Текст книги "Время Сварога. Грамота"

Глава девятая

Впереди, за деревом, Вохма увидел еще одного. Тот стоял спиной и подавал сигнал другому. Не успела его ладонь сделать знак «двигаться вперед», а пальцы сжать в кулаке палицу, как на кору упали первые капли крови из порванного горла. Другой не успел ничего предпринять, как в переносицу ему вонзилась узкая пластина с заточенными краями. Вохма, бесшумной тенью, шел за следующим. Их было много. Они были хорошо вооружены и обучены. Но выручал лес. К тому же темнота служила верным спутником в такой неравной борьбе. Встретиться с ними в чистом поле ордынец бы не рискнул, а здесь в лесу, он был как рыба в воде.

После того, как Светозар покинул урочище и с детьми скрылся в святилище на острове, Вохма остался прикрывать их отход. Он с дерева наблюдал, как на поляну, минуя ловушки, выбрались вооруженные люди, как, по-хозяйски, они входили в дом, выносили утварь, сваливая за порогом, затем предали все огню. Горело подворье, но дом не горел. Неведомая сила берегла его стены от разрушения.

По виду боярин въехал во двор на коне, жирный и важный. Он едва влезал в новые латы, которые сверкали на солнце. Он медленно спешился, бросил поводья стременному. Блестящий шлем, с острой пикой, был украшен ярко красной тряпицей, обвитой золотистой нитью. Такой же яркий дорогой плащ, подбитый куньим мехом, был слишком нарядным и уместным разве что для смотра, но не для лесной чащи и болот. Его не менее дородный десятник, с таким же отвисшим брюхом, визгливо отдавал приказания, размахивая короткими ручками, подгоняя ратников. Они очень подходили друг другу. Было очевидно, что этот карательный отряд появился здесь неслучайно. Слишком резво те кинулись в избу в надежде поживиться чужим добром. Боярину поставили стул, и он развалился на нем, как на троне, откинувшись на высокую спинку. Когда из леса одного за другим стали выносить тела, угодивших в колдовские ловушки людей, Вохма поежился только от одного их вида. Кровавое месиво. Теперь он понимал, отчего слышались такие страшные крики. Исковерканные тела. Люди, по всей видимости, умерли в страшных мучениях. Некоторые были обезображены настолько, что кожа лохмотьями висела на лицах, обнажая кости. Конечности были переломаны или раздроблены по частям, как прошедшие сквозь чудовищную молотильню. Что такое припас для них Светозар? Что за чары сопровождали их смерть? Воины сгрудились рядом, переговаривались шепотом, отводили глаза. Им было не по себе. Каждый понимал, что остался в живых, только по нелепой случайности.

Возле боярина тенью возник человек и стал показывать на землю, затем рукой взмахнул в сторону, где скрылся Вохма. Следопыт. Одетый в черную кожу, он был худ в поясе и широк в плечах. Держался особняком, сдержанно. Лохматая шапка. Из-под нее углями смотрели раскосые глаза. Густая борода покрывала матовые скулы. Крепкая шея и прямая спина. Что-то в его облике очень не нравилось ордынцу. Не нравилось, как тот двигался, мягко, по-кошачьи, движения плавные, уверенные, с плохо скрываемой силой. Он высокомерно держался с боярином, а тот льстиво ему улыбался. Было непонятно, кто же из них главный?

Вохма быстро спустился на землю и замер в кустах. Несколько дружинников направились к нему.

Двоих он уложил сразу. С третьим пришлось повозиться. Тот оказался прытким. Резво бросился на него, стараясь обхватить за пояс. От этого Вохма промахнулся. Ударил ниже сердца, в живот. Сделать все по-тихому не получилось. Этот третий орал, словно из него живьем вытягивали жилы. Он катался по земле, измазал красным сухой мох и одежду, свою и ордынца, пока, наконец, не затих. Привлеченные криком к ним бросились остальные. Вохма отступил, скрылся за деревьями. Он ни секунды не задерживался на одном месте, петлял, стараясь увести врагов за собой. Он кожей чувствовал каждого, кто приближался к нему хоть на десяток саженей. Но все это были пустяки. Его волновал тот, другой. Он преследовал скрытно, прячась за спинами. Он выжидал, и от этого был вдвойне опасен, сильный и равный.

Несколько раз из-под ног вылетали всклоченные куропатки и с криком уносились в кусты. Лесная живность, напуганная присутствием чужаков, галдела, как при пожаре. Краем глаза Вохма видел лисицу, которая затравленно бежала рядом, затем прыгнула вбок. Под ногами зачавкала земля. Лес поредел. Впереди раскинулось болото. Отступать было некуда. Ордынец стал пробираться вправо, через осоку, стараясь выйти на сухое место. Преследователи растянулись клином, шли за ним попятам, сломав цепь. Вохма опередил их, пока они не перестроились, зайдя к ним с фланга и пропуская первых мимо. Оставаясь незамеченным, он поймал крайнего, наименее азартного, который плелся в хвосте. Без звука дружинник упал под ноги, тихо звякнул доспехом.

До самой темноты ордынец водил преследователей за собой, описывая круги, уничтожая их одного за другим. Наконец силы оставили его и он зарылся в грязь, остужая разгоряченное тело сырой землей. Увидеть его даже вблизи было невозможно. Засыпанный листвой и мхом он выглядел, как очередная лесная кочка. Враги, уставшие, проходили мимо, побрякивая металлом, тащили на себе убитых, возвращались на поляну к дому колдуна.

Когда стало совсем холодно, и мокрое тело начинал бить озноб, тогда Вохма выбрался из своего укрытия. Неторопливо, словно демон ночи, он двинулся за врагами следом, осторожно перебегая от дерева к дереву, опасаясь засады.

Запах пожарища, перемешанный с запахом сгоревшей человеческой плоти, застал его издали. Живые торопливо сжигали мертвых, соорудив ритуальное кострище по-походному.

Чутье редко подводила ордынца. Не подвело оно его и на этот раз. Легкий ветерок мазнул по щеке, он едва успел наклонить голову, как стрела впилась в ствол дерева, совсем рядом. Следующая – обожгла плечо, зацепила кожу.

– Не шевелись, или я продырявлю тебя, как старую лосинную шкуру, – послышался незнакомый голос.

Следопыт. Выследил-таки. Не зря Вохма опасался его пуще других.

– Что надо? – не поворачивая головы, спросил он.

– Оружие на землю!

Голос был глухой, как из утробы, и зазвучал совсем близко. Следопыт перемещался неслышно, даже чуткое ухо не могло уловить его движения.

Сабля и ножи упали к ногам. Туго воткнулись лезвиями в землю. Рукояти торчали вверх, удобно, стоило только изловчиться.

– Не шути со мной! – с угрозой проговорил незнакомец. – Подними руки и отойди на три шага.

Вохма подчинился.

– Что дальше? – вновь поинтересовался он.

– Где грамота? – спросил голос.

Уж чего-чего, а такого вопроса Вохма ожидал меньше всего. Даже здесь ему требовательно напоминали о незаконченном деле.

Свет от костра на поляне змеился между стволами деревьев. Черные тени дрожали в языках пламени. Громкое погребальное пение, подкрепленное ударами мечей о деревянные щиты, доносилось оттуда. Гимн воинам, павшим с оружием в руках, ритмично пронзал пространство.

– О какой грамоте идет речь? – нахмурился Вохма, – если о той, которую у меня похитили, то ее, как ты понимаешь, нет.

– Можешь со мной не лукавить. Грамота у тебя. Я знаю об этом в точности.

– Кто же ты такой, господин всезнайка?

– Отдай грамоту. И мы разойдемся миром.

– И, конечно, ты меня оставишь в живых? – выразил сомнение Вохма.

– Зачем мне твоя смерть? – наигрывал удивление Следопыт.

– Действительно, что тебе от нее?

На дереве каркнул ворон и, хлопая крыльями, спустился к земле. В ответ на призыв товарища невдалеке крикнул другой, затем третий. И вот они уже стаей кружили над поляной в предвкушении пира, черными тенями проносились в умирающем беззвездном небе.

– Еще раз повторяю. Мне нужна грамота! – настаивал следопыт.

– Я не верю тебе, – Вохма продолжал упорствовать. – Я сам говорил такое много раз. Видимо, мы с тобой птенцы одного гнезда? Или я ошибаюсь?

– Отдай грамоту, иначе мне придется тебя убить, – говорил незнакомец.

Он явно прощупывал соперника в поисках слабых мест.

– Тебе придется меня убить в любом случае. Грамоты у меня нет!

– Тогда скажи, где она?

Грязь на лице смешалась с потом и превратилась в корку, от этого лицо нестерпимо чесалось, но ордынец не рисковал делать лишних движений, стараясь не провоцировать противника.

– Да на что сдалась вам эта грамота? Не понимаю. Столько людей пострадало из-за нее. Знать бы, что в ней?

Вохма тянул время в попытке что-либо предпринять.

– Если у тебя ее нет, тогда и говорить не о чем. Помолись богам. Приготовься к смерти.

Лук, изгибаясь, затрещал, тетива натянулась, стрела готова была сорваться в полет.

– Зачем так торжественно, если хочешь убить – просто убей. Смерть не терпит суеты, тем более излишнего красноречия! – гневно произнес Вохма и напрягся, готовый сделать прыжок в сторону.

Он ждал только знакомого тренькающего звука. Но его не последовало. Вместо этого голос следопыта смягчился.

– Я знаю, что ты храбрец, но и храбрецу не безразлична судьба близких людей! – проникновенно говорил он. – У тебя есть мать, отец, две сестры… и что с ними стало, после того, как ты покинул их в разоренном городе? Ты не думал?

– Погоди, погоди. О чем ты хочешь сказать? – прервал его Вохма

– А ты не понял?

– Мерзавец. Если с ними что-то случилось, я тебя и с того света достану!

Вохма не на шутку встревожился и сделал попытку обернуться.

– Стой! Не шевелись! Я еще не закончил.

Следопыт выдержал паузу, тем самым усиливая произведенный эффект. Ордынец терпеливо ждал, готовый разорвать его на куски.

– Не волнуйся, они живы, – наконец заговорил тот. – Пока живы. Все зависит от тебя. Отдай грамоту и все будет по-прежнему. Или я не смогу ручаться за своих воинов.

– Ты уверен, что они вернуться? – едва скрывая облегчение, выдохнул пленник.

– Кто им сможет помешать? Поверь, ты и так стоишь одной ногой в могиле.

Вохма уже начал тяготиться разговором. Кроме пустых угроз, незнакомец ничего не предлагал. Настало время действовать.

– Я бы не торопился. Убивать меня не в твоих интересах, – Вохма сдерживал усмешку.

– Почему?

– А как ты получишь то, зачем пришел?

– Верно! – согласился Следопыт. – Грамота.

– У меня ее нет, но я знаю, где она!

Предложенная игра требовала завершения.

– Говори.

– Я скажу и тут же попрощаюсь с жизнью? Нет. Разве я похож на сумасшедшего?

– Ты еще торгуешься? Я же говорю, храбрец. Не хочешь добровольно признаться – расскажешь под пыткой!

– Ты не шутишь? Хотя, ладно, какое мне дело? – Вохма сделал вид, что сдается. – В любом случае, это не моя тайна и мне на нее наплевать!

– Наконец-то слышу разумные речи. Можешь опустить руки и повернуться, – вдруг разрешил следопыт.

В редких всполохах пламени, проникающего сквозь мрачную чащобу, Вохма увидел его. Лук теперь находился за спиной, стрелы покоились в колчане, белея ровной бахромой перьев за плечом. Он стоял прямой, широко расставив ноги, положив ладони на рукояти мечей, висевших на поясе.

– Проясню все вопросы, – сказал он. – Постарайся выслушать меня терпеливо и не делать резких движений.

Вохма опустил руки, продолжая ухмыляться в бороду, тряхнул головой, соглашаясь, от чего заплетенная коса заскользила по спине, как змея по песку. Из рукавов, из потайных мест, незаметно пальцами достал заточенные пластины и сжал их в кулаках.

– Я предлагаю тебе перейти на сторону князя Дмитрия Московского! – торжественно произнес Следопыт.

Он сделал паузу, предвкушая потрясение, с которым пленник должен был выслушать это предложение. Но не дождался. То ли беспокойная ночь добавила усталости, то ли ценность предложения не показалась впечатляющей, только Вохма сокрушенно ухватился за мочку уха и затеребил серьгу, подбивая ее указательным пальцем, в недоумении.

– Не понимаю. Зачем? – спросил он.

– Тебя лучше иметь среди союзников, чем среди недругов, – не видя действенности своих убеждений, добавил Следопыт, решив поиграть на самолюбии ордынца.

– Я не совсем понимаю.

– Может, ты опасаешься вины перед князем? Не беспокойся, боярин Трушата, которому ты свернул шею, тебе не зачтется! Он был глуп и жаден и только вредил нашему общему делу. Грабил купцов, лихоимничал. По нему давно веревка плакала, да вот только руки не доходили.

– И все же, я в толк никак не возьму…

– Я знаю, что грамота, которую нес отец Алексий, предназначалась Михаилу – князю Тверскому, а он в сговоре с ханами, выступающими против моего князя. К тому же, именно войско тверичей уничтожило Новый Торг, поэтому встать под хоругви князя тебе прямая выгода и возможность отомстить за поруганный град, за смерть его жителей. Поверь, Русь уже не та. Империя рушится. Западные провинции выходят из-под контроля. И на восток вскоре придет смута. Везде междоусобица. Брат идет войной на брата. И этому нужно положить конец, иначе Русь разорвут на части голодные псы. Нужно этому противостоять. Москва вскоре станет приемником Великой Орды, главным городом новой Руси.

Вохма попытался было возразить. Он даже качнулся всем телом вперед и открыл рот, но говоривший остановил его, подняв руку. Он будто заранее знал, что заготовил ему ордынец, поэтому опередил его ответом.

– Перейти на нашу сторону – не измена, это выбор собственного будущего, новой справедливой власти! Если мы придем к согласию, то ты будешь не последним человеком при дворе Московского князя. Я тебе это обещаю.

– Кто же ты такой, коль так скор на посулы? – удивился Вохма.

– Я – Семион, по прозвищу Кобыла, возглавляю тайную службу, набираю верных и опытных людей. Про тебя кое-что знаю, наслышан о твоих подвигах здесь и в Орде. Многие из них уже стали легендой.

– Ну, ну. Не льсти мне, боярин. Откуда ты можешь знать про меня?

– Мир тесен. И он не такой великий, как кажется. Помнишь князя Турсунбая?

– Конечно, – подтвердил казак.

– Привет тебе от него. А сына его помнишь?

Вохма помнил и Астая – сына влиятельного хана, которого спасал от похитителей во время экспедиции на восток к Великой Стене.

Была зима. Стояли трескучие морозы. Династия за стеной посулила огромную награду за пленение князя и его семьи. Немало охотников за состоянием ринулись исполнять царскую волю. И увенчалось бы все для них успехом, и наемники получили бы свои деньги, не вмешайся Вохма со своим летучим отрядом. Они случайно напоролись на врага посреди заснеженного поля. Растянувшись в цепь, оставив лошадей, они били из луков, не давая тем опомниться. Сначала били по флангам, сбивая их в гурт, затем расстреливали оставшихся, метко, насколько хватило стрел. Каждый воин в отряде был проверенным, закаленным бойцом, каждый знал свое место, один мог противостоять десятку. Даже смертельно раненый, стоя на коленях, он мог унести с собой в мир Нави еще нескольких врагов.

Затем, когда запас стрел был исчерпан, в бой вступили мечи. Вскочив на коней, обнажив клинки, с диким криком, от которого кровь стыла в жилах, они бросились вперед. Он помнил перепуганные косоглазые, плоские лица. Плотно закутанный в звериные шкуры, под которыми скрипело железо, враг казался медлительным, холод сковал его движения. Бой был короткий. Кони хрипели. К небу поднимались клубы пара от дыхания разгоряченных битвой тел. Павшие животные и люди буквально дымились на морозе, остывая под тусклым желтым солнцем. Крики, топот, звон метала – все смешалось в единый боевой гул. Залитая кровью степь до весны не могла впитать в себя бурые пятна. И хотя силы врага превосходили втрое, боевой опыт и сплоченность сделали свое дело. Не потеряв ни единого воина, Вохма с достоинством принял благодарность Турсунбая, который вместе с семьей скрывался в повозке на протяжении всей битвы.

Некоторое время он прожил у того в крепости, сдружился с молодым княжеским сыном, обучая его навыкам воинского ремесла. Но не только о нем вспомнил Вохма. Малика. Юная дочь хана покорила сердце ордынца. Огромные голубые глаза на смуглом лице в обрамлении темных кудрей, ниспадающих по хрупким плечам, пухлые губы, с надеждой ожидающие поцелуя. Она стояла перед ним в распашном летнике, украшенном жемчужным рисунком по рукавам, застегнутым на перламутровые занозы под самое горло. Стоило немалых трудов, чтобы расстегивать их грубыми пальцами, целовать губы, шею, грудь. Принимать пугливые ласки неопытной девушки, срывая лепестки девственности, и прятать их любовь от окружающих.

Но все тайное становиться явным. Об их связи узнал отец. Малика понесла. О браке не могло быть и речи. Мусульманка и христьянин. Княжна и сын кузнеца. Избегая позора, хан быстро выдал дочь за соседа – старого и вдового князя, к тому же пьяницу и развратника. В благодарность за спасение, он не стал мстить, отпустил Вохму с отрядом восвояси. Судьба возлюбленной оставалась доселе неизвестной. И вот, вдруг нежданный ветерок из прошлого тронул его чело и проник в самое сердце.

– Что-то знаешь о ней? – спросил он Семиона.

Вохма пытался справиться с волнением и в итоге это ему удалось. Боярин, вроде бы, ничего не заметил в темноте.

– О Малике? – казался он равнодушным.

– Да.

– Родила сына. Говорят, сильным батыром растет. Старый муж умер от удара, а может быть от пьянства, замерз в снегу. Теперь она вдова. Не богата, но не бедствует.

– Значит, жива? – сам себя спросил Вохма в задумчивости.

– Жива. А братишка ее нынче в Москве. С посольством. Хочешь повидаться? Сродственники как-никак!

Вохма заметил иронию в голосе говорившего.

– Значит, тебе я нужен и по этому поводу? – сделал предположение он.

– Грешен. Много интересов завязано на этом княжиче. Отец его видная фигура.

– Здесь я вряд ли чем могу помочь, – с сомнением проговорил казак. – Не тот случай.

– Как знать, как знать, – продолжал иронизировать следопыт, – однако, помощь твоя будет кстати? Я знаю, казаки слов на ветер не бросают!

– Не тот я человек, чтобы сходу изменять присяге.

– Присяга? Кому? Поверить в правое дело – это не измена. Служить чужому дому – вот измена отечеству. Но твои сомнения напрасны. Я и не ожидал, что ты вот так скоро согласишься.

Он хорошо знал, чем можно зацепить ордынца. Легко играя обещаниями и угрозами, он заставлял Вохму пускаться в приятные воспоминания, и, как ему казалось, хорошо использовал весь арсенал давления, стараясь задействовать разум и сердце воина.

– Не торопись, боярин. Я еще ничего не обещал, – продолжал сопротивляться Вохма, но уже без прежней непримиримой прыти.

– Вот и славно. Грамота где? – вновь поинтересовался Следопыт.

– У меня ее нет. Сгорела при осаде в Новом Торге.

Семион замолчал, обдумывая ответ.

– Если бы я был в этом уверен, то не пришел бы сюда, – сказал он. – Ты солгал мне, но это уже не важно. Я тебя понимаю. Было бы странно услышать другое. Ты не доверяешь мне. Я не доверяю тебе. Сейчас такие времена. Кроме моих слов и обещаний, ты не услышал ничего. Поэтому я считаю, что первые переговоры состоялись.

Ритм ударов, доносившийся от пепелища, прекратился. Свет от костра шел на убыль. Вохма уже с трудом различал фигуру Семиона в темноте. Теперь ордынец легко мог исчезнуть, растворится в лесу. Но что-то удерживало его от этой попытки. Любопытство. Интерес. Как всякий человек действия, он всегда искал возможность извлечь пользу из любой ситуации. Сегодня ему предлагали службу. Принять ее, значит выступить на стороне силы противной силе, которой доселе служил он. Разобраться во всех хитросплетениях отношений между князьями в период падения империи было непросто. Власть. К ней стремятся многие. Стоило только образоваться пустоте, как ее тут же заполняли наиболее прыткие. Здесь не было друзей, здесь были одни враги. Они, словно кровожадные звери, в ожидании бессилия жертвы, готовы были вцепиться ей в горло, а затем обглодать бесполезные кости. И кто же он во всей этой сумятице? Обычный вой. Решать такие задачи не его уровень, и он прекрасно это понимал. Да, Русь уже не та. Прав был Следопыт, когда говорил ему об этом. В глубине души он соглашался с боярином. Ему понятна была его откровенность. Он видел в ней сметку и холодный расчет. Он сам был таким, так его учили. Быть безжалостным и быстрым, когда это нужно. Быть милостивым и терпеливым, когда этого требовали обстоятельства…

– Скажи, где Светозар? – прервал его мысли Семион.

– Он-то тебе зачем? – изумился Вохма неожиданному повороту. Следопыт не переставал его удивлять своей осведомленностью.

– Разве ты не понял, кто он?

– Я понял, но тебе-то что за дело?

– Раньше я служил таким, как он. Он – один из верховных волхвов Залеской Руси, если ты не знал!

– И что же?

– Некоторые из них перешли в новую веру и теперь выступают на стороне Москвы.

– Предатели?

– Ну, зачем ты так? Быть заступником родной земли в трудный период лихолетья, помогать ей, служить высокой цели – ты называешь это предательством?

– Да, но они приняли христианство, изменили своей вере. Они – не мы. Это клятвопреступление! – недоумевал ордынец.

С одной стороны он противился точке зрения собеседника, с другой, соглашался с ним, поддавшись здравому смыслу.

– Ничему они не изменили. Бог един для всех. Не важно, каким именем его называешь. Не важно, под какой личиной творишь добрые и нужные дела! Волк не станет овцой, сколько ему об этом не говори. Насколько я знаю, ты сам крещенный?

– Верно, – подтвердил Вохма, опять поразившись осведомленности Следопыта.

– Тогда оставим бестолковый спор и сосредоточимся на главном. Грядет война. Страшная война. Память о ней не померкнет в веках. И нам нужно в ней победить. Сохранить то великое, что еще можно оставить потомкам. Для этого все средства хороши. Все силы должно собраться в единый кулак. Всем объединиться вокруг Москвы. Встать рядом с князем Дмитрием плечом к плечу. Правда за ним!

– Складно говоришь. Но не трать слов напрасно. Чем Светозар может помочь?

– Вот это я хочу спросить у него. У меня к нему послание. На словах.

– От кого?

– Скажу только ему.

– Если ты пришел к нему с добрыми намерениями, зачем пожег его дом?

– Здесь моей вины нет. Видишь того самодовольного толстопуза? – Семион перевел взгляд на поляну, где при свете угасающего пламени сгрудилась горстка оставшегося воинства. – Это такой же жадный и глупый боярин, похожий на Трушату. У них одно достоинство. Знатность и влияние. Но они все продажны. Видел, как он вырядился, словно вышел на смотр, а не в поход. Они во всем такие. Дерутся за почетные места на пиру, за богатую одежду, за барыши. За любую малость они жрут друг друга, как крысы в бочке. Я пытался его остановить, но безуспешно. Как только он угодил в засаду, то просто обезумел. Поредела его рать. А ведь это его люди. За них плачены деньги. И не малые. Но не беспокойся, нам они не помеха. Пока в них есть нужда, мы будем пользоваться их услугами. А с другой стороны, польза от его действий все же есть – оставшись без дома, Светозар станет более сговорчивым, не так ли?

Опять Вохме послышалась насмешка в голосе. Следопыт все стоял, не шевелясь, продолжая держать ладони на мечах.

– Я плохо его знаю. Он для меня загадка, – ответил Вохма уклончиво.

– Для меня тоже. Вообще волхвы живут в другом, отличном от нас мире. Деньги и блага им не нужны. Власть отрицают. Общаются с богами. Влиять на них невозможно. Трудно с ними. Но нам сегодня без них никуда. Они все еще сильны. И могут нам помочь.

– Помочь в братоубийственной войне? Во славу чего?

Сказав это, Вохма вдруг осознал, что, неожиданно для себя, произнес это с грустью. Он поймал себя на мысли, что уже не испытывает никаких чувств, граничащих с превосходством, которые испытывал раньше, будучи молодым, отправляя в мир иной очередную жертву в очередной схватке. Раньше он упивался своим умением. Теперь азарт пропал. Теперь это была просто работа, рутина бесконечных поединков. Как работа пахаря или кузнеца, только дело он выбирал не по душе. В душе не было отклика. Душа молчала. Дело воина – убивать врага. Так он считал раньше. Так ему говорили. Но с каждым разом мысль о бессмысленности такой жизни довлела над ним все больше и больше. Ему в тягость становились приказы, которые он исполнял. Ему назначали врага, он его убивал, порой даже не задумываясь, хороший человек перед ним или нет. И не раз он становился свидетелем того, что назначенный враг, в угоду каким-то интересам, однажды становился другом, и теперь уже они вместе бились против другого злодея плечом к плечу. И воевали они не просто так, а за высокие цели: за родину, за свободу. Так они считали, а в итоге воевали вместе с народом, против своего народа. И не было этому конца. Он сознавал, что это неправильно, что это против всех мыслимых и немыслимых законов, но ничего другого не знал и не умел.

– Не понимаю! – сказал он. – Сами готовитесь к войне со всей империей. Зачем она вам? Всякая война приведет к ослаблению обеих сторон. Погибнут многие тысячи людей. Погибнут на радость внешним врагам. И все ради чего? Чем старая вера не угодила князю? Что в ней не так?

– Не нам об этом судить. Князь знает, что делает, – жестко оборвал следопыт. – Дело не в вере. С любой верой можно ужиться. Власть, которой обладают волхвы над силами природы, нужна отечеству, как никогда. С их помощью мы сможем победить!

– Кого победить? Русь? Зачем?

– Ты не хочешь меня понять. Империя рушится. Нужен достоянный приемник.

– И он, как я понимаю, появился в лице князя Московского? А не сам ли князь способствует развалу? Выбрал удобный момент, укрепляет собственную власть, отказывается от старых богов, навязывает новых, иудейских? Зачем? Зачем ломает старую веру? Мало князь Святослав бил хазар? Не пускал их на святую Русь Рюрика. Зачем нам их бог?

– Я вижу тебя трудно переубедить? Вера не главное. На Руси всегда было много верований. Это никому не мешало. Наоборот, веротерпимость позволяла сплачивать народы вокруг единого центра. Теперь центр перемещается в Москву. Отсюда, из Залесья начнется возрождение. Понимаешь?

– Ты спросил, я ответил? Я воин. За это меня ценят. Думать – не моя задача. Ты хотел знать мое мнение? Ты его получил. Но позволь спросить еще вот о чем?

– Спрашивай.

– Много у Вас сторонников среди волхвов?

– Сторонников много. Сегодня каждый выбирает сердцем.

– Думаешь, Светозар станет под ваши хоругви?

– Если он за Русь – встанет!

– Знаю, он за Русь. Только с вами ли?

– А ты?

Следопыт не дождался ответа ордынца. Он вдруг схватился за сердце и повалился на землю без звука, как подкошенный. Вохма видел, как он вцепился руками в мох и с остервенением, ломая ногти, стал рвать скрюченными пальцами жесткую почву. Лицо стало страшным. Судорогой исказились черты, глаза закатились, губы шевелились, шепча что-то невнятное. Вохма смотрел на него с любопытством, соображая, что делать дальше: то ли помочь ему, то ли оставить здесь, а самому удалиться.

Вдруг из мрака возникла высокая сухощавая фигура в белом. Она, как призрак, поравнялась с лежащим на земле человеком, постояла над ним, изучая. Вохма почувствовал, как ужас, охвативший боярина, передался и ему. По телу пробежал озноб.

– Подними его и пойдем со мной, – резко сказал Светозар, ткнул посохом в распластанное тело.

Он повернулся и пошел прочь, растворившись в темноте, так же, как и появился. Вохма собрал брошенный арсенал, с трудом перекинул через плечо бездыханное тело и побрел следом во тьму, лишь ухом улавливая движение впереди. Через десяток шагов, он едва не споткнулся о мертвое тело. Гридень Семиона. Очевидно, Светозар позаботился и о нем.

– А он предусмотрителен, этот боярин, – вполголоса проговорил ордынец, перешагивая через труп, – оставил себе охрану на всякий случай.

В полной темноте, практически наощупь, он шел через лес, с тяжелым грузом на плечах, с трудом переводя дух. Закрывая свободной рукой лицо от колючих веток, он медленно пробирался в сторону болота. Вскоре ноги увязли в жиже. Топь. Воняло тухлыми яйцами и гниющим мясом. Каждый шаг сопровождался выбросом болотного газа. Гнус лез в глаза и рот. Светозар брел не оглядываясь. На открытом пространстве стало светлее. Серебристый клинок распорол небо на востоке. Бледный сухостой потянулся к нему чахлыми ветками. Вохма чуть передвигал ноги, когда они вышли на твердыню. Он с облегчение кинул ношу и растянулся на траве, отдыхая. Плечи и спина онемели.

– Вставай! – безжалостно ткнул его в плечо ведун. – Он скоро очнется.

– Что ты с ним сделал? Зачем он тебе? – спросил Вохма, оттягивая время на отдых.

– Слышал я его речи, хочу попытать о насущном. Кажется, знаю его. Видел раньше. Пойдем, пойдем. Не время! – заторопил старец.

– Погоди, дай дух перевести. Уж больно здоровый – вепрь, да и только.

– Не причитай, как баба! Делай, что говорю! – ведун был непреклонен.

Вохма нехотя поднялся, опять взвалил на себя тело и поплелся дальше. Вскоре они были возле капища. Суровые деревянные боги встретили их своими грозными ликами. Светозар приказал положить жертву на алтарь, который находился в центре круга в виде цельного камня. Затем несколькими умелыми движениями перетянул ей ноги и руки прочной пенькой. Вохма осмотрел валун. Каким образом удалось перенести его сюда через непроходимую топь? Он присмотрелся к камню и увидел на его поверхности письмена, разбегающиеся в разные стороны. Буквы были непонятными и местами стерлись до глади.

Сколько прошло времени, Вохма не считал. Занималась заря. Половина неба полыхала пожаром. Березовый остров посреди болота оделся в пурпур. Боярин медленно приходил в себя, крутил головой по сторонам, мычал, пытаясь заговорить. Но язык не слушался его. Когда-то самоуверенный и высокомерный, он лежал на жертвенном камне, беспомощный. Глаза наполнялись безумием и ужасом.

– Посмотри сюда, – приказал ведун ордынцу. Он оголил левую руку пленника и показал ее Вохме. – Что ты видишь?

На плече, в черном круге, трезубцем отпечатался шрам.

– Метка Чернобога?

– Точнее, метка бога Знича. Трезубец считается символом разрушения. Те, чей это знак, загоняют человечество в пекло! – сказал Светозар удовлетворенно. – Заметь. У тебя метка на правой руке – знак Сварога. У него – на левой. Понимаешь разницу? Кто перед тобой?

– Понимаю, – кивнул головой Вохма. – Враг!

– Служители бога Знича всегда стояли против детей Сварога. Они не просто враги, а хитрые и подлые. Их задача перетянуть на свою сторону, как можно больше светлых сил. Я слышал, как он красиво излагал про долг перед отечеством. Чего он хотел еще?

– Спрашивал про грамоту. Потом, пытал о тебе.

– Ясно! Одно плохо. Он говорил о войне. Много воинов сложат свои головы. Земля наша оскудеет. Разорвут ее на части вороны. Много веков пройдет. И никогда земля наша не восстановится в прежние границы. Когда-то единый народ встанет друг против друга. Сын пойдет на отца, брат – на брата. В этом он прав. Назад дороги нет. Слишком далеко все зашло. Ночь еще темна! – говорил старец с грустью.