Текст книги "Время Сварога. Грамота"

Глава пятнадцатая

Медведь сделал еще круг, стоя на задних лапах. Под веселую скоморошью музыку он танцевал, изображая девицу. У него под лапами суетился маленький человечек, одетый в пестрое. Он, то пропадал в объятиях животного, то выныривал вновь на радость публике. Медведь рычал, задирал морду, скаля красные клыки, но кружился и кружился, приседая на низкий зад. Затем появились глотатели огня, голые по пояс, покрытые золотой краской. Их мускулистые рельефные тела сверкали на солнце. Зрелище было непривычным для северной публики. Женщины вскрикивали, когда из человеческих глоток вырывался столб пламени. Жонглеры и маги, люди-змеи служили преддверием главного события в этом празднике – кулачный бой.

Князь с семьей и местная знать сидели на возвышении, расположившись прямо над импровизированной ареной, огороженной пряслом. Дорогие праздничные одежды играли на солнце золотом и самоцветами. Через каждые три аршина вдоль арены стояли вооруженные воины и следили за порядком. Народ толпился сзади. Всем хотелось посмотреть на выступление. Задние ряды напирали на передние. Стоял шум и гам. Вдруг возгласы умолкли. Народ замер.

С обеих сторон арены выстроилась цепь из мужиков. Они в нетерпении разминали руки, потирали кулаки. Готовилась народная забава «стенка на стенку». Наконец князь подал знак. Бойцы двинулись друг на друга.

– Что слышно? – спросил Вохма у купца.

Они сидели поодаль среди гостей. Вохма преобразился с недавнего времени. Он выглядел, как знатный человек с востока: дорогая одежда, черная чалма, с пышным пером и рубиновой брошью, пальцы, унизанные перстнями. Никто не мог предположить, что перед ним бывший раб, который всего лишь день назад подпирал спиной стену невольничьего рынка. Мустафа без труда представил его купеческому сообществу, как своего племянника, запоздавшего в пути. Он заявил его на бои, и теперь Вохма с интересом высматривал будущих соперников.

– Пойманные рабы молчат! – ответил купец. – Убийц так и не нашли.

– Прискорбно. Бедный Исаак. Разве он думал, что так печально закончит свои дни. Это еще одно свидетельство того, что всем купцам нужно быть более осмотрительными, – притворно вздохнул Вохма.

– Аллах говорит твоим языком! Ты прав как никогда!

Стенки сошлись. Народ взвыл от восторга. Теперь строй нарушился, каждый бился сам за себя. Над головами летали кулаки. Правила были просты – ниже пояса не бить. Поэтому кулаки молотили по корпусу, по плечам. Чаще норовили приложиться в голову. Время от времени на землю падали поверженные. Они либо поднимались, сплевывая кровь, и продолжали биться дальше, либо отползали в сторону. Довольная знать обсуждала бой, тыкая пальцами в кучу дерущихся. Вот уже из всей массы выделился фаворит – здоровенный мужик. Он бил наотмашь с такой силой, что если кто попадал под его молот, то уже не вставал.

– Как Карачур? – спросил ордынец.

– Стоит в стойле. Куда он денется? Исаак не успел его забрать. Не хочешь его повидать?

– Очень хочу. Но не время. Боюсь, как бы он не сошел с ума от счастья!

– Скорее с ума сойдешь ты, когда его увидишь!

Площадь арены редела. Бойцов становилось все меньше. Побеждала та группа, где во главе находился кузнец с кулаками, как кувалды. Вскоре противник сдался. Послышался триумфальный возглас трубы. Победители подняли руки и обошли арену, принимая поздравления толпы и трибуны.

Теперь начиналось главное зрелище. Бой без правил. Единоборство самых умелых бойцов. Сначала без оружия, а в конце – на мечах. Победитель забирал себе все. Призом выставили стальной доспех, инкрустированный золотом, и белого, как облако, коня с полной сбруей.

– Пора, – сказал ордынец. – Пойдем.

Они спустились вниз, к палатке, которую поставили заранее. В ней Вохма переоделся для состязания. Он был в атласных темно синих шароварах, заправленных в сапоги, и белой рубахе, подпоясанной алым кушаком. Бритый наголо, без привычной косы, с бородкой, подправленной на восточный манер, он выглядел совершенно незнакомым. И те, кто знал его ранее, едва признали бы в нем прежнего Вохму. Послышался призывный звук трубы, приглашая всех участников на площадь.

Их было человек двадцать. Разных возрастов. Разной комплекции. Каждое сообщество выставляло своего бойца. Кожевники, бондари, мясники, кузнецы, торговый люд – все хотели победы. Князь также выставил своих. Они стояли особняком и с усмешкой смотрели на суету вокруг. Им было от чего чувствовать превосходство, они были профессиональными воинами и, в отличие от ремесленников, ежедневно проводили время в тренировках. Распорядитель представил каждого.

– Саид ибн Давуд аль Хорезми! – услышал Вохма свое имя и с опозданием догадался, что речь идет о нем.

Последовала жеребьевка. В кожаный барабан кинули ярлыки с именами бойцов. Затем, вращая барабан, в случайном порядке доставали по два имени, называли соперников. Вохма должен был биться в третьей паре. Ему достался кожемяка – крепкий парень, чернявый, с редкой растительностью на щеках.

– Сделай доброе дело, не круши всех сразу. Дай публике насладиться поединком, – шептал на ухо Мустафа, когда они разошлись по своим палаткам.

Вохма не стал смотреть на две предыдущие пары, чтобы не портить впечатление. Вместо этого он размялся, разогрел мышцы, как учили его признанные мастера давным-давно, где-то в прошлой жизни, когда он был очень молод, полон сил и надежд, когда он сознавал себя элитой ордынского воинства.

– Неужели это было со мной? – тихо проговорил он, стряхивая наваждение.

Он слышал рев публики. Видимо, на арене происходило нечто замечательное. Мустафа залетел в палатку.

– Все, твоя очередь. Иди. Да прибудет с тобой Аллах! – проговорил он, запыхавшись.

Площадь возбужденно гудела. Подогретые зрелищем люди с криками встретили новых бойцов. Вохма вступил в круг. Его противник уже был там.

Земляки подбадривали своего:

– Коляда, не робей. Вздуй иноземца. Дай ему. Покажи наших.

Тот озирался по сторонам, глупо улыбался, встряхивая плечами и потирая кулаки. Едва завидев соперника, он в нетерпении кинулся к нему. Народ ухнул. Ордынец остановился. Когда до него осталось несколько локтей, Коляда сделал широкий замах. Если бы удар пришелся по назначению, то, вероятно, ордынец больше бы не оправился, но рука, описав круг, не нашла цели. Кожемяка обернулся. Иноземец стоял сзади. Тогда он опять замахнулся. Опять ударил. И опять кулак ушел в пустоту. Так продолжалось несколько раз. Из толпы послышался смех:

– Да он слепой.

– Ты и с бабой такой целкий? Смотри, у такого умельца долго детей не будет.

– Да вон же он, справа! Правее бери! Олух!

Кожемяка злился. У него ничего не получалось. Он тяжело дышал. От стыда и от шуток лицо раскраснелось. Соперник, словно растворялся в воздухе и возникал вновь, но уже в стороне.

– Эй, араб, делай уже что-нибудь. Ударь сам, че ли!

Вохму не пришлось долго упрашивать. В следующее мгновение он подломил ноги противнику и в тот момент, пока Коляда падал на колени, он ткнул его пальцем в шею. Тычок был совершенно незаметен со стороны, но кожемяка растянулся на земле и больше не поднимался. Площадь замерла. Мертвая тишина повисла над ареной.

– Коляда. Вставай, не в постели! – послышался требовательный возглас.

– Что это с ним?

– Умер?

– Убили.

– А как это случилось?

– Сами не поняли.

Через минуту, поверженный Коляда зашевелился и сел, мотая головой.

– Гляди, ожил.

Подбежали люди. Подхватили парня под руки и увели. Победу присудили ордынцу. Никто до конца не понимал, что же все-таки произошло? Мустафа схватил его за руку, когда они оказались в палатке вдвоем.

– Это было великолепно, друг мой! – затараторил он, – но прошу тебя, бейся как-то понятнее, что ли. А то тебя еще посчитают колдуном. Тогда выигрыша нам точно не видать!

Следующий противник оказался из дружины князя. Он встал в круг, оценивая араба, прищурив глаза. Вохма встал напротив и ждал. Дружинник не торопился. Он покачался, сделал несколько шагов в обе стороны, изучая реакцию соперника. Но Вохма ничем себя не выдавал. Наконец тот приступил к решительным действиям. Он подтянул правую руку и сделал резкий выпад, целя в голову. Нечто подобное ордынец ожидал. Он ушел из-под удара. Перехватил руку. Завел ее за спину сопернику, потом резко заломил в запястье, от чего тот, негромко охнув, сделал кувырок в воздухе, плашмя ударился о землю. Площадь взвыла. Такого еще никто не видел. Но это было не все. Вохма завернул руку в локте, перевернул поединщика на живот и держал его, не отпуская, придавив коленом шею. Захват оказался настолько болезненным, что дружинник лежал, как связанный, не смея пошевелиться. Все произошло в одно мгновение. Народ ликовал. Встревоженным оказался только Мустафа.

– Ты не хочешь меня слушать, – опять поучал он своего мнимого племянника, когда они оказались наедине, – сколько можно тебя предупреждать?

– Зато никто не скажет, что я победил с помощью колдовства. Сейчас-то все было на виду!

– Это тебе так кажется. Ну, хотя бы ударь кого-нибудь для приличия. Прошу тебя!

– Ты так говоришь, исходя из своих представлений поединка. Позволь мне самому выбирать способы ведения боя. А может, сам возьмешься и выйдешь на площадь? – посмеивался Вохма.

– Да ну тебя! – в сердцах махал рукой купец. – Делай, что хочешь. Я все сказал.

– Хорошо. Я тебя услышал, – ответил друг.

Все меньше и меньше становилось соперников. Вохма от раза к разу добавлял в поединок какую-нибудь изюминку. Его оправдывало то, что он слыл здесь заморским гостем. А как ведут поединки на востоке, никто не знал, поэтому все пришли к выводу, что это особый вид борьбы, который неизвестен в северной Руси. Кто-то из бывалых начинал вспоминать, что да, дескать, на востоке есть такие ратники, и им даже приходилось их видеть, поэтому все справедливо и честно. И кто виноват, что здесь не смогли взрастить соперника достойного арабу? Он-то, араб, точно не виноват.

Князь мрачнел все больше и больше. Сначала ему было чудно наблюдать, как витязи, словно податливые куклы, валятся перед иноземцем. Как он легко, без видимых усилий, распинает их по земле, заставляя глотать пыль. Но потом он призадумался. Вопрос стоял не о качестве воинской подготовки его дружины, вопрос казался шире – уступит Север Югу или нет? И, похоже, Север уступал. Как и ожидалось ранее, из всех, кто вышел попытать счастье, самыми опытными должны были оказаться гридни князя, и первенство должно было сохраниться за ними. Если бы не этот перс, то победа, как всегда, досталась бы им, и не пришлось бы князю краснеть перед народом. Теперь, когда остались только двое и один из них – чужак, нужно было что-то предпринять. Он подозвал к себе боярина – хитроумного Всемила.

– Кто такой этот араб? – спросил он.

Зная мысли князя наперед, Всемил сразу понял, к чему такой вопрос.

– Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он родственник уважаемого купца из Хорезма, – сказал он, склонив голову в почтении, прижимая правую руку к груди.

– Откуда он взялся, спрашиваю я тебя?

– Никто не знает. Он появился вчера.

– Вчера? И сразу попал на бои? Тебе это не странно?

– Странно, княже.

Князь задумался, барабаня пальцами по лысине шута, который примостился у его ног.

– Князюшка, голубчик, ты так мне все мозги вытрясешь, – возмутился тот и убрал голову.

Такое обращения к князю мог позволить себе только он – любимый дурень, карлик, доставшийся ему в наследство вместе с женой.

– Молчи, дурак. Невозможно вытрясти то, чего нет.

– Тот, кто считает себя умным, всегда ошибается, – парировал шут.

– Это почему?

– Умный не пользуется чужим умом. Тем более избегает советов дурака.

– Как тебя понимать?

– Умный не зря окружает себя дураками, чтобы выглядеть умнее. А если дурак дает советы умному, тогда, кто же из них дурак?

– Еще слово и я посажу тебя на цепь вместо собаки. Будешь лаять и грызть кости с моего стола, – сказал князь, нахмурившись. Он был не в настроении, чтобы препираться.

– Я слабый, больной шут, – льстиво заглянул ему в глаза карлик, – всегда уступал грубой силе, оттого и слыл дураком.

– Вот им и оставайся.

Князь был озабочен. Он не смотрел на арену, погруженный в свои думы.

– Но, хотя я и дурак, все-таки вижу, что тебе не нравиться араб? – продолжал лезть под кожу карлик.

– С чего ты взял?

– Уж больно умело он положил всех твоих воинов. Такое прощать нельзя. Верно?

– Что ты предлагаешь? – спросил князь, зная, что шут всегда посоветует дельное.

– Тот, кто лает – не всегда собака.

– Ты думаешь, что он самозванец?

– Это легко проверить.

Князь вновь поманил к себе Всемила.

– Найди мне толмача, который бывал в Хорезме и пусть он, под любым предлогом, побеседует с этим, как его, Саидом ибн Давудом. Пусть подтвердит, что тот действительно араб.

– Если точнее перс, – поправил его Всемил.

– Да хоть кипчак. Все одно.

– А если это ничего не даст и окажется, что наши сомнения напрасны?

– Тогда призови его сюда и угости медом. Из наших проверенных запасов. Нужно слегка поправить его здоровье. Это добавит ему бодрости, – вмешался коварный шут.

– Все слышал? Действуй быстрее, – добавил князь.

– Понял, светлейший, – кивнул боярин и удалился.

Вохма сидел в тени навеса и пил холодный напиток из ягод. Кисловатый вкус был в самый раз. Мустафа знал толк в ягодах, предлагая их ему. Силы быстро восстанавливались. Он чувствовал, что устает быстрее, чем раньше. Кажущаяся легкость, с которой он побеждал соперников, на самом деле требовала огромного напряжения. Время, проведенное в рабстве, давало о себе знать. Усталость и плохая еда сказывались на физической форме. Руки и ноги дрожали от слабости. С каждой очередной схваткой силы уходили. Лучше, чтобы это закончилось быстрее. Ожидание не шло на пользу. Он пробовал дыхательные упражнения, которыми владел, и это помогло.

– Да будет твой путь к победе легким, благородный Саид ибн Давуд, – услышал он чистейшую арабскую речь.

Перед ним стоял незнакомец и пытливо рассматривал его, делая почтительный поклон. Вохма повторил его движения, дополняя их касанием пальцами губ.

– И тебе здоровья и процветания, милейший. Чем могу служить? – ответил он.

– Заранее признателен тебе, что готов выслушать меня, – продолжал незнакомец, все еще продолжая кланяться.

– Кто ты? И зачем пришел ко мне, утруждая свои ноги?

– Я от князя. С посланием к тебе, благородный Саид!

– Что же хочет от меня Великий князь? – не мигая проговорил ордынец, чувствуя, как тревога подкрадывается к сердцу.

В палатку влетел Мустафа с очередной порцией напитка. Он вопросительно уставился на гостя.

– Почему здесь посторонние? – сходу наскочил он на незнакомца. – Здесь не место для чужих глаз. Кто ты и зачем зашел сюда? Уважаемому Саиду требуется отдых перед решающей схваткой. Это понятно?

– Конечно, конечно, – замахал руками тот, – я всего лишь посланник от Великого князя литовского Ягайлы

– От князя? – задумался Мустафа, – тогда это в корне меняет дело. Что хочет от нас Великий князь?

– Князь хочет выразить свое восхищение мастерству и умению вести поединок и приглашает уважаемого Саида к себе, дабы передать ему это лично, – сказал толмач и опять поклонился, теперь уже Мустафе.

– Но у нас решающая схватка. Нам нужно готовиться. Мы не успеем! – ответил тот.

– Пусть это вас не тревожит. Поединок будет отложен на столько, насколько будет необходимо. Прошу вас. Князь ждет!

– Хорошо. Я готов, – сказал Вохма.

Он надел чалму, затянул пояс.

– Будь осторожен! Не доверяй князю. Он опасный человек, – зашептал на ухо купец, останавливая его.

– Не беспокойся. Все будет хорошо, – ответил ордынец и вышел.

Они прошли вдоль заграждений. Толпа встретила его рукоплесканиями. Нынче он был для них героем.

– Какие сегодня настроения в Хорезме? – спросил посланник князя, пока они поднимались на трибуну.

– В Хорезме? Как и всегда, – ответил Вохма.

– В самом деле? А в достославной столице Хорезма Ургенче? Что изменилось в таком благочестивом городе? Как поживает почтенный Абу ибн Хасид?

– Кто? – не понял Вохма.

– Ну как же? Абу ибн Хасид, судья, его все знают в Ургенче. Я был с ним дружен. Помню, он много сделал для меня в одном щекотливом деле?

– Что-то ты путаешь, уважаемый. Правда, я давно не был в Ургенче. Последнее время живу в Самарканде, но, тем не менее, хорошо знаю местного судью. Поверь мне, он носит совсем другое имя!

– Ну как же? Он живет справа от городской площади.

– Извини, уважаемый. Видимо, ты тоже давно не был в столице. Справа от городской площади находятся конюшни султана.

– Как же так? – посланник не скрывал своего удивления, – очевидно, я что-то перепутал. Давно это было. Столько изменилось за время моего отсутствия.

– Видимо, ты отсутствовал последние триста лет, – совершенно серьезно сказал Вохма, – потому, что конюшни там стояли всегда!

Толмач смутился и больше не проронил ни слова, лишь представил ордынца князю, когда они поднялись по ступеням к его трону. Князь вопросительно посмотрел на посланника, изогнув бровь. Тот кивнул, опустив глаза. Князь недовольно поморщился.

– Саид ибн Давуд аль Хорезми! – торжественно произнес он. – Мы все восхищены твоим умением вести поединок. Для нашей стороны это умение необычно, поэтому позволь разделить с тобой этот кубок, который я хочу поднять в твою честь!

Он поманил ладонью Всемила. Толмач встал за спину ордынцу и принялся гнусаво переводить. Боярин поднес кубки князю и гостю с улыбкой, которую ордынец назвал бы змеиной.

– Князь оказывает тебе великую честь. Нужно выпить кубок до дна. Нельзя отказываться, – сказал он.

Толмач перевел. За всей процедурой, затаив дыхание, наблюдал еще один человек. Шут. Он сел поодаль и не спускал с ордынца глаз. Он видел, как тот обвел присутствующих взглядом, поблагодарил всех поклоном, затем выпил содержимое. Шут так увлекся, что со стороны показалось, будто он сам сейчас пьет из кубка, так заходил у него на шее кадык. Едва Вохма отставил кубок, как князь тут же потерял к нему интерес. Толмач стал дергать его за рукав, требуя удалиться. Теперь уже в одиночестве ордынец спустился вниз.

– Когда зелье подействует? – спросил князь у шута.

– Не успеешь сосчитать до тысячи, – ответил тот, состроив рожу.

– Теперь ты, что скажешь? – обратился он к толмачу. – По твоему лицу я понял, что он не самозванец.

– Да, государь. Я расспросил его подробно о Хорезме. Видно, что он из тех мест. Правда, были некоторые вопросы, которые заставили его путаться, но они показались мне несущественными.

– В самом деле? – удивился князь. – И что же это за вопросы?

– У меня прекрасная память и я спросил его, в какой стороне от городской площади находятся конюшни султана? Он сказал, что справа, хотя, на самом деле, они – слева.

– Ты хочешь сказать, что это пустяк? Перепутать направление. Нет, вы видели такое безмозглое существо. Да ты, любезный, глупее моего дурака. Такие мелочи и служат доказательством его самозванства. Неужели ты не понял? – взорвался князь.

– Да, государь. Я тоже, было, так подумал, но потом выяснилось, что он указывал направление, стоя лицом к воротам дворца, а я – спиной, – залепетал испуганный толмач.

– Это все? Или еще что-нибудь? – грозно спросил князь.

– Конюшни.

– Какие конюшни?

– Конюшни султана. Количество лошадей. Мы разошлись в количестве?

– И сколько у него лошадей?

– Сорок, – не моргнув глазом, соврал толмач.

– Всего сорок? У меня на десяток больше, – князь был доволен, – неужели у султана Хорезма такие маленькие конюшни?

– Да, князюшка. По сравнению с тобой, султан – бедный человек, – рассмеялся шут.

Он прыгнул к ногам господина и стал гладить рукой ему колени.

– Ну что же, я не удивлен. Кстати о конюшне. Там в стойле есть конь этого купца Мустафы?

– Да, государь, – ответил Всемил. – Купец исправно платит нам за его содержание.

– Хороший конь. Только я ни разу не видел его под седлом.

– Никто не видел, государь.

– Как ж так? Что это значит?

– Конь с норовом. Никого не подпускает.

– Даже хозяина?

– Хозяин сам редко к нему заходит, – пожал плечами Всемил.

Князь откинулся на спинку трона, стал задумчиво ковырять ногтем в ухе.

– Мне нужны ответы. Займитесь этим. Я не люблю, когда чего-то не понимаю.

В это время зазвучали фанфары. Начинался последний поединок. Встречались сильнейшие. Сотник из дружины князя Богуслав и заморский гость Саид ибн Давуд. По площади разнеслись крики. Люди приветствовали Богуслава. Это был крупный человек, закаленный в боях, о чем свидетельствовал рваный шрам на лбу и мужественное обветренное лицо. Он вышел на средину круга и замер, широко расставив ноги и заложив руки за пояс. Соперник не появлялся. Публика затихла. Фанфары зазвучали вторично.

– Где араб? Ты говорил, что зелье безопасно, только на время лишит его сил? – обратился князь к шуту. Нервозность искривила его лицо.

– Ума не приложу, – в недоумении ответил карлик, – так и должно было случиться. Возможно, мы перестарались или араб оказался слаб нутром.

– Возможно. Перестарались, – ворчал князь. – Что будем делать, если он не выйдет?

– Присудим победу Богуславу. Скажем, что араб струсил, – добавил Всемил.

– Дурни. Вы понимаете, о чем говорите? Вы сорвали мне состязание. Думаете, не возникнет вопросов, почему он не вышел? Где толмач?

– Я здесь, господин.

Толмач показался из-за спины боярина.

– Спешно узнай, что случилось? – бросил ему князь.

Но тут площадь загудела вновь. Наконец вышел Саид ибн Давуд. Он вышел медленно, покачиваясь. Было видно, что он едва стоит на ногах. Князь с удовлетворением отметил:

– Что ж, по-видимому, победа будет за нами!

– Да, да, нет сомнений, – отозвались слуги.

Противники встали друг против друга. Грозный и высокий Богуслав с широкой, как каменная плита, грудью и руками, как деревья, вырванные из земли. Былинный богатырь, да и только. Любимец. Он был одет в кожаную безрукавку, перехваченную таким же ремнем в поясе. Пеньковая шнуровка, как змея проскальзывала в дырки, стягивая их на груди. Кожаные штаны плотно обтягивали чресла, словно мокрая одежда, прилипшая к ногам. Весь он казался гладким и скользким, как ящерица. Ему не было равных. На секунду князь пожалел, что отравил араба. Поединок, скорее всего, лишится той зрелищности, которую все ожидали. Но что сделано, то сделано. Главное победа, и она будет за ним.

Поединщики сошлись. Вохма опять не нападал. Он вновь следовал правилу не нападать первым. Сейчас требовалось его умение использовать силу противника против него самого. Стоять перед ураганом, вцепившись корнями в землю. Гнуться, но не ломаться. Богуслав ударил. Вохма отразил удар, выставив вперед согнутую руку. Это удалось ему с трудом. Такой удар мог сокрушить быка. Тут же последовал в связке второй и третий. Ордынец отступал. Несколько раз он изворачивался и уходил в сторону, но соперник был непреклонен. Он напирал, как утес, нависая над водной стремниной, заставляя ее разбиваться о твердые камни.

Князь был доволен. На его глазах уничтожался враг, заставивший всех усомниться в надежности его воинства. Еще немного и наступит конец. Он весь поддался вперед. Азарт горел в его глазах. Богуслав схватил соперника и сжал. Араб замер в его медвежьих объятиях. Вот и все. Живым ему не вырваться. Но что это? Араб без труда разомкнул руки противнику и выскользнул из них, сполз вниз. В довершении сотник сделал круг и оказался на четвереньках, потеряв равновесие. Публика рычала. Вохма вскочил ему на спину и схватил за шею. Сделал удушающий захват. Богуслав катался по земле, как необъезженный конь, стараясь скинуть наездника. Он бил руками и ногами, мотал головой. Все напрасно. Противник словно прирос к нему. Сотник задыхался. Лицо его начало синеть. Глаза закатились. Затем он обмяк и замер.

Вохма с трудом разомкнул руки, освободил горло сопернику и, пошатываясь, встал. Богуслав остался на земле бездыханный. Огромное тело лежало на животе и не подавало признаков жизни. Над площадью повисла тишина. Народ безмолвствовал.

– Он что, его убил? – спросил князь, не веря своим глазам.

– Если точнее, то задушил, – за всех ответил шут.

– Как это возможно? Ты говорил, что зелье сделает свое дело?

Шут промолчал.

Между тем Вохма нагнулся над сотником, перевернул на спину, стал бить его по щекам и массировать грудь. Ничего не помогало. Богуслав не дышал. Оставалось совсем мало времени, чтобы его оживить, иначе он уйдет в мир Нави. Вохма разлепил ему сухие губы, открыл стиснутую челюсть, поправил пальцем язык и вдохнул в легкие воздух.

– Что он делает? – понеслось со всех сторон.

– Похоже, целует мертвеца.

– Зачем?

– Наверное, у них так принято. Кто знает, что у этих арабов на уме?

Богуслав вдруг вздрогнул и с хрипом вздохнул. Посиневшее лицо сначала побледнело, затем покраснело. Жизнь стремительно возвращалась в него. Он запоздало схватился за горло и закашлялся, отвалившись набок. Затем кашель прошел, и он сел под всеобщий восторг. Вохма подал ему руку и помог подняться. Тот с благодарностью принял помощь. Они встали перед трибуной, оба обессиленные, обнявшись, поддерживая друг друга, как братья. Князь был раздосадован. Поединка на мечах не последовало. Победу бесспорно признали за арабом.

– Как ты догадался, что тебя хотели отравить? – спросил Мустафа, когда все закончилось и они уединились в палатке за столом, заставленным яствами.

– Я последовал твоему совету быть осторожным и не доверять князю, – ответил Вохма, с аппетитом проглатывая кусок говядины, запивая козьим молоком. – После выпитого кубка, я свернул за первый попавшийся мне на пути угол, воспользовался старым привычным способом и освободил желудок.

Он поднял два пальца и поиграл ими в воздухе. Мустафа засмеялся.

– Ты великий человек, Саид ибн Давуд аль Хорезми! Я не устаю восхищаться тобой. Ты с легкостью делаешь из врагов друзей. Взять хотя бы этого Богуслава. Он назвал тебя кровным братом. Поклялся отдать за тебя жизнь. Ты спас его на глазах сотен людей и стал для них героем.

– Да, но я чуть его не убил на глазах этих же людей, – возразил ордынец.

– Был поединок и все это понимают. Ты мог оставить его умирать, но ты этого не сделал. Люди такое не забывают. Теперь и нас, арабских купцов будут воспринимать совсем по-другому. Сообщество тебе благодарно без меры. Посмотри сюда.

Мустафа отбросил покрывало со стола, и Вохма увидел под ним, на железном подносе, мешочки, наполненные золотом.

– Здесь все. Наш с тобой выигрыш. Признаю, ставки за тебя были очень высоки. А так же благодарность купеческого сообщества. Прими в дар с глубочайшим почтением. Такого искусного воина ни я, ни они еще не встречали!

Мустафа расчувствовался, что готов был пустить слезу.

– Ты очень добр ко мне, – сказал ордынец, – но я не могу принять этого золота. Возьми его себе. Ты спас мою жизнь. Пусть это будет моей платой за все. Вчера я был рабом. Сегодня – господин. И все благодаря тебе!

– Не возьмешь?

– Нет. Кроме всего прочего, я отдаю тебе призового коня. Сам знаешь, он мне не нужен. А ты поступай с ним как хочешь.

– Хорошо. Тогда я сделаю по-другому.

Мустафа встал и тожественно произнес, отвесив поклон, поднеся правую руку к сердцу:

– Я знал, что ты отвергнешь мой дар. Поэтому, где бы ты ни находился, по всему купеческому пути, во всех странах, где меня знают, у любого менялы, у любого купца, тебя всегда ссудят деньгами, стоит тебе только назвать свое имя. Да будет так! Клянусь! Аллах свидетель!

– Спаси тебя бог, Мустафа. Лучшего друга нет во всем мире!

Вохма подошел к купцу, и они обнялись. Мустафа все же не выдержал и заплакал. Ему очень не хотелось расставаться с другом. Он готов был предложить все сокровища мира, так была велика его любовь и благодарность. У него было три сына от трех разных жен. И они не ладили. Мустафа был уверен, что они перегрызутся, деля наследство, после его смерти. Если бы только ордынец согласился, то он усыновил бы его и сделал наследником всех своих богатств. Лучшего ручательства в справедливости и надежности трудно было себе представить. Все его сыновья и жены тогда жили бы в мире и согласии.

– Теперь пойдем со мной, – сказал Вохма, – этого момента я ждал очень давно!

– Карачур? – понял купец.

– Да, идем скорее. Он ждет меня!

Едва они подошли к княжеским конюшням, как изнутри послышалось протяжное ржание и гулкие удары. Конюхи выбегали на улицу и сбивались в кучу. Завидев подошедшего купца, они гуртом устремились к нему.

– Мустафа, скорее забери своего коня. Он разнесет нам стойло.

– Он безумен. Мы не знаем, что случилось?

– Вероятно, вы с ним плохо обращались? За что я плачу вам, скажите? – гневно спросил купец.

– Побойся бога. Мы ухаживали за ним лучше, чем за остальными. Он был царем среди других коней и спокоен все это время. И вот, буквально, сейчас с ним что-то произошло.

– Он взбесился без причины, – оправдывались конюхи.

Поведение коня было для них загадкой. Удары неслись уже сквозь треск дерева.

– Не беспокойтесь, – сказал Мустафа с улыбкой, – я привел к вам человека, который с легкостью избавит вас от тягот.

Он кивнул головой на своего спутника. Конюхи дружно ответили восторженными выкриками, узнавая в нем победителя состязания.

– Иди, – сквозь шум проговорил Мустафа Вохме, – успокой своего Карачура быстрее, а то нам придется заплатить за разрушения.

Вохма вошел внутрь. Удары слышались сильнее. Конь неистовствовал, рвался наружу. Его голос был все более настойчивым. Его волнение передавалось другим лошадям. Они с беспокойством ходили в стойлах и отвечали зачинщику фырканьем и таким же требовательным ржанием. Наконец Вохма увидел его. Во мраке он казался черным, как ночь.

– Карачур, – вырвалось из груди.

Конь замер, вздрагивая всем телом. Вохма готов был поклясться, что увидел, как слеза скатилась у того из глаз. Конь плакал, как человек. Ордынец едва справился с тугой задвижкой и открыл загородку, конь тут же ткнул ему в лицо влажным носом. Так они стояли некоторое время. Вохма обхватил друга руками за шею, а тот положил ему голову на плечо.

Мир перестал существовать для них обоих.

– Что там за шум? – спросил князь недовольно, когда с улицы донеслись громкие крики.

Он возлежал на волчьих шкурах и перебирал пальцами заморские финики в серебряной вазе. Они липли к пальцам, от чего хотелось их постоянно облизывать. Карлик-шут развалился на скамье рядом и спал, скрипел зубами и вращал белками глаз под бледными веками, от чего веки постоянно вздрагивали. Видимо, демоны донимали его и во сне.

– Мустафа забирает своего коня из конюшни, государь!

В дверях показался вездесущий Всемил. Он был невидим и неслышен, но всегда, когда был нужен, находился под рукой.

– Забирает и что, почему такой шум?

– Забирает не один.