Текст книги "Оленные люди"

20

После долгих ожиданий в Дөндэ прилетел самолет. Вместе с пассажирами привез почту. У жителей села приподнятое настроение. Почти все население заявилось на авиаплощадку. Здесь и вылетающие, и провожающие. Есть пришедшие ради любопытства. Это понятно. В маленьком селе немного мероприятий, вызывающих интерес, потому каждый прилет самолета воспринимается как большое событие. Прилетела Имана – дочь Танмак. У нее отпуск. Из почты позвонили Илани, чтобы пришел за письмом. Он, волнуясь и торопясь, тут же поспешил на почту. Ему передали письмо. Он, словно не веря, повертел в руках письмо. По почерку видно, что письмо от Угояна. Илани в нетерпении несколько раз порывался было не мешкая вскрыть конверт, но удержался. Получится по-мальчишески, несолидно. Вот придет домой и там в спокойной обстановке прочитает. Уже хотел было выйти из тесного помещения почты, как его остановила почтовый специалист, женщина в годах:

– Илани, есть письмо Виктору. Не знаешь, когда приедет из стада?

– Пока не знаю. Давненько не разговаривал с ним.

– Если не трудно, по рации сообщи ему о письме.

– Хорошо. Сегодня же сообщу. Обрадую. Может быть, это первое письмо ему за всю жизнь, – засмеялся Илани.

От почты Илани быстрым шагом дошел до дому.

– Что-то интересное узнал, сынок? Вижу, как светится твое лицо, – улыбается мать.

– От Угояна получил письмо, – улыбаясь, бодро ответил сын.

– Каждое письмо интересно по-своему. В нем умещается вся жизнь, – откликнулась мать.

Она нынче тоже в отпуске. Ее замещает специалист из районного центра.

– Кто прилетел на самолете?

– Все наши, местные в основном. Еще прилетела Имана.

– А, дочь Танмак? Хорошо, что приехала. Она, хотя и работает в городе, но наша, – говорит мать. – Эвенка.

– Как же так забыли про нее, когда я улетал в город? Мог бы сразу ее найти, помогла бы мне кое в чем, – с некоторым сожалением воскликнул Илани, вспоминая свои мытарства. Но тут же поймал себя на мысли, что в таком случае он не встретил бы Самойлова. И сколько бы он потерял тогда…

– Ты, сынок, тогда улетел как-то неожиданно. Я тоже про нее забыла, откровенно говоря.

Илани чутьем уловил, как мать почему-то вздохнула. Может, вспомнила отца. Ей, конечно, тяжело. Жалко мать. Но что теперь поделаешь? Значит, такова судьба.

Прошел в свою комнату и вскрыл конверт, судорожно вынул письмо. Это его, Угояна, почерк, мелкий и убористый.

«Здравствуй, добрый друг Илани!

Тебе пишу я, твой брат Угоян. Твое письмо получил.

Спасибо за новости. Как это здорово, что ты съездил к оленеводам. Кочевая жизнь в стаде мне знакома. В детстве и юности я ведь тоже кочевал. Мне очень нравились бесконечные кочевья. Мог бы и по сей день пасти оленей. Но стал рыбаком. Ты об этом знаешь. Нашим сородичам важно сохранить кочевой образ жизни, иметь своих оленей. Кочевье вбирает в себя все лучшее из жизни. Оно воспитывает целые поколения северян. Кочевье – это особый мир, по сути неповторимая, а для многих неизвестная цивилизация, о которой мало что знают и понимают большие народы. Люди, их многие тысячи, возможно, миллионы, не понимают нашей кочевой жизни. Им кажется, что раз кочевой человек, значит, в нем мало культуры. Какое это дремучее заблуждение! Если судить честно, то самые порядочные, совестливые – это наши кочевые оленные люди. Пускай сегодня не понимают этого, но придет время, когда они поймут свое заблуждение и неправоту. Извини, друг, меня, что-то философствую, будто ты не знаешь этого. На самом деле ты же грамотнее и умнее меня. Я радуюсь за тебя. Людям всегда рассказываю о тебе. Не обижайся на меня, если что.

Жизнь в наших краях по-прежнему неважная. Никаких перемен к лучшему. Задумали начальники построить ГЭС. Под нее отнимают пастбищные угодья кочевых родовых общин эвенков. Взамен почти ничего не дают. Общины пока не соглашаются. Однако те терпят это до поры до времени. Думаю, не мытьем, так катаньем все равно отнимут. Наши предлагают переговорный процесс, а промышленные компании на это идут неохотно. Не знаю, насколько они правы и как долго это будет тянуться. Давят на общины. Их-то скорее обанкротят, чтобы не путались под ногами. Самое обидное и страшное в том, что когда начнут затоплять земли под будущую ГЭС, то будут затоплены наши бесценные родники. Родники – это народное достояние. Сейчас везде пишут о нехватке в мире чистой, пресной воды, а тут собираются затопить уникальные источники самой чистой в мире родниковой воды.

Как близоруки люди, принимающие такое решение.

Мне, ей-богу, стыдно за таких руководителей. Они не умеют видеть перспективу, не думают по-государственному. С такими далеко не пойдем. Вряд ли им интересны суждения простого тунгуса. А как у меня болит душа, если бы ты знал, Илани.

С другой стороны, думаю вот о чем. Нас мало, потому мы должны быть сплоченными, поддерживать друг друга во всем, в большом и малом. Все спорные вопросы желательно решать спокойно, проявляя мудрость наших предков. Совместно находить разумные решения. Только так, как говорят умные люди, придем к общему знаменателю. Надо дружить с людьми других национальностей. Единственное, в чем нельзя уступать, так это тогда, когда унижают наше человеческое достоинство. В этом нельзя проявлять слабость и трусость. Ни в коем случае нельзя приспосабливаться, угождая кому-то. Тогда нам конец. Важно вести себя при любой ситуации достойно. Тогда с нами будут считаться. Извини, Илани, за мою назидательность.

На днях уеду в Арктику, к морю Лаптевых. Там друзья уже ждут меня. Уеду не один. Тут познакомился с молодой женщиной. Она эвенкийка. У нее трехлетний сын. Поедем вместе. Пока живем гражданским браком. Время покажет, как нам дальше быть. Если сойдемся характерами, зарегистрируем законный брак. Мне кажется, так будет лучше и честно. А что такое гражданский брак? Это одна из форм распутства и свободной любви. Там все несерьезно. А мы люди порядочные. Ее сына запишу под себя, то есть усыновлю. Милое создание этот малыш. Мою подругу зовут Синельгой. Добрая, отзывчивая женщина. Она учительница начальных классов. Там, в Арктике, какую-нибудь работу найдет.

А как у тебя дела? Что нового? Что-нибудь прояснилось в ваших проблемах с обстрелом оленей? Сердце мое чует, виновных не найдут, дело закроют. Ты в любом случае не падай духом. Как приеду на место, свой адрес сообщу письмом. Пиши, как найдешь время. Просьба – долго не задерживайся в своем селе. Пока молод, повидай мир, поступи на учебу. От этого будет польза и тебе, и твоим сородичам. Будучи образованным, больше пользы принесешь своим. Будь здоров.

Твой Угоян».

* * *

Стремителен бег времени. Оленные люди в каждодневных заботах о своих питомцах-оленях не замечают смену дня и ночи. В конце ноября на оленьих пастбищах появилась волчья стая. Эти коварные хищники не дают покоя ни оленям, ни людям. Шастают под покровом темной ночи и травят беззащитных оленей. Наглые, жестокие звери норовят напасть даже на самих оленных людей.

Дед Отакчан часто стал сидеть перед печкой с раскрытой дверцей и шевелить губами. Значит, общается с Духом огня и просит облегчить участь оленьего стада, отвести от него грядущие беды.

Айчима настоял на том, чтобы на пастбища оленные люди ездили не поодиночке, а по двое. Это в целях безопасности. Айчима все ломал голову над тем, как бороться с волками, как обуздать их. Нет надежных средств для борьбы с ними. Раньше применяли сильные ядохимикаты. Эффект от них был большой. Теперь таких нет. Запрещают. Можно было бы использовать петли. Оказывается, их тоже нельзя ставить. Не применяй даже капканы. Кругом одни запреты. Мотивируют все это тем, что при применении этих средств, видите ли, волк погибает мученической смертью. Какое «благородство»! А об оленных людях будут ли так заботиться? Не будут, конечно. Даже ружей не хватает. Оленей им не жалко. Этих безобидных душ те, кто защищает волка, в глаза не видели.

…Однажды Виктор с Байбалом обнаружили откол. Олени, голов сорок-пятьдесят, откололись от основного стада. Тут же заметили волчьи следы. Судя по ним, их было не менее пяти-шести. Волки могли отколоть часть стада и погнаться за ними. На краю редколесья у подножья снежной горы парни нашли старую корягу и под ней развели костер. От него пойдет дым, и дух костра разнесется далеко по округе. Это, возможно, удержит волков от соблазна потревожить пасущихся в низине оленей. После этого Виктор велел Байбалу до сумерек подежурить возле оленей, заодно присмотреть за костром, чтоб раньше времени не погас. Затем Байбал уедет домой. А сам Виктор поехал на поиски откола. Хорошо, что с собой взял Кэрэмэса. Все же друг. Держал его на поводу, боясь, что пес погонится за хищниками. Не побоится волков, хотя для него любая встреча с хищными зверями смертельно опасна.

Виктору сопутствовала удача. Перевалив две сопки, он обнаружил оленей. Те паслись относительно спокойно. Судя по тому, как они, увидев собаку, тревожно сгруппировались, можно было понять, что их очень напугали волки. Виктор первым долгом решил успокоить их, потому издалека издал манящий возглас: «Ма-ма-ма!» Так обычно приманивают оленей солью. Олени заметно успокоились. Некоторые вернулись к прерванной пастьбе. Между тем, громко приговаривая, Виктор подъехал к оленям. Те цепочкой потянулись обратно ими же проторенной по глубокому снегу тропкой. Виктор обрадованно последовал за ними. То и дело раздается его понукающий голос: «Хэй! Хэй!» Хорошо-то как. Уж теперь олени доберутся до основного стада. В это время Виктор вдруг как-то почувствовал, что ему чего-то не достает. Такое часто бывает в тайге с человеком. Левой ногой дотронулся до карабина в кожаном чехле, привязанного к седлу. Карабин не выпал, он с ним. Березовый тиюн-посох в правой руке. А чего нет? Он недоуменно оглянулся вокруг. «А, вон оно что! Нет же рядом пса! А куда он исчез?» Остановился, слез с седла, стал озираться вокруг. Глаз у него наметанный. Увидел на крутом склоне противоположной скалы следы косяка уямканов. Чуть ниже обнаружил, что Кэрэмэс идет по их следам. Снег глубокий, потому пес пробирается с трудом. Виктор с досадой заметил, что пес выскользнул из петли, край которой привязан к седлу. Ну теперь все, Кэрэмэс, азартный охотник, не скоро вернется. Оказывается, он учуял уямканий дух и помчался туда. Виктор, занятый оленями, упустил пса. Как же теперь быть? Надо и оленей присоединить к стаду, и Кэрэмэса жалко. Виктор, стоя на месте, стал подзывать пса: «Кэрэмэс! Кэрэмэс! Кэрэмэс!» Нет, пес, погоняемый охотничьим азартом, не слушается, упорно поднимается вверх по склону скалы. «Еще на волков напорется!» – тревожная мысль молнией мелькнула в голове. Зато олени прибавили ход…

Виктор поехал следом за Кэрэмэсом.

Нынче снега много. Глубокий, спрессованный. Эта многотонная снежная масса опасна для всего живого. Часто случаются снежные обвалы. Тогда лавина, громыхнув, словно выстрел, срывается вниз, сметая все на своем пути. Тому, кто попадет под нее, спасения нет. Часто гибнут олени. Редко быстроногие уямканы. У них природная осторожность. При глубоком снеге идут тихо след в след, тем и спасаются от лавины.

Виктор боится, как бы не унесла его с верховым лавина. Ведя за собой оленя, поднимается не спеша по следам уямканов. Весь вспотел. Часто останавливается для передышки. Обессиленный, добрался до вершины. Здесь в лицо хлестко ударил студеный ветер. Уямканьи следы местами замело. Виктор взобрался в седло и поехал поверху. Ехал долго, пытаясь прикрыть лицо рукавицей. Вскоре одежда заиндевела. Ветер дул рывками, то сильнее, то слабее. Снежная карусель неистовствовала. Если бы не Кэрэмэс, повернул бы обратно. А сейчас едет сквозь вихрь в поисках счастья. В этот момент счастьем для него была бы встреча с Кэрэмэсом. Виктор понимал тщетность своего желания, знал, что Кэрэмэсом движет желание помочь своему другу-человеку, а не животный инстинкт.

Чтобы согреться, спускался с седла на землю и довольно долго шел пешком. Сквозь снежный заряд впереди увидел едва различимый силуэт какой-то высокой сэрилэ. Значит, внизу должна быть впадина или горная речка. Действительно вскоре подошел к краю обрыва. Тут услышал доносящийся откуда-то собачий лай. Сердце у Виктора радостно забилось. «Это Кэрэмэс! Загнал-таки уямкана на каменный выступ. Но как спуститься?» Склон был крутой, сплошь покрытый снежным панцирем. У самого обрыва сиротливо стоит карликовое деревце, тонкое и хилое. Решил к этому деревцу привязать верхового оленя. Спускаться с ним опасно. Олень своей тяжестью может спровоцировать снежную лавину. А одному удобнее. Осторожно, опираясь на палку, стал спускаться вниз. Чем ниже, тем сумрачнее. Еле видна узкая речонка, с обеих сторон – крутые склоны. Прямо под Виктором слышен хриплый лай Кэрэмэса. Чувствуется, что Кэрэмэс устал. Но вот он, видимо, уловил движение наверху, потому резко усилил лай. Теперь лаял громко и отрывисто.

Виктор повернул направо, боясь, как бы не шагнуть в пропасть. Со стороны показался темный лик неприступной скалы. Кэрэмэс стоял над выступом, где находился великолепный рогач-самец, и, виляя хвостом, лаял. Виктор на всякий случай оглянулся вокруг. Над ним угрюмо висели гольцы, словно сказочные богатыри в ледяных панцирях. «Сейчас от моего выстрела сорвется лавина и похоронит и меня, и Кэрэмэса, и рогача. Что поделаешь, отступать некуда».

С такими затаенными мыслями он еле слышно пробормотал: «Дух Земли, если ты есть, помоги мне, не дай сорваться лавине. Прошу тебя», – и, прицелившись, выстрелил. Эхо хлесткого выстрела отозвалось во вздрогнувших гольцах. Виктор на миг закрыл глаза и весь сжался, ожидая подземного гула – предвестника лавины. Нет, пронесло. О, какое счастье! Как ты прекрасна и желанна жизнь! Лай прекратился. Виктор посмотрел вниз и увидел, как Кэрэмэс уже терзал под кадаром-скалой подбитого рогача. На радостях Виктор забыл про усталость и довольно проворно спустился вниз. Первым долгом обнял Кэрэмэса, погладил по голове. Нагнулся над мертвым рогачом. Быстро снял шкуру, распорол живот, все сделал как надо. Все внутренности разделал аккуратно, потом разложил по частям. Дома сварят, получится деликатесная еда. На мясо положил маленькие камни, сверху тушу укрыл шкурой. Камни не дадут шкуре сплошь прилипнуть к туше. После этого завалил толстым слоем снега. «Завтра при свете вернусь за мясом. Днем доберусь в обход. Найду нужное направление. Дух Земли, век не забуду твою доброту. Ты подарил мне и Кэрэмэсу жизнь. Низко кланяюсь тебе…»

* * *

В один из вечеров в Дөндэ из стада приехал Виктор. Остановился у Илани. Он приехал за представителем наслега на осенний пересчет оленей. Илани обрадовался приезду своего друга. Гарпук накрыла стол и угостила гостя чаем. Виктор ехал долго и проголодался. Правда, не сразу притронулся к еде. Молча выпил чашку крепко заваренного чая. Видно, его замучила жажда. Затем снова протянул чашку. Гарпук снова налила чаю. Только после второй чашки взялся за еду. Поел немного, затем вновь попросил чаю.

Пока он ел, Илани не отвлекал его расспросами.

– Ты тоже попей чаю, сын, – предложила мать.

Илани не отказался. Ему приятно сидеть в компании с Виктором.

После чаепития оба оделись и вышли из дому. Оленей распрягли и повели на сопку. Там длинными кожаными ремнями привязали на ягельнике. Могли бы отпустить, чтобы свободно попаслись. Илани предложил такой вариант, сказав, что завтра с утра он присмотрит за ними. Виктор улыбнулся и сказал: «Можно и так, как ты предлагаешь. Но, знаешь, Илани, мои олени поначалу попасутся, а ночью побегут обратно в стадо. Дорогу они знают». Илани, поняв, засмеялся. Виктор действительно может остаться без оленей.

Вернулись в село. Виктор покопался в грузовой нарте, вытащил солидный мешок.

– Это твой отец отправил для Танмак. Пойдем к ней, Илани.

Тот с готовностью согласился. Танмак несказанно обрадовалась приезду Виктора. Кирилка широко заулыбался:

– Ух, как здорово, что приехал дядя Виктор.

– Здорово, Кирилка. Как учеба? – Виктор погладил мальчика по голове.

– Хорошо.

– Тебе нравится учиться?

– Нравится.

– Вот это хорошо, – Виктор доволен.

Илани молча наблюдал за их разговором. Танмак обоих пригласила к столу.

В это время из смежной комнаты вышла девушка.

– Здравствуйте, – мягким голосом приветливо поздоровалась она.

– Здравствуй, Имана, – отозвался Илани, потом повернулся к Виктору – Виктор, познакомься, это Имана. Как говорится, теперь моя сестра.

Виктор растерялся при виде симпатичной девушки, заморгал глазами. Откровенно говоря, не знал, как себя вести. Девушка сама подошла и подала ему руку. Виктор осторожно пожал тонкую девичью руку.

– Садитесь, пожалуйста, за стол, вместе чаю попьем, – предложила Имана. Она вела себя непринужденно.

– Виктор только что приехал из стада. Дорога дальняя.

– Я, можно сказать, почти знаю Виктора. Мама о нем рассказывала, – улыбается Имана.

Посидели, поговорили. В основном говорили Илани и Имана. Виктор молча слушал, в разговор не вступал. Только тихо сказал:

– У вас имена созвучные – Илани и Имана.

Все засмеялись.

– Ты это хорошо приметил, Виктор, – Илани явно понравилась реплика Виктора.

…Парни вернулись домой.

– Илани, ты заходи. Я немного приберу свои нарты, а то собаки ненароком слопают лямки и прочие ремни.

Илани без слов принял предложение друга. Виктор всю упряжь сложил на нарту, сверху бросил брезентовую накидку. С грузовой нарты поднял довольно объемистый мешок и шагнул к дому.

– Это вам, – сказал Виктор, главным образом обращаясь к Гарпук.

– От кого? – спросила Гарпук. Виктор догадался о затаенных мыслях женщины.

– От меня. Недавно уямкана добыл, – смущенно проговорил Виктор.

– Ой, спасибо! Давно не отведывали мясо уямкана, – обрадовалась хозяйка…

Два друга, соскучившись, проговорили до полуночи. Виктор обрадовался, когда Илани протянул ему письмо. Он не ожидал ни от кого письма. Тут же вскрыл конверт. Оказалось, что письмо от Чагыла. Тот звал его к себе в гости и даже выразил свое желание приехать к нему.

Взволнованный Виктор долго не мог уснуть.

* * *

После отъезда Виктора Илани почувствовал себя как-то неуютно. То ли ему захотелось поехать с Виктором к оленям, то ли тоскливая хандра напала на него, Илани этого понять не смог.

Вспомнил Угояна. Поймал себя на мысли, что еще не ответил на его письмо. «Как же так получилось? Нехорошо, Илани. Нельзя так поступать. Сейчас же сяду и напишу другу письмо. СМС-ки – это пустое дело. Ими письма не заменишь. Ведь в письмо вкладываешь свою душу, этим оно и привлекательно. К тому же это живая память».

Илани постепенно успокоился.

«Здравствуй, дорогой Угоян!

Извини за промедление с ответом. И в нашем маленьком селе дел много, они затягивают. Каждое твое письмо воодушевляет меня. Пишу так не ради красного словца, а от души, честно.

Мне чрезвычайно радостно оттого, что твоя личная жизнь наконец-то налаживается. Искренне поздравляю.

Ты пишешь о трудной жизни наших сородичей. Конечно, тяжело это читать. Но, с другой стороны, усиливается стремление в чем-то помочь им. Как реализовать это? Слов нет, большой вопрос. Надо найти ответ.

Ты знаешь, Угоян, будучи в Якутске, это после того, как мы с тобой расстались, случайно попал на одно научное собрание. Меня привел туда Максим Николаевич Самойлов. О нем я тебе, кажется, писал. Это замечательный человек. Может, когда-нибудь познакомлю тебя с ним. А сейчас о конференции расскажу. Мне в диковинку было слушать умные речи больших ученых. Люди разных национальностей, большинство русские. Мало что понял из всего этого. Но мне запало в душу выступление одного ученого-медика. Он якут. Тот с ходу обрушился с критикой в адрес некоторых ораторов. Среди них был один, который занимается разведением якутских лаек. У него целый питомник. И он собирается на собачьих упряжках доехать до Новосибирских островов. Словом, хочет повторить путь первопроходцев. Остальные говорили об авиации, судах и т. д. А этот ученый-медик сказал буквально следующее: «Арктика осваивалась людьми, а не собаками. Здесь говорили о собаках, полярной авиации, судах-амфибиях, только никто не говорил о людях. Разве это допустимо? Именно человек должен быть во главе угла, надо о нем в первую очередь думать, а обо всем остальном потом, после человека». Вот так он и сказал. А я запомнил, ибо говорил он дельно, толково. Ладно, об этом при встрече еще поговорим, Угоян.

Хочу обрадовать тебя некоторыми новостями. На днях из Москвы позвонил мне русский геолог Суслов. Он друг моего деда Отакчана. Так вот, Владимир Михайлович рассказал о разработке Стратегии развития Арктической зоны Российской Федерации. Может быть, жизнь на берегу моря Лаптевых полегчает, хотя в это трудно верится в наше-то время. В том документе, как рассказал Суслов, среди множества поднятых вопросов обозначен один, который напрямую относится к нам. Речь идет об обеспечении этнокультурного развития наших северных народов, защите мест их проживания и необходимости развития традиционного образа жизни. Каково?

По крайней мере приятно такое слушать. Но когда это произойдет? Я думаю, нам нельзя сидеть сложа руки и ждать, покуда нам преподнесут готовое. Такого никогда не будет. Мы сами обязаны проявлять больше активности и быть участниками этого процесса.

Еще Владимир Михайлович обрадовал меня сообщением о предстоящем возрождении малой полярной авиации в районах Арктики. Будет здорово, если это в самом деле произойдет у нас. Почему-то я верю в это.

Так что, дорогой друг, не будем унывать. Все идет к тому, чтобы мы жили активной творческой жизнью. Знал бы, Угоян, как мне хочется учиться, получить высшее образование. Всегда помню твое пожелание, чтобы я учился. Сам этого очень хочу, правда, знаний маловато для поступления в вуз. Все-таки попробую. Чем я хуже других?

Ну, друг, будем живы – увидимся. На этом завершу свое короткое письмо. Желаю тебе здоровья и успехов.

Твой Илани».