Текст книги "Время Сварога. Грамота"

Еще издали я почувствовал запах дешевых сигарет. Так пахнут сигареты без фильтра. Враг не таился. Да и зачем ему? Я увидел его метров за пятнадцать сквозь голые ветки кустов. Он лежал под деревом, за сухой корягой, спиной ко мне. Снайпер. Винтовка с оптикой. Он безотрывно следил за домом. Рядом валялся пустой гранатомет. Я прицелился, но затем убрал карабин. Прислонил его к дереву. Достал нож и пополз к нему. Я старался ничем себя не выдать, но когда до него осталось метров пять, он резко обернулся ко мне и вскочил на ноги. Я вскочил тоже. Мы стояли друг против друга с ножами в руках. Оптика осталась на снегу.

– Так, так, гость дорогой, – с ухмылкой проговорил он, глядя на мое оружие. – Хочешь попробовать? Щенок. Давай, иди ко мне. Хорошие ремешки из тебя получатся. Не волнуйся, долго мучиться не придется.

Он перебросил нож из руки в руку и пригнулся, готовый к нападению. На полусогнутых ногах мы описывали круг, примеряясь. Прямо скажу, страха не было, но ноги задрожали – адреналин зашкаливал. Честно говоря, я не совсем был уверен в своих силах, никогда раньше я не участвовал в единоборствах на ножах, чего, наверняка, нельзя сказать о моем противнике. Он казался уверенным и наглым. Нож эффектно вращался у него в руке. Он поигрывал им, как жонглер. Вдруг резко сделал выпад на уровне груди. Я легко ушел в сторону и чиркнул своим ножом, распорол ему рукав. Он проскочил по инерции вперед и мимо, но тут же повернулся ко мне лицом. Прорезанный рукав потемнел. Он зажал его ладонью.

– Ах ты, гаденыш, зацепил-таки!

Он бросился снова, но теперь уже работая ножом быстро и точно. Я не понимал, откуда во мне столько сноровки, но отбил две атаки на уровне рефлексов, предугадывая все его движения. Лезвия со звоном приходили в соприкосновения, не принося никому из нас вреда. Сначала его уверенность сменилась удивлением, но после того, как, в очередной раз, он оказался перед пустотой, а мой нож задел ему шею, окрасив воротник кровью, глаза его округлились, и страх поселился в его сердце.

– Не нравиться? – поинтересовался я, уже достаточно справившись с волнением.

– Где ты этому научился? Я в своем подразделении был первый. Неужто сейчас в армии обучают сопляков боям на ножах?

– Нет, обучают боям на лопатах.

– Ценю твой юмор и самообладание. А ты непрост. Совсем непрост, – говорил он, теперь уже, как с равным. – Хорошо сработал. Положил наших, почти всех. Не думал, что «салага» способен на такое. Видна подготовка. Если не секрет – где? А нам-то твердили: пацан, дембелек, да еще с головой травмированной, легкая добыча. А тут профи…

Он говорил, усыпляя мою бдительность, пел хвалебные дифирамбы. Он смотрел мне в глаза, не отрываясь. Готовился к прыжку, как дикий затравленный зверь, чувствуя свою кончину. Я ждал. Наконец он прервался на полуслове и вновь кинулся на меня. Не стоило большого труда, чтобы сбить его с ног одним движением. Подрезать ему под коленом. А пока он падал, воткнуть нож под ребра, снизу. Все получилось само собой, почти без напряжения. С каждым разом мне давалось это проще и проще.

– Да, кто ты такой, мать твою? – выдохнул он, стараясь ухватить меня за руку.

– Я сам задаю себе тот же вопрос, – ответил я, выдергивая нож.

Он завалился на спину и пыхтел, каждый вздох давался ему с трудом и болью.

– Кто послал? Скажи, кто послал? – спрашивал я, наклонившись близко, ощущая на лице тепло его дыхания.

Я тряс его за плечо, глядя в остывающие глаза. Он в последний раз глотнул морозный воздух и пустил струйку крови сквозь зубы. Все было кончено. Я подошел к винтовке, поднял и приложился к прицелу. Повел ею из стороны в сторону, пока не поймал спину врага возле забора. Он так и не решился выбраться оттуда, притаившись в углублении. Ни впереди, ни сзади не было надежды на спасение. На белой скатерти заснеженной поляны он был как на ладони. Я нажал на курок. Голова его мотнулась безвольным болванчиком и упала в снег.

– Минус один, – сказал я и опустил ствол,

Где-то прятался последний. Тоже снайпер. Вдруг заработала рация. Я наклонился к трупу, обыскал, вытащил рацию, пощелкал кнопкой, вызывая эфирный треск. Вызов был услышан.

– Третий, я – пятый, что у вас там происходит? – донеслось оттуда.

– Иди к точке сбора, – ответил я.

– Понял, – сказал механический голос и отключился.

Я положил рацию в нагрудный карман, затем повернул вправо и пошел по цепочке следов, которые хорошо просматривались на рыхлом снегу. Но идти пришлось долго. Я не торопился, шел осторожно, реагируя на каждый звук. Я почти обошел всю заимку по кругу, когда увидел его лежку. Она была пуста. Он скрылся. Зачем я взял рацию и ответил? Наверняка он узнал чужака и все понял. Проклиная себя за глупость, я потоптался на месте, осматриваясь. Следы уводили вглубь тайги. Ничего не оставалось, как начать преследование.

Он был последний. Упускать его было нельзя. Воздух снова становился упругим. Я физически ощущал опасность. Он был где-то рядом. Но где? Оптика выхватывала один ствол дерева за другим. Хлипкий кустарник и хлопья снега. Следы вели туда, в овраг. Я был уверен, что он там. Нас разделяла небольшая поляна. Конечно, следовало было обойти ее стороной, и черт дернул меня рискнуть. Я выбрался из укрытия и сделал шаг. Тугой воздух обдал меня жаром. Я отшатнулся в сторону, но с опозданием. Плечо обожгло, рука повисла, как плеть. Винтовка упала в снег. Я сполз на землю, опираясь спиной на ствол кедра.

Он приближался медленно, с опаской. Легкий ветерок пахнул дымком от сигарет. И этот тоже курит. Винтовку нес в руке, согнутой в локте, от чего она качалась при каждом шаге. Я, как зачарованный, не мог оторвать от нее глаз. Раз – шаг, два – шаг. Зачем я считал? Скрип снега все ближе и ближе.

– О, как, Воронин?! – голос был знакомым и веселым.

– Капитан?!

– Не ожидал?

– Сюрприз.

Я сплюнул в бок, стараясь делать меньше движений. Зажал рану здоровой рукой.

– Для меня тоже сюрприз. Уложил всех моих людей! Уму непостижимо. И кто? Пацан, который и пороху-то не нюхал. А если учесть, что все они профессионалы…. Неплохо, неплохо. Сказать, что я в недоумении – просто ничего не сказать.

– Я это уже слышал.

– От кого?

– От покойника.

– У тебя хватает сил дерзить? Молодец!

Я не ответил, пропуская похвалу мимо ушей. Кроме мгновенной усталости, я ничего не испытывал. Силы с каждой каплей крови покидали меня.

– Что будешь делать, капитан?

– Убью! Извини, Игорь, ничего личного.

Он говорил буднично, словно собирался пообедать.

– Зачем?

– Приказ.

– Приказ? Чей? Майора Богданова?

– Богданова? Да ты так ничего и не понял.

– А что я должен понять? Что ты, капитан, предал меня?

– Какие высокие слова. Это игра сержант. И ты в ней не главная фигура. Мы не были друзьями, не были близкими людьми, так что предавать некого. Ты никто, пустое место. Недоразумение.

– Но ты был моим командиром, разве нет? Следовательно, на войне должен был заменить отца.

Капитан с минуту молчал, обдумывая ответ и покусывая губу.

– Хорошо сказано, сержант, но это было в другой жизни. Теперь мы в разных окопах.

– Зачем ты так со мной, капитан? Разве я враг тебе?

– Враг? Ты вошь. До врага не дорос!

– Отчего такая немилость? Чем я заслужил? Если я – не главная фигура, то кто главная? Может ты?

– Слишком много вопросов. Зачем тебе нагружать свой мозг непосильной ношей. Умри спокойно, как все людишки, необремененные лишними заботами.

– Уже поздно. Я узнал слишком много.

– Да? Успел? Тогда откладывать тем более не стоит. Возьмешь свои знания с собой.

– И тебе не интересно, что я узнал?

– Мне? Нет! У меня приказ.

– А твоим хозяевам? Им наверняка небезразлично, иначе зачем такие усилия?

– Если бы было по-другому, то и приказ был бы другой. Не парься.

– Но они не знают, что все изменилось.

– Изменилось? Что может измениться?

– Ты, капитан, не поймешь. Просто свяжись с ними и скажи, что все изменилось. Я в теме.

Ротный задумался. Моя уверенность и настойчивость заставили его поколебаться. Он расстегнул молнию на груди, вытащил из-за пазухи спутниковый телефон, поправил антенну и набрал номер.

– Это я, – сказал он, не спуская с меня глаз. – Он? Жив пока. Да. Говорит, чтобы я передал вам, что все изменилось и он в теме. Да, так и сказал. Не знаю. Хорошо. Понял.

Капитан некоторое время слушал, что ему говорили, затем отключился и вновь обернулся ко мне.

– Повезло тебе. Уж не знаю, о чем ты там узнал, но приказано тебя не трогать и доставить к хозяину.

– А кто хозяин? Богданов?

– Ты точно дебил. Вставай, пошли!

Он ударил меня в подошву ботинка, заставляя подняться.

– Я ранен, не дойду, – ответил я, не торопясь исполнять приказ.

– Ты ранен не в ногу. Идти сможешь. Жаль, что я не кончил тебя сразу, теперь придется повозиться.

– У меня другое предложение. Давай вернемся обратно. Дед меня быстро вылечит. Это займет немного времени. Он это хорошо умеет. А уже потом мы отправимся к твоему хозяину, иначе я умру от потери крови! Хозяин будет недоволен.

– Ты достал меня, солдат. Как ты меня представишь своим?

– Не беспокойся, Лена тебя знает. Скажешь, что шел по нашим следам на выручку. Тем более, что так и было.

– Ладно, вставай, – он переложил винтовку за спину и поднял меня за шиворот. – Иди вперед.

Я шел, превозмогая боль в плече. Раненая рука немела, я уже не чувствовал пальцев. Кровь сочилась сквозь одежду.

– Сделай хоть повязку. Не будь злыднем. Прояви сострадание! – просил я.

Бывший ротный достал бинт, размотал его в руке и протянул мне.

– На, прижми к ране!

Наконец мы добрались до заимки лесника со стороны глухой стены. Прошли мимо трупов, которых я уложил с крыши. Раненый в живот был мертв. Снег подтаял под ним от теплой крови, обнажив землю. Он так и не вылез из-под своего товарища, которым прикрывался, как щитом. Иней подернул его бледное остывшее лицо. Рот и глаза были открыты. Капитан толкнул его ногой в плечо. Тот был, как дерево.

– С кем это ты? – услышал я голос Ивана Матвеевича.

Из-за угла появились дед и внучка. Они вышли настороженные. Лена узнала ротного и успокоилась.

– Это командир Игоря, – сказала она деду.

– И какими судьбами он очутился здесь? – подозрительно спрашивал тот.

– Деда, как тебе не стыдно?

Лена одернула его за рукав и, наконец, обратила взор на меня.

– Что с тобой, ты ранен? Осторожно.

Она могла бы и не говорить. Я был сама осторожность. Едва стоял на ногах, покачиваясь из стороны в сторону.

– Давай его в баню, – распорядился дед.

Они подхватили меня под руки и повели. Я делал последние усилия, чтобы не повалиться на землю и, лишь когда оказался лежащим на лавке в тепле, потерял сознание.

– Все правильно. Я вас понимаю. Было бы странно не задать такой вопрос, особенно после всего, что здесь произошло, – услышал я голос ротного.

Он доносился из-за стены, с улицы. Маленькое запотевшее оконце бани плохо пропускало дневной свет. Полумрак действовал успокаивающе. Я поднялся с жестких досок и сел, переводя дыхание. Слабость. Плечо саднило. Я отвернул ворот рубахи и посмотрел на рану. Розовая отметина затянулась кожей. Вот и все, что осталось от зияющей кровавой раны. Воистину – знахарь был чудотворцем. Я повел плечом, поднял руку. Боли не было. Я сделал вращательное движение и чуть не зацепил железный таз с остатками темной воды и розовыми тряпками в ней.

– После того, как Игорь пропал из госпиталя, я сразу сообразил, что здесь дело нечисто и проследил за Богдановым. Вскоре он встретился со своей бандой. Я тогда стал следить за ними и видел, как они устроили наблюдение у дома Лены. Я даже видел, как вы ловко ушли от них. Сделано было грамотно. Я хотел вас перехватить, но вы быстро скрылись. Я вспомнил, как Лена мне называла населенный пункт, от которого шла дорога к заимке деда. К вашей заимке, Иван Матвеевич. И поехал туда. Но и там я опоздал. Примите соболезнования. Смерть вашей родственницы выходит за рамки моего понимания. И я решил, что они – бешеные собаки должны умереть. Я встречал таких псов раньше. В горячих точках много всякого сброда. У них нет ничего святого. Только деньги. За них они продадут все на свете, убьют кого угодно, даже мать родную. Безжалостные твари. Я пошел за ними по следу, и он привел меня сюда.

– Как они узнали, где нас искать? – теперь уже спросила Лена.

– М-да! Я тоже задавал себе этот вопрос. Судя по их экипировке – ребята непростые. За ними стоит кто-то сильный. А на таком уровне вопросы решаются быстро. И не только в пределах нашего государства.

– Вы хотите сказать, что за ними стоят спецслужбы?

– Не знаю. Но структура – точно. Ребята или из бывших, или действующие.

– Товарищ капитан, вы знаете, что Игоря похитили?

– Я догадывался, что все пошло не так, как мы запланировали? Но о похищении не знал. Сам опоздал потому, что менял колесо. Кто-то порезал, теперь знаю кто. А когда прождал напрасно около часа, сложил дважды два и все понял. Это и послужило сигналом. Вот тогда я и начал слежку за Богдановым. А по поводу того, как они узнали? Думаю, в ту ночь, когда к Игорю приходил убийца, он поставил «жучок». Так они узнали о наших планах, поэтому и подготовились заранее.

Ротный говорил убедительно, не подкопаешься, и если бы я не знал, кто скрывается за образом «отца командира», то повелся бы на его байки.

Голова кружилась, но я быстро приходил в себя. Легкий озноб и пересохший язык. В углу стояло ведро с водой. Я зачерпнул воду ладонью и напился, затем умыл лицо. Вода оказалась вкусной и сладкой. Пока ротный заливал свою историю, я размышлял над тем, что делать дальше? Итак, я выиграл время. Заодно поправил здоровье. Я не знал, какие у него планы относительно деда и внучки. Ему нужен был я. Это главное. Он получил приказ доставить меня в город к своим хозяевам. И он, как человек системы, должен был умереть, но выполнить приказ. Но это не распространялось на остальных. Что сдерживало его от роковых действий? Он мог бы убить их сразу. Жалость? Маловероятно. Люди его сорта не способны на жалость. Только здравый смысл и уверенность в собственной безнаказанности. Но он не знает, в каком я состоянии? Если я сейчас появлюсь, бодрый и здоровый, то не приведет ли он в исполнение свои намерения? Ни дед, ни внучка ему не нужны.

Что же делать? Я вновь сел на скамью. Ноги запутались в тряпке на полу. Куртка. Да, это была моя куртка. Когда меня раздевали – ее бросили под лавку. Я поднял ее, она показалась мне излишне тяжелой. Ну конечно. Я вспомнил, как нагрузил ее патронами. Но главное нож. Меня никто не обыскивал. Капитан забрал только винтовку. Нож был в кармане. Куртка была испорчена напрочь – две дыры от входящей и выходящей пули – залита кровью. Я набросил куртку и спрятал нож за спину. В таком виде вышел на улицу.

Вся троица находилась здесь же: дед и Лена сидели на завалинке, капитан стоял перед ними, не выпуская винтовки из рук. Он только ткнул приклад в землю перед собой и держал ствол, положив ладони одна на одну. Увидев меня первым, он попытался быть радушным.

– Ну, наконец-то, – протянул он. – Мы уже заждались. Как рука?

Он медленно потянул ствол вверх, перехватывая винтовку за цевье. Началось. Значит, я был прав, он ждал только меня, остальные были обречены. Мне показалось, что движения его были бесконечно долгими. Мои пальцы ощупывали гладкую поверхность рукоятки ножа и его приятную тяжесть. Бросок. Снизу вверх. Не успел ротный поднять винтовку, как нож впился ему в шею. Он сделал шаг назад, выронил оружие и упал навзничь, захлебываясь кровью. Послышался протяжный булькающий выдох. Лена вскочила на ноги и стояла так, ошарашенная внезапным развитием событий. И только дед оставался спокоен, он обернулся ко мне и кивнул головой.

– Хорошо! А то я думал, что его вранье не закончится никогда.

– Если все понял, почему ждал? – спросил я.

– Боялся не за себя, боялся за вас обоих. К тому же защитник из нас ты. Тебе и карты в руки!

Он поднялся и подошел к капитану, который еще был жив. Некоторое время без сожаления понаблюдал за ним, затем, когда все закончилось, снял с него пятнистый бушлат, оголил левую руку до плеча.

– Смотри сюда.

На руке, возле локтя, почти на сгибе чернела татуировка трезубца.

– И что? – не понял я.

– Что? Я так и думал, вот что! Знак разрушения, знак убийц, знак бога Знича! Они преследуют тебя по пятам и не успокоятся, пока не затянут на свою сторону или не убьют.

– Ты думаешь, у остальных такие же метки?

– К гадалке не ходи.

Я встал рядом, последний раз посмотрел в остекленевшие глаза капитана. Молодой – еще нет тридцати. Понимал ли он, кому служит? Что заставило его выбрать этот путь и никакой другой? Какие человеческие слабости толкнули его в объятия тайной организации, выступающей врагом всему человечеству? Желание казаться избранным? Быть не таким, как все? Власть? Быть может, обычная корысть? Вопросы, вопросы…

– А сначала показался мне хорошим мужиком, – проговорил я и закрыл ему глаза ладонью, достал из шеи нож и вытер о снег.

– Что теперь делать? – послышался голос девушки.

Самообладание вернулось к ней быстро. Она сунула руки в карман куртки и поеживалась от озноба.

– Нужно будет сложить ритуальный костер, – сказал дед. – Соберем остальных и предадим огню. Боги получили свою жертву.

– Пусть валяются в лесу, – возразил я. – Зачем столько возни. Звери сами позаботятся.

– Нельзя! – помотал головой знахарь. – Их души невинны. Пусть освободятся для будущих воплощений. Костер очистит их, лишит привязки суетного мира.

Он положил руку мне на плечо и торжественно произнес, насколько это было возможным в данной ситуации:

– Ты защитил нас. Теперь ты истинный воин Перуна. Хвала тебе и твоим предкам.

– Аминь! – услышал он в ответ.

Глава одиннадцатая

Они брели по дороге, не таясь. Движение шло в обе стороны. Люди, в большинстве своем, молчали. Встречные лица были тревожные и усталые. Война. Беженцы. Они уходили целыми семьями подальше от разоренных земель. Дети разных возрастов шли вместе с родителями. Младших несли на руках. Основная часть двигалась с юга в сторону Москвы и дальше к торговым городам. Главным из них, не считая Владимира, в кольце Новых городов, считалось Ярославское подворье, где на рыночной площади могли сразу уместиться несколько тысяч человек. Говорили даже, что купеческие ладьи перегораживали Волгу так, что можно было спокойно переходить с берега на берег через борт о борт стоявшие суда. Богатые города слепили глаза иноземцам своей роскошью. Покрытые золотом купола церквей застилали сознание. Так бездарно, на их взгляд, расходовать драгоценный металл мог позволить себе только очень неумный народ. А когда неискушенный, попавший впервые на Русь торговец видел разодетых в дорогие собольи шубы и в атласные хилы простых девок и баб, с жемчугами вместо пуговиц, удивлению его не было предела. Слухи о достатке Залеских земель расходились далеко за границы империи. Даже роскошь ханов Алтын Урус зачастую блекла перед великолепием двора Московского князя.

Груженые скарбом телеги медленно и тяжело переваливались через колдобины, лошади хрипели, натужно выбираясь из ям. Изредка встречные возы цеплялись друг за друга колесами на особенно узких участках. Тогда слышалась громкая перебранка, и нерадивые возничие в кровь били бедных животных кнутами, заставляя их напрягать все свои силы. Движение стопорилось, люди кричали. Если телега ломались, ее тут же переворачивали в сторону, не обращая внимания на стенания хозяев, которые, погоревав над добром, кидали нажитое и шли дальше. Телеги оставляли обломками вдоль дороги на всем протяжении пути. Брошенный скарб растаскивали. Кое-где попадались трупы лошадей. Голодные облезлые собаки стаями крутились подле, обгладывая тухлятину до костей, не оставляя воронью ничего.

– Расступись! Расступись! Дорогу!

Хорошо вооруженный отряд, с баскаком во главе, верхом на лошадях, расталкивал народ, плетьми проторяя себе путь. Поравнявшись с Вохмой, передовой гридень, одетый в кольчугу, занес над ним руку, но, увидев устремленный на него хмурый взгляд и вызывающую ухмылку, враз осекся и стеганул ближнего к ордынцу мужика. Нерасторопный мужик опоздал увернуться, схватился за голову рукой. Сквозь пальцы брызнула кровь.

– Нелюди! – бросил он вслед удаляющемуся верховому. – Чтоб ты сдох!

– На, возьми, смажь!

Светозар залез в дорожную суму и достал из нее маленькую деревянную плошку.

– Дедушка, позволь я ему помогу?

Из-под руки вынырнула Маня. Она выхватила у колдуна плошку, открыла ее и пальцем достала зеленую мазь.

– А поможет? – недоверчиво покосился на них мужик.

– Даже не сомневайся. К вечеру все пройдет.

– Ладно, мажь, – крякнул тот и послушно подставил голову.

– Подожди, – остановил его Светозар. – Сначала промой рану водой!

Вохма с удовольствием наблюдал за женой, которая, словно заправская ведунья, последовала совету деда, достала бурдюк с водой, промыла рану, затем обильно смазала ее мазью, сопровождая действия заклинаниями. Мужик терпел, лишь один раз поморщился, когда едкая мазь защипала кожу.

– Спаси бог! – поблагодарил он за заботу. – Я, Макарий – каменщик иду в Москву на строительство храма. Вот припозднился. Жена разрешилась сыном. А моя дружина – артель уже там, ждут только меня. Я – зодчий. А вы кто?

Он посмотрел на ордынца, под дорожным плащом которого угадывалась воинская амуниция, и отвел глаза, опасаясь, что спросил лишнее.

– Прими поздравления, Макарий. Наследник – хорошо. – Светозар, коснулся его лба ладонью. – Пусть вырастет он достойным сыном. Опорой родителям в старости. Пусть хранит его Род!

– По вашим речам, так понимаю, вы люди старой веры? – тихо заговорил тот, оглядываясь по сторонам и крестясь. – Будете в Москве, старайтесь себя не выдавать. Нынче вашего брата не жалуют. Называют вас погаными лазутчиками. Могут – прямо в железо!

– За что такая немилость?

– Я – каменщик, многого не понимаю, но предупредить хороших людей должен. Раньше в храмах дозволялось находиться всем: и правоверным христианам, и язычникам, и мусульманам. Все находили приют под святым сводом и крест тому свидетель. А уж я установил крестов на маковки церквей немало. Уж мне поверьте. И всегда наш крест объединял разных людей. Теперь, говорят, только крещеные могут войти в храм и помолиться.

– А остальные куда? – спросил Вохма.

Макарий пожал плечами, продолжая пальцами осторожно ощупывать голову.

– Не трогай, пусть рана подсохнет, – остановила его Маня.

Прошла уже пара недель, как они покинули урочище Светозара. Лесное подворье было сожжено. Но вот дом…. Как не пытался враг придать его огню, он, заговоренный, оставался нетронутым. Факелы гасли в сажени от стен. Любая попытка была тщетной. Тогда враг применил оружие. Топоры и мечи ударяли об огромные бревна, отскакивали от них, как от железа, со звоном и искрами, не оставляя даже зарубок. Воины крестились, вознося молитвы, страшась темных сил. Им хотелось поскорее покинуть проклятое место. Нечисть окружала их повсюду, грозила смертью. Они роптали. Слишком дорогой была цена за пленение колдуна. Не по себе было и боярину. Животный страх гнездился в животе, от чего ему вечно хотелось до ветра, но он старался сдерживаться, не показывать его остальным. Он ждал Следопыта, а тот, как назло, пропал в лесу. И только рассвет вернул людям бодрость духа. Вместе с рассветом появился и Следопыт. Он возник неожиданно, черный и грязный. Молча кивнул боярину и приказал уходить. Он не замечал поредевшего войска, не видел облегчения на лицах дружинников. Погруженный в свои думы, он не замечал ничего.

Поляна опустела. Мрачный и таинственный дом одиноко стоял на пепелище, воронье с криком носилось над ним, словно боги мира Нави проникли в этот мир, созывая в последний путь души мертвых.

Но сначала, по настоянию деда, они справили свадьбу, связав жизни перед вышними богами у святилища, получив благословение на воду. Молодые держались за руки, скрепили союз поясом, клялись перед алтарем, призывали в свидетели все четыре стихии. Маня была счастлива. Одетая в нарядный кожух на беличьих чревах, кику с чеканными бляшками – аламами, по бокам на цветной ленте вместо серег навесила узорчатые серебряные колты. Ей было достаточно того, что она считала себя женой и без свадебного ритуала, но, видя неодобрительное отношение деда к такой вольности, прошла его безропотно. Правда, вокруг не было Вече, которое на круге решало связать молодого князя и княгиню узами брака, как это обычно делалось на Руси. Достаточно было спросить молодую: «Люб ли ей жених?», а у молодца: «Люба ли ему невеста?», и при утвердительном ответе обоих считали мужем и женой. С такой же легкостью следовал и развод. На площади. При старейшинах. Когда жену передавали другому избраннику. Без проволочек и религиозных обрядов. Так могло повторяться несколько раз. В количестве браков никто никого не ограничивал. Но в последнее время такой порядок нарушался. Христианские обычаи запрещали развод при живой жене, иначе это считалось прелюбодеянием – одним из страшных грехов.

Но Маню все это волновало мало. Ее сердце отныне принадлежало только одному человеку – суженому. Она была уверена, что на всю жизнь. Они все вместе вернулись в Новый Торг к родителям Вохмы. И радости тех не было предела. Мать не знала, куда усадить невестку. Уж больно она приглянулась ей ранее. Добрава, по своему обыкновению, довольно кряхтел и разглаживал бороду, сидя на завалинке. Солнце пригревало его седую голову, золотило выцветшие брови. Он блаженно щурился с благодарностью Яриле. Каждый день для него был наполнен последними ожиданиями. Он готовился к смерти.

Маня пришлась ко двору. Мать, не откладывая, тут же помчалась за священником и на пепелище разрушенного храма Святого Спаса они обвенчались, но уже по христианскому обычаю. Дед не противился. Поборник и хранитель старой веры он уступил активности женщины и принял двойной обряд с покорностью.

Между тем, едва ступив на порог к новым родственникам, он незаметно от всех постоял возле кузни и несколько раз обошел вокруг дома. Покопался под крыльцом, что-то вынул оттуда, завернул в тряпицу и спрятал в суму. За этим занятием его застал Вохма.

– Что потерял? – спросил он его подозрительно.

Светозар показал камень.

– Это скол от алтаря на болоте, – сказал колдун. – Я положил его сюда прошлым летом. Он – оберег вашего дома.

– Оберег? Почему сюда? – недоумевал Вохма.

– Ты не сможешь понять. Я тебе уже говорил. Все связано. Не пытай меня. Я и так говорю тебе больше, чем нужно!

Светозар опять спрятал камень, торопливо от чужих глаз.

– Если это оберег, зачем ты его забрал?

– Он уже сослужил свою службу. Сохранил ваш дом. Теперь сила его закончилась. Будет лучше, если ты никому не скажешь, что видел!

– Хорошо, если ты так хочешь! – пожал плечами ордынец.

Он в последнее время сдерживал свое любопытство и старался без причины не беспокоить колдуна расспросами. Сначала дед раздражал его своими уклончивыми суждениями, раздражал молчанием, властным взглядом. Причину этого Вохма, как и всякий обычный человек, искал вовне, но позже понял, что раздражение – это ответ на его беспомощность перед жрецом. Сила ордынца и его умение были ничтожны по сравнению с силой и умением Светозара. До нынешнего дня, он не находил объяснения своему состоянию. Но потом, он открыл в себе другое чувство. Ранее, он привык подчиняться волхвам у себя в Орде, и это было нормально. Волхвы были хранителями сакральных знаний, издревле держали в узде правителей. Они служили опорой законности и порядка. Имели реальную власть. К ним шли за мудростью, за здоровьем. Но самое главное – их боялись.

Здесь же все было не так. Вохма не боялся старца. Он наоборот ощутил в себе потребность охранить Светозара от внешнего мира, от жестокости и алчности людей. Ордынец понял, что власть Светозара ограничена лишь тем местом, в котором он укрылся от всех, спрятавшись в лесу на болоте. В этом он видел уязвимость ведуна, в этом было противоречие. Кроме всего прочего, Светозар был ему нужен. Остался неразрешенным вопрос, который не давал Вохме покоя: что же было в той грамоте? Он бережно хранил ее у себя, иногда просматривал, надеясь разобрать тайнопись самостоятельно, сопоставляя письмо со знакомыми символами, взятыми из других известных ему языков. Но все безуспешно. Грамота молчала. Светозар тоже. В конце концов, ордынец смирился и стал ждать, справедливо полагая, что время тайн вскоре пройдет.

– Твой отец совсем плох! – сказал волхв.

Он стоял перед ордынцем на расстоянии вытянутой руки в белой рубахе, с расстегнутым воротом, и накинутой на плечи овчине. Только сейчас Вохма рассмотрел мелкие цветные бусы на жилистой шее и знак Перуна справа, чуть ниже ключицы.

– Можешь поставить его на ноги? – с надеждой спросил молодец.

– Все в руках Рода. У него нарушен поток жизненных сил. Они уходят из него с каждым днем. Нужно заставить их вернуться в исходное состояние. Тогда он выздоровеет!

– И всего-то дел? – поморщился ордынец, полагая, что дед заговорил об этом неслучайно. – Что-то нужно от меня?

– Ты должен помочь мне в одном деле.

– В каком? Хотя это не важно, – быстро поправился он. – Я согласен.

Нечто подобное он ожидал. Не зря колдун давал обещания боярину на ритуальном камне. Не зная всех обстоятельств дела, Вохма поинтересовался:

– Ты чего-то боишься?

Старец усмехнулся.

– Бояться мне нечего. Я и так знаю, чем все кончиться. Но есть надежда все изменить. Судьба рисует грядущее разными красками!

– Об этом ты говорил с тем служителем Знича у капища?

Светозар не успел ответить. На двор стали собираться люди. Их было немного. Вохма насчитал двенадцать. Ходоки робко вошли, увидели старца и склонили головы. Мрачные уставшие лица. Они пришли за советом.

– Челом бьем тебе, Светозар! – заговорил старший – из мастеровых, обращаясь к волхву. – Прознали, что ты здесь. Сразу пришли к тебе, к защитнику старой веры. Новгород прислал своего посадника и работных людей с ним. Они хотят восстанавливать город. Скажи, что нас ждет? Что будет с городом? Остаться нам здесь или уйти на север? Здесь мы уже потеряли все. Другого нашествия не переживем!

Они стояли гуртом, ломая в руках шапки, с надеждой смотрели на волхва провалившимися от горя глазами. Несколько дней и ночей подряд они хоронили павших горожан в общей братской могиле по настоянию священника, согласно христианской вере. Люди выбивались из сил. Огромную могилу вышли копать все, кто еще мог держать в руках лопату. Чтобы не допустить мора и болезней, трупы старались вывозить как можно быстрее и тут же их закапывать, пока они не начинали разлагаться на жаре. Подводы за подводами, запряженные лошадьми-доходягами, которых оставило тверское войско за ненадобностью, медленно двигались за город к погосту. Вскоре все было закончено. Священник, в грязной оборванной рясе, устал махать кадилом, распевая молитву тонким голоском, пока, наконец, последний житель не был предан земле. Сверху, над небольшим курганом, водрузили крест. Он был виден издалека. Напоминание живым о страшной трагедии, постигшей город.