Текст книги "Время Сварога. Грамота"

Глава девятнадцатая

– Почему я не удивлен? – сказал Семион, когда Вохма закончил свой рассказ и понуро опустил голову. – Это так на тебя похоже. Придать смерти всех, кто по злобе встал у тебя на пути. Но в этом и есть твое преимущество. У тебя нет врагов. Они просто долго не живут!

Он громко захохотал, откинулся на спинку стула и пристукнул по столу ладонью. Его поддержали остальные. Несмотря на заставленный едой стол, никто не ел. Люди сверлили глазами гостей, готовые в любую секунду растерзать их, как цепные псы, по команде хозяина. Вохма поймал себя на мысли, что этих людей, этот разговор, эту комнату с потолком, покрытым копотью и паутиной, он видел раньше. Он видел, как смеялся Семион, развалившись в кресле, и точно также протягивал к нему свою руку.

«Дьявол», – пронеслось в голове, – « опять наваждение».

– Пойдем на воздух, – предложил Кобыла, когда все успокоились и первым встал с кресла, жестом приглашая Вохму.

Народ заерзал, пропуская их к выходу. На улице вечерело. Сумрак скрывал черные провалы надворных построек. Серые контуры соседних крыш, видимые через забор, ломаными линиями выступали на фоне угасающего неба. Звезды яркими уколами пронзали бледную прозрачную дымку, невзначай наброшенную на невидимые плечи богини – ночи.

– Свежо, – сказал Семион и незаметно подал знак людям, которые затаились во дворе.

– Что-то еще? – спросил Вохма, понимая, что разговор не окончен.

– Еще? Да ты не рассказал и половины правды. Все твои подвиги меня интересуют мало. Замечательно, конечно, что ты нам помог уничтожить всю цепочку незаконной торговли людьми. Князь, если ты не знаешь, как только вступил на Великий Стол, запретил работорговлю под страхом смерти. Но доход от нее настолько велик, что пресечь ее в одночасье невозможно. Находятся умники, для которых закон не писан. Это, к сожалению, происходит повсеместно. Многие бояре покрывают торговцев, имея с этого свой куш. От того люди, подобные Свириду, безнаказанно процветают. Они хитры и изворотливы. Поймать их за руку очень сложно. У меня нет ни сил, ни средств для борьбы с ними. Очень много других дел. Стоит только тронуть одного, как князю уже несут челобитные на самоуправство и беззаконие и просят защитить честный люд от произвола властей.

Семион поежился то ли от холода, то ли в подтверждение своей беспомощности. Вохма не видел его глаз, но в голосе уловил печаль. Все же боярин был просто человек, взваливший на себя безмерный груз ответственности за судьбу родины.

– А что князь? – спросил он.

– Ему сегодня нужна поддержка бояр. Выступать против них без доказательств – самоубийство. На него давят со всех сторон. Поэтому на какие-то вещи приходится закрывать глаза. Единомышленников по-настоящему мало. Понимаешь?

– Надеюсь, что да!

– Тогда скажи, где грамота, о которой мы говорили давеча?

Опять грамота. Вохма за всеми последними событиями уже и забыл о ней. После того, как Светозар прочитал ее, а потом вернул обратно с наказом сохранить до будущих времен, ордынец засомневался в важности документа. И как-то само собой он все меньше и меньше возвращался мыслями к ней. И теперь, со смертью старца, узнать содержание текста не представлялось возможным, если только не найдется другой знаток древних рун. На что она Семиону? Или впрямь в ней сказано о заговоре против Великого князя? Но тогда Светозар поведал бы об этом сразу и не скрывал столь значимую весть так долго. Если разбойники, убившие Олексу, действовали по наказу не в меру любопытного хозяина, который преследовал свой корыстный интерес, то Семион, поддавшись тайной возне вокруг нее, также оказался втянутым в трагическую игру нелепых случайностей совершенно напрасно. Кто мог подумать, что будничный разговор между монахом и его охранником так заинтересует жадного воеводу, и он даст команду на кражу и убийство, и отчего ордынец решит отомстить. Глупость одного человека повлекла за собой цепочку трагичных и непредсказуемых событий. Или все же предсказуемых? Думай не думай, а он пришел сюда, в этот дом, за женой. И грамота здесь не причем. Так подумал казак, но вместо этого сказал:

– Она была со мной, до того момента, когда меня отравили.

– Ты хочешь сказать, что ее украли? – уточнил Кобыла.

Он тихо выругался и кашлянул в ночь. Звук потонул в вязком воздухе, как в подушке.

– После того, как я очнулся в клетке, я был без одежды. Скорее всего, она осталась у Свирида. – предположил Вохма.

– Странно. Здесь мы ее не нашли!

Семион казался озадаченным. Он невзначай облокотился на перила крыльца, от чего те заскрипели.

– Совсем ничего?

– Кроме трупов.

– Трупов? – переспросил ордынец.

– Да. Здесь было три трупа. Сам Свирид, его холоп и другой, по описанию похож на Макария, о котором ты говорил!

– Что же здесь произошло?

– Сам хотел бы знать. Мне донесли о страшных нечеловеческих криках, доносившихся из этого дома. Соседи забили тревогу, но войти и посмотреть не решились. Когда мы прибыли на место, все было кончено. Жуткая картина. Их словно вывернули наизнанку. Видел когда-нибудь, чтобы нутро вывалилось через рот, выбив все зубы? Требуха валялась на полу. Мозг выходил через глаза и уши. Мертвецы без ран, без крови. Она загустела прямо в жилах. Я такого не встречал.

– Очень интересно. Дьявольщина какая-то. Зачем так сложно? Проще было просто вспороть живот и выпустить требуху обычным способом.

– Вот и я про то же. Такой изощренный способ добавил хлопот на мою голову. Попробуй понять, как это возможно достать сердце через рот?

– Я думаю, тебе показалось.

– Еще раз тебе повторяю. Никаких видимых повреждений. Поверь, я не новичок в таком деле. Могу судить обо всем здраво. Мы обыскали весь дом. Ни твоей жены, ни Светозара, ничего, никаких следов.

– Я слышал, что они хотели его прирезать и бросить где-нибудь на улице подальше от дома. Скорее всего, так и сделали! – припомнил Вохма разговор душегубов в тот момент, когда терял сознание.

– Каждое утро неопознанных мертвецов со всего города свозят к погосту в ледник, и если их не забирают, то хоронят в общей могиле. Трупы лежат два-три дня, не больше. Если Светозара и отвезли туда, то давно уже захоронили, как безымянного. Так—то вот!

– А Маню грозились отдать какой-то Салтычихе – содержательнице утешного дома или на продажу в неволю! – так же припомнил ордынец.

– Салтычихе? Знаю я одну Салтычиху. Как раз она и содержит такое заведение. Скользкая и бедовая баба. Сам черт ей не брат. Давно про нее недобрая молва ходит. Но шлюхи у нее, как на подбор. На любой вкус. Да и тылы у нее сильные. Многие из бояр и воевод к ней захаживают. Пропасть ей не дадут. Если, конечно, не случится чего-нибудь!

– Выходит, никаких следов?

– Мы специально держим здесь засаду. Ждем, что кто-то заглянет проведать негодяя.

– Что же таким числом караулите? Или остальным заняться нечем?

– Так ты прямо в смену и угодил. Я сам здесь случайно. Заехал с проверкой. А тут такой гость! Да не один! Как тебя нынче величать? Саид ибн Давуд?

– Аль Хорезми.

– Да—да из Хорезма. Я помню. Ну что же, оставайся пока тем, кто ты есть. Новое имя пригодиться для новой службы.

– Скорее для новой судьбы.

– Зачем тебе новая судьба? Судьба, брат, останется старой. А вот работа предстоит новая. Поэтому мое предложение в силе. Переходи ко мне. Дел много. Такие люди мне нужны. Насколько я знаю, ты уже воспользовался моим предложением, решая свои проблемы? – Семион сощурил глаза. – Я не в претензии. Жути на посадника ты нагнал.

– Уже донесли? – Вохма потер кончика носа.

– А как ты думал? Сразу к князю поступила жалоба на бесчинство моих людей? Пришлось отвечать.

– А то, что государев человек занимается вымогательством у несчастного народа, который и так пострадал от страшных бедствий? Он готов был собирать мзду даже с мертвых, если бы это было возможно. И это человек князя? Хорошее же лицо имеет власть в глазах простых жителей? Если бы он не был на государевой службе, то…

– Вот видишь, сам все понимаешь. Но ни одной жалобы от людишек нет. Где они твои пострадавшие? Выступать защитником обездоленных, чинить самосуд – ты взялся не за правое дело. Наказать или миловать – полномочия князя. Не твои. Зачем тебе этот человечишка, маленький и жадный? Это не самое большое зло. Скандал я замял. Представил все, как пустой наговор, но долго тебя покрывать не смогу. Кто ты для меня? Кто ты для князя? Волк одиночка? Решай. Если примешь мое предложение, то будешь на тайной государевой службе заниматься тем, что ты и так умеешь делать хорошо, но уже от имени Великого князя. Не буду скрывать, не все вопросы решаются законным путем. Иногда необходимо применить силу. Вот тут уже наша забота. Но повторяю, никакой отсебятины!

– Я, скорее всего, соглашусь, – кивнул головой ордынец. – Послужить родной земле – мой долг. Но не обессудь, прежде я найду жену и хочу попросить твоей помощи.

– Помощи? У меня? Давай договоримся сразу. Кто у кого на службе? Если мы решаем вопросы государственные – это одно, если вопрос частный – это другое. Поисками твоей жены я заниматься не буду. Даже не проси!

– Вот значит как? Призываешь думать о родине. Призываешь сложить за нее голову, а помочь в такой малости не можешь? Тогда знай, что в вопросах доверия взаимный интерес является ручательством хорошо проделанной работы. И если доверия нет, то и до предательства недалеко.

– Поиском твоей жены я заниматься не буду, – упрямо повторил Семион, – но и чинить препятствий тоже.

Он хитро посмотрел на ордынца.

– Решай свои дела, но и о государственных не забывай!

– Я готов. Когда приступать?

– Считай, что ты уже на службе, – сказал Семион с удовлетворением. – С деньгами и довольствием я поспособствую.

Он снял с пояса кошель и подал его Вохме.

– Прими.

– Не беспокойся, деньги у меня есть, – отстранил его руку ордынец.

– Нет. Так дело не пойдет. Если ты принял деньги, значит ты со мной. Если нет, тогда я вынужден буду считать, что мы не договорились. Такие правила.

– Тогда и моих людей возьми на службу.

– Иноземцы? Они преданы тебе?

– До самой смерти.

– Добро. Беру и их. Но на довольствие возьмешь их сам.

– Не имеет значения. Я за них в ответе.

– Договорились. Найди жену. Найди убийцу Свирида. Теперь понятно – тот, кто убил, тот и взял грамоту. Найди ее. Теперь пойдем к друзьям. Надеюсь, я могу тебя им так представить? С этого момента они твои соратники.

– Погоди, – остановил его Вохма. – Успеем. Если мы обо всем договорились, мне здесь делать больше нечего.

– Не терпится познакомиться с Салтычихой?

– Да, это моя последняя ниточка.

– Куда ты пойдешь ночью, не ведая дороги? Кругом караульные.

– Ничего, разберусь. Не в первый раз.

Боярин помолчал, подергивая себя за ухо, затем сказал:

– Почему я всегда иду тебе на встречу?

Он открыл дверь и крикнул в избу. На зов через мгновение появился тот же мужик, что встретил их у ворот.

– Арабы пусть выходят на улицу. Позови Локтя. – распорядился Семион.

Они шли темными пустынными улицам. Собаки, чуя чужих, из дворов провожали их лаем на всем пути следования. Впереди шел Локоть – крепкий невысокий мужик. Одна щека и правый глаз его были обезображены рваным шрамом. От этого казалось, что глаза вовсе нет или он провалился куда-то под лохматую бровь и зиял оттуда черной дырой. Он держал факел в руке, на которой не хватало трех пальцев. Как и многие калеки, он без труда управлялся изувеченной конечностью, да так ловко, что недостаток пальцев совсем не ощущался. За Локтем шел Вохма, замыкали шествие Али и Хасан. Факел шипел и коптил, освещая дорогу. Прыгающие тени бежали за ними следом. Они отскакивали от земли, изрытой копытами коней, колесами телег и сотнями ног, перелезали через заборы и проскальзывали в углублении ворот. Несколько раз навстречу им попадались заблудшие прохожие и разные мрачные стайки, больше похожие на ватаги грабителей, промышляющих ночным ремеслом. Они, увидев вооруженный отряд, быстро исчезали в подворотнях и оттуда, как шакалы, провожали незнакомцев кровожадными взглядами. На каждое такое появление Локоть оборачивался к спутникам и предупреждающим кивком призывал их к осторожности. Ночной посад жил своей жизнью, суровой и опасной. Он не прощал, без причины заблудших тварей, и расплачивался с ними сполна. В подтверждении этому на пути попадались брошенные трупы – жертвы грабежей – они валялись с краю от дороги или в сточных канавах, зачастую без единой нитки одежды. Глядя на них, Вохма представил колдуна, которого, вероятно, постигла та же участь, и тяжелый камень опустился на сердце. Часто их окликали караульные. Они прохаживались с алебардами и пиками вдоль загородок, перекрывающих улицы, а также вдоль берега реки, ближе к мосту, стараясь не лезть в темные закоулки. Береженого – бог бережет. Тогда Локоть подходил к ним и о чем-то договаривался. Порой хватало нескольких фраз, и они шли дальше. Ближе к каменным стенам кремля горели костры, и служивые грелись возле них, обсуждая новости. Здесь стоял гомон и смех.

Наконец они подошли к высоким воротам. Их нельзя было перепутать ни с какими другими. Местный резчик по дереву постарался на славу: фигурные узоры цветов, замысловатые стебли и листья, переплетенные друг с другом, сказочные крылатые создания, похожие на птиц и зверей, прогуливались среди них, как в райском саду – все притягивало беспечный взор прохожего. Проследовать мимо и не полюбоваться чудесным рисунком, было невозможно.

– Это здесь! – шепотом сказал Локоть. – Что будем делать?

– Притворимся знатными гостями, – ответил Вохма.

– Я не похож на «знать», – возразил Локоть.

– Тогда не мудрствуй. Стучи!

На стук никто не ответил. Даже собака не залаяла. Дом хранил молчание. Стали стучать еще. Наконец из-за ворот раздался робкий голос:

– Кого надо?

Голос был скрипучий и старый, как ржавые не смазанные петли.

– Открывай, мы к хозяйке, – ответил громко Вохма.

За воротами молчали. Ордынцу показалось, что там возникло какое-то движение и тихий шепот. Он прислушался, но вновь всё стихло. Опять стали бить в ворота.

– Кого надо? – снова послышался все тот же голос.

– Открывай и зови хозяйку! – грозно повысил голос казак.

– Никого нет, – донеслось из-за ворот.

– Тогда мы все здесь разнесем! – пригрозил ордынец.

Он с силой ударил по дереву в подтверждении своих слов. Ворота заходили ходуном, послышался треск.

– Грабят! – завыл старческий голос и стал удаляться вглубь.

– Так мы ничего не добьемся. Придется перелазить, – сказал Вохма.

Он первый подпрыгнул. Зацепился за край забора, подтянулся и перемахнул через него. Не успел он спрыгнуть на землю, как его тут же схватили за руки: двое – сбоку, двое – спереди. Держали его крепко, в молчании. Он слышал, как они сопели от напряжения.

– Осторожно, здесь засада! – крикнул Вохма по-арабски своим слугам.

Те уже последовали за ним, их слышно было наверху. Едва он крикнул, как чья-то горячая ладонь попыталась зажать ему рот. Краем глаза Вохма увидел, как еще человек пять притаились вдоль стены, стараясь ничем себя не выдавать.

«Да вас тут целая свора», – подумал он и попробовал двинуть руками, но ему еще крепче сдавили запястья и локти. Тогда он качнулся сначала вправо, затем влево. Противники последовали в такт его движениям, сопротивляясь. В этот момент он повел плечами, спутал собственные руки, затем резко их развел таким образом, что враг оказался впереди с конечностями, завернутыми за спину. Вохма поднял их еще выше до тех пор, пока руки противников не хрустнули в суставах. Это было сродни пытке на дыбе. Громкий стон заглушил хруст костей. Двое отскочили в стороны, с руками, повисшими, как плети. Двое – спереди, кинулись на ордынца и поплатились за это жизнью. Освободившись, он выхватил из сапога нож и, уйдя в сторону, сначала полоснул по горлу одного, затем, на повороте, догнал второго, воткнув ему нож в сердце, со спины. Следом за ножом чиркнул клинок, покинув ножны. Теперь Вохма стоял посреди двора, обнажив саблю. Враги, как тени мира Нави, приближались, обступая его со всех сторон. Со стены спрыгнули Али и Хасан, оказавшись у противника в тылу. Нападавшим пришлось разделиться. Зазвенела сталь. Они бились в темноте, едва различимые в отблесках звезд. Несколько раз клинок врага со свистом проскальзывал возле лица. Несколько раз он уже был готов попрощаться с жизнью. Троих он уложил сразу. Это было несложно. По звукам и движению воздуха он распознавал врага и понимал, что попал в цель, когда сабля с чавканьем проваливалась в человеческую плоть.

Вдруг вспыхнул свет. После полной темноты, он показался ярким, словно вспышка молнии. Это Локоть забрался на забор с зажженным факелом. Едва услышав звон оружия, он принялся действовать по-своему…

Огонь оказался как нельзя кстати. Он выхватил из темноты всю панораму битвы. Враги стояли тесными рядами друг за другом. Вохма удивился их количеству и понял – живым его не выпустят. Тогда он набрал полные легкие воздуха и силой выдохнул. И он начал свой танец. Начал привычно. Сначала медленно, словно разминаясь, поднял саблю над головой, сделал несколько вращательных движений, затем все больше и больше ускоряясь. И вот он уже в самой гуще.

Али и Хасан остановились. Они никогда не видели такого боя. Вохма растворился среди врагов. Он двигался с такой скоростью, что противник, сраженный по нескольку человек сразу, валился на землю, истекая кровью, в криках и стонах. Они были беззащитны перед этим вихрем, вызванным только одним человеком.

Бой длился не больше минуты. Вскоре все было кончено. Почти две дюжины трупов устилали двор, усыпанный соломой. Некоторые продолжали биться в предсмертной агонии. Тогда Вохма подходил к ним и избавлял от земных мук. Темные лужи растеклись по земле, смешавшись с грязью. Он стоял в центре площади, забрызганный кровью, оттирая лицо рукавом – демон ночи, суровый и безжалостный.

– Раненые есть? – спросил он, переводя дух.

Слуги переглянулись и замотали головами в потрясении. Сверху кашлянул Локоть. Он оседлал верхнее бревно забора.

– Слезай и помоги нам, – позвал его ордынец.

Тот мигом соскочил со стены, не выпуская факела, старательно переступая через трупы, подошел к нему с вытаращенным глазом.

– Кобыла был прав. Врагов у тебя точно нет! – сказал он нарочито громко. – Я про такое слышал, теперь довелось увидеть. Говорят, среди казаков есть воины – ни стрелы, ни мечи их не берут. Один человек может выйти против целого войска. Это правда?

– Не знаю, не видел. – Вохма равнодушно пожал плечами.

– Да ладно, – не поверил Локоть, – ты, наверное, и сам из таких, только араб.

– Я-то? – спросил ордынец иронично, оттирая клинок рукавом рубахи.

Ему было забавно слышать рассуждения Локтя. Симеон не успел его представить своему окружению. Для них он по-прежнему оставался гостем с востока.

– Тебе нужно сразиться с Кобылой, он у нас тоже мастак в поединке, – говорил Локоть, продолжая озираться по сторонам и почесывая темя здоровой рукой.

– Успеется. Держи огонь и иди впереди! – приказал ордынец.

Высокое крыльцо поднималось до второго этажа. Терем Салтычихи был выстроен, как боярский, указывая на достаток и непростое происхождение хозяйки. Витиеватая резьба покрывала пузатые колонны и все чело, подкровельные слеги, выставленные на отлет, причелины и полотенце, расписанные яркими красками, шатровый верх, рубленный под шестигранную пирамиду, и узкое гульбище, опоясывающее терем по кругу.

Дверь была заперта. После пары сильных ударов, она слетела с петель. Горбатая старуха, стоявшая за ней, кинулась в угол. Вохма схватил ее за патлы.

– Где хозяйка? – крикнул он ей в лицо.

– Свят, свят! – запричитала та, замахала костлявыми руками и рухнула на колени.

– Где хозяйка, спрашиваю?

– А-а-а. – донеслось в ответ.

– Локоть, дай сюда факел.

Вохма отбросил бабку в сторону, перехватил факел у помощника и пошел вперед, пинком открывая каждую дверь и осматривая внутреннее убранство комнат. Они были пусты. Комнат было множество. В каждой стояли роскошные кровати с пологами и многочисленными подушками, ажурные столики и кресла в восточном стиле. Лучины заменяли медные канделябры с оплавленными свечами. Иногда попадались устройства для вдыхания дурманящих смесей и трав, так же привезенные с востока. Там знали толк в веселящих травах. В последнее время интерес к ним вырос, их скупали даже купцы – биармы, по большей части в Великих торговых городах. Они увозили их морем в Неустрию на продажу. Доход, по слухам, был хороший.

Они обошли уже все хоромы. Терем словно вымер.

– Где все? – спросил Локоть. – Что-то мне это не нравиться. Как бы нас не заманили в западню!

– Больше того, что уже было – не будет! – успокоил его Вохма.

Они спустился вниз по лестнице и остановились, прислушиваясь. Сквозь треск горящего факела послышался тихий шорох и едва различимый женский плач.

– Вроде здесь! – сказал Локоть и поспешил на звук, показывая дорогу.

В глубине здания коридор вдруг закончился винтовой лестницей, ведущей под землю. Оттуда, из глубины, доносился все усиливающийся звук завываний. Они спустились по лестнице и попали в узкий проход подземелья, с каменными стенами и сводом, настолько низким, что пришлось склонить голову и слегка согнуть ноги. По стенам сочилась темная слизь. Воняло сырой землей, плесенью и крысами. Справа и слева вдоль прохода виднелись двери, с узкими щелями у пола, возле которых горкой высились пустые миски.

– Да тут целая темница, – изумился Локоть, раскачивая факелом в разные стороны, стараясь осветить, как можно больше пространства. – Вот это размах!

– И охранниками здесь карлики! – усмехнулся Вохма.

Наконец они остановились перед дверью, откуда доносился вой. Она была заперта снаружи.

Плач прекратился. Повисла тишина, затем послышался тихий шепот. Вохма отодвинул задвижку, открыл дверь и сунул факел внутрь. В лицо ударил запах тлена, мочи и дерьма. Он не выдержал и зажал нос. Здесь, в земляном мешке, сидели на стылой земле голые женщины. Их было три. Грязные и битые. В дальнем углу лежал еще один полуразложившийся труп сокамерницы, основательно изъеденный крысами. Обглоданная плоть желтела костями. Трупные черви копошились в черных язвах.

– Бог мой, вот так подарочек! – проговорил Локоть.

Вохма поднес факел к лицу каждой. Они в страхе жмурили глаза и сжимались в комок. Ордынец внимательно вглядывался в измазанные лица. Мани среди них не было. Мертвое тело так же не подходило под комплекцию жены. Оно было шире в кости и меньше ростом.

– За что же так измываются над людьми? За какие прегрешения такое наказание? – подумал он вслух.

– Эй, выходите отсюда, – крикнул Локоть бабам.

Он взял первую за руку и помог подняться. Та попыталась встать, но не смогла. Ноги не держали и она тут же села обратно. Соседки завыли в голос.

– Вот чумные, – опешил Локоть. – Им дают свободу, а они упираются.

– Может, они сумасшедшие? Неизвестно, сколько они здесь? Посиди под замком в полной темноте, да еще рядом с трупом. И крысы тут….

– Я сидел и не в таких местах, – оскалился Локоть, – и, как видишь, умом не тронулся.

– То ты, а то они!

– Видно, что ты еще молод. Жалости в тебе много. Хотя и боец ты отменный. Бабы народ живучий. И привыкают они борзо к любым условиям. Корень породы у них такой. Вот я помню…

– Ладно, потом расскажешь, – прервал его Вохма, – выводи их спешно отсюда. Дышать ведь нечем.

– Это еще ничего. Вот я бывало…

– Все, давай, давай без разговоров. – Вохма повернулся к выходу.

– Эх, боярин, – обиделся Локоть, – прояви и ко мне уважение. Выслушай без понуканий.

– Потом. Сначала дело. Да и не боярин я тебе.

– Нет? А кто? Сам богат. Слуги. Кто ты, если не боярин? Хан? Конечно хан. Как я сразу не догадался? – размышлял Локоть вслух. – А все думаю, почему Кобыла с тобой на равных?

Вохма не стал его переубеждать. Они оба помогли женщинам пробраться к выходу. Те так и не смогли встать на ноги и двигались на четвереньках друг за другом. Локоть шел позади, постегивая их по голым спинам невесть откуда взявшейся хворостиной, шутя приговаривая:

– Вот пятка, вот носок – выковыривай песок….

Уже наверху зажгли свечи и женщины упали на лавку в углу и с наслаждением, охая и причитая, вытянули измученные конечности.

– Что теперь с ними делать? – спросил Локоть.

– Пока не знаю?

Ордынец взял свечу и подошел к той, что была первой. Маленькое грязное лицо под копной спутанных волос. Огромные карие глаза без страха и даже с вызовом уставились на него. Ей было лет пятнадцать. Худенькое истерзанное тело, покрытое синяками. На плечах, на груди и животе видны были старые следы от кнута. На запястьях и ступнях черные браслеты от веревок. Даже на шее проступало ожерелье от петли. Ей сильно доставалось в последнее время.

– Тебя как звать? – спросил Вохма и присел перед ней на корточки.

Девушка знаками показала, что не может говорить.

– Воды, – тихо попросила она сухими потрескавшимися губами.

Вохма осмотрелся и увидел перед входом кадку с водой. Он встал, набрал воду в ковш и поднес ей. Она пила, выплескивая воду на грудь. Влага стекала вниз по телу, образуя разводы.

– Как твое имя? – вновь поинтересовался он, когда девушка сделала несколько жадных глотков и закашлялась.

– Самира, – наконец ответила та, вытирая рот ладонью.

– Откуда ты родом?

– Из Хлынова.

– Почему ты здесь?

– Как и все: кого украли, кого взяли в рабство после набега, кого отдали за долги.

Ответы были короткими и ясными без слез и стенаний. Ордынцу это понравилась.

– Скажи, где Салтычиха?

– Я не знаю, – растеряно ответила та.

Она действительно не знала. Она потеряла счет времени, находясь в темнице. Ее били в первый раз, когда она отказалась лечь под жирного старика, любителя девочек, не ведавших мужских ласк. Ее били и во второй, но уже сильно и долго, когда она чуть не зарезала купчину, противного и волосатого. Их выстроили перед ним совершенно голых, и он неторопливо выбирал, как скотину на рынке, расспрашивая хозяйку о достоинствах каждой. Когда он подошел к ней, схватил за грудь и больно сжал, она выхватила нож у него из-за пояса и замахнулась. Но не успела ранить. Ловкий купец отскочил. Успел. Ее признали непокорной. И после третьего раза били, затем посадили на цепь во дворе – вместо собаки, на утеху публики. В нее бросали грязью и дерьмом. Выливали в миску помои и заставляли жрать. Но она не ела и выносила все издевательства стоически, с угрожающей улыбкой на устах. Тогда ее бросили в подвал. О нем ходили дурные слухи. Говорили, что страшнее места нет. Говорили, что там узники умирали от голода и жажды и их там же закапывали в землю, закапывали то, что от них оставалось после пиршества крыс. Ей казалось, что она сходит с ума. Так много она провела времени в полной темноте. Крысы. Они не давали ей спать. Кишели вокруг, задевали ее своими мохнатыми телами. Спасало то, что они не были голодны и не набрасывались на нее скопом. Рядом лежало тело, которое они объедали. Она теряла рассудок от ужаса и усталости. Бороться дальше уже не было сил. И она готова была смириться со своей участью.

Затем все изменилось. Сначала она не поняла, что к ней посадили еще двух женщин. Думала – это дурной сон. Лишь постоянный вой и стенания помогли ей понять, что это явь. Теперь они спали, сменяя друг друга, не давая крысам напасть на них во сне. Пели песни, громко разговаривали. Крысы и в самом деле затихали от таких звуков, жались по углам.

И вдруг наступил конец. Их спасли. Она подумала, что пришли проверить, не сдохли ли они в этой яме? Но нет. Им помогли выйти наверх и дали отдохнуть. Судьба берегла ее сильную волю, платила за стойкость и мужество. Она не сразу рассмотрела странного мужчину в чалме, забрызганного кровью, но когда сделала это, уже не смогла отвести от него глаз. Что-то вдруг забеспокоилось внутри. В слабом измученном теле проснулась жизнь.

– Скажи, Самира, ты не видела здесь женщину….? – спросил Вохма и принялся описывать Маню.

– Нет, такой здесь не было, – уверенно ответила она, мысленно перебирая в памяти всех, кого довелось увидеть.

– Собачья кровь, – выругался ордынец. – Где ее теперь искать?

– Может, ее здесь и не было? – успокаивал Локоть.

– Нужно еще раз все осмотреть, – Вохма решительно поднялся, – мы не видели другие темницы.

Они снова спустились в подземелье и начали открывать все двери подряд. Остальные темницы были больше и также заполнены бабами. Они сидели тихо, как мыши, не привлекая внимания. Но это уже были женщины другого сорта. Сытые и наглые. Они выходили из темницы, как из места давно привычного, по-свойски общались с освободителями, пытались даже заигрывать в словесной перепалке.

– Блудницы, – зацокал, улыбаясь, Локоть и шлепнул одну из них по заду.

Та игриво возмутилась и тут же, как собачонка, прижалась к его руке.

– Отстань, дура! – отмахнулся он.

– Сам дурак, – огрызнулась та и с независимым видом отошла к общей группе.

– Нет, ты это видел? – спросил он ордынца.

Когда их собрали в одной комнате наверху, Вохма спросил:

– Где Салтычиха?

Все молчали. Говорить на общий круг никто не решался.

– С этой минуты вам ничего не угрожает. Вы все свободны, – заверил их ордынец.

Но и эти обещания не возымели действия. Они стояли и ухмылялись ему в лицо. По всей вероятности, их все устраивало. Уходить от сытой жизни никто не хотел. А свобода, которую так щедро посулил незнакомец, никого не грела. Вохма понял, что с ними говорить бесполезно. Он с досады плюнул и отвернулся. Жены здесь не было. Салтычихи тоже. Последняя ниточка, которая давала хоть какую-то надежду, оборвалась. Куда идти дальше, он не знал? Где искать концы? Вдруг он услышал голос Самиры. Он срывался на крик.

– Вон она! Вон Салтычиха, которую ты ищешь!

Самира соскочила на пол и, пошатываясь на ослабевших ногах, показывала пальцем в самую гущу стоявших гурьбой баб. Глаза ее горели ненавистью и жаждой мести. Вохма проследил за ее жестом и увидел красивую статную женщину средних лет. Она, на первый взгляд, ничем не выделялась из общей массы блудниц, но только в ней одной чувствовалась хозяйская воля. И это было ни с чем не перепутать. На крик Самиры злая гримаса исказила ее лицо. Губы растянулись в жестокой змеиной улыбке.

– Смотри-ка, решила спрятаться от нас, со всем своим выводком. Поди та старая тварь поспособствовала, больше некому, – сказал Локоть, говоря о патлатой старухе на входе.

– Убейте их, – заорала Салтычиха, и женщины с визгом бросились на ордынца, но тут же отступили обратно.

Две отрубленные головы со стуком покатились по полу. Два безголовых тела мешками рухнули под ноги, орошая пульсирующей кровью выбеленный пол. Как это случилось, никто не понял? Вохма уже вложил клинок в ножны и мрачно смотрел на баб.