на Нют-Куратли. Вот она, скала. Видишь? Со склона скалы в бинокль наблюдал за медвежьей свадьбой. Они прямо теряют разум от любви. Подойди и в упор стреляй в них. Богатая, достойная добыча тогда у твоих ног.

– А ты сам так стрелял? – от любопытства у Байбала даже загорелись глаза.

– Нет, так не поступал. Для них это святое дело. Нельзя в это время убивать их. Нельзя. У меня и мыслей не возникало, чтоб устраивать облаву на них. В пору их любви грех брать на себя не могу.

– Ты замечательный парень, Витя…

Первым долгом сняли с оленей вьюки, каждого оленя в отдельности привязали к тальникам. На берегу протоки развели костер. Повесили над ним котелок. Кострище вокруг обложили камнями. Истинные эвены всегда поступают так, чтобы избежать опасности возгораний. Старые жерди приложены к тополю. Новые жерди не стали вырубать, решили воспользоваться старыми. Не торопясь, со знанием дела растянули палатку.

– Слышь, Байбал, вот о чем я все время думаю. Как хорошо было бы нам, оленеводам, если бы такой брезентовый материал вдруг заменили тонким легким материалом, который был бы водонепроницаемым и непродуваемым ветрами. Как ты, Байбал, смотришь на это? – спросил Виктор.

– Отличная идея, – Байбал мечтательно улыбается.

– Целую палатку можно было бы положить в карман рюкзака, – говорит Виктор, потом задорно смеется: – Хватит фантазии. Займемся делом. Нам надо сегодня обустроиться.

Осенние ночи довольно прохладны, потому внутри поставили небольшую железную печку. Байбал для растопки нарубил дров из сухостоя.

Виктор снял с костра котелок с кипящей водой, поставил на землю. Пошел к вьюкам. Нагнувшись, покопался в них. Наконец вынул старый мешок темной расцветки, в котором хранились чай для заварки, лепешка. Нашел на дне вьюка и кружки. Вернулся к костру. Первым делом медленно высыпал туда щепотку чая. Это значит угостил Духа огня. Потом в котелок кинул приличную порцию заварки, пододвинул к костру, пусть чай заварится покрепче. Подошел к протоке с двумя кружками. Они от долгого употребления прилично почернели. Виктор помыл кружки. Вернулся к костру.

– Подойди, Байбал, чайку попьем.

Подошел Байбал. Окинул довольным взглядом окрестность.

– Как хорошо здесь, Витя.

– Не то слово. Здесь курорт настоящий, – хохотнул Виктор.

– А ты хоть раз бывал на курорте?

– Кто меня туда отправит? Дорого же. Я не помню ни одного случая, чтобы кого-нибудь из оленеводов отправили на лечение и отдых на курорт. А так слышать, конечно, слышал о курортах. Вот к слову вспомнил. Нам с тобой, Байбал, нужно остерегаться болезней. Как заболеем, хана нам с тобой. Никто нам не поможет. Это я знаю точно.

Дальше молча попили чай, каждый думал о своем. Вот Виктор свою кружку положил донышком вверх, посмотрел на друга:

– Ну что, Байбал, пойдем к избе, посмотрим, в каком она состоянии. Потом оленями займемся.

Пошли к избе. Издали видно, что дверь открыта. Два окна зияют. Пленки, которые служили вместо стекол, разорваны, висят клочьями. Зашли вовнутрь и поневоле ахнули. Все перевернуто вверх дном. Стол, чурки под сиденье опрокинуты. Печка из половины бочки отшвырнута в угол. Труба затоптана. Прямо посреди дома высохший медвежий помет.

– Вот разбойник! Что он натворил?! – в сердцах воскликнул Виктор.

Оба поняли, что сюда приходил абага-медведь. Только непонятно, почему все перевернул, что ему не понравилось?

– Помет свой оставил прямо на полу. Это неспроста. Это вызов нам с его стороны, – заключил Виктор.

– Посмотрю на оленей. Мало ли что, – обеспокоенный Байбал шагнул к двери. Нагнув голову, вышел. Выпрямился было и тут же издал душераздирающий вопль: «А-а-ах!!!» Напротив двери, откуда ни возьмись, стоял на задних лапах огромный абага-медведь. Байбал забежал обратно в избу. Зверь угрожающе издал утробный рык.

«Карабин-то не взял, – вмиг пронеслось в голове Виктора. – И олени там!» Он сердито, зычно крикнул. На полу валялось старое ведро. Виктор выхватил ведро и с силой швырнул его в проем двери. Что за зверь такой? Бешеный, что ли? Вместо того чтобы убежать, стал ломиться в дверь. Как только в проеме двери показалась покатая медвежья голова, Виктор выхватил толстое полено и изо всех сил ударил зверя по лбу. Видно, сильный удар оглушил медведя. Он осел на задние лапы. Виктор с грозным криком стал кидать в него поленья. Опомнился Байбал. Он стал бить поленом по бокам печки, издавая звуки.

Зверь отступил. Зло урча, мотая головой, шагнул в лес и вскоре скрылся между деревьями.

Оба оленевода, не сговариваясь, побежали к палатке. Напуганные олени стояли едва живые. Их и без того большие глаза вот-вот вылезут из орбит.

– Смертельно опасный абага появился или мы появились в его владениях? – вслух размышляет Виктор. Он вынул из мосака-чехла карабин. Повертел в руках. Дернул затвор, затолкал в магазин патроны.

– Скажи спасибо, что абага сперва не напал на оленей, – подал тихий голос Байбал.

– Вон видишь, костер наш еще дымит. Это однако спасло. А с другой стороны, скажу тебе, друг, абага любопытный зверь. Он, видать, вышел из заднего леса. Оленей он, конечно, заметил. Но услышал шум в избе, решил заглянуть. А тут оказались мы. Дошло до тебя, Байбал? А ты, говори честно, испугался?

– Конечно, испугался. Внезапность встречи едва не свалила меня с ног. Не помню, как закричал. Я так близко увидел его злые глаза. Страх буквально сковал меня, – виновато улыбнулся Байбал.

– Проверь, штаны у тебя не промокли? – улыбается Виктор.

– Нет вроде, – Байбал вполне серьезно стал щупать штаны между ног.

Тут Виктор не выдержал. Он засмеялся. Правда, сразу опомнился и сказал:

– Вот что, Байбал, ты костром займись. Как вернусь, чаевничать будем. А я тем временем пойду поразведаю. Может, он где-то залег неподалеку, – Виктор вскинул карабин на плечо. – Я скоро вернусь.

– Я пойду с тобой, Витя…

– А с оленями кто останется? Абага, что ли? – не дожидаясь ответа, Виктор быстрым шагом пошел в ту сторону, куда только что скрылся зверь.

Байбал развел костер. Повесил над костром котелок. Он весь превратился в слух. Беспокоился за Виктора. Нет, он хотел пойти с ним не из-за боязни остаться один. Из-за него самого. Хотел быть рядом, просто поддержать его своим присутствием. «А он осадил меня безопасностью оленей. Правильно поступил. Мое место рядом с оленями».

Ему не сиделось у костра. Взял в руки свою пастушью палку-посох, стал медленно прохаживаться от костра до вьючных оленей и обратно. Прямо как часовой на посту.

Каждая коряга на речной гальке чудилась медведем. Байбал в самом деле не новичок в стаде. Давно пастушит. Но с медведем ни разу не приходилось встречаться. Другие часто видели его, а он ни разу. Только вот сегодня едва не попал в его объятия. Чего кривить душой, страшный он вблизи.

В это время со стороны гор громыхнул выстрел. Потом второй… третий… Вновь воцарилась тишина. Олени, встрепенувшись, повернули головы туда, откуда прозвучали выстрелы…

– Чо! Чо-о! – громко крикнул Байбал, чтобы успокоить оленей. Потом набрал в грудь воздух и закричал: – Викто-ор! Ты где-е?

Понимал, что его крик ничем не поможет, тем не менее ему казалось, что подать голос все же в данной ситуации нелишне…

* * *

Байбал места себе не находил. Тревога за Виктора с каждой минутой нарастала. Ему хотелось пойти к нему. Несколько раз порывался зашагать туда, куда ушел Виктор. Только внутренний голос благоразумно его останавливал: «Не ходи туда. Где его найдешь? В лесу человека не найти, как иголку в стоге сена. К тому же ты безоружен. Что поделаешь с одним ножом, коли встретится абага?» Байбал отказался от бессмысленного порыва пойти в лес на поиски Виктора. Стал мысленно себя успокаивать: «Виктор хладнокровен. Он знал, на что идет. Просто так себя не даст в лапы зверя. Лишь бы не угодил в хитрость абаги. Тот, рассказывают, умеет подстерегать свою жертву. Потом нападает исподтишка. Притом непременно сзади. Виктор не поступит так опрометчиво, чтобы позволить абаге напасть незаметно. Он скоро вернется… А если не вернется?! Какой же я дурак или я схожу с ума? Разные дурные мысли лезут в голову. Нет-нет, Виктор непременно вот-вот вернется. О плохом нельзя думать». Байбал то подходит к оленям, каждого гладит по холке. То отходит к костру и подкидывает туда дров. Котелок давно вскипел, вода в нем наполовину уже испарилась. Вновь зачерпнул котелком воды в протоке и снова повесил над костром. Додумался до этого наполнить кружки кипяченой водой. Пускай остывают. Вот придет Виктор и опорожнит их. Очень надежный друг. Байбал всей душой принимает его. Сильный и выносливый. «Почему я не такой? Говорят, что сила или слабость человека исходят от его родовых корней. Возьмем, к примеру, меня. Отец мой ничем не выделяется. И в молодости не слыл ни силачом, ни бегуном. Да и удачливым охотником не числился. Помню же его с детства. Мать моя была с сильным характером. Когда она была с нами, мы неплохо жили. Отец боялся ее. Хозяйственная была мать. Одно плохо, у них родился только я, один. Завидую другим семьям, в которых по несколько детей. Как я был бы счастлив, имей родных братьев и сестер. Мать рано умерла. Долго болела. Чем только не лечилась, не помогло. Тогда я подростком был. Вот с тех пор с отцом живу в стаде, пасу оленей. Раньше в разных стадах жили. Теперь живем у Айчимы. Виктор же, в отличие от меня, рос сиротой. Его родителей даже не помню. Говорят, рано умерли. Зато он учился в школе. Жил в интернате. Летом выезжал в стадо к родственникам. После службы в армии нанялся пастухом у Айчимы. Он не чета мне. Намного выше меня и по знаниям, и по жизни. Мне хочется быть таким, как он. Смелым, решительным, все умеющим. Но у меня нет никакой перспективы. Остается ухаживать за старым отцом. Это мой долг.

Так интересно получается. Отец мой и дед Отакчан вроде ровесники. А как отличаются друг от друга? Дед Отакчан гордый и мудрый. Всю жизнь один живет, сам себя обслуживает. Всегда опрятно одет, сам свою жизнь строит. Ни от кого не зависит. Почему мой отец не такой? Он слабак по сравнению с дедом Отакчаном. Ни в чем не может обойти Отакчана. Из-за этого состарился, сильно завидуя ему. Все ворчит, ворчит. У него одно оружие против деда. Это то, что дед одинокий, что у него нет семьи. Что правда, то правда. А по мне, деда нельзя считать совершенно одиноким. У него сестра родная в Дөндэ живет. Маврой зовут. Илани приходится ему племянником. Если честно рассуждать, мой отец не идет ни в какое сравнение с дедом. Ну, был женат на моей матери. Ну, есть у него сын, то есть я. А что толку? Вот был бы я женат, имел детей. Вот тогда бы отец мог горделиво держаться. А я холост. Вряд ли найдется для меня подходящая женщина. А у деда Отакчана вон сколько племянников. Их вполне можно считать внуками деда Отакчана.

Я бы сам рад был жениться. А на ком? Как мне обратиться к женщине с предложением пойти за меня замуж? Не умею я этого делать, да и боюсь близко подходить к женщине. Видно, так и состарюсь один».

– Чего пригорюнился, Байбал? – вдруг услышал он голос Виктора. Он не заметил, как подошел друг.

– О, аике-е! Это ты, что ли, вернулся?! – вскричал Байбал, бросаясь к Виктору. Даже не заметил, как прослезился.

– Что с тобой, Байбал? – спросил Виктор.

Он пытливо вглядывался Байбала, с лица которого не сходила широкая улыбка. Таким его до этого ни разу не видел.